§ 2 Судебное управление в идеологии и развитии строительства системы советских судебных органов

Теоретические взгляды К. Маркса, Ф. Энгельса и В. Ленина на государ­ство и право оказали определяющее влияние на формирование идеологии госу­дарства и права в России после Октябрьской революции 1917 года. Результатом особенной точки зрения, с которой они оценивали все явления в сфере, охваты­ваемой наукой о государстве и праве, стало появление такого феномена, как государственно-правовая идеология, оценка государственно-правовых явлений с жестко ограниченных позиций теоретического классового сознания, с пози­ций непримиримой борьбы классов[49].

Таким первым нормативным актом Советской России стала Конституция РСФСР 1918 г., в которой утверждалось, что Россия переходит к новой разно­видности республиканской формы правления и объявляется республикой Сове­тов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, с принадлежащей этим со­ветам властью в центре и на местах[50]. При этом В.И. Ленин уточнил, что речь идет не о парламентской республике, поскольку возвращение к ней от С.Р.Д. (Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов), по его мнению, было бы шагом назад, а о республике Советов рабочих, батрацких и крестьянских

95

депутатов по всей стране, снизу доверху .

Естественно, при таком основном законе государства классовая борьба была просто неизбежна, и поэтому не случайно период до принятия Конститу­ции СССР 1924 года характеризовался самой острой борьбой со свергнутыми классами, преодолением самого яростного сопротивления внутренней и внеш­ней контрреволюции. При этом единственная государственная идеология игра­ла доминирующую роль и в организации судоустройства.

Исследуя данную проблему, А.А. Третьякович и М.Е. Хлопаева указыва­ли, что законность не стала ориентиром для большевиков. По их мнению, этот период характеризовался работой двух систем расправ: органов ВЧК и системы революционных трибуналов (ревтрибуналов)[51]. Сама идея появления системы революционных трибуналов впервые была озвучена в Декрете «О суде» № 1,

97

подписанном В.И. Лениным 22 ноября 1917 года . Однако следует отметить, что в первоначальном проекте Декрета о революционных трибуналах ничего не говорилось. Идея создания трибуналов возникла лишь на завершающем этапе работы над ним. Представляется, что эти суды, рассматривая дела, связанные с контрреволюцией, саботажем и другими опасными преступлениями, чем-то отдаленно напоминали военно-революционные суды при Временном прави­тельстве. Чтобы направить их работу, Наркомат юстиции, руководимый в то время Штейнбергом, издал 21 декабря 1917 года дополнительную инструкцию, где, в частности, было отмечено, что «меру наказания революционный трибу­нал устанавливает, руководствуясь обстоятельствами дела и велениями рево-

98

люционной совести» . Первоначально приговоры революционных трибуналов не подлежали обжалованию, однако в случае нарушения установленных форм судопроизводства или обнаружения признаков явной несправедливости приго­вора Наркомат юстиции имел право обратиться во ВЦИК с предложением назначить вторичное рассмотрение дела. Кассационное обжалование и прине­сение протестов на приговоры революционных трибуналов были установлены Декретом ВЦИК спустя лишь восемь месяцев (11 июня 1918 г.) после принятия Декрета о суде №1, на основании которого при ВЦИК был создан кассацион­ный отдел.

Первоначальный проект декрета был разработан уже созданным к тому времени органом судебного управления - Народным комиссариатом юстиции РСФСР.

В связи с этим возникает закономерный вопрос: в чем же причина приня­тия такого радикального Декрета о суде №1, какие объективные и субъектив­ные причины подтолкнули большевиков к этому? Отвечая на него, автор иссле­дования приходит к выводу, что решение проблем в сфере судоустройства и судопроизводства большевиками предполагалось оставить на более поздний срок, поскольку было достаточно других проблем, которые следовало решать безотлагательно. При разрешении проблемных ситуаций в судах применялись наиболее подходящие положения прежнего законодательства и давалось их расширенное толкование применительно к условиям советской власти. Однако на данном этапе большевиков постигла та же участь, что и Временное прави­тельство. Дело в том, что по всей стране стали создаваться самочинные рево­люционные, рабочие, крестьянские и солдатские суды, которые не поддавались никакому контролю.

Несколько позднее, характеризуя данный период, В. И. Ленин писал, что революционный народ «начал устраивать свои, рабочие и крестьянские суды, еще до всяких декретов о роспуске буржуазно-бюрократического судебного аппарата». Следует заметить, что В.И. Ленин еще задолго до Октябрьской ре­волюции предвидел такой поворот событий в первые дни прихода большевиков к власти. В частности, в 1906 г. он писал: «...народ, масса населения, неоформленная, “случайно” собравшаяся в данном месте, сама и непосред­ственно выступает на сцену, сама чинит суд и расправу, применяет власть, тво­рит новое революционное право... Это есть диктатура именно революционного народа»[53]. Таким образом, главным предназначением революционного народа (политического союза рабочего класса, крестьянства и других трудящихся) яв­лялось разрушение старого общества со всеми его репрессивными органами и созидание нового, социалистического общества. В решении этой задачи рево­люционный народ не был связан никакими формальными рамками.

