Субъективные признаки мошенничества

В юридической литературе изучению субъекта преступления посвящено немало исследований^[140]. Субъект хищения анализировался преимущественно в связи с понятием и признаками хищения вообще^[141].

Ответственность за мошенничество может наступить при достижении виновным 16-летнего возраста, хотя возраст субъекта других форм хищений (кража, грабеж, разбой) снижен до 14 лет.

А.И. Бойцов неравный подход законодателя к определению возрастных границ уголовной ответственности за хищения объясняет двумя обстоятельствами: более высокой общественной опасностью данных имущественных посягательств, обусловленной более опасным способом их совершения и более широкой их распространенностью среди совершаемых подростками преступлений^[142]. Л.Д. Ермакова напротив, считает, что в ч.2 ст.20 УК РФ «. закон перечисляет только те деяния, общественную опасность которых в полной мере может осознать лицо, достигшее 14 лет. Распространенность среди подростков тех или иных деяний, а также уровень опасности этих деяний она не ставит «во главу угла», что на наш взгляд,

совершенно справедливо. Кроме того, ч.2 ст. 20 УК РФ помимо тяжких и особо тяжких преступлений, называет и те составы, которые относятся к категориям небольшой и средней тяжести (например, ст. 166, 214, 267 УК РФ). Поэтому единственно правильным критерием определения возраста, с которого может наступать уголовная ответственность, является возможность осознания лицом общественной опасности совершаемого деяния.

Зададимся вопросом, может ли подросток в 14-16 лет осознавать, что похищает чужое имущество посредством обмана? Ответ напрашивается положительный.

По поводу законодательного порога возраста уголовной ответственности за мошенничество сложились две противоположные точки зрения. Одни авторы полагают, что возраст необходимо снизить до 14 лет^[145], другие не видят необходимости в снижении возраста уголовной ответственности за мошенничество, объясняя не распространенностью таких преступлений среди

подростков от 14 до 16 лет^[146]. Полагаем, что критерием криминализации или декриминализации не может быть только лишь слабая распространенность того или иного явления. В противном случае практически все преступления, например, против конституционных прав граждан необходимо декриминализовать, а обман потребителей вернуть в уголовное законодательство^[147]. Критериями определения общественной опасности является не только распространенность деяния, но и его вредоносность. Совершенно справедливо А.Д. Нечаев пишет: «Для определения вредоносности учитываются социальные последствия деяния, объект посягательства и поведенческие связи между ними. ... То, что деяние носит не единичный, не случайный характер (выделено авт.), образует его распространенность»^[148]. Далее он пишет: «Уголовное право должно рассматриваться как последнее средство, но наличие альтернативы не всегда свидетельствует о необходимости отказа от криминализации или осуществления декрминализации.

4

криминализация»^[149].

Поддерживая мнение ученого, попытаемся спроецировать высказанный им тезис на исследуемый нами вопрос. Имеет ли место альтернатива замены уголовно-правовой репрессии на иные, например, гражданско-правовые средства восстановления нарушенного права собственности лица, у которого обманным путем несовершеннолетний (14-16 лет) похитил имущество? Да, имеет. Могут ли данные альтернативные средства предупреждения покрыть в полном объеме социальные издержки таких деяний? Очевидно, нет. Так называемые альтернативные средства будут являться предпосылкой появления чувства безнаказанности у подростка. Потенциальные противники высказанной позиции могут возразить, что привлекая несовершеннолетнего в столь раннем возрасте к уголовной ответственности, мы, таким образом, приобщаем его к криминальной субкультуре. Однако уголовный закон в достаточной мере обладает рядом иных мер уголовно-правового характера, способных оказать исправительное воздействие на несовершеннолетнего, тем не менее, не «калеча» ему жизнь. Это и воспитательные меры, и судебный штраф. Кроме того, не исключены и возможности института освобождения от уголовной ответственности.

Ввиду интеллектуальности мошенничества, общественная опасность, на наш взгляд, доступна для осознания несовершеннолетними в возрасте 14-15 лет. «Осознание общественной опасности происходит независимо от способа совершения хищения, а исходя из противоправности обращения чужого имущества в пользу виновного. При грабеже несовершеннолетний понимает, что он не имеет никаких прав на похищаемое имущество, при мошенничестве происходит то же самое, однако законодатель считает, что, исходя из способа хищения, несовершеннолетний не осознает общественной опасности мошенничества»^[150].

