§ 4. Соотношение терминов-категорий «обычай и закон» в догосударственный период и на этапе ранней государственности (до XIII в.).

Там же, с. 70. 50

В настоящее время для истории права, так же как в XIX в., важно разграничение понятий «обычай» и «обычное право» и определение сути самого обычного права. Сейчас, так же как и раньше, распространено тавтологическое понимание этих категорий (см.: Мартинсон-Гнидкин А. Государственное опровержение лжеучений об обычном праве и правовом отношении. М. 1906, с. 149, 153).

187 названного «предправом».152 Хотя на эти выводы в последние годы обращали внимание, впрочем - достаточно редко, юристы, историки, этнографы, значение данного явления по сей день в должной мере не оценено для характеристики догосударственного правового состояния. Понятие предправа появилось, конечно, не без влияния западных исследований, которые использовали его для оценки архаических правовых состояний. Однако В.В. Иванов и В.Н. Топоров внедрили его в отечественную литературу, дополнили и обеспечили установление научного открытия.

Упрощенная схема в понимании обычного права из работ дореволюционных историков «дожила» до нашего времени. Ее суть заключается в том, что обычное право представляет собой совокупность догосударственного правового состояния, кроме него ничего нет. Причем, очень широко распространено мнение об идентичности обычая и обычного права. В.И. Сергеевич, например, утверждал, и эта позиция была свойственна всему его творческому пути, что в летописных известиях IX-X вв. обычай и закон были идентичными явлениями в силу их примитивного понимания. Это просто «свойственное древнему языку многословие».153 Отсюда и рождалось, и продолжает существовать сведение в единое целое всей догосу- дарственной нормативности.

Для серьезных аналитиков было ясно, что первобытная нормативность очень разнообразна. В первую очередь это относится к религиозной сфере.154 И.Н. Срезневский еще в середине XIX в. показал, что отдельную область архаической нормативности представляют ритуалы в религиозной сфере. Даже строительство языческих храмов у славян имело определенную систему, т.е. было регулировано правилами и нормами. Языческое богослужение также подчинялось определенным правилам. Эти области были тесно связаны с другой сферой нормативности - мифологией, также устанавливавшей нормативы поведения и общежития. Вся эта совокупность представляла собой определенную догосударственную систему.155 Можно констатировать, что градация в подходах к древней нормативности наметилась в отечественной филологической и исторической литературе еще в середине XIX в. Но в трудах историков права XIX в. доминировала тенденция сведения всего богатства норм только к обычному праву, а еще хуже - просто к обычаям.

В связи с введением в науку понятия «множественной нормативности» в архаический период возник вопрос о градации и характеристике нормативных древних регуляторов. При достаточной спорности вопроса к ним относят в настоящее время обычаи, ритуалы, традиции, табу, мифы. У разных авторов сама классификация выглядит различно, а самое главное - нет пока единого основания для разграничения системы регуляции.

62

состояний «предправа» с характером его нормативности. Иными словами, все составляющие предправа являются носителями определенных регулятивных норм, усвоенных и обязательных в архаическом обществе. Ритуал «связывает» поведение индивидов или групп с признанными правилами, нарушение которых вызывает негативные реакции. Ритуал «требует» соблюдения обрядовых правил при рождении ребенка, совершении похорон и т.д. Он несет регулятивную функцию в конкретной жизни.162 Как показал Д.К. Зеленин на примере русской мифологии о «неправильно умерших», эти ритуально-мифологические требования содержат целую систему правил-нормативов о похоронах, поминально-бытовых действиях и обрядах, нарушать которые было нельзя из-за мести со стороны такого рода

64

усопших.

