<<
>>

§ 1. Понятие, сущность и значение адвокатского расследования как правозащитной формы деятельности адвоката

Для достижения своих профессиональных целей адвокат наделён полномочиями, в том числе на собирание и представление доказательств, реализацию которых в научных и правоприменительных кругах иногда называют «адвокатским расследованием»1.

В дореформенный советский период адвокаты не обладали полномочиями по самостоятельному собиранию доказательств. Закон СССР от 30 ноября 1979 года № 1165-Х «Об адвокатуре в СССР»[27][28] в статье 6 и Положение об адвокатуре РСФСР (утв. Законом РСФСР от 20 ноября 1980 года)[29] в статье 15 дозволяли адвокату, выступающему в качестве представителя или защитника, лишь запрашивать через юридическую консультацию справки, характеристики и иные документы от государственных и общественных организаций, которые были обязаны выдавать эти документы или их копии.

Обращения к субъектам государственного расследования также были не эффективны. По статистическим данным Министерства юстиции СССР, в 1970-

1980 годах более 70% ходатайств и заявлений адвокатов РСФСР были отклонены1.

Фундаментальные основы адвокатского расследования, по теории И.Е. Миловой, заложила Концепция судебной реформы, утвержденная Постановлением Верховного Совета РСФСР от 24 октября 1991 года № 1801-1[30][31], содержащая «значимые положения о том, что защитнику и представителю потерпевшего обеспечивается возможность самостоятельно собирать

3 доказательства по делу, допустимость которых устанавливается законом»[32].

Концепцию судебной реформы 1991 года Ю.Б. Чупилкин называет первым этапом или закреплением основ развития института адвокатского расследования в законотворчестве уголовного судопроизводства России[33].

Принятие Конституции РФ, провозгласившей приоритет прав и свобод человека и гражданина (ст. 2, 17, 18), всеобщее равноправие (ст.

19) и состязательность сторон судопроизводства (ч. 3 ст. 123), потребовало изменения отраслевого и специального законодательства, черты которого, характерные для советского периода, уже не могли сосуществовать с происходящими в системе правового регулирования реформами, одним из результатов которых стало появление управомочивающих норм (дозволений)[34], наполняющих статус адвоката свойствами самостоятельного субъекта доказывания.

Первой нормативной концепцией «параллельного расследования» И.Е. Милова считает проект Уголовно-процессуального кодекса, подготовленный в Главном государственно-правовом управлении Президента РФ[35], в котором

защитник наделялся полномочиями по производству «частных расследовательских мер»1.

Ю.Б. Чупилкин обозначил указанный проект УПК как второй этап развития идеи адвокатского расследования, а третьим, по его мнению, является принятие нового Уголовно-процессуального кодекса РФ[36][37].

Вместе с тем на сегодняшний день нет единого научного понимания сущности адвокатского расследования. Одни учёные считают, что наделение собранных адвокатом сведений статусом «доказательств» подчинено дискреции властных субъектов процессуальной деятельности и процессуальным требованиям в целом[38], другие - само адвокатское расследование причисляют к процессуальной деятельности и даже к одной из форм предварительного

4

расследования[39], а третьи - и процессуальный характер адвокатского расследования отрицают, и доказательственный статус собираемых адвокатом сведений не признают[40].

В связи с этим, в настоящее время назрела необходимость в комплексном исследовании деятельности адвоката, связанной с собиранием и представлением доказательств, выходящим за рамки «классического (англо-саксонского) понимания модели адвокатского расследования»[41].

М.А. Осьмаков в результате диссертационного исследования приходит к выводу о «необходимости введения в уголовный процесс института адвокатского расследования как логического завершения идеи законодателя о реализации принципа состязательности на всех стадиях путём включения его в статью 150 УПК РФ, устанавливающую формы предварительного расследования»[42].

При этом М.А.

Осьмаков не формулирует само определение адвокатского расследования, поэтому его предложение может быть оценено лишь через анализ статьи 150 УПК РФ, которая функционально связана с положениями статьи 151 УПК РФ и «скорее регулирует вопросы, связанные с подследственностью уголовных дел, чем характеризует отдельные формы предварительного расследования»1.

Е.Г. Мартынчик считал, что «адвокатское расследование - это основанный на законе, опирающийся на правовые основы вид публично-правовой деятельности, осуществляемый адвокатом на досудебном производстве по уголовному делу в интересах подзащитного или доверителя в целях выявления, установления и закрепления доказательств и обстоятельств, имеющих значение для защиты прав, свобод, законных интересов подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего, гражданского истца, гражданского ответчика»[43][44][45].

«Публично-правовой» характер адвокатского расследования, как и деятельность адвоката в уголовном процессе в целом, Е.Г. Мартынчик объяснял «самой сущностью уголовного судопроизводства как публичной деятельности

3

государства...» .

Вероятно, следуя заданным Е.Г. Мартынчиком традициям, А.Н. Калюжный утверждает о «возможности представления адвокатского расследования как правового института, образованного совокупностью процессуальных норм, и как процессуальной деятельности защитника, направленной на получение доказательственной информации»[46].

Однако формулирование и толкование понятия адвокатского расследования сегодня уже не может строиться лишь на его формальном созвучии с наименованием статьи 150 УПК РФ (Формы предварительного расследования), поскольку термин «расследование» фигурирует и в иных отраслях права (ст. 28.7

КоАП РФ «Административное расследование»; Федеральный закон от 27.12.2005 № 196-ФЗ «О парламентском расследовании Федерального Собрания РФ»; ст. 229.2 ТК РФ «Порядок проведения расследования несчастных случаев»; ст. 62 ГрК РФ «Расследование случаев причинения вреда.» и т.д.).

Современные научные представления об адвокатском расследовании явно выходят за рамки форм предварительного расследования. Так, Ф.Я. Халилов пишет, что «адвокатское расследование не сугубо уголовно-процессуальный институт, законодатель может оперировать им и в других отраслевых законодательных актах, не регулирующих правоотношения, входящие в сферу уголовного судопроизводства»1.

По этой же причине выглядит неубедительно определение В.Ю. Мельникова, который под адвокатским расследованием понимает «урегулированную законом уголовно-процессуальную деятельность на фазе досудебного производства и осуществляемую путём производства иных процессуальных действий в целях защиты прав, свобод, законных интересов участников уголовного судопроизводства»[47][48].

А.С. Салакко, не соглашаясь с В.Ю. Мельниковым, предлагает «адвокатское расследование» закреплять не в статье 5 УПК РФ, а в Федеральном законе «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ» в следующей формулировке: «Адвокатское расследование - это урегулированная нормами права деятельность адвоката по сбору сведений и выявлению обстоятельств, имеющих юридическое значение, в целях защиты прав, свобод и законных интересов доверителя»[49].

