2.1. Проблема определения современного понятия презумпции истинности приговора

Формулировкой заголовка настоящего параграфа диссертант дает по­нять, что само понятие презумпции истинности приговора относится к числу проблемных. Анализ нормативных и научных источников показывает, что в.

Вместе с тем, диссертант не может ограничиться голыми утверждения­ми: тезис о том, что понятие презумпции истинности приговора относит­ся к числу проблемных понятий, нуждается в развернутой аргументации. Чтобы констатировать «знание о незнании» (именно так кратко определяется само понятие проблемы) необходимо иметь представление о том, что извест­но о презумпции истинности приговора (судебного решения) отечественной юридической науке.

Отдельные фрагменты (блоки) научной информации о презумпции ис­тинности приговора были представлены выше. Однако их явно не достаточно для решения поставленных задач. А задачи эти обязывают нас еще раз проанализировать научные разработки, прямо или косвенно затрагивающие

'Да, видимо, и не могут исчерпать, поскольку к определению понятия презумпции истин­ности приговора применяются однообразные подходы. В этой связи диссертант считает целесообразным обратить внимание на схемы рассмотрения анализируемой презумпции, используемые в литературе.

вопросы о понятии и сути презумпции истинности приговора.

Для системного представления о проблеме понятия презумпции истин­ности приговора в орбиту научного внимания мы включили не только работы представителей науки уголовного процесса,-но и труды теоретиков права, цивилистов, «административистов» и представителей иных отрасли юриди­ческой науки.

Наш анализ мы начнем с теоретической¹ монографии «Презумпции в советском праве». Автор книги - ведущий теоретик в области правовых презумпций профессор В.К. Бабаев, - применил следующую схему рассмот­рения* презумпции истинности приговора: 1) методологические предпосылки презумпции; 2) иные доказательства презумпции; 3) исторические предпо­сылки презумпции; 4) квинтэссенция понятия презумпции; 5) логическая природа презумпции; 6) политическое значение презумпции; 7) вопросы опровержения презумпции^{[70] [71]. ' '}

Описывая* указанную схему, диссертант обязан отметить, что сам* В.К. Бабаев названия элементам схемы не придумывал; он вообще не говорил о том, что использует какую-то схему. Схему рассмотрения презумпции мы вычислили сами, сами же придумали и наименование структурных элемен­тов. Указанная схема понадобилась нам не ради схемы как таковой. Она нужна нам как исследовательский инструмент, опираясь на который, мы. попытаемся структурировать имеющиеся знания о понятии презумпции истинности приговора, а так же создать предпосылки для* выявления его (понятия) оригинальных сторон, не охваченных указанной схемой.

Начнем, соответственно, с первого элемента - «методологические

предпосылки презумпции». Сразу же оговоримся: название этого элемента по большей части условное, поскольку сам термин методология охватывает очень широкий круг явлений и, следовательно, методологические нюансы можно разглядеть в любом элементе познавательной схемы. Поэтому под методологическими предпосылками (в контексте первого элемента) мы понимаем основные и важнейшие предпосылки, связанные как с уголовно­процессуальным методом, так и с общенаучной методологией.

Характеризуя методологические основания анализируемой презумп­ции, В.К. Бабаев пишет: «Закон достаточно полно регулирует процедуру вынесения решения (приговора) судом первой инстанции, которая позволяет постановлять их подлинно истинными.

Чуть ниже В.К. Бабаев предельно четко формулирует сущность пре­зумпции истинности приговора: «Суть презумпции состоит в том, что судеб­ный приговор или решение, вынесенные в установленном законом порядке, предполагаются истинными»^{[72] [73].}

Из приведенных цитат, на наш взгляд, вытекает два важных момента. Первый - сугубо методологический. Его суть заключается в том, что в качестве основной точки опоры для констатации истинности приговора

рассматривается уголовно-процессуальный метод, закрепленный в законе¹. Применение этого метода дает в результате «подлинно истинный приговор».

Данная идея звучит и в коллективной монографии, посвященной про­блемам доказательств: «Презумпция истинности вступившего в законную силу приговора основана на предположении, что процессуальных гарантий нормальных стадий процесса достаточно для установления истины по уго­ловному делу и признания лица виновным или невиновным в совершении преступления»^{[74] [75].}

Второй момент не менее важен. Из него следует, что понятие презумп- i}uu истинности приговора не может быть рассмотрено вне контекста категории объективной истины. В отечественном уголовном процессе эта категория имеет множество функций. Объективная истина может позицио­нироваться и как цель всего уголовного процесса, и как цель доказывания^[76]. Отдельные авторы признают за, объективной истиной и инструментальные функции. Так, по мнению Ю.В. Францифорова, «объективная^ истина, в уголовном судопроизводстве представляет собой не только цель, но> и средство процесса доказывания, по уголовному делу.

В этой связи познание объективной истины выступает как необходимое условие достижения цели уголовного судопроизводства, средством чего являются доказательства, позволяющие суду, в конечном итоге, вынести законный и обоснованный приговор»¹.

