Представим главные результаты этих двух томов.

Римское Право существовало в Европе; его применяли к делам, и изучали; но практика и теория не имели ни силы, ни блеска, как вдруг в двенадцатом веке оно пробудилось от своей дремоты и пролило живой луч света.

Откуда произошел этот дивный переворот? Не есть ли он следствие могущественной воли? Нет: это результат существенной и глубокой необходимости. Лонгобардские города были богаты и населены. Деятельность их промышленности и множество сделок, от того возникавших, требовали усовершенствованного Гражданского Права. Германское Законодательство не могло соответствовать этому благодействию, также и посредственные знания, приобретенные ими о Римском Праве; но они пользовались источниками Права, столь богатого, и Наука могла доставить Ломбардии законодательство, которое могло удовлетворять всем его нуждам. Уже личное Право совершенно исчезло с древним Правом. Со времени Карломана привыкли смотреть на большую часть народов и Государств Европы, как на тесно соединенных между собой, и видеть, среди национальных особенностей, что-то общее. Общим были Государство, Церковь, Религия, употребление латинского языка, и наконец Римское Право, которое уже не рассматривалось как частное Право Римских провинций, но как общее Право Христиан. Это мнение возвышало его в умах народа и содействовало к распространению его влияния. Движение происходило от общества, сколько по причине практического применения Римского Права в судах, столько и потому, что оно было перподаваемо в Университетах (привилегия, данная Фридериком II, есть только почетное признание того, что было уже и без того делано).

Многие долгое время полагали, что Римское Право совершенно исчезло во время Средних веков; что единственный манускрипт Пандектов был сокрыт в Амальфи; что в 1135 году, жители Пизы, разграбив этот город, овладели манускриптом; что Император Лотарий II, которого они были союзниками, подарил его им, и издал закон, отменявший Германское Право в пользу Римского. Теперь уже известна причина забвения Римского Права во время Средних веков. Что касается до закона Лотария, то на существование его нет ни малейшего доказательства, и История Амальфи представляет только два легкие доказательства: одно место из хроники, писанной по Италиянски, в четырнадцатом веке, и которая никогда не была напечатана; потом другое место из исторической Поэмы того же времени[***]. Эти два свидетельства появились через два века после события, о котором они рассказывают. Перейдем к Лонгобардским городам.

Римские муниципии не были совершенно рушены, и содержали в себе основу устройства, появившегося в двенадцатом веке; но великие перемены в общественном быту также содействовали этому важному событию.

Болония имела те же постановления и то же предназначение, как и другие Лонгобардские города. Здесь встречаются различия столь ничтожные, что об них не стоит и упоминать. Теперь перейдем к Университетам.

С двенадцатого века Университеты играли важную роль в умственном быту Европы. Везде, они доставили свои ученикам великую независимость духа и даже пытались развить ее более. Вот что сделали их сила и их достоинство; в этом и состоит общая черта сходства, которая сближает нынешние Университеты с Университетами Средних веков. Но сии последние были более необходимы, нежели наши, для успехов просвещения: ибо тогда не было того бесчисленного множества книг и сочинений, которые ныне наполняют и просвещают Европу; изустное преподавание было единственным средством для передачи и приобретения знаний. От того в университетах Средних веков, ученики занимались долее, чем в нынешних: то были часто люди зрелого возраста, значительные по своему званию и занимаемым им местам. Университеты Средних веков отличиются от нынешних еще своим происхождением. Они не обязаны своим учреждением ни воле Государей, ни щедрости городов; но вот каким образом получали свое начало: человек, движимый любовью к Наукам, собирает вокруг себя многих учеников; несколько Профессоров присоединяются к нему; круг слушателей увеличивается, и без чуждой помощи основывают Училище.

Три Университета процветали в одно время: Париж славился преподаванием Богословия и Философии, Болония – Римского Права, Салерна – Медицины. Но Салерна не простирала влияния далее своего круга: ибо Медицинские Школы, образовавшиеся в последствии, скоро стали подражать своим устройством Училищам Правоведения и Медицины. Напротив того Париж и Болония служили образцом для других Университетов; устройство их представляет замечательную противоположность.

