После прихода к власти большевиков Д.Д. Гримм почти два с половиной года оставался в России
В июне 1918 года Петроградский университет был переименован в 1-й Петроградский государственный университет (Петроградский Психоневрологический институт был назван при этом 2-м Петроградским госуниверситетом, а Высшие женские курсы - 3-м ПГУ)*(613).
Это был первый всплеск волны реформ, надвигавшейся на российские университеты. Поняв, что с университетской автономией в скором времени будет покончено, брат Давида Давидовича профессор Э.Д. Гримм, избранный 16 октября 1917 года ректором Петроградского университета на третий срок, отказался от своей должности*(614).В июне 1919 года юридический факультет 1-го Петроградского университета, членом которого числился Д.Д. Гримм, был преобразован в политико-юридическое отделение учрежденного на базе историко-филологического факультета и факультета восточных языков "факультета общественных наук"*(615). Деканом ФОНа стал профессор Д.Д. Гримм.
2 августа 1919 года по постановлению Наркомата просвещения РСФСР 1-й, 2-й и 3-й Петроградские университеты были реорганизованы в Единый Петроградский государственный университет.
В ночь с 3 на 4 сентября 1919 года Чрезвычайная комиссия арестовала группу профессоров Петроградского университета. В числе арестованных оказались правоведы Д.Д. Гримм и М.Я. Пергамент. 11 сентября Совет университета, собравшись по этому случаю на экстренное заседание, принял решение собрать деньги на питание находящихся под арестом профессоров и преподавателей, а также послать депутацию к председателю Совета народных комиссаров В.И. Ленину*(616). Д.Д. Гримм был в конце концов отпущен на поруки. 29 октября 1919 года новым деканом "факультета общественных наук" вместо Д.Д. Гримма был утвержден Советом университета профессор Н.Я. Марр.
Весной 1920 года Д.Д. Гримм покинул Советскую Россию и на короткое время поселился в Финляндии в Гельсингфорсе (Хельсинки).
Здесь уже пребывали его жена Вера Ивановна Гримм, сын Иван со своей супругой Марией и сыном (внуком Давида Давидовича) Дмитрием, а также няня Дмитрия - Степанида Кузьмина. Они приехали сюда еще в 1918 году*(617).Д.Д. Гримм стал сотрудником выходившей в столице Финляндии с 5 декабря 1919 года газеты "Новая русская жизнь". Генерал П.Н. Врангель, принявший 22 марта 1920 года пост Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России, назначил его своим официальным представителем в Финляндии*(618). Одновременно профессор Д.Д. Гримм возглавил созданный в этой стране Русский Научный комитет.
Летом 1920 года он получил приглашение из университета старинного эстонского города Тарту занять должность ординарного профессора по кафедре римского права. Это был университет, в котором начиналась его преподавательская деятельность. Давид Давидович вел здесь в 1889-1891 годах тот же самый курс римского права, на который его звали теперь. Только город Тарту именовался в то время Дерптом*(619). Инициатором приглашения Д.Д. Гримма в Тартуский университет являлся его коллега по работе в Сенате и на юридическом факультете Петроградского университета профессор гражданского права Игорь Матвеевич Тютрюмов. К тому времени в Эстонии обосновалось немало русских профессоров. Работали они и в Тартуском университете, причем читали лекции на русском языке. Однако Давид Давидович, несмотря на это, отказался в 1920 году переехать в Тарту.
Осенью 1920 года Д.Д. Гримм находился в Париже. 18 ноября 1920 года он участвовал в заседании Парижского комитета конституционно-демократической партии*(620), а 1 января 1921 года был в Берлине и присутствовал на проходившем в этот день заседании Берлинской группы членов партии народной свободы (кадетов)*(621).
Отношения Д.Д. Гримма с руководством этой партии были весьма сложными. Он не вписывался в рамки либеральной идеологии февральской революции 1917 года, которая проповедовалась Милюковым и К°. Следуя этой идеологии, вожди кадетов главными своими врагами считали не левые партии, а организации правых - движение русских националистов.
