<<
>>

§ 2. Особенности правового закрепления современных политических режимов стран Балтии

Как уже отмечалось, право, как сложное социальное явление в объектив­ном смысле играет весьма существенную роль в политической жизни конкрет­ного государства и тесно связано с субъектами политической системы обще­ства.

При этом мы придерживаемся точки зрения о вторичности такого явления как право по отношению к политическому режиму, однако, в любом случае право должно рассматриваться как неотъемлемый атрибут режима.

В настоящем параграфе для достижения поставленной цели предпри­нимается сравнительно-правовой и формально-юридический анализ законо­дательства Латвии, Литвы и Эстонии. По его результатам будет сделан вывод о том, какие позитивные или негативные тенденции в развитии и эволюции (трансформации) политических режимов закрепляют нормы права трех госу­дарств, насколько правовыми являются законы, и в какой степени они защи­щают, гарантируют либо же ущемляют права и свободы человека и гражда­нина, а также внесены предложения по их демократизации.

Безусловно, право, как наиболее мощный социальный регулятор, способ­ствует закреплению тех или иных позитивных либо негативных признаков по­литического режима, сформированного или формирующегося в конкретном государстве. Исключением в данном случае может считаться конституция, ко­торая, как правило, включает в себя в большинстве современных развитых и развивающихся государств демократические принципы, цели и задачи функци­

онирования государственной власти, широкий набор закрепленных прав и сво­бод человека и гражданина, указывает на необходимость следования общепри­знанным принципам и нормам международного права во внутреннем право­применительном процессе, дает предпосылки для оформления механизмов реа­лизации прав и свобод, содержащихся в основном законе.

Именно такую ситуацию можно наблюдать в государствах Балтии: конституции этих стран изобилуют демократическими нормами о принципах и ценностях современной цивилизации, закрепляют систему высших госу­дарственных органов и широко декларируют права и свобод личности.

К примеру, Латвия является независимой демократической республи­кой, где суверенная власть государства принадлежит народу Латвии, а госу­дарство признает и защищает основные права человека согласно Конститу­ции, законам и обязывающим Латвию международным договорам (ст.ст. 1,2,89 Конституции Латвийской республики)[262].

Также независимой демократической республикой с принадлежащим народу суверенитетом и служащими людям учреждениями власти провоз­глашает себя Литва (ст.ст. 1,2,5 Конституции Литовской республики).

Самостоятельной и независимой демократической республикой, где носителем верховной власти является народ, а деятельность высших органов государства осуществляется по принципу разделения и сбалансированности властей, является в соответствии со статьями 1 и 4 Конституции Эстония.

Общепризнанные принципы и нормы международного права являются неотъемлемой частью правовой системы Эстонии (ст.3 Конституции Эстон­ской республики), а в Литве служат основой для осуществления внешней по­литики государства (ст.135 Литовской республики).

Тем не менее, в отличие от юридических конституций, фактическая ре­ализация норм основных законов в странах Балтии и развитие конституцион­

ных принципов в обычных (органических) законах свидетельствует о нали­чии серьезных проблем в сфере защиты прав личности, демократичности ме­тодов осуществления власти, о закреплении негативных признаков политиче­ского режима во всех государствах региона.

Начнем анализ законодательства с Латвийской республики, где наибо­лее важной продолжает оставаться проблема «неграждан». Свое законода­тельное оформление эта категория получила 12 апреля 1995 года, с приняти­ем Сеймом закона «О статусе граждан бывшего СССР, не имеющих граждан­ства Латвии или иного государства» (далее - Закон о негражданах).

В соответствии с доктриной непрерывности латвийского государства правительство и парламент предоставили статус гражданина только тем лицам, которые были определены таковыми латвийским законом 1919 года «О поддан­стве».

При этом концепция властей такова: государство не предоставило граж­данство лицам, которые ими являлись до оккупации Латвии1, а восстановило права этих лиц. Соответственно, те лица, которые стали жителями Латвии с 1940 г. до принятия закона о гражданстве, не получили статус граждан, а стали негражданами, при чем с официальным паспортом негражданина.

Как указал Конституционный суд Латвии в решении от 07.03.2005, «с принятием Закона о негражданах возникла новая, ранее неизвестная между­народному праву категория лиц - неграждане Латвии. Неграждане Латвии не подлежат приравниванию ни к одному из установленных международно­правовыми актами статусов физического лица, потому что установленный для неграждан объем прав не соответствует полностью ни одному из этих статусов. Неграждане Латвии не могут считаться ни гражданами, ни ино­странцами, ни также лицами без подданства, а лицами с особым правовым статусом»[263][264]. Особый статус «неграждан» был также подтвержден независи­мыми европейскими экспертами, указавшими на то, что «неграждане Латвии

принадлежат к ранее неизвестной международному публичному праву кате­гории лиц»[265].

Именно статус «неграждан» с правовой точки зрения стал «камнем преткновения» в отношениях между латвийским правительством и так назы­ваемыми «негражданами», подавляющее большинство из которых составля­ют русскоговорящие. Прямым следствием искусственного и во многом наду­манного, на наш взгляд, разделения постоянно проживающих жителей Лат­вии, на две указанные категории стало появление и планомерное регулярное расширение перечня отличий в правах граждан и «неграждан» Латвии.

Негативным моментом в этой ситуации является то, что эти отличия (или различия, как указывают многие эксперты и исследователи) выходят за рамки разумной и общепринятой дифференциации статуса граждан, имею­щих политические права, и всех остальных жителей государства (хотя для т.н. «неграждан» Латвии предоставление политических прав было бы наибо­лее демократичным и либеральным вариантом решения, учитывая их много­летнее проживание на территории Латвии, глубокую и неразрывную связь с государством и т.д.).

Помимо отсутствия политических прав, «неграждане» юридически и фактически ущемлены в большинстве сфер общественной жизни. Анализ за­конодательных ограничений показывает следующую картину: порядка 12% ограничений в правовом статусе «неграждан» содержится в Основном законе Латвии, более половины включены в различные нормативно-правовые акты с юридической силой закона, четверть регламентирована соответствующими решениями министерств и ведомств, еще 15% - ограничения, закрепленные в решениях органов местных самоуправлений. Характерно, что, несмотря на заявления о нежелательности существования «неграждан», как неизвестного ранее международному праву института, чиновники Евросоюза довольно равнодушно относятся к подобным проявлениям антидемократических тен­

денций в законодательстве и правоприменительной практике Латвии (и отча­сти Эстонии). Прямым следствием указанной государственной правотворче­ской политики стало неучастие в 1993 г. в латвийский Сейм и в 1994 г. в ор­ганы самоуправления порядка 70% населения Латвии[266].

Еще более абсурдным и противоречащим как здравому смыслу, так и духу всех международных документов о правах и свободах человека и граж­данинаявляется, во-первых, запрет на участие «неграждан» в муниципаль­ных выборах в соответствии со статьями 5 и 8 Закона Латвии «О выборах в городские думы, областные и волостные советы» от 13.01.1994, а во-вторых, возможность участия в данных выборах иностранных граждан, проживаю­щих на территории Латвии (как правило, граждан ЕС).

