Законодательство второй половины XVII в. о приказах

Ставя своей целью изучить каждодневную работу Разрядного приказа в 1676-1677 гг., невозможно отрешиться от социальной среды, в которой су­ществовал Разряд. При этом имеются в виду не только события внури- и внешнеполитической жизни России этого времени, но и юридические и практические рамки существования приказов - то, как законодатели и ад­министраторы - современники - представляли себе “правильный” способ управления и как это представление реализовывалось в жизни.

Практика и обычай играли, как известно, большую, если не определя­ющую роль в жизни русского государства XVII в. В полной мере это отно­сится и к сфере центрального государственного управления, к приказной системе1. Администраторы XVII в. были, мягко говоря, в гораздо меньшей степени озабочены твердым проведением в жизнь неких теоретических юридических и управленческих принципов, чем деятели петровского време­ни. При решении конкретных вопросов они чаще всего руководствовались соображениями практической, сиюминутной выгоды, здравым смыслом. Именно поэтому российское законодательство XVII в. в сфере управления лишь определяло общие положения и ключевые, наиболее важные или ча­сто встречающиеся вопросы. Поскольку приказная система родилась и вы­росла, так сказать, самостоятельно, “естественным путем”, а не единовре­менным волевым решением какого-либо монарха, то специального, отдельного регламента центральных государственных органов России XVII в., определяющего их структуру и функции, не существовало. Наи­большее количество законодательных актов, регулирующих государствен­ную управленческую деятельность XVII в., собрано в Уложении 1649 г. В нем аккумулировано законодательство предшествующего времени (кон­ца XVI - начала XVII вв.), касающееся этой сферы государственной дея-

Новая трапезная Симонова монастыря в Москве.

(Памятники архитектуры Москвы. Кремль, Китай-город, центральные площади. М., 1982)

тельности, - как своды законов, так и отдельные юридические акты. После принятия Уложения правительство издавало, по мере необходимости, от­дельные законодательные акты, касавшиеся вопросов управления. Следует сразу оговориться, что четко разделить различные отрасли законодатель­ства по административным вопросам довольно трудно, так как в одном за­конодательном акте тесно переплетаются вопросы процессуальные и дело­производственные, вопросы должностных обязанностей, трудовой дисциплины и должностных преступлений приказных служащих.

Практическая работа центральных правительственных учреждений на­иболее полное освещение получила в трудах Н.П. Загоскина и В.О. Клю­чевского2. Но основным объектом исследования обоих авторов являлась Дума. Приказы рассматривались лишь постольку, поскольку это было свя­зано с деятельностью Думы - со временем ее заседаний, с порядком докла­дов приказных судей Думе, с подготовкой в приказных канцеляриях доку­ментов для этих докладов и т.п. Соответственно, из всех приказных служащих внимание уделялось только приказным судьям и приказным дья­кам, причем по большей части думным. Работа самого приказа, его средне­го и низшего звеньев (т.е. старых, средней статьи и молодых подьячих, при­казных детей боярских, приставов и сторожей), почти не освещалась.

Другие историки изучали практическую работу приказов, основываясь на их делопроизводстве, но это касалось во многих случаях только отдель­ных приказов или даже отдельных приказных деятелей, и, кроме того, уче­ные привлекали к своим исследованиям лишь некоторые законодательные постановления, непосредственно касавшиеся предмета их трудов, не ставя своей целью охватить максимально широкий круг законодательных актов по вопросам приказного строительства3.

В этой главе автор попытался выяснить, как отразилась работа цент­ральных исполнительных органов, т.е. приказов, XVII в. именно в законо­дательстве, а не в делопроизводстве - результате каждодневной их деятель­ности.

Поскольку администрирование в XVII в. было практически неотделимо от исполнения судебных функций, большая часть статей, определяющих ос­новные принципы государственного управления, находится в главе X Уло­жения “О суде”. Известно, что компетенция приказов законодательно опре­делялась “от противного”: в приказах решались все дела по их ведомству, кроме спорных, которых в приказе “вершити будет не мощно”4. Такие дела было велено “взносити из приказов в доклад” к царю и Думе. Собственно, другого подхода к разделению компетенции исполнительной и законода­тельной власти и быть не может, только в более позднем законодательстве он не выражен столь лаконично и прямолинейно.

Как было сказано, законодательного акта или группы актов, устанав­ливающих количество и номенклатуру приказов или даже официально под­тверждающих существующую структуру, в русском законодательстве

XVII в. нет. Однако, поскольку система приказов была гибкой и подвижной и быстро реагировала на изменения в политической жизни страны (прежде всего, смену правителей), а, следовательно, и государственных приорите­тов, время от времени появлялись указы, в которых объявлялось о созда­нии, упразднении или реорганизации отдельных приказов (например, созда­ние и роспуск приказов Тайных дел и Счетного). Указы эти были по-деловому кратки, в них отсутствовали какие бы то ни было идеологиче­ские обоснования перемен, это были сугубо административные распоряже­ния по делопроизводственным и кадровым вопросам. Так, в ходе общих ре­форм управления конца 70-х гг. состоялся указ 1677 г., которым объявлялось, что с 19 декабря этого года монастырские дела из Монастыр­ского приказа переходят в ведение приказа Большого дворца, к боярину, дворецкому и оружейничему Б.М.

Тремя годами позже, в 1680 г., была проведена реорганизация деятель­ности нескольких приказов. До этого, в 1677 г., несколько финансовых при­казов (Большой казны, Большого прихода, Новгородская, Владимирская и Галицкая чети) были объединены под руководством трех начальных лю­дей - боярина И.М. Милославского, окольничего И.И. Чирикова и думного дьяка А.С. Кириллова. При этом ведущим органом в этой связке финансо­вых учреждений был приказ Большой казны. В 1680 г. в ведение И.М. Ми­лославского и его товарищей перешли Московская и городовые таможни и Мытная изба. Перемены были проведены в двух направлениях. Первое было связано с расширением компетенции приказа Большой казны в связи с присоединением к нему таможен и Мытной избы. Для приема и счета каз­ны и для приема и ведения новой финансовой документации - таможенных и кабацких книг и списков - необходимы были дополнительные кадры, зна­комые со спецификой предстоящей работы. Для этого штат приказа Боль­шой казны был увеличен за счет служащих приказов Большого прихода, Новгородской и Новой четей. Из этих приказов было предписано взять ста­рых подьячих (в указе они перечислены поименно, что свидетельствует о значимости этих работников), а также из тех же приказов набрать трид­цать человек средней статьи и молодых подьячих соответствующей квали­фикации (которым “счетные дела за обычай”6). В связи с государственной важностью возложенного на них дела указ обязывал начальных людей в короткие сроки дать подьячим полные оклады (при обычном переводе из приказа в приказ верстание окладом и выдача денег происходили далеко не сразу) и не отрывать от работы никакими командировками, чтобы “в сборе казны и счете порухи не было”.

Второе направление реорганизации было связано с необходимостью оптимизации деятельности приказов, собирающих налоги - Большого при­хода, Новгородской, Владимирской и Галицкой четей.

Указом 1685 г.7 практически были слиты три приказа. Челобитный приказ и подсудных ему людей было велено ведать Судному Владимирско­му приказу; в него же переводились дела и подьячие Судного Московского приказа.