Хотя в настоящее время полинормативность догосударственного общества признается практически всеми, оценки в отношении связи с моралью и особенно обычным правом авторы дают различные. А.И. Першиц полагает развитие норм права и морали на древнем этапе как относительно целостный процесс.163 Здесь главный вопрос какой характер носит начальная полинормативность архаического общества, как мораль «сопоставляется» с правом. Однако зачастую полинормативность считают единым комплексом обычного права. Ю.И. Семенов выдвинул мнение о «поэтапном» развитии множественности нормативов. В догосударственный период развитие идет по «нарастающей»: сначала возникает табуитет, затем - мораль, наконец - обычное право и право. Последнее представляет уже государственный продукт.164 Полученная схема - чисто логическая и «приспосабливает» старые классовые воззрения к новой ситуации.

Состояние вопроса о полинормативности и праве в архаический и догосударственный периоды требует основательных монографических исследований совместными усилиями этнографов, языковедов, историков, религиоведов и историков права. Роль последних связана с категорией обычного права, по поводу которого нужно иметь в виду следующее.

Аксиомой должен быть факт, что исходящее от государства законодательство по сути своей не может быть обычным правом. Оно может быть только государственным законодательством, независимо от использования до государственных традиций. В государственном законе проявляется новое качество: он распространяется на всю территорию, независимо от местных порядков. Вполне обоснованы указания в литературе о появлении общеобязательности и государственной принудительности. При этом характеристика предправа будет меняться по мере изучения вопроса.

Под обычаем целесообразно понимать фактический поступок, который становится повторяемым в силу практической традиции. Обычаи могут возникать и в XV-XVI вв. и значительно позднее. Примером древнего обычая в «племенной период» может служить обмен невестами между различными родственными обществами, где переговоры об условиях проводились и возглавлялись старейшинами или служителями культа.

В сравнении с обычным правом «предправо» - явление более широкое и сложное. Оно включает жесткие обязанности религиозных ритуалов, правила религиозных гимнов, многочисленных установок, связанных с понятием «должного». Ф.И. Леонтович указал на существование многочисленных и разнообразных «нормативных терминов» для характеристики древних правил: обычай, покон, старина, предание, пошлина и т.д.166 В контексте этого термин «право» рождается у славян задолго до государства и его содержание связано с религиозно понимаемой справедливостью. Интересно, что отличия обычного права от более широкой нормативной системы древности также отмечались Ф.И. Леонтовичем, который выделил несколько источников нормативных установлений в древний период: обычаи предков, правду, законы богов, отделенные от других обычаев и законов.167

В древнем чешском эпосе о Любуше есть выражение «судить по закону правды», что констатирует существование наряду с обычным правом системы морально-нравственных нормативов. По этому поводу историк права Н. Загоскин писал о существовании у древнейших славян «общего духовного первоисточника, из которого нормы обычного права черпали свое содержание».168

Современные западные и отечественные авторы включают в нормативные по сути мифы и ритуалы как социальные, так и бытовые правила- нормативы, правила межличностного общения. Из этой системы правил оформляется в древности понятия табу, запреты, понятия «священного и нечистого».169 В свое время Ф. Леонтович привел интересные доказательства в пользу существования у славян более широкой нормативности в сравнении с обычным правом. Существовали запреты на браки с определенной степенью родства, исходящие из религиозных установок. Обычное право древности не охватывало всю совокупность разнообразия правил семейных языческих отношений. В IX в. изживается институт многоженства. До принятия христианства моногамные семейные отношения регулировались обычным правом. Однако в реальной жизни полигамия существовала не на уровне обычного права, а как фактическое дозволенное событие. Полигамия вызывала определенные последствия (дети, наследство), к ним относились по определенным правилам, но вне стандартных установок обычного права.170

В государственный период Древней Руси государственная идеология стремится изменить соотношение обычаев с системой законодательных установлений, признаваемых государством и христианской идеологией единственно возможными.