Однако все же думается, что В. И. Ленин при всей своей прозорливости не предполагал, что разрушение остатков самодержавия и пришедшего к власти Временного правительства вызовет яростное сопротивление достаточно могу­щественных противников, для чего ими использовались любые методы борьбы (вооруженной, идеологической) и другие средства как внутри государства, так и вовне.

В первые же месяцы существования Советского государства страну в буквальном смысле захлестнула волна саботажа. В своих выступлениях, стать­ях, заметках В.И. Ленин неоднократно указывает на исключительную опас­ность саботажа. В своем обращении к населению от 7 (20) ноября 1917 г. он призывает революционные массы, сплотившиеся вокруг Советов, установить строжайший революционный, порядок, беспощадно подавлять попытки анар­хии со стороны врагов народа, арестовывать и предавать суду вредителей и са­ботажников.

Борьба с саботажем становится одной из важнейших задач и Военно­революционного комитета (ВРК). В своем обращении к гражданам ВРК указы­вает, что «богатые классы оказывают сопротивление новому советскому прави­тельству, правительству рабочих, солдат и крестьян. Их сторонники останавли­вают работу государственных и городских служащих»[54].

Эти слова в полной мере относились и к чиновникам старых «судебных установлений» (судьям, прокурорам и другим работникам судебных ведомств), которые не подчиняясь распоряжениям Советской власти, продолжали подчи­няться Временному правительству. Яркой иллюстрацией тому является приня­тие 11 ноября 1917 г. резолюции судебными работниками Московского окруж­ного суда о «продолжении своей государственной работы, руководствуясь и впредь лишь законодательными нормами, обнародованными Правитель­ствующим сенатом в установленном порядке, и законными решениями полно­мочной центральной власти. Однако вследствие погрома в здании окружного суда работу приостановить, за исключением занятия административного суда по делам о выборах в Учредительное собрание». В этой же резолюции указыва­ется о проведении следствия о разгроме суда и поручении его производства конкретному судебному следователю[55]. Как видим, данная резолюция была принята еще за десять дней до подписания В.И. Лениным Декрета о суде №1.

Или другой пример. Народный комиссар юстиции приказом от 22 ноября 1917 г. уволил со службы без права на пенсию не явившихся на работу всех чи­новников центрального управления Министерства юстиции до VIII класса включительно, в том числе четырех товарищей министра юстиции, трех дирек-

103

торов и вице-директоров департаментов .

Не считались судьи, адвокаты и прокуроры с декретами и постановлени­ями советской власти и после принятия Декрета о суде №1. Например, чего стоят такие заявления, как «определить свою позицию по отношению к Совет­ской власти как отрицательную и враждебную»[56], или «признать декрет о суде № 1 как исходящий от организации, не признаваемой за власть страной, не име­ющим силы закона. Это насилие над деятельностью суда»[57], «не считаться с декретами и постановлениями Советской власти... В случае же применения си­лы прекратить всякую работу, уйти из суда и не входить с Советской властью в какие-либо переговоры о способах и времени учета и передачи дел, не облег-

106

чать ее деятельности своим опытом и трудом канцелярии» .

Между тем, как видно из архивных источников, буквально в первые же дни после Октябрьской революции, кроме саботажа чиновников различного ранга, перед государством остро встал вопрос борьбы с хищениями государ­ственного имущества, спекуляцией, бандитизмом, хулиганством и другими преступлениями. И при этом следует учесть, что все это происходило на фоне еще не закончившейся войны с Германией.

Безусловно, большевики оказались перед лавиной проблем, решение ко­торых не терпело отлагательства. Практически такое же положение было в свое время и у Временного правительства, которое именно в силу названных выше причин так и не смогло удержать монополию власти в своих руках. Поэтому принятие Декрета о суде №1 было вполне своевременным и логическим отве­том юридическому сообществу, отказавшемуся сотрудничать с захватившими власть Советами. Практически месяц им давалась такая возможность, при этом использовались такие формы воздействия, как убеждение, просьбы, увещева­ния, предупреждение, однако несмотря на это в стране продолжал функциони­ровать Сенат, коммерческий и окружной суды с соблюдением процедур, преду­смотренных законодательством предшествовавших режимов, продолжавшие выносить судебные решения от имени свергнутого Временного правительства. Безусловно, такая деятельность суда справедливо расценивалась больше-

107

виками как агитация против новой власти . Теперь, когда прошло столько времени с тех исторических событий, можно говорить о поспешности, вынуж­денности, декларативности, двойственности, краткости и фрагментарности это­го юридического акта. Однако вряд ли кто усомнится в том, что принятием Де­крета о суде №1 было положено начало судебному строительству обновленной России.