Твердили, что Болонский Университет обязан своим существованием Феодосию II; но это предание не имеет никакого основания. Собрание учеников вокруг знаменитого Профессора – вот происхождение школы, которая в начале была далеко от того, чтобы составить особенное сословие. Чрез несколько времени привилегия Фридерика I, данная на Ронкальянском сейме, предоставляла особенное покровительство чужеземным ученикам, которые из любви к Наукам переносили столько трудностей; запрещено было, под опасением строжайших наказаний, беспокоить их во время путешествия; они были подчинены особому суду Епископа и своих Професссоров. Но в конце двенадцатого века, своеволие учеников заставило Профессоров отказаться от уголовного суда и удержать над ними только суд гражданский. Однако, спустя столетие, они опять приняли в свои руки уголовный суд.

Сначала в Болонии было одно только Училище Правоведения, и от того должен был образоваться один Университет; но на самом деле их было два, и они различались между собой только числом учеников – ultramontani и citramontani. В последствии многочисленные ученики, занимаясь Медициной и Искусствами, под руководством отличнейших Профессоров, пожелали также иметь свои Университеты. Они встретили сильное сопротивление со стороны Юристов; но в 1316 году, новопришельцы восторжествовали, образовали значительное сословие и приняли название philosophi et medici vel physici, и общее имя artistae. Наконец во второй половине четырнадцатого века Иннокентий VI основал в Болонии Училище Богословия.

Чужеземные ученики имели полное право гражданства, и каждый год приносили присягу на покорность Ректору и законным установлениям. Собрание их, созываемое Ректором, составляло Университет в собственном значении этого слова. Здесь надлежало бывать по крайней мере три раза в год, чтобы не потерять права гражданства. Болонские уроженцы были избавлены от этого собрания и от обязанностей Университета. Причина такого различия заключалась в привилегии Фредерика I-го и в той зависимости, в которой Болония находилась от своих жителей. Профессора были точно так же подчинены, как и ученики; они, подобно им, присягали, были в зависимости от суда Ректора, который имел право наложить на них штраф и отрешать от должностей; наконец, в прениях университетских они не могли подавать голоса, если не были Ректорами. Помощниками Университета избирали всех артистов, которые приносили присягу в верности ему, должны были ему повиноваться и работали в особенности для учеников: таковы были писцы и переплетчики. Наконец каждогодно избирали купцов, для торговых сношений с учениками, и последние обязаны были так же, как и предыдущие, давать присягу пред лицом Ректора.

Первое место принадлежало Ректору. Для достижения этого звания надлежало быть учеником или Профессором, Духовным, Холостым, не принадлежать ни к какому религиозному Обществу и изучать пять лет, на свой счет, Правоведение. Ректоры были избираемы ежегодно прежними Ректорами, Советниками и известным числом избирателей, назначаемых Университетом. Они производили суд и раправу по делам гражданским и уголовным. За Ректорами следовали Советники наций, Синдики и другие низшие должности. Понятно, как любопытна должна была казаться Болония по блеску своего Университета. Он предоставлял многие привилегии Профессорам и ученикам; заботился даже о доставлении им удовольствий: ибо приказывал Жидам платить каждый год известную сумму юристам и артистам на увеселение во время масляницы. Смерть и конфискация имений были наказанием тому, кто вздумал бы подговаривать учеников переходить в другую школу.

Перейдем к преподаванию. Слово doctor составляло прежде почетный титул Пофессора, а не достоинство, не должность; но когда, около половины двенадцатого века, Университет получил прочное основание, тогда имя и достоинство Доктора, предоставлявшее право преподавания, нельзя было получить иначе, как подвергнувшись испытанию[†††]. Эти испытания были двух родов - частные и публичные. Прежде частного экзамена, кандидату давали две темы для изъяснения. В тот же самый день кандидат должен был читать свое сочинение. Доктор, представлявший его, рассматривал один, а другие Доктора могли только предлагать вопросы и суждения касательно заданной темы. Тотчас после экзамена приступали к собиранию голосов, и если кандидат был допускаем, то получал степень Доктора. Публичный экзамен, особенное испытание на Доктора, производился в Соборе, куда собирались с торжественной процессией. Получающий степень Доктора произносил речь и потом рассуждение; тут ученики, а не Докторы, входили с ним в диспут. Испытание оканчивалось речью Президента, который провозглашал нового Доктора. Ему тотчас представляли знаки его нового достоинства: книгу, кольцо и докторскую шапку; потом возвращались с таким же церемониалом, как и пришли.