«Закон и обычай», соседствующие на древнем этапе, должны были означать какие-то различия. Вероятнее всего, эта разница заключалась в более строгой обязательности закона. Очень возможно, что закон был наиболее приближен к религиозным установкам, столь важным в древности, тогда как обычай отражал практику и обряды регионального уровня. Для истории права в этом плане источники совершенно отсутствуют, нужны специальные лингвистические исследования. Некоторые летописные факты позволяют иметь вероятностные суждения. В договоре с греками 944 г. (ст. 13) предписывается имущественная ответственность для состоятельных людей в случае совершения ими убийства. Ситуация закреплена на уровне переходного времени от обычаев к жесткой нормативной системе правил, хотя термин закон здесь и не употребляется. Однако более поздняя

Тверская летопись содержит при пересказе текста приписку, что делается это «по закону»: часть имущества «по закону возьмет ближний убитого».74 Современное понимание кровной мести, языческих ритуалов, порядка наследования как однозначно обычаев недостаточно точно отражает ситуацию XI-XII вв. В X-XI вв. эти «обычаи» принудительно включались государственной властью в государственное законодательство и становились «законами». В XI в. при создании правовых сборников санкционировалась, видоизменялась и запрещалась кровная месть, принудительно изменялся старый порядок наследования, менялся традиционный порядок займов и т.д. Борьба с обычаями, в том числе путем включения их части в признаваемую государством правовую сферу, в эту эпоху стала важной го- сударственно-правовой функцией. «Угодные» обычаи включаются в систему законодательства. В XIV в. летописи указывают, что действие может стать «законным обычаем» при соответствующих стандартах, при отсутствии этого - беззаконным.75 Не столь многочисленные упоминания в X в. «закона и обычая» и в последующем XI столетии практически всегда связаны с их противопоставлением другим нормативам. В договорах с Византией это противопоставление «закона русского» греческому (ст. I).76 Как «закон Божий» термин присутствует в церковных уставах Владимира (ст. 5) и Ярослава (ст. 8).77 В светских оттенках термин направлен на разграни- чение коллизий светского и церковного законодательства. Употребление в таком светском смысле связано с недавней еще языческой стариной, когда закон означал исходящий сверху норматив не связанный с христианской идеологией. Иногда употребление термина закон носит в уставах характер смешанного светско-церковного понимания, поскольку на этом этапе разделение этих двух правовых направлений было почти невозможно. Наиболее весомое влияние византизма на употребление слова-термина закон в X в. проявилось в усилении придания ему свойства установленно- сти государственной властью. Но это в определенной степени совпадает со значением термина во время языческое. В византийских правовых текстах, в Кормчих книгах слово-термин употребляется в смысле правовых установлений византийских царей. Можно сказать, что колебания смыслов термина в русских текстах происходит под влиянием как национальных, так и греческих веяний. Переведенные на русский язык к началу XII в. с греческого «Пандекты» Никона Черногорца содержали огромное число упоминаний термина закон и его производных исключительно и только в смысле установлений государства. О законе как «законе Божьем» упоминания в памятнике крайне минимальные. Отсюда следует, что русская юридическая среда в XII в. хорошо представляла разницу в понимании

. t-S. і

74ПСРЛ.Т. 15. М. 2000, с. 41. < ,

75 ПСРЛ. Т. 6. М. 2000, с. 151.

ПРП. Вып. первый, С. 77

Там же, с. 242, 245. 78

Там же, с. 200, 262,268 . ;, - термина греками, несмотря на перемещение его смысла в национальном употреблении в контекст «закона Божьего». Для обозначения церковных установлений в «Пандектах» используется набор специальных терминов - канон, заповедь, правило и т.д. По отношению к этим терминам закон имеет более обязательное и более жесткое значение. В некотором смысле перемещение термина закон в вариант «закон Божий» на этапе ранней государственности было вызвано стремлением русской христианско- юридической среды к усилению значения религиозных установлений. Но при этом на протяжении всего дальнейшего периода сохранилось понимание государственно-нормативного его значения. И.И. Срезневский, например, указывал на факт XIII в. в Ипатьевской летописи, где польский закон понимался как карательное и властное установление: закон у ляхов «челяди не бити, но лупяху их».171 В XIV в. при проведении судебной реформы в Новгороде прекрасно осознавались отличия суда «по закону греческому» и суда по «закону Евангелия».172 В то же время на уровне практической лексики термин закон вытесняется в период средневековья понятием «правда». На весь средневековый период антиподом термина не является, как следовало бы логически, его производное - беззаконие. «Беззаконие» противопоставляется понятию «правда», более широкой категории нравственно-морально-правового характера, нежели чисто юридическое.