Настоящая позиция автора по данному вопросу не одинока и подтвержда­ется выводами ряда ученых. Интересны в этом отношении исследования А.В. Верещагиной. По ее мнению, в комплекс актов, принятых большевиками после захвата власти с целью ее узаконения, не входил документ о судебной си­стеме. И при этом в подтверждение своих слов ссылается на одного из актив­ных участников советского судебного строительства Я. Бермана, который в своей статье, посвященной первым декретам, ни разу не упоминает Декрета о суде № 1. В результате А.В. Верещагина приходит к выводу о вынужденном характере судебной реформы 1917 г. При этом она утверждает, что Декрет о суде №1, упразднивший судебную систему прежнего режима, появился лишь во второй половине ноября 1917 г. Отсюда, как она полагает, следует, что большевики изначально не предусматривали модернизацию юстиции и лишь

сложившаяся после смены власти обстановка вынудила их предпринимать ша-

108

ги в этом направлении .

Однако с последним тезисом А.В. Верещагиной вряд ли можно согла­ситься. Для этого следует обратиться к первоначальным наброскам статьи «Очередные задачи Советской власти». В них В.И. Ленин высказывает свою точку зрения и о судебной системе, доставшейся в наследство от самодержавия. Он прямо указывает, что «суд был в капиталистическом обществе преимуще­ственно аппаратом угнетения, аппаратом буржуазной эксплуатации. Поэтому безусловной обязанностью пролетарской революции (выделено - Р.А.) было не реформировать судебные учреждения, а совершенно уничтожить, смести до

109

основания весь старый суд и его аппарат» .

Модернизация судебных органов была делом времени. Большевики изна­чально были за радикальное изменение существующей судебной системы. Они настаивали на упразднении всех судебных органов и отстаивали идею о созда­нии единого местного суда, который бы состоял из трудящихся и рассматривал в качестве суда первой инстанции все без исключения уголовные и граждан­ские дела[58].

По мнению автора данного исследования, еще одной веской причиной принятия Декрета о суде №1 явилось следующее. Дело в том, что для удержа­ния власти и становления Советского государства огромное значение имело обеспечение в обществе твердого порядка, дисциплины, самодисциплины масс. Это рассматривалось как первостепенное условие социалистических преобра­зований. В.И. Ленин по этому поводу писал: «Революция только что разбила самые старые, самые прочные, самые тяжелые оковы, которым из-под палки подчинялись массы. Это было вчера. А сегодня та же революция и именно в интересах ее развития и укрепления, именно в интересах социализма, требует беспрекословного повиновения масс единой воле руководителей трудового процесса»[59].

Поэтому большевистское государство сразу взяло курс на установление сильной централизованной авторитарной власти, что стало ее отличительной чертой от последних лет монархического строя и деятельности Временного правительства. Между тем организация государства по такому принципу в це­лом, да еще с таким особенным политическим режимом, была немыслима без такого «органа принуждения как советский суд». Именно на них, по словам Ле­нина, «ложится громадная задача воспитания населения к трудовой дисци- 112

плине» .

Формулируя задачи советского суда, В.И. Ленин писал: «Новый суд ну­жен был прежде всего для борьбы против эксплуататоров, пытающихся восста­новить свое господство, или отстаивать свои привилегии, или тайком прота­щить, обманом заполучить ту или иную частичку этих привилегий. Но кроме того, на суды, если они организованы действительно на принципе советских учреждений, ложится другая еще более важная задача. Это — задача обеспе­чить строжайшее проведение дисциплины и самодисциплины трудящих-

113

ся» (выделено - Р.А.).

В.И. Ленин требовал организации подобных судов «в самом широком масштабе с распространением их деятельности на всю трудовую жизнь стра- ны»[60], считая, что «лишь такие суды, при условии участия в них самых широ­ких масс трудящегося и эксплуатируемого населения, сумеют в демократиче­ских формах сообразно с принципами Советской власти добиться того, чтобы пожелания дисциплины и самодисциплины не остались голыми пожелания-

115

ми» .

Исходя из поставленных лидером пролетарской революции задач перед советским судом и органами судебного управления, автор данного исследова­ния приходит к выводу, что у большевиков была совсем другая шкала правовых и нравственных ценностей, нежели у Временного правительства. Как известно, у последнего не было намерений коренным образом ломать право, действо­вавшее в период самодержавия. Идеологи Временного правительства выдвину­ли идею непрерывности правопорядка, согласно которой в государстве должно было сохраняться действие старых законов вплоть до созыва Учредительного собрания. Только оно было правомочно внести те или иные изменения в зако­нодательство.

