3.1. «Истинность» как идеологическая и методологическая основа презумпции истинности приговора
В предыдущем изложении мы неоднократно касались оснований презумпции истинности приговора. Эпизодическое обращение к этой- теме присутствовало в большинстве разделов диссертации.
Однако* вопрос об основаниях анализируемой презумпции настолько важен для понимания её сущности, что диссертант посчитал необходимым представить его развернутый анализ в отдельной главе. *Выше мы определились, что сам термин «истинность» составляет костяк названия презумпции и не может быть заменен никаким'другим. Подмена его любым синонимом (к примеру, словом «правильность») выхолостит сущность презумпции истинности приговора. Через слово «истинность» передаются важнейшие смыслы, освещающие основные опорные точки презумпции и её важнейшие связи.
Мы исходим из того, что термин «истинность», входящий в название анализируемой нами презумпции, обозначает связь презумпции как минимум с двумя видами оснований - идеологическими и методологическими. В' смысловом поле понятия презумпции истинности приговора эти основания тесно переплетаются и образуют своеобразную новую «субстанцию»: категория «истинность» предстает как фундаментальное идеолого- методологическое основание.
Выше мы уже оперировали этим термином, когда резюмировали, что презумпция истинности приговора опирается на идею объективной истины во всех её (истины) многогранных проявлениях. Именно тогда нами было отмечено, что при подобном (многофункциональном) восприятии категория объективной истины- становится- не просто методологическим фундаментом презумпции истинности приговора, но и выступает её идеологическим, а точнее идеолого-методологическим фундаментом.
Однако мы не станем искать специальные аргументы, подтверждающие наличие этой новой «синтетической» сущности. Объединительный термин нам понадобился для того, чтобы еще раз подчеркнуть тесную взаимосвязь идеологической и методологической функций объективной истины в уголовном процессе, и показать, что обе эти стороны не могут сегодня существовать друг бёз друга.
Естественно, мы не намеревались вскрыть, новые стороны категории истины, и отметить, неведомые ранее нюансы такого свойства интеллектуальных объектов, как истинность.
Для того чтобы рассмотреть эту проблему нам бы не хватило ни степени методологической подготовки, недозволенного объема диссертации. Полагаем, что-это вообще не уровень кандидатской диссертации. Так, В.М. Баранов; формируя предпосылки понятия истинности норм советского права, посвятил граням «истинности» сотни страниц-монографии и докторской диссертации. И даже после этого дал понять, что вопрос об истинности остается-открытым130. !В этой связи результаты попыток молодых ученых поднять проблему истинности на новый (хотя бы оригинальный) методологический уровень пока не могут быть оценены высоко . Однако сами эти попытки должны, вне всякого сомнения, приветствоваться, ибо они обращают- внимание на непреходящую, важность проблемы истины и истинности в уголовном процессе. Свою задачу мы видим в том, чтобы определенным образом расставить акценты.
Закономерен вопрос: что мы понимаем под методологическими и идеологическими основаниями, да и под основаниями вообще? Под названными основаниями в настоящей работе понимаются концепции и теории, которые дают право на жизнь презумпции истинности приговора как теоретической и эмпирической сущности, которые позволяют глубже вникнуть в современную природу указанной презумпции и рассмотреть тенденции её развития.
Говоря о методологических и идеологических основаниях, мы отталкивались от общепринятого понимания соответствующих терминов. И хотя в словаре русского языка эти прилагательные отдельно не объясняются, зато растолковываются слова, от которых они являются производными.
«Методология» (мы начнем с методологических оснований) - объясняется следующим образом: «1) учение о научном методе познания; принципы и способы организации практической деятельности; 2) совокупность методов, применяемых в какой-нибудь науке»131.
Из приведенных значений четко следует, что «методология» является выражением научного метода. Привязка к научному методу сама по себе сближает методологический аспект понятия презумпции истинности приговора с категорией истинности.
Поэтому доказать, что «истинность» является точкой опоры для методологического фундамента нашей презумпции несложно, поскольку «категория истинности - центральный элемент гносеологии, которая, как известно, находится в теснейшей связи с методологией»2.Однако связь презумпции с научным методом не является прямой. Эта связь реализуется через уголовно-процессуальный метод, для которого терминология «истина» и «истинность» играет важное значение. Эта терминология красноречиво говорит о том, что основу уголовного процесса (как познавательной технологии) составляет научный метод. Подобный взгляд на уголовно-процессуальный метод снимает все сомнения относительно вопроса о том, за какой истиной «гоняется» уголовный процесс. Для науки единственной и неизменной целью всегда была объективная истина. Поэтому можно с уверенностью говорить о том, что именно научность метода и заложена в слове «истинность» и, соответственно, отзвук научности содержится в приговоре, вступившем в законную силу.