Сказанное выше относится к раннегосударственному периоду с существованием письменных текстов, в том числе юридических. Однако для архаичной праславянской эпохи с отсутствием письменных текстов историки права не располагают материалами для анализа интересующих нас понятий. Поэтому осознание правовых процессов архаической древности может дать языковый анализ. Основные наблюдения о значении и различиях слов-терминов закон и обычай в архаической древности принадлежит лингвистам. На базе их исследований можно сделать логические заключения о нормативной обязательности закона и обычая.

Отечественные исследования проходят не без влияния зарубежной лингвистики. В работе французского лингвиста Э. Бенвениста обосновывается концепция, согласно которой понятие «закон», означающее правило, установленное свыше, как и понятие «право», которое будет рассмотрено в дальнейших главах книги, возникло на уровне индоевропейской общности и было направлено на упорядочение окружающего ми-

О I

ра. Появление такого понимания можно относить ко времени 2-3 тыс. лет до н.э. Понимание закона в древнем санскрите связано с поддержанием порядка. В группе индоевропейских языков понятие закона связано с «основанием» и волей богов.173 С этими положениями согласуются позиции отечественных лингвистов. Отмечается, что возникновение концепта «закон» (т.е. нормативная установленность понятия) относится к стадии индоевропейской общности, т.е. по крайней мере - к глубоким векам до нашей эры. В архаическом сознании «концепт закона» тесно связан с пониманием его как способа достижения другого концепта - «концепта порядка». При помощи последнего в архаическом сознании устроен и упорядо-

83

чен окружающий мир. Следовательно, важнейшая функция понятия «закон» уже с момента возникновения направлена на упорядочение окружающего мира и связано с сакральностью. Такой подход возможен лишь на стадии некоторого «философского» осмысления мира, на некоторой сложной стадии развития человеческого мышления и общества. Важно, что для достижения «порядка», «концепт закона» логически и неизбежно предполагает известные ограничения действий человека. Это соотносится с божественными запретами, с общей религиозной концепцией мира. Таким образом, понятие «закон» было известно славянам еще во времена праславянской общности, оно значительно древнее государства и в своем возникновении никак с ним не связано. Связь закона с религиозными воззрениями у славян прослеживается для догосударственной эпохи даже по письменным источникам. Еще в середине XIX в. историк В. Никольский отмечал эту связь на примере чешского эпоса, где закон IX в.

84

был равнозначен «закону вечных богов».

Немаловажно, что в группе германских языков и в группе славянских языков происхождение термина-слова закон имеет некоторые различные основания, хотя все эти языки и относятся к индоевропейской группе. В западноевропейских языках происхождение исходит от латинского «leg», что означает явное внешнее, привнесенное от латыни становление семантики понятия. В славянских и древнерусском языках вопрос вызывает достаточные споры. В одной версии происхождение слова закон связано с корнем «кон», означающем в славянских языках «основание». В другом понимании происхождение связано с преемственностью от греческого языка. Нельзя, правда, исключать и возможность комплексного влияния двух направлений. Еще в XIX в. в литературе имелись ссылки на то, что древнеславянское слово закон в смысловом значении связано с греческим «уоцо<;». Однако внятного и ясного объяснения возможной преемственности никто не дал.174 Н. Лавровский в специальной работе о влиянии визан- тизмов и славянизмов на язык договоров с греками X в. вопрос этот полностью обошел. Достаточно обширная литература о договорах с Византией не дает ясного ответа на вопрос о соотношении византийского и национального элементов при использовании терминов-слов «закон и обычай» в X в. Тем более, что тексты договоров даны в летописном изложении XIV в. языком достаточно искаженным временем. Мнения о вопросе высказываются противоположные. Известный французский филолог А. Мейе, работы которого с прошлого века оказали влияние на отечественное языкознание, полагал, что в IX в. Святые Кирилл и Мефодий придумали для славян азбуку, в результате чего славянский язык стал общим письменным