Другое дело большевики. Даже беглый взгляд на задачи, стоящие перед советским судом, выделяет среди них такие ключевые позиции, как беспощад­ность и классовая ненависть (выделено - Р.А.), и возведение их в высшую революционную добродетель - борьбу с эксплуататорами. Безусловно, все это никак не согласовывалось с правом и законностью. Однако следует заметить, что В.И. Ленин этому находит определенное объяснение. В своей статье «Пле­ханов о терроре» он дает толкование различия террора буржуазии и большеви­ков: первые, по его мнению, «практиковали террор против рабочих, солдат и крестьян в интересах кучки помещиков и банкиров, а Советская власть приме­няет решительные меры против помещиков, мародеров и их прислужников - в интересах рабочих, солдат и крестьян»[61]. Разумеется, «под решительными ме­рами» понималась деятельность как судов, так и органов судебного управления.

Следует заметить, что о вынужденном применении террора говорил не только В.И. Ленин. По мнению А.И. Балабановой, это была ответная реакция на контрреволюционные выступления. Она пишет, что «к сожалению, обстоятель­ства сложились так, что большевики вынуждены были прибегнуть к террору и репрессиям под давлением иностранных интервентов и русских реакционеров,

117

стремившихся защитить свои привилегии и восстановить старый режим» .

Все это убедительно показывает, что на первоначальных этапах развития советской судебной системы и судебного управления отличительной их чертой являлась классовость. Тем не менее следует отметить, что в годы новой эконо­мической политики (НЭП) в силу многоукладности экономики, легализации частнокапиталистических отношений произошло некоторое смягчение классо­вого подхода. Оно выразилось в том, что суды в определенных рамках охраня­ли интересы частного капитала. Однако это было лишь смягчение, а не отход от классовой линии, которая ярко отразилась в законодательстве (в частности, в уголовных кодексах РСФСР и других союзных республик), а также в целом ря­де судебных процессов, которые прошли в 1920-е гг.

Как уже указывалось выше, в первом Декрете о суде положено начало двух систем его организации-местного народного суда и революционных три­буналов. И это начало сохранилось вплоть до окончания гражданской войны и иностранной военной интервенции. Тем не менее уже тогда закладывался про­ект создания в России единого народного суда, хотя этот принцип по извест­ным причинам в первые годы Советской власти так и не был реализован.

На взгляд автора, требует более полного научного исследования и приход большевиков к руководству Наркоматом юстиции - первым органом судебного управления. Дело в том, что этот вопрос не получил достаточно полного осве­щения в историко-правовой литературе, и настоящая работа нацелена на неко­торое восполнение такого недостатка сведений о начальных этапах руководства советскими судами.

Теперь перейдем к сути проблемы. Известно, что еще за несколько меся­цев до Учредительного собрания у большевиков создалась возможность со-

118

трудничества с левыми эсерами в рамках Совнаркома . Однако левые эсеры поставили изначально неприемлемые для большевиков условия. Они настаива­ли на том, чтобы им были отданы ключевые посты наркомов внутренних, во­енных и железнодорожных дел и юстиции. Не меньшее значение они придава­ли и созданию в России справедливой системы революционного законодатель­ства, что объясняло их упорство в продвижении достаточно неудобной для большевиков кандидатуры И.З. Штейнберга на пост наркома юстиции.

Несмотря на такие, так скажем, неудобные для большевиков условия, коалиция большевиков и левых эсеров все же состоялась, но в большинстве своем на большевистских условиях. В результате в правительстве оказались во­семь наркомов-левых эсеров, в том числе и нарком юстиции И.З. Штейнберг. Помимо этого, левые эсеры были введены в состав всех коллегий наркоматов и в другие центральные правительственные учреждения. Таким образом, нака­нуне созыва Учредительного собрания левые эсеры занимали примерно чет­верть постов в Совнаркоме и около трети мест во ВЦИКе, будучи также замет­но представлены во всех других органах советской власти.

С первых дней в качестве наркома юстиции И.З. Штейнберг активно за­нялся судебным строительством и формированием будущих органов судебного управления на местах. В частности, 19 декабря 1917 г. принимается постанов­ление Наркомюста «Об избрании Советами рабочих, солдатских и крестьян­ских депутатов комиссаров юстиции впредь до создания постоянных судебных установлений и об обязанностях избранных комиссаров»[62]. Практически в этот же день И.З. Штейнбергом местным Советам рассылается циркулярная теле­грамма, в которой предписывалось немедленно избрать комиссаров юстиции,

призванных действовать «впредь до создания постоянных судебных установле-

120

ний» .