Не смотря на приемлемость предлагаемого А.С. Салакко определения и для

4 других, кроме уголовного, видов судопроизводства, в цитируемой[50] и последующих своих публикациях он, тем не менее, говорит об адвокатском расследовании как о деятельности адвоката именно в уголовном процессе[51].

В связи с изложенным, наиболее приближенной к актуальному восприятию сущности адвокатского расследования в контексте его правозащитного значения представляется дефиниция, предлагаемая И.В. Велиевым: «Адвокатское расследование - это деятельность адвоката, направленная на выявление, установление и закрепление доказательств и обстоятельств дела, имеющих значение для защиты прав, свобод и законных интересов личности в уголовном, гражданском или административном судопроизводстве»1, хотя и это определение ограничивает возможности адвокатского расследования процессуальными рамками.

Не взирая на различия представленных в науке понятий адвокатского расследования, большинство исследователей данной темы сходятся в одном: его константная цель - защита прав, свобод и законных интересов доверителя, под которым процитированные учёные, рассматривающие уголовный процесс в качестве сферы реализации адвокатского расследования, подразумевают человека (видимо, в силу правила статьи 19 УК РФ о том, что субъектом уголовной ответственности является только физическое лицо).

Именно нацеленностью на правовую защиту конкретной личности, то есть сугубо частных (а не публичных) интересов, и характеризуется сущность адвокатского расследования как правозащитной деятельности, под которой обычно имеют в виду «систематическую работу, направленную (ориентированную) на восстановление нарушенных прав и свобод человека и гражданина.»[52][53].

Однако надо понимать, что на практике интересы доверителя (пусть даже и законные) не всегда согласуются с целью установления истины по делу. В связи с этим, одним из дискуссионных остаётся вопрос установления объективной истины - является ли она (истина) целью адвокатского расследования?

Из положений пунктов 2, 3 ст. 2 Закона об адвокатуре следует, что адвокат участвует не только в судопроизводстве, но ив рассмотрении и разрешении споров, конфликтов и иных вопросов правового характера (правовые споры) в установленном законом порядке уполномоченными административными и другими квазисудебными органами и лицами (к примеру, дисциплинарное производство), а также оказывает юридическую помощь, не вступая в процессуальные отношения (запрашивает документы от юридических лиц, получает объяснения и предметы от физических лиц и т.д.), при этом, вне зависимости от процессуальных рамок, за адвокатом сохраняются его полномочия на собирание доказательств, закреплённые в статьях 6, 6[54] Закона об адвокатуре.

Следовательно, правильнее рассматривать адвокатское расследование не как вид или часть процессуальной, императивно регулируемой публичным правом, деятельности с присущими ей целями и рамками, а как «универсальное средство правовой защиты, включающее самостоятельное (частное) собирание адвокатом доказательств»1.

Значение адвокатского расследования для доверителя может определяться особенностями субъектного состава правоотношения, в котором он участвует.

Так, в делах о преступлениях, административных и налоговых правонарушениях, при исполнении уголовного и административного наказания, применении налоговых санкций - одной из сторон выступает государство через свои органы и должностные лица, уполномоченные на изобличение, обвинение лица в правонарушении, назначение и исполнение установленного им (государством) наказания (ст. 43 УК РФ; ст. 3.1, 3.9, 24.1 КоАП РФ; ст. 114 НК РФ; ст. 1 УИК РФ), то есть в указанных правоотношениях движущей (карательной) силой является государственное обвинение (обвинительная власть), поэтому их условно можно объединить в одну общую категорию «обвинительное производство».

Более того, как подозреваемый в преступлении, задерживаемый в установленном статьями 91, 92 УПК РФ порядке на срок не более 48 часов (ч. 1 ст. 10 УПК РФ), так и лицо, в отношении которого ведётся производство по делу об административном правонарушении, в случаях, предусмотренных частями 2, 3 ст. 27.5 КоАП РФ, а также злостно уклоняющийся от отбывания наказания, в том числе скрывшийся с места жительства, и объявленный в розыск осуждённый, местонахождение которого неизвестно, в случаях, предусмотренных ч. 2 ст. 30, ч. 4 ст. 32, ч. 4 ст. 46, ч. 6 ст. 58, ч. 2 ст. 60.17 УИК РФ, могут быть задержаны на срок до 48 часов1.

«В конституционно-правовом смысле понятие «лишение свободы» имеет автономное значение, заключающееся в том, что любые вводимые в отраслевом законодательстве меры, если они фактически влекут лишение свободы (будь то санкция за правонарушение или принудительные меры, обеспечивающие производство по делу), должны отвечать критериям правомерности в контексте статьи 22 Конституции РФ и статьи 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, составляющих нормативную основу регулирования ареста, задержания, заключения и содержания под стражей в сфере преследования за уголовные и административные правонарушения в качестве мер допустимого лишения свободы»[55][56].

В связи с тем, что «задержание, арест, заключение под стражу и содержание под стражей, несмотря на их процессуальные различия, по сути, есть лишение свободы, Европейский Суд предлагает оценивать их не по формальным, а по сущностным признакам, таким как принудительное пребывание человека в ограниченном пространстве, изоляция его от общества, невозможность свободного передвижения и общения с неограниченным кругом лиц»[57].

Европейский Суд считает, что «статья 5 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, провозглашая право на свободу и личную неприкосновенность, говорит о физической свободе лица; её цель - гарантировать, чтобы никто не мог быть произвольно лишён свободы в смысле данной статьи, для чего следует исходить из конкретной ситуации и учитывать такие критерии, как характер, продолжительность, последствия и условия исполнения рассматриваемой меры; лишение свободы и ограничение свободы отличаются друг от друга лишь степенью или интенсивностью, а не природой или сущностью»1.

Учитывая, что предусмотренное частью 2 ст. 48 Конституции РФ «право на адвоката» гарантируется с момента задержания или заключения под стражу и в силу части 3 ст. 56 Конституции РФ «не может быть ограничено ни при каких обстоятельствах»[58][59], логичным представляется вывод о необходимости обеспечения квалифицированной юридической помощью каждого лишённого свободы в том смысле, в котором толкуют это понятие Конституционный Суд РФ и Европейский Суд по правам человека.

Другими словами, профессиональной защите адвокатом подлежат все находящиеся под юрисдикцией Российской Федерации физические лица в случаях лишения (ограничения) их свободы в любых проявлениях и независимо от вида юрисдикционного производства, в рамках которого имеют место фактическое задержание, доставление, привод, арест, заключение под стражу и содержание под стражей, иные государственные меры, каким-либо образом затрагивающие право на свободу и личную неприкосновенность.