Гораздо реже встречаются постановления, регулирующие внутреннюю структуру приказов, в частности упразднение или образование столов. Та­кие перемены, естественно, вызывались изменением компетенции приказа. Так, например, в том же 1680 г. именным указом некоторые категории слу­жилых людей были переведены из ведомства приказов Казанского дворца, княжества Смоленского и Большого дворца в Разряд, в связи с чем этим же указом в Разрядном приказе учреждались новые столы - Казанский и Смо­ленский8. Это, в свою очередь, повлекло за собой и кадровые перестановки для заполнения штатов новых приказных подразделений. В Разряд предпи­сывалось перевести старых подьячих, ведавших соответствующими катего­риями служилых людей в приказах Казанского дворца, княжества Смолен­ского и Большого дворца. В подчинение старых подьячих переводились старые, средней статьи и молодые подьячие, состоявшие, так сказать, в за­пасе (бывшие “не у дел”), из приказов Большого прихода, Новгородского, Ямского и других. Следует особо отметить эту характерную черту приказ­ной системы: все приказы воспринимались как единый неделимый аппарат управления, поэтому и ресурсы их, как людские, так и денежные, свободно перетекали из одного приказа в другой, что не считалось вторжением на “чужую территорию”, в чужое ведомство. В некотором смысле уровень централизации приказной системы был выше, чем в системе государствен­ных учреждений последующих эпох.

Чаще, чем указы об упразднении или образовании новых приказов или столов, в законодательстве встречаются акты, связанные с изменением компетенции отдельных приказов, не затрагивающие общей управленчес­кой структуры или внутреннего строения приказов. Обычно это было ре­зультатом перераспределения между приказами отдельных категорий насе­ления, определенного рода дел, территорий, финансов. Естественно, что каждое такое перераспределение влекло за собой и передвижение соответ­ствующей части приказной документации, а иногда и приказных кадров. Так, в 1665 г. некоторые категории служилых людей были переданы из ве­домства Иноземского приказа Разряду9, вместе с ними Разряду переходили и соответствующие финансовые документы. Информацию о новых назна­чениях начальных людей этих категорий служилых Иноземский приказ должен был теперь получать через Разряд. В том же указе повелевалось пе­редать сбор налогов с южных территорий (Белгородского и Севского пол­ков) из финансовых приказов Большого прихода и Новгородской чети так­же в Разряд. Основанием такой реорганизации (приведенным в указе) послужило то, что дислокация вооруженных сил в этом южном регионе из временной стала постоянной, а, поскольку эти территории с их служилым населением целиком находились в ведении Разряда, то было логично и сбор налогов на жалование этим служилым передать в руки Разряда. В указе также предписывалось собранные налоги в Разряд не высылать, а расходо­вать на месте на жалование армии по распоряжениям из Разряда.

В следующем году из Иноземского приказа Разряду временно (“до ука­зу”) была передана Новая Немецкая слобода - для переписи ее населения и писцового описания дворов. Задание было возложено на назначенного из Разряда стольника и разрядных же дьяков. В помощь им были приданы по­дьячие и решеточные приказчики из Земского приказа10.

Чаще всего изменение компетенции приказов было связано с перерас­пределением между ними некоторых функций. Так, в 1682 г. разного рода земельные дела были разведены между приказами Поместным и Судным. В первом предписывалось решать дела о межевании, во втором - о насиль­ственном завладении поместьями и вотчинами и связанных с ними грабеже, разорении и обидах11. C другой стороны, дела по заложенным вотчинам в 1684 г. были переданы из ведомства Судного приказа в Поместный12. В 1687 г. была расширена компетенция Сыскного приказа. Его сотрудни­кам разрешалось производить аресты подозреваемых по уголовным делам в московских слободах, не информируя приказы, которым эти слободы бы­ли подсудны, - до указа из-за длинной бюрократической цепочки виновным удавалось в буквальном смысле слова избежать наказания13.

Примером изменения компетенции приказов в области финансов мо­жет служить передача денежных сборов (полоняничных и ямских денег) с дворцовых земель из приказа Большого дворца в Ямской14.

В организацию повседневных дел каждого приказа, исходящих из его назначения и задач и никак не регламентируемых законодательно, прави­тельство обычно не вмешивалось. Исключения были связаны с конкретной ситуацией или общими переменами в той или иной сфере государственной жизни. Так, например, указом 22 августа 1677 г.15 ввиду военных действий на Украине Разряду предписывалось всех служащих, откомандированных им в города по требованиям других приказов по разным делам, “без своего, великого государя, именного указу ныне на перемену прежним не отпус­кать и прежних воевод и приказных людей не переменять”. Указом 26 ап­реля 1680 г.16 в связи с некоторой модернизацией в военной сфере вводи­лось новшество и в делопроизводство того же Разряда: “голов московских стрельцов, которые по разрядному списку в стольниках, и тех писать столь­никами и полковниками, а которые написаны в стряпчих и в иных чинех, и тех писать полковниками, а полуголов подполковниками, а сотников ка­питанами московских стрельцов”.

Другой причиной нарушения рутинной работы приказов и, соответст­венно, издания специальных постановлений по организации приказной ра­боты были особые правительственные поручения. Так, время от времени приказы получали от правительства задания по кодификации вышедших после Уложения новых узаконений. В декабре 1681 г. каждому приказу ве­лено было составить выписки изо всех его постановлений за время царство­вания Алексея Михайловича и Федора Алексеевича “сверх Уложения 157 году и сверх новых статей”17. На следующем этапе кодификационной деятельности приказы должны были на основании этих выписок составить проекты новых законов, “какия в которых приказех впредь к вершенью всяких дел пристойны, а в Уложении тех статей не напечатано и в Новых статьях не написано ж”. Все материалы приказам предписывалось прислать “в тетрадех за дьячьими приписьми в Разряд”.

В 1685 г. по челобитным московского и городового дворянства Судно­му Московскому приказу также была поручена кодификационная работа: необходимо было упорядочить в некоторых вопросах судопроизводство и взыскание “проестей и волокит” - штрафов за умышленное затягивание судебного процесса.

Указом от 9 ноября 1680 г.18 была организована совместная работа не­скольких приказов. Поместному предписывалось составить опись помест­ных и вотчинных земель всех служилых чинов государства, от бояр до по­дьячих “и иных чинов людей”. Списки бояр, окольничих, думных и ближних людей, московских чинов, дьяков, городовых служилых людей, а также ко­пейщиков, рейтар и солдат Севского и Белгородского полков Поместному приказу должен был предоставить Разряд, причем в указе отмечено, что списки стольников, стряпчих, московских дворян и жильцов в Поместный приказ уже отправлены в прошедшем году. Иноземский и Рейтарский при­казы были обязаны прислать в Поместный приказ списки подведомствен­ных им служилых людей - “московских полков начальных людей и копей­щиков и рейтар и солдат”.

Ряд указов посвящен работе центральных государственных учреждений в экстремальной ситуации - во время эпидемий. Указ от 5 августа 1656 г.19 строжайше, “под жестоким наказанием”, обязывал подьячих всех приказов, у кого в доме появится больной, докладывать об этом боярской комиссии, управлявшей в это время Москвой в отсутствие царя. Кроме того, чтобы от­вести угрозу заражения от государя, запрещалось привлекать таких подья­чих к писанию документов, предназначавшихся для отправки царю в поход.

Летом следующего, 1657 года руководству Разряда было дано указание организовать карантин для гонцов из Смоленска на Дорогомиловской за­ставе. Специальные посыльные должны были оповещать приказы, куда по­ступали отписки от полковых воевод, о прибытии гонцов. В свою очередь, приказы должны были отправлять на заставу подьячих для копирования этих отписок; подлинники необходимо было сжигать20.

Специального постоянного контрольного органа, надзирающего за де­ятельностью центральной государственной администрации, в России XVII в., как известно, не было (в некотором отношении таким учреждени­ем являлся приказ Тайных дел). Однако центральной властью проводились контрольные акции, спорадические проверки одного или нескольких при­казов, всегда обусловленные конкретными изменениями в центральном уп­равлении. В ноябре 1680 г. проверке подвергся практически весь централь­ный административный аппарат: приказы Посольский, княжества Смоленского, Большой казны, Большого прихода, Стрелецкий, Костром­ская четь, Ямской, Казанского дворца, Сибирский, Судный, Большого дворца, палаты Оружейная, Золотая и Серебряная, Поместный, Разбой­ный, Казенный, Печатный, Холопий, Земский, Конюшенный, Каменный, Судный дворцовый, Иноземский, Рейтарский (приказы перечислены так, как это сделано в указе). Заместителям начальников приказов и приказным дьякам предписывалось “дела описать и подьячих счесть”, составить отчет­ные документы - описные книги и счетные списки - и представить их лич­но царю в двухмесячный срок21.