В доктринальных системах принципов уголовного процесса мы легко отыщем принцип объективной истины. Быть уголовно-процессуальным принципом — еще одна функция категории объективной истины. Весьма показательна в этом смысле система принципов, разработанная профессором В.Т. Томиным. В этой системе достойное место занимает «принцип матери­альной (объективной) истины как единственное основание разрешения уголовного дела». В.Т. Томин предлагает и формулу принципа: «Для приня­тия конечных решений по уголовному делу, а также решений, конечных для большинства стадий уголовного процесса, за исключением тех ситуаций, в которых законом' предусмотрено принятие решений и в случаях, когда объективная^ истина не постигнута, необходимо- уголовно-процессуальное познание объективной истины»^{[77] [78].}

• Таким образом, второй момент, относящийся- к методологическому элементу понятия презумпции истинности приговора можно сформулировать следующим образом: презумпция истинности приговора опирается на идею объективной истины во всех ее (истины) многогранных проявлениях. При подобном подходе категория объективной истины становится не просто методологическим фундаментом презумпции истинности приговора: Эта категория становится и идеологическим, а точнее идеолого­методологическим фундаментом^[79].

Правильное понимание этого момента и составляет основной источник проблемности понятия презумпции истинности приговора.

ние объективной истины важнейшей уголовно-процессуальной субстанцией является не достаточным: важно осознать, что истина в уголовном процессе многофункциональна. И именно из этой многофункциональности и склады­ваются основания для правильного понимания существа презумпции истин­ности приговора.

Говоря об объективной истине, обратим внимание на следующий, ка­залось бы, незначительный момент. Речь идет опять же о методике формиро­вания научного текста об анализируемой презумпции. В.К. Бабаев, раскрывая методологические предпосылки презумпции истинности приговора, не затрачивает сил на доказательство тезиса о том, что объективная истина имеет право на существование в уголовном процессе, он просто констатирует этот факт как сам собой разумеющийся. Причем указанный подход к объек­тивной истине ни в коей мере не может быть оценен как авторское упуще­ние. В советские времена место и роль объективной истины в уголовном процессе и прочих важнейших сферах социалистического бытия были более чем обстоятельно доказаны приверженцами диалектического метода, поэто­му ни слово «истина», ни слово «истинный» в дополнительной расшифровке не нуждались. Всякий исследователь априори принимал этот методологиче­ский фундамент и его терминологию.

Однако времена меняются, меняется и отношение к понятиям, равно как и содержание последних. Уже в первые годы постсоветской периода развития науки уголовного процесса слово «истина» стало сопровождаться* подстрочными примечаниями. Примером может служить диссертация А.А. Крымова. Указанный автор счел необходимым пояснить читателям, что следует понимать под этим словом. Наиболее подходящим он посчитал «далевское» определение истины: «истина в собственном смысле слова - это противоположность лжи, все, что верно, подлинно, точно, справедливо. Истинный означает истину составляющий, правдивый, справедливый, несомненный, неложный, верный, точный, подлинный, настоящий, искрен­ний, непритворный (Даль В. Толковый словарь живого великорусского

языка: Т.2.

Мы не станем критиковать А.А. Крымова по целому ряду причин, в том числе и потому, что использованное им не претендующее на философ­скую глубину определение, вполне позволяет уловить суть прилагательного «истинный», в том числе и связке с судебным приговором. Не случайно к

і

вопросу об истине А.А. Крымов больше не возвращался. Однако по контек­сту работы можно было понять, что автор оперирует тем же понятием исти­ны, что и большинство советских исследователей.

Этот вывод мы делаем на базе квинтэссенции, выводимой А.А*. Крымо­вым: «В уголовно-процессуальной¹ деятельности суть её (презумпции истин­ности приговора - О.С.) заключается^ в том, что каждый вступивший в законную силу приговор предполагается истинным и обязателен для испол­нения всеми предприятиями, учреждениями, организациями (ст. 358 УПК)»^{[80] [81].}

В современных схемах отношение к обоснованию методологических предпосылок презумпции истинности приговора совершенно иное. Обраще­ние к проблеме объективной истины становится почти обязательным. Дока­зать это мы можем на примере статьи Н.А. Громова и А.К. Тихонова «Пре­зумпция истинности судебного приговора». Вопросу об истине они уделили четвертую часть своей работы, .причем значительная часть повествования была посвящена аргументации вещей, которые о в советской теории прини­мались без доказательств. Авторы, по сути, защищали само право на сущест­вование в уголовном процессе идеи объективной истины^[82].

Соглашаясь с Н.А. Громовым и А.К. Тихоновым с тем том, что касает­ся объективной истины, диссертант считает необходимым заметить одно обстоятельство. После долгих и убедительных рассуждений авторы делают весьма странный вывод. «Итак, - пишут они, презумпцию истинности судеб-

ного приговора можно определить следующим образом: признание пригово­ра правильным до тех пор, пока он не отменен соответствующим судом в порядке, установленном федеральным законом»^[83].

Приглядимся внимательно к предложенной формулировке. Мы не слу­чайно выделили в ней слово «правильный». Диссертант полагает, что перед нами формулировка не презумпции истинности приговора, а иной презумп­ции более низкого ранга - всего лишь презумпции правильности приговора.