по данному эпизоду он был оправдан^[151]. Получается, что совершая хищение, опасность которого осознается подростком, из-за несовершенства законодательных конструкций в отдельных случаях невозможно привлечь к уголовной ответственности такое лицо.

Кроме того, ч.2 ст. 20 УК РФ предусматривает более «взрослые», т.е. требующие определенного жизненного опыта, уровня интеллектуального развития преступления, ответственность за которые наступает с 14-летнего возраста: практически все преступления террористической направленности, захват заложника, угон судна воздушного или водного транспорта или железнодорожного подвижного состава, посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля и т.д. Снижение возраста уголовной ответственности за мошенничество до 14 лет, на наш взгляд, оправдано и логически объяснимо.

Не имеет смысла устанавливать пониженный возраст уголовной ответственности для всех специальных видов мошенничества. Так, подросток в возрасте 14-16 лет не может стать заемщиком при получении кредита в банке. Он не является адресатом получения социальных выплат, т.к. от его имени всегда выступает законный представитель. Совершить мошенничество в сфере предпринимательства такой подросток также не сможет, т.к. это состав со специальным субъектом. Исходя из положений ст. 27 ГК РФ эмансипация возможна только для лиц, достигших 16-летнего возраста, поэтому стать индивидуальным предпринимателей до достижения этого возраста невозможно. Участником договора страхования несовершеннолетний быть не может, т.к. страхователями признаются дееспособные физические лица^[152], а деятельность субъектов страхового дела подлежит лицензированию^[153], поэтому также предполагает дееспособность.

В то же время, подросток 14-16 лет - это в большинстве случаев человек, достаточно уверенно пользующийся возможностями ЭВМ, и коль скоро он научился проводить «аферы», путем «ввода, удаления, блокирования, модификации компьютерной информации либо иного вмешательства в функционирование средств хранения, обработки или передачи компьютерной информации или информационно-телекоммуникационных сетей» (ч.1 ст.

Итак, на наш взгляд, целесообразно снизить возраст уголовной ответственности по ч.1-4 ст. 159, 159.3, 159.6 УК РФ до 14 лет.

Второй обязательный признак субъекта - вменяемость. Вряд ли применительно к мошенничеству может вызвать какие-либо затруднения. Учитывая интеллектуальный способ совершения данного преступления, вопрос об отсутствии вменяемости просто не возникает.

Третий обязательный признак - физическое лицо. Опыт зарубежных государств, международные обязательства России^[154], положительная оценка института уголовной ответственности юридических лиц отечественными специалистами^[155] не единожды приводила к обсуждению законопроектов об уголовной ответственности юридических лиц^[156]. Любое преступление - есть акт свободной воли, воля присуща каждому конкретному человеку, поэтому решение, принятое от имени юридического лица - есть решение отдельных физических лиц. Уголовная ответственность всегда несет в себе персонифицированный характер. Введение уголовной ответственности юридических лиц может позволить уйти от ответственности тем лицам, которые действительно виновны в совершении того или иного уголовно наказуемого деяния, а тяготы ответственности будут распределяться солидарно на всех работников юридического лица, что вряд ли соответствует принципу справедливости.

Таким образом, по основному составу мошенничества субъект преступления - общий.

критике^[158].

Признаки специального субъекта отражены в ч.3 ст. 159 УК РФ - лицо, использующее свое должностное положение, аналогичный признак зафиксирован во всех третьих частях специальных составов мошенничества.

Так, У. совершила мошенничество при получении выплат путем предоставления заведомо ложных и недостоверных сведений с использованием своего служебного положения. Обладая специальными познаниями, находясь на муниципальной службе, являясь должностным лицом, обладающим административно-хозяйственными функциями

подготовила для себя соответсвующие справки и иные документы для получения субсидии. Сотрудники филиала Главного управления социальной защиты населения Курганской области на основании предоставленных ею подложных документов при подаче сводной заявки на перечисление субсидий на оплату жилого помещения и коммунальных услуг, включили У. в список получателей субсидии. Суд квалифицировал действия подсудимой У. по ч. 3 ст. 159.2 УК РФ^[159].

