§ 1. Объективная истина как принцип гражданского процесса: история и современность

Должен или не должен суд устанавливать истину по делу — вопрос, который вызывал и вызывает интерес на протяжении всей истории существования правосудия. Некоторые учёные считают его «центральным вопросом правосудия»1.

Принцип объективной истины на протяжении истории своего существования не только по-разному закреплялся в процессуальном законодательстве, описывался учёными, но и само существование данного принципа неоднократно ставилось под сомнение.

Тем не менее суть его, на первый взгляд, очевидна: в соответствии с этим принципом суд при рассмотрении и разрешении дела обязан установить наличие или отсутствие фактов реальной действительности, относящихся к делу, с которыми закон связывает правовые последствия. В бытовом понимании это означает, что суд должен установить, «как было на самом деле».

Рассмотрим принцип в его историческом развитии. Этапы развития гражданского процессуального права России можно определять по-разному. С нашей точки зрения, можно выделить следующие этапы:

первый — от Русской Правды до принятия Судебных уставов, в том числе и Устава гражданского судопроизводства 1864 г.; второй — с 1864 по 1917 г. — год Октябрьской революции; третий — с 1917 г. — года принятия декретов СНК и ВЦИК о суде № 1, № 2, № 3 по 1964 г., т.е. до принятия следующего После ГПК РСФСР 1923 г. ГПК РСФСР;

четвертый — с 1964 по 2002 г., т.е. до принятия ГПК Российской Федерации;

пятый — это настоящее время.

1 Молчанов В.В. Собирание доказательств в гражданском процессе. М., 1991. С. 3. Деление это, конечно, условное, при желании в каждом из этапов в свою очередь можно выделить несколько временных отрезков, связанных с принятием важнейших нормативных актов, определяющих революционные изменения гражданского процессуального права. Так, первый этап можно разбить на три отрезка: до Уложения 1649 г.51; с 1649 г. до издания Свода законов (1830—1832) ; с 30-х гг.

Именно данное положение дореволюционные учёные считали главной иллюстрацией «следов следственного начала»64, «большой дозой следственного начала»65 в дореформенном (1864) процессе. Интересно, что именно со следственным началом связывалось достижение материальной истины. «В истории известно также и противоположное (состязательному началу. — А. В.) начало процесса — следственное или инквизиционное, писал К.И. Малышев, — (Untersuchung-Maxime), по которому судебная власть приступает к исследованию юридических фактов и отношений по собственной инициативе или по донесениям других властей, в интересах общественного порядка и безопасности, и в самом исследовании старается раскрыть материальную истину всеми возможными способами, не стесняясь произволом и показаниями заинтересованных сторон»66. В Уставе гражданского судопроизводства от 20 ноября 1864 г. и других Судебных уставах 1864 г. принцип объективной истины также прямо закреплён не был. Термин «принципы» начал употребляться довольно активно, однако наряду с ним учёные говорили об «основных началах» гражданского процесса67. Развитие промышленности капиталистических отношений, отмена крепостного права требовали, чтобы законодательство было построено на «новых началах, целесообразность которых была уже признана западно-европейской наукой и законодательной практикой»68. В свою очередь указанные «начала» восходили к принципам Римского права. Принципы диспозитивности и состязательность процесса заняли центральное положение в системе принципов гражданского судопроизводства. Вместе с тем проблема объективной истины становилась предметом научного обсуждения как в связи с другими принципами, так и как самостоятельный вопрос. Этому вопросу уделял большое внимание Е.А. Нефедьев. По его мнению, состязательность способствует выяснению обстоятельств дела в наиболее полном объёме69. Это объяснялось тем, что тяжущиеся стороны больше, чем суд (при следственном порядке судопроизводства) заинтересованы в исходе процесса.

Е.В. Васьковский соответствие решения фактическим обстоятельствам дела называл постулатом материальной правды. Постулату материальной правды, утверждал он, противоположен постулат, или (как обыкновенно выражаются) принцип формальной (юридической) правды, заключающийся в том, что суд должен применять законы к фактическим обстоятельствам разрешаемых дел не в том виде, какой эти обстоятельства имеют в действительности, а в том виде, как они могут быть установлены судом на основании приведенных сторонами данных и при помощи предписанных законом правил оценки доказательств. Приверженцы постулата формальной правды упускают из внимания, что предоставление сторонам собирания и приведения фактического материала и установление в законе правил оценки доказательств преследуют опять-таки лучшее достижение материальной правды. Если материальная правда не всегда достигается, тем не менее она не перестает быть целью процесса73.

Действительно, многие положения Устава гражданского судопроизводства (УГС) объективно мало отвечали цели достижения судом объективной истины. Так, практически все учёные подчёркивали, что в соответствии с многочисленными нормами УГС (ст. 82, 367 и др.) «доказательства всегда представляются стороною... суд ни в коем случае не собирает доказательств или справок»74. Таким образом, суд должен принимать решение, основываясь только на представленных сторонами доказательствах, из которых во многих случаях невозможно вывести правильного суждения об объективно существующих фактах.

Интересно высказывание Н.В. Муравьёва на заседании комиссии 7 января 1899 г. о проекте новой редакции УГС: «По представлению и исследованию доказательств приняты некоторые меры, помогающие тяжущимся доказать, а суду выяснить и установить действительную истину, насколько это возможно в гражданском процессе»75. Т.М. Яблочков в 1915 г. высказывался ещё более определённо: «Проведение в положительных законодательствах начал состязательности есть лишь результат бессилия суда выяснить самому всю правду. Состязательность не только не есть "постулат" процесса, но сама как производное явление допустима в процессе лишь постольку, поскольку она не совместима с нахождением правды»76. Он также отмечал, что состязательный процесс характеризуется тем, что победителем в нём «выйдет не более правый, а более сильный, более искусный и опытный в технике борьбы», что не сочетается с постулатом правдивости77.