Конституционный Суд РФ, обобщая свои правовые позиции относительно положений статей 48 и 49 Конституции РФ, подчеркнул, что «они - хотя и адресованы напрямую лишь обвиняемым в совершении преступления - выражают

общие принципы права и в полной мере касаются публичной ответственности не только в уголовном, но и в административном праве»1.

Сходство между производством по уголовным делам и делам об административных правонарушениях, в частности в вопросах доказывания и доказательств, ранее уже отмечалось видными учёными[60][61]. Поэтому позиция Конституционного Суда РФ обоснована не только с практической, но и с теоретической стороны.

Таким образом, во всех случаях принудительного участия в процессуальных действиях физического лица, в том числе содержащегося в условиях изоляции от общества, либо доставленного путём привода, ему должна быть оказана профессиональная помощь адвоката по аналогии с тем, как это предусмотрено частью 6 ст. 172 УПК РФ, согласно которой обвинение может быть предъявлено в день привода обвиняемого при условии обеспечения следователем участия защитника.

То есть процессуальное действие, организация которого сопровождается принуждением физического лица в любой форме, является законным, а полученные в результате доказательства - допустимыми, если ему была предоставлена реальная возможность получить квалифицированную юридическую помощь.

В свете приведённых выводов, предлагается снабдить требованием об обязательном участии адвоката и иные законоположения, в частности, предусматривающие совершение судебным приставом действий, так или иначе сопряжённых с задержанием, принудительными доставлением (приводом) и пребыванием человека в ограниченном пространстве, невозможностью его свободного передвижения и общения с неограниченным кругом лиц,

свидетельствующих об исполнительном (государственном) преследовании данного физического лица.

В гражданском судопроизводстве, напротив, прокурор даёт заключение по делам о выселении, о восстановлении на работе, о возмещении вреда, причинённого жизни или здоровью, в других предусмотренных законом случаях (ч. 3 ст. 45 ГПК РФ), не осуществляя при этом функции административного, уголовного, исполнительного и иного государственного преследования, то есть прокурор не является обвинителем в гражданских делах, подавляющее число которых возбуждается и рассматривается в качестве спора между сторонами - истцом и ответчиком (ст. 38 ГПК РФ) на началах их юридического и фактического равенства (ст. 6 ГПК РФ).

Поэтому особо уязвим правовой статус того, кто оказался под воздействием именно «обвинительного производства», осуществляемого государством, наделённым полномочиями по ограничению конституционных гарантий (ч. 3 ст. 55 Конституции РФ), вплоть до лишения человека свободы. В связи с этим роль адвокатского расследования как правозащитной формы юридической помощи, право на которую «не подлежит ограничению ни при каких обстоятельствах», представляется чрезвычайно важным и актуальным аспектом обеспечения защиты личности от любого государственного преследования.

Деятельность государственных учреждений, органов и должностных лиц, уполномоченных возбуждать уголовные дела (ст. 21, 146, 147 УПК РФ), дела об административных правонарушениях (ст. 28.1 - 28.4 КоАП РФ), производить предварительное (ст. 150, 151 УПК РФ), административное (ст. 28.7 КоАП РФ) и иные виды расследования (например, предусмотренное ст. 62 ГрК РФ), налоговый контроль (ст. 82 НК РФ), рассматривать дела о налоговых правонарушениях (ст. 101, 101.4 НК РФ), исполнять судебные акты (в том числе в части наказания) и обеспечивать порядок деятельности судов (ст. 1, 5 ФЗ «Об исполнительном производстве»; ст. 16 УИК РФ; ст. 11, 12 ФЗ «О судебных приставах»), направленную на изобличение виновных в совершении уголовных, административных, налоговых правонарушений, привлечение их к

ответственности, назначение и исполнение наказаний, принудительное исполнение требований исполнительных документов, связанное с лишением должника-гражданина свободы - для удобства изложения целесообразно условно именовать «государственным обвинением» или «государственным преследованием», а собирание доказательств субъектами указанной деятельности и судом (ч. 2 ст. 10, ч. 1 ст. 82, ч. 13 ст. 101.4 НК РФ; ст. 26.2 КоАП РФ; ч. 1 ст. 86 УПК РФ; абз. 5 п. 1, абз. 1, 13 п. 2 ст. 12 ФЗ «О судебных приставах»), включая результаты проверки, проведённой в ходе осуществления государственного и муниципального контроля (надзора) (ч. 3 ст. 26.2 КоАП РФ) - «государственным расследованием».

Итак, правовая защита личности всеми не запрещёнными законом способами и средствами представляет собой одно из приоритетных направлений современной адвокатской деятельности. Однако в нашей стране так было далеко не всегда. Впервые термин «адвокат» в России был употреблён в 1716 году в Воинских уставах Петра I, но институт адвокатуры не получал своего развития по причине «негативного отношения к данной профессии со стороны глав государства Российского, сохранявшегося вплоть до отмены крепостного права»1.

Судебными уставами 1864 года была введена присяжная адвокатура, которая просуществовала до Октябрьской революции и упразднена знаменитым Декретом Совнаркома от 5 декабря (22 ноября) 1917 года № 1 «О Суде» (п. 3)[62][63].

Декретом ВЦИКС от 30 ноября 1918 года «О Народном Суде РСФСР» были учреждены коллегии защитников, обвинителей и представителей «для содействия Суду в деле наиболее полного освещения всех обстоятельств, касающихся обвиняемого или интересов сторон, участвующих в гражданском процессе» (ст. 40)[64].

В юридической литературе советского периода активно обсуждался вопрос о процессуальной функции адвоката, при этом основополагающей была позиция, согласно которой он рассматривался фактически в качестве некоего помощника государства в лице его представителей, занятых правоохранительной работой.

В научных комментариях к источникам права того времени встречались лозунги, которые сегодня выходят за рамки самой теории разделения процессуальных функций: «Защитник обвиняемого не должен быть его укрывателем, не должен затруднять процесс раскрытия истины и во что бы то ни стало стараться обелить и выгородить своего подзащитного. Цель защиты на суде не может быть иной и отличной от цели самого суда - отыскать истину в процессе, каковая цель обязательна и для прокурора.»1.

Подходы в понимании назначения защитника долгое время базировались на отождествлении категории истины с общими целями, как адвоката, так и правосудия в целом. Представители научной мысли продолжали утверждать, что «представляя оправдывающие обвиняемого или смягчающие его ответственность доказательства, защитник способствует выяснению истины по делу, то есть подчиняет свою деятельность целям правосудия»[65][66].

Расстановка ценностей, при которой личность занимала последнее, после интересов государства и общества, место отражала тогда идейную основу, определяющую содержание, назначение и даже смысл всей правовой системы. В Положении об адвокатуре РСФСР, утверждённом Законом от 20 ноября 1980 года, в числе задач адвокатуры предусматривалось «содействие осуществлению правосудия», что, по мнению И.Л. Трунова, противоречит самой сущности

3

адвокатуры[67].