С самых первых дней организации судебного управления комиссары юс­тиции наделялись достаточно большими правами. Наглядной иллюстрацией тому является Декрет ВЦИК от 29 декабря 1917 г. «О направлении неокончен­ных дел упраздненных судебных установлений», конкретизировавший функции комиссаров юстиции. В их полномочия входили организационные, кадровые, контрольные и судебные функции, в том числе:

- обеспечение преемственности в делопроизводстве старых и новых су­дов. В этих целях они наделялись «полными правами председателя суда», вплоть до изменения мер пресечения;

- по согласованию с исполкомами они формировали кадровый состав су­дебных работников и комиссариата юстиции;

- принимали решение о допуске на работу бывших чиновников и канце­лярских служащих упраздненных судебных мест.

В то же время комиссары юстиции были обязаны отчитываться о своей работе перед избравшими их Советами и докладывать о выполнении своих функциональных обязанностей Народному комиссару юстиции по собственной инициативе либо по его требованию.

Народный комиссариат юстиции стал активно воплощать в жизнь поло­жения Декрета о суде №1 и последующих декретов о суде. Это касалось не только организации деятельности судов, но и судопроизводства. Серьезной проблемой стало применение дореволюционного законодательства (периода

самодержавия и Временного правительства), которое «не отвечало ни понима-

121

нию, ни требованиям, ни сознанию народа» . Попытка опереться на такие по­нятия, как «революционная совесть» и «революционное правосознание», была признана В.И. Лениным недостаточной.

Исходя из таких положений, Наркомат юстиции установил периодич­ность постепенного отказа от применения дореволюционного законодательства. Практически до завершения 1918 г. советские суды осуществляли правосудие, в первую очередь, на основе социалистического правосознания судьи, а уже за­тем - на основе декретов советской власти при использовании не отмененных большевиками старых законов.

Затем Наркомат юстиции рекомендует судьям осуществлять правосудие только на основе советских законов и своего социалистического правосознания. Таким образом, несмотря на отсутствие прямого запрещения использования дореволюционных законов, фактически их применять было нельзя.

И наконец, примерно с ноября 1918 г. Наркомат юстиции дает указание судьям осуществлять правосудие только на основе советских законов, а при от­сутствии или неполноте закона руководствоваться своим социалистическим правосознанием. Использование законов периода самодержавия и Временного правительства категорически запрещалось.

Наркомат юстиции во главе с И.З. Штейнбергом занял довольно принци­пиальную позицию по саботажу чиновников Правительствующего Сената, об­ратившихся с призывом к судебным работникам страны о неподчинении поло­жениям Декрета о суде №1. Именно в этот период начинается мощная пропа­гандистская кампания против советской власти, в том числе против установле­ния новой судебной системы, с активным использованием газетных изда-

122

тельств, поддерживающих самодержавие и Временное правительство . В от­вет на это Временный революционный комитет (Петроградский ВРК) закрыва­ет ряд оппозиционных газет, что вызвало еще больший шквал критики. Тогда

В.И. Ленин переводит данный конфликт в цивилизованное, законодательное русло. В результате Совнарком издает Декрет о печати, который устанавливает, что закрытие органов прессы, как постоянное, так и временное, может прово-

123

диться только правительством . В Декрете оговаривалось, что такой порядок следует рассматривать как временный и в перспективе дела о злоупотреблениях печати разбирать в судебном порядке. В развитие Декрета СНК о печати 18 де­кабря 1917 г. было принято постановление Наркомюста «О революционном

124

трибунале печати», подписанное И.З. Штейнбергом . В котором устанавли­вался судебный порядок рассмотрения дел о контрреволюционных изданиях и соответствующие санкции.

Между тем возглавляемый И.З. Штейнбергом Наркомат юстиции стано­вится все более неудобным для большевиков. Так, без согласования и обсужде­ния с большевиками 15 декабря 1917 г. И.З. Штейнберг принимает единолич­ное решение о переводе всех заключенных из Смольного и тюремных помеще­ний революционного трибунала в одну из городских тюрем, поскольку там ра­ботали специальные временные комиссии, рассматривающие дела на предмет справедливости содержания их под стражей. Этим же комиссиям предписыва­лось произвести немедленно подобную ревизию во всех прочих тюрьмах Пет-

125

рограда . Однако это никак не вписывалось в планы Всероссийской чрезвы­чайной комиссии (ВЧК)[63], поскольку среди заключенных были политические оппоненты, арестованные чисто в профилактических целях, а не за конкретные контрреволюционные акты. По этому поводу И.З. Штейнберг дал интервью прессе о своем намерении выпустить на свободу заключенных, не виновных в каких-либо конкретных преступлениях.

На следующий день И.З. Штейнберг издает еще один декрет, в котором содержался перечень учреждений, имеющих право санкционировать и осу­ществлять обыски и аресты, а также предписывалось обо всех неправомерных действиях со стороны этих учреждений сообщать в их вышестоящие организа­ции и ему лично.

Наркомат юстиции при руководстве И.З. Штейнбергом неоднократно пы­тался взять под свой контроль работу ВЧК. В этих целях И.З. Штейнберг рас-

127

порядился все материалы ВЧК присылать ему на просмотр . Безусловно, лю­быми путями большевики ему в этом отказывали.