В работах учёных обсуждался вопрос о том, входит ли юридическая квалификация правоотношений в понятие правильности судебного решения. Так, Е.В. Васьковский отмечал, что правильность судебного решения состоит в соответствии его, с одной стороны," действительному смыслу юридических норм, а с другой— фактическим обстоятельствам каждого разбираемого дела. Первое требование можно назвать постулатом правомерности, второе обыкновенно именуется постулатом материальной правды78.

Приведём также мнение В.А. Рязановского, которого можно также отнести к категории учёных «дореволюционных», поскольку в своих работах он анализировал дореволюционное законодательство и доктрину: «Если суд должен установить право, если установление права и охрана его в борьбе с неправдой и составляет задачу правосудия, в соответствии с этой задачей — целью (постулатом) процесса, всякого процесса, является достижение материальной истины, т.е. соответствие решения норме права (правомерность) и действительным обстоятельствам дела (материальная правда в узком смысле). И суд должен быть поставлен в такое положение, чтобы он мог достичь этой цели, т.е. процесс должен быть организован соответствующим для материальной истины образом, сохраняя при этом, конечно, важнейшее приобретение современного правового государства — права личности»79. Октябрьская революция 1917 г. была действительно глобальным переворотом в экономике, политике, культуре, в государственном устройстве, законодательстве. Она имела, несомненно, объективные предпосылки и не может сводиться только к «перевороту», уст- роенному по инициативе нескольких лиц. Изменения в экономике, в государственном устройстве, в действующем законодательстве были бес прецедентны, по крайней мере, в истории России.

Как писал А.В. Луначарский, «долой суды мумии, алтари умершего права, долой судей-банкиров, готовых на свежей могиле безраздельного господства капитала продолжать пить кровь живых. Да здравствует народ, создающий в своих кипящих, бродящих, как молодое вино, судах право новое — справедливость для всех, право великого братства и равенства трудящихся»80.

Декретом о суде Совета народных комиссаров, опубликованном 24 ноября 1917 г.81, упразднялись «существующие общие судебные установления» и другие суды, они заменялись судами, образуемыми на основании демократических выборов. Указывалось, что «о порядке дальнейшего направления и движения неоконченных дел будет издан особый декрет»82. Декрет о суде (Декрет № 2) ВЦИК без даты принятия (март 1918 г.) — это уже довольно развёрнутый документ, определяющий основные принципы судоустройства и судопроизводства как по гражданским, так и по уголовным делам. Дореволюционные принципы, в частности принципы диспозитивности, состязательности, коллегиальности, подверглись серьёзной корректировке, хотя в ст. 8 этого Декрета было прямо установлено, что судопроизводство «происходит по правилам судебных уставов 1864 года постольку, поскольку таковые не отменены декретами» ЦИК и не «противоречат правосознанию трудящихся классов»83.

В некоторых научных работах утверждается, что именно в первых декретах о суде закреплена «обязанность суда установить истину и вынести по делу справедливое решение»84. Утверждение, с которым не во всем можно согласиться. В ст. 14 Декрета № 2 было указано, что «в отношении доказательств суд не стеснён никакими формальными соображениями, от него зависит, по обстоятельствам дела, допустить те или иные доказательства»85; в ст. 38 было установлено, что суд, «не ограничиваясь формальным законом, а всегда руководствуясь соображениями справедливости, гражданский суд может отвергнуть всякую ссылку на пропуск дав- ностного или иного срока и, вопреки таким или иным возражениям формального характера, присудить явно справедливое требование». Из контекста ст. 38 следует, что речь идёт о применении норм материального права. В Декрете ВЦИК «О Народном Суде Российской Социалистической Федеративной Советской Республики (Положение)» от 30 ноября 1918 г., в котором уже выделялись «общие начала судоустройства» и «общие начала судопроизводства», устанавливалось (ст. 24), что «Народный Суд не стеснен никакими формальными доказательствами и от него зависит по обстоятельствам дела допустить те или иные доказательства или потребовать их от третьих лиц, для коих такое требование обязательно. Присяга как доказательство не допускается»86. Аналогичное положение было закреплено и в ст. 24 «Положения о Народном Суде Российской Социалистической Федеративной Советской Республики» (Декрет ВЦИК от 21 октября 1920 г.)87. Данная редакция нормы удивительно напоминала нормы дореформенного (1864) законодательства, приведенные выше, которые иллюстрировали розыскные черты гражданского процесса России. Представляется, что в указанных положениях принцип объективной истины ещё сформулирован не был, законодатель лишь формулировал правило о процессуальной активности суда в собирании доказательств. В окончательной форме ясно и чётко принцип объективной истины был сформулирован в ГПК РСФСР, который был введен в действие с 1 сентября 1923 г. Постановлением ВЦИК от 10 июля 1923 г.88. Статья 5 ГПК устанавливала: «Суд обязан всемерно стремиться к уяснению действительных прав и взаимоотношений тяжущихся, почему, не ограничиваясь представленными объяс- нениями и материалами, он должен, посредством предложенных сторонам вопросов, способствовать выяснению существенных для разрешения дела обстоятельств и подтверждению их доказательствами, оказывая обращающимся к суду трудящимся активное содействие к ограждению их прав и законных интересов, дабы юридическая неосведомленность, малограмотность и подобные тому обстоятельства не могли быть использованы им во вред»89. Это был «прямой ответ» Е.А. Нефедьеву, И.Е. Энгельману и другим дореволюционным учёным, которые опасались, что из-за своей неграмотности и неосведомленности стороны в процессе не смогут предоставить все необходимые доказательства по делу, а поэтому не будет достигнута истина, предлагали ввести обязательное ведение дела только через адвокатов90, чтобы «выяснение истины» не было «делом случая»91. В советской России роль адвоката в большой степени брал на себя суд. Само собой разумеется, что доказательства по ГПК представлялись не только сторонами, они могли собираться и по инициативе суда (ст. 118 ГПК 1923 г.). Логичность положений этого кодекса заключалась в следующем: если уж суду вменялось в обязанность устанавливать по делу истину, то он не мог положиться только на активность сторон в собирании доказательств: она могла быть недостаточной в силу различных причин.