Данных воззрений придерживался летом и осенью 1917 года А.Ф. Керенский. Ведя борьбу с русскими националистами, он попустительствовал большевикам и левым эсерам, несмотря на то, что располагал фактами о сотрудничестве их вождей с представителями германского генерального штаба вооруженных сил. В результате этого Керенский фактически создал условия для захвата левыми партиями государственной власти в России. Этот печальный опыт ничему не научил вождей конституционных демократов. Оказавшись в эмиграции, они остались на прежних своих политических позициях. Когда Д.Д. Гримм принял осенью 1920 года участие в создании "Русского Парламентского Комитета за границей", в котором активную роль играли русские эмигранты, придерживавшиеся правых воззрений, Парижский комитет партии кадетов выступил против какого-либо сотрудничества его с данной организацией. Давид Давидович вынужден был на заседании комитета, состоявшемся 14 декабря 1920 года, оправдываться перед его членами, утверждая, что "Русский Парламентский Комитет за границей" "согласно своему уставу не является политической организацией"*(622). Парижский комитет в ответ на это поручил президиуму довести до сведения Д.Д. Гримма "имеющуюся у него и противоречащую такому утверждению информацию"*(623).На заседании Парижского комитета конституционно-демократической партии, состоявшемся 14 декабря 1920 года, П.Н. Милюков представил для обсуждения свою записку о пересмотре партийной тактики в новых условиях. В ней лидер кадетов возложил всю ответственность за поражение в борьбе с большевиками в ходе гражданской войны на правые организации и "национально-русские военные центры". Он предложил отмежеваться от этих "виновников" поражения и вести дальнейшую борьбу с большевизмом без них, объединившись только с организациями, стоявшими на "левом фланге русской общественности"*(624). Д.Д. Гримм выступил с возражениями против предложений Милюкова. "В критике не уделяется достаточно внимания тем объективным трудностям в прошлом опыте, которые никто не мог бы преодолеть, - отмечал он в своем выступлении.
- Мне непонятно огульно отрицательное отношение к правым и слишком уступчивое к левым. Если бы у нас была твердая программа, к нам многие пришли бы справа. Во всей "Записке" основная цель - борьба с большевизмом - затушевана, ибо сохранение принципов февральской революции есть голая формула без реального содержания"*(625).Воззрения, которые исповедовал Д.Д. Гримм в рассматриваемое время, его приверженность к национально мыслившим политическим деятелями русской эмиграции в целом и к генералу Врангелю в особенности - все это сближало его с Иваном Александровичем Ильиным*(626). И.А. Ильин считал П.Н. Врангеля единственным человеком, подходящим к роли русского вождя. Петр Николаевич, в свою очередь, видел в Ильине мыслителя-патриота, наиболее адекватно оценивавшего происшедшее в России и перспективы борьбы с большевизмом. С 1923 года и до смерти Врангеля в 1928 году Иван Александрович вел с Петром Николаевичем интенсивную переписку*(627).
В свете этого неудивительно, что Ильин, с презрением относившийся к кадетам и особенно к вождю этой партии П.Н. Милюкову, был в высшей степени доброжелательно настроен к Д.Д. Гримму. В 1927 году Иван Александрович писал в письме к Н.Н. Крамарж: "Невольно мне пришлось войти во все или, вернее, во многие сложности русской колонии в Праге. На свете вообще не так много людей с сильным и прямым характером... А как они нужны! Какое счастье доверять человеку целиком! Т[о] е[сть] знать, что он не "силен, да зол", и не "благороден, да слаб", - а силен и благороден. Вот почему мне хочется сказать Вам, что я целиком доверяю 1) обоим Гриммам: и Давиду Давидовичу, и Ивану Давидовичу, 2) Ник[олаю] Александр[овичу] Цурикову, 3) брату моему Василию Сергеевичу. Я видел их всех в ответственном и трудном положении; знаю, как они ставят вопросы; и знаю, как они борются. Они и сами все друг другу доверяют целиком"*(628).
