§ 2. Марксистская постановка проблемы обычного права

В советской исторической и историко-правовой пауке теоретической основой понимания права является формулировка К. Маркса, данная им в Предисловии к «Критике политической экономии», что «правовые отношения, так же точно как и формы государства, не могут быть поняты ни из самих себя, ни из так называемого общего развития человеческого духа, что, наоборот, они коренятся в материальных жизне’нных отношениях...»108

Классовость государства и права, их соответствие социально-экономическому базису, их порождающему,— основа анализа истории юридических явлений.

Рассматривая процесс общественного упрочения определенного способа производства, К. Маркс писал, что «если форма просуществовала в течение известного времени, она упрочивается как обычай и традиция и, наконец, санкционируется как положительный закон» 110.

В процессе своего развития законодательно установленное право становится системой общеобязательных норм, охраняемых государством, выражающих волю господствующего класса, являющихся государственным регулятором общественных отношений и обеспечиваемых в случае их нарушения государственным принуждением 111.

Советская юридическая мысль в теоретическом обобщении сущности права отводит обычаю ведущую роль в становлении писаного права на ранних этапах классового общества112. В трудах советских историков этот вопрос рассматривается в том же аспекте. Так, А. А. Зимин, анализируя по Русской Правде становление феодальпой государственности, приходил к выводу, что в «период законодательной деятельности первых русских князей X в.

Однако история функционирования обычного права на Руси в дальнейшем, на разных этапах развития феодального общества исследовалась слабо и даже подвергалась сомнению. Только Ю. Г. Алексеев, характеризуя псковскую Судную грамоту, приходил к выводу, что «обычное право сельских общин является одним из источников псковской пошлины» 114.

В юридической литературе значение обычая на отдельных этапах развития нрава в феодальном обществе оценивалось по- разному. В «Общей теории государства и права», написанной коллективом ленинградских ученых, Г. П. Гальперин, характеризуя феодальный тип права «как сословное право, как право- привилегию» 14в, различал три этапа его истории; на раннефеодальной стадии, по его мнению, при существовании общих сводов обычного права и княжеского законодательства, функционировании племенных обычаев, зарождении вотчинпой юрисдикции и вотчинного права обычное право являлось преобладающей формой; в период феодальной раздробленности развивается местный правовой партикуляризм, отражавшийся в местных сборниках обычного права; наконец, в процессе ликвидации феодальной раздробленности создаются единые кодексы национального права (в России — Соборное Уложение 1649 г.), регулирующие в масштабе всей страны феодальные отношения.

Приобрело также распространение мнение, что обычное право — не что иное, как совокупность норм, образовавшихся в результате санкционирования государством обычаев. Такую трактовку обычного права следует считать очевидным недоразумением. Государственная власть может допускать бытование обычая, но допущение — не синоним санкционирования; санкционированный же обычай становится законом, и при таком подходе само существоваиие обычного права ставится под сомнение117. При ограниченном толковании значения обычая в праве феодального общества, особенно развитого, его функционирование все же признается в регулировании взаимоотношений между феодалами и крестьянами (в сфере землепользования, форм и объема феодальной ренты) 118.

В целом же в теории государства и права обычное право рассматривается лишь Как источник писаного права, а правоотношения, определявшиеся нормами обычного права и бытовавшие в социально разных слоях общества, прежде всего общинного крестьянства, или игнорируются, или рассматриваются как явление статичное, не подверженное в классовом обществе влиянию экономики, политической ситуации и даже объективного права.

Между тем положения классиков марксизма-ленинизма не оставляют сомнения в необходимости творческого осмысления обычно-правовых норм и их роли в феодальном обществе на всех этапах его существования. Основа такого анализа заключается в сословности феодального общества, которая была характернейшей чертой его социальной структуры. Сословное деление населения «сопровождалось установлением особого юридического места в государстве для каждого класса» 119. Правовая обособленность сословий определяла, разумеется, и элементы гражданской жизни, придавала им сословное своеобразие и отражалась на мировоззрении членов сословий. По словам К. Маркса, в феодальном обществе собственность, семья, способ труда, «были возведены на высоту элементов государственной жизни в форме сеньориальной власти, сословий и корпораций. В этой форме они определяли отношение отдельной личности к государственному целому, определяли, значит, её политическое положение, т. е. положение изолированности и обособленности но отношению к другим составным частям общества» 120. При сословно-корпоративной организации общества жизненные функции и жизненные условия гражданского общества, писал К. Маркс, «отделяли индивида от государственного целого, превращали особое отношение его корпорации к государственному целому в его собственное всеобщее отношение к народной жизни...»121 Вполне очевидно, что феодальное право, будучи правом сословным, правом-привилегией, в процессе становления и развития политико-правовых институтов допускало кодификацию только тех обычаев, которые отвечали экономическим и политическим потребностям господствующего класса. В. И. Ленин неоднократно подчеркивал экономико-политическую обусловленность процесса узаконения воли господствующего класса1в0.