Указанные выше положения ГПК в то время ещё не позиционировались как «принцип» объективной истины, хотя рассматривались в рамках общих начал гражданского процесса. Так, В.А. Краснокутский в работе 1924 г. писал, что учение о цели процесса как достижении не материальной, а формальной правды уходит в прошлое и уступает место более современной доктрине. В соответствии с ней «тяжущиеся ждут от суда правильного судебного решения, т.е. такого, которое действительно восстанавливает нарушенное право. Суд как орган власти должен раскрыть материальную истину. Для этого он должен всемерно и активно служить делу правосудия»1, «выяснение "материальной истины" ex officio должно при этом превратиться в активную помощь суда сторонам в доставлении и разработке доказательственного материала, в определении требований и взаимоотношений»2.

А.Г. Гойхбарг в «Курсе гражданского процесса» 1928 г. рассматривал данные положения в рамках «жизненности» процесса. Указанные нормы, как отмечалось, имеют классовый характер, направленный прежде всего на защиту неимущих трудящихся масс. Экономическое неравенство между бывшими угнетёнными, малограмотными классами и бывшими господствующими классами сводили, по мнению разработчиков ГПК РСФСР, на нет положительные качества состязательности и диспозитивности. Именно поэтому расширялись возможности по изменению предъявленного иска, усиливалась роль государства в процессе, в частности через наделение прокуратуры многими процессуальными функциями, для защиты прав трудящихся масс устанавливалась и истина. Усиление роли государства объяснялось тем, что государство — народное, а значит, оно всегда действует в интересах последнего. «Это положение суда, — писал А.Г. Гойхбарг, — в нашем гражданском процессе не только позволяет ему, но и обязывает его занимать активную позицию, оказывать активное содействие сторонам в деле действительного отстаивания ими своих реальных прав. Суд в гражданском процессе у нас не только может, но и обязан руководить сторонами, указывая им на то, что они не обосновали своих прав фактами, что они не представили надлежащих доказательств действительного существования тех фактов, которыми они свои права обосновывают. Мало того, суд по своей инициативе может разыскивать соответственные доказательства, может присудить стороне даже больше того, что она просит, если из дела явствует, что сторона ошибочно просила меньше. Он может привлечь к ответственности надлежащего ответчика, если сторона по ошибке обратилась не к надлежащему ответчику, и т.д.»3 В более поздних работах этот революционный романтизм всё более заменялся на идеологическую риторику, все более часто подчёркивалась карательная роль суда в интересах диктатуры пролетариата; при освещении принципов основное внимание, кроме этого, уделялось «коренным отличиям» «принципов советского процесса» от «основ процесса буржуазного»92. Жёстко критикуется «буржуазный» принцип «равноправия» или «равенства» сторон. «На самом деле, — пишет А.Ф. Клейнман, — это формальное равенство совершенно не соответствует понятию равенства социального; оно обеспечивает выигрыш процесса тому, кто обладает собственностью, так как не учитываются интересы материально необеспеченной стороны. Суд ищет только формальную правду, не вмешивается в состязание якобы «равноправных» противников, предоставляя более обеспеченной стороне возможность порабощать материально слабую»2. Подчёркивается, что, сохраняя состязательную форму процесса, советский суд процессуально активен и инициативен в установлении действительных обстоятельств дела, он имеет в соответствии со ст. 5 и 118 ГПК РСФСР93 сам собирать доказательства, чтобы выполнить свою обязанность установить действительные взаимоотношения сторон94.

В учебнике 1940 г. В. Гранберг также уделяет большое внимание критике «буржуазного» процесса и его принципов, который не преследует классовых целей, «а имеет своей задачей "объективно" разрешить имущественный спор между сторонами»95. Перед советским же судом «стоит задача выяснения действительных прав и взаимоотношений сторон (ст. 7 ГПК УССР). Для того, чтобы её выполнить, наш советский суд не должен ограничиваться предоставленными сторонами объяснениями и материалами, а должен проявить свою инициативу в деле собирания этих материалов. При таком положении нельзя говорить о состязании на неравных началах: помощь суда уравнивает положение сторон в процессе»96. Отдаёт дань критике буржуазного процесса и С.Н. Абрамов. Примечательно, что в его учебнике 1950 г. в рамках описания принципа состязательности прямо указывается: «Но, исходя из того, что незыблемым принципом социалистического правосудия и ближайшей целью советского гражданского процесса является установление материальной истины, закон (ст. 5 ГПК) обязывает суд к тому, что он сам всемерно стремился к уяснению действительных прав и взаимоотношений сторон»97. Так, постепенно, принцип объективной истины стал осознаваться как самостоятельный принцип гражданского процесса.

В учебнике А.Ф. Клейнмана 1954 г. принцип объективной истины уже позиционируется как самостоятельный принцип гражданского процесса, хотя ему уделяется не так много внимания, как другим принципам: «Принцип объективной истины состоит в том, что суд при разбирательстве и разрешении дела должен ставить своей целью установить фактические обстоятельства, имевшие место в действительности, должен всемерно стремиться к выяснению действительных взаимоотношений сторон, а судебное решение должно основываться на достоверно установленных, т.е. доказанных обстоятельствах дела»2.