Время от времени в приказах проводилась переаттестация, сопровож­давшаяся, как это всегда и бывает, сокращением штатов. Так, в 1683 г. бы­ла проведена такая проверка среднего и низшего управленческих звеньев Разбойного приказа. Кроме того, служащие должны были предоставить га­рантии своей профессиональной пригодности: “в Разбойном приказе подья­чих старых и средней статьи и молодых разобрать, и которым доведется в приказе у их государевых дел быть, и по тех взять поручные записи с под­креплением, а без поручных записей у дел подьячим не быть”.

Кроме внутреннего контроля приказов за состоянием казенных средств (о котором будет сказано ниже), опять же эпизодически, чаще по обстоя­тельствам, проводилась и их внешняя проверка. В марте 1680 г. подобная акция была проведена по всему центральному государственному аппара­ту22. Было приказано подвести полугодовой баланс во всех приказах, ука­зав, в числе прочего, основания всех расходов учреждения. Докладывать го­сударю о результатах проверки должны были сами начальники приказов. Кроме того, предписывалось произвести проверку финансовой деятельнос­ти подьячих-казначеев со дня вступления их в должность, если таковая про­верка ранее не проводилась. Кроме того приказным дьякам поручалось провести учет всех делопроизводственных документов приказа и составить их опись. На такое трудоемкое и сложное дело давались весьма жесткие сроки - полгода, учитывая, что приказы отнюдь не прекращали своей каж­додневной обычной деятельности.

Хотя внутренняя структура приказов никаким документом специально не определялась, кадровые вопросы центрального государственного аппа­рата постоянно находились в поле зрения правительства. Одним из наибо­лее известных указов, посвященных этим вопросам, является указ от 8 фе­враля 1664 г.23 о запрещении принимать на службу в приказы подьячими “розпопов и роздьяконов” и отставке уже принятых. Другой касается повы­шения статуса и престижа думных дьяков - начальников приказов24. Этим именным указом от 21 декабря 1680 г. предписывалось возглавляющих при­казы думных дьяков “в своих государевых указех и у дел в приговорех и в иных таких письмах, и где они будут в посылках с бояры и воеводы или одни, велеть их в наказех и в своих государевых грамотах и во всяких делех писать с вичем”. Однако в официальных учетных документах - боярских списках - думных дьяков велено записывать “по прежнему, как они до сего его государева указу писаны”.

Если относительно приказной структуры никакого общего регламента не имелось, то некоторые правила функционирования центрального адми­нистративного аппарата в законодательстве того времени рассмотрены. Например, рабочие и нерабочие дни государственных служащих к середине XVII в. были установлены довольно четко. В Уложении названы нерабочие дни для всех приказов - это все воскресенья, двунадесятые праздники, неко­торые периоды больших постов и дни именин членов царской семьи (царя, царицы и их детей)25. Всего, таким образом, предшественники современных чиновников не работали примерно сто дней в году, то есть чуть меньше од­ной трети года. Исключение составляли срочные дела государственной важности, что было специально оговорено в Уложении. Кроме того, по суб­ботам работа прекращалась за три часа до вечера, то есть в зимние месяцы примерно в 13-15 часов, весной - в 17-18 часов, летом - в 18:30 - 19 часов, осенью - в 14-16 часов.

В том же 1649 г. в это расписание были внесены некоторые уточнения и частичные изменения. Нерабочим временем для служащих приказов, от начальных людей до подьячих, объявлялось время после обеда в субботу и до обеда в воскресенье26. Таким образом, не весь воскресный день оказы­вался, вопреки Уложению, нерабочим. Исключение из этого правила со­ставляли сотрудники приказов, имевших наибольшее значение в сфере госу­дарственного управления - Разрядного, Посольского и Большого дворца.

В оправдание чиновникам XVII в., имевшим столько нерабочих дней в году, следует сказать, что рабочий день их был весьма продолжителен - от десяти до четырнадцати часов. В некоторых указах это объявляется пря­мо: “Приказным людем, дьяком и подьячим, в приказех сидеть во дни и в нощи двенадцать часов”27; “В приказех начальным людем и дьяком и по­дьячим сидеть в день пять часов, в вечеру пять же часов”28.

Как видно из приведенных законодательных актов, рабочее время в России XVII в. отсчитывалось не по часам, с двенадцати- или двадцатиче­тырехчасовым циклом, а определялось в связи с темным и светлым време­нем суток, которое, естественно, изменялось в течение года. Соответствен­но, график работы тоже был гибким, следующим за временами года. Об этом свидетельствуют указы, объявляющие, говоря современным язы­ком, о переходе на зимнее и летнее время. Так, указом от 15 декабря 1669 г.29 было определено “на Москве в приказех судьям и дьяком сидеть за делы с первого часу ночи во все дни, да им же с делами всходить в верх пе­ред бояр и сидеть в приказех до восьмого часа с первого часа ночи”. Этим указом регламентировалось время работы приказов во второй половине дня в зимний период. Можно с большой долей вероятности предположить, что и подчиненные судей и дьяков сидели в приказе никак не меньше на­чальства, то есть (для зимних месяцев) с 16 до 23 часов. Таким образом, вто­рая половина рабочего дня в 1669 г. составляла семь часов, а, следователь­но, весь рабочий день длился приблизительно четырнадцать часов.

За десять лет ситуация с продолжительностью рабочего дня государст­венных служащих не изменилась. Указ 2 ноября 1679 г. предписывал на­чальным людям приказов, от бояр до дьяков, с этого числа являться в при­сутствие “с утра за час до дня, а из приказу выезжать в шестом часу дня, а в вечеру в приказы приезжать в первом часу ночи, а из приказу выезжать в седмом часу”30. Переведя это расписание на современный счет времени, мы увидим, что первая семичасовая половина рабочего дня длилась с 7:30 до 14:30, затем следовали полуторачасовой перерыв и вторая семичасовая половина рабочего дня - с 16 до 23 часов.

Положение несколько изменилось к лучшему в следующем, 1680 г. Для государственных служащих был установлен 10-часовой рабочий день.

26 октября всем служащим приказов, от начальных людей до подьячих, бы­ло указано “приходить в приказ в день и в ночь в первом часу”, то есть в 8:30 и в 18 часов, а продолжительность каждой половины рабочего дня, как уже говорилось выше, составила 5 часов31, с весьма длительным перерывом в четыре с половиной часа.

К указам о режиме работы приказов относится и еще один, от 11 янва­ря 1675 г.32 Судя по принимаемым мерам предосторожности, в Москве только что закончилась какая-то эпидемия, во время которой все централь­ные государственные учреждения были закрыты, и теперь было разреше­но “все приказы отпереть” и принимать дела от частных лиц, но только тех, кто находится в Москве. Приглашать для решения дел лиц из других обла­стей запрещалось, еще действовал карантин: “А зазывных грамот никому ни по кого не давать”.

Дополнительные сведения о времени работы приказов можно почерп­нуть из указов о продолжительности рабочего дня Думы, поскольку их ра­бочее время по необходимости совпадало. 3 декабря 1669 г. боярам, околь­ничим и думным людям было указано съезжаться на вечерние заседания Думы в Золотую палату в первом часу ночи, то есть с 16 часов33. Как было отмечено выше, через полторы недели последовало распоряжение началь­никам приказов являться в Думу с делами с 16 до 23 часов. При переходе на “летнее время” члены Думы должны были “июля с 20 числа с понедельни­ка приезжать в верх в десятом часу дня”34, то есть с 15 часов. Указ от 1 фе­враля 1676 г.35 неясен в отношении времени суток: “Великий государь ука­зал бояром и окольничим и думным людем съезжаться в верх на первом часу и сидеть за делы”. Если это первый час дня, то он соответствовал 8:30 современного счета времени, если же первый час ночи - то 17 часам. По­добная неопределенность, огорчительная для исследователей, объясняется тем, что указы о времени заседаний Думы весьма лаконичны, это рядовые административные распоряжения, касающиеся предметов, хорошо извест­ных в кругах центральной администрации и не требующих специальных по­яснений.

