§ 1. Концептуальные основы деятельности государственных органов по содействию правам человека и их защите в условиях глобальной стандартизации прав человека

Права человека в широком конституционно-правовом смысле являются конституирующим элементом юридической доктрины современного государства. После принятия Устава ООН и других международных документов «начался принципиально новый этап в развитии сотрудничества государств в сфере прав человека»^[5].

Но именно в этой сфере возникают «парадоксы демократии»: чем более демократичнее государство, тем больше у него механизмов (в первую очередь государственных) для защиты и обеспечения прав человека; чем более граждане осведомлены о своих правах, тем больше жалоб на их нарушения поступает в различные инстанции (включая Конституционные суды, Европейский Суд по правам человека и др.). И, как справедливо отмечают многие исследователи, «характер влияния актов «европейского» правосудия на национальное право России еще предстоит изучить»^[7]. Именно поэтому проблему совершенствования государственных правозащитных механизмов можно отнести к разряду «вечных». Безусловно, право и законодательство, как и все системы, ощущают на себе воздействие ряда внешних факторов и явлений, но в то же время и сами оказывают влияние на некоторые процессы, происходящие в обществе... Особенно актуальным настоящий вопрос становится именно сейчас, в период стремительного развития глобализационных процессов и инноваций^[8].

Как справедливо отмечает Е.С. Аничкин, «глобализационные процессы стимулируют активное развитие наднационального уровня правового регулирования, включая международное и региональное утверждение общих ценностей для участников политических, экономических государственных союзов»^[9], а также формирование новых положений в области теории прав человека и практики их защиты.

Однако, став неотъемлемым элементом процесса глобализации, права человека «породили» многочисленные противоречия: между

конституционным плюрализмом, государственным суверенитетом, внутригосударственной практикой реализации прав человека, традиционными (не западными) культурными ценностями и социально-экономическими особенностями многих стран и др. и международным (универсальным) правом в области прав человека. Ни для кого не секрет, что под эгидой лозунга защиты прав человека, реальностью стало проведение «гуманитарных интервенций, оккупаций с целью обеспечения политической трансформации,

целеориентированных санкций ООН, направленных против режимов, внесенных в так называемый «черный список» в качестве режимов, оказывающих поддержку террористическим группам»^[10]. По существу, в некоторых ситуациях права человека могут служить лишь камуфляжем политико-гегемонистских претензий и экономических интересов отдельных стран.

Понятно, что процесс глобализации в политико-правовом, экономическом, экологическом и др. аспектах неизбежен. Не вдаваясь в анализ ее негативных последствий в целом^[11] (пока что за ее издержки расплачиваются практически все, а достижения и блага распределяются очень неравномерно), в соответствии с целью нашего исследования отметим один из положительных моментов данного процесса.

Начиная с конца ХХ века, проблема совершенствования государственных систем соблюдения и защиты прав человека приобретает глобальный характер. Общие международные требования к правовым обязанностям демократического государства защищать права человека не определяют многообразие форм организации и функционирования внутригосударственных механизмов защиты прав человека. Последнее детерминируется национальными особенностями, правовыми и административными системами отдельных стран. Тем не менее, можно говорить об общих тенденциях в развитии внутригосударственных правозащитных механизмов: вместе с усилением законодательной, реформированием судебной и административной защиты, происходит становление новых и модернизация функционирующих внесудебных органов - государственных органов по содействию правам человека и их защите.

Поскольку государство является одним из определяющих субъектов национальной системы защиты прав человека, постольку вызовы глобализации адресованы в первую очередь государству. В современном мире

практически нет моноэтнических государств, а интенсификация миграционных процессов еще более усиливает полиэтнический состав современных обществ. В связи с этим, говоря о национальной системе защиты прав человека, мы опираемся на понятие государство-нация, которая «представляет новый культурный синтез, поднимающийся над этническими различиями, национальная же принадлежность рассматривается в этом случае как дело личного выбора», в политическом смысле эта концепция нашла выражение в идее народного суверенитета^[12]. Можно также согласиться с утверждением И.С. Тарасова о том, что сегодня каждый новый субъект международного сообщества автоматически получает статус национального государства^[13]. Поэтому не случайно в международном праве, в

конституционном праве англо- и романоязычных стран, а также в большей части русской юридической терминологии нация становится синонимом государства. Это свидетельствует о восстановлении исторической и научной справедливости по отношению к термину «нация», т.е. понимании его в изначальном конституционно-гражданском смысле^[14].