К.С. Юдельсон прямо не выделяет принцип объективной истины, но много внимания уделяет «объективной истинности судебных решений и принципу состязательности». Вынесение объективно истинных судебных решений является главнейшей процессуальной задачей советского суда потому, что защите подлежит не предполагаемое, а действительное право, нарушение которого имелось на самом деле. Прежде чем вынести решение, необходимо с безусловной достоверностью установить ряд фактов, позволяющих суду дать им определённую квалификацию и осуществить защиту права, — утверждал он. Также К.С. Юдельсон критиковал термин «материальная истина» как не соответствующий марксистской философии и положение о «формальной истине», которая присуща «буржуазному процессу», повторяя мысли, высказанные ранее Е.В. Васьковским, В. Гранбергом: «...решение считается формально истинным, если оно логически соответствует материалам, представленным сторонами. Объективная истина как задача суда в буржуазном гражданском процессе отрицается, что является отражением реакционного философского агностицизма»3. Интересно, что даже в конце 50-х гг. в некоторых учебных работах принципу объективной истины уделялось мало внимания. Так, М.А. Гурвич при описании принципов гражданского процесса в учебном пособии принципа объективной истины не выделял и лишь ограничивался критикой начал буржуазной состязательности и формальной истины98, однако в том же пособии, в главе «Предмет и система советского гражданского процессуального права», он писал: «Обязанность советского суда установить путем тщательного, всестороннего исследования всех обстоятельств дела, действительных взаимоотношений сторон (ст. 5 ГПК) и на этой основе вынести своё решение составляет принцип объективной (или т. н. "материальной") истины советского гражданского процессуального права»99.

Здесь мы наблюдаем типичный пример того, как принцип сначала формулируется доктринально, а потом закрепляется в законе: ст. 5 ГПК 1923 г. отнюдь не обязывала суд устанавливать действительные взаимоотношения сторон, суд обязан был только «всемерно стремиться» к этому. Обязанность суда установить действительные правоотношения сторон была закреплена в ГПК 1964 г.

Следует признать, что во многом развитие научных взглядов на принцип объективной истины в гражданском процессе происходило под влиянием развития учения об истине в уголовном процессе. Среди важных работ в этой области отметим, в частности, «Учение о материальной истине в уголовном процессе»100 и «Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе»101 М.С. Строговича, «Теория судебных доказательств в советском праве»102 А.Я. Вышинского. В научных работах по гражданскому процессу того времени ссылки на эти и иные работы уголовных процессуалистов встречались достаточно часто .

Судебная практика также была ориентирована на достижение истины по делу. «Основной обязанностью суда первой инстанции является всестороннее обследование обстоятельств дела и точное установление фактов», говорилось в постановлении Пленума Верховного Суда СССР 28 октября 1935 г. и 8 мая 1941 г. 18/6/У103. «При рассмотрении гражданских дел суды не могут ограничиваться гражданскими последствиями действий сторон, а обязаны исследовать взаимоотношения сторон в полном объёме...» — устанавливали нормы постановления Президиума Верховного Суда РСФСР 2 ноября 1935 г., протокол № 11х. «Если представление доказательств, подтверждающих иск, для истца окажется затруднительным, суд обязан по собственной инициативе затребовать соответствующие документы», — разъяснял Верховный Суд СССР в своём постановлении № 1 от 11 января 1952 г.2

Статья 14 ГПК РСФСР, принятого Верховным Советом РСФСР 11 июня 1964 г., которая называлась «Выяснение судом действительных обстоятельств дела, прав и обязанностей сторон», устанавливала:

«Суд обязан, не ограничиваясь представленными материалами и объяснениями, принимать все предусмотренные законом меры для всестороннего, полного и объективного выяснения действительных обстоятельств дела, прав и обязанностей сторон.

Суд должен разъяснять лицам, участвующим в деле, их права и обязанности, предупреждать о последствиях совершения или несовершения процессуальных действий и оказывать лицам, участвующим в деле, содействие в осуществлении их прав».

Статья 50 ГПК 1964 г. устанавливала: «Каждая сторона должна доказать те обстоятельства, на которые она ссылается как на основание своих требований и возражений.

Доказательства представляются сторонами и другими лицами, участвующими в деле. Если представленные доказательства недостаточны, суд предлагает сторонам и другим лицам, участвующим в деле, представить дополнительные доказательства или собирает их по своей инициативе». Эти нормы полностью соответствовали нормам (ст. 16 и 18) принятых ранее Основ гражданского судопроизводства Союза ССР и союзных республик (Утверждены Законом СССР от 8 декабря 1961 г.).

Основаниями для такого «усиления» принципа объективной истины (суд не «обязан стремиться» установить действительные обстоятельства, а «обязан принять» все меры для установления обстоятельств), видимо, явились не только чисто правовые разработки, но и политические предпосылки: во время «хрущёвской оттепели» слишком свежи были впечатления о разоблачениях культа личности, о массовых репрессиях 30—50-х гг., которые не должны были повториться. В научных и учебных работах прочно утвердился принцип объективной истины. Автором раздела многих учебников и учебных пособий, касающихся принципов гражданского процесса, являлся В.М. Семёнов, многие его взгляды на принципы гражданского процессуального права можно считать общепризнанными в науке 70—80-х гг. прошлого века.

Он отмечал, что принцип истины в советском гражданском процессуальном праве состоит в достижении полного соответствия выводов суда действительным обстоятельствам дела. Обращённое к суду требование об установлении объективной истины и обязательность его выполнения следует рассматривать именно как принцип процессуального права104.

В это время в науке широко дискутировался вопрос о характере истины, устанавливаемой судом: абсолютна она или относительна (то, что она не субъективна, а объективна, не оспаривалось), кроме того, учёные спорили о том, входит ли юридическая квалификация правоотношений в рамки принципа объективной истины.

По первому вопросу господствующей точкой зрения признавалась следующая: суд не имеет задачи устанавливать абсолютно все факты и обстоятельства дела, однако факты, имеющие юридическое значение (их наличие или отсутствие), суд должен установить обязательно, В этом смысле относительная истина становится абсолютной, тем более что «марксистско-ленинская философия отвергает непреодолимую грань между относительной и абсолютной истиной, поскольку в каждой относительной истине заключена частица абсолютной, вследствие чего относительная истина также объективна и соответствует реальной действительности»105.