Кроме продолжительности рабочего дня приказов законодательство регулировало и порядок их сношений с Думой. Были определены дни неде­ли, когда начальники приказов могли или должны были являться с докла­дами на заседания Думы (1669 г.)36. Понедельник отводился ключевым уп­равленческим структурам, определявшим внутреннее и внешнее положение государства - приказам Разрядному и Посольскому. Во вторник выслуши­вались главные финансовые учреждения - приказы Большой казны и Боль­шого прихода. В среду докладывали начальники больших “земельных” при­казов - Казанского дворца и Поместного, в четверг - также крупных территориальных приказов Большого дворца и Сибирского, в пятницу - Судных Владимирского и Московского. В 1674 г. этот порядок продолжал работать37. В указе о времени заседаний Думы в отношении слушания при­казных дел сказано: “по прежней росписи”. В целом порядок этот не изме­нился и позднее, только выросло число приказов, дела которых еженедель­но обсуждались Думой. Вот план заседаний Думы по делам приказов, который уже не вмещался в неделю, на начало августа 1676 г.: пятница - приказы Разрядный, Посольский и его присуды; понедельник - приказы Большой казны, Иноземский, Рейтарский, Большого прихода, Ямской; вторник - приказы Казанского дворца, Поместный, Сибирский, Челобит­ный; среда - приказы Большого дворца, Судный дворцовый, Оружейный, Костромская четь, Пушкарский; четверг - Судные Владимирский и Мос­ковский, Земский; пятница - Стрелецкий, Разбойный, Хлебный, Устюж­ская четь38. Как видим, приказы в основном сгруппированы по определен­ным отраслевым признакам. Все вышеперечисленные указы касались проведения заседаний Думы в Москве. Но иногда они проходили и вне сто­лицы - в ближних подмосковных дворцовых селах, куда выезжал царь. По его требованию думные чины и приказные судьи должны были приез­жать к нему для решения государственных дел: в 1674 г. в Преображенское через день, четыре раза в неделю39, в 1675 г. в Воробьево три раза в неде­лю40. Следует отметить также, что все распоряжения по временному регла­менту работы центральных государственных учреждений, как Думы, так и приказов, были единоличным решением государя, все указы являются именными.

Кроме указов, регулирующих режим работы центральных государст­венных органов, имеется значительный массив законодательных актов, по­священных организации их административной и делопроизводственной ра­боты. Основные установления этого направления в законодательстве содержатся в Уложении 1649 г., в той же обширной главе X “О суде”. Все они, как уже отмечалось выше, в той или ной степени связаны с процессом судопроизводства, так как практически все приказы обладали судебными функциями в отношении подведомственных им категорий населения.

Посмотрим, какие же проблемы администрирования и делопроизводст­ва представлялись наиболее важными в XVII в.

Статья 23 главы X Уложения определяет способ управления приказом и его отражение в приказном делопроизводстве. Следует сразу отметить, что он ничего не решает в споре о коллегиальности и единоначалии приказ­ной системы. C одной стороны, статья определенно выделяет главу прика­за: “А в котором приказе по государеву указу будет боярин или окольничий или думный человек с товарищи, три или четыре человеки” (это подтверж­дает и приведенный ниже указ 23 февраля 1677 г.). C другой стороны, в ней говорится о полной взаимозаменяемости начальных людей приказа: если “в которое время из них один или два человеки в приказ не придут за своею болезнью, или за иным за своим каким нужным домашним недосугом, или из них кто будет в отпуску с Москвы”, вести судебное заседание пред­писывается “товарищем их, которые будут на Москве в приказех”, и делать это “судьям вобче”. При вынесении приговора это положение остается в си­ле - “и то дело вершити товарищем, которые будут в приказе”. Имена су­дей, принявших решение по делу, записывались в итоговый документ суда - “и в приговор писати свои имена”. Отсутствие судей на заседании отмеча­лось не только тем, что их имена не вносились в приговор - в этом же до­кументе необходимо было записать причину неявки судьи на заседание.

Наибольшее место среди актов, касающихся вопросов центрального управления, занимают статьи, регламентирующие приказное делопроиз-

водство. Как и все администра­тивное законодательство, эти акты связаны с судебными дела­ми, но общие принципы их рас­пространяются на все при­казное делопроизводство. Основная тяжесть делопроиз­водственной работы лежала на подьячих, причем закон не оп­ределяет сферу деятельности подьячих разных статей (моло­дых, средней статьи и старых).

Уложение 1649 г. установило порядок инициирования судеб­ных дел. Предписывалось пода­вать челобитные сначала в при­каз (в котором был в судебном отношении ведом человек), и только в случае нерешения де­ла в приказе челобитчик мог про­сить о перенесении дела в другой приказ или апеллировать к выс­шей власти - государю41.

Законодательство также жестко определяло ход и поря­док движения судебных доку­ментов в приказах. При возбуж­дении судебного дела истец подавал в приказ приставную память для привлечения ответ­чика к суду. Такая память долж­на была быть подписана ист­цом. Документ считался принятым к рассмотрению, ког­да приказный дьяк ставил на нем свою подпись. C этого дня начинался отсчет времени в ве­дении этого дела, что фиксиро­валось в специальных приказ­ных документах: подьячему

Преображенская церковь в подмосковном дворцовом селе Остров

предписывалось “ту память за­писати в книгу того ж числа, в котором числе память будет подписана. А записав в книгу, отдати ту память приставу”, в чьи обязанности уже входило доставить ответчика к суду42.

Благовещенская церковь в подмосковном селе Тайнинском. 1677 г.

Затем подьячий должен был зафиксировать иски сторон (“истцовы и ответчиковы речи”) и положить на стол дьяка в соответствующую стоп­ку документов - “к вершенью”, причем сделать это “вскоре, а вдаль ника­ких судных дел не откладывать”43.

Во время слушания дела подьячий обязан был вести запись, то есть фактически протокол судебного заседания44. В нем запрещались любые по­марки и исправления. По завершении слушания протокол должны были подписать тяжущиеся стороны или, за их безграмотностью, доверенные ли­ца. C протокола подьячий писал беловую копию, дьяк сверял ее с подписан­ным сторонами оригиналом и подписывал сам, чем придавал документу официальный характер. От подьячего требовалось хранить оригинал среди своих документов до окончания дела для возможных споров сторон. По за­вершении судебного разбирательства подьячий должен был подклеить ори­гинал в столбец к другим документам по делу. Кроме того ему предписыва­лось сразу по окончании процесса - “того ж часу, как суд отидет” - записать кратко ход дела и решение по нему в специальные судные книги, то есть со­ставить краткий протокол заседания, “чтоб про то было ведомо, кто на ком чего искал и сколько с того дела доведется взять государевых пошлин”45.

Как видим, для ведения судных приказных дел существовали четкие и довольно жесткие делопроизводственные нормы.

Законодательство регламентировало и собственно приказное делопро­изводство. Так, при межведомственной переписке следовало из Разряда в приказы, где в руководстве находились думные чины, отправлять указы, а в остальные приказы - памяти (23 февраля 1677 г.)46. В распоряжении, ад­ресованном руководству приказов, предписывалось во всех исходящих до­кументах писать имя одного главного судьи, начальника приказа, а замести­телей обозначать собирательно - “с товарищи”, а не поименно47. Указ 1682 г. предписывал при составлении и выдаче жалованных вотчинных гра­мот вернуться к прежней практике, прерванной в царствования Алексея Михайловича и Федора Алексеевича, а именно: дьяки, по чьему непосред­ственному распоряжению выдаются такие грамоты, должны ставить и свою подпись на лицевой стороне грамоты, ниже печати, придавая ей тем самым официальный статус48.