С другой стороны, феодальное право далеко не всегда могло вторгаться во все детали внутрисословной жизни. Разграничение социально-правового положения отдельных сословных групп феодального общества (не говоря уже об официальном или фактическом их бесправии), учитывая особенности их хозяйственного и семейного быта, придавало специфичность возникавшим и бытовавшим обычаям внутри этих групп.

Как бы ни подрывался централизованным феодальным государством партикуляризм права, как бы пи интегрировались, ни ассимилировались, ии подавлялись писаным правом обычно-правовые нормы, экономическая замкнутость хозяйства при его областных особенностях и социальная обособленность групп населения не могли не обусловливать бытования специфических норм гражданско-правовых отношений в среде разных сословий в качестве реально действовавшего фактора социальной жизни. К. Маркс писал, что даже при смене форм производства право публичное и уголовное более непосредственно отражают в себе изменения классовой структуры и природы государства, нежели право гражданское, нормы которого могут сохраняться или приспосабливаться к новым обстоятельствам экономики и социальных отношений122. Сохранность гражданских обычно-правовых отношений на протяжении длительного времени представляется тем более реальной при учете различного уровня экономической, культурной и бытовой жизни разных сословий.

Наконец, в том же общетеоретическом плане нельзя не пройти мимо вопроса о роли обычая не только как регулятора экономических и гражданских отношений, но и опоры социальных групп феодального общества в борьбе за свои политические и юридические права, в борьбе за удовлетворение своих жизненных интересов и даже за социальное существование, в борьбе с феодальным произволом вне зависимости от того, санкционирован он законом или имел ничем не прикрытый характер. По мере развития законодательства, разносторонне кодифицировавшего привилегии и нормы господства феодалов, обычаи могли все более и более вступать в противоречие с законами. В статье «Дебаты по поводу закона о краже леса», посвященной германской действительности XIX в., К. Маркс четко отметил эту особенность: «...Обычные права бедноты — это права, противоречащие обычаям позитивного права» 1в6. В этом противоборстве обычая с законом, безусловно, можно уловить степень развитости обычно-правовых представлений угнетенных сословий, их взгляды на частно- и публичноправовые нормы, соответствующие их интересам, взгляды на учреждения и лица, которые должны воплощать эти нормы в жизнь.

Таким образом, па разных этапах феодальной эпохи законодательная власть, стремившаяся к регулированию отношений в государственном масштабе в интересах господствовавшего класса, сталкивалась с правовыми представлениями иных сословий. Именно поэтому Законодательная власть даже в позднефеодальную эпоху вынуждена была допускать или существование обычаев, имевших правовой характер, или санкционировать их применение, апробируя через судебную практику, и, наконец, кодифицировать. Именно поэтому так или иначе писаное право находилось в постоянной взаимосвязи с обычаями.

В свою очередь, правоотношения, существовавшие вне законодательных установлений, могли уживаться с ними или противостоять им. В собирательном смысле они в своей совокупностц могут быть названы обычным правом с некоторой долей условности, ибо далеко не всегда оно могло зиждиться на обычае в прямом его попимании. Правоотношения, составлявшие обычное право, могли иметь типологически весьма разное и сложное происхождение — собственно устоявшийся обычай, прецедент (бытовой, хозяйственный и т. п.), трансформированная норма закона и т. п., но этот вопрос связан с историей обычного права и его соотношением с правом, санкционированным государством, что может быть предметом специального исследования. Вполне очевидно, что обычное право, в свою очередь, находилось в сложной и противоречивой взаимосвязи с кодификационным правовым процессом, и глубоко ошибочно рассматривать его лишь архаически сохранявшимся пережитком.

Неприкрытый социально-экономический антагонизм феодального общества порождал необходимость существования обычного права, которое, как и кодифицированное право, по своей природе было неизбежно социальным и по сути своей правом виутри- сословным.

Функционирование обычного права в русской деревне второй половины XIX в. было доказано еще в дореволюционной историко-правовой и этнографической литературе. Уже тогда было ясно, что оно представляло собой весьма сложное и многофункциональное явление, исследование которого далеко выходит за пределы историко-правовой науки и не может быть сведено к формально-юридическому анализу. Изучение всего спектра отношений, отраженных ь обычном праве на протяжении его существования и исторического развития в феодальную эпоху, не может быть исчерпапо одним исследованием. Оно может быть осуществлено в социально-политическом, фискальном, хозяйственном, гражданском, семейном, мировоззренческо-этическом аспектах. Однако при всем многообразии этих аспектов так или иначе внимание к ним фокусируется на двух основпых общественных институтах деревни — сельской общине и крестьянской семье, определявших всю повседневную жизнь крестьянства.