По второй проблеме наблюдались серьёзные разногласия: одни учёные (Ю.К. Осипов, М.А. Гурвич, Н.Б. Зейдер) считали, что принцип объективной истины включает в себя правильную юридическую оценку фактов (обстоятельств), другие (А.Ф. Клейнман, М.Г. Авдюков, К.И. Комиссаров) — что не включает. Разъяснения Верховного Суда Российской Федерации соответствовали общепринятому пониманию принципа объективной истины. Так, в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 11 октября 1965 г. № 8 устанавливалось (п. 4), что «в соответствии со ст. 16 Основ гражданского судопроизводства суды должны всесторонне выяснять фактические обстоятельства, имеющие значение для дела, тщательно проверять доводы, приводимые участвующими в деле лицами по существу рассматриваемого спора». По существу аналогичные положения содержались в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 1 декабря 1983 г. № 10 (п. 8). Такой позиции судебная практика придерживалась вплоть до конца XX в.

Конечно, в отдельных работах иногда высказывались мысли о том, что в некоторых случаях суд не может установить объективную истину по делу. Но и тогда учёные не отходили от «генеральной линии», описанной выше. Так, Р.Е. Гукасян писал: «В тех случаях, когда достоверное установление юридических фактов в силу сложившихся обстоятельств невозможно, суд при вынесении решения основывается на презумпциях, предусмотренных материальными отраслями права, например на предположении о виновности лица, причинившего вред (ст. 37 Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик). В этих случаях всесторонность, полнота и объективность выяснения действительных обстоятельств дела не нарушаются, так как суд полностью выполнил возложенную на него обязанность, установил все обстоятельства, необходимые для правильного применения норм материального права»106.

«Перестройка», последующее изменение экономического строя государства, влияние западных (прежде всего англо-американских) правовых взглядов, не могли не отразиться на действующем российском законодательстве, в том числе и процессуальном.

Так, в постановлении II Всероссийского съезда судей от 30 июня 1993 г. «О ходе судебной реформы в Российской Федерации...» было указано: «...Съезд исходит из того, что становление судебной власти лежит не только и не столько в сфере судоустройства, сколько в изменении форм судопроизводства. Для этого необходимо упразднение следственного судопроизводства и утверждение состязательности процесса, при котором обязанность по сбору доказательств и ответственность за их полноту и доброкачественность несут истец, ответчик, обвинитель; при этом названные участники процесса, а также защитник имеют при судебном разбирательстве равные права...»107. Федеральным законом от 30 ноября 1995 г. № 189-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Гражданский процессуальный Кодекс РСФСР» название ст. 14 было изменено на «Осуществление судопроизводства на основе состязательности и равноправия сторон». Нормы статьи устанавливали, что гражданское судопроизводство осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон. Стороны пользуются равными правами по представлению доказательств и участию в их исследовании.

Суд, сохраняя беспристрастность, создает необходимые условия для всестороннего и полного исследования обстоятельств дела: разъясняет лицам, участвующим в деле, их права и обязанности, предупреждает о последствиях совершения или несовершения процессуальных действий и в случаях, предусмотренных настоящим Кодексом, оказывает им содействие р осуществлении их прав.

Подверглась изменению и ст. 50 ГПК «Обязанность доказывания и представления доказательств». В ней определялось, что каждая сторона должна доказать те обстоятельства, на которые она ссылается как на основания своих требований и возражений.

Суд определяет, какие обстоятельства имеют значение для дела, какой из сторон они подлежат доказыванию, ставит их на обсуждение, даже если стороны на какие-либо из них не ссылались.

Доказательства представляются сторонами и другими лицами, участвующими в деле. Суд может предложить им представить дополнительные доказательства. В случае, когда представление дополнительных доказательств для сторон и других лиц, участвующих в деле, затруднительно, суд по их ходатайству оказывает им содействие в собирании доказательств.

В ГПК были внесены и некоторые другие изменения, которые позже нашли отражение и в ГПК Российской Федерации 2002 г.

Учёными данные изменения были расценены как отказ законодателя от принципа объективной истины в гражданском процессе108.

Многие не только начинающие, но и уважаемые, признанные учёные стали считать, что принципа объективной истины больше не существует, в некоторых учебниках этот принцип уже не выделялся109.

Так, И.В. Решетникова писала, что «в настоящее время отказ гражданского процессуального права от принципа установления объективной истины снял остроту данной проблемы»110. В.М. Шерстюк утверждал, что содержание ст. 14 ГПК РСФСР в новой редакции свидетельствует о том, что «законодатель отказался от принципа объективной истины в гражданском процессе»111.

Автор настоящей работы разделял подобную точку зрения: «Принцип объективной истины также благополучно исчез как из теории, так и из практики судопроизводства по гражданским делам...»112.

Такая постановка вопроса встретила активное неприятие других учёных, некоторых она просто потрясла.

Одним из самых активных защитников принципа объективной истины в гражданском процессе стала Э.М. Мурадьян. «Отношение к истине в правосудии стало разграничительной чертой между теми, кто убежден в непреходящей ценности принципа истины и теми, кто овладел новым пониманием», — утверждала она с иронией113.

Далее она пишет, что «сторонники перехода от истины к вероятности апеллируют к аргументам практики argumentum ad rem, ищут выхода из сложной судебно-правоприменительной ситуации, когда судьи превращаются в заложников неподъёмного объёма дел. Чтобы сделать свою позицию весомой, приводится и "законный аргумент" — апелляция к закону — argumentum legis. Так, В.М. Шерстюк утверждает: «Законодатель отказался от принципа объективной истины». «Стандарт доказывания не преследует цель установить истину», — замечает И. В. Решетникова, и здесь она права, в отличие от В.М. Шерстюка, по той причине, что утверждение о стандарте доказывания у неё относится не к отечественному законодательству114. Автор видит свою задачу в том, чтобы донести до российского читателя изученное доказательственное право Англии и США. Что же касается сенсационного заявления В.М. Шерстюка, которое сохранилось и при переиздании Комментария к ГПК РСФСР, то это заблуждение автора, который с упорством, достойным лучшего применения, пытается к тому же оправдать свою позицию, ссылаясь на законодателя. Между тем... изменение ст. 14 ГПК РСФСР не имеет ничего общего с отказом от данного принципа. Явно искажающий смысл закона комментарий тем опасней для правосудия, что книга опубликована значительным тиражом, переопубликована вновь... "Комментарий" стал барометром для судей и других судебных юристов, которые приняли его с удовлетворением. Ведь если нет задачи поиска истины, процесс упрощается, облегчается»115.