Фактически иностранцы (граждане стран Европейского союза), прожи­вающие преимущественно на территории муниципалитета определенное не­продолжительное время поставлены в преимущество перед жителями Лат­вии, десятилетиями живущими в стране. В частности, для того, чтобы ино­странцу баллотироваться в органы местного самоуправления необходимо непрерывно проживать на территории муниципалитета 10 месяцев, а для ак­тивного избирательного права стаж проживания снижен до минимума - 3 ме­сяца.

Средний стаж проживания «неграждан» в Латвии - около 40 лет. Ничем иным, кроме как дискриминацией по признаку происхождения, националь­ности и языка, этот факт назвать не представляется возможным.

Анализ нормативных правовых актов Латвии позволяет определить те сферы трудовой деятельности, профессии, доступ к которым запрещен для «неграждан». Таковыми являются: сотрудники государственной гражданской службы (Закон «О государственной гражданской службе» от 07.09.2000, ст. 7), таможенники (Закон «О службе государственных доходов» от 28.10.1993, ст.17), сотрудники дипломатической и консульской службы (Закон «О ди­пломатической и консульской службе» от 21.09.1995, ст.3), государственные

контролёры, члены совета государственного контроля (Закон «О государ­ственном контроле», 09.05.2002, ст. 30), сотрудники государственной лесной службы (Закон «О государственной лесной службе» от 25.11.1999, п. 3), судьи (Закон «О судебной власти» от 15.12.1992, ст. 51), прокуроры (Закон «О прокуратуре» от 19.05.1994, ст. 33), сотрудники учреждений государ­ственной безопасности (Закон «Об учреждениях государственной безопасно­сти» от 05.05.1994, ст. 18), полицейские (Закон «О ходе службы должност­ных лиц со специальными служебными степенями в системе учреждений МВД и Управления мест заключения» от 15.06.2006, ст. 4), муниципальные полицейские (Закон «О полиции» от 04.06.1991, ст. 21 в редакции, после из­менений от 16.09.2010.), сотрудники охраны мест заключения (Закон «О ходе службы должностных лиц со специальными служебными степенями в систе­ме учреждений МВД и Управления мест заключения» от 15.06.2006, ст. 4), сотрудники государственной пожарной и спасательной службы (Закон «О пожарной безопасности и пожаротушении» от 24.10.2002, ст. 28), погранич­ники (Закон «О ходе службы должностных лиц со специальными служебны­ми степенями в системе учреждений МВД и Управления мест заключения» от 15.06.2006, ст. 4), военные (Закон «О военной службе» от 30.05.2002, ст. 1,16), лица, связанные с доступом к информации, объявленной государствен­ной тайной (Закон «О государственной тайне» от 17.10.1996, ст.

9), сотруд­ники государственной трудовой инспекции (Закон «О государственной тру­довой инспекции» от 13.12.2001. ст.5), члены советов регуляторов обще­ственных услуг (Закон «О регуляторах общественных услуг» 19.10.2000, ст.37), члены Центральной избирательной комиссии (Закон «О Центральной избирательной комиссии» от 13.01.1994, ст.2), работники отделов актов гражданского состояния (Закон «Об актах гражданского состояния», 17.03.2005., ст. 3), адвокат и помощник адвоката (Закон «Об адвокатуре» от 27.04.1993, ст. 14), нотариус и помощник нотариуса (Закон «О нотариате» от 01.06.1993, ст. 9), судебный исполнитель (Закон «О судебных исполнителях» от 24.10.2002, ст. 12), вольнонаемный на должности в воинской части (Закон

«О военной службе» от 30.05.2002, ст.16), внутренний аудитор в учреждени­ях, находящихся в подчинении министерств (Закон «О внутреннем аудите» от 11.02.2010, ст.11), член избирательной комиссии самоуправления (Закон «О городских, районных, окружных и волостных избирательных комиссиях и участковых избирательных комиссиях» от 10.05.1995, ст. 6), участник народ­ного ополчения (Закон «О Земессардзе Латвийской республики» от 06.05.2010, ст.14), омбудсмен (Закон «Об Омбудсмене» от 06.04.2006, ст.5), епископ, капеллан и военный ординатор в католической церкви (Договор Святого престола и Латвийской Республики от 12.09.2002, ст. 5, 24 и 25).

Помимо указанных ограничений для иностранных граждан (преимуще­ственно граждан стран Европейского союза) в отличие от «неграждан» открыт доступ к информации, объявленной государственной тайной (Закон «О госу­дарственной тайне» от 17.10.1996, ст. 9), к участию в выборах в Европейский парламент, таким профессиям, как адвокат и помощник адвоката, защитник в уголовном процессе, член правления детективного агентства, руководитель охранной службы, профессиональный патентный уполномоченный.

Однозначно можно сказать, что в данном случае имеет место дискри­минация по признаку национальности, происхождения и языка, поскольку подавляющее большинство «неграждан» Латвии являются русскими либо русскоговорящими жителями советской Латвии, поселившимися на ее терри­тории после 1940 г. Характерно также, что «неграждане» в соответствии с указанными дискриминационными ограничениями не участвуют в выборах в Европейский парламент, хотя «физически» проживают в стране-участнице Европейского союза.

Что касается отношения «неграждан» к Европейскому союзу, то даже факт постоянного проживания на территории Латвии как члена ЕС не гаран­тирует признание их в качестве постоянного жителя ЕС. Это вытекает из принятого в 2006 г. в Латвии Закона «Статус постоянного жителя Европей­ского Союза в Латвийской Республике», который обязывает «неграждан» на общих основаниях с другими иностранцами (известными международному

праву обычными гражданами иного государства) сдавать отдельный экза- мен1. Инициированные омбудсменом Латвии поправки в указанный закон, направленные на смягчение требований к «негражданам» были отклонены большинством голосов Сейма Латвии.

Существует также масса ограничений «неграждан» в области права собственности, частного предпринимательства, социальных прав, ограниче­ний свободы въезда, выезда и воссоединения семей.

Проблема «неграждан» сложна сама по себе, однако, определенную степень участия в усугублении ситуации играют и чиновники Европейского союза. Зачастую число «неграждан», проживающих в Латвии, учитывается при подсчетах общего количества неграждан Евросоюза (к примеру, ино­странцев, лиц без гражданства, работающих в Латвии). Так, статистическая служба Европейского союза, занимающаяся сбором статистической инфор­мации по странам-членам ЕС и гармонизацией статистических методов ис­пользуемых данными странами - Eurostat в 2012 г. опубликовала данные о том, что более всего жителей без гражданства в ЕС проживает вовсе не в Латвии, а в Люксембурге и на Кипре. Если в Латвии три года назад было 17% лиц без гражданства, то в Люксембурге нашлось 43%, а на Кипре - 20%[267][268]. Чиновники просто подменяют понятия: в число иностранцев и лиц без граж­данства при подсчете включают латвийских «неграждан», хотя это совер­шенно иная юридическая категория. Можно также указать цифры, приводи­мые латвийскими чиновниками в доказательство смягчения политики нату­рализации: из 750.000 латвийских «неграждан» в начале 1990-х гг. сегодня насчитывается порядка 260.000. Но - реально натурализовавшихся из них - 142.000. Остальные - умершие, получившие гражданство других государств,

эмигранты. Таким образом, законодательная политика Латвии в отношении «неграждан» смягчалась только «на бумаге».