Двумя указами 1688 г. в придании официального статуса документу первенство отдается государственной печати. В первом из них49 подьячим Поместного приказа запрещалось выезжать на места для разрешения зе­мельных конфликтов по наказным памятям, если эти памяти были без пе­чатей, даже при наличии дьячьей подписи. Следующий указ50 подтверждал это положение, запретив уже дьякам ставить свою припись на документах без печати. Основанием таких делопроизводственных строгостей были ин­тересы государственной казны - “чтоб от того их, великих государей, де­нежная пошлинная казна не пропадала”.

Законодательство по делопроизводству выделяло еще несколько важ­ных тем. Так, специальный закон51 был посвящен значению грамматики в подаваемых в приказы документах. В этом законе фактически был офи­циально зафиксирован один из этапов складывания единого русского язы­ка, устного и письменного, - в нем признавались равные права наречий и ди­алектов, существовавших на момент принятия закона, а также учитывалась некоторая динамика в развитии письменности. Указ утверждал, что несо­впадения в написании имен и прозвищ, обусловленные фонетическими раз­личиями русских говоров (“по природе тех городов, где кто родился и по обыкностям своим говорить и писать извык”), не являются нарушением за­кона и основанием для возбуждения судного дела. В указе приводятся такие грамматические расхождения: о-а, ь-ъ, h-е, и-i, о-у.

Как уже говорилось, в законодательстве XVII в. делопроизводственные вопросы тесно переплетены с процессуальными вопросами о должностных обязанностях приказных служащих и другими.

Должностные обязанности различных категорий государственных чи­новников специально нигде не определяются. О думских чинах сказана из­вестная краткая формула: “А бояром и окольничим и думным людем сиде- ти в палате и по государеву указу государевы всякие дела делати всем вместе”52. Функции каждого думского чина в отдельности никак не обозна­чены. То же положение мы находим и в отношении различных категорий приказных служащих, от начальных людей до подьячих. Сведения о долж­ностных обязанностях дьяков и подьячих рассеяны по отдельным законода­тельным актам. Так, разрядным дьякам вменялось в обязанность прини­мать присягу новому государю в приходских церквях по месту жительства тех московских чинов, которые по болезни не могли сделать это вместе со всеми53. Разрядные дьяки должны были также принимать присягу в Успен­ском соборе Кремля у вновь пожалованных в московские чины54, причем присяга должна была состояться в день пожалования. Не приведенный к ве­ре стольник, стряпчий, московский дворянин или жилец не имели права приступать к своим обязанностям. Кстати, то же относилось и к дьякам - велено было “не быв у веры”, “дьяком в приказех не сидеть и никаких дел не делать”55. Одна из статей Уложения указывает на такую обязанность по­дьячих: если во время судебного разбирательства истец или ответчик объ­являли себя больными, то полагалось “того больного послати осмотреть подьячего доброго” того приказа, где слушалось дело56 (т.е. подьячий осма­тривал больного истца или ответчика у них на дому).

Многие должностные обязанности приказных служащих не были обо­значены в законах прямо, однако они прочитываются в законодательных актах о нарушении трудовой дисциплины и должностных преступлениях.

Основными “действующими лицами” таких законов являются судья, дьяк и подьячий. Приказные дети боярские, приставы, сторожа и другой вспомогательный персонал приказов в них не фигурируют. Исключение со­ставляют, пожалуй, только приставы и недельщики. В Уложение включе­ны компактные группы статей, определяющих их обязанности и санкции за нарушение этих обязанностей, - статьи 137-143 о приставах и 144-148 о не- дельщиках. Объяснение этому можно найти в том, что деятельность этих категорий приказных служащих была более конкретной, а круг обязаннос­тей более узким, чем у подьячих и дьяков, а потому и более доступными для систематизации.

Практически все законы, определяющие санкции за должностные пре­ступления приказных судей, записаны в Уложении 1649 г. Прежде всего, это, разумеется, неправый суд57. Наказание за него предусмотрено строгое, особенно если учесть, что речь идет о государственных чиновниках высше­го ранга. Первая часть статьи, так сказать, восстанавливала справедли­вость: за умышленное вынесение неправильного приговора судья обязан был из своих средств возместить тройную сумму иска истца. Кроме того, на него налагались выплаты пошлины, пересуд и правый десяток в пользу государя. Во второй части определялось собственно наказание: у думного человека отнималась честь - его думный чин, недумному грозила торговая казнь. И тот, и другой навсегда отстранялись от управленческой деятельно­сти - приказной службы.

За взяточничество судьи закон конкретного наказания не предусматри­вал (как и в некоторых других законах о правонарушениях начальников при­казов). Дело слушалось корпоративным судом - боярами, они представляли материалы своего расследования царю, и он решал дело по обстоятельствам каждого конкретного случая58. Один подобный случай, как прецедент, вошел в законодательство. В 1654 г. во мздоимстве были обвинены князь А. Кро­поткин и дьяк И. Семенов59 (дьяк Стрелецкого приказа). За то, чтобы не за­писывать посадских людей из Горохова, ради их пожарного разорения, в Гос­тиную сотню, А. Кропоткин “взял с тех гороховлян посулу 150 рублев”. Дьяк “взял себе посулу бочку вина, а денег им за то вино не платил, и после того с них же просил ... денег тридцать рублев”. Сначала обоих взяточников при­пугнули смертной казнью, но по прошению царевича Алексея Алексеевича она была заменена на более мягкое наказание. Князя А. Кропоткина вместе со всем родом велено было написать с городом, по Новгороду, а дьяка - бить кнутом по торгам и отдать за пристава, т.е. под стражу.

Наказание за неумышленную судебную ошибку (“без хитрости”) также определялось исходя из обстоятельств дела государем и боярами60. Умыш­ленное затягивание судебного процесса судьями “для их корысти” разбира­лось таким же образом, как и предыдущее нарушение61.

Кроме законов о должностных преступлениях существовали законы, предусматривавшие санкции за нарушение трудовой дисциплины. За отсут­ствие на рабочем месте не по уважительной причине (“отеческие дела”, “не для болезни и не для иного какова нужного недосугу”62) в течение несколь­ких дней судье велено было опять-таки “учинить наказанье, что государь укажет”, после чего обязать его присутствовать в приказе и исправно ис­полнять свой служебный долг: “всякия судныя дела вершить безволокитно, чтобы за судьею и за всяким приказным человеком ни в котором приказе никаким людем лишния волокиты и проести не было”.

Смотрела верховная власть и за тем, чтобы приказные служащие не покидали учреждений до окончания рабочего дня, причем (что вообще ха­рактерно для XVII в.) надзор осуществлялся только за высшей приказной администрацией - судьями и дьяками, а они уже, в свою очередь, должны были контролировать своих подчиненных. (Для освещения этого вопроса автору пришлось отказаться от принятого для настоящей главы правила не обращаться к делопроизводственным документам). “Рейды” по прика­зам для выявления “прогульщиков” осуществляли приказные подьячие по указу государя и руководствуясь инструкциями начальников Разрядного приказа. Так, в 1669 г. в течение четырех дней, с 15 по 18 декабря, была проведена такая проверка большинства московских приказов. В конце ра­бочего дня разрядные подьячие ходили по приказам и в росписи приказов, полученной в Разряде, помечали, кто из руководства приказа присутство­вал на рабочем месте: “178-го декабря въ 15 день въ 6-м часу ночи по ука­зу великого государя и по приказу дьяков думного Дементья Башмакова да Федора Грибоедова да Василя Семенова подячей Федка Цыгоров ходил по приказож” - далее следует список приказов. Против многих из них по­мет нет, а в конце подведен итог: “И в тех приказех дворян и дьяков нет никого”63.