На «защиту» принципа объективной истины выступили такие выдающиеся учёные, как А.Т. Боннер2 и М.К. Треушников.

Так, в учебнике 2003 г. под редакцией^ М.К. Треушникова принципу объективной истины отведено достойное место в ряду других принципов. В нём отмечается (автор главы — М.К. Треушников), что процесс познания включает в себя как установление фактов, которыми стороны связывают возникновение, изменение или прекращение их права, так и правовую оценку установленных судом фактов. Если по конкретному делу суд не установил полно и верно фактических обстоятельств по делу, прав и обязанностей сторон, т.е. истины, то нельзя принять законное действие. В интересах реализации принципа объективной истины, в качестве его гарантии установлена обязанность суда осуществлять руководство гражданским процессом. Суд, сохраняя независимость, объективность и беспристрастность, осуществляет руководство процессом, разъясняет лицам, участвующим в деле, содействие в реализации их прав, создает условия для всестороннего и полного исследования доказательств, установления фактических обстоятельств и правильного применения законодательства при разрешении гражданских дел (ч. 2 ст. 12 ГПК Российской Федерации). Решение суда должно быть обоснованным (ст. 195 ГПК). Гарантией принципа объективной истины выступает норма об основаниях отмены или изменения решения суда в кассационном порядке. Неправильное определение обстоятельств, имеющих значение для дела, а также их недоказанность являются основаниями к отмене решения (п. 1, 2 ч. 1 ст. 362 ГПК Российской Федерации)3. Развивая свои взгляды, М.К. Треушников утверждает, что тезис о том, что по современному гражданскому процессуальному праву перед судом не ставится цель получения верного знания о фактических обстоятельствах дела, — ложная идея, а подобные взгляды ошибочны. Изменение ст. 14 ГПК РСФСР — это изменение концепции с точки зрения действия принципа состязательности как механизма достижения истины, но не отказ от этой цели правосудия. Более того, в новых ГПК и АПК расширен набор видов доказательств, детализированы правила оценки доказательств, введён регламент участия специалиста в процессе, сохранены все ранее существовавшие гарантии проверки законности и обоснованности судебных актов и т.д.116

А.Т. Боннер в учебнике 2004 г. также подтверждает свою позицию, высказанную ранее, о том, что принцип объективной истины существует117, он называет его принципом «объективной (судебной) истины», ссылаясь на работу О.П. Чистяковой118. Существование этого принципа А.Т. Боннер выводит, в частности, из содержания норм ст. 12, 56 и многих других ГПК Российской Федерации. Тем не менее автору приходится признать, что установление действительных обстоятельств дела — задача гражданского судопроизводства, а в большинстве случаев — и объективный результат рассмотрения конкретных гражданских дел119. Таким образом, как понимает это положение автор данной работы, не по всем делам суд может достичь объективной истины.

А.А. Власов выделяет принцип «судебной истины», трактуя ст. 12 ГПК Российской Федерации в том смысле, что «закон возложил на суд обязанность устанавливать действительные обстоятельства дела, права и обязанности сторон»120. Далее он утверждает, что истина не может быть «объективной» или «необъективной», — истина либо есть, либо её нет. Судебное познание характеризуется нацеленностью исключительно на юридические факты, тем, что процесс познания происходит в установленном законом порядке, суд ограничен в основном материалом, предоставленным сторонами, проведения заседания «исключительно с целью законного и обоснованного разрешения гражданского дела в рамках спорного правоотношения»121. Отметим, что принцип объективной истины неразрывно связывается с характером процесса (инквизиционным или состяза- тельным). Изучая позиции западных учёных по этому вопросу, С.А. Шишкин указывает: «...различия между двумя этими видами процессов базируются во многом на роли и функциях суда (судьи)122. С учётом такого различия состязательность рассматривается, скорее, не как основополагающая идея — принцип судопроизводства, а в более позитивном, практическом плане — как механизм (набор приемов) для разрешения спора. С. Ландсман указывает, что состязательный процесс должен рассматриваться как прием или набор приемов, это единое понятие, реализация которого осуществляется путем использования ряда внутренне взаимосвязанных институтов и процедур, имеющих огромное значение по отношению к процессу как таковому123. С этих позиций для сторонников концепции «чистой состязательности» проблема материальной (объективной) истины не имеет в принципе никакого значения. Так, Д. Фаррар и А. Дагдейл отмечают, что проблемы материальной истины не существует, так как в большинстве случаев нет абсолютного, неоспоримого пути установления истинности фактов, а значит, проблема состоит в первую очередь в определении наиболее приемлемых средств работы с фактическими обстоятельствами дела124»125.

Процитируем также известное высказывание В. Хабшайда на Международном конгрессе по процессуальному праву, проходившему в Генте в 1977 г.: «Мир, в котором мы живем, всегда был и будет несовершенным. Поэтому нам никогда не удастся создать такое правосудие, чьи решения всегда соответствовали бы материальной истине»126. Что касается мусульманского права, то, во-первых, «ведущим принципом шариатского правосудия называют справедливость, упоминаемую во многих стихах Корана, в котором, например, говорится: "Если же станешь выносить судебное решение, то суди их по справедливости" (5:42), "...И мне велено судить по спра- ведливости между вами" (42:15)127»128; во-вторых, «шариат, допуская возможность принятия ошибочного решения, недвусмысленно предупреждает об ответственности за стремление повлиять на мнение кади вопреки истине, о чем свидетельствуют слова Мухаммеда: "Воистину, вы обращаетесь ко мне за разрешением вашего спора; возможно, один из вас окажется красноречивее другого в изложении своих доводов, и я вынесу решение в его пользу на основе услышанного от него; но если тем самым я присужу ему право, принадлежащее другой стороне, то наделю его языком пламени адского огня"129»130.