На первый взгляд может показаться, что нет особой разницы между «правильным» и «истинным» приговором. Действительно, с рациональных позиций (и уж тем более с позиций здравого смысла) эта разница может быть и не существенна. Однако для правильного понимания сути презумпции истинности приговора нужны не только рациональные, но и другие (в каком- то смысле иррациональные) основания. Подчеркнем, что мы эти основания условно- называем; идеолого-методологическими. Так вот, в контексте, создаваемом этими основаниями, между понятиями «правильный» и «истин­ный» приговор образуется большая, дистанция. «Правильный» приговор имеет опору исключительно в сфере метода. Путь, в идеологический базис открыт лишь для приговора, признаваемого истинным. Правильный приговор* может претендовать лишь на формальную» истину. Объективная истина отражается только в истинном приговоре. Однако подобное противопостав­ление не следует понимать грубо и схематично. Презумпция истинности приговора тоже не исключает элементов формальной истины. В' этой связи диссертант считает возможным предположить, что посредством презумпции истинности приговора сокращается разрыв между разными формами истины в уголовном процессе.

Второй элемент схемы рассмотрения презумпции истинности приго­вора мы назвали - «иные доказательства наличия презумпции». Посмот­рим, какие дополнительные доводы в пользу этой презумпции приводит В.К.

Бабаев. «О наличии данной презумпции, - пишет В.К. Бабаев, - свидетельст­вует и существование в советском праве таких институтов, как пересмотр уголовных дел в порядке надзора и по вновь открывшимся обстоятельствам, которые служат одной и той же цели: исправить судебную ошибку»¹.

Получается, что в качестве дополнительных аргументов в пользу пре­зумпции приводятся инструменты опровержения этой презумпции. Здесь наблюдается некоторая аналогия с требованиями, применяемыми к научным теориям. Подлинно научными признаются лишь те теории, которые можно опровергнуть по тем правилам, которые существуют в научной методике.

Однако полагаем, что В.К. Бабаев руководствовался не этой аналогией. Дополнительными доводами в- пользу презумпции истинности приговора¹ уважаемый автор, на наш взгляд, пытается доказать как минимум две вещи. Во-первых, подчеркнуть, что речь идет именно о презумпции, а не об аксио­ме истинности приговора. «Число дел, подвергшихся пересмотру в порядке надзора-и по - вновь открывшимся * обстоятельствам, по сравнению со всеми рассмотренными делами, — пишет В.К. Бабаев; -* невелико, еще меньше отмененных или измененных в этом порядке приговоров и решений, но поскольку отдельные приговоры или решения могут быть неправосудными, мы не можем говорить об их истинности в категорической форме; можно говорить лишь о предположении их истинности»^{[84] [85].}

Во-вторых, В.К. Бабаев хотел сделать акцент на том, что технология выявления и устранения судебных ошибок самим фактом своего существова­ния' доказывает устремленность уголовного процесса к объективной истине. Таким образом, пункт второй схемы рассмотрения понятия есть, по сути, продолжение пункта первого.

Дополнительные аргументы, приводимые В.К. Бабаевым, наводят еще на одну мысль. Выше мы уже затрагивали вопрос о названии нашей пре­зумпции. У диссертанта много раз возникало желание искать аргументы в

пользу короткого имени презумпции, без упоминания о законной силе. Однако в ходе осмысления второго элемента познавательной схемы пре­зумпции истинности приговора вдруг возникла следующая мысль: может быть окончательную истинность приговору придает именно уголовно­процессуальная форма контрольно-проверочных стадий. Причем это правило действует даже тогда, когда указанные стадии возможны-лишь в.потенциале. Иными* словами, контрольно-проверочные стадии — стратегический гарант истинности приговора. Эти стадии работают на истинность и тогда; когда приговоры не обжалуются (пассивное укрепление истинности);

На* этой волне размышлений, диссертант отмечает новый штрих к «портрету» проблемы понимания^ презумпции истинности приговора. Этот штрих можно выразить вопросом: означает ли увеличение контрольно­проверочных; стадий укрепление истинности приговора? Подобный вопрос. ’ не случаен: в современных условиях появилась новая контрольно­проверочная; стадия¹ - апелляционное производство¹. Прибавляет ли эта стадия истинности; приговорам, вынесенным- мировыми судьями? А может быть она намекает на то, что сами мировые судьи являются несовершенным элементом уголовно-процессуальной формы?

М.П. Поляков по; этому поводу пишет следующее: «Не отрицая позити­ва апелляции, хотим обратить внимание на то, что в контексте судебного познания подобный подход может быть расценен не иначе, как законода­тельное недоверие мировым судьям, как искателям истины. Получается; что мировые судьи (в познавательном плане) ставятся на более низкую профес­сиональную ступень, нежели другие судьи. Закономерен вопрос: на. каком основании? Думается, что таких оснований нет»^{[86] [87].}

Как видим, новые вопросы подтверждают проблемный характер поня­тия презумпции истинности приговора. Не перестает быть проблемным и вопрос о том, когда возникает презумпция истинности приговора. В настоя­щем параграфе этот вопрос ставится не в исторической ретроспективе (как это было в предыдущем параграфе), а в конкретной практической плоскости.