При этом, следует подчеркнуть, что нация (в многонациональных государствах) - сверхэтническая совокупность всех граждан страны в соотнесенности с территорией, на которую распространяется государственный суверенитет. (Например, в контексте Конституции России нация - многонациональный народ). Более того, как подчеркивает профессор В.Н. Руденко, в современных условиях категория «народ» вообще становится ключевым понятием теории демократии^[15].

В политико-правовом контексте глобализация наглядней всего проявляется через взаимосвязь внутригосударственных (национальных) и международной правовых систем и стандартизацию правовых принципов в области прав человека. Одним из таких императивных стандартов (закрепленных в ст.

Безусловно, унификация трактовки прав человека, их полное соблюдение и осуществление в условиях изменяющегося мира выступает как надвременной идеальный аттрактор, поэтому совершенствование внутригосударственных механизмов реализации прав и свобод человека и гражданина (с учетом национальной специфики и международных стандартов в области прав человека) является перманентно-актуальной проблемой юридической науки и практики.

Права человека «как высшая конституционная ценность составляют ядро ценностного осознания человека, его прав как главной цели существования демократического государства и общества»^[17]. Например, в Российской Федерации закрепление за правами человека особого приоритетного статуса акцентировано в ст. 2 Конституции Российской Федерации в качестве триединой - «признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина» - конституционной обязанности государства. Конституция

Российской Федерации предписывает меру необходимого поведения государству, которой оно должно следовать в интересах человека (гражданина). Наряду с этим, как отмечает профессор И.А. Кравец, верное, адекватное понимание, интерпретация и толкование Конституции РФ, охватываемые понятием конституционной герменевтики, служит составной частью процесса ее реализации^[18]. Поэтому, опираясь на ст. 17 и ст. 18 Конституции Российской Федерации, можно сказать, что функциональноцелевым назначением выполнения обязанности государства в области прав человека является создание необходимых (политических, правовых, экономических и др.) условий (гарантий) для обеспечения, соблюдения и защиты общепризнанных (в том числе согласно с принятыми Россией международными обязательствами) стандартов прав человека.

достижения этой цели.

Государство, по своей сути, есть «публично властным образом интегрированное, организованное общество»^[20], посредник (медиатор) между целым (обществом) и частью (человеком, социальными группами). Государство служит выразителем публичных интересов и в этом контексте права человека выступают уже не как требования человека к государству, а как личная ответственность (и обязанность) граждан за воспроизводство (интеграцию) общества, за необходимость согласования индивидуального и коллективного.

Общепризнано, что в современных условиях всеобщей формой солидарности людей может быть только правовое государство, поскольку право (принцип формального равенства) позволяет установить равную меру само- и взаимоограничений для субъектов одинаковых социальных отношений (правоотношений). «В публично-правовых отношениях одной из сторон всегда выступает государство и его орган, поэтому должны быть созданы дополнительные гарантии для граждан - участников таких правоотношений»^[21]. Поэтому в регулировании отношений человека и государства нормативное правовое обеспечение прав человека играет системообразующую роль. Другими словами, государство (правовая государственность) посредством формирования публично властных институтов правового типа, функционирования органов государственной власти в рамках конституционного права может обеспечивать тождество ценности прав человека и ценностей государственного управления, нацеленных на интеграцию общества. Однако на практике и в одной стране могут существовать значительные (цивилизационные) отклонения в представлениях о правах человека от универсальных стандартов. Например, как показали исследования аналитического центра Ю. Левады, проведенные в 2014 году, для большинства жителей нашей страны (независимо от возраста, образования, места проживания, уровня дохода) приоритетными являются социально-экономические права.

С одной стороны, национальные особенности государственно-правового регулирования отношений государства и человека зависят не только от политического режима, но и от историко-культурных традиций и тех ресурсов, которыми государство владеет. «В условиях тоталитарной государственности положение человека в обществе определялось не горизонтальными отношениями самоуправления и равенства, а вертикальными отношениями власти и подчинения»^[23]. Но даже самое демократическое государство, по мнению К. Штерна, гарантирующее и защищающее права человека, одновременно является силой, олицетворяющей «противостояние именно этого государства основным правам»^[24].