В продолжение борьбы с произволом в осуществлении революционного правосудия, Наркомат юстиции начинает разработку свода советских револю­ционных законов и инструкций для революционных трибуналов, призванных систематизировать их структуру и порядок работы.

Вышеназванные и другие действия возглавляемого И.З. Штейнбергом

Наркомата юстиции привели к открытому столкновению большевиков и левых

128

эсеров на заседании Совнаркома .

Тем не менее И.З. Штейнберг направляет свое распоряжение Советам на местах о приостановлении систематических репрессий, поскольку произошла, как он указывает, стабилизация советской власти и настало время вести борьбу

129

с контрреволюцией в рамках революционного законодательства . В связи с изложенным автор данного исследования приходит к выводу, что И.З. Штейн­берг, как руководитель органа юстиции, прекрасно понимал, что путь расшире­ния репрессий, уничтожения своих политических оппонентов без суда и след­ствия (здесь подразумевается деятельность ВЧК), на который встало большин­ство руководителей первого Советского правительства, является не чем иным, как «дорогой в ад, устланной благими намерениями». Террор, охвативший всю страну, поражал своей масштабностью. По официальным данным, ВЧК в тече­ние 1918 г. репрессировала 31369 человек. Их них было расстреляно 6185 чело­век, заключено в тюрьмы 14829, направлено в концентрационные лагеря 6407

130

человек, взято заложниками 4968 человек .

Давая это распоряжение, И.З. Штейнберг попытался хотя бы таким обра­зом воздействовать на Советы, комиссаров юстиции, подотчетных им, местные суды и революционные трибуналы по прекращению массового террора, охва­тившего всю страну. Позиция левых эсеров по отношению к террору наглядно проиллюстрирована в обзоре деятельности ВЧК. В нем указано, что левые эсе­ры «сильно тормозили борьбу с контрреволюцией, выдвигая свою общечелове­ческую мораль, гуманность и воздержание для ограничения права свободы сло­ва и печати для контрреволюции. Для руководителей советской власти стано­вилось ясным, что совместно с ними будет немыслимо повести борьбу с контр­революцией», так как ВЧК «строилась, главным образом, как орган компар-

131

тии» .

В связи с этим становится совершенно непонятными утверждения о том,

132

что И.З. Штейнберг и Наркомат юстиции ничего не сделали против террора .

По мнению автора монографии, не только ВЧК, но и суды пролетарского государства строились по принципу «органа компартии». Взять хотя бы те же революционные трибуналы, которые были созданы «для борьбы против контр­революционных сил в видах принятия мер ограждения от них революции и ее завоеваний». Так вот, в первой Инструкции Наркомюста от 19 декабря 1917 г. «О Революционном Трибунале, его составе, делах, подлежащих его ведению, налагаемых им наказаниях и о порядке ведения заседаний» среди наказаний, налагаемых трубуналами, были: 1) денежный штраф, 2) лишение свободы, 3) удаление из столицы, отдельных местностей или пределов Российской Респуб­лики, 4) объявление общественного порицания, 5) объявление виновного вра­гом народа, 6) лишение виновного всех или некоторых политических прав, 7) секвестр или конфискация (частичная или общая) имущества виновного, 8) присуждение к обязательным общественным работам.

Как видим, Инструкция для трибуналов, подготовленная в Наркомате юс­тиции еще при И.З. Штейнберге, была достаточно мягкой и не носила крайне репрессивного характера. Уместно будет сказать, что, по мнению того же

133

И.З. Штейнберга, массовый террор в России начался с мая 1918 г. . И автор

исследования действительно допускает такой разворот событий исходя из сле­дующего. В марте 1918 г. из правительства уходит И.З. Штейнберг, освобождая тем самым кресло Наркома юстиции. С приходом на эту должность представи­теля большевиков В.И. Ленин сразу дает указание новому руководству Нарко- мюста следующее указание: «Вместо обращения внимания на реформы учре­ждений, реформы мелкие или почти словесные («трибун»), следует обратить внимание на практические результаты работы коллегии юстиции в деле создания действительно революционного, скорого и беспощадно строгого к контрреволю­ционерам, хулиганам, лодырям и дезорганизаторам суда»[64]. И как видно из ар­хивных документов, критика деятельности Наркомюста при его руководстве И.З. Штейнбергом, не прошла бесследно. 16 июня 1918 г. Наркомат юстиции от­менил все ранее изданные циркуляры о революционных трибуналах и устано­вил, что революционные трибуналы в выборе мер борьбы с контрреволюцией, саботажем и прочим ничем не связаны (неограниченное право применения лю­бой меры наказания), за исключением тех случаев, когда в законе определена мера наказания в выражениях: «не ниже такого-то наказания». Другими словами, трибуналы могли применять любые меры наказания, вплоть до смертной каз-

135

ни .