Квалифицирующий признак «лицо, использующее свое служебное положение» неоднократно являлся предметом обсуждения в научной литературе. Одна группа ученых понимает его широко: должностное лицо, соответствующее признакам, указанным в примечании к ст. 285 УК РФ, а также государственный служащий или служащий органа местного самоуправления, не являющийся должностным лицом; лицо, выполняющее управленческие функции в коммерческой организации, а также служащий коммерческой или иной организации, не обладающий управленческими функциями^[160]. Другие придерживаются узкого понимания, не включая служащих, не обладающих признаками должностного лица или лица, выполняющего управленческие функции в коммерческих или иных

3

организациях^[161].

Пленум Верховного Суда РФ разъяснил: «Под лицами, использующими свое служебное положение ., следует понимать должностных лиц, обладающих признаками, предусмотренными примечанием 1 к статье 285 УК РФ, государственных или муниципальных служащих, не являющихся должностными лицами, а также иных лиц, отвечающих требованиям,

предусмотренным примечанием 1 к статье 201 УК РФ»^[162]. Таким образом, высшая судебная инстанция заняла некую усредненную позицию, и, как справедливо указывает Н.А. Лопашенко «.для таких ограничений закон не дает никаких оснований»^[163], хотя логика ясна.

Лицо, представляющее интересы органов государственной власти и органов местного самоуправления, совершая мошеннические действия, посягает не только на имущество потерпевшего, но и дискредитирует авторитет государства. Поэтому действия такого лица имеют большую общественную опасность и законодателем оцениваются как квалифицированное мошенничество и дополнительной квалификации по ст. 285 УК РФ не требуется. Совершение мошеннических действий лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческой или иной организации, требовало бы дополнительной квалификации по ст. 201 УК РФ, т.к. нарушается «.нормальная деятельность коммерческих или иных организаций, их управленческого аппарата»^[164]. Но коль скоро Верховный Суд РФ указал, что данные лица подпадают под действие ч.3 ст. 159 УК РФ, то совокупности преступлений здесь не будет. Действия «простых» служащих коммерческих или иных организаций нормой о злоупотреблении полномочий (ст. 201 УК РФ) не охватываются, следовательно, и совершение мошеннических действий такими служащими не может расцениваться как квалифицированное мошенничество.

В то же время не поддается логическому объяснению позиция высшей судебной инстанции, указавшей: «В том случае, если указанное лицо (должностное лицо, либо лицо, выполняющее управленческие функции в коммерческой или иной организации - коммент. авт.) получило ценности за совершение действий (бездействие), которые в действительности оно не

может осуществить ввиду отсутствия служебных полномочий и невозможности использовать свое служебное положение, такие действия при наличии умысла на приобретение ценностей следует квалифицировать как мошенничество, совершенное лицом с использованием своего служебного положения (выделено авт.)^[165].

Очевидно, отсутствие служебных полномочий не может быть основанием для квалификации действий виновного как квалифицированное мошенничество. В то же время получение взятки или коммерческого подкупа за действия, который субъект не может выполнить, но обладающий при этом полномочиями, определенными примечаниями к ст. 201, 285 УК РФ, должно оцениваться по признакам ч.3 ст. 159 УК РФ^[166].

Мошенничество в сфере предпринимательской деятельности также может совершить только специальный субъект. В соответствии с примечанием 4 к ст. 159 УК РФ действие уголовного закона о предпринимательском мошенничестве распространяется на все случаи преднамеренного неисполнения договорных обязательств, где сторонами договора являются либо частные предприниматели, либо юридические лица. Поэтому субъектом может быть либо индивидуальный предприниматель, либо лицо на законных основаниях, представляющее интересы юридического лица. Верховный Суд РФ уточнил, что данное преступление может быть совершено «.индивидуальным предпринимателем в связи с осуществлением им предпринимательской деятельности и (или) управлением принадлежащим ему имуществом, используемым в целях предпринимательской деятельности, либо . членом органа управления коммерческой организации в связи с осуществлением им полномочий по управлению организацией либо в связи с осуществлением коммерческой организацией предпринимательской или иной

экономической деятельности, за исключением случаев, указанных в данной норме.

При этом к членам органа управления коммерческой организации относятся, в частности, член совета директоров (наблюдательного совета) или член коллегиального исполнительного органа коммерческой организации (например, правления акционерного общества), лицо, выполняющее функции единоличного исполнительного органа (директор, генеральный директор, председатель производственного кооператива и т.п.)»^[167].