Анализ законодательства Латвии показывает, что на уровне правитель­ства и парламента, на высших уровнях государственной власти особое вни­мание уделяется государственному языку, которым является латышский (ст.4 Конституции Латвийской республики). Не смотря на то, что в стране прожи­вает огромное количество русскоязычных «неграждан» и граждан, рабочим языком представительного органа - Сейма, является также латышский язык (ст. 21 Конституции ЛР). Более того, рабочим языком самоуправлений также объявлен латышский (ст. 101), а при обращении в государственные учрежде­ния и учреждения самоуправлений с заявлениями получить ответ по суще­ству можно также только на латышском языке (ст. 104).

Игнорирование русского языка, как языка общения 27% населения страны получает свое развитие в Кодексе Латвии об административных пра­вонарушениях (далее - КоАП Латвии) в форме многочисленных санкций за неиспользование в нужном объеме латышского. Европейская комиссия по борьбе с расизмом и нетерпимостью в своем втором докладе по Латвии отме­тила, что формулировки ряда составов нарушений, в том числе «неуважения к государственному языку», позволяют потенциально произвольное приме- нение[269]. Члены комиссии имели в виду статью 201— КоАП Латвии, диспози­ция которой: «Проявление грубого неуважения к государственному языку» - действительно предполагает субъективную оценку действий любого круга лиц, допускает широкое толкование при отнесении деяния к данному виду правонарушения.

Однако помимо данной статьи можно выделить еще ряд составов, за­крепленных в КоАП Латвии, которые также отличаются размытостью фор­мулировок и направлены на дискриминацию русскоязычного населения:

- 41.1Заключение трудового договора с работником, чей объем владе­ния государственным языком недостаточен для выполнения его профессио­нальных и должностных обязанностей и который не предъявил предусмот­ренный нормативными актами документ, удостоверяющий владение госу­дарственным языком;

- 201.26 Неиспользование государственного языка в объеме, необходи­мом для выполнения профессиональных и должностных обязанностей, если нормативный акт предусматривает использование государственного языка;

- 201.27 Необеспечение перевода на государственный язык на заседани­ях и иных рабочих совещаниях;

- 201.28 Необеспечение использования государственного языка в дело­производстве или документах, если нормативный акт предусматривает ис­пользование государственного языка;

- 201.29 Незаключение на государственном языке договоров с физиче­скими и юридическими лицами о предоставлении услуг лечения, здраво­охранения, общественной безопасности и иных общественных услуг или не- приложение перевода на государственный язык к договору, заключенному на иностранном языке;

- 201.31 Необеспечение перевода на государственный язык на меропри­ятиях, происходящих на территории Латвии, если нормативный акт преду­сматривает обеспечение перевода на государственный язык;

- 201.32 Необеспечение переводом на государственный язык передачи радио и телевидения или неозвучивание (недублирование) на государствен­ном языке публично демонстрируемого кинофильма, видеофильма или его фрагментов, или необеспечение субтитрами на государственном языке ори­гинального звукового сопровождения с соблюдением действующих норм ли­тературного языка, если нормативный акт предусматривает таковой перевод;

- 201.33 Формулирование или использование названий учреждений, общественных организаций, коммерсантов, а также мероприятий, не на госу­

дарственном языке, если нормативный акт предусматривает образование и использование названия на государственном языке;

- 201.34 Невоспроизведение текстов печатей, штампов и бланков на гос­ударственном языке, если нормативный акт предусматривает воспроизведе­ние этих текстов на государственном языке, или воспроизведение их на ино­странном языке наряду с государственным языком, если нормативный акт предусматривает воспроизведение таковой информации только на государ­ственном языке;

- 201.35 Непредоставление надписей, вывесок, афиш, плакатов, сообщений или иных посланий на государственном языке, если нормативный акт преду­сматривает таковую информацию предоставлять на государственном языке;

- 201.37 Неустановление необходимых уровня и степени владения госу­дарственным языком для профессий и должностей работников или самозаня­тых лиц, напрямую общающихся с потребителями или в чьи трудовые обя­занности входит ведение установленного государством делопроизводства.

Представляется, что указанные составы административных правона­рушений сформулированы умышленно таким образом, чтобы у правоприме­нительных органов сохранялась возможность беспрепятственно и расшири­тельно трактовать диспозиции. Кроме того, латвийский законодатель допу­стил внесудебный порядок привлечения к ответственности по указанным со­ставам. Так, дела об административных правонарушениях, предусмотренных перечисленными выше статьями КоАП Латвии, рассматривает Центр госу­дарственного языка, он же самостоятельно налагает штрафы за указанные правонарушения.

Ситуация зашла настолько далеко в антидемократическое поле, что даже Президенту Латвии Раймонду Вейонису Государственной комиссией по языку было указано на обязанность общения с прессой исключительно на ла­тышском языке. Р. Вейонис подчинился требованию, хотя ранее заявлял, что

«разговаривает с прессой на том языке, на котором к нему обращаются1, и вырос на сказках Пушкина и русский язык для него как родной».

На ущемление прав национальных меньшинств и дискриминирующие нормы в латвийском законодательстве указывают эксперты Комитета ООН по правам человека. В частности, в 2014 г. отмечено, что в 22% образова­тельных учреждений Латвии предусмотрено обучение на двух языках - ла­тышском и одном из семи языков национальных меньшинств... Комитет ... обеспокоен тем, что переход в соответствии с Законом об образовании к пре­подаванию только на латышском языке в основном имеет негативные по­следствия для меньшинств, а также тем, что в стране происходит постепен­ное сокращение мер по поддержке преподавания языков и культуры мень­шинств в школах для представителей меньшинств»[270][271].

Латвийское законодательство о языке по своей сути является неправо­вым и дискриминационным. В качестве подтверждения можно обратиться к нормам о Центре государственного языка, который наделен полномочиями во внесудебном порядке накладывать штрафы за «неправильное использова­ние государственного языка». Латвийским законодательством также поощря­ется так называемое «доносительство»: с 2000 по 2013 год зарегистрировано более 10.000 доносов в Центр государственного языка на недостаточное упо­требление латышского языка, оштрафовано 9500 человек. Как отмечают ис­следователи, большинство инструкций и иных ведомственных нормативных актов Центра государственного языка противоречит рекомендациям Комите­та ООН по ликвидации расовой дискриминации в отношении требований к знанию и употреблению языка на работе[272].

По утверждениям сотрудников Латвийского комитета по правам чело­века, несоразмерные языковые требования предъявляются ко всем должно­

стям и профессиям в общественной сфере, а с 2011 года - к 1/3 профессий в частной сфере. Более того, постоянно растет число языковых проверок на предприятиях, преимущественно по доносам. С 2011 года вчетверо возрос размер соответствующих штрафов. Как следствие, наблюдается вытеснение нацменьшинств не только из общественного сектора, но и с престижных за­нятий в частном секторе1. Также благодаря введению с 2013 г. в Латвии по­вышенных языковых требований к депутатам органов самоуправления, на июньских выборах 2013 г. в 70% самоуправлений было избрано не более од­ного депутата от национальных меньшинств. 49% самоуправлений вообще не имеют в своем составе представителей национальных меньшинств[273][274].