Однако и среди деятелей современности до сих пор встречаются те, кто имеют весьма векторное представление о назначении уголовного процесса,

охватывающее его характеристику лишь как точечное воздействие, направленное на ликвидацию преступных проявлений в обществе, не интегрированное в систему защиты всего спектра интересов последнего, базирующегося, прежде всего, на индивидуальных правах и свободах. «Цели уголовного процесса, - полагает, к примеру, Ю.К. Орлов, - привлечение к уголовной ответственности виновных, назначение им справедливого наказания, возмещение ущерба потерпевшему.»1. «Примат интересов отдельной личности над социальными - не более чем химера, иллюзия, утешительный самообман, самомнение и притязание человеческого разума. Никогда права отдельного человека не были и никогда не будут высшей ценностью»[68][69].

Подобная позиция не согласуется с провозглашённой в наши дни иерархией ценностей, высшей из которых 12 декабря 1993 года с принятием Конституции РФ был признан человек, его права и свободы, что положило, по мнению

3

представителей конституционной науки[70], «начало процессу гуманизации всех государственно-правовых институтов и предопределило основные тенденции развития отрасли конституционного права России в постсоветский период. С этого времени стержневым направлением реформации взаимоотношений

4 государства и личности становится концепция приоритета интересов последней»[71].

Коренное преобразование системы конституционного регулирования имело прямое проявление в области уголовной юстиции, поскольку в ней, как нигде более, ощутима грань, за которой личность вовлекается в орбиту действия государственного преследования, санкционирующего ограничения её прав и свобод.

Результатом трансформации новых принципов правосудия в отраслевое законодательство стало принятие Уголовно-процессуального кодекса РФ, который, отказавшись от использования понятий «цель» и «задачи», установил, что уголовное судопроизводство, помимо «защиты прав и законных интересов

потерпевших», имеет своим назначением «защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения её прав и свобод» (ст. 6).

Идея законодателя о назначении уголовного процесса, определяемом как всесторонняя защита личности, стала предметом изучения в литературе. П.А. Лупинская на эту тему пишет: «Стратегия развития уголовного судопроизводства, исходя из его «высокого политического значения», должна быть направлена, главным образом, на усиление гарантий прав личности: будь то подозреваемый (обвиняемый), потерпевший или иное лицо, чьи права и интересы затронуты при проведении расследования или судебного разбирательства»1.

Общая либерализация общественной жизни, теоретическое переосмысление положения человека в обществе, его взаимоотношений с государством не могли, по мнению деятелей правовой сферы[72][73], не повлиять на представления о характере уголовного судопроизводства, его назначении и принципах. Со временем в науке формировалась позиция, согласно которой «установление объективной картины расследуемого деяния - дело обвинения. Если защитник, как и обвинитель, будет стремиться к установлению истины, то институт защиты будет разрушен»[74].

Интересы доверителя сегодня относят к «элементам конституционно­правового статуса адвокатуры»[75], поэтому именно они становятся отправной точкой в установлении цели и пределов адвокатского расследования как его теоретико-правовых аспектов.

В системе современного нормативного регулирования осуществление функции защиты может быть вообще не подчинено цели установления объективной истины в виду отсутствия обязанности доказывать невиновность. Подвергаемое налоговому, административному или уголовному преследованию лицо вправе лично и (и/или) через адвоката всеми законными средствами доказывать наличие обстоятельств, «выгодных» только для стороны защиты.

С этим положением солидаризируется и И.Б. Михайловская, полагая, что «защитник участвует в доказывании лишь с целью выявить юридические и/или фактические обстоятельства, препятствующие вынесению обвинительного приговора либо смягчающие ответственность своего подзащитного»1. Сказанное противопоставляет функции и интересы обвиняющей и защищающейся сторон в делах о налоговых, административных и уголовных правонарушениях.

Полярность процессуальных интересов сторон, в то же время, не отменяет их равноправия и состязательности. А.В. Смирнов и К.Б. Калиновский, развивая это положение, пишут: «В соответствии с принципом равенства сторон сведения, собранные защитником, сразу являются доказательствами, так же как и сведения, собираемые следователем, дознавателем, прокурором и судом»[76][77].

Вопрос о роли адвоката в категории частных и публичных интересов всегда

3 оставался дискуссионным в отечественной юридической литературе[78]. Справедливым представляется утверждение Д.П. Баранова и М.Б. Смоленского: «Адвокат защищает закон от произвола, поэтому деятельность адвоката отвечает как интересам конкретного гражданина, так и интересам государства и общества»[79].

Для реализации принципа состязательности сторон судопроизводства, адвокат нуждается в оснащении его правового статуса такими правомочиями, которые позволяли бы с одной стороны - выступать равновесным субъектом доказывания, а с другой - обеспечивать цивилизованное противостояние с обвинительной властью, исключающее обоюдные злоупотребления и нарушения прав заинтересованных лиц. Ролью подобного стабилизирующего фактора призван служить комплекс способов собирания доказательств адвокатом.

Собирание и представление адвокатом доказательств вне концепта установления объективной истины представляет собой главное отличие адвокатского от государственного расследования. Защита законных интересов доверителя, не обязанного доказывать свою невиновность, - вот подлинное предназначение адвоката. По убеждению Н.А. Колоколова, «для умиротворения общества не истина нужна, а уверенность в том, что зло справедливо наказано, оно не повторится»1.

«Это в советские времена, - напоминают Д.П. Баранов и М.Б. Смоленский, - из адвоката хотели сделать второго прокурора, навязывая ему задачу установления объективной истины как главную, а задача адвоката состоит в том, чтобы любыми, но только законными, способами защищать своего клиента и в том числе от государства»[80][81].

Гипотетическое требование о стремлении к установлению объективной истины применительно к адвокату ограничивало бы его независимость в осуществлении защиты прав человека, поскольку неизбежно смещало приоритет последних в сторону первостепенности решения государственных задач в сфере правопорядка.

Очевидность подобных воззрений демонстрирует тенденция законодательной реформации процессуального права, которое сегодня не содержит самого понятия «объективной истины». Однако некоторые современники, представляя интересы российской обвинительной власти, выражают в этом вопросе регрессивные взгляды, демонстрируя приверженность к общественному строю полицейского типа, при котором элементы гражданского общества не получают своего развития до уровня, характерного для демократического правового государства.

«Мне очень хочется, - отвечает на вопрос о предложениях по изменению действующего законодательства заместитель руководителя Следственного управления Следственного комитета России по Ярославской области Ш.А.