Данный вопрос нельзя отнести к чисто умозрительным. Он имеет пря­мое отношение к методологическим основам презумпции. Если презумпция-

истинности приговора опровержима, то инструменты ее опровержения не могут начать действовать ранее появления этой презумпции. В этой связи определение момента юридической констатации начала действия презумп-

' ции истинности приговора имеет важное методологическое значение.

’ Итак, приговор вынесен. Какая презумпция действует, пока не про­

изойдет вступление приговора в законную силу? Многие полагают, что в этот момент действует презумпция- невиновности. G чисто политических

. позиций это, пожалуй, и так. Однако если посмотреть-на это с формальной

стороны, то обнаружится, что презумпция невиновности уже перестала

;■ существовать. Все процессуально значимые следствия, вытекающие из

} презумпции невиновности уже утратили свое значение; Подсудимый хотя'и

_t не становится обязанным доказывать свою невиновность, но кроме него и его

5

{ защитника делать это после провозглашения приговора некому. Таким

, образом, пассивное отношение подсудимого к вопросу о своей невиновности

' после вынесения обвинительного приговора, можно условно- приравнять к

. доказыванию своей виновности. Игнорирование права на обжалование

; приговора укрепляет статус приговора как истинного судебного решения.

; После вынесения приговора вопрос о виновности хотя и остается от-

4 крытым, но круг субъектов, задействованных в решении этого вопроса,

' меняется. В этой связи, диссертант должен сказать, что если презумпция

! невиновности и продолжает действовать после вынесения приговора (до

І

? вступления его в законную силу), то «сакральное» значение этой презумпции

* утрачивается. Если брать в качестве примера уголовные дела, вызывающие

%

і

J общественный резонанс, то средства массовой информации не дожидаются

| вступления приговора в законную силу; факт вынесения приговора обнаро-

' дуется тотчас же. Если учесть, что презумпция невиновности имеет полити-

ческое значение, то в политическом смысле она рассеивается после провоз- ^J глашения приговора. Все остальные процессуальные нюансы уже не имеют

’ большого политического значения — общество признает человека виновным,

v Подобные размышления можно было бы продолжать, но диссертант

г

, полагает, что в этом не особой необходимости. В* ходе исследования к нам в

душу все более закрадывалось сомнение о том, что связь между презумпцией

' истинности приговора и презумпцией невиновности имеет линейный харак-

‘ тер. Из установок И.Л. Петрухина, И.А. Либуса и др. вытекает, что презумп­

ция истинности приговора приходит на смену презумпции невиновности, т.е.

сосуществовать вместе эти презумпции не могут.

По нашему мнению, однозначно говорить о жесткой зависимости меж­

ду этими презумпциями нельзя, поскольку указанные презумпции не являют-

v ся стадиями единого процесса и поэтому могут существовать параллельно.

I Эти параллели возможны в тот период, когда приговор не вступил в закон-

\ ную силу. Презумпция невиновности почти опровергнута, а провозглашен-

і

t- ный приговор уже почти истинный. Вообще вопрос диалектики взаимодейст-

₍₍ ' вия указанный презумпций - вопрос, на наш взгляд, далеко непростой. Он

вносит свою толику проблемности в понятие презумпции истинности приго- _г вора и, следовательно, нуждается в предметном исследовании. Этим вопро-

і сом мы намерены заняться в третьей главе.

^Е» Интересные соображения по вопросу о презумпциях, действующих в

период вступлениям законную силу приговора, высказывает О.А. Кузнецова.

' Разрешить указанный вопрос она пытается посредством аналогии с вступле-

* нием в силу законодательного акта. Приведем цитату.

! «Презумпция истинности судебного решения, используется только в

і отношении решений, вступивших в законную силу. Однако из этого не

t •

< следует вывод, что до вступления в силу действует противоположная пре-

зумпция неистинности. Отсутствие истинности судебного решения вообще

• не может выводиться из предположения, а должно быть подтверждено соответствующим судебным актом, например кассационным определением.

¹ Здесь необходимо помнить, что судебное решение является правопримени-

, тельным (ненормативным) актом», однако обладает свойствами, сходными с

нормативными предписаниями. В частности, нормативный акт, например закон, и судебное решение до вступления в действие проходят определенные этапы. Так, закон, принятый Государственной Думой и одобренный Советом

* Федерации, подлежит подписанию Президентом РФ'и опубликованию. До этого момента презумпция действительности закона не действует, но мы, конечно, не можем говорить о наличии здесь презумпции недействительно­

' сти закона. То же и в отношении судебного решения: до момента вступления

его в законную силу нельзя сказать, что оно прошло все этапы введения в действие, оно еще не стабильно и необязательно для принудительного исполнения. Однако говорить о презумпции неистинности судебного реше-

₄ ния в этом случае недопустимо»¹. '

■ Однако из приведенной цитаты трудно сделать вывод о том, какая пре­' зумпция действует в указанный период. Очевидно лишь одно, что оснований

Ї

‘ для презумпции неистинности судебного решения нет. Поскольку О.А.