87

в форме церковнославянского. Если следовать версии А. Мейе, то терми- ны-слова «закон и обычай» вошли в состав этого языка, не изменяя смысла и сути языческого догосударственного периода. Эта сторона смыслового значения терминов безусловно отразилась в договорах с греками X в.

На наш взгляд, трудности в определении смысла и происхождения термина закон в договорах X в. связаны, помимо филологических проблем, с развитием правовых тенденций. В X в. сталкиваются несколько тенденций вокруг этого понятия: изменение смысла в связи с влиянием христианства, угасание векового языческого догосударственного значения, взаимосвязь с государственно-правовыми византийскими представлениями. Какая из них преобладала в лексике договоров определить действительно трудно. Аргумент о «слабом развитии письменности» в X в. вряд ли имеет твердые основания. Известный филолог Б.А. Ларин полагал, что высокая письменная культура Руси в XI в. не могла «быстро» возникнуть после принятия христианства в конце X в. Он считал возможным появление письменности у славян за несколько веков до принятия христианства.175 Вокруг типа языка договоров велась серьезная полемика, является ли он церковнославянским или древнерусским. Все это ставит преграды в определении византийского и древнерусского в термине закон.176 Однако возможно достаточно точно определить логически-смысловое значение юридических терминов. М. Фасмер, определяя слово закон, пишет о его распространении во всех славянских языках, т.е. справедливо связывает возникновение с пра- славянской общностью. Его происхождение он связывает со значением «кон», «искони», что в первооснове означает «начало». К праславянской основе относится и слово «обычай», распространенное во всех славянских языках.177 По нашему мнению, обычай в происхождении связан со словом «общий», которое отражает характер и способ действия людей. В договоре с Византией 944 г. записано, что «обычаи послы» - эго общие послы.178 В этимологическом словаре Л.Г. Преображенского подтверждается происхождение закона от корня «кон». При этом совершенно не расшифровывается какое-либо правовое значение закона и обычая. Не ясно и то, какую роль играет приставка «за» и в каком смысле ее можно трактовать как обо-

92 гт

значение предела. Я полагаю, что связь с корнем «кон» единственно правильное объяснение возникновения термина, и это означает чисто славян- ско-языческое его происхождение. Отметим, что Л.Г. Преображенский указывает на взаимосвязь происхождения указанных слов и слова «право»,179 но без всякого определения юридического смысла понятий. Впрочем, лингвисты вообще обходят правовые аспекты.180 Между тем, архаическое состояние обычая на праславянском уровне имеет непосредственно нормативную составляющую и означало уже в тот момент установившуюся традицию, желательный порядок, какие-то правила поведения.181 В ПВЛ смысл обычая уже выходит за сложившиеся архаические рамки и часто означает просто привычку, характер, образ действия. Есть в летописи употребление по линии взаимосвязи обычай=норов=нрав. Этот разнобой, вызванный распространением термина на бытовое сознание продолжается на протяжении нескольких столетий. Для примера: существует «обычное пение надгробное» (XIV в.).182 Исследователь древнерусской летописной лексики А.С. Львов соглашается с общеславянским происхождением слов «обычай и закон» и считает, что их происхождение связано со смыслом -