Перед этим, в мае 1918 г., создается Революционный трибунал при ВЦИК РСФСР, в ведение которого были переданы важнейшие дела, изъятые из под­судности местных революционных трибуналов постановлениями Президиума ВЦИК, Совета Народных Комиссаров или Народного комиссариата юстиции[65].

Последующий период деятельности Накомюста РСФСР как органа су­дебного управления характеризуется перестройкой уже созданных судебных органов. В целях унификации судебной практики, выработки единой каратель­ной политики необходимо было реорганизовать три почти самостоятельные си­стемы революционных трибуналов. В связи с этим был принят Декрет ВЦИК от 23 июня 1921 г. «Об объединении всех революционных трибуналов республи­ки». В качестве единого кассационного органа и органа надзора для всех дей­ствовавших на территории РСФСР трибуналов, а также судебного учреждения для дел особой важности создавался единый Верховный трибунал при ВЦИК. Главный революционный военный железнодорожный трибунал, Революцион­ный военный трибунал республики и состоявший при ВЦИК Верховный рево­люционный трибунал объединялись. Их функции и аппарат передавались еди­ному Верховному трибуналу. Единый Верховный трибунал при ВЦИК учре­ждался в составе: а) пленума или объединенного заседания председателей кол­легии Верховного трибунала, члена-докладчика и представителя ВЧК; б) колле­гий Верховного трибунала: судебной, кассационной, военной и военно-

137

транспортной; в) областных отделений .

Пленуму Верховного трибунала принадлежали все права по надзору, контролю и ревизии, а также инструктированию всех трибуналов респуб­лики по всем вопросам (выделено - Р.А.), имеющим принципиальный харак­тер. Поэтому становится вполне понятным вхождение в его состав представи­теля ВЧК. На взгляд автора исследования, это было ничем иным, как осуществ­ление партийного контроля за деятельностью Верховного трибунала. Исходя из полномочий Пленума Верховного трибунала, автор работы приходит к выводу, что данный судебный орган, помимо осуществления надзорных и судебных функций, также осуществлял в отношении нижестоящих судов контрольные, ревизионные и инструктивные функции, которые в полной мере можно отнести к функциям судебного управления. Верховный трибунал при ВЦИК со всеми своими органами (в его составе были созданы четыре коллегии: кассационная, судебная, военная, военно-транспортная) практически был исполнительно­судебным органом, поскольку Председатель Верховного трибунала и его заме­ститель назначались ВЦИК РСФСР, а при назначении членов коллегий трибу­налов учитывалось мнение Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ) и Народного комиссариата по продовольствию (Наркомпрод).

В автономных республиках и областях были открыты отделения Верхов­ного трибунала. Эти отделения в национальных областях и республиках созда­вались опять же по соглашению с высшими органами власти этих республик и областей и с утверждения Президиума ВЦИК.

В этот же период Народный комиссариат юстиции РСФСР, кроме возло­женных на него функции по организации судебной деятельности, получает право осуществления Высшего судебного контроля[66]. Введение в жизнь этого института имело своей целью установление правильного и единообразного применение всеми судебными органами законов РСФСР и соответствие их дея­тельности общему направлению политики рабоче-крестьянского правительства. К функциям Высшего судебного контроля, учрежденного в составе НКЮ РСФСР, были отнесены: общий надзор за деятельностью судебных органов; признание не имеющими законной силы вступивших в законную силу судеб­ных приговоров или решений, требующих пересмотра в порядке надзора; раз­решение вопроса о возобновлении дел по вновь открывшимся обстоятельствам, независимо от того, каким органом республики эти дела были рассмотрены.

Наряду с отделом Высшего судебного контроля, учрежденного в составе НКЮ РСФСР, существовал и военный отдел управления судебного надзора Верховного трибунала при ВЦИК. Таким образом, в Советской республике бы­ла создана судебно-надзорная инстанция, призванная осуществлять не только чисто судебные функции (рассмотрение дела по существу, пересмотр дел в кас­сационном и надзорном порядке и по вновь открывшимся обстоятельствам), но и организационное управление (Советы, партийные органы, Пленум Верховно­го трибунала при ВЦИК, Наркомат юстиции и его органы) судебной деятель­ностью не только в отношении общих судов, но и революционных, в том числе и военно-революционных трибуналов.

В исследуемый период по-прежнему отчетливо прослеживается классо­во-пролетарский характер советского суда. Одной из важнейших задач органов руководства судами становится требование к судам о вынесении судебных ре­шений исходя из правовых идей, свойственных авангарду правящего класса.