Признаки специального субъекта можно обнаружить в составе преступления, предусмотренного ст. 159.1 УК РФ - заемщик, т.е. лицо, оформившее кредитный договор.

Словарь экономических терминов определяет заемщика как одного из субъектов кредитных отношений, получателя кредита, который гарантирует возвращение временно заимствованных средств, оплату предоставленного кредита^[168].

Так, на стадии проверки кредитных заявок сотрудники Номос-банка проявив достаточную бдительность, выявили несколько фактов, когда потенциальные заемщики сообщили заведомо ложные или недостоверные сведения, способные повлиять на решение по заявкам, или значимые для обеспечения возвратности кредитов. Сотрудники банка обратились в полицию, и при попытке заключить договоры с банком подозреваемые в мошенничестве были задержаны в офисе банка^[169].

Сотрудники банка справедливо полагали, что в описанных случаях имели место покушения на преступления, предусмотренные ст. 159.1 УК РФ, но органы предварительного расследования в возбуждении уголовных дел

отказали (!), обосновывая своё решение следующим. В ст. 159.1 УК РФ предусмотрен специальный субъект преступления - заемщик. Гражданин, который обратился с банк с просьбой выдать ему кредит, представивший туда требуемые документы, но не заключивший договор с банком (соответственно, не являющийся стороной договора, заемщиком (ст. 819 ГК РФ)), не является субъектом указанного преступления. Следовательно, по мнению сотрудников полиции, состав преступления в действиях гражданина отсутствует^[170] .

Если рассуждать подобным образом, то абсолютное большинство составов преступлений, где субъект специальный, преступления нет, покуда оно не доведено до конца. Например, при убийстве матерью новорожденного ребенка в процессе родов, роженица матерью (в юридическом смысле) еще не является. Получается, что покушение на мошенничество в сфере кредитования возможно на стадии когда кредитный договор уже подписан, а денежные средства еще не выданы.

Совершенно справедливо П.А. Скобликов указывает, что правоприменителю следует исходить из презумпции добросовестности законодателя и разумности принимаемых им законов^[171].

Итак, доктринально субъект ст. 159.1. УК РФ можно определить как лицо, стремящееся в преступных целях приобрести статус заемщика и предпринимающее для этого необходимые действия, а также лицо, вступившее в кредитно-заемные обязательства. Подобное определение заемщика мы можем найти и в регулятивном законодательстве. Так, в федеральном законе «О потребительском кредите (займе)» дано следующее определение заемщика: «Заемщик - физическое лицо, обратившееся к кредитору с намерением получить, получающее или получившее

потребительский кредит (заем)»^[172]. Аналогичную позицию можно встретить и научной литературе^[173].

Так, Подгорнов Г.В. и Нещадимов А. В. каждый виновны в том, что совершили мошенничество в сфере кредитования, то есть хищение денежных средств заемщиком путем предоставления банку заведомо ложных сведений, совершенное группой лиц по предварительному сговору. Используя заведомо подложные паспорта на посторонние фамилии, в различных отделениях банков, получали кредиты^[174]. Фактами, подтверждающими преступность намерений виновных, т.е. получение кредита без цели его возращения, является предоставление подложных документов.

Иные лица, не обладающие признаками заемщика уголовную ответственность по ст. 159.1 УК РФ нести не могут. Так, П., работая кредитным инспектором (выделено автором) - специалистом по потребительскому кредитованию банка «Первомайский» (ЗАО), которая согласно своей должностной инструкции обязана принимать и проверять достоверность предоставленных заемщиком документов на получение потребительского кредита, вступила в предварительный преступный сговор с неустановленным следствием лицом, направленный на хищение денежных средств банка «Первомайский» (ЗАО), путем обмана банка и составления фиктивных документов для получения кредита. По паспорту внеся в нее не соответствующие действительности сведения о заемщике, в том числе изготовила и внесла фото неустановленного мужчины вместо Б.А.И.., после чего, ... отправила указанные документы по электронной почте на рассмотрение в банк «Первомайский» (ЗАО) на получение кредита в размере 150000 рублей. Получив одобрение банка ., П. заполнила кредитный договор на имя Б.А.И. и сформировала кредитное досье на его имя, в котором от имени

Б.А.И. расписалось неустановленное лицо. По данному кредитному договору она получила в банке «Первомайский» (ЗАО) ПИН-код и банковскую карту, на счете которой находились денежные средства в сумме 150000 рублей, которые совместно с неустановленным лицом обналичила и распорядилась ими по своему усмотрению, причинив ущерб банку «Первомайский» (ЗАО) на сумму 150000 рублей. Действия виновной квалифицированы по ч.3 ст. 159 УК РФ^[175].