Уголовно-процессуальный метод нацелен на познание фактов объективной действительности. Его научность проявляется во многих моментах. В качестве примера можно привести саму системную организацию уголовного процесса: весь этот системный метод строится на последовательности познавательных стадий, на их (стадий) контрольно-проверочных функциях по отношению к стадиям- предыдущим, на единых принципах, по которым организуется познание на каждом-этапе. И вся эта системность в конечном итоге работает на истинность приговора.
Казалось бы, что удивительного в том, что уголовный, процесс опирается на научную методологию. Все современные познавательные технологии организуются подобным образом. Однако вопрос о научности процессуального метода* далеко не риторический. История уголовного процесса показывает, что наибольшим-образом-научность, процессуальной-технологии востребована в уголовном, судопроизводстве, опирающемся на принцип свободной132 оценки доказательств.. Указанная свобода означает, на наш взгляд, в первую очередь свободу познания.
Посмотрим, какую характеристику давали уголовно-процессуальному методу современники судебной реформы XIX века, ознаменовавшей смену типа отечественного уголовного процесса.
Следует отметить, что характеристика эта давалась через привязку к истине. Весьма выразительно это сделал И.Я. Фойницкий: «Судебная истина в смысле современного-процесса есть продукт знания, а не веры или чувства. Всякое доказательство, заключающееся в чувственных данных, в смысле современного процесса предполагает двойную проверку его, именно субъективную, по доверию, возбуждаемому в нас показывающим, и объективную, по согласованию его с делом»1.В следующей цитате И.Я. Фойницкий подчеркивает научный характер познания- истины средствами уголовного процесса. «Историческая истина вообще и судебная в частности, достигается-при помощи тех же приемов и способов, как и научная истина, и столь же реальна, отличаясь от последней тем лишь, что содержанием ее являются не общие законы, а признаки или явления отдельных фактов или групп фактов»133.
Приведенная цитата показывает, что нет существенных методологических отличий между способами постижения истины. Отличаются лишь объекты познания. Однако разницу объектов иногда пытаются представить как серьезное препятствие для установления объективной истины средствами уголовного процесса. Причем, характерно, что отрицание объективной истины, как цели уголовного процесса, происходит без приведения необходимых аргументов.
Приведем наиболее показательный способ «доказывания», применяемый противниками объективной истины. А.А. Аверин пишет: «Мы созна-
?
тельно опускаем рассуждения многих ученых, обосновывающих требование поиска судом объективной истины социальными, юридическими, моральными, этическими, политическими и т.п. причинами, поскольку они никак не обосновывают тезис о том, что суд должен установить объективную истину. Объективная реальность во всех проявлениях слишком многообразна, а человеческие возможности для ее абсолютного познания ничтожно малы» .
Сам автор выступает за то, что суд должен устанавливать юридическую истину, основанием для которой является еще более абстрактное понятие - юридическая жизнь.
При изучении этого понятия мы приходим к выводу, что в понятие юридической жизни вкладывается всего лишь юридическая оценка фактов реальной действительности. Опору для своей концепции автор ищет и в других абстрактных понятиях, к примеру, в таком понятии, как юридический мир. Полагаем, что подобные концепции есть лишь определенная дань моде.и
Решительно против этой моды (тенденции) высказался наш научный руководитель. «Отказ от объективной истины как цели уголовного процесса, - пишет он, — означает в конечном итоге отказ от научного подхода к организации судопроизводства. Отрицание истины (как цели) - признак не только научной слабости. Это примета научного предательства, поскольку истина — это фундамент, на котором держится все здание уголовно-процессуальной науки. Вероятно, по этой причине процессуалисты, отрицающие объективную истину в качестве цели уголовного процесса, не могут совсем обойтись без понятия истины. В текстах их работ истина появляется в других одеждах, как формальная, субъективная, конвенциональная и т.п. Полагаем, что подобное «снижение планки» истины есть попытка разрешить главное философское противоречие уголовного процесса наиболее легким путем, по принципу: «если мы не можем достичь цели, её следует изменить». Представляется, что подобный подход не достоин настоящей науки, цель которой поиск истины и только. Мы исходим из того, что эта сторона противоречия- не может быть изменена и тем более отменена. Из этого следует, что остается* один путь — совершенствования инструментов познания объективной истины»134.
Итак, категория «истинность» как методологическое основание презумпции истинности приговора, дает основание для вывода о том, что анализируемая презумпция опирается на научный метод познания, лежащий в основе уголовного судопроизводства. Приговор от того и признается истинным, что в его основе лежит информация, полученная при помощи научного метода постиэюения истины.
Именно так методологические основания в основном и понимаются в юридической науке.