Большое внимание к истории сельской общины в России, проявившееся в советской исторической литературе (особенно в 1970-х годах), привело и к первым опытам исследования обычного права позднефеодалыюй и пореформенной деревни. Эта проблема обсуждалась на XVIII и XIX сессиях (1980, 1982) Всесоюзного симпозиума по аграрной истории. Первоначально она рассматривалась в общей связи с определением функциональной значимости сельской общины. Так, М. М. Громыко в своей работе, посвященной сибирской деревне, рассматривала повседневную практику общинной крестьянской жизни сквозь призму обычно-правовых норм и представлений, бытовавших в XVIII—XIX вв.124 П. Н. Зырянов попытался проследить изменения, происходившие в обычном праве деревни после реформы 1861 г.125 В дальнейшем проблематика обычного права стала связываться с вопросом об общественном сознании крестьянства, с его борьбой за социальные и материальные права и рассматриваться в ракурсе сословного права1вв. В частности, на сессиях симпозиума было уделено большое внимание обычному праву как действенному средству борьбы крестьянства с правительственным аграрным законодательством, административной практикой и произволом. Начала определяться возможность историко-сравнительных типологических обобщений на основе уже проведенных исследований 17°.

В целом же до настоящего времени в советской исторической, этнографической и историко-правовой литературе к обычному праву как надстроечному явлению, к сожалению, обращались нечасто и имеющиеся исследовательские возможности использовались слабо.

Настоящая книга органически связана с опубликованным автором исследованием, посвященным сельской общине в крепостной деревне России XVII— начала XIX в., в котором основное внимание было уделено функциональной деятельности общины в условиях разных форм ее подчиненности помещикам и крепостнического хозяйства 126. Как бы определенно ни представлялись функционирование общинного аппарата внутри вотчин и противоречивость дуалистического существа самой общины, остается много неясного в общественно-хозяйственных связях между сельской общиной и крестьянской семьей, во взаимозависимости и взаимообусловленности их существования, степени устойчивости этих связей и их изменяемости под давлением социально-экономической действительности. Нормы сложившихся внутри общины общественных, хозяйственных, семейных и личных взаимоотношений крестьян представляются весьма существенным, а порой и единственным источником для раскрытия этих связей во внутренней жизни крепостной деревни.

Взгляды крестьян на общественную и хозяйственную жизнь сельского мира и их повседневные имущественные и семейные отношения, раскрывающиеся по обычному праву, представляются источником, позволяющим углубить представления об особенностях сельской общины в условиях крепостничества и степени интенсивности социально-экономических процессов, протекавших в ней. Совершенно справедливо писал А. Л. Шапиро, что, «ломая старое право собственности крестьянской общины и отдельного крестьянина на землю и сохраняя общину и крестьянина в качестве владельца надельной земли, феодализм порождал различные виды соединения феодальной собственности и крестьянского владения».127. В результате в условиях разных форм феодальной зависимости крестьянства возникали разные типы сельской общинной организации, имевшие к тому же региональное распространение 128. Специфика земельной структуры была свойственна каждому типу сельской общины и может быть понята только в сравнении с другими типами общий, существовавшими в России. Бытование того или иного типа определялось социальным статусом, на котором основывалось существование тех или иных групп крестьян, которое в свою очередь подкреплялось системой традиционных представлений и правовых норм. До настоящего времени все еще не вполпе ясно, как длительно внутри крепостной общины сохранялось равновесие в ее хозяйственном дуализме, как в союзе «по владению надельной землей» 129 соотносилось и функционировало собственно общинное земельное владение и на его основе — индивидуальное использование земли, па основе каких норм землепользования община обеспечивала свое существование и выполнение тяглых обязательств. Сложность этого вопроса усугубляется неясностью происхождения общинно-передельной системы и причин, ее породивших 130. По этому поводу мной было уже выдвинуто предположение, что истоки передельного типа поземельной общины следует искать с конца XV в. и на протяжении XVI в., когда резко возрастали поместные и вотчинные владения; в дальнейшем развитие этого типа происходило под давлепием частнофеодального землевладения, приобретавшего в средней полосе России господствующее (политически и структурно) положение и замыкавшего хозяйство подвластных ему деревень определенными границами, а также в силу собственно хозяйственных и агротехнических причин, прежде всего трехполья, как наиболее рациональной системы полеводства при все более сужаемом помещиком количестве удобной для хлебопашества земли у крестьян17в. Вновь обращаясь к этому вопросу, представляется целесообразным проявлявшиеся в сельской общине общие принципы но регулированию земельного хозяйства связать с представлениями крестьян-общинников об их праве на земельное и иное имущественное владение в пределах общины и двора.