97

«установить исходное решение». По моему мнению, в этом суждении есть определенная связь с корнем «кон», означающим основание, но смысла обычая как явления такая трактовка не отражает. Сложный вопрос о соотношении слов-терминов «закон и обычай» А.С. Львов решает недоста- точно убедительно. В целом совершенно очевидно, что уже с архаического периода «закон и обычай» представляют собой какие-то правила, нормативы. Это обстоятельство порой рождает в литературе отождествление понятий. А.С. Львов полагает, что в ПВЛ «закон и обычай» отождествляются, не учитывая различий источников их происхождения с архаических времен, различий в обозначениях с принятием христианства и «перемещения» понимания закона в религиозную область. В результате этого в X в. языческий смысл закона меняется. Смешение в летописях понятий в более поздние века вызваны бытовой речью, произвольным отношением к терминам бытового сознания. Тем не менее, закон как исходящее от власти установление, требующее определенного правила поведения, всегда сохраняется в средневековое время. В XIII в. в таком смысле закон присутствует в летописи, когда в 1220 г. князья отпустили в свою землю болгар для

98

«присяги по их закону». В таком же ключе, как заведенный порядок и «правила», летопись упоминает обычай в XIII в." Но между обычаем и правилом есть даже на бытовом уровне различия, тем более в официальном правосознании развитой государственности. Обычай имеет более независимое по отношению к личности значение, включает какой-то более абстрагированный порядок действий. Правило более «привязано» к личности, более субъективно. В XIII в. при установлении господства Орды обычай несколько «консервируется» при деформации устоявшихся понятий. Он как бы несколько «приближается к закону». Например, «обычай брать княжение в Орде».183

В работе А.С. Львова имеется еще одна неточность, которую следует оговорить. Он полагает, что в эпоху ПВЛ слова, обозначающие юридическую терминологию - ряд, урок, правда, закон, право - основываются в обозначении на обычном праве. Строго говоря, это совсем не правильно. Возможно, автор хотел подчеркнуть, что эти слова-термины формировались в той древности, когда проходило становление так называемого обычного права.184 Но в ПВЛ эти слова-термины зафиксированы на уровне правовой реальности уже «переросшей» просто обычное право.

Вообще, смешение слов-терминов «закон и обычай» применительно к эпохе ПВЛ имеет давнюю традицию и связано с работами известного дореволюционного историка права В. Сергеевича. Его концепция «обычного права» очень уязвима. Автор ошибочно полагал, что в древний период закон и обычай означали одно и то же. Такой же смысл имело и второе название обычая - «покон». К X в. все эти термины означали «предания, идущие от предков». Автор считал, что «закон и покон» имеют одинаковое значение из-за единой корневой основы «кон». Корень «кон» трактовался как «начало». Все эти слова означают «порядок», которому должен следо- вать человек. «Русский закои» в договорах с греками означает русский обычай. Такое однотипное понимание терминов существовало вплоть до проникновения в X в. на Русь византийского права, после чего под его влиянием значение терминов стало изменяться (они «разошлись»). Это достаточно ошибочные рассуждения и даже приставки «за» и «по» к кор-

ню «кон» по непонятным причинам именуются предлогами. В хронологии терминов следует разобраться подробно.

В IX-XI вв. в письменных источниках обычай именуется двумя терминами - «обычай» и «покон».185 Согласно М. Фасмеру, покон связан со словом «искони», т.е. имеет логически более древнее происхождение. В Краткой Русской Правде обычай зафиксирован только как «покон» за убийство огнищанина и как «покон вирный» (ст. ст. 21, 42). В Пространной редакции покон упоминается только один раз как «покон вирный» (ст. 9). Есть основания считать, что отмирание термина связано с «переходом» его значения в понятие «узаконенного» обычая, т.е. государственно обязательного законодательства. Помимо упоминания в договорах с Византией, в летописной лексике термин «покон» совершенно отсутствует. В летописи используется термин «обычай». В статьях Русской Правды о «поконе вириом» очень подробно описано, какое количество денег и продуктов, в какие дни недели и на какой срок может получить с общины княжеская администрация. Упорядочить так четко все элементы взысканий мог уже только закон, а не обычай. Совершенно логично в Краткой и Пространной Правде есть указание на иной источник этой подробной разработки. Это был «урок», правовое княжеское установление при Ярославе Мудром. Иначе говоря, Ярослав конкретизировал и зафиксировал законодательно сложившийся вариант «обычиых» взысканий, сохранив их для населения в виде обычного права для страны, где законодательство превратилось в го-