Докторы имели право преподавать не только в Болонии, но, на основании повеления Папы, и во всех других Университетах. Они содействовали также избранию новых Докторов, когда сами принадлежали к Факультету. Факультет, отличавшийся от Университета, состоял из Докторов, которые располагали повышениями в степени. Он имел свои уставы и привилегии.

Лиценциаты не имели Права преподавать. Считаясь в числе учеников, они не имели никаких преимуществ; но ученики могли, с дозволения Ректора, читать трактат или комментарии: ученик, читавший лекции, назывался Бакалавром.

Профессоры были за преподавание награждаемы иногда от городом, а чаще от самих учеников, которые выбирали известнейших законоведцев; но в Болонии Профессоры имели столько источников к обогащению, что часто преподавали без всякой награды.

Курс разделялся на ординарный и экстраординарный (ordinariae, extraordinariae lecturae). Это потому, что книги, по которым учились, разделялись на книги ординарные и экстраординарные. К первым книгам относились Римское Право, или Дигесты, и Каноническое Право, которое составляли постановления и декреталии. Все другие книги были экстраординарные. От того и курсы учения разделялись на два рода, смотря по тому, по каким книгампроходили. Ординарными Профессорами назывались те, которые были торжественно уполномочены преподавать по обыкновенным книгам; Экстраординарные Профессоры могли преподавать только по другим книгам.

Таков был Болонский Университет в главных его основаниях. После него процветали Университеты в Падуе, Пизе, в Верчелли, в Арензо, в Ферраре, в Риме; основанный в Неаполе Фридрихом II отличался от других своим устройством; кроме того находились еще Университеты в Пьяченце, Модене, Реджио, Павии и Турине.

Париж славился преподаванием Богословия, как Болония Правоведением, и его Университет имел такую же власть. Древнейшие свидетельства, доказывающие его учреждение, суть два предписания Папы Александры III, в конце одиннадцатого века; потом привилегия, данная Филиппом-Августом в 1200 году, которую по ошибке приняли за основание Университета. Этот Университет отличался своим политическим влиянием, преувеличенным чувством о сем достоинстве, и необыкновенным расположением к нему народа. Он сам составлял для себя правила, предоставлял всю власть Профессорам, вмешивался во все богословские прения, защищал долгое время права свои на судебную власть против Парламента, и наконец гордился тем, что был «старшей дочерью» Королей.

Но здесь должно рассмотреть, каким образом трактовали о Римском Праве. В начале Средних веков, Римская Церковь любила и обработывала Римское Право: она часто умела извлекать из него свои выгоды, и обязано ему многим. Но в двенадцатом веке, когда она увидела, что Юриспруденция возвышается и может с ней соперничествовать, порабощает умы, и похищает большое число тех пылких людей, которые пристрастились к Науке, она тотчас изменила свой образ мыслей, и Св. Бернард горько сетовал, что даже в палатах Папы следовали не Божиему, а Юстинианову закону. На Реймском Соборе запрещено монахам, в 1131 году, изучение Римского Права и Медицины, и это запрещение было подтверждено и другими Соборами. Гонорий, в 1220 г., запретил Священикам изучать Римское Право. Однако нашли средство с смягчению этого строгого повеления, и исходатайствовали многие разрешения. Но тем же самым определением Гонорий запрещал преподавание Римского Права в Париже и его окрестностях, под тем предлогом, что его не применяли в судах. Притязания Папы понятны: Парижская школа была главным местом преподавания Богословия и была подчинена его надзору. Но какое было в самом деле предназначение Римского Права? Не смотря на преобладание Богословия и Философии, оно появилось в Париже в двенадцатом веке и было обработываемо здесь с усердием. Вот причина издания повеления Гонория. Ему повиновались еще в пятнадцатом веке; но в 1568 году, Парижский Парламент дозволил преподавание Римского Права. Чрез несколько лет, именно в 1576 году, он издал повеление, которым предоставил право преподавания известному Кюжà; чрез три года, опять было возобновлено прежнее запрещение; наконец в 1679 г. оно было навсегда уничтожено.