Кайбышев, - чтобы в УПК РФ была возвращена норма, согласно которой целью или одним из принципов уголовного судопроизводства является установление истины по делу»1.

Благодаря аналогичному желанию одного из субъектов законодательной инициативы, в 2014 году в Государственную Думу РФ был внесён законопроект «О введении института установления объективной истины по уголовному делу»[82][83], концепция которого, как полагает Федеральная палата адвокатов РФ, «не соответствует Конституции РФ»[84].

Возражения концептуального характера, высказанные адвокатским сообществом, касаются положений указанного проекта Федерального закона, дополняющих Уголовно-процессуальный кодекс РФ статьёй 16.1, часть 2 которой, по замыслу её автора, должна содержать следующее: «Суд не связан мнением сторон. При наличии сомнений в истинности мнения сторон суд принимает все необходимые меры к установлению действительных фактических обстоятельств уголовного дела.»

По мнению Федеральной палаты адвокатов РФ, «в данных новациях суд ставится в положение стороны обвинения и так же, как и во всём законопроекте, тщательно обходится вопрос о презумпции невиновности и возможности

4

постановки оправдательного приговора»[85].

Реакция на предложение депутата А.А. Ремезкова о дополнении статьи 252 УПК РФ частью 3, согласно которой суд по собственной инициативе «восполняет неполноту доказательств», замкнула правовую позицию Федеральной палаты адвокатов РФ утверждением, что «при фактически общепризнанном и

фиксированном официальными документами обвинительном уклоне российских судов для него открываются новые, не оправданные ничем возможности»[86].

Для объективности и всесторонности научного исследования в части изучения целей адвокатского расследования необходимо затронуть вопросы, касающиеся участников юридического процесса (производства), чьи права и законные интересы также являются одним из объектов конституционной охраны, поскольку судебным или административным решением их судьба затрагивается не меньше, чем лица, в отношении которого ведётся производство по делу об административном (уголовном) правонарушении.

Речь идёт о потерпевшей стороне - физическом или юридическом лице, которым административным либо уголовным правонарушением причинён физический, имущественный или моральный вред (ст. 25.2 КоАП РФ; ст. 42 УПК РФ). Права потерпевших охраняются законом, а государство обеспечивает им доступ к правосудию и компенсацию причинённого ущерба (ст. 52 Конституции РФ).

На первый взгляд, законодательство об «обвинительном производстве» призвано оградить законопослушное общество от административных и уголовных правонарушений, из чего сам по себе напрашивается вывод о том, что центральной фигурой соответствующего процесса является потерпевший, а защита его интересов есть главнейшая задача правоохранительных органов, в том числе суда.

Вместе с тем нельзя забывать о том, что антикриминальное и административное законодательство, содержащее нормы с конституционным началом, гарантирующие права человека, призвано одновременно с защитой прав потерпевшего, в той же мере, охранять каждого от незаконного привлечения к ответственности.

Исходя из смысла конституционного и развивающего его отраслевого права, результатом разрешения дела должно стать органичное сочетание гарантий защиты общества от правонарушений и от незаслуженных ответственности и

наказания, в котором «заключены ядро и смысл всего уголовного судопроизводства»1.

Справедливо было замечено В.М. Савицким: «Защита общества от преступности может быть успешной только при условии, что его охраняют от действительных, а не мнимых преступников. Гарантия точного установления виновности - первооснова всех процессуальных гарантий, фундамент правосудия»[87][88].

Противники этой позиции считают, что «стремление безукоризненного установления вины, наделение обвиняемого и его защитника значительным спектром прав по защите представляет собой односторонний подход, неоправданно расширяющий возможности по освобождению от уголовной ответственности и оставляет без должной защиты жертвы преступлений»[89], которых «необходимо поставить на первый план, сохраняя защиту потерпевшего

4 в качестве главной задачи государства»[90], то есть в системе государственных функций приоритет в данном случае признаётся за борьбой с преступностью.

Не все учёные современности абстрагировались от идеологических начал, пронизывающих законотворчество советского периода: «Основная задача уголовного судопроизводства - это раскрытие преступлений и изобличение лиц, виновных в их совершении, а также установление истины по делу и принятие на этой основе правильного и справедливого решения», - под этими словами подписались А.И. Алексеев, Э.Ф. Побегайло, В.С. Овчинский[91].

В приведённом тексте не упоминается о необходимости признания и защиты прав и интересов личности в качестве хотя бы одной из задач уголовного процесса. Фактически позиция сводится к тому, что главное - это борьба с

преступниками, а всё остальное, в том числе люди, судьбы которых могут быть сломаны в результате такой бескомпромиссной борьбы, - второстепенно.

Полного взаимопонимания между сторонниками противоположных взглядов на рассматриваемый вопрос, в том числе между практикующими адвокатами и обвинителями, до сих пор не достигнуто. Так, Ш.А. Кайбышев считает, что «пора наряду с защитой прав подозреваемых и обвиняемых, вспомнить, что самой пострадавшей стороной от любых преступных действий является потерпевший, а не обвиняемый, как сегодня пытаются внушить обществу»1.

Дело в том, что «обвинительное производство» имеет место тогда, когда права потерпевшего уже пострадали, а при ненадлежащем рассмотрении дела рискуют пострадать ещё права незаконно привлечённого к ответственности лица. Важно понимать, что если защита от правонарушений и восстановление социальной справедливости являются мнимыми, то есть если права одного защищаются за счёт нарушения прав другого, то такой юридический процесс - антиконституционный (ч. 3 ст. 17 Конституции РФ).

В таких условиях судопроизводство, осуществляемое вне конституционного принципа равноправия всех перед законом и судом, не становится правосудием, которое всегда должно «отвечать общеправовым требованиям справедливости и равенства»[92][93][94][95].

Справедливость и равенство самой процедуры разбирательства дела в равной степени гарантирована как потерпевшим, так и обвиняемым. При этом статус потерпевшего предполагает свободную реализацию комплекса процессуальных прав, а обвиняемые подвержены мерам процессуального

принуждения, то есть легального ограничения их конституционных прав и свобод.

Получается, что процессуальные гарантии должны действовать, прежде всего, в отношении того, кто привлекается к ответственности и испытывает на себе всю мощь государственного принуждения. «Ещё в древности (введение к своду законов царя Хаммурапи) считалось, что законы существуют для защиты слабых»1.

Сказанное требует тонкого понимания. Так, в момент совершения преступления или иного правонарушения творится несправедливость, зло - «неправо»[96][97] и слабой стороной в этой ситуации является пострадавший (потерпевший), так как его правам и интересам причинён ущерб. В ответ на это, государство запускает правовые механизмы восстановления социальной справедливости, обеспечивающие доступ потерпевших к правосудию или иному виду государственной защиты, природа которой не предусматривает «месть» за совершённое посягательство.