Приступая к написанию мемуаров, Ильин составил перечень тем, которым намеревался уделить особое внимание.
В этом перечне отдельной строкой стояло "Д.Д. Гримм и его сын"*(629). Однако намерение свое рассказать в мемуарах об этих людях Иван Александрович не осуществил. Возможно, виною был здесь молодой, резкий характером и скоропалительный на суждения о людях Иван Давидович Гримм.Сына Д.Д. Гримма Ильин привлекал к сотрудничеству в своем журнале "Русский Колокол". Но Иван Давидович почему-то усмотрел в этом журнальном замысле Ильина стремление работать "наперекор" П.Б. Струве и тем "нарушить единство белого фронта". Эти свои обвинения И.Д. Гримм открыто высказал Ильину в письме, написанном в октябре 1927 года. Иван Александрович, в свою очередь, пересказал обвинения младшего Гримма самому П.Б. Струве*(630), назвав их "злым вздором" и заявив при этом, что "опровергать все это ниже моего достоинства - нет ни охоты, ни сил, ни времени". В письме к своему другу И.С. Шмелеву И.А. Ильин высказался по поводу обвинений И.Д. Гримма еще резче. "Третьего дня был расстроен пакостным письмом, полученным от Ивана Гримма из Юрьева, - писал Иван Александрович Ивану Сергеевичу 23 октября 1927 года. - "Обличает" меня (на основании моего конфид[енциального] досье) - в желании нарушить единство белого фронта; "совершить исторический подлог", выдачей моей "философской системы" за "белую идеологию"; в претензии деспотически подвергнуть мир и Россию фил[ософско]-религиозной реформации; в честолюбиво-властолюбивых замыслах орденского характера; в желании работать наперекор Струвинской России... и т.д. Все это тоном большой заносчивости, резким до неприличия, и с высокопарными разъяснениями "истин", продумываемых в состоянии перед магистерским экзаменом. На утомленную душу все это подействовало удручающе... Хочу ему не ответить вовсе. Это прием борьбы: инсинуировать пакости сердца своего предмету своего недоброжелательства"*(631).
Побывав осенью 1920 года в Париже, а в начале 1921 года в Берлине, Д.Д.
Гримм возвратился в Финляндию*(632). Здесь ему рассказали об антибольшевистском выступлении русских моряков в Кронштадте. Видимо, данное событие вселило в него некоторую надежду на скорое падение большевистского режима в России. Давид Давидович немедленно, как узнал о нем, дал телеграмму своим соратникам в Париж. "Кронштадт советский, но антикоммунистический", - сообщал он в ней и далее высказывал свое мнение о произошедшем в Кронштадте: "Нарастает впечатление, что это красная борьба против коммунистов". Текст этой телеграммы Д.Д. Гримма был зачитан 10 марта 1921 года на заседании Парижского комитета партии кадетов*(633).1 сентября 1921 года в газете "Петроградская правда" появилось сообщение о раскрытии заговора, ставившего своей целью свержение советской власти в Петрограде, и о расстреле заговорщиков*(634). В списке их была указана 61 фамилия. Под номером 30-м приводилась фамилия талантливого русского поэта Николая Степановича Гумилева. Кроме него, назывались также фамилии профессора В.Н. Таганцева*(635) и его жены Надежды, профессора государственного права Н.И. Лазаревского, профессора-технолога М.М. Тихвинского, скульптора князя С.А. Ухтомского и др. Как установлено исследователями уже в наши дни, это дело было сфабриковано чекистами*(636). Началась его фабрикация после того, как 30 мая 1921 года советскими пограничниками был убит морской офицер Ю.П. Герман, пытавшийся перейти российско-финляндскую границу. Поскольку убитый пробирался в Финляндию, то и вдохновителя "заговора" чекисты искали в этой стране. Самым видным из проживавших там российских эмигрантов был профессор Д.Д. Гримм. Именно он, являвшийся - как удачно все складывалось для чекистов-фабрикаторов - представителем генерала П.Н. Врангеля, и был объявлен главным вдохновителем указанного "заговора". На роли помощников "руководителя заговора" Д.Д. Гримма чекистами были назначены другие видные деятели русской эмиграции - проживавшие в Париже П.Б. Струве и В.Н. Коковцев. Им была приписана организация "группы русских финансистов для оказания финансовой и продовольственной помощи Петрограду после переворота".