Мы не станем рассматривать в подробности Университетов: Монпельерского, основанного в 1289; Орлеанского, который слишком рано имел знаменитое Училище Правоведения; Тулузского, Валенцского и Буржского, которые славились в шестнадцатом веке.

Испанские Университеты гораздо позже приобрели известность преподаванием Римского права: преимущественно же основанные в XIII веке в Саламанке и в XVI в Алкале. Английские остались почти чуждыми сему преподаванию.

Таково было поприще глоссаторов; таковы были учреждения для преподавания Наук, открытые Правоведцам. Но прежде, чем приступим к рассмотрению их трудов, необходимо показать те творения и материалы, которые были у них под рукой – Пандекты, Кодекс, Институты и труд Жюльена. Все, что мы знаем о Римском Праве, кроме этих источников, им было неизвестно. Они имели еще закон Лонгобардский, собрание, посвященное Ломбардскому Феодальному Праву, новые Императорские законы, постановления городов и Канонические книги. Из всего этого мы будем рассматривать только Пандекты, которые стали быть известны в Болонии только постепенно и по частям.

Касательно текста, подлежат рассмотрению два важные вопроса: должно знать наперед, какие манускрипты мы имеем и какое их сравнительное достоинство; какие манускрипты имели глоссаторы и что извлекли они для объяснения текста. Мы обладаем Флорентийским манускриптом, который содержит в себе все пандекты и большое число других манускриптов, в которых заключались только некоторые их отрывки. Сии последние манускрипты согласуются ли с Флорентийскими, или их текст различен? Писатели разных об этом мнений. Одни рассматривают их, как простое повторение Флорентийских; другие, во главе которых Кюжà, доказывают, что эти манускрипты имеют основанием, независимо от Флорентийских, первоначальные манускрипты, и таким образом уроки их будут иметь оригинальное достоинство. Это мнение Кюжà имеет неопровержимые доказательства. Теперь рассмотрим, какие манускрипты имели Глоссаторы? Должно принять за верное, что они кроме Флорентийского знали еще древние манускрипты, и что признавая выше всех текст Флорентийский, они употребляли и другие, для того, чтобы составить новый текст, который мы можем называть Болонским: вот происхождение и изъяснение толкования. Весьма несправедливо будет, если мы станем представлять себе этот труд предприятием систематическим и общим, что не соответствует ни идеям, ни силе того времени. Нет, каждый работал со своей стороны; направление могло быть единообразное, но вход оставался независимым, и от этих-то частных работ происходило толкование. Такое обширное обработывание должно принадлежать Ирнериусу; оно кончилось с Аккюрсом.

Глоссаторы были в одно и то же время Профессорами и Писателями. Курс их состоялиз пяти частей Corpus juris. Еще и теперь мы имеем уроки Одофреда о трех частях Дигестов и девяти первых книгах кодекса. Один и тот же Профессор преподавал многие курсы (и сим объясняется нам, от чего один учитель мог заниматься с множеством учеников); каждый курс продолжался один год, и каждый урок – час. В первой половине четырнадцатого века произошли некоторые перемены в разделении курсов. Два Доктора преподавали в одно время три части Дигестов и Кодекс. Институты, Феодальное Право, Императорские постановления и три последние книги Кодекса были преподаваемы одним Профессором. Позже были введены специальные курсы на один только предмет. Курсы ординарных книг считались необходимыми, а к другим не принуждали учеников. На основании Устава, должны были преподавать только Римское Каноническое Право; однакож есть доказательства, что преподавали еще лекции о занятиях нотариуса. Нотариусы образовали в Болонии многочисленное сословие, и также имели свои лекции и даже давали степени Докторов.