Напомним, что в «основной» монографии по теории доказательств это понимание выразилось следующим образом: «Презумпция истинности вступившего в законную силу приговора основана на предположении, что процессуальных гарантий нормальных стадий процесса достаточно для установления истины по уголовному делу и признания лица виновнымили невиновным в совершении преступления»135.
В.К. Бабаев особо выделил в формировании истинного приговора метод судебных стадий. Приведем еще раз цитату из его работы: «Закон достаточно полно регулирует процедуру вынесения решения (приговора) судом первой инстанции, которая позволяет постановлять их подлинно истинными. Дополнительной гарантией в обычном порядке вынесения решений (приговоров) является институт кассационного обжалования и опротестования*. Он
позволяет в установленные законом сроки при наличии кассационной жало!
бы или протеста еще раз проверить истинность- положений, закрепленных данным решением или приговором. Изложенное-дает с полным основанием утверждать, что приговор или решение по судебному делу действительно отражает объективную истину» .
Подводя итог сказанному, можно отметить, что методологические основания для презумпции истинности приговора подразумевают включение презумпции в рамки определенного метода1. Таковым методом: является, уголовный процесс как отражение подлинно научной методологии. •',
Большой- интерес в контексте методологических оснований презумпции истинности приговора представляет вопрос о презумпциях (вообще) как методе познания. Анализ работ серьезных ученых показывает, что с точки зрения научного метода познавательный потенциал презумпций оцениваются не слишком высоко. Именно этот момент, на наш взгляд, пытаются отразить в, своих высказываниях исследователи, причисляемые к ярым противникам презумпций.
Выше (в сносках) мы уже приводили цитату из трудов В.Д. Спасовича, наиболее часто используемую в качестве иллюстрации позиции «негативного отношения к презумпциям». «Юридические презумпции, - писал В.Д.
Спасович, - суть вообще зло, которого следует всячески избегать. Законоведение опирается на костыли, называемые предположениями, только тогда, когда оно не в состоянии разрешить прямо и естественно, а должно разрубить его наугад и искусственно».
Полагаем, что В.Д. Спасович давал подобную оценку презумпциям не от «слепой ненависти» к ним, а лишь на том основании, что презумпции никак не могли быть основанием для констатации «истинности» судебных решений. Однако примечательно, что при всей слабой» информационной надежности презумпции, они рассматривались в» обязательной связке с категорией «истинности».
Так, И.Я. Фойницкий называл предположения (так он именовал презумпции) - временной истиной. Он, в частности; писал: «В уголовном процессе предположения применяются как основания гипотезы, т.е. в смысле принятия временно данного недоказанного положения за доказанное, с тем чтобы, поставив его в связь с несомненно установленными данными дела, получить доказательства за или против него... В результате мы получаем, что истина- дается только точно установленными обстоятельствами дела; предположение же составляет только временную истину, отбрасываемую тотчас, как только в ней утратилась надобность»136.
Подобная трактовка методологического значения презумпций имеет место и в современных источниках. Ю.К. Орлов, например, называет презумпции «методом принятия решений за неимением лучшего, когда просто нет другого выхода»137. Однако есть группа ученых, которая выражает прямо противоположное отношение к презумпциям. К.Б. Калиновский указывает, что в «современном уголовном праве и процессе роль и значение презумпций изменились, как впрочем, изменились и сами презумпции. Представляется, что презумпции являются не только полезными, но и необходимыми в процессе доказыва- ния»138.
А.С. Александров и А.Н. Стуликов вообще пытаются свести всё доказательственное право к презумпциям. Приведем характерную цитату: «Что есть современное доказательственное право? Вполне можно сказать, что составляющие его правила сформировались традиционным образом - из речевого этикета. Доказательственное право — это есть набор презумпций — правовых и не имеющих легальной формы. — лингвистических моделей; совокупность речевых навыков, выражающих человеческий опыт понимания реальности (и признающих несовершенство человеческого разума), иными словами, тропов речи»139.
В приведенной цитате много «темных» мест, связанных с особой методологической платформой авторов. Но нас в данном случае интересует не
значение «тропов» и «лингвистических моделей», а авторская установка на
j'
высокую значимость презумпций. Впрочем, указанные- авторы и более понятным языком формулируют эту значимость. «Значение презумпций, — пишут они, — как совершенно необходимых оснований юридического-порядка бесспорно. Без них юридический мир невозможен. Если бы было возможно неограниченное оспаривание юридического решения, по поводу его несоответствия справедливости или несообразности воле законодателя, то дела обречены были бы вечно тянуться, что влекло бы за собой беспорядок, дороговизну и волокиту»3.