Одна из главных причин такой противоречивой ситуации с правом, в том числе и с правами человека, заключается в самой природе власти - власть всегда стремится вырваться из любых ограничивающих ее рамок, иначе без стремления к постоянному упрочению она потеряет динамизм и социальную мощь. Поэтому стандарты и критерии правового государства и прав человека, как подчеркивает профессор С.С. Алексеев, приобретают реальное значение, если политический режим не превышает социально оправданный порог, существующей в данном обществе «потребности во власти». Это возможно только в условиях развитой демократической и правовой культуры, особенно развитого гражданского общества, а также при создании препятствий концентрации власти и превращения ее в самодовлеющий фактор (в этих целях, как известно, вырабатываются политико-правовые институты: разделения властей, федерализма, разъединения государственной и муниципальной власти и т.д.)^[25] и, следует добавить, четко отлаженных разносторонних средств и механизмов защиты прав человека. Кроме того, государство должно быть конституционно-прогрессивным (под конституционно-правовым прогрессом государства, как отмечает профессор А.Н. Костюков, понимается его поступательное движение вперед, основанное на высших конституционно-правовых достижениях)^[26].

С другой стороны, права человека (в России, например, в соответствии со ст. 15 ч. 4 Конституции Российской Федерации) выступают своего рода стимулом совершенствования правозащитной деятельности государства, требуя от него «превращения» возможности (провозглашенных в Конституции Российской Федерации прав человека) в действительность (их реализации) - «хорошего управления» (good governance). Это означает, в частности, как подчеркивает профессор Т.Я. Хабриева, что «приоритетная направленность законодательства должна базироваться на принципе демократической суверенности Российского федеративного государства внутри страны, на международной арене и принципе социальной справедливости в российском обществе. Первое означает, что в условиях развивающейся глобализации и интеграции России в мировое хозяйство она сохраняет право на выбор собственного пути демократического развития в соответствии с общечеловеческими ценностями и теми традициями, которые утвердились на протяжении веков развития российской государственности... Второй общеприоритетный элемент - воплощение в законодательстве принципа социальной справедливости - обеспечивает необходимое единство общества»^[27] и добавим - «хорошее управление».

В отношении самого термина «хорошее управление» можно сказать, что он появился (в западной юридической литературе) как эмпирическая конструкция. Как результат неудовлетворенности существующими (и даже конкурирующими) в понимании прав человека теориями и следствиями их применения; противоречий универсалистских и контекстуалистских идей; актуализации идеи блага вместо свободы (особенно в связи с формированием новых представлений о достоинстве личности в социальном государстве), и т.д. В нем отражаются собирательные черты такого управления, которое должно быть нормой.

В настоящее время в российской юридической науке более распространенным является термин «злоупотребление правом». Многие исследователи сходятся во мнении, что злоупотребление правом носит публично-правовой характер (см. ч. 3 ст. 17 Конституции РФ). Например, В.И. Крусс с точки зрения конституционного правопонимания называет основные формы проявления феномена злоупотребления правом: во-первых, злоупотребление правами и свободами человека, т.е. неконституционное, недобросовестное правопользование и, в зеркальном преломлении, соответствующей публичной компетенции и практики. Во-вторых, злоупотребление властными полномочиями, опосредующими надлежащее (конституционное) правопользование^[28]. Другими словами, злоупотребление правом перекликается по смыслу с термином хорошее управление (только со знаком минус). В законодательстве разных странах под этим понимается: нарушение законности, злоупотребление правом, недобросовестное или безнравственное поведение чиновников и т.д. Поэтому государство как олицетворение конституционного правотворчества и правопользования должно опираться на принцип верховенства права (the rule of law) и защиту прав человека^[29].

Понятие «верховенство права» достаточно теоретически проработано в юридической литературе, а официально в системе ООН определяется как «такой принцип управления в соответствии с которым все лица, учреждения и структуры, государственные и частные, в том числе само государство, функционируют под действием законов, которые были публично приняты, в равной степени исполняются и независимо реализуются судебными органами. Для этого также необходимы меры, обеспечивающие соблюдение принципов примата права, равенства перед законом, ответственности перед законом, беспристрастного применения законов, разделения властей, участия в принятии решений, правовой определенности, недопущения произвола и процессуальной и правовой транспарентности»^[30].