Кузнецова говорит о гражданско-правовых презумпциях, то о презумпции невиновности она не упоминает. Но в гражданском праве достаточно и других презумпций. Но о них тоже не слова. На наш взгляд, это означает, что презумпция истинности судебного решения является самостоятельной, и не

« вытекает из каких либо презумпций. Что касается презумпции невиновности,

то опровергается она не презумпцией истинности приговора, а приговором,

г вступившим в законную силу.

> Несколько иная ситуация возникает в случае пересмотра приговора,

' вступившего в законную силу. В этом случае истинность приговора ставится

J под сомнение на законных основаниях, поскольку презумпция истинности

₅ ¹ Кузнецова О.А. Указ, работа. - С. 146.

приговора уже действует. Однако и в этом случае, на наш взгляд, может быть применено? правило, отраженное в приведенной: выше выдержке из работы О.А. Кузнецовой. Там прозвучала следующая мысль: «Отсутствие истинно­сти судебного решения вообще не может выводиться из предположения, а должно быть подтверждено соответствующим судебным актом, например кассационным определением».

В. этой связи следует признать весьма сомнительным предложение А.А. Крымова, ратующего за; введение в уголовный, процесс презумпции? необос­нованности приговора». Он в? частности, пишет: «Целесообразным пред­ставляется закрепление в главах, посвящённых производству в порядке над­зора и по вновь открывшимся обстоятельствам, следующей правовой пре­зумпции: при рассмотрении дел в порядке надзора или по вновь открывшим­ся обстоятельствам; приговор предполагается судом необоснованным до рассмотрения; всех; имеющихся? материалов^ дела и вновь представленных доказательств»¹. . _ . .

■ Диссертант считает,. что до- официального опровержения; презумпции истинности приговора эта презумпция действует. По мнению И.. А. Либуса, «до отмены приговора в установленном законом порядке действует не презумпция невиновности, а наоборот, презумпция виновности осужденного, то есть презумпция истинности судебного приговора, вступившего в закон­ную силу»^{[88] [89].}

Причем наилучшим средством опровержения; презумпции: истинности приговора является новый истинный приговор или иное истинное судебное решение. До принятия законного решения никаких временных презумпций быть не должно; Наличие таких «времянок» крайне осложнит осуществление правосудия. Да и какая• необходимость превращать сомнение в истинности судебного решения в презумпцию его необоснованности. Кроме того, неис­тинность приговора возникает не только в случае необоснованности приго-

вора. Обоснованность лишь одно из требований, предъявляемых к пригово­ру. Не менее значимыми являются законность и справедливость приговора.

Вопрос о параллельном действии презумпции невиновности и пре­зумпции истинности приговора становится актуальным и в случае возникно­вения повода для пересмотра вступившего в законную силу приговора.

Весьма показательна в этом смысле позиция Ч.С. Касумова, полагаю­щего, что «если же в результате поданной жалобы или по инициативе компе­тентных должностных лиц дело переходит в надзорное производство, пре­зумпция истинности приговора продолжает действовать (поскольку приговор только проверяется, он не отменен), но уже вместе с презумпцией невинов­ности, которая должна приниматься во внимание с момента подачи жалобы в порядке судебного надзора или принятия решения об истребовании дела (если жалобы не было)»¹. ■

Втрудах цивилистовмы обнаружили и другие интересные вещи, необ­ходимые нам для'углубления представлений, вращающихся вокруг второго шага познавательной схем презумпции истинности приговора. Интересный параграф с характерным названием «Презумпция' истинности решения суда», содержится в работе Ю.А. Серикова.

Напомнив читателю о том, что указанная презумпция является одной из классических правовых презумпций, названный автор приводит несколько дополнительных доказательств, подтверждающих наличие в искомой пре­зумпции в уголовном судопроизводстве. Он, в частности, замечает, что «в. уголовном процессе в качестве аргумента наличия презумпции истинности приговора (решения) приводится принцип non bis non idem (нельзя дважды привлекать за одно и тоже)»^{[90] [91].}

Действительно, этот аргумент признается процессуалистами. И к этому их подталкиваю не только отголоски римской правовой традиции. Принцип non bis non idem отражен и в Конституции РФ: п. 1 ст. 50 говорит о том, что

никто не может быть повторно осужден за одно и то же преступление. Правда, по мнению ряда авторов, этот принцип сегодня следует толковать шире. Общепризнанная норма, содержащаяся в п. 7 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах, гласит: «Никто не должен быть вторично судим или наказан за преступление, за которое он уже был осужден или оправдан в соответствии с законом и уголовно-процессуальным правом каждой страны». Следовательно, не только осуждение, но и оправдание исключает возможность повторного судебного разбирательства¹.

Третий шаг в базовой схеме исследования понятия именуется - «исторические предпосылки». Полагаем, что этот вопрос мы подробнейшим образом рассмотрели в предыдущем параграфе, где привели и соответст­вующие доктринальные позиции, и их проблемные аспекты. Поэтому нет необходимости возвращаться к этому вопросу вновь. •

Четвертый - ключевой пункт схемы - «формулировка сути пре­зумпции». Выше мьь приводили три трактовки* (цитаты) этошсути, принад­лежащие перу: (1) В.К. Бабаева; (2) А.А. Крымова; (3) Н.А. Громова: Учиты­вая; что- эти формулировки весьма лаконичны, приведем их для удобства- анализа еще раз.