После проверки в тот же день подьячие подавали руководству Разряд­ного приказа отчет - “сказку”: “178-го декабря въ 16-ї числе сказал Розряд­ного приказу подячем Федка Цыгоровъ. По указу великого государя и по приказу думного дьяка Дементья Башмакова посылан я въ 7-м часу ночи в приказы64, и в тех во всех приказех началные люди сидят. То моя и скас- ка”65. В тот же день в другое время по приказам ходил другой подьячий: “Пронка Фадеев по приказож ходил диаков смотрилъ в 3-м часу ночи” (по­сле 18 часов. - O.H.) в приказах Посольском, Поместном, Малороссийском, Стрелецком, Большого прихода, Иноземском, Ямском, Пушкарском, Раз­бойном, Казанском, Устюжской чети, Рейтарском, Челобитном, Сибир­ском66. На следующий день, “178-го декабря въ 17-ї числе въ 3-м часу но­чи по указу великого государя и по приказу диаковъ думного Дементья Башмакова да Федора Грибоедова да Василья Семенова ходилъ Розрядно­го приказу подячеи Мишка Наздрачов для досмотру судеи и диаковъ в при­казы и в техъ приказех судьи и диаки сидят все” (перечислены приказы По­местный, Стрелецкий, Рейтарский, Новой чети, Малороссийский, Казанский, Устюжской чети)67. Подобные сказки были представлены и по другим приказам68.

В большинстве законов о должностных правонарушениях среднего и низшего звеньев управленческого аппарата дьяки и подьячие объединены в одной статье (но не в отношении ответственности за нарушения), что сви­детельствует об их тесном взаимодействии в приказной работе; причем из этих статей становится особенно очевидно, насколько велика была роль этих чинов в центральном государственном управлении. Наказания за должностные преступления дьяков и подьячих были более определенными и гораздо более суровыми, чем для думных чинов. Если дьяк, будучи лично заинтересован в судебном деле - деньгами или связями, - вынуждал подья­чего совершить подлог судебных документов (“написати не так, как в суде было и как в прежней записке за истцовою и за ответчиковою рукою напи­сано»), то дьяку полагалась торговая казнь, а подьячего ждала еще более жестокая расплата - отсечение руки69.

За предоставление заинтересованной стороне судебных документов по­дьячего отстраняли от дела70. Если дьяк, имевший корысть в деле, вновь от­давал его ведение тому же подьячему или подьячий по указанию дьяка пе­редавал документы заинтересованной стороне, дьяк выплачивал истцу сумму иска и пошлины. И дьяка, и подьячего полагалось бить кнутом и на­всегда отставить от дел.

Кроме судьи умышленно затягивать дело могли, разумеется, и дьяк, и подьячие - и, может быть, даже с большим успехом. За такое должност­ное преступление дьяк и подьячий выплачивали потерпевшей стороне уста­новленную сумму денег - расходы на проживание в Москве на время слуша­ния дела (по 2 деньги на день) с начала слушания по дату, когда одна из сторон подала заявление о волоките. Наказанием за это правонарушение было: “дьяков бити батоги, а подьячих кнутом”71.

Государство и в XVII в. чрезвычайно трепетно относилось к делам, свя­занным с пополнением денежной казны. Поэтому из других возможных должностных преступлений подьячих в Уложении выделено преступление, связанное с утаиванием государевых пошлин. Подьячий мог не записать судное дело в специальную записную книгу72, а собранные по делу пошли­ны оставить себе. “И тому подьячему за то учинити наказание, велети его у приказу при многих людех бити кнутом”, пошлины же “велети доправить на том, с кого те пошлины взяти доведутся”. За “рецидив” этого должност­ного преступления подьячего указывается бить кнутом по торгам, отста­вить из подьячих и сослать в украинные города “в службу, в какую приго­дится”73.

Вопросам растраты казенных средств посвящен и специальный указ 1669 г.74 Он адресован приказным казначеям - “подьячим, которые сидят у его государева дела, у прихода и расхода его государевой денежной каз­ны” - и явно отражает текущую практику этих чиновников. Закон запреща­ет разворовывать государственную казну, а также давать из нее взаймы, хо­тя бы и с соответствующим оформлением займа - по кабальным записям, а также предоставлять эти записи в качестве оправдательного документа при проверках приказной казны. Интересно, что закон всю ответствен­ность за правильное содержание приказной казны возлагает не на самих растратчиков-подьячих, а на их непосредственное начальство - дьяков. Дья­ков указ обязывает следить за подьячими-казначеями (“над подьячими смо­треть и беречь накрепко”), чтобы они не совершали указанных нарушений, и ежемесячно проверять наличные казенные средства. В случае выявления у подьячих растрат или приема дьяками закладных вместо наличных денег санкции предусмотрены не вполне определенные: дьякам грозит государе­ва опала, а подьячим быть в “жестоком наказанье безо всякие пощады”. Недостачу - “начетные деньги” - указывается взыскать “мимо подьячих” с дьяков, “за то, что они над теми подьячими того не смотрели и не берег­ли, как они, подьячие, денежную казну взаймы раздавали, а они, дьяки, их помесечно не считали”.

Проблемы с приказными казенными деньгами были весьма важными, од­нако основной деятельностью дьяков и подьячих была работа с документами. Часть законов о правилах делопроизводства была рассмотрена выше, в основ­ном они изложены в статьях Уложения 1649 г. Другие законодательные акты, предусматривающие санкции за нарушения в этой области, появились позже и являются законами по прецеденту. Одной из наиболее серьезных оплошно­стей подьячих была ошибка в написании царского имени и титула. В 1658 г. был объявлен указ: подьячему приказа Большого дворца “за прописку его го­сударева именованья учинить у Разряду наказанье, бить батоги”75.

Особое внимание уделялось тому, чтобы при составлении документа соблюдались принятые нормы этики и этикета. Так, в 1669 г. за то, что в от­четных документах о высылке на службу можайских и верейских служилых людей была “написана непристойная речь” (то есть, по всей вероятности, цитировалась ругань высылаемых), пострадали можайский воевода и по­дьячий верейской съезжей избы. Именным указом подьячего за то, что пи­сал такие “доездные скаски”, велено “бить батоги нещадно”, а воеводу - “за твою вину, что ты такие доездные сказки принимал” - посадить “на день в тюрьму”76.

Другой указ, 1670 г.77, рассматривал еще более тонкие вопросы чи­новного этикета. К воеводе И. Бутурлину с товарищами был послан стольник Ф.В. Бутурлин, чтобы передать похвалу царя за их действия. Как и полагалось, И. Бутурлин отправил в Москву благодарственную от­писку. В ней и была совершена тяжкая, по понятиям того времени, ошиб­ка. В отписке было сказано, что посланный от царя стольник “спрашивал вас о здоровье”, что было воспринято практически как фамильярность по отношению к государю: по своему положению воевода И. Бутурлин не имел права на такую монаршую милость. За это ему было высказано по­рицание: “И ты, Иван, к нам, великому государю, в отписке своей писал непригоже и неостерегательно, чего и бояре наши и воеводы нам, велико­му государю, так не пишут”. В указе сообщается правильная формулиров­ка: “А писать было тебе к нам, великому государю, что прислан от нас, ве­ликого государя, к тебе с товарищи стольник Федор Бутурлин с милостивым словом, а не о здоровье спрашивать вас”. Разумеется, вина возлагается и на делопроизводителя, причем ошибка дьяка столь груба и очевидна, что, по представлениям центральной администрации, ее мож­но было совершить только в неадекватном состоянии: “А ты, дьячишко, страдник и страдничей сын и плутишко, того не смотришь, что к нам, ве­ликому государю, в отписке писано непристойно, знатно пьешь и бражни­чаешь”. На такой проступок у властей нет готовых ответных санкций, но степень тяжести наказания определена: “И довелся ты жестокого нака­занья, и за то наш, великого государя, указ тебе будет впредь”. Однако этот проступок, хотя и тяжелый, все же не повлек за собой отставку про­винившихся от службы. В заключении грамоты предписывается “впредь к нам, великому государю, в отписках так не писать и, будучи на нашей, великого государя, службе, над воровскими людьми промысл и поим чи­нить по нашему, великого государя, указу и по наказу, каков вам дан из Разряду, и по нашим, великого государя, указным грамотам, и смотря по тамошнему делу, сколько милосердый Бог помочи подаст, а что у вас уч- нется делать, и вы б о том писали к нам, великому государю”.