При такой общей постановке вопроса можно уловить не только специфику землепользования крестьянской общины, но и общие для всего русского крестьянства понятия о правовых основах существования и трудовой деятельности низовой единицы феодального общества — крестьянской семьи.

По словам Ф. Энгельса, семья для крестьянина являлась «важнейшим, решающим общественным отношением...» 131 Если представления крестьян о порядке землепользования в большей степени отражали общественную сторону их миропонимания, обусловливаемого конкретными условиями общинной жизни деревни, то понятия о распорядке имущественных отношений внутри семьи, о семейной и личной собственности связаны были с их индивидуалистическим подходом к хозяйству двора и заключенному в нем имуществу. Поэтому свойственный сельской общине общественный и хозяйственный дуализм связывается с крестьянскими обычно-правовыми представлениями об общем и частном и позволяет уловить соотношение в крестьянской семье понятия о владении имуществом и имущественной собственности с традициями по обеспечению деятельности хозяйства мелкого производителя и существования отдельпых членов его семьи. Особенности землепользования и понятий об имущественной собственности, рассмотренные в ракурсе крестьянской семьи, имеют прямое отношение к процессам имущественной и социальной дифференциации крестьянства. До сих пор значение обычного права в процессе разложения феодального крестьянства как класса- сословия ие рассматривалось.

Источниковедческая база исследования обычного нрава в крепостной деревне имеет свои типологические особенности и заслуживает особого исследования. Поиски точно фиксированных норм обычного права вряд ли возможны и могут привести к положительному результату сугубо случайно. По всей вероятности, записи таких норм в XVIII —начале XIX в. вообще не делались. Поэтому такие нормы можно выявить, только исходя из повседневной практики общинной и семейной жизни крестьянства, из систематического опыта разрешения тех или иных сходных по внутреннему существу ситуаций. Для этой цели первостепенное значение приобретает различная документация, содержащаяся в сохранившихся вотчинных фондах. Помещичьи инструкции по управлению имениями и мирские приговоры, раскрывающие деятельность сельской общины с точки зрения ее. функций, не содержат сколько-нибудь подробных данных о нормах внутрихозяйственной и бытовой жизни деревни. Крестьянские прошения в мирские правления и общинные решения по ним могут лишь корректировать уже выявленные нормы. В свою очередь помещичьи «кодексы», регулировавшие жизнь крепостных вотчин, и приказы по имениям позволяют судить, насколько тот или иной помещик учитывал в управлении своими владениями необходимость поддержания таких норм. Значительно существеннее для выявления обычно-правовых распорядков в деревне вотчинная документация, отражающая тяглые обязательства крестьян и практику общинной земельно-тягловой переверстки. Именно эта документация позволяет установить обычно-правовые общинные земельные нормы, обеспечивавшие функционирование общинного хозяйства в целом и в разных локальных ситуациях. Повседневные хозяйственные и семейные коллизии проследить еще сложнее. Они раскрываются главным образом по актовому материалу. В отдельных вотчинных архивах сохранились, причем иногда в значительном количестве, крестьянские акты XVIII —начала XIX в., среди которых наибольшую ценность представляют документы, фиксирующие условия разделов крестьянских семей, наследования разного рода имущества, отдельных имущественных сделок. На основании этих актов выявляются принципы, па которых основывались общинные и семейные имущественные отношения, и их специфика. Однозначность разрешения сходных ситуаций свидетельствует о наличии устоявшихся традиций в правовом подходе к той или иной деревенско-семейной коллизии, иначе говоря, о наличии определенных норм обычного права. Само собой разумеется, что имущественные отношения могли сопровождаться конфликтами, спорами и целыми трагедиями. Нередко одобные бытовые явления можно уловить в письменных доку- еитах (актах), которые и составлялись ради пресечения или редотвращения конфликтов. Таким образом, неписаные нормы бычая опосредованно облекались в письменную форму. При со- оставлеиии наблюдений, касающихся крепостной деревни, с дан- ыми о жизни северной и сибирской государственной деревни ожет создаться общее впечатление о значении обычного права ак надстроечного явления в истории всего русского крестьян- тва. Тем самым «проникновение» в сферу обычного права фео- альной деревни позволяет исследователю вникнуть в ее внутрен- юю жизнь, посмотреть на эту жизнь как бы «изнутри», во всем ногообразии ее повседневных проявлений — хозяйственных, се- [ейных, морально-этических, с учетом национальных традиций религиозных представлений.

Настоящее исследование, посвященное крепостному русскому рестьянству XVIII —начала XIX в., преследует относительно граниченную цель — проследить обычно-правовые установления, егулировавшие основу материальной жизни деревни — ее земле- ользование и семейно-имущественные отношения.