Учитывая, что виновная фактически заемщиком не являлась, суд справедливо дал оценку ее преступных действий как мошенничество, не смотря на то, что оно и было совершено в сфере кредитования.

Касательно признаков субъекта возникает еще один вопрос. Следует ли признавать субъектом преступления, предусмотренного ст. 159.1 УК РФ, лицо, которое предъявляет чужие подлинные документы. Учитывая, что такое лицо при обращении с заявкой о предоставлении кредита, находится «в сфере кредитования», а предъявляя чужие документы, обманывает представителей банка в свойствах личности, логично предположить, что действия такого лица следует квалифицировать по ст. 159.1 УК РФ. По такому пути формировалась и практика. Так, У, обратившись в банк за предоставлением кредита, представила паспорт своей сестры, с которой имела визуальное сходство. Банком заявка была одобрена, и У. получила кредит, чем причинила банку ущерб в размере 280701, 75 рублей^[176]. В научной литературе такую позицию судов отдельные авторы оценивают критически^[177]. Верховный Суд РФ указал, что если лицо выдает себя за другое либо для получения кредита использует

других лиц, не осведомленных о его преступных намерениях, действия виновного следует оценивать как «простое» мошенничество^[178].

Субъективная сторона мошенничества характеризуется виной в форме прямого умысла и корыстной целью. Можно с уверенностью утверждать, что в настоящее время в уголовно-правовой доктрине сложилась довольно последовательная и непротиворечивая теория субъективной стороны^[179]. В практической деятельности установление признаков субъективной стороны всегда представляло и будет представлять набольшую трудность. «Проникнуть в мысли (побуждения, намерения, переживания) гораздо труднее, чем познать внешние признаки общественно опасного деяния»^[180].

На первый взгляд, учитывая интеллектуальный характер мошенничества, сложно представить ситуацию, когда виновный совершает деяние путем обмана или злоупотребления доверием, не осознавая общественную опасность своих действий, не предвидя возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и не желая их наступления.

Еще И.Я. Фойницкий в понятии обмана выделял три признака: заведомость, намерение обольстить, искажение истины^[181]. Данные признаки не вызывают сомнения и у современных авторов^[182].

Практически не подвергается сомнению то обстоятельство, что умысел при совершении мошенничества может быть только прямой^[183]. Чаще всего этот тезис объясняется законодательным указанием на наличие цели. Действительно, если лицо преследует конкретную цель - в данном случае корыстную, то сложно представить себе, что по отношению к наступлению результата - преступных последствий, оно их не желает, но сознательно допускает либо относится к ним безразлично (ч.3 ст. 25 УК РФ). Отдельные авторы ставят под сомнение наличие прямого умысла в ситуациях умолчания о фактах, влекущих прекращение социальных выплат, ссылаясь на забывчивость, необязательность, незнание об обязанности уведомления компетентных органов о соответствующих фактах^[184]. Полагаем, доводы обвиняемых о том, что они не знали о своей обязанности, как правило, является способом защиты.

Дополнительным аргументом является еще и то обстоятельство, что обман в его уголовно-правовом понимании всегда совершается со стремлением создать заблуждение о реальности событий у потерпевшего, и соответственно побудить совершить (либо воздержаться) тот поступок, который выгоден виновному.

«Эта цель является субъективным признаком любого обмана. Она же свидетельствует о том, что обмануть можно только с прямым умыслом»^[185].

Однако в практической деятельности, проблема установления прямого

3

умысла на совершение мошеннических действий является довольно сложной^[186].