К общему законодательству о должностных обязанностях дьяков и по­дьячих и санкциях за их нарушение, которое по большей части заключено в Уложении, присоединяются отдельные указы, вышедшие позднее, о должностных обязанностях приказных с определенной специализацией. Так, боярским приговором 1681 г.78 налагаются наказания на писцов (глав комиссий по описанию и межеванию земель) и дьяков, умышленно исказив­ших в писцовых документах результаты своей деятельности. У таких чинов­ников предписывалось отнимать половину их поместий и вотчин в пользу пострадавшего; в случае отсутствия своих имений - бить кнутом.

Русское законодательство XVII в. предусматривало для государствен­ных чиновников не только санкции за нарушение ими трудовой дисципли­ны или за должностные преступления. Приказные служащие обладали и правами на защиту своей чести, достоинства и здоровья. О значимости по­добных прав свидетельствует то, что эти установления вошли в основной свод законов XVII в. - Уложение 1649 г. Во-первых, в него были включены статьи, предусматривающие ответственность за моральный ущерб, нане­сенный любому человеку, находящемуся на государственной службе79 (в статью 93 включены все московские и городовые служилые чины, в том числе дьяки и подьячие). Из этих статей исключены только высшие, дум­ные чины, за оскорбление которых предусматривались отдельные наказа­ния.

Статья 14 главы X предусматривает наказание за ложное обвинение любого служащего центральных административных учреждений, от выс­ших чинов, бояр, до низших, подьячих, различаясь только в степени ответ­ственности. За ложное челобитье на боярина, окольничего, дьяка челобит­чика полагалось бить кнутом, за бесчестье подьячего - батогами. Статья 17 главы X конкретизирует это общее положение специальным случаем: если челобитчики будут сами “волочить” дело, а вину за это возложат на дьяков и подьячих, то с приказных обвинение снимается, а челобитчики присужда­ются к такому же наказанию, что и дьяк и подьячий за подобное правона­рушение (см. выше).

Отдельные статьи посвящены защите чести, здоровья и даже жизни приказных судей. Со всей очевидностью исходящие из приказной практики, эти статьи рисуют довольно суровую картину судейских будней. Статья 105 главы X ограждала достоинство судей, если можно так выразиться, в этиче­ском отношении. Тяжущимся сторонам предписывалось вести себя в суде пристойно: “став перед судьями, искать и отвечать вежливо и смирно и не­шумно, и перед судьями никаких невежливых слов не говорить, и меж себя не браниться”. Статья, таким образом, призвана была поднять на высокий уровень общественную нравственность хотя бы в стенах государственных учреждений - нарушение описанных норм поведения трактовалось как “су­дейское бесчестье”, за которое нарушителя предписывалось “посадить в тюрьму на неделю”. Компенсация предусматривалась и потерпевшей в ссоре стороне - за бесчестье словом закон указывал на нарушителе “до­правити бесчестье по указу” (в Уложении предусматривались отдельные санкции за моральный ущерб всем категориям населения). Последующие пункты статьи рассматривают дальнейшее возможное развитие событий для тяжущихся - от удара рукой до убийства оружием в суде.

Но в процессе судопроизводства могли пострадать не только истец и ответчик. Статья 106 той же главы посвящена защите приказных судей во время исполнения ими своих должностных обязанностей, причем имеются в виду не только специально судебные функции, но и административная де­ятельность начальников приказов. За оскорбление судьи “непригожим сло­вом” обидчик нес ответственность в первую очередь перед государствен-

Входоиерусалимская церковь в Красной слободе под Вереёй. 1667-1679 гг.

ным чиновником как законным представителем царя - “за государеву пеню бити кнутом или батоги, что государь укажет”, и затем - перед судьей как частным лицом (“а судье велеть на нем доправить бесчестье”). Последую­щие пункты, как и в статье 105, декларируют санкции за нанесение больше­го ущерба судьям: “будет кто судью чем зашибет или ранит”, “а будет кто судью в приказе или где ни буди убьет до смерти”, причем в каждом случае разделяется наказание за нанесение вреда судье как государственному чи­новнику и как частному лицу. Таким образом, статья была направлена на поддержание престижа государственного служащего.

Однако, поднимая на высокий уровень статус чиновника, закон ставил ограничения и для последнего: “а будет судья учнет государю бити челом на кого в бесчестье о управе ложно, [...] и ему за то по сыску учинити тот же указ, чего бы довелся тот, на кого он о управе бил челом”80.

Законодательство ставило под свою защиту и более широкие слои при­казных людей. В статье, следующей за статьями о должностных обязанно­стях приставов, оговаривался случай сопротивления ответчика или адреса­та официального послания отправленным к ним из приказа служащим81. Подобное поведение рассматривается как оскорбление не только непосред­ственного исполнителя, но и его приказного начальства: если ответчик или адресат распоряжения “учнет того пристава или сына боярского бити сам, или велит кому его бити мимо себя людям своим или крестьяном или кому ни буди, или у него наказную или приставную память или государевы гра­моты отоймет или издерет, и тем он приказных людей, от которых тот при­став послан будет, обесчестит”. В таком случае нарушитель несет ответст­венность, опять-таки двойную, перед государем в лице его представителя и перед частным человеком. “Такова непослушника за государеву грамоту бити кнутом и посадити в тюрьму на три месяцы, а недельщику велети на нем доправить бесчестья и увечье против окладу вдвое”. Далее рассматри­ваются случаи нанесения тяжких телесных повреждений приставу, вплоть до его убийства, и наказаний за них. Но тут же, статьей 143, как и в случае с судьями, ставится предел возможным злоупотреблениям чиновников: ес­ли пристав будет ложно обвинять кого-либо в бесчестье и в “бое”, ему са­мому определяется наказание - бить кнутом.

Рассмотренный материал позволяет сделать следующие наблюдения. За­конодательство XVII в. в области управления носило скорее адаптивный, чем декларативный характер - откликалось на насущные потребности сегодняш­него дня, отвечало на запросы практики. Законов, устанавливающих формы и способы управленческой, собственно бюрократической работы, крайне ма­ло. Из многообразия различных аспектов этой области государственной дея­тельности законодательство второй половины XVII в. выделяет лишь узло­вые моменты, без определения которых государственная машина не могла полноценно функционировать. Это, прежде всего, вопрос о компетенции приказов: центральные исполнительные органы работают в рамках сущест­вующих законов и традиций; недоумения и противоречия разрешают, как им и положено, законодательные органы. Во-вторых, законом определяется субъект и способ управления исполнительными органами - судья с товарища­ми, которые работают вместе и могут заменять друг друга.

Посольский приказ в Кремле.

Фрагмент рисунка «Подъём большого колокола в Кремле». 1674 г. (Альбом Э. Пальмквиста).

Посольский приказ был частью комплекса приказных палат и замыкал его северное крыло близ алтарей Архангельского собора. Объём Посольского приказа отделён от остальных приказов небольшим проулком, оформляя юго-восточный угол Соборной площади. В просвете между зданием Посольского приказа и зданием слева просматривается 1-я Безымянная башня южной стены Кремля, что связано, видимо, с начавшейся и частично осуществлённой разборкой южного крыла годуновских приказов. (Памятники архитектуры Москвы. Кремль, Китай-город, центральные площади. М., 1982. С. 60).