Сфера использования языка, в том числе государственного и языка меньшинств, прямым образом связана с методами осуществления государ­ственной власти, а также является результатом соответствующей законода­тельной политики. В странах Балтии замечены случаи подмены понятий с целью дискриминировать носителей нелатышского языка, когда представи­тели власти Латвии[275], Литвы[276]и Эстонии[277]используют термин «сегрегация» для характеристики ситуации, когда наряду со школами на государственном языке в государстве функционируют школы на языках национальных мень­шинств. Сегрегация (политика принудительного отделения какой-либо груп­пы населения) запрещена Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации. В то же время наличие школ с обучением на

языках меньшинств прямо разрешено следующими документами, ратифици­рованными всеми государствами балтийского региона:

- Конвенция ООН о борьбе с дискриминацией в области образования 1960 г. в ст. 2 оговаривает, что дискриминацией не является «создание или сохранение по мотивам религиозного или языкового характера раздельных систем образования или учебных заведений, дающих образование, соответ­ствующее выбору родителей или законных опекунов учащихся, в тех случа­ях, когда включение в эти системы или поступление в эти заведения является добровольным и если даваемое ими образование соответствует нормам, предписанным или утвержденным компетентными органами образования»1;

- Рамочная конвенция Совета Европы о защите национальных мень­шинств 1995 г., в ст. 14 провозглашает, что «в районах традиционного про­живания, а также там, где лица, принадлежащие к национальным меньшин­ствам, составляют значительное число, Стороны, в случае достаточной по­требности в этом, стремятся обеспечить, насколько это возможно и в рамках своих образовательных систем, чтобы лица, принадлежащие к этим мень­шинствам, имели надлежащие возможности изучать язык своего меньшин­ства или получать образование на этом языке»[278][279].

О возможности получения образования на языке меньшинств, о закон­ности и легитимности двуязычного обучения и преподавания на языке мень­шинств свидетельствует как обширная судебная практика по вопросу[280], так и многочисленные рекомендации властям Латвии от Европейской комиссии по

борьбе с расизмом и нетерпимостью, Верховного комиссара ОБСЕ по делам национальных меньшинств, других органов1.

Соответственно, продолжающееся сокращение школ с обучением на языке национальных меньшинств (их в Латвии 38% от общего населения), умышленно неверная интерпретация понятия сегрегации и применение дан­ного юридического термина к школам с обучением не на латышском языке, могут свидетельствовать только о нежелании Латвии в лице правительства и парламента осуществлять демократическими способами политическую власть, проводить либеральную законодательную политику.

Недовольство экспертов вызывает также и Уголовный кодекс Латвии, который с точки зрения Комитета против пыток ООН не содержит состав преступления, состоящий в применении пытки, как оно определяется в статье 1 Конвенции ООН против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания 1984 г. [281][282] В свою оче­редь, другой орган Организации объединенных наций - Комитет по правам человека в апреле 2014 года высказал обеспокоенность тем, что наказания за применение пыток, предусмотренные несколькими статьями Уголовного ко­декса Латвии, являются недостаточными для таких уголовных действий и что в отношении преступления «применение пыток» установлен срок исковой

3

давности, не соразмерный тяжести данного преступления[283].

В итоге можно с уверенностью утверждать о том, что в Латвии наблю­даются негативные тенденции трансформации политического режима, под­

крепленные соответствующей законодательной политикой властей. Кроме того, нарушения, связанные с установлением антидемократических призна­ков и характеристик политического режима носят систематический характер.

Законодательное закрепление негативных тенденций в сфере языка (в том числе языка национальных меньшинств) явно прослеживается и в Литве, где, к сожалению представителей многих национальных диаспор (польской, русской, белорусской), с 2010 года утратил силу Закон «О национальных меньшинствах» 1989 г. Как утверждают многие правозащитники и эксперты, правовой вакуум образовался умышленно, а власти Литвы саботируют при­нятие нового закона о нацменьшинствах1.

Действительно, если проанализировать заявления первых лиц Литвы, то обнаруживается последовательная линия противодействия стандартам прав че­ловека и демократическим способам осуществления власти. Так, к примеру, президент Литвы Д. Грибаускайте еще в начале 2014 г. выразила свое мнение по вопросу о восстановлении истекшего в конце 2009 года Закона «О нацио­нальных меньшинствах». Президент Литовской Республики заявила, что вос­становление Закона «О национальных меньшинствах 1989 года может не толь­ко подорвать Конституцию Литовской Республики 1992 г., но и явиться попыт­кой вернуться в постсоветский период и восстановления постсоветского про- странства[284][285]. Ещё одну угрозу проекта закона президент Далия Грибаускайте ви­дит в легализации многоязычия в Литве и в том числе русского языка.

По мнению Европейского фонда по правам человека (ЕФПЧ) аргумен­ты президента необоснованны и являются попыткой отвлечь внимание от во­проса урегулирования прав национальных меньшинств в стране; Закон «О национальных меньшинствах» был действителен до начала 2010 года, то есть в течение почти 20 лет независимости Литвы, и никакой государственный

орган (в том числе парламент Литвы и Конституционный суд) не оспаривал его совместимость c основным законом1.

Следствием отсутствия закона являются огромные и в большом количе­стве штрафы за вывески не на литовском языке, обозначения улиц и других наименований на языках меньшинств. Вопиющим может быть признано реше­ние о наложении штрафа в 2014 г. в размере 12.500 евро директору админи­страции самоуправления Шальчининкского района Болеславу Дашкевичу лишь за то, что, проигнорировав решение суда, тот не снял двуязычные таблички с названиями улиц у себя в районе, 80% населения которого - поляки[286][287]. С юриди­ческой точки зрения также наблюдается противоречие: в 2000 году Литва рати­фицировала Рамочную конвенцию по защите прав национальных меньшинств и взяла на себя безусловное обязательства привести в соответствие внутреннее законодательство, обеспечить соблюдение норм конвенции в стране, однако эти обязательства не выполнены по сегодняшний день.

14 января 2014 г. в Европейском парламенте президент Литвы заявила, что ни одна европейская организация, которая занималась расследованиями случаев дискриминации в отношении нацменьшинств в Литве, не обнаружи­ла нарушений международных стандартов, в том числе Рамочной конвенции о защите национальных меньшинств. Кроме того, по мнению г-жи президен­та, ни в одной стране Европы, нет такой возможности, чтобы нацменьшин­ства могли учиться на своём языке от детского сада до университета, или чтобы в стране было бы двузначное число школ, в которых обучение идёт на языке национальных меньшинств[288]. В данных словах Д. Грибаускайте, одна­ко, обнаруживается грубое несоответствие действительности: на существу­ющую в Литве проблему несоблюдения прав нацменьшинств обращают вни­мание не только неправительственные организации 3 сектора, но и многие

международные организации, и особенно Совет Европы. В частности, в до­кладе Freedom House 2013 года упоминается об отсутствии юридической за­щиты прав нацменьшинств1. В докладе отмечается, что дискриминация этни­ческих меньшинств, на которые приходится 16 % населения, по-прежнему остается проблемой. Кроме того, в докладе указывается на то, что ученики школ, в которых обучение ведется на языке нацменьшинств, обязаны сдавать такие же экзамены как ученики литовских школ[289][290]. Также и доклад организа­ции Amnesty International обращает внимание на ратификацию Литвой Про­токола № 12 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод, гово­рящий об общем запрете дискриминации, а также на тот факт, что многие нормативные акты Литвы остаются дискриминационными[291].