18 мая 1922 года в Праге открылся Русский Юридический факультет*(637). Для чтения обучавшимся в нем русским студентам курсов истории римского права и догмы римского права, а также гражданского права дореволюционной России был приглашен Д.Д. Гримм. Так начался чешский период эмигрантской жизни русского правоведа. Давид Давидович поселился со своей семьей в предместье Праги под названием Вшеноры. Здесь тогда селились многие русские эмигранты, обосновавшиеся в Чехословакии. В частности, некоторое время во Вшенорах снимала квартиру русская поэтесса Марина Цветаева. Жил здесь и инженер Николай Николаевич Ипатьев с женой Марией Федоровной: именно в их доме был расстрелян бывший император Николай со своей семьей.
23 апреля 1924 года умер организатор Русского Юридического факультета в Праге и его первый декан профессор П.И. Новгородцев*(638). Вместо него на пост декана был избран Д.Д. Гримм.
В период своей работы в Праге Давид Давидович умудрялся читать лекционные курсы и в Русском Научном институте в Берлине. В Государственном архиве Российской Федерации хранится расписание лекций, читавшихся в этом научном и учебном центре русских эмигрантов профессором Д.Д. Гриммом*(639). И в то же время здесь имеется немалое количество документов, отражающих его деятельность в рассматриваемое время в рамках Русского Юридического факультета в Праге*(640).
В 1926-1927 годах проходил подготовку к профессорскому званию по кафедре государственного права на Русском Юридическом факультете в Праге сын Давида Давидовича Игорь Гримм. В июне 1927 года он успешно сдал магистерский экзамен. Его магистерская диссертация была написана на тему: "Двойственность государственно-общественного бытия в учении Аристотеля".
Русский Юридический факультет в Праге имел статус частного учебного заведения. Материальная база его деятельности формировалась из платы студентов за обучение (60 чешских крон за полугодие) и денежных дотаций из государственного бюджета Чехословакии. С середины 20-х годов финансовая помощь Чехословацкого правительства стала урезаться, а затем и вовсе была прекращена. Это заставило руководство Русского Юридического факультета прекратить прием новых студентов с 1925/26 учебного года и объявить о завершении деятельности его как учебного заведения после выпуска последних из обучавших здесь студентов, то есть с весны 1929 года. После этого факультет функционировал вплоть до вторжения в Чехословакию немецких войск, но лишь в качестве ученой корпорации, ведущей научные исследования.
Профессор Д.Д. Гримм не стал дожидаться окончательной ликвидации Русского Юридического факультета и в августе 1927 года принял повторное предложение Тартуского университета занять вакантную кафедру римского права. 12 августа указанного года он был зачислен в штат этого учебного заведения.
Переехав в Тарту, Д.Д. Гримм не расстался окончательно с Прагой. Он покинул пост декана Русского Юридического факультета, но остался в должности его профессора*(641). В июле 1929 года Гримм безуспешно пытался с другими профессорами (Е.В. Спекторским, С.В. Завадским, А.А. Кизеветтером) добиться от правительства Чехословакии предоставления некоторого числа стипендий русским студентам-эмигрантам для того, чтобы возобновить прием на первый курс Русского Юридического факультета.
Преподавал Давид Давидович Гримм в Тартуском университете семь лет: в 1934 году - в возрасте семидесяти лет - он вышел на пенсию.
***