104 т

сударственное. В трудах историков советского периода установление «покона вирного» однозначно связывалось с усилением классовой борьбы. Л.В. Черепнин гипотетически отнес его возникновение ко времени движения изгоев в 1024-1026 гг., в результате которого князь издал это постановление для противодействия народу «прятавшему хлеб»; администрация испытывала нужду в пропитании и новое постановление несколько раз подчеркивает, что она может брать припасы «в неограниченном количест-

105

ве». Однако важно было бы задаться вопросом, почему установление «покона вирного» названо не уставом, законом и т.д., а все-таки поконом (обычаем). Получается, что роль населения в фиксации элементов обычая была очень велика, а указания исследователей на неограниченный характер поборов - чистейшая фантастика. Когда статья Русской Правды указывает на количество хлеба («колико могут ясти») имеется в виду совсем противоположное: ограничение поборов возможностями ежедневного потребления.

К пониманию «покона» как узаконенного обычая подводит и статья об убийстве огнищанина. В конце этой статьи имеется приписка - такой же «покон и тивунице». Во всех остальных статьях о посягательствах на княжескую администрацию (ст. ст. 19-27 Краткой Правды) таких добавлений нет. Добавления имеются лишь в статье о конюхе, которого «убили дорогобужцы», и отсюда следует, что приписка о «поконе» за убийство «тивунице» родилась в результате конкретного случая, который рассматривался с применением в суде обычной практики, побудившей законодателя указать дополнительно на соответствие нормы «покону». Понимание «узаконенного покона» как государственного закона следует из позднего текста Русской Правды по Софийской первой летописи. Там «покон вирный» прямо именуется «законом вирным» при великом князе Ярославе.'06 О превращении «покона в закон» свидетельствует текст договора с греками в Ипатьевской летописи, где известная фраза о существовании «закона русского» со штрафом в 5 литр за убийство передана не как закон русский, а «по покону русскому».186 Значит, этот русский закон вырастал из «узаконенного покона».

Комментируя употребление термина «покон» в Ипатьевском варианте Повести Временных лет, Д.С. Лихачев полагает, что фразу договора Руси с Византией «по закону и по покону языка нашего» нужно переводить как «по вере и по обычаю нашим». Однако тот же отрывок в варианте Лав- рентьевской летописи дважды употребляет слово «закон»: «по закону и по закону языка нашего».187 Двойное употребление ясно указывает, что в одном случае речь идет о вере, в другом - о юридическом понятии.

Итак, и закон, и покон имеют единый корень «кон», означающий основание, основу. Причем, приставка «по» в слове покон указывает на такое действие, которое единовременно основанию (действовать по основанию). Приставка «за» в слове закон означает действие следующее хронологически за основанием, действие более позднее и оторванное во времени от основания. Логический анализ показывает на более позднее происхождение термина закон по отношению к обычаю. Производное от закона слово «закончить» логически означает завершение действия, конец юридической процедуры. Будучи более древним обозначением понятия, нежели термин обычай, покон во времена Русской Правды обозначал элемент обычного права, узаконенного на государственном уровне в письменном законодательстве. Но в этой роли закона обозначение его через архаическое слово «покон» было уже не нужно, поскольку явление органически входило в состав законодательных норм. И термин покон выходит из употребления уже в XII в.