При этом необходимо особо подчеркнуть, что основным принципом права должна служить разумность, т.е. такое начало, которое только и может обеспечить его реальное действие, гибкость и эффективность^[31].

Опираясь на принцип «the rule of law», в отношении правозащитной деятельности государства в области прав человека можно говорить о защите прав в широком и узком смыслах. В международной системе прав человека, начиная с Всеобщей декларации прав человека (ст. 7, 12, 16 ч. 3, 23 ч. 1, и др.)^[32], государственная защита прав человека обозначается термином «protection» (англ.) - защита, охрана; покровительство; в отношении субъектов прав - защита, объектов - охрана. Когда речь идет о защите в узком смысле (восстановлении) нарушенных прав, то используется термин «defence» (англ.) - оборона, защита; защита (в суде)^[33]. Так, например, из текста «Декларации о праве и обязанности отдельных лиц, групп и органов общества поощрять и защищать общепризнанные права человека и основные свободы» мы видим, что понятие «defender» используется в отношении государственных правозащитников (омбудсменов/уполномоченных по правам человека) или представителей гражданского общества (в том числе адвокатов)^[34].

В узком смысле защита прав человека - есть правомерная деятельность управомоченных субъектов по применению способов защиты для фактического восстановления нарушенного права (законного интереса) и/или нейтрализации угрозы нарушения.

На наш взгляд, «хорошее управление» стимулирует понимание защиты прав человека в широком смысле (системно) - как «уважение, содействие развитию и защиту (при нарушении) всех прав человека». В рамках этого концепта государство не должно ограничиваться лишь внимательным

отношением к правам граждан - воздерживаться от запрещенных (законом) действий, за которые предусмотрена юридическая ответственность (негативный подход). А, наоборот, активно через совершение конкретных (правотворческих и правоприменительных) действий добиваться реализации и расширения сферы прав человека и предотвращения их нарушений (позитивный подход). Ведь недаром судья конституционного суда, профессор Г.А. Гаджиев, опираясь на исследования Н. В. Витрука по проблеме юридической ответственности^[35], подчеркивает, что есть «смысл и практическая польза в признании родового понятия публично-правовой ответственности»^[36] (включающего конституционно-правовую

ответственность). В идеале оборотной стороной этого процесса становится расширение сферы позитивной свободы человека как сферы самореализации и ответственности.

В контексте широкого подхода к защите прав человека правозащитную деятельность (функцию) государства можно рассматривать как юридическое обеспечение конституционных норм и гарантий прав человека и имплементацию, аккультурацию и дальнейшее развитие международных стандартов прав человека; а также контроль за их осуществлением. Следует согласиться с позицией В.А. Рыбакова, что имплементация норм международного права представляет собой процесс практического использования норм международного права, их реализацию, выраженную в механизме имплементации: деятельность нормотворческая, деятельность по созданию имплементационных норм, деятельность организационно- исполнительная^[37]. Также напомним, что обеспечение имплементации норм международного права в правовую систему государства является одной из наиболее значимых функций конституционного правосудия в правовой сфере^[38].

Другими словами, правозащитную деятельность государства в широком смысле можно определить как законодательную и правоприменительную практику государства в области прав человека, отражающую специфические историко-культурные традиции, качество государственного управления и уровень социально-экономического развития страны, обеспечивающую выполнение конституционных норм и соответствие мировым стандартам в области прав человека.

В узком смысле, правозащитная деятельность государства - это совокупность контрольных и мониторинговых механизмов, представленных определенными организационными структурами (судом,

правоохранительными органами, различными учреждениями по рассмотрению обращений граждан и др.), специализированных на содействии правам и их защите органов (комиссии по правам человека, омбудсмены и т.д.) и процедур, определяющих методы, порядок рассмотрения, проверки, подготовки предложений и принятия решений по жалобам, заявлениям и иной информации о нарушениях прав человека, базирующихся на конституционных и отраслевых нормах внутреннего права и международного права в области прав человека.

Фактически выполнение государственной правозащитной функции становится юридической формой реализации (в конкретно-исторических условиях) направляющей идеи о фундаментальном характере прав и основных свобод человека, динамичной моделью государственно-правового института прав и свобод человека. Другими словами, «прочность демократии определяется не просто наличием писаной конституции, даже отвечающей самым высоким стандартам, или существующими в обществе умонастроениями, а юридическим закреплением действительного баланса интересов различных социальных слоев и общественных классов, наций и народов, результатом чего является уважение и доверие граждан к институтам конституционного строя»^[39].