Наилучшей иллюстрацией неприменения Литвой положений Рамочной конвенции является Резолюция по выполнению Рамочной конвенции о защите национальных меньшинств, подготовленная Комитетом министров Совета Ев­ропы (Постановление СМ / ResCMN. 2012). Комитет министров в этом доку­менте утверждает, что в настоящее время в Литве наблюдается отсутствие чет­ких и последовательных правил, касающихся защиты национальных мень­шинств, а также затрудненный доступ к финансированию школ национальных меньшинств в рамках системы государственного образования и недостаточное количество финансовых ресурсов для защиты культуры и самобытности нацио­нальных меньшинств. В отчете критикуются также действия литовских судов, которые не принимают во внимание положения Рамочной конвенции[292].

В дополнение к вышесказанному, можно упомянуть и доклад, относя­щийся к подготовке парламентских выборов в Литве в 2012 году, подготов­

ленный одной из групп Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе. Доклад показал примеры деятельности литовских властей, отклоня­ющиеся от общепринятых и применяемых в Европейском Союзе стандартов, в том числе ослабление роли нацменьшинств путем изменения границ изби­рательных округов; обязательный 5% избирательный порог для националь­ных меньшинств, несмотря на рекомендацию его отмены; публикация ин­формации о выборах только на литовском языке или ограниченный доступ к СМИ партий нацменьшинства в ходе избирательных кампаний1.

Кроме того, следует отметить доклад Верховного комиссара ОБСЕ по делам национальных меньшинств Кнута Воллебека (май 2012 года), выводы Европейской комиссии против расизма и нетерпимости, и мнение организа­ции «Европейская сеть против расизма», которые говорят о ухудшающимся положении польского меньшинства в Литве.

Европейский фонд прав человека также напоминает о ходатайстве, находящемся на рассмотрении в Европейском парламенте «Языковые права поляков в Литве», в котором отражены проблемы прав польского меньшин­ства: правописание имён и фамилий, использование знаков местности или улиц на языке меньшинства и т.д. Признание петиции и начало расследова­ния этого дела Комиссией по петициям является доказательством того, что проблемы национальных меньшинств в Литве обсуждаются и решаются на европейском уровне. Однако, примечательно, что даже в этом случае пред­ставители Литвы попытались приуменьшить значение проблемы, в частно­сти, представляя ложную информацию об образовании национальных мень­шинств в Литве, которые должны были девальвировать важность петиции и избежать публичного обсуждения прав национальных меньшинств в Литве[293][294].

Важно, на наш взгляд, заметить также, что данные, которые указыва­лись нами выше относительно высказываний президента Литвы Д. Грибаус­

кайте и опубликованные на соответствующих ресурсах в коммуникационной сети Интернет на сайте Европейского фонда прав человека, были удалены и на сегодняшний день не доступны.

По данным экспертов продолжают сохранять свою актуальность отме­ченные в докладе Европейской комиссии по борьбе с расизмом и нетерпимо­стью за 2011 год критические замечания в адрес Литвы в части, касающейся соблюдения прав национальных меньшинств1. Не меньше нареканий получа­ет и литовский Закон «Об образовании», поправками 2011 года к которому введено обязательное преподавание на литовском языке ряда предметов, а также закрепление единых требований к экзамену по государственному язы­ку для учеников литовских школ и школ нацменьшинств.

По мнению сотрудников Европейского фонда прав человека (EFHR), способы и методы осуществления власти в Литве не соответствует междуна­родным стандартам, подтверждением чего является Закон об образовании, который противоречит Директиве Европейского Совета 2000/43/WE, провоз­глашающей принцип равенства, независимо от расы или этнического проис­хождения.

Еще одним тревожным явлением есть стандартизация экзамена из гос­ударственного языка (то есть, идентичный экзамен составлен как литовцами, так и представителям национальных меньшинств), которая была введена без определения соответствующего переходного периода, назначенного для овладения новой учебной программы. Такое изменение в системе образова­ния можно считать дискриминацией, ведь оно фактически ухудшает старто­вую позицию детей, которые посещают школы национальных меньшинств[295][296].

Как видим, в Литовской республике национальный вопрос и проблема языка выступают ключевым фактором в развитии негативных явлений и тен­денций эволюции политического режима. Представляется, что многочисленные

рейтинговые агентства, включающие Литву в число консолидированных демо­кратий, основывают свои выводы на ложных либо мнимых умозаключениях.

Интересные результаты получены из анализа норм Конституции и за­конов Эстонии. Так или иначе, исследование нормативно-правовых актов имеет своим предметом сферу дискриминации и антидискриминационных мер (или их отсутствия). Это справедливо, на наш взгляд, поскольку приме­нительно к вопросу о политическом режиме и его разновидности в том или ином государстве, наиболее важным является сфера закрепления прав и сво­бод личности, гарантий и механизмов их реализации.

Что касается основного закона, то статья 48 Конституции Эстонской республики провозглашает, что в партиях могут состоять только граждане Эстонии. Учитывая же большой процент «неграждан» в Эстонии, имеющих, как указывалось выше в нашем исследовании, тесную и долгосрочную связь с государством, эксперты Комитета по ликвидации расовой дискриминации каждый год с обеспокоенностью указывают на необходимость внести изме­нения, допустить к участию в политических партиях «неграждан», но Кон­ституция остается неизменной.

Следует указать и на противоречивость самих норм Конституции Эс­тонии. В частности, в ст.9 указывается, что конституционные права, свободы и обязанности распространяются в равной степени, как на граждан Эстонии, так и на пребывающих в Эстонии граждан иностранных государств и лиц без гражданства. Вместе с тем, ст.28 Конституции разрешает законодателю огра­ничивать в правах неграждан на помощь со стороны государства по старости, нетрудоспособности, по случаю потери кормильца, по бедности. Подобная возможность в ограничении прав «неграждан» установлена статьей 29 (право свободно выбрать себе род занятий, профессию и место работы) и статьей 31(право заниматься предпринимательством и вступать в коммерческие объ­единения и союзы) Основного закона Эстонии.

В соответствии с рекомендациями органов Европейского союза власти Эстонии все же вносили изменения в нормативные акты с целью уменьшения

дискриминационных норм. Чаще всего такие шаги были сделаны в отрасли трудового права, хотя и там изменения и поправки носят половинчатый харак­тер (например, эстонский законодатель снял ограничения при приеме на работу по признаку языка и происхождения с профессий частного сектора, сфера госу­дарственной гражданской службы реформированию не подверглась).

Нельзя не отметить положительно принятие в Эстонии Закона «О рав­ном обращении» 2008 г., вступившего в силу с 1 января 2009 г. 1 Его нормы полностью соответствуют требованиям Европейского союза о защите от дис­криминации по различным признакам (национальность, раса, цвет кожи, ве­роисповедание, возраст и т.д.).