С существенной процессуальной ролью презумпций мы согласны. Презумпции в уголовном процессе используются давно и не раз служили хорошую службу на пути к установлению объективной истины. Диссертант больше симпатизирует тем исследователям, которые в своих работах сближают истину и презумпции, а не стараются разделить их. Нам, в частности,
импонирует мнение JI.M. Васильева, согласно которому «презюмировать можно лишь истинные и достоверные знания. Именно такого рода знания, являющиеся необходимым элементом опыта, и определяют содержание фактических презумпций. <.. .> Только тот факт можно считать достоверным без обращения к доказательствам его достоверности, который в действительности истинный и достоверный»140.
Мы разделяем позицию и тех ученых, которые видят в презумпциях познавательный прием, служащий обнаружению истины. В качестве примера можно привести точку зрения Е.Б. Тарбагаевой: «Законная презумпция — установленный в праве прием познавательной деятельности суда, позволяющий сделать вывод о достоверности факта на основании доказанности других фактов, обычно с ним связанных. В этом плане презумпция устанавливает направление поиска объективной истины, который идет по пути опровержения первоначального* предположения. Кроме того; в случаях, когда дея-, тельность по- опровержению презумпции ни- к чему не привела,, можно сказать, что презумпция определила не только направление поиска, истины, но и результат познания. А. так как все презумпции^ по своей логической природе оспоримы, их нельзя назвать таким приемом познавательной деятельности, который всегда приводит к предопределенному законом результату. Так законные презумпции гарантируют соблюдение принципа объективной истины при рассмотрении и разрешении всех дел, подпадающих под их действие»141.
Все сказанное приводит к общему выводу: уголовный процесс должен рассматриваться как научно-обоснованный инструмент (технология) установления объективной истины. Только в рамках такой методологии, которая крепко связывает уголовное? судопроизводство с объективной истиной, где все средства подчинены этой главной цели, есть место презумпции истинности приговора.
г
Однако уголовно-процессуальный метод, как основание презумпции истинности приговора, не следует понимать как простой набор процедур. В содержание метода (в широком смысле) необходимо включать и тех субъектов, которые этот метод приводят в движение. В первую очередь таковым должен предстать суд142. По мнению диссертанта, суд должен восприниматься как неотъемлемая часть уголовно-процессуальной методологии. Именно через фигуру судьи реализуется основной методологический принцип современного уголовного процесса - принцип свободной оценки доказательств на основании внутреннего убеждения. Именно суд формирует истинный приговор.
Посредством возвышения- процессуальной значимости фигуры судьи (сегодня эта фигура весьма часто становится равной суду) в уголовном процессе вновь отдается приоритет познающему субъекту. В этой связи совсем по-новому нужно ставить вопрос о природе субъективности, в том числе субъективности судейской. В истории права, были периоды, когда уголовный процесс пытался освободиться от издержек субъективности путем абсолютизации формальной стороны процесса. Первым и главным инструментом в познании признавался уголовно-процессуальный метод,- опирающийся-на безликую волю закона. Таков был уголовный процесс, базирующийся на формальной теории оценки доказательств. Весь он, по словам В.Д. Спасовича, был направлен к тому, чтобы дойти до полнейшего раскрытия истины материальной. Выше мы уже цитировали этого автора. Однако есть смысл еще раз взглянуть на его воззрения с позиции методологических оснований презумпции истинности приговора. Напомним, В.Д. Спасович подчеркивал, что розыскной процесс был «основан на отвлеченной теории вероятностей, на вере в безошибочность объективных правил, выведенных разумом из долговременного опыта и основанных на глубоком знании свойств человеческого ума и сердца, на вере в возможность разрешить посредством их всевозможные случаи жизни практической»143.
Как видим, в основе судопроизводства лежала вера в метод. Однако впоследствии человечество пришло к выводу, что при всей своей общности криминальные ситуации нуждаются в персональной оценке. В отличие от гражданско-правовых споров за судебную ошибку приходится расплачиваться^ деньгами и имуществом, а свободой, а порой и жизнью.
Весьма любопытным, нам представляется в этой связи мнение И.Г.
s
Медведева относительно социально-юридических истоков преюдициально- сти, с одной стороны, и внутреннего убеждения, с другой. Он пишет следующее: «Предустановление в законе доказательственной силы тех или иных средств - также политический и идеологический критерий «оценки доказательств». Однако что его отличает с положительной стороны - так это возможность, а точнее реальность достижения, при его применении' в разрешении «однородных» дел, некоторой всеобщности. Для гражданского оборота, особенно находящегося на стадии, формирования; это означало бы предсказуемость решения' по многим гражданским делам, с учетом известных сторонам фактов и наличия подтверждающих их доказательств определенной силы. Такой предсказуемый результат судебного процесса гораздо важнее, чем якобы дифференцированный подход к каждому случаю... Другое дело - уголовный процесс, где такого рода поиск особых деталей в каждом деле отвечает общей направленности на гуманизацию (с точки зрения нацеленности суда и других участников процесса, в том числе и прокурора, на обнаружение прежде всего облегчающих вину обстоятельств) уголовного процесса. В принципе, насколько гуманно внутреннее убеждение в уголовном процессе, настолько же оно «негуманно» при разрешении гражданско-правовых споров»144.