Вообще спор о том, в каком процессе «легче» установить истину—в состязательном или инквизиционном, ведётся достаточно давно, и поскольку он тесно связан с принципом состязательности, то данный материал излагается в соответствующей главе настоящей работы.

Кратко выскажем своё мнение по этому поводу: если у законодателя есть стремление к тому, чтобы суд в процессе рассмотрения дела установил истину, то нельзя возлагать обязанность доказывания или только на стороны и иных лиц, участвующих в деле, или только на суд — процессуальная активность сторон в совокупности с процессуальной активностью суда гораздо продуктивнее в этом отношении.

Стремление же законодателя следует соотносить с целями судопроизводства: если главной целью считать просто рассмотрение и разрешение дела — это один подход; если целью считать защиту нарушенных или оспоренных прав, свобод и интересов, то это иной подход131, вряд ли хорошо сочетающийся с апологетикой «чистой состязательности»132.

Так существует или нет в настоящее время принцип объективной истины в гражданском процессуальном праве Российской Федерации?

Чтобы ответить на этот вопрос, следует более чётко определить, что же понимать под этим принципом. Без уяснения того, что понимается под тем или иным принципом, невозможно говорить о его наличии или отсутствии. Мы уже отмечали, что одной из важных задач науки гражданского процесса является чёткое формулирование названия и содержания принципов отрасли права.

Если под этим принципом понимать обязанность суда объективно установить наличие или отсутствие юридически значимых обстоятельств по любому рассматриваемому делу, то, по-видимому, этого принципа не существует (да и не существовало на самом деле никогда). Независимо от закрепления такой обязанности в законе, суду это сделать в некоторых случаях просто объективно невозможно. Приведём пример. Объективно: «А» дал деньги взаймы «Б», но не потребовал от последнего расписки, стороны не заключили письменный договор, нет у «А» и других доказательств совершения сделки (этих доказательств просто не существует). «А» обращается в суд с иском о взыскании суммы долга с «Б». «Б» заключение договора отрицает. Разве можно требовать от суда, чтобы он в обязательном порядке установил объективную истину по данному делу? Подобный вопрос станет ещё более риторическим, если проецировать похожую ситуацию на уголовный процесс: разве суд должен осудить объективно виновного человека, если отсутствуют доказательства его виновности?

Следует также заметить, что перемены, произошедшие в гражданском процессуальном законодательстве в 1995 г. и в последующие годы, гораздо глубже, чем изменение ст. 14 ГПК РСФСР. Дело не только в формальном изменении этой статьи, ст. 50 ГПК РСФСР и др. Как ни трудно это признать, изменился подход, взгляд законодателя на установление истины.

Приведём примеры argumentum legis. Ч. 3 ст. 79 ГПК Российской Федерации устанавливает: «При уклонении стороны от участия в экспертизе, непредставлении экспертам необходимых материалов и документов для исследования и в иных случаях, если по обстоятельствам дела и без участия этой стороны экспертизу провести невозможно, суд в зависимости от того, какая сторона уклоняется от экспертизы, а также какое для неё она имеет значение, вправе признать факт, для выяснения которого экспертиза была назначена, установленным или опровергнутым». Это объективная истина?

Норма ч. 1 ст. 68 ГПК Российской Федерации устанавливает: «В случае, если сторона, обязанная доказывать свои требования или возражения, удерживает находящиеся у неё доказательства и не представляет их суду, суд вправе обосновать свои выводы объяснениями другой стороны». Может быть, это объективная истина?

Вряд ли соответствуют принципу объективной истины (в указанном выше понимании) нормы о допустимости доказательств (ст. 60), нормы о лицах, не подлежащих допросу в качестве свидетелей (ч. 3 ст. 69), о лицах, которые вправе отказаться от дачи показаний (ч. 4 ст. 69). По большому счету все нормы, ограничивающие активность суда и лиц, участвующих в деле, по установлению обстоятельств дела могут рассматриваться как ограничивающие требование достижения объективной истины. Ну на каком основании, к примеру (исходя из стремления установить объективную истину), лицо, представляющее (или ходатайствующее об истребовании) аудио- или видеозапись, обязательно должно указать, «когда, кем и в каких условиях осуществлялись записи»? Если запись подтверждает или опровергает обстоятельство, имеющее значение для дела, можно просто вести речь о его достоверности или недостоверности, можно назначить экспертизу записи, но зачем создавать дополнительные условия для представления доказательств, тем более что средства фиксации реальной жизни, в том числе и высокотехнологичные, работающие зачастую в режиме автоматической фиксации, все более и более входят в повседневную деловую и бытовую практику? Вряд ли способствуют достижению истины по делу нормы о возможности рассмотрения дела в отсутствие вызванных, но неявившихся участников процесса (ст. 167, 168, 234); нормы ограничивающие представление и исследование новых доказательств в кассационную инстанцию (ч. 2 ст. 339, ч. 1 ст. 346), надзорную инстанцию, пределы рассмотрения дела в кассационной инстанции, надзорной инстанции (ч. 1 ст. 346, 387, 390), установление сроков пересмотра дел в апелляционной, кассационной, надзорной инстанциях и другие подобные нормы.

Так называемые презумпции, о которых говорил Р.Е. Гукасян, вряд ли можно связывать с установлением безусловно объективных фактов реальной действительности. Интересно, что А.А. Власов называет указанные положения закона не презумпциями, а «юридическими фикциями». По его мнению, фикция — это заведомо неистинное положение, принимаемое за истинное, тогда как презумпция исходит из высокой степени вероятности и истинности, являясь предположением истины133.

Статья 12 ГПК отнюдь не обязывает суд устанавливать истину по делу, норма этой статьи обязывает суд сохранять независимость, объективность и беспристрастность, оказывать лицам, участвующим в деле, содействие, создавать условия для всестороннего и полного исследования доказательств, установления фактических обстоятельств и правильного применения законодательства.