Однако и здесь половинчатые меры демонстрирует ст.9 Закона, закреп­ляющая положение о том, что Закон «не ограничивает применения таких со­ответствующих закону мер, которые необходимы для обеспечения обще­ственного порядка и безопасности, предотвращения преступлений, защиты здоровья, прав и свобод других людей. Применяемые таким образом меры должны быть пропорциональны поставленной цели». Несмотря на то, что Ди­ректива Совета ЕЭС 2000/43/ЕС от 29 июня 2000 года «Об обеспечении вы­полнения принципа равенства лиц независимо от расовой или этнической принадлежности» позволяет делать исключение из общего запрета прямой дискриминации при наличии подлинных и определяющих профессиональных требований или в контексте позитивных мер[297][298], Закон Эстонии «О равном об­ращении» допускает данную меру даже по этническому и расовому признаку.

Помимо указанных выше предписаний, на сегодняшний день Эстония полностью не выполнила требование Директивы Совета ЕЭС 2000/43/ЕС от 29 июня 2000 года, поскольку Закон «О публичной службе» 2012 г. не счита­

ет дискриминацией неравное обращение на основе владения языком, если та­кое обращение разрешено настоящим законом или Законом о языке1.

Большое количество замечаний, «обеспокоенности» и рекомендаций по изменению правовых норм предъявляются к уголовному праву Эстонии. В частности, в Заключительных замечаниях по пятому периодическому докла­ду Эстонии, принятых Комитетом против пыток на его пятидесятой сессии (6-31 мая 2013 года) Комитет выражает обеспокоенность в связи с тем, что в определении пытки в статье 122 Уголовного кодекса Эстонии не отражены все элементы, содержащиеся в статье 1 Конвенции ООН против пыток и дру­гих жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания 1984 г., такие как причинение душевной боли (статьи 1 и 4). Примечательно, что такое же замечание и соответствующую рекомендацию власти Эстонии уже получали от Комитета в аналогичных «Выводах и реко­мендациях» от 23 декабря 2002 г., от 19 февраля 2008 г. Статья 122 Уголов­ного (пенитенциарного) кодекса Эстонии с формулировкой диспозиции: «Применение систематического или вызывающего сильную боль физическо­го насилия»[299][300] уже тогда была предметом анализа и была признанной подле­жащей корректировке. За 11 лет власти Эстонии требования Комитета ООН против пыток так и не выполнили.

Регулярно Комитет против пыток требовал придать большую адекват­ность наказаниям за применение пыток, предусмотренных в статьях 122, 291, 312 и 324 Уголовного кодекса. По мнению экспертов, предусмотренное в Уго­ловном кодексе наказание за акты пытки, составляющее до пяти лет тюремного заключения, несоразмерно тяжести этого преступления. Каждый раз в своих докладах Комитет призывает власти Эстонии сделать работу Канцлера юстиции и Министра юстиции более эффективной. Следует согласиться с доводами Ко­

митета о том, что данные структуры не выполняют своих функций по защите прав и свобод человека и гражданина, более того, наделение их фиктивными полномочиями является умышленными действиями властей Эстонии.

Комитет выражал обеспокоенность и сообщениями о том, что начиная с 2011 года на бирках с именами заключенных в тюрьмах Эстонии содержит­ся также информация об уровне их владения эстонским языком, что рассмат­ривается некоторыми заключенными как дискриминация и унижающее чело­веческое достоинство обращение. Комитетом было рекомендовано государ­ству-участнику прекратить любую дискриминацию заключенных по призна­ку уровня их владения эстонским языком и предотвращать любые санкции в отношении заключенных в связи с административными или дисциплинарны­ми вопросами в том случае, если они в недостаточной степени владеют этим языком. Заключенным, не владеющим эстонским языком в достаточной сте­пени, следует предоставлять услуги перевода.

По данным МИД РФ, Эстония не выполняет рамочное решение Евро­пейского союза от 2008 г. (Framework decision 2008/913) о привидении соот­ветствующих статей пенитенциарного кодекса Эстонской республики (в дан­ном случае речь идет о ст. 151 «разжигание ненависти») в соответствие с требованиями указанного документа. Такое положение дел привело к тому, что в эстонском законодательстве факты проявления ксенофобии, национа­лизма и расизма, латентной дискриминации умышленно выводятся за рамки уголовного и административного преследования[301].

Отметим также негативные замечания Комитета по ликвидации расо­вой дискриминации в отношении Эстонии, которая нарушает те или иные нормы Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискри­минации. Так, среди прочего в 2014 г. эксперты указали на следующие нару­шения во внутреннем законодательстве Эстонии:

- до сих пор не принято решение о создании национального правоза­щитного учреждения (CERD/C/EST/CO/8-9, пункт 10) в соответствии с Па­рижскими принципами, касающимися статуса национальных учреждений;

- отсутствие поправок к Уголовному кодексу, которые бы запрещали расистские организации, распространение идеи расового превосходства и ра­совой ненависти и которые бы квалифицировали ненавистнические заявле­ния расистского толка и разжигание ненависти в качестве уголовно­наказуемого преступления по закону в обстоятельствах, предусмотренных статьей 4 Конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации;

- мягкость мер наказания (штраф в 100 евро), которые были преду­смотрены в 2011 году по разделу 151 Уголовного кодекса за размещение в интернете комментариев, содержание которых признается как разжигание ненависти и подстрекательство к насилию;

- то обстоятельство, что по эстонскому уголовному праву при судеб­ных разбирательствах расовая мотивация в целом не считается отягчающим обстоятельством;

- большое число неэстонцев среди заключенных, включая значитель­ную долю лиц с неопределенным гражданством;

- то обстоятельство, что администрация тюрем и исправительных учреждений отказываются принимать и переводить жалобы заключенных, которые не написаны на официальном языке, что может ограничивать воз­можности заключенных из среды меньшинств подавать устные и письменные жалобы[302];

- отсутствие жалоб на должностных лиц полиции и пограничной служ­бы, а также Совета по делам полиции и пограничной охраны и Совета по де­лам полиции и безопасности в связи с проявлениями расизма, массовой дис­криминации, ксенофобии и аналогичных форм ненависти;

- незначительное число расследований по жалобам на дискриминацию по признаку этнического происхождения и расы1.