Но вернемся к истории вопроса. Принцип формальной оценки доказательств впоследствии передал эстафету принципу свободной оценки доказа- тельств. Вера в форму уступила место вере в свободу. Принцип свободной оценки доказательств, по оценке нашего научного руководителя, вновь поднял человека на вершину пьедестала уголовно-процессуального познания, возвысил его над процессуальными процедурами. Последнее слово в познании объективной истины по уголовному делу теперь остается за «человеком процессуальным».
По мнению М.П. Полякова, «в уголовном процессе складывается парадоксальная ситуация. Принцип свободной оценки доказательств дает понять, что для достижения объективной цели хороши субъективные средства. Причем хороши именно потому, что они субъективны. Получается, что путь к объективной истине в уголовном процессе лежит не только через форму (метод), но и через разум субъекта и другие его качества. В сферу уголовно- процессуального инструментария вовлекаются весьма субъективные феномены. Самый яркий пример: в содержание свободной оценки доказательств, императивным путем помещена даже совесть субъектов (ст. 17 УПК РФ)»145.
Законодательное упоминание о совести позволяет предположить, что современный суд является «точкой пересечения» рациональных методов и иррациональных методов. В качестве основного иррационального инструмента как раз и следует рассматривать судейскую совесть146.
Заметим, что термин «совесть» появился в уголовном процессе в ходе судебной реформы. Устав уголовного судопроизводства Российской Империи использовал этот термин. Правда, закон предписывал напоминать о совести лишь присяжным заседателям (ст. 666). Однако у нас есть все основания считать, что совесть была «поставлена на вооружение» и судьям. Вывод об этом можно сделать из следующей цитаты, принадлежащей перу И.Я. Фойницкого. Он пишет: «У нас принята система свободной оценки доказательств по внутреннему убеяедению и совести судей»147. Как видим, совесть являлась неизменным атрибутом свободной оценки доказательств.
О совести вспомнил и первый декрет о суде, принятый советской властью. Когда рухнули все законы, мерилом оставалась только совесть. В одном из положений декрета № 1 значилось следующее: «Местные суды решают дела именем Российской Республики и руководствуются в своих решениях и приговорах законами свергнутых правительств лишь постольку, поскольку таковые не отменены революцией и не противоречат революционной совести и революционному правосознанию». Однако в последующих советских уголовно-процессуальных законах термин «совесть» больше не использовался. Советская доктрина вполне обходилась «правосознанием».
Современная судебная реформа тоже решила обратиться к феномену, совести. Это слово зазвучало в ст. 17 УПК РФ, как обязательный атрибут свободной оценки доказательств. Таким образом, уголовный.процесс вернулся'к правилу, учрежденному для отечественного судопроизводства в-XIX веке; у
О судейской совести сегодняг пишется'достаточно: Так, А.В. Агутин выдвинул положение, согласно которому - совесть (честность) .следует рассматривать как принцип уголовного процесса148. Причем автор делает акцент на том, что современное понимание совести следует толковать в светском, т.е. нерелигиозном ключе. «Таким образом, - пишет он, — русская духовная культура,, а, следовательно, и совесть отечественного субъекта доказывания не есть только совесть, понимаемая' в христианских учениях либо в каких-либо иных религиозных учениях. Она представляет собой не что иное, как синтез духовной культуры российского народа (веры)»149.
Сегодня, можно встретить интересные работы, в которых феномен судейской' совести представлен в качестве специфического средства достижения судебной истины. Причем в качестве точки опоры для подобной позиции избираются- изречения Аристотеля, в частности, такие фразы: «Судить по совести, значит судить на основании правдоподобия»150; судья «должен судить не только на основании необходимого, но и на основании вероятного, а это значит судить по совести»151.
А.С. Александров и А.Н. Стуликов пишут по поводу совести: «Слово «совесть», происходящее от слова «ведать», т.е. «знать», «осознавать», совершенно определенно указывает на то, что лучше всего известно. Однако источник этого знания невозможно указать. Человек совестливый отличается от бессовестного тем, что его поведение отвечает неким правилам, суть, которых доступна только тем, кто обладает совестью и необъяснимо для того,, кто ею не. обладает. Это обстоятельство;, на наш взгляд, указывает бессознательный момент в значении слова-«совесть». Совесть, представляет
а
собой внутреннее восприятие недопустимости известных имеющихся-у нас желаний, но ударениехтавится на том, что эта недопустимость не нуждается ни^каких-доказательствах, что она сама по себе несомненна. Еще яснее.это становится при сознании вины,-восприятия, внутреннего осуждения .таких актов, в которых мы. осуществили известные желания. Обоснование кажется тут излишним; всякий, имеющий совесть, должен почувствовать справедливость осуждения, упрек за совершенный поступок. Слово «совесть» имеет стало быть подразумевает «вести», «направлять» на правильный путь. Полагаем, что судить по совести, на основании здравого смысла означает полагаться в принятии решений на интуитивное чувство справедливости»152.