К примеру, уголовное наказание заключается в лишении или ограничении прав и свобод (ч. 1 ст. 43 УК РФ) в целях восстановления социальной справедливости, исправления осуждённого и предупреждения совершения новых преступлений (ч. 2 ст. 43 УК РФ). То есть государственная антикриминальная деятельность должна быть основана на «праве - справедливости и добре»[98].

Таким образом, в ответ на несправедливость правонарушения государство отвечает справедливостью юрисдикционного производства, но только так и возможно обеспечить конституционную гарантию государственной защиты прав и свобод человека (в том числе посредством правосудия), которая является таковой лишь в рамках правового поля при неукоснительном следовании букве (содержанию) и духу (смыслу) закона.

В противном случае защита потерпевшего, нарушающая права привлекаемого к ответственности лица, неизбежно обретает форму мести и делает его - обвиняемого, а не пострадавшего от правонарушения, слабой стороной в деле, самого превращая в «потерпевшего от злоупотреблений властью» (ст. 52 Конституции РФ), что прямо запрещено в части 3 ст. 17 Конституции РФ, а значит недопустимо в правовом государстве.

В.А. Лазарева и соавторы не случайно называют подозреваемого «наиболее уязвимым участником уголовного процесса»1, «а основной, центральной фигурой в уголовном процессе», по их мнению, является обвиняемый[99][100]. Далее учёные ещё раз подтверждают свою позицию, что «подозреваемый (обвиняемый) в споре с государством - заведомо слабая сторона, поэтому участие защитника в уголовном судопроизводстве правомерно рассматривать как компенсацию этого неравенства сторон, призванную обеспечить баланс их процессуальных возможностей»[101].

Государство, в виду особой уязвимости прав и свобод человека перед его обвинительной деятельностью, помимо прямых гарантий государственной защиты личности (ст. 45 (ч. 1), 46 (ч. 1) Конституции РФ), обеспечивает ей дополнительные правовые средства (ст. 48 Конституции РФ), привлекая для оказания квалифицированной юридической помощи представителя гражданского общества - адвоката, дозволяя ему осуществлять расследование как бы в противовес аналогичным государственным полномочиям в целях реализации принципов равноправия всех перед законом и судом и состязательности судопроизводства.

Разрешение спора о соотношении общественного и частного интересов в отношениях государства с личностью упомянутые авторы видят «в диалектическом единстве человека и общества, которое неизбежно означает, что нарушение прав одного есть нарушение интересов всех, а защита прав каждого есть защита и общего интереса»[102].

«Конституция, - утверждает В.А. Лазарева, - провозглашает права и свободы личности высшей ценностью не вопреки и не во вред публичным (т.е. общественным) интересам. Организуя борьбу с правонарушениями, государство защищает не только общественные интересы, как таковые, но и интересы вполне конкретных членов общества. Представляется очевидным, что защита прав потерпевшего предполагает раскрытие преступления, установление виновного, взыскание с него причиненного ущерба, т.е. отчасти решается путём защиты публичных (общих) интересов. Публичным интересам соответствует и отказ от уголовного преследования невиновных...»'.

Государство, отстаивая интересы всего общества, должно начать с отдельно взятого человека, при этом адвокат, являясь защитником закона, призван защищать интересы общества и государства, но специальным методом - посредством защиты конкретного доверителя.

Говоря о процессуальных принципах, направленных на защиту личности, В.А. Лазарева, В.В. Иванов и А.К. Утарбаев тоже полагают, что «они отражают гуманистическую сущность современного права, обеспечивающего целостность и развитие всего общества благодаря свободе, правовой защищённости и равноправию индивидов»[103][104]. Адвокатура в данном контексте предстаёт как «важный элемент гражданского общества, но выполняющий публичную функцию»[105].

Применительно к уголовной юстиции уместно процитировать В.В. Конина: «Права и обязанности защитника не только имеют значение для правосудия. Но и решают ряд других задач: заставляют всех участников процесса быть более ответственными, деятельными и юридически грамотными, что в свою очередь ведёт к укреплению законности и служит целям построения правового

4

государства»[106].

И.Я. Фойницкий в этом контексте писал: «Чем надёжнее ограждена невиновность, тем более полно обеспечены интересы правосудия»1.

Частные и публичные интересы - категории не абсолютные, они не обязательно должны исключать друг друга и не могут существовать автономно, что оправдывает персонифицированную направленность адвокатской деятельности как фактор комплементарной стабилизации правового статуса отдельной личности и всего общества, которое представляет собой не что иное, как их совокупность.

Роль частного начала в уголовном судопроизводстве удачно определил И.Я. Фойницкий, полагавший, что «доступ частных лиц к уголовному суду принадлежит им не как их частное право, а как общественная функция, предоставленная во имя публичного интереса и пользующаяся государственной помощью»[107][108].

Оказываемая в форме адвокатского расследования квалифицированная юридическая помощь, получение которой являет собой самостоятельное конституционное право, в то же время служит средством защиты иных конституционных прав и свобод, образующих основы правового статуса личности.

Так, конституционное право на свободу и личную неприкосновенность, гарантированное каждому частью 1 ст. 22 Конституции РФ, может быть нарушено, если адвокат вовремя не представит доказательство алиби подзащитного, которое зачастую - в силу обвинительного уклона уголовного судопроизводства - может быть получено лишь путём адвокатского расследования.

Предусмотренное в статье 25 Конституции РФ право на неприкосновенность жилища рискует быть нарушенным при незаконности его обыска, нейтрализовать или предотвратить которую способно участие адвоката, обладающего сведениями (доказательствами) о ней. Обжалование адвокатом

такого следственного действия реализует положения части 2 ст. 50 Конституции РФ, не допускающей при осуществлении правосудия использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона.

Обладая оправдывающими сведениями, собранными посредством адвокатского расследования, его субъект может обеспечить успешную реализацию конституционного права каждого осуждённого на пересмотр приговора вышестоящим судом, на помилование или смягчение наказания (ч. 3 ст. 50 Конституции РФ).

Решения и действия (или бездействие) органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений и должностных лиц могут быть обжалованы в суд, как это установлено в части 2 ст. 46 Конституции РФ, при этом эффективность такого обжалования во многом зависит от представленных доказательств, обосновывающих жалобу, собрать которые уполномочен адвокат, в том числе путём запроса документов от самих органов государственной власти и местного самоуправления, общественных и иных организаций на основании подпункта 1 п. 3 ст. 6 и статьи 6[109] Закона об адвокатуре.

Собирание адвокатом доказательств активно претворяет в жизнь конституционную идею о том, что «каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещёнными законом» (ч. 2 ст. 45 Конституции РФ).