Нами выделены подобные замечания Комитета против пыток, но уже в отношении Литвы, причем определенная часть из них переходит из отчета в отчет, что говорит о грубом игнорировании властями Литвы общепризнан­ных принципов и норм международного права, которые к тому же ратифици­рованы парламентом государства. К наиболее серьезным нарушениям Кон­венции эксперты Комитета в докладе 2014 г. относят:

- определение пыток, содержащееся в статье 1 Конвенции, не включено во внутреннее законодательство, что может создавать лазейки для безнаказан­ности (в 2004 году также отмечалось отсутствия всеобъемлющего определения пытки, подобного тому, которое содержится в статье 1 Конвенции, и отсутствия конкретной ссылки на такое уголовное преступление, как пытка, в Уголовном кодексе Литвы[303][304]; замечание содержится также и в докладе 2009 г.);

- поскольку в Уголовном кодексе отсутствует отдельная статья, преду­сматривающая наказание за применение пыток, меры наказания за акты пыток включены в разные статьи Уголовного кодекса Литвы и не составляют надле­жащее наказание за такие уголовные преступления, учитывая их тяжесть;

- статья 103 Уголовного кодекса Литвы, устанавливающая уголовную ответственность для лиц, применяющих пытки, охватывает только лиц, за­щищаемых по международному гуманитарному праву;

- пункт 5 статьи 95 Уголовного кодекса Литвы, в котором перечислены преступления, не имеющие срока давности, включает акты пыток только в отношении лиц, защищаемых по международному гуманитарному праву;

- задержанные не пользуются на практике всеми основными правовы­ми гарантиями против пыток и жестокого обращения, которые должны обес­

печиваться сразу же после лишения свободы, в частности правом быть ин­формированным и иметь представление о своих правах, таких как право на доступ к адвокату, право на доступ к независимому врачу и право информи­ровать родственника или какое-либо лицо по своему выбору (в 2004 г. было сформулировано замечание по поводу практического лишения задержанных лиц возможности получить сразу после их задержания доступ к адвокату, не­зависимому врачу или членам семьи);

- продолжительность досудебного заключения под стражу и админи­стративного задержания и в связи с большим числом лиц, подвергаемых до­судебному заключению под стражу и административному задержанию, и в связи с тем, что досудебное заключение под стражу не используется в каче­стве крайней меры;

- лица, подвергаемые досудебному заключению под стражу, могут не­однократно возвращаться из тюрем в полицейские изоляторы, и такие лица могут продолжительные сроки содержаться в полицейских изоляторах, от­бывая последовательные наказания за административные правонарушения;

- возможность и практика помещения несовершеннолетних в «центры социализации», что равносильно административному задержанию, и их по­мещением в «комнаты релаксации» за нарушения дисциплины, что равно­сильно одиночному заключению;

- бытовое насилие не составляет отдельного преступления по Уголов­ному кодексу Литвы (в 2009 году аналогичное замечание было сформулиро­вано так: Комитет сожалеет об отсутствии определения насилия в семье в национальном законодательстве и о том, что насилие такого рода не призна­ется в качестве отдельного преступления);

- отсутствие в государстве национального правозащитного учреждения в соответствии с Принципами, касающимися статуса национальных учре­ждений, занимающихся поощрением и защитой прав человека (Парижские принципы);

- большой контингент заключенных в пенитенциарной системе, что оборачивается серьезной переполненностью некоторых пенитенциарных за­ведений и вызывает насилие среди заключенных большей частью в результа­те неадекватности управления и кадрового укомплектования (в 2009 г. Коми­тет выражал обеспокоенность переполненностью мест содержания под стра­жей, в частности в камерах досудебного содержания и госпитале пенитенци­арных учреждений);

- инфраструктура и плохие физические условия в ряде тюрем, особенно тюрем в Лукишкесе и в Шауляе, включая жилую площадь на одного заклю­ченного, не соответствуют международным стандартам и заключенным не обеспечен конструктивный режим1.

Как видно, в Литве Комитетом против пыток высказаны рекомендации и сформулированы замечания, похожие в целом на те, что упоминались в до­кладах по Эстонии.

Возвращаясь к Эстонии, отметим, что государственная политика в от­ношенииязыка общения меньшинств подвергается жесткой критике со сто­роны международных органов, в частности Организации объединенных наций. Глубокую озабоченность, в частности, вызывает инициатива Канцле­ра юстиции Эстонии от 2 июля 2012 года по приведению законодательства о частных школах в соответствие с конституционными правами каждого на обучение на эстонском языке, в результате чего 60% обучения в старших классах средней школы, где обучение проводилось на русском языке, теперь ведется на эстонском языке при одновременном введении обязательного преподавания пяти предметов на эстонском языке[305][306]. В 2014 г. Комитет выра­жал обеспокоенность тем, что, хотя Закон «О равном обращении» и запреща­ет дискриминацию в отношении работника или потенциального работника по

такому признаку, как гражданство (этническое происхождение), различное обращение по признаку знания эстонского языка не считается дискримина­цией, если такое обращение допускается законом о гражданской службе или законом о языках. Также выражена обеспокоенность расхождениями между уровнями занятости и доходов между эстонским и неэстонским населением, в том числе в зависимости от знания языка1.

Экспертами замечено, что фактор владения (либо не владения) эстонским языком оказывает огромное влияние на возможности неэстонцев на рынке тру­да, при этом языковые требования не всегда имеют объективный характер. По­дробный научный анализ имеющихся официально установленных в публичной и частной сферах требований к знанию эстонского языка (как и латышского в Латвии), проведенный Д. Коченовым, В. Полещук и А. Димитровсом, показы­вает, что в Эстонии и Латвии языковая политика «нарушает базовые требования на трех уровнях права, включая международное, европейской и национальное право обоих государств, поскольку наблюдается полное незнание судами и за­конодателями обоих стран двух важнейших правовых концепций: пропорцио­нальности и косвенной дискриминации. Язык часто выступает в качестве ин­струмента этнической дискриминации...»[307][308].

Давление на организации, использующие русский язык в качестве ра­бочего, регулярно отмечается исследователями. К примеру, в 2013 г. соблю­дение выполнения официальных языковых требований по-прежнему контро­лировал особый орган - «Языковая инспекция». Всего в ходе проверок со­трудники инспекции составили 2.540 нормативных контрольных актов, вкл. 2.261 (89%) - о нарушении официальных языковых требований[309]. Большин­ство нарушений касалось именно профессиональных языковых требований.

Например, были проверены 1.694 педагога русских школ и детских садов, и знание эстонского языка было сочтено недостаточным у 1.506 из них (89%). Активно проверялись также медицинские работники: напр., было проконтро­лировано владение эстонским языком у 342 врачей и медсестер Ида- Вируской центральной больницы, которая обслуживает регион, в подавляю­щем большинстве населенный русскоязычным населением (недостаточное владение эстонским было установлено в 143 случаях). Средний размер нало­женных инспекцией в 2013 г. штрафов равнялся 38,46 евро1.

Омбудсмен Эстонии Сергей Середенко в ходе Варшавского совещания ОБСЕ отметил в этой связи: «все без исключения гимназии переводятся на эстонский язык обучения. Президент Эстонии демонстративно отказался принять петицию в защиту русского образования, которую подписало около 30.000 человек. Полностью отменен перевод законодательства на русский язык, притом, что законодательство демонстративно переводится на англий­ский язык»[310][311].

Помимо отмеченных нарушений в области конституционного, уголов­ного, административного права, во всех государствах Балтии имеются свиде­тельства антидемократических действий и реформ, направленных на ущем­ление социальных и экономических прав «неграждан» и имеющих система­тический характер (их подробный анализ не является задачей настоящего ис­следования).