В'другой своей работе А.С. Александров-пытается показать, что в основе судебного приговора лежат и другие основания, которые не всегда вписываются в рамки сугубо научного метода. «Убежденность, - пишет он, - основывается не только на рациональных доводах,, но и на вере. Законный обоснованный и справедливый приговор суда - это такой приговор, который воспринимается таковым обществом, любым здравомыслящим человеком.
Поскольку приговор суда есть оценочный текст, постольку в нем нет места необходимой (научной) истине. Отношения между судебной оценкой и фактом могут рассматриваться как более или менее убедительные. Убеждение суда основывается на такой степени доказанности правдоподобия (вероятности) имевших место в прошлом фактов события уголовно-наказуемого деяния и совершения этого деяния подсудимым, которая исключает у него всякие разумные сомнения на этот счет у суда»153.
Далее А.С. Александров указывает, что «Судебная истина - эта нравственная, идеологическая истина. Судебная речь (dikanikon) имеет дело с прошлым, но она показывает «еще» нечто о предмете, «сверх» него — то, что понимается со справедливостью. Поэтому судебная истина — это нравственная истина, т.е. основанная на вере. Она формальна потому, что обусловлена речевой формой, в первую очередь, и - юридической формой, во вторую. Истинность, приговора основана на юридической презумпции: предположении, что решение, принятое судом с соблюдением установленных законом, правил и на основании допустимых фактов, является истинным. Указанное предположение основывается,-в свою очередь, на вере в значимости судебной речи в системе речевого устройства общества и государства». ?>
Выделив слова «идеологическая истина» диссертант перекинул своеобразный мостик ко второму смысловому блоку параграфа. Мы уже достаточно сказали о методологических основаниях презумпции истинности приговора. Настала пора поговорить об идеологических основаниях.
Для прояснения терминологии вновь обратимся к словарям. «Идеология» истолкована в словаре как - «система взглядов, идей, характеризующая
Л
какую-нибудь социальную группу, класс, политическую партию» .
Казалось бы, каким образом эта интерпретация может быть применена к уголовному процессу, в котором нет ни классов, ни социальных групп? Однако этот вопрос адекватен лишь сугубо практическому пониманию уголовного судопроизводства. С теоретических высот он уже не выглядит нелепым. В теории уголовного процесса сегодня складываются и группы, и классы, при этом между этими классами устанавливаются вполне классовые (т.е. антагонистические) отношения. 4
В подтверждение приведем одну цитату из совсем свежей диссертации, подготовленной М.Т. Коридзе. «Идеология современного уголовного процесса, - пишет он, — искусственно разделяется на публичную и личную (приватную). Публичная идеология во главу угла ставит - борьбу с преступностью; личная - защиту прав и свобод личности. Корни подобного разделения находятся не в сфере уголовного процесса, а в общей политической обстановке в стране: конкретно - в провозглашаемой либерализации всех сторон социальной жизни. Данное обстоятельство оказывает существенное влияние на науку уголовного процесса. Точнее на конкретных ее представителей. Не секрет, что даже во времена идеологического единодушия далеко не всем исследователям удается держать в поле своего восприятия многосторонний характер объекта. Гораздо чаще исследователь «встает под знамена» вполне определенного подхода, акцентируя внимание лишь на одной стороне изучаемого объекта. В уголовном процессе таких подходов имеется немало. Есть чисто юридический подход, есть информационный, исторический. Правозащитная идеология процесса развивается в рамках либерального подхода»154.
Мы вполне согласны с М.Т. Коридзе в том, что сегодня имеет место соревнование либеральной идеологии, в центре которой идея защиты прав человека (преимущественно обвиняемого), с идеологией, в основе которой лежит стремление к установлению объективной истины. Диссертант не уверен, что её стоит называть публичной, однако уверен в другом: она может быть представлена как противоположность либеральной идеологии.
Само собой, что с точки зрения здравого смысла между этими идеологиями не должно быть противопоставления. Устремленность к истине не отрицает соблюдение прав человека, более того, приговор, постановленный с нарушением этих прав, не может быть признан ни законным, ни истинным. Вместе с тем, анализ позиции представителей «либерального класса» процессуалистов показывает, что нацеленность уголовного процесса на достижение объективной истины подается ими не иначе, как нацеленность на нарушение прав участников уголовного процесса.