Проанализируем также нормы ч. 1 ст. 362 ГПК, определяющие необоснованность судебного акта: неправильное определение обстоятельств, имеющих значение для дела; недоказанность установленных обстоятельств, имеющих значение для дела, несоответствие выводов суда, изложенных в решении, обстоятельствам дела. Когда речь идёт о недоказанности установленных судом обстоятельств, то это не значит, что суд безусловно, обязан устанавливать объективные факты, это означает, что выводы суда о наличии или отсутствии юридически значимых обстоятельств не соответствуют исследованным доказательствам. Если истцу не удалось доказать основания своего требования, то суд откажет в удовлетворении иска, хотя на самом деле истец мог быть прав.

Таким образом, представляется, что обязанности установить объективную истину по всем делам134 у суда нет и быть не может.

Однако такая позиция автора не означает, что он отрицает существование этого принципа. Следует по-другому определить его содержание. Под принципом объективной истины следует понимать обязанность суда стремиться к установлению действительных обстоятельств дела, прав и обязанностей сторон. В такой форму- лировке этот принцип следует, как нам представляется, закрепить в законе, в частности в ГПК РФ.

Именно так был сформулирован этот принцип в ГПК 1923 г., именно такую формулировку мы считаем наиболее правильной, и именно она соответствует целям гражданского судопроизводства и гармонично сочетается (а не входит в противоречие) с содержанием других принципов гражданского процесса (состязательности, диспозитивности и др.).

Входит ли юридическая квалификация правоотношений в рамки принципа объективной истины? Скорее всего, да, поскольку, прежде чем суд с участием лиц, участвующих в деле, начнет устанавливать наличие или отсутствие юридически значимых обстоятельств, следует определить, каковы конкретно эти обстоятельства по данному делу. Без юридической квалификации правоотношения здесь не обойтись.

К нормам, раскрывающим и конкретизирующим принцип, можно отнести следующие: ч. 2 ст. 12: «Суд, сохраняя независимость, объективность и беспристрастность, осуществляет руководство процессом, разъясняет лицам, участвующим в деле, их права и обязанности, предупреждает о последствиях совершения или несовершения процессуальных действий, оказывает лицам, участвующим в деле, содействие в реализации их прав, создает условия для всестороннего и полного исследования доказательств, установления фактических обстоятельств и правильного применения законодательства при рассмотрении и разрешении гражданских дел»; ч. 1—4 ст. 67: «Суд оценивает доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на всестороннем, полном, объективном и непосредственном исследовании имеющихся в деле доказательств. Никакие доказательства не имеют для суда заранее установленной силы. Суд оценивает относимость, допустимость, достоверность каждого доказательства в отдельности, а также достаточность и взаимную связь доказательств в их совокупности. Результаты оценки доказательств суд обязан отразить в решении, в котором приводятся мотивы, по которым одни доказательства приняты в качестве средств обоснования выводов суда, другие доказательства отвергнуты судом, а также основания, по которым одним доказательствам отдано предпочтение перед другими»; ч. 2 ст. 56: «Председательствующий руководит судебным заседанием, создает условия для всестороннего и полного исследования доказательств и обстоятельств дела, устраняет из судебного разбирательства все, что не имеет отношения к рассматриваемому делу».

Гарантиями соблюдения принципа являются нормы о том, что решение должно быть законным и обоснованным (ч. 1 ст. 195), нормы о дополнительном решении, в частности о таком основании его принятия, как «по какому-либо требованию, по которому лица, участвующие в деле, представляли доказательства и давали объяснения, не было принято решение суда» (я. ] ч. 1 ст. 201); нормы о порядке апелляционного и кассационного обжалования и о таких основаниях отмены решений, как неправильное определение обстоятельств, имеющих значение для дела, недоказанность установленных судом первой инстанции обстоятельств, имеющих значение для дела (п. 1—3 ч. 1 ст. 362); нормы о порядке пересмотра судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам (ст. 392), о независимости судей (ст. 8) и др.

Стремление суда к установлению действительных обстоятельств дела ограничивается имеющимися у него процессуальными средствами. Нормы, ограничивающие такое стремление, рассмотренные выше, следует считать исключениями из принципа, которые в силу действия принципов состязательности и равноправия сторон объективно не могут не существовать. С другой стороны, нормы, позволяющие лицам, участвующим в деле, и обязывающие их доказывать свою правоту перед судом в силу действия тех же принципов, нормы о допустимой процессуальной активности суда являются нормами, способствующими соблюдению принципа.

Каковы тенденции развития принципа и каково правильное направление развития? Представляется, что в науке и на практике после практически полного отрицания существования принципа наблюдается возрождение некоторого интереса к нему. Основной задачей представляется закрепление существования принципа как такового, а затем законодательное закрепление разумного баланса дозволений и ограничений по истребованию, представлению и исследованию доказательственного материала как для лиц, участвующих в деле, так и для суда135.

Наконец, отметим, что, проследив за изменениями гражданского процессуального законодательства и процессуально-право- вой научной мысли, нетрудно увидеть, что многие его принципы «уходят» и «возвращаются» вновь, «двигаются» по кругу в своём историческом развитии или, как пишет М.К. Треушников, подобны маятнику, который качается то в одну, то в другую сторону136. Это в полной мере относится и к рассмотренному принципу: если до реформ 1864 г. суд был обязан «объяснить дело всеми потребными к тому обстоятельствами и надлежащими необходимыми справками», то в соответствии с указанными реформами активность суда была сильно ограничена и об обязанности суда установить действительные обстоятельства дела в законодательстве речь не шла, ГПК 1923 г. обязывал суд стремиться к установлению истины, а ГПК 1964 г. обязывал устанавливать действительные обстоятельства дела, это правило было изменено, а во многом отменено в 1995 г.

Анализ развития принципов гражданского процесса показывает, что крайние положения маятника нежелательны для осуществления целей и задач гражданского судопроизводства, маятник должен качаться с как можно меньшей амплитудой.