Неудивительно, что высшая судебная инстанция каждый раз разъясняет на какие обстоятельства необходимо обращать внимание судам для определения прямого умысла на совершение мошеннических действий. «К обстоятельствам, подтверждающим умышленный характер деяния, могут относиться, в частности, обстоятельства, указывающие на то, что у лица фактически не имелось и не могло быть реальной возможности исполнить обязательство; сокрытие информации о наличии задолженностей и залогов имущества; распоряжение денежными средствами, полученными от стороны договора, в личных целях; использование при заключении договора фиктивных уставных документов, поддельных гарантийных писем и другие. При этом каждое из указанных обстоятельств в отдельности само по себе не может свидетельствовать о наличии умысла на совершение преступления, а выводы суда о виновности лица должны быть основаны на оценке всей совокупности доказательств»^[187].

С этим обстоятельством связан еще один немаловажный момент: умысел на совершение мошенничества должен возникнуть до начала совершения действий, составляющих объективную сторону^[188]. Иными словами, прежде чем обманывать (злоупотреблять доверием) у виновного должен сформироваться умысел, направленный на хищение чужого имущества или приобретение права на чужое имущество^[189]. Данный вопрос, казалось бы однозначно решенный не только в доктрине уголовного права, но и правоприметительной

деятельности, недавно получил новый виток обсуждений. Дело в том, что при работе над проектом Постановления Пленума Верховного Суда РФ № 48 «О практике применения судами законодательства, регламентирующего особенности уголовной ответственности за преступления в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности» предлагалось сделать указание, согласно которому момент возникновения умысла в предпринимательском мошенничестве значения не имел бы^[190]. Ни рабочая группа, ни представители предпринимательского сообщества первоначально не придали серьезного значения данному обстоятельству^[191]. По справедливому замечанию П.С. Яни, подобный исход мог бы привести к тому, что любые невыполненные обязательства по договору можно было бы оценивать как мошенничество^[192]. Данное обстоятельство заставило автора более подробно проанализировать вопрос о возможности квалификации действий виновного как мошенничества, если умысел возник после получения имущества во владение, пользование, распоряжение. Подробный анализ практики и юридической литературы, привел его к совершенно справедливому выводу о том, что утверждение о возможности возникновения у лица в рамках состава мошенничества умысла на совершение хищения путем злоупотребления доверием уже после того, как лицом указанное имущество получено в свое обладание нельзя признать обоснованным^[193]. В настоящее время высшая судебная инстанция разъяснила, что о наличии прямого умысла, возникшего до совершения деяния могут свидетельствовать заведомое отсутствие у лица

реальной возможности исполнить обязательство по договору, использование при заключении договора поддельных документов и гарантийных писем, сокрытие информации о наличии задолженности и другие обстоятельства^[194]. Так, виновной по ст. 159.1 УК РФ была признана С., которая по поддельным документам на себя и поручителя в Сбербанке РФ получила кредит на 280000 рублей. По мнению суда «.обман заключается в том, что при получении кредита С. заранее знала, что погасить кредит не сможет. У нее на тот момент было много всяких задолженностей у других лиц, которым она также не отдавала деньги»^[195].

Кроме того, в диспозиции ст. 159.1 УК РФ имеет место прямое указание на заведомость предоставления ложных или недостоверных сведений, а учитывая, что субъективная сторона всех специальных составов мошенничества идентична, признак заведомости априори характерен и другим составам. Так, обвинительный приговор в отношении Ш. и А. был отменен Верховным Судом РФ за отсутствием в состава преступления, в связи с тем, что в суде не было доказано, что обвиняемые заведомо предоставили неполные сведения о реальной стоимости покупаемой недвижимости покупателю и не сообщили о своей личной заинтересованности в сделке,

3

выступая в ней от имени покупателя^[196].

Виновные часто оплачивают часть кредита, либо проценты по нему в целях имитации добросовестности. Однако практика идет по пути признания такого рода действия способом сокрытия преступления^[197].

Корыстная цель как криминообразующий признак мошенничества в научной литературе обсуждается исключительно с позиций смешения понятий

мотива и цели преступления^[198]. Так, С.М. Кочои, А.И. Рарог полагают, что при хищении виновный преследует цель обогащения, тогда как мотив может быть не только корыстный, но и другой^[199]. Соглашаясь с таким суждением Н.А. Лопашенко приходит к выводу, что действия Ю. Деточкина в известном фильме «Берегись автомобиля» нельзя признать хищением^[200].