В плане защиты прав человека как конституирующего фактора «хорошего управления» возникает еще одна проблема - проблема реализации стандартов прав человека в условиях взаимодействия двух систем (международного и национального права), т.е. реализации универсального в национальных (внутригосударственных) формах.

В научной литературе выделяются два альтернативных варианта решения данной проблемы: неоконсервативный и неолиберальный. Последовательные неолибералисты (Д. Хелд, М. Нассбом, Д. Бохмэн, П. Хайден, Ж. Кохан и др.) от имени защиты прав человека, полагаясь главным образом на «жесткую силу», оправдывают насильственно «распространяющуюся демократию» (в том числе через одностороннее вмешательство супердержавы), бросая, таким образом, вызов международному праву. Неоконсервативный подход, представленный теоретиками «этики беседы» (К.О. Апель, Д. Хабермас и др.), делает акцент на поиске первопричин проблемы и ее решении (укреплении национальных и международных стандартов прав человека) посредством «мягкой силы» - дипломатии и сотрудничества^[40].

Безусловно, «благодаря праву хаос различий преобразуется в правовой порядок равенств и неравенств, согласованных по единому основанию и общей норме»^[41]. Однако утверждения о космополитическом характере прав человека не учитывают того момента, что права человека преломляются через призму цивилизации. Поэтому реальная модель государственно-правового института прав и свобод человека (на уровне сущего) сочетает качества формально-юридического, политического, социального и культурного. И попытки реформирования без изменения культурных кодов оборачиваются

С. 1231.

порождением псевдоформ без изменения сути (ярким примером служит демократический на уровне конституции Афганистан).

Государство как главный субъект, ответственный за защиту прав человека, обязано обеспечить условия (и гарантии), чтобы, например, Иванов мог думать как свободный человек (на уровне личностной культуры адекватно интерпретировать нормы о правах человека, закреплённые в Конституции Российской Федерации и международных документах) и мог жить как свободный человек (на уровне политических и социальных отношений).

Стоит отметить, что в российском законодательстве отсутствует дефиниция термина «защита», хотя законодатель довольно часто использует и данный термин, и термин «охрана». Например, в ст. 1 Федерального закона «О полиции» указано, что полиция призвана защищать права и свободы человека и гражданина, противодействовать преступности, охранять общественный порядок, собственность и обеспечивать общественную безопасность. А в комментариях бывшего министра внутренних дел Рашида Нургалиева подчеркивается, что в этом законе закрепляется правоохранительное предназначение полиции в обществе^[42].

Представляется, что эффективное выполнение триединой обязанности российского государства в области прав человека настоятельно требует отказа от узкой трактовки юридических понятий «охрана» и «защита» и законодательного закрепления термина «защита» (в широком смысле). Который отражает системную правозащитную деятельность (целевую функцию) государства как адекватного нормативного закрепления прав человека, корреляции права как нормативности и законности, как единства права и последовательного правоприменения, правового регулирования, стимулирующего правовую активность граждан, предупреждение правонарушений, воспитание правовой культуры и др. Тем более, что защита прав человека в широком и в узком смысле связаны принципом

субсидиарности, предполагающем возможность и необходимость вмешательства административных, судебных и др. органов государства лишь тогда, когда это объективно неизбежно - в «аномальных» условиях нарушения прав человека или злоупотребления правом. В «нормальных» условиях (good governance) должен действовать принцип «презумпции добросовестности», усиливающий востребованность позитивной или «проспективной», юридической ответственности государства как «добровольной формы реализации юридической ответственности, представляющей собой юридическую обязанность субъекта действовать в соответствии с требованиями правовых норм»^[43].