По результатам рассмотрения особенностей правового закрепления со­временных политических режимов стран Балтии, автором вносятся предло­жения по демократизации последних, к которым, в частности, относятся:

- целесообразно ускорить сроки натурализации лиц без гражданства на территории стран Балтии, а в законодательстве Латвии и Эстонии, в свою

очередь, исключить понятие «неграждан», поскольку последние не относятся ни к категории граждан, ни к категории лиц без гражданства, а, следователь­но, имеют статус, не известный мировым правовым системам;

- следуя рекомендациям международных организаций, необходимо провести экспертизу законодательства стран Балтии с точки зрения выявле­ния так называемы «дискриминационных» факторов и привести его в соот­ветствие с международными стандартами. Например, в соответствии со ст. 14 Рамочной конвенции Совета Европы о защите национальных меньшинств 1995 года закрепить во внутригосударственном законодательстве о нацио­нальном языке и образовании положение о том, что «в районах традиционно­го проживания, а также там, где лица, принадлежащие к национальным меньшинствам, составляют значительное число, Стороны, в случае достаточ­ной потребности в этом, стремятся обеспечить, насколько это возможно и в рамках своих образовательных систем, чтобы лица, принадлежащие к этим меньшинствам, имели надлежащие возможности изучать язык своего мень­шинства или получать образование на этом языке»[312];

- согласно рекомендациям Комитета против пыток ООН и других между­народных организаций, привести уголовное законодательство Латвии и Эсто­нии в соответствие с международными стандартами, а именно включить в Уго­ловный кодекс Латвии и Литвы состав преступления, состоящий в применении пытки, ужесточить наказание за их применение, внести в Уголовный кодекс Эс­тонии запрет на деятельность расистских организаций и другие;

- внести изменения в уголовно-процессуальное законодательство Лит­вы относительно гарантий задержанных против пыток и жестокого обраще­ния, которые должны обеспечиваться сразу же после лишения свободы, в частности права быть информированным и иметь представление о своих пра­вах, права на доступ к адвокату, к независимому врачу и права информиро­вать родственника или какое-либо лицо по своему выбору; продолжительно­

сти досудебного заключения под стражу и административного задержания и других.

Таким образом, анализ законодательства Латвии, Литвы и Эстонии позволяет сделать некоторые выводы.

Во-первых, политические режимы стран Балтии в целом имеют схожие черты, обусловленные рядом идентичных исторических, национальных, де­мографических факторов.

Во-вторых, в этих государствах четко прослеживаются негативные и антидемократические тенденции, закрепляющие соответствующие им крите­рии политических режимов.

В-третьих, законодательство Латвии, Литвы и Эстонии в области прав и свобод человека, равенства в правах, создания механизма реализации прав и свобод личности имеет устойчивый характер с систематическим повторением и закреплением дискриминационных норм в отношении национальных мень­шинств (что прослеживается в докладах и отчетах международных межгосу­дарственных (ООН, Совет Европы) и неправительственных (Европейский фонд прав человека, Freedom house, Amnesty international) органов и организаций.

В-четвертых, несмотря на регулярные рекомендации, выражения оза­боченности и призывы различных структурных подразделений Организации объединенных наций и Европейского союза, членами которых являются гос­ударства Балтии, системные нарушения общепризнанных принципов и норм международного права, норм международных договоров во внутригосудар­ственном законодательстве не ликвидируются и не корректируются, что слу­жит, с одной стороны, прямым нарушением норм Конституций Латвии, Лит­вы и Эстонии соответственно, а с другой - свидетельствует об игнорирова­нии правительствами и парламентами указанных государств своих междуна­родных обязательств в сфере закрепления и защиты прав и свобод личности.

В-пятых, тот факт, что перечисленные выше систематические наруше­ния допускаются в государствах-членах Европейского союза на протяжении более 10 лет (с 2004 г. - даты вступления Латвии, Литвы и Эстонии в Евро­

пейский союз по настоящее время) свидетельствует о порочности и дефект­ности правового базиса Европейского союза в целом, а также о скрытом по­ощрении дискриминационных норм в отношении национальных меньшинств для достижения иных (в том числе геополитических) целей.

В-шестых, из трех государств Балтийского региона относительно меньший объем дискриминационных норм и систематических противоречий внутреннего законодательства по отношению к международным нормам и принципам международного права выявлен в Литве по причине положитель­ногорешения проблемы «негражданства» в начале 90-х годов прошлого века.

<< | >>
Источник: АХМЕТОВА Гульнара Мураткуловна. СОВРЕМЕННЫЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕЖИМЫ И ИХ ТРАНСФОРМАЦИЯ (НА ПРИМЕРЕ СТРАН БАЛТИИ): государственно-правовой аспект. ДИССЕРТАЦИЯ на соискание учёной степени кандидата юридических наук. Белгород - 2017. 2017

Еще по теме § 2. Особенности правового закрепления современных политических режимов стран Балтии:

  1. § 1. Социальная сущность ограничений предпринимательской деятельности иностранных лиц.
  2. Возраст как квалифицирующий признак в статьях Особенной части УК РФ
  3. Государство и право Советского Союза
  4. Современные подходы к теоретическому обоснованию защиты государственного суверенитета
  5. 1.1. Формирование и развитие концепции прав и свобод человека и гражданина и механизма их обеспечения: российский и зарубежный опыт
  6. СОДЕРЖАНИЕ
  7. ВВЕДЕНИЕ
  8. § 1. Основные подходы к определению понятия, сущности, содержания и классификации современных политических режимов
  9. § 2. Легализация и легитимация как способы закрепления политических режимов
  10. § 1. Закономерности формирования современных моделей политических режимов в странах Балтии
  11. § 2. Понятие и характер трансформации политических режимов - от демократии к псевдодемократии
  12. Глава III. МЕХАНИЗМ ТРАНСФОРМАЦИИ И ОСОБЕННОСТИ ПРАВОВОГО ЗАКРЕПЛЕНИЯ СОВРЕМЕННЫХ ПОЛИТИЧЕСКИХ РЕЖИМОВ В СТРАНАХ БАЛТИИ
  13. § 1. Механизм трансформации политических режимов в странах Балтии
  14. § 2. Особенности правового закрепления современных политических режимов стран Балтии
  15. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
  16. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
  17. ГЛАВА II. Миграционная функция Российского государства: история, необходимость обособления, понятие и структура
- Авторское право - Аграрное право - Адвокатура - Административное право - Административный процесс - Арбитражный процесс - Банковское право - Вещное право - Государство и право - Гражданский процесс - Гражданское право - Дипломатическое право - Договорное право - Жилищное право - Зарубежное право - Земельное право - Избирательное право - Инвестиционное право - Информационное право - Исполнительное производство - История - Конкурсное право - Конституционное право - Корпоративное право - Криминалистика - Криминология - Медицинское право - Международное право. Европейское право - Морское право - Муниципальное право - Налоговое право - Наследственное право - Нотариат - Обязательственное право - Оперативно-розыскная деятельность - Политология - Права человека - Право зарубежных стран - Право собственности - Право социального обеспечения - Правоведение - Правоохранительная деятельность - Предотвращение COVID-19 - Семейное право - Судебная психиатрия - Судопроизводство - Таможенное право - Теория и история права и государства - Трудовое право - Уголовно-исполнительное право - Уголовное право - Уголовный процесс - Философия - Финансовое право - Хозяйственное право - Хозяйственный процесс - Экологическое право - Ювенальное право - Юридическая техника - Юридические лица -