Категорически нельзя согласиться с таким выводом^[201]. Во-первых, законодатель указывает, что хищение может осуществляться в пользу третьих лиц. Во-вторых, мотив у известного киногероя действительно не корыстный, а скорее альтруистический, тогда как цель - обогащение (в законе называемая корыстная) имеет место. В этом смысле абсолютно верно писал В.С. Устинов: «Вызвать у лица решимость совершить хищение могут следующие некорыстные мотивы: престижного характера - зависть, стремление проявить смелость, самостоятельность, испытать риск; подражательного характера - солидарность, ложное чувство товарищества, следование примеру; альтруистического характера - желание оказать помощь, показать щедрость, глубину чувства перед знакомыми, близкими»^[202].

Пленум Верховного Суда РФ по данному вопросу дал разъяснения: «...обязательным признаком хищения является наличие у лица корыстной цели, то есть стремления изъять и (или) обратить чужое имущество в свою пользу либо распорядиться указанным имуществом как своим собственным, в том числе путем передачи его в обладание других лиц, круг которых не

ограничен (выделено авт.)»^[203] Расширительно понимая круг

выгодоприобретателей от хищения складывается и судебная практика^[204].

Возвращаясь к вопросу о соотношении мотива и цели мошенничества, следует отметить, что мотив не является криминнобразующим признаком мошенничества, поэтому он действительно может быть разнообразным^[205]. Мы не можем поддержать позицию тех ученых, которые полагают, что мотив является неотъемлемым признаком хищения и «.при отсутствии корыстного мотива как ведущего, определяющего волевой акт и содержание умысла, меняет социальную сущность содеянного и исключает квалификацию преступления как хищения»^[206]. Предложенный нами подход, как представляется, коррелирует с представленными выше соображениями по поводу выгодоприобретателя похищенного. Ведь если мотив совершения преступления продиктован желанием получить ответную услугу, но неимущественного характера; злобой, завистью или местью по отношению к потерпевшему; желанием продемонстрировать свои способности, смелость; либо альтруистические соображения, то похищенное может быть передано абсолютно любому лицу^[207], а говорить о том, что лицом не было совершено хищение, невозможно.

Итак, корыстную цель можно определить как стремление виновного обогатить себя или третьих лиц, получив возможность распоряжаться похищенным имуществом по собственному усмотрению.

Учитывая, что единственно верным критерием определения возраста, с которого может наступать уголовная ответственность, является возможность осознания лицом общественной опасности совершаемого деяния, считаем целесообразным снижение возраста до 14 лет для преступлений, предусмотренных ч.1-4 ст. 159, 159.3, 159.6 УК РФ.

Признаки специального субъекта отражены в ч.3 ст. 159 УК РФ - лицо, использующее свое должностное положение, аналогичный признак зафиксирован во всех третьих частях специальных составов мошенничества.

Кроме того, мошенничество в сфере предпринимательской деятельности и в сфере кредитования также может совершить только специальный субъект.

Субъективная сторона мошенничества характеризуется виной в форме прямого умысла и корыстной целью. Корыстная цель как криминообразующицй признак мошенничества в научной литературе обсуждается исключительно с позиций смешения понятий мотива и цели преступления. Учитывая, что мотив не является криминнобразующим признаком мошенничества, он может быть разнообразным. Корыстную цель можно определить как стремление виновного обогатить себя или третьих лиц, получив возможность распоряжаться похищенным имуществом по собственному усмотрению.

В целом подводя итоги, следует отметить следующее.

Выделение специальных составов мошенничества не является «изобретением» российского законодателя, и вполне характерно как для англо-саксонской, так и романо-германской правовой семьи, а толкование мошенничества в отечественной доктрине уголовного права является наиболее четким и полным.

В основу деления специальных видов мошенничества законодателем фактически заложены три основания: по сферам экономической деятельности (ч.5-7 ст. 159, 159.1, 159.2, 159.5, 159.6 УК РФ); по специфическим средствам совершения преступления (159.3, 159.6 УК РФ); по

способу совершения (ст. 159 УК РФ - обман или злоупотребление доверием, ст. 159.1 УК РФ - только активный обман, ст. 159.2, 159.3, 159.5 УК РФ - все виды обмана; ст. 159.6 - введение, удаление, блокировка, модификация компьютерной информации), что дало основание сделать вывод о невозможности классификации по одному критерию.