Наиболее выразительной в этом смысле является точка зрения Е.Б. Мизулиной. Она пишет следующее: «важна не цель, а то, как не допустить получение нежелательного результата. Поэтому бесплодны споры об истине как цели уголовного процесса»155. Заметим также, что при обсужденшгпроекта УПК РФ депутат Е.Б. Мизулина предложила изъять из проекта УПК всякое упоминание о задачах процесса, поскольку они, по ее мнению, не относятся к правовым понятиям, «не обладают формальной определенностью, а статья, в которой формулируются задачи, не содержит норм права»156.
В литературе можно встретить мнение, согласно1 которому истина
должна уступить свое место на пьедестале цели другим установкам. «На
t
смену истины, как ценности, лежащей в основе уголовного процесса, — пишет Н.А. Подольный, - в настоящее время приходит справедливость — ценность демократического государства»157.
Высказанные суждения были подвергнуты критике. По словам В.И. Зажицкого, «подобные архаичные и маловразумительные сентенции ничего, кроме недоумения, вызвать не могут. Никакие демократические идеи, никакие заимствования из других правовых систем не в состоянии упразднить её (истину - О.С.) как объективную категорию в уголовном- судопроизводстве»158.
«Изгнание из процесса принципа объективной истины, традиционно признаваемого отечественной правовой доктриной, — пишет Г.Н. Ветрова, — нельзя рассматривать иначе как большой урон системе гарантий правосудия, а, следовательно, и гарантиям прав личности. Установление всех обстоятельств дела в соответствии с реальной действительностью - основа правоприменения. В соответствии с презумпцией невиновности любые факты и обстоятельства, вменяемые в вину лицу, должны быть доказаны убедительно, вне всяких сомнений, иначе говоря, они должны быть установлены на основе достоверных доказательств, то есть в соответствии с действительностью»159.
Однако было бы неправильным говорить о том, что все приверженцы
(
либеральной концепции современного уголовного судопроизводства отрицают значение объективной истины. Большинство из них лишь принижают ее значение, полагая, что для отправления правосудия вполне достаточно установления истины формальной (судебной, юридической и т.п.). С этим, на наш взгляд, тоже нельзя согласиться. Прекрасный ответ сторонникам формальной истины в уголовном процессе дал русский процессуалист В.А. Рязановский: «Если организация процесса (гражданского, уголовного или административного) в положительном праве того или иного государства лишает суд возможности установить материальную истину и ограничивает задачи суда достижением истины формальной - значит, в этом государстве неправильно организовано правосудие и процесс требует серьезной реформы, но это не значит, что так и должно быть, что какой-либо процесс* по своему существу ограничивается установлением формальной; истины»160.
И далее: «Формальная истина есть фикция истины, принимая за таковую предписанием закона - при невозможности или крайней затруднительности раскрытия материальной истины. Подобное положение допустимо- лишь в редких исключительных случаях, но не может служить основанием организации процесса, как социального института; не может служить фундаментом отправления правосудия»161.
Однако противопоставление истины объективной и формальной - это упрощенный взгляд на вещи. Следует поддержать Т.В. Никифорову в том, что «формальная/ истина должна рассматриваться, не как; антипод; а как средство- установления; истины объективной; она; (формальная? истина) не
может быть целыо процесса ни при каких обстоятельствах, поскольку явля-
*
ется всего лишь средством- А выставлять средство целью, по крайне мере,. нелогично»162.
Представляется, что при подобном подходе мы увидим грань между идеологическим, и-: методологическим пониманием истины; и истинности; С точки зрения идеологии речь идет об объективной истине. Объективная истина - это цель уголовного процесса как социально-правового явления; цель эта не может быть изменена. Она суть константа. М.П. Поляков; оценивая цитату из работы В;А. Рязановского, заметил, что «можно сколь угодно на словах отказываться от истины как цели уголовного процесса, но сама
цель (в: ее природном понимании) от этого не перестанет существовать. Ибо;
*
не процесс выбирает свою цель, а;цель предопределяет суть-и строй; процес-
4
са» .
Российский процессуалист Р.С. Фельдштейн писал по этому поводу: «Как бы ни изменялись формы процесса в различные эпохи, конечная цель его всегда остаётся неизменной. Он предназначается для раскрытия истины. Процесс предполагает ряд отдельных мер, ведущих в конечном результате к выяснению определённых фактов в том виде, как они даны были самой жизнью. Но какие же факты может раскрывать уголовный процесс? Его задача - раскрытие истины в определённой области, в сфере уголовных правонарушений. Мы должны, следовательно, видеть цель уголовного процесса в том, что он стремится- к раскрытию истины в смысле установления факта преступления и вместе с тем к определению вытекающих из него последствий. Эта цель постоянна и неизменна»163.