В.К. Бабаев: «Судебный приговор или решение, вынесенные в уста­новленном законом порядке, предполагаются истинными».

А.А. Крымов: «Каждый вступивший в законную силу приговор пред­полагается истинным и обязателен для- исполнения- всеми предприятиями, учреждениями, организациями».

Н.А. Громов: «признание приговора правильным до тех пор, пока он не отменен соответствующим судом в порядке, установленном федеральным законом»^{[92] [93].}

. 77

Внешне эти толкования сути презумпции не сильно похожи. Однако посмотрим на них повнимательнее. Как видим, В:К. Бабаев делает упор на процедуру вынесения приговора. А.А. Крымов истинность увязывает с законной силой приговора, что собственно тоже подразумевает применение определенных законных процедур. Н.А.Громов акцентирует внимание на том, что правильность приговора существует до тех пор, пока он не отменен.

Подозреваем, что на последнее толкование сущности презумпции (Н.А.Громов) оказала влияние современная общая* трактовка понятия. пре­зумпции.. Втолковом словаре русского языка слово «презумпция» объясняет­ся как — «предположение,.признаваемое истинным, пока не доказано обрат­ное»¹. Однако* слово «правильный», применительно к приговору, тоже подразумевает, что этот приговор вынесен по правилам, т.е. в установленном законом порядке. •

На значимость, процедуры обращают внимание и другие авторы. По мнению И.Б. Михайловской, «основным критерием обоснованности и добро­качественности' процессуальных решений выступает соблюдение процедуры' судопроизводства. Этот критерий не только в значительной степени-форма­лизован, следовательно, в меньшей степени зависит от субъекта, принимаю­щего решения, но и соответствует социальной самоценности установленной процедуры.судопроизводства, соблюдению законности в этой сфере реализа­ции государственной власти»^{[94] [95] [96].}

Таким образом, сущность презумпции истинности приговора так или иначе вращается вокруг методологических оснований — установленного законом порядка (включающего и процедуру вступления приговора в закон­ную силу). В¹ основе этой сущности лежит вера в эффективность уголовно­процессуального метода. Однако мы ведем речь не о слепой вере, каковая

имеет место в религии. Вера в уголовно-процессуальный метод опирается на эмпирические предпосылки. Уже в самом полном имени презумпции — «презумпция истинности приговора, вступившего в законную силу» - чувст­вуется процедурность, специфический ритм уголовного процесса, его обряд­ность.

Уголовно-процессуальная процедура в свою очередь опирается на пре­зумпцию истинности уголовно-процессуального метода¹. В нем' нет изли­шеств и мелочей. Все нюансы метода устремлены к установлению объектив­ной истины.

Вэтой связи к месту будет процитировать В.М. Савицкого: «Судебная процедура всегда ритуал и в какой-то мере зрелище, имеющее огромный воспитательный смысл, зрелище, в котором каждому участнику отводится точно определенная, заранее известная роль. Но это распределение ролей - не произвол крючкотворов, а научно обоснованный; выверенный и утвер­жденный' поколениями способ отыскания- и утверждения правды, усло­вие, обеспечивающее достижение социальной' справедливости. В этом ритуале нет мелочей. Каждая деталь тщательно продумана и взвешена. Достаточно отойти от требований, изложенных в процессуальных нормах, пренебречь ими, допустить произвольное их толкование, - и это насилие над правом неизбежно отомстит за себя судебной ошибкой»^{[97] [98].}

Очень глубокая мысль. Полагаем, что она имеет непосредственную связь с латинской формулой указанной презумпции - «res iudicata pro veritate accipitur (habetur)». В этой формуле находят отражение, как ретроспективные предпосылки, так и перспективные установки. Сам процессуальный путь к приговору, форма его постановления и провозглашенияявляются методоло-

гической предпосылкой для констатации истинности приговора, поскольку, подчеркнем, и сам уголовно-процессуальный метод в целом презюмируется надежным средством установления объективной истины.

В этой связи мы должны поделиться еще одним наблюдением. Стати­стические аргументы в пользу презумпции не отменяют и вывода о том, что предпосылки её происхождения явно не эмпирические. То обстоятельство, что большинство приговоров устанавливают истину, говорит не только (и даже не столько) о статистических основах презумпции. Это обстоятельство в первую очередь подтверждает истинность уголовно-процессуального инструментария. Диссертант полагает, что презумпция истинности пригово­ра выведена не из наблюдений за природой, а из наблюдения за методом. Действие уголовно-процессуального метода здесь имеет двойную природу: с одной стороны, эта презумпция как бы выведена из метода, с другой, и сам метод подстраивался под эту презумпцию. '

Пятым элементом схемы рассмотрения презумпции истинности при­говора выступает - «логическая природа презумпции». «По своей логиче­ской природе, - пишет В.К. Бабаев, - данная презумпция относится'к разряду предположений, отражающих «обычный порядок» вещей и явлений, коим в данном случае является правило: советский суд выносит приговоры (реше­ния) в соответствии с принципом истины. Это дает основание полагать, что в данном конкретном случае, по конкретному делу приговор (решение) также устанавливает объективную истину. Оснований для такого вывода достаточ­но, ибо советский-закон устанавливает требования всесторонности, полноты и объективности при исследовании обстоятельств дела, которые неуклонно проводятся в жизнь»¹.