Следует отметить, что центральные исполнительные органы XVII в. были отчасти и законодательными - они издавали, так сказать, подзакон­ные акты в связи с исполнением своих функций. Поэтому другие законы, определяющие отдельные, специальные аспекты деятельности централь­ных исполнительных органов (изменение компетенции отдельных прика­зов, кадровый состав управленцев низшего и среднего звеньев, некоторые вопросы делопроизводства) принимались в процессе деятельности прика­зов, в ответ на возникающие противоречия или перемены.

Единственная сфера деятельности приказов - судебная, которая была неотделима от собственно управленческой, - получила подробное и четкое законодательное оформление в своей процедурной, делопроизводственной части. Эта область функционирования исполнительных органов порождала в процессе своей реализации множество вопросов и проблем, почему и бы­ло необходимо четко определить, как должны действовать исполнители всех уровней в каждом отдельном случае на каждом этапе процедуры и ка­кие санкции полагаются за наиболее распространенные служебные нару­шения и преступления. По этой же причине законом предусматривалось скрупулезное документирование всех этапов судебного процесса.

Вместе с тем, ни в Уложении, ни в отдельных законодательных актах не отражены принципы устройства центральной администрации: не опреде­лены номенклатура и иерархия должностей, нет общих служебных инструк­ций по вопросам приказного делопроизводства. Некоторое исключение со­ставляют законы о должностных обязанностях служащих приказов. Но и здесь основной принцип законодательства - от практики - определяет их характер. Должностные обязанности разных категорий приказных слу­жащих устанавливаются в законах не сами по себе, а в связи с определен­ным судебным, административным или делопроизводственным процессом или конкретной ситуацией, делом. Таким образом, закон в определении должностных обязанностей государственных служащих отталкивался не от должностного регламента, а от практики управления, и только в тех случа­ях, когда эта практика ставила вопросы. Во всех остальных случаях, в том числе связанных и с общими принципами устройства и функционирования приказной системы, деятельность органов управления основывалась на тра­диции, на богатом опыте, передаваемом от одного поколения приказных другому, до тех пор, пока сотрудники государственных учреждений не столкнутся в своей профессиональной деятельности с какими-либо проти­воречиями или неувязками, которые повлекут принятие соответствующего закона.

Такой стихийный, иррациональный с обычной точки зрения подход к управлению был по-своему разумным и практичным. Он по своей сути со­ответствовал приказной системе - естественному продукту социальных требований и воздействий. Не парализованные организационными схемами и должностными инструкциями или тем, чтобы права каждой категории служащих точно соответствовали их обязанностям, приказы обладали большими адаптивными возможностями, способностью приспосабливаться к нуждам времени, модифицироваться: одни приказы заменялись другими, изменялась их компетенция, исчезали и появлялись их структурные подраз­деления - столы, но вся приказная система в целом не претерпевала значи­тельных изменений. Отсутствие же законов, определяющих основные принципы устройства и функционирования приказной системы, как раз и свидетельствует об отсутствии в ней внутренних противоречий, а, следо­вательно, о ее устойчивости.

1 История государственого управления в России. М., 2001.

2 Загоскин Н.П. История права Москов­ского государства. T.II. Казань, 1879; Ключевский В.О. Боярская дума древ­ней Руси. М., Б.г. (1994).

3 Ардашев Н.Н. К вопросу о коллегиаль­ности приказов // Труды VIII Археологи­ческого съезда. 1890. М., 1897; Белоку­ров С.А. О Посольском приказе. М., 1906; Веселовский С.Б. Приказный строй управлений Московского государ­ства. М., 1912; Гурлянд И.Я. Приказ ве­ликого государя Тайных дел. Ярославль, 1902; Рожков Н.А. Происхождение са­модержавия в России. Пг., 1923; Чернов А.В. К истории Поместного приказа (внутреннее устройство приказа в XVII в. // Труды Московского государ­ственного историко-архивного институ­та. T.9. М., 1957; O‘Brien B.O. Moscovite prikaz administration of the XVIIth cent.: The quality of leadership // Forschungen zur osteuropXischen Geschichte. Band.24. Wiesbaden, 1978.

4 Уложение 1649 г. Гл. X. Ст.2.

5 Полное собрание законов Российской империи (далее ПСЗ). T.I. № 711.

6 ПСЗ. T.II. № 824.

7ПСЗ. T.II. № 1108.

8 ПСЗ. T.II. № 844.

9 ПСЗ. T.I. № 370.

10 ПСЗ. T.I. № 386.

11 ПСЗ. T.II. № 951.

12ПСЗ. T.II. № 1085.

13ПСЗ. T.II. № 1265.

14ПСЗ. T.II. № 1251.

15 ПСЗ. T.II. № 704.

16ПСЗ. T.II. № 819.

17 ПСЗ. T.II. № 900.

18ПСЗ. T.II. № 841.

19ПСЗ. T.I. № 187.

20 ПСЗ. T.I. № 209.

21 ПСЗ. T.II. № 842.

22ПСЗ. T.II. № 802.

23 ПСЗ. T.I. № 369.

24ПСЗ. T.II. № 951.

25 Уложение. fa.X. Ст. 25.

26ПСЗ. T.I. № 21.

27 ПСЗ. T.I. № 237.

28ПСЗ. T.II. № 839.

29 ПСЗ. T.I. № 462.

30 ПСЗ. T.II. № 777.

31 ПСЗ. T.II. № 839.

32 ПСЗ. T.I. № 594.

33 ПСЗ. T.I. № 461.

34 ПСЗ. T.I. № 587.

35ПСЗ. T.II. № 621.

36 ПСЗ. T.I. № 460.

37 ПСЗ. T.I. № 582.

38ПСЗ. T.II. № 656.

39 Дворцовые разряды, изданные Вторым отделением собственой его император­ского величества канцелярии. СПб., 1852. T.III. № 1095.

40 Там же. № 1409.

41 Уложение. Гл. X. Ст. 20.

42 Уложение. fa.X. ст.137.

43 Уложение. fa.X. Ст.22.

44 Уложение. fa.X. Ст.11.

45 Уложение. Гл. X. Ст.128.

46ПСЗ. T.II. № 677.

47 ПСЗ. T.I. № 820.

48 ПСЗ. T.II. № 964.

49ПСЗ. T.II. № 1306.

50ПСЗ. T.II. № 1307.

51 ПСЗ. T.I. № 597.

52 Уложение. fa.X. Ст.2.

53ПСЗ. T.II. № 620.

54 ПСЗ. T.I. № 218.

55 ПСЗ. T.I. № 406.

56 Уложение. fa.X. Ст.108.

57 Уложение. fa.X. Ст.5.

58 Уложение. Гл.X. ст.7-9.

59ПСЗ. T.I. № 123.

60 Уложение. fa.X. Ст.10.

61 Уложение. fa.X. Ст.15.

62 Уложение. fa.X. Ст.24.

63 РГАДА. Ф.210. Оп.9. Д.421. Л.215.

64 Далее перечислены приказы Посоль­ский, Поместный, Стрелецкий, Казен­ный, Большого прихода, Сибирский,

Иноземский, Разбойный, Челобитный, Ямской, Пушкарский, Рейтарский, Ус­тюжская четверть, Малороссийский.

65 РГАДА. Ф.210. Оп.9. Д.421. Л.218.

66 Там же. Л.219.

67 Там же. Л.249.

68 Там же. Л.443-445.

69 Уложение. Ha.X. Ст.12.

70 Уложение. Ha.X. Ст.13.

71 Уложение. Ha.X. Ст.16.

72 Уложение. Ha.X. Ст.128.

73 Уложение. Ha.X. Ст.129.

74 ПСЗ. Т. I. № 454.

75 ПСЗ. Т. I. № 233.

76 ПСЗ. Т. I. № 458.

77 ПСЗ. Т. I. № 485.

78 ПСЗ. Т. II. № 886.

79 Уложение. Ha.X. Ст.83 - ответствен­ность церковных чинов, ст. 93 - ответст­венность светских людей любого чина.

80 Уложение. Ha.X. Ст.107.

81 Уложение. Ha.X. Ст.142.