Теперь представим очерк методы Правоведцев, которой они следовали в своих курсах. Прежде всего они бросали общий взгляд напредмет (summa); потом читали текст с своим объяснением; далее изъясняли трудности, противоречия и особые случаи (casus); представляли вкратце главные правила (brocarda) и наконец диспутировали о сомнительных местах (quaestiones). Впрочем каждый Профессор был свободен в выборе методы и способа преподавания. Ученики записывали под диктовку, разговаривали во время лекции, и имели право спрашивать Профессора: оно не имело места в ординарных курсах, которые читались утром; им пользовались только в курсах экстраординарных после обеда.

Книги явились только по окончании курсов, и имели один и тот же предмет – толкование Corpus juris, так что в это время глоссы составляли главный предмет Юридической литературы. Вначале они состояли из примечаний, писанных Профессорами на полях экземпляров текстов, были улучшаемы ими во все продолжение их занятий и по смерти их отыскивались ревностно. Эти примечания были драгоценны, потому что заключали в себе все, что Наука, которой занимался Автор, имела точного и существенного. Потом они увеличились, и из объяснений слов, составился комментарий. После глосс Юридическая Литература заключала в себе краткие извлечения, объяснения особых случаев (casus), сокращение общих правил, постановленное глоссаторами; вопросы о судопроизводстве (ordo juduciarius), рассуждения о делах, и наконец собрание прений (discussiones dominorum). Эти творения отличались многочисленностью курсов, но по своей форме они составляли тетради, а не книги. Знаменитейшие глоссаторы собирали вокруг себя учеников, которые были вместе их писцами и издателями; тетради переходили из рук в руки, и служили для справок как книги.

Ирнерий есть начальник и основатель Болонского Университета; он тут родился, хотя многие Ученые с шестнадцатого века, считали родиной его Германию. Он был Магистр Свободных Художеств. Когда книги о Праве были изданы, он начал изучать их один, без учителя, и скоро стал преподавать. Приобретши большую известность юридическми знаниями, он явился в делах публичных между 1113 и 1118 г. С 1116 по 1118 г. он находился в службе Императора Генриха V, часто был при его свите и получил важное поручение в Рим. Он оставил известных учеников; его творения в особенности обращают на себя внимание: они служат исходной точкой нынешней Юридической Литературы. Мы имеем еще, в целости и по частям, глоссы; но до нас дошли только перечни формул длянотариусов, вопросов и деловых книг его (actiones).

Невозможно произнести суждение о глоссах Ирнерия, потому что мы обладаем только одной частью. В начале изъяснения писались под строками, потом на полях; но они не имели, как позднейшие, систематического плана; однакож известно, что их весьма уважали и что они доставили Ирнерию прозвание lucerna juris. Этот Правоведец сначала довольствовался тем, что объяснял одно слово другим; потом мало по малу, в своих примечаниях на полях, он проникал в самый текст, смысл и идеи которого он старался сократить. Даже находим первый опыт критики для очищения текста. Какая сила самобытности в этом Ирнерии, который все создал из самого себя и не знал тех трудов, которые в предшествующие веки посвящали Праву!

В большей части манускриптов и во всех изданиям Кодекса, находится значительное число извлечений из Новелл, которыми уничтожались постановления; эти извлечения приводили и на них ссылались, как на самые законы. Их называли предписаниями закона, и начиная с Средних веков общее мнение приписывало их Ирнерию; но потом многие Писатели относили их к разному времени, и от того произошли обширная полемика, о Хронологии и об Авторе этих достоверных «предписаний», продолжающиеся и до наших дней. Бесспорно Ирнерий есть Автор большей части их. Много спорили о их достоинстве: одни хвалили верность их, другие порицали их в неточности. Эта укоризна отчасти имеет основание. Но чтобы вернее оценить эти акты, не должно отделять их от других трудов глоссаторов и забывать век, в котором их составляли.