. Дадим оценку мнению В.К. Бабаева. В приведенной цитате, на наш взгляд, больше идеологических, чем логических установок. В качестве логической предпосылки презумпции истинности приговора здесь, по сути, предлагается вера в истинность советского уголовно-процессуального ^[99]

законодательства, а это чистая идеология. На этом нюансе мы заострим внимание в следующей главе.

Теперь предоставим слово А.А. Крымову. «По своей логической при­роде, — пишет он, - презумпция истинности приговора является ярким примером предположений, отражающих «обычный порядок» предметов и явлений». Всё производство по уголовному делу производится в строгом соответствии с нормами закона, с принципом всесторонности, объ­ективности и полноты расследования преступлений, а также в соответствии, с другими принципами уголовного процесса. Следовательно, решения¹¹ по делу принимаются истинными и справедливыми»¹.

Из приведенного фрагмента следует, что А.А. Крымов отстаивает ту же позицию, что и В.К. Бабаев: они оба сводят презумпцию к обычному порядку вещей. Однако* расшифровка этого обычного порядка у них отличается.. Мнение А.А.Крымова формировалось в, иных социально-политических условиях. В годы подготовки его работы, уже было не принято говорить о советских законах, поэтому он ищет иные основания. Основной базис логи­ческих оснований презумпции он возводит на принципе всесторонности, объ­ективности и полноты расследования преступлений. Указанный принцип является* одним из принципов именно советского уголовного процесса. Точнее законодательным выражением принципа объективной истины. Поэтому в идеологическом ключе презумпция истинности приговора у А.А. Крымова также опирается на советский процессуальный базис.

Что касается собственно логики, то методом образования презумпции истинности вступившего в законную силу приговора, как и многих других юридических предположений, по мнению А.А. Крымова, служит неполная (популярная) индукция»^{[100] [101].}

Заметим, что в логических основаниях нашли отражения и онтологиче­ские основания - т.н. «обычный порядок вещей». Иными словами авторы

пытаются придать презумпции истинности приговора объективный характер, показать, что она относится к разряду явлений, проверенных человеческой практикой (главным критерием истины). Эти моменты позволяют отнести исследуемую презумпцию к числу естественных. Во всяком случае, такой подход прослеживается в работе А.С. Березина. Не называя прямо презумп­цию истинности приговора естественной презумпцией, он обращает внима­ние на то, что в литературе бытует ошибочное мнение, квалифицирующее указанную презумпцию как искусственную. В качестве примера приводится уже анализируемая нами позиция О.В. Левченко¹.

А.С. Березин прибегает и к эмпирическим аргументам: «Изучение практики подтверждает, что вынесенные приговоры в большинстве своём являются истинными и справедливыми. Однако не верно было бы говорить об абсолютной истине приговора, непререкаемой во всех случаях. Имеются ; примеры, свидетельствующие об ошибочности некоторых судебных реше­ний, их незаконности, либо необоснованности»².

На статистические аргументы ссылаются и другие авторы. Мнение о том, что⁵ большинство судебных приговоров отражают объективную истину, как правило, не оспаривается³. Таким образом, можно заключить, что логи­ческие основания презумпции истинности приговора выводятся из статисти­ческого обобщения, под которым в логике понимается умозаключение неполной индукции, в котором установленная в посылках количественная информация о частоте определенного признака в исследуемой группе, переносится в заключении на все множество явлений этого рода⁴.

А.С. Березин обращает внимание на то, что презумпции, как фактиче­ские, так и правовые, основаны на наблюдении устойчивых закономерностей,

г ¹ Левченко О.В. Понятие презюмируемых, преюдициально установленных и общеизвест-

' ных фактов, особенности их использования в процессе доказывания по уголовным делам.

' - С. 4.

I ² Крымов А.А. Указ, работа. - С. 108.

; ³ См., например: Петрова О.В. Объективная истина и гарантии ее установления в уголов-

' ном процессе: Автореф. дисс... канд. юрид. наук. - Воронеж, 2000. - С. 11.

⁴ Кириллов В.И., Старченко А.А. Логика.-М.: Юристъ, 2001.-С. 181.

явлений, событий, процессов, их повторяемости. Не будь этой повторяемо­сти, презумпция* истинности приговора действительно служила бы искусст­венному поддержанию авторитета судебных актов.

Существенным признаком, характеризующим правовые презумпции, является вероятностный характер знаний, которые можно получить, опираясь на них.

Шестойшаг в познавательной схеме назван — «политическое значе­ние презумпции». По мнению В.К. Бабаева «Политическое значение пре­зумпции истинности вступившего в законную силу судебного решения (приговора) обусловлено тем, что Советское государство, весь советский народ заинтересованы, в незыблемости и стабильности приговоров * (реше­ний)»¹. Обратим внимание на то, что в центре цитаты опять — советское. С одной стороны этот факт можно объяснить временем издания работы-. Одна­ко необходимо помнить и о другом, во'Времена, когда поговорка «советское — значит отличное» имела реальное методологическое значение, ссылка на «советское» была серьезным методологическим аргументом.