Г оворя о защите прав человека, необходимо отметить еще один важный момент. На эмпирическом уровне (в общественных отношениях) государство проявляет себя в первую очередь через свой механизм, который «выражается в определенных способах, принципах функционирования системы государственных органов (государственного аппарата), во взаимосвязи и взаимодействии между собой его отдельных частей»^[44]. Именно на этом уровне проявляется действие принципа, важнейшего для «хорошего управления» - соответствие структуры деятельности поставленным целям, способность подчинять структуру правозащитным функциям. Это актуализирует проблему трансформации публичного администрирования в «постбюрократическое» (рецептивное, восприимчивое к интересам и потребностям человека и общества), которое должно мыслить стратегически, а действовать демократически. Следовательно, задачи государственных органов не могут сводиться только лишь к как можно более действенному и эффективному выполнению соответствующих функций. Они обязаны также выполнять конструктивно-антиэнтропийную миссию - способствовать формированию таких ценностей и норм общества, которые трансформируясь в понятие «права человека», позволяют сохранять национально-культурную идентичность как основу государственной целостности, а также обеспечивать на этой основе консенсус внутригосударственного и международного права в области прав человека^[45].

В качестве одного из подтверждений необходимости такого подхода к деятельности государственных органов можно назвать Постановление Конституционного Суда РФ от 14 июля 2015 г. № 21-П, подчеркивающее признание высшей юридической силы Конституции Российской Федерации для российской правовой системы^[46]. В этом же контексте звучат слова великого русского философа Н. Бердяева. Еще в начале ХХ века он говорил, что «есть только один исторический путь к достижению высшей всечеловечности, к единству человечества - путь национального роста и развития, национального творчества»^[47].

В современных условиях для России (и не только для нас, если вспомнить свежие примеры разрушения социокультурных парадигм и их последствий в таких странах как: Югославия, Украина, Ливия, Сирия и др.) это особенно актуально. В этом плане мы разделяем точку зрения председателя

Конституционного Суда РФ В. Зорькина: «Наш идеал - соединение власти и свободы на основе права как единственного мерила свободы. Идти к этому идеалу можно, только сочетая либеральные меры и сильную власть»^[48]. В этом смысле в условиях глобализации оптимальным вариантом соединения обязанностей государства и прав человека выступает консервативно-правовая модернизация, детерминирующая процесс совершенствования государственных правозащитных механизмов, включая специализированные государственные органы по содействию правам человека и их защите.

Более того, можно сказать, что устойчивая общемировая тенденция развития государственных систем обеспечения прав человека посредством специализированных органов по содействию правам человека и их защите (называемых по общепринятой терминологии в системе ООН - National Human Rights Institutions for the Promotion and Protection of Human Rights) стала «самой важной новеллой ХХ века в конституциональном плане»^[49], определяющей необходимость ее исследования.

Безусловно, в настоящее время защитой прав и свобод человека и гражданина в любом государстве занимаются различные структуры. Тем не менее, в силу заявленных цели и задач исследования (и ограниченного объема) за рамками данной диссертации оставлены иные органы государственной власти, государственные органы и различные негосударственные правозащитные структуры и рассмотрены именно специализированные органы по содействию правам человека и их защите, понимаемой системно как ретроспективная и проспективная защита.

Подводя итог, можно сделать следующие выводы:

- В политико-правовом контексте глобализация привела к стандартизации базовых принципов прав человека (универсальности и неотъемлемости, неделимости, взаимозависимости и взаимосвязанности, недискриминации и равенства и др., которые стали детерминантами деятельности внутригосударственных (судебных и внесудебных) и международных механизмов защиты прав и свобод человека.

- Системообразующую роль в регулировании отношений человека и государства играет конституционно-правовое обеспечение прав человека. Государство посредством формирования публично властных институтов правового типа, функционирования органов государственной власти в рамках конституционного права может и должно обеспечивать тождество ценности прав человека и ценностей государственного управления, нацеленных на сохранение культурно-национальной идентичности и интеграцию общества, как основы государственной целостности.

- Необходимость совершенствования механизмов защиты прав человека привела к новым формам глобализации - созданию и функционированию государственных специализированных органов по содействию правам человека и их защите, деятельность которых в концептуальном смысле определяется динамичной моделью государственно-правового института прав и свобод человека и гармонизацией обязанностей государства и прав человека в условиях взаимодействия двух систем (международного и национального права).

- Эффективное выполнение триединой обязанности российского государства (признавать, соблюдать, защищать права и свободы человека и гражданина) служит стимулом для отказа от узкой трактовки юридических понятий «охрана» и «защита» и законодательного закрепления термина «защита» (в широком конституционно-правовом смысле).