В исследуемые годы (1917-1921 гг.) отчетливо очерчиваются и пределы судебного управления в отношении двух видов судов (общих и трибуналов). С одной стороны, в Наркомюсте РСФСР и его органах оказались сосредоточенны­ми практически ничем не ограниченные функции судебного управления в отно­шении общих судов (организация судебной деятельности, судебный надзор, кон­троль за деятельностью судов, их ревизии, кадровое, материальное, финансовое и иное обеспечение и т.п.). С другой - особые взаимоотношения складываются со специальными судами и особенно с трибуналами, где пределы судебного управ­ления ограничивались лишь уровнем Наркомата юстиции РСФСР.

Между тем отсутствие высшего судебного органа приводило к разобщен­ности в деятельности всех судов, не позволяло складываться единой судебной практике. Конечно, обеспечению такого единства в некоторой степени послужило создание после слияния Верховного трибунала с Кассационным трибуналом Отде­ла высшего судебного контроля в составе Народного комиссариата юстиции РСФСР, получившего право пересмотра дел в порядке надзора в отношении народ­ных судов, советов народных судей и революционных трибуналов. Тем не менее этот орган так и не стал руководящим и надзорным центром для всех судов, хотя и сыграл свою роль в деле установления единой судебной практики в республике.

Таким образом, к 1921 году громоздкость судебной системы страны была уже очевидна для всех. Поэтому остро встал вопрос создания единого суда. В результате острой и подчас бескомпромиссной борьбы, развернувшейся вокруг концепции создания единого суда, 31 октября 1922 года было принято Поло­жение о судоустройстве РСФСР. Однако в нем утверждалось создание на всей территории РСФСР не единого суда, а единой системы судебных учреждений, включавшей в себя: 1) народный суд в составе постоянного народного судьи или постоянного народного судьи и двух заседателей; 2) губернский суд; 3) Верховный суд РСФСР и его коллегии.

В связи с такой реорганизацией революционные трибуналы в губерниях упразднялись и подсудные им категории дел передавались создаваемым гу­бернским судам, и им же перешли многие другие полномочия упраздненных трибуналов. Создание в системе судебных учреждений губернского суда Н.В. Крыленко называл итогом взаимодействия двух тенденций: «отрибуналить совнарсуд» и «осовнарсудить трибунал»[67].

Согласно Положению основным звеном советской судебной системы, су­дом первой инстанции для большинства гражданских и уголовных дел стано­вился народный суд. В свою очередь, губернский суд также являлся судом пер­вой инстанции, но только по наиболее важным делам, а также кассационной ин­станцией для дел, рассмотренных народными судами. Помимо надзора за дея­тельностью нижестоящих народных судов, на губернский суд возлагались и ор­ганизационные полномочия, то есть выполнение некоторых функций органа судебного управления. В частности, губернский суд определял количество участков народных судов в губернии и их границы, которые получали закреп­ление в соответствующем постановлении и утверждались губернским исполни­тельным комитетом (губисполкомом) и Наркомюстом РСФСР.

В соответствии с Положением о судоустройстве высшей судебной ин­станцией РСФСР становится Верховный Суд РСФСР, председатель и члены ко­торого утверждались Президиумом ВЦИК РСФСР. В полномочия Верховного Суда РСФСР входили: рассмотрение в качестве суда первой инстанции дел особой важности; рассмотрение в кассационном порядке дел, рассмотренных губернскими судами, и рассмотрение в порядке надзора дел, решенных любым судом республики, а также контроль над всеми судебными учреждениями рес­публики. Последнее из перечисленных полномочий свидетельствует о посте­пенном наделении высшей судебной инстанции РСФСР функциями управле­ния нижестоящими судами.

Таким образом, вместо Верховного трибунала при ВЦИК и Высшего су­дебного контроля при НКЮ РСФСР был организован Верховный Суд РСФСР, возглавляющий единую систему судебных учреждений Советской республики.

Проведение судебной реформы 1922 г. было серьезным шагом на пути судебного строительства. По сути дела, в Положении о судоустройстве РСФСР были закреплены конституционные основы системы органов современной су­дебной власти, которые отражали ее структурную организацию, гарантирую­щую автономное и отделенное от других систем органов государственной вла­сти самостоятельное функционирование судебных учреждений, наделенных полномочиями по осуществлению правосудия.

Однако наряду с положительными сторонами судебной реформы 1922 г. были и отрицательные. Во-первых, несмотря на создание единой системы су­дебных учреждений, в Положении все же предусматривалось временное сосу­ществование с народными судами таких специальных судов, как военные три­буналы, земельные комиссии, трудовые сессии народных судов, арбитражные комиссии, деятельность которых выходила за рамки юридически оформленной единой системы судебных органов.

Во-вторых, окончательно и бесповоротно на долгие годы вперед было отвергнуто предложение о введении суда присяжных, поскольку, по мнению Н.В. Крыленко, решения суда присяжных могли в корне противоречить задачам той судебной политики, которую проводит авангард пролетариата[68].