Называя в качестве цели адвокатского расследования защиту прав человека, нельзя рассматривать её вне связи с общими целями адвокатской деятельности, среди которых в пункте 1 ст. 1 Закона об адвокатуре, помимо защиты прав, свобод и интересов доверителей, значится обеспечение их доступа к правосудию.

Очевидно, что правосудие может считаться таковым только при условии справедливости самой судебной процедуры. По определению В.И. Даля «правосудие» - это «правый суд, решение по закону, совести, ... правда»1. В

словаре Д.Н. Ушакова под правосудием понимается «деятельность судебных органов, основанная на законе»1.

Конституция РФ в части 1 ст. 118 указывает: «Правосудие в Российской Федерации осуществляется только судом» (при этом определения того, что такое «правосудие» она не содержит). Федеральный конституционный закон «О судебной системе РФ» в части 1 ст. 1 и части 1 ст. 4 также подчёркивает: «Правосудие в Российской Федерации осуществляется только судами, никакие другие органы и лица не вправе принимать на себя осуществление правосудия»[110][111].

Конституционный Суд РФ полагает, что эффективное восстановление в правах возможно лишь посредством правосудия, «отвечающего общеправовым требованиям справедливости и равенства»[112].

В последующем Решении Конституционный Суд РФ, подтвердив свою позицию, указал, что «право на доступ к правосудию и право на судебную защиту предполагают не только право на обращение в суд, но и гарантии, позволяющие реализовать его в полном объёме и обеспечивающие эффективное восстановление в правах посредством правосудия, отвечающего требованиям справедливости и равенства»[113], очевидно охватывающими и способы получения доказательств[114].

Необходимой гарантией права на судебную защиту и справедливое судебное разбирательство Конституционный Суд РФ называет «равно предоставляемый сторонам доступ к правосудию, включая реальную возможность довести до сведения суда свою позицию по всем аспектам дела»[115], в том числе «представить доказательства в её обоснование и принять участие в их исследовании судом при разрешении спора по существу для установления

действительных обстоятельств дела и правильного применения законодательства на основе состязательности и равноправия сторон»1.

То есть российское правосудие характеризуется общими критериями справедливости и равенства, предполагающими, прежде всего, равный доступ к доказыванию, реализуемый как лично, так и через представителей, в числе которых адвокат выступает самым эффективным защитником прав и свобод участников спорных правоотношений, поскольку наделён полномочиями по самостоятельному собиранию доказательств.

Думается, что в силу универсальности конституционного положения о равенстве всех перед законом и судом, на началах справедливости и равноправия должно строиться не только судопроизводство, но и любое иное юрисдикционное производство, законодательство о котором (и практика его применения) основывается на Конституции РФ, общепризнанных принципах и нормах международного права, как например, административное и уголовно­исполнительное законодательство (ст. 1.1 КоАП РФ; ст. 3 УИК РФ).

Таким образом, справедливое рассмотрение и разрешение любого правового спора должно включать в себя полноценное право на защиту, обеспечиваемое конституционной гарантией оказания каждому нуждающемуся квалифицированной юридической помощи, что, по мнению В.Л. Кудрявцева, «требует от адвоката активного использования всех предусмотренных и не запрещённых средств защиты»[116][117][118][119], включающих и активную форму познания адвокатом юридически значимых обстоятельств дела путём реализации правомочий на собирание сведений об этих обстоятельствах (доказательств).

Следовательно, квалифицированную юридическую помощь в форме адвокатского расследования справедливо рассматривать в качестве способа обеспечения доступа к правосудию. Конституцией РФ (ст. 18) гарантировано, что

именно правосудием обеспечиваются права и свободы человека и гражданина, защита которых, равно как и обеспечение доступа к правосудию - есть цель адвокатской деятельности (п. 1 ст. 1 Закона об адвокатуре).

Конституционный Суд РФ так и оценил роль адвокатской деятельности в обеспечении доступа к правосудию: «Реализации права на судебную защиту наряду с другими правовыми средствами служит институт судебного представительства, обеспечивающий заинтересованному лицу получение квалифицированной юридической помощи (ч. 1 ст. 48 Конституции РФ), а в случаях невозможности непосредственного (личного) участия в судопроизводстве - доступ к правосудию»1.

При этом предоставляемая участникам спорного правоотношения реальная возможность довести до сведения уполномоченного субъекта свою позицию относительно всех аспектов дела в полной мере реализуется только при активном отстаивании соответствующих требований и возражений, обоснование которых во всех видах юрисдикционного производства осуществляется посредством «представления доказательств»[120][121].

Именно участие в официальном доказывании является для физических и юридических лиц главным средством защиты их прав, свобод, интересов и проявлением принципа состязательности и равноправия сторон правового спора и условием его справедливого разрешения.

Необходимость в определении значения адвокатского расследования как правозащитной деятельности, для которой «на первом месте стоят субъективные права человека»[122], приводит к обобщению следующих положений.

Физическое лицо может быть существенно ограничено в доступе к доказыванию в результате его задержания, административного ареста,

заключения под стражу, лишения свободы, а также рассмотрения дела в отсутствие ответчика (гражданского, административного), место жительства которого неизвестно, или при невозможности его личного участия в деле по иным причинам, либо в отсутствие представителя у административного ответчика, в отношении которого решается вопрос о госпитализации в медицинскую организацию, оказывающую психиатрическую помощь в стационарных условиях, в недобровольном порядке или о психиатрическом освидетельствовании в недобровольном порядке.

При этом случаи обязательного участия адвоката предусмотрены только в УПК РФ (ч. 2.1 ст. 45, ст. 51), ГПК РФ (ст. 50) и КАС РФ (ч. 4 ст. 54), пункте 3 ст. 34 Закона РФ «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при её оказании», предусматривающем обязательное представительство лица, госпитализируемого в недобровольном порядке в медицинский психиатрический стационар[123].

Руководствуясь общим принципом о недопустимости разрешения дела без обеспечения каждому из его участников реальной возможности представить доказательства в обоснование своей позиции, надлежит расширить действие статьи 50 ГПК РФ по кругу лиц путём включения в её состав императивных положений о назначении судом адвоката в качестве представителя заинтересованного физического лица, в отношении которого подано заявление о признании безвестно отсутствующим, об объявлении умершим, об ограничении дееспособности, о признании недееспособным (п. 3, 4 ч. 1 ст. 262 ГПК РФ).

Таким же образом следует признать обязательным участие адвоката в гражданском и административном судопроизводстве на стороне ответчика во всех случаях предъявления иска к физическому, в том числе должностному, лицу (ч. 5 ст. 38 КАС РФ), содержащемуся под стражей, либо отбывающему наказание в виде ареста, лишения свободы и любым иным лицам, ограниченным в реальной возможности лично собирать и представлять доказательства.