Следует обратить внимание на различия в смысловом понимании происхождения термина-понятия закон в древнерусском и греческом языках. В русском языке корень «кон» оттеняет основополагающее, базовое значение термина, его установленную обязательность. В греческом, по наблюдениям новейшего исследователя X. Туманса, закон происходит от глагола «разделить», «делить», т.е. установление какой-то части, нормы. Автор указывает, что первоначальным значением слова был «методический строй», «песня». Смысл слова как именно закон в юридическом смысле появился значительно позднее, как связь его со священной песней (песнопением). Очень возможно, что в глубокой греческой древности имели место «законодательные гимны».188

В X в. древнерусские тексты фиксируют деформацию старых терминов и понятий, усилившуюся под давлением христианско-византийских элементов. Под «обычаем» с XI в. древнерусские книжники понимают уже не старые языческие обряды и явления, характеризующиеся устойчивостью. Изменение смысла проходит сложно и много планово. В переводной литературе XI-XII вв., распространенной для бытового чтения, термин «обычай» в юридическом значении вообще не фиксируется. Он означает

заведенный порядок течения событий, действие определенно установлен-

110

ного порядка. Часто литературное употребление «обычая» связано с его негативной направленностью - «злой обычай»,189 но он может быть и добродетельным обычаем. Однако нигде в литературе нет понятия «злой закон», поскольку последний может быть только установлением Бога. Явления, выходящие за рамки нормального течения, характеризовались в литературе как идущие «не по обычаю».190

Вместе с потерей легально юридических значений термин «обычай» с XI в. очень активно употребляется для характеристики устойчивых сторон церковного быта: при Ярославе Мудром «обычные песни Богу возда-

113

ют в годы обычные» в церквах; на похоронах священники поют «песни обычные»;191 князь Святополк «обычай имел» поклоняться гробу Феодосея в момент важных государственных акций.192 В XII в. летописец рассуждая о доказательствах князей указывает на обычай ежедневного посещения церквей, обычное пение в церквах.116 Церковные праздники «по обычаю празднуют светло».117 В чисто бытовом значении - это порядок княжеских церемоний.118

Одновременно с XI в. термин «обычай» приобретает характер антитезы установлениям закона, которые будучи христианскими, отвергают языческую суть старых традиций. При описании государственной деятельности употребляются термины «закон», «закон Божий». Когда же речь идет о неведающих закона язычниках, употребляется термин «обычай». Он означает уже не наличие устойчивых правил, а противоестественный образ жизни, мышления, действий. В 1071 г. в момент народных волнений некий кудесник «по обычаю своему призывал бесов».119 В одном описании унижения русских князей в Орде им предлагалось поклонение Батыю «по

1 ?П

обычаю их». Летописи именуют законом чисто церковную область постановлений епископов: «Не есть того в законе яко ставити еписком митрополита без патриарха».121 С XI-XII вв. он выступает как «закон Божий» на страницах летописей и правовых актов.122

Однако в ряде случаев отмеченные тенденции проявляются как трудно уловимые оттенки, поскольку строго легальные юридические значения в русской книжности размываются понятиями бытовой лексики. Последняя совершенно игнорирует нюансы теоретической терминологии. В наслоениях бытовых понятий термин «обычай» может употребляться в любых ракурсах.

В заключение некоторые замечания о соотношении в Древней Руси терминов «закон и устав». В ПВЛ «устав» употребляется преимущественно в связи с церковной деятельностью. А.С. Львов обнаружил только два случая, когда термин устав употребляется в смысле равнозначном закону

123

(в договоре с греками и в реформах Ольги - «уставляющее уставы»). Оба случая из дохристианской поры и по значению не сливаются с законом, хотя оба источника являются носителями нормативных правил. После принятия христианства закон перемещается в область «закона Божьего», а устав означает установления церковные. Происходя от понятия установить, устав отвечает задачам установления многочисленных новых христианских правил. Вероятно влияло понимание длительности по отношению к терминам. Закон - то, что было давно, издавна. Устав - это нововведение норм и пр

116

Там же, с. 703. 117

ПВЛ, с. 80. 118

Там же, с. 126. 119

Там же, с. 77. ПСРЛ. Т. 2, с. 807. 120

Там же, с. 342. 121

Там же, є. 592. Также см.: Устав кн. Всеволода. ПРП. Вып. второй. М. 1954,0.165. 122

Львов А.С. Указ. соч., с. 187.