Авторы, писавшие о презумпциях в постсоветский период, уже не вы­деляли политического значения анализируемой презумпции. Политическое значение только подразумевалось. «Её значение, - указывает А.А. Крымов, - состоит в необходимости обеспечить условия для нормальной судебной работы, исполнения провозглашённых приговоров»^{[102] [103].}

Значение презумпции истинности приговора не исчерпывается только политическими моментами. Значимость ее значительно шире. Весьма кра­сочно эту значимость охарактеризовал И.Я. Фойницкий: «Прочность вошед­шего в законную силу судебного решения составляет одно из коренных требований юридического строя. Взгляд, судом высказанный, должен поль­зоваться надлежащим авторитетом. И, без сомнения, сами суды должны подавать пример уважения к законной силе судебных решений, потому что

их непостоянство, произвол и противоречия составляли бы настоящий позор для судебного ведомства»¹.

Седьмой элемент схемы - «вопросы опровержения презумпции». По общему правилу презумпция истинности приговора относится к разряду опровержимых. Однако подобный подход пока не является абсолютно бесспорным. В науке уголовного процесса много раз предлагалось диффе­ренцировано подходить к указанной проблеме. Так, ВТЇ; Каминская-считала вошедший в законную силу приговор неоспоримом истиной в той его части, которая-констатирует наличие или отсутствие факта преступления и винов­ности или невиновности в нём обвиняемого. Изменение меры наказания или полное освобождение от него в результате амнистии пли помилования; относящееся к компетенции высших несудебных органов; по ее мнению, не колеблют истинности устанавливаемых в приговоре фактов. Однако она в свою очередь не признавала за: указанной- презумпцией правила аксиомы. «Презумпция истинности приговора, - писала она, — не носит формального- характера;.. В ступивший в силу приговор - может быть изменен: или отменён; еслишризнаётся его ошибочность»^{[104] [105].}

И;А. Остапенко полагает, что презумпция- истинности?приговора пре­кращает свое существование (как презумпция) после вступления приговора в законную силу. Он так и пишет: «Постановленный судом приговор, должен соответствовать принципу объективной истины. Автор придерживается: точки зрения, в. соответствии с которой: презумпция? истинности- приговора; существует только до тех пор, пока он не вступил в законную силу. После вступления приговора в законную силу следует говорить об истинности . приговора, а не о её презумпции. Таким образом; последняя? действует с момента вынесения приговора судом первой инстанции до вступления его в

, законную силу, после чего приговор признается истинным»¹.

Диссертант склоняется к общему мнению. Презумпция истинности

вступившего в законную силу приговора не означает его неопровержимости,

' так как и при исполняемом и даже при исполненном приговоре могут от­

крыться новые или вновь открывшиеся обстоятельства, свидетельствующие о

' явном нарушении закона. Могут появиться- причины для приведение в

действие надзорного производства. Правильное применение исключитель­ных стадий уголовного процесса может помочь исправить судебную ошибку,

' восстановить нарушенные права и законные интересы граждан и таким

образом установить истину по делу.

< Говоря о презумпции истинности приговора нельзя не вспомнить и о

преюдиции. «Применение презумпции истинности приговора ведет к пре­юдиции, то есть обязательности решения одного суда при рассмотрении дела другим, судом. Преюдициальная- сила фактов, установленных приговором.

; суда,, влияет на пределы доказывания» по другим делам, где эти факты

,_t фигурируют как- уже доказанные. Законом установлена обязанность, для.:

судов, рассматривающих гражданские дела, принимать факты,, установлен-

( ные по уголовному делу (ст. 55 ГПК), и обязательность выводов суда, уста-

і новленных по гражданскому делу, для суда уголовного (УПК), но только по

- тем вопросам, которые относятся к компетенции суда в момент рассмотрения

, того или иного дела»².

Презумпция истинности приговора опровержима. Однако законом- в.

£< целях максимальной охраны прав граждан установлены некоторые изъятия

из этого правила. Так, опровержение обвинительного приговора, определе-

‘5 ’

*' ния или постановления суда по мотивам мягкости наказания или необходи-

'' мости применения к осужденному закона о более тяжком преступлении,

і

‘ отмена оправдательного приговора, определения или постановления суда о

! ¹ Остапенко И.А. Приговор как итоговое решение по уголовному делу. Автореф. дис. ...

t канд. юрид. наук. - Владимир, 2007. - С. 10

² Крымов А.А. - Указ, работа. - С. 112-113. Обстоятельная работа на тему преюдиции в уголовном процессе подготовлена А.С. Березиным. Ссылки на неё см. выше.

I

£

прекращении дела в порядке надзора либо по вновь открывшимся обстоя­тельствам допускается лишь в течение года со дня их вступления в законную силу (ст. 405 УПК РФ). По истечении года презумпция истинности данных решений приобретает неопровержимый характер¹.

В настоящем параграфе было представлено много интересных сведе­ний. Теперь настало время формулирования дефиниции.

2.2.