В виду направленности обвинительной деятельности государства, прежде всего, на человека и гражданина (личность), именно его права и свободы наиболее уязвимы и нуждаются в дополнительных - помимо государственных - средствах правовой защиты, одним из которых выступает совокупность полномочий адвоката по самостоятельному собиранию универсальных сведений, допускаемых к доказыванию во всех видах юрисдикционного производства наравне с доказательствами, собираемыми субъектами государственного расследования.

Для оказания юридической помощи лицу, уклоняющемуся от явки в суд, к дознавателю ССП или судебному приставу-исполнителю и задержанному для осуществления его привода (абз. 1, 2 п. 2 ст. 11 ФЗ «О судебных приставах»), задержанному за уклонение от отбывания уголовного наказания (ч. 2 ст. 30, ч. 4 ст. 32, ч. 4 ст. 46, ч. 6 ст. 58, ч. 2 ст. 60.17 УИК РФ), административно задержанному (ст. 27.3 КоАП РФ) или арестованному (ст. 3.9 КоАП РФ) допускается, но не обеспечивается, участие в соответствующем деле адвоката (ст. 53, 54 ФЗ «Об исполнительном производстве»; ч. 8 ст. 12 УИК РФ; ч. 1, 2 ст. 25.5 КоАП РФ).

Поэтому лица, в отношении которых применяются задержание или арест в рамках исполнительного (регулируемого ФЗ «Об исполнительном производстве» и УИК РФ) и административного (регулируемого КоАП РФ) производства, объективно ограничены в возможности собирать и представлять доказательства, как лично, так и через защитника (представителя), а значит, лишены права на защиту в его конституционном понимании.

Поскольку исполнительное и административное задержание, а также административный арест фактически выражаются в ограничении права на свободу и личную неприкосновенность, то есть в сущностном отношении не отличаются от задержания и заключения под стражу, производимых в порядке уголовного преследования (ст. 91, 108 УПК РФ), постольку действие

конституционного права пользоваться помощью адвоката (защитника) с момента задержания, заключения под стражу (ч. 2 ст. 48 Конституции РФ) в равной степени распространяется и на лиц, соответственно задержанных или

арестованных в рамках производства по делу об административном правонарушении (административного преследования) и исполнительного производства (исполнительного преследования).

Таким образом, настоящим исследованием выявлено, что отдельные положения КоАП РФ, УИК РФ и Федерального закона «Об исполнительном производстве» не обеспечивают обязательное участие адвоката в производстве по делу об административном правонарушении и при исполнении судебных и иных актов в качестве защитника лица, ответственность которого допускает его задержание или арест, тем самым нарушают право на получение квалифицированной юридической помощи, гарантированное частью 2 ст. 48 Конституции РФ каждому задержанному и заключённому под стражу. В связи с этим предлагается внести в КоАП РФ, УИК РФ и Федеральный закон «Об исполнительном производстве» императивные нормы об обязательном участии адвоката в случаях, предполагающих потенциальную возможность ограничения свободы и личной неприкосновенности привлекаемого к соответствующей ответственности лица.

Следовательно, правозащитное значение адвокатского расследования определяется тем, что собирание и представление доказательств адвокатом способно обеспечить обоснование позиции доверителя в рамках любого юрисдикционного производства, предусматривающего возможность разрешения спора о правах и обязанностях физического лица в отсутствие последнего либо допускающего ограничения его свободы и личной неприкосновенности в период или в результате рассмотрения соответствующего дела.

<< | >>
Источник: КИСЕЛЁВ Павел Петрович. Адвокатское расследование: правовые и организационные аспекты. Диссертация на соискание учёной степени кандидата юридических наук. Нижний Новгород - 2018. 2018

Еще по теме § 1. Понятие, сущность и значение адвокатского расследования как правозащитной формы деятельности адвоката:

  1. ЗАЩИТА - ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ РАССЛЕДОВАНИЮ ИЛИ ПРОТИВОБОРСТВО С ОБВИНЕНИЕМ РАВНОПРАВНОЙ СТОРОНЫ?
  2. КУДА ДВИЖЕТСЯ РОССИЙСКОЕ СУДОПРОИЗВОДСТВО (РАЗМЫШЛЕНИЯ ПО ПОВОДУ ВЕКТОРОВ РАЗВИТИЯ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА)
  3. § 1. ПОНЯТИЕ, ЦЕЛИ, ЗАДАЧИ И СОЦИАЛЬНАЯ ЦЕННОСТЬ АДВОКАТУРЫ И АДВОКАТСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
  4. § 1. ПОНЯТИЕ, ЦЕЛИ, ЗАДАЧИ И СОЦИАЛЬНАЯ ЦЕННОСТЬ АДВОКАТУРЫ И АДВОКАТСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
  5. СПИСОК ВИКОРИСТАНИХ ДЖЕРЕЛ:
  6. ВВЕДЕНИЕ
  7. § 2. Организационные проблемы обеспечения деятельности адвоката (защитника) на стадии исполнения наказания
  8. ЛИТЕРАТУРА
  9. § 2. Цели и функции юридического содействия реализации прав и законных интересов: правозащитное и правоохранительное начала
  10. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И НАУЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
  11. § 1.2. Основные направления реализации государственной правовой политики в сфере правозащитной деятельности на современном этапе
  12. § 2.2. Правозащитная профессиональная деятельность адвоката в системе субъектов государственной правовой политики
  13. ОГЛАВЛЕНИЕ
  14. ВВЕДЕНИЕ
- Авторское право - Аграрное право - Адвокатура - Административное право - Административный процесс - Арбитражный процесс - Банковское право - Вещное право - Государство и право - Гражданский процесс - Гражданское право - Дипломатическое право - Договорное право - Жилищное право - Зарубежное право - Земельное право - Избирательное право - Инвестиционное право - Информационное право - Исполнительное производство - История - Конкурсное право - Конституционное право - Корпоративное право - Криминалистика - Криминология - Медицинское право - Международное право. Европейское право - Морское право - Муниципальное право - Налоговое право - Наследственное право - Нотариат - Обязательственное право - Оперативно-розыскная деятельность - Политология - Права человека - Право зарубежных стран - Право собственности - Право социального обеспечения - Правоведение - Правоохранительная деятельность - Предотвращение COVID-19 - Семейное право - Судебная психиатрия - Судопроизводство - Таможенное право - Теория и история права и государства - Трудовое право - Уголовно-исполнительное право - Уголовное право - Уголовный процесс - Философия - Финансовое право - Хозяйственное право - Хозяйственный процесс - Экологическое право - Ювенальное право - Юридическая техника - Юридические лица -