Признание объективной истины целью уголовного процесса имеет сегодня идеологическое значение. Подобная трактовка цели означает установку на уголовный процесс, опирающийся на приоритет знаний. Только объективная истина способна вдохнуть дух истинности в законный приговор: Только в рамках такой идеологии, которая крепко связывает уголовное судопроизводство с объективной истиной, есть место презумпции истинности приговора.
Идеологическая сторона «истинности» означает признание в качестве действующего принципа уголовного процесса — принципа объективной (материальной) истины. Сама объективная истина, как цель уголовного процесса, оказывает существенное влияние на формирование системы «настоящих» принципов уголовного судопроизводства. Нельзя забывать, что идеология всегда выше методологии. Идеология порождает концепции. Из концепции рожается методология, превращающаяся в конкретную технологию. М.П. Поляков не безосновательно заметил, что «процедурные достижения во все времена тестировались не только с когнитивных, но и с идеологических позиций»164.
Вместе с тем, нам представляется, что акценты можно расставит несколько иначе: идеологические позиции предопределяют процедурные достижения.
Более того, иногда идеология напрямую применяется для решения методологических задач. В предыдущих разделах, цитируя работу В.К. Бабаева, мы обратили внимание на то, что в качестве веских методологических оснований презумпции истинности приговора предлагалось рассматривать процедурные достижения и гарантии, присущие не просто закону, а закону советскому. Эти оговорки, на наш взгляд, не были случайными и не преследовали простой политической конъюнктуры. В советские времена всерьез работал шуточный (на первый взгляд) принцип: «советское — значит отличное».
Ретроспективный взгляд на советское судопроизводство позволяет сделать заключение, что этот принцип переносился и на уголовно- процессуальный закон. Изменения, внесенные в советский УПК РФ за сорок лет его существования, можно пересчитать по пальцам. Современный УПК' РФ за одну пятилетку менялся множество раз. К.Б. Калиновский даже попытался вычислить процент этих изменений. По его подсчетам, в УПК РФ изменения были внесены в 406 статей, таким образом, в процентном отношении кодекс изменился на 85%. Цифра, прямо скажем, впечатляющая. И самое печальное (в плане методологии и идеологии), что процесс перемен (причем перемен концептуальных) не закончен. Полагаем, что подобное положение дел имеет непосредственную связь с идеологической трактовкой «истинности». То, обстоятельство, что современный УПК РФ «лихорадит» от постоянных изменений - это следствие отречения от объективной истины на законодательном уровне165.
Итак, мы рассмотрели основные способы воздействия «истинности» и «истины» на идеологическую и методологическую природу презумпции истинности приговора. Естественно, что сказанное не исчерпывает всей глубины вопроса. Вывод о том, что методологический базис анализируемой презумпции вытекает из научности метода, лежащего в основе уголовно- процессуальной технологии, нуждается в развернутом обосновании. Во всяком случае, нам необходимо ответить на вопрос: почему истинный научный метод дает на выходе лишь презумпцию истинности приговора, а не однозначную констатацию его истинности.
Наша гипотеза (версия ответа на поставленный вопрос) заключается в том, что анализируемая презумпция сама опирается всего лишь на презумпцию истинности уголовно-процессуального метода. Подробнее об этом мы будем говорить в следующем параграфе.
Еще по теме 3.1. «Истинность» как идеологическая и методологическая основа презумпции истинности приговора:
- Глава 1Теоретико-методологические основы исследования реализации принципа публичности (официальности) в уголовно-процессуальной деятельности
- Теоретическая и методологическая основа исследования.
- Методологическая основа исследования.
- 1.1. Общая характеристика проблемы презумпции истинности приговора
- 1.2. Исторические корни проблемы презумпции истинности приговора
- 2.1. Проблема определения современного понятия презумпции истинности приговора
- 2.2. Авторское определение понятия презумпции истинности приговора
- 3.1. «Истинность» как идеологическая и методологическая основа презумпции истинности приговора
- Методологическая основа и методика исследования.
- Методологическая основа исследования.
- Глава 6. ЛИРИЧЕСКАЯ ПЕСНЯ КАК ИДЕОЛОГИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН
- § 2. Развитие представлений о принципах права как методологическая основа становления принципов порядка формирования государственных органов
- Общая характеристика проблемы презумпции истинности приговора
- Исторические корни проблемы презумпции истинности приговора
- 2.1. Проблема определения современного понятия презумпции истинности приговора
- 3.1. «Истинность» как идеологическая и методологическая основа презумпции истинности приговора
- Теория административной деликтологии на этапе научного осмысления: логико-гносеологический анализ, понятие принципы, функции, методологические основы
- Глава 1. ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ УЧЕНИЯ ОБ ОБЕСПЕЧИТЕЛЬНОМ ПЛАТЕЖЕ КАК СПОСОБЕ ОБЕСПЕЧЕНИЯ ИСПОЛНЕНИЯ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