§ 3. Образование и юридическая деятельность в первые десятилетия христианства. Изменение правовой традиции в конце Х-начала XI вв.

Вместе с принятием христианства в 988 году сразу обнаружились серьезные проблемы, связанные с книжностью, грамотностью и правовой образованностью. Нужны были грамотные специалисты во всех областях различного профиля и, в первую очередь, специалисты по праву. События этих лет развивались вполне логично и последовательно. Сначала были решены некоторые вопросы книжности, обучения населения, а затем, не ранее 996 г., были проведены юридические работы по составлению Церковного Устава Владимира I. Сам князь, по свидетельству летописи, предавался «книжному чтению» с увлечением. Можно полагать, что к концу X в. пришедшие из Византии книги были доступны лишь узкой группе высшего общества в княжеском окружении, но именно эта группа и участвовала в обсуждении правовых вопросов и проблем. При этом нужно все- таки учитывать, что сведения о существовании «русской грамоты», а следовательно, и определенной образованности, до времени княжения Владимира І (для X в.) содержатся в «сказании о славянской письменности».55 Польский исследователь В.А. Мациевский еще в середине XIX в. обращал внимание на свидетельства хроник о наличии письменности у славян в «рунической форме» еще в языческие времена до Св. Кирилла и Мефодия.56 В современной литературе также высказываются мнения, основанные на текстах древних хроник и древнейших «азбук», что письменность существовала на Руси до принятия христианства для нужд государствен-

57

ного делопроизводства. А это предполагало определенную грамотность и круг чтения. Существование берестяной письменности в Новгороде акад.

58

B.JI. Янин относит к X в., т.е. фактически к дохристианскому времени.

См.: Мареш В.Ф. Сказание о славянской письменности (по списку Пушкинского дома) //ТОДРЛ. М.-Л. 1963. Т. 19, с. 169-176. 56

Мациевский В.А. Очерк истории письменности и просвещения славянских народов до XIV века // Чтения ОИДР. М. 1846, № 2 (III), с. 5. 57

Высоцкий С.А. Об азбуках, открытых в Киеве и Новгороде // Древности славян и Руси. М. 1988, с. 211-215. 58

Колчин Б.А. Янин В.Л. Археологии Новгорода 50 лет // Новгородский сборник. 50 лет раскопок в Новгороде. М. 1982, с. 95-96.

на законодательный процесс конца Х-середины XI вв. как носители знаний на греческом.59 Целесообразно полагать, что перечень книг, имеющих хождение в рассматриваемые годы, был сильно ограниченным и включал какие-то богослужебные и религиозные наименования, необходимые в годы становления веры. Но среди них просто-таки обязаны были присутствовать или сам греческий Номоканон, или какие-то его части, которые в 996 г. использовались при создании Устава.

Но еще раньше последовали государственные действия по внедрению образования среди населения в широком смысле. Повесть Временных лет рассказывает, что сразу после принятия веры в 988 г. и с распространением крещения по селам и городам, великий князь принудительно «заби-

60

рал» детей у «нарочитой чади» и «отдавал их в учение книжное». Именно об «учении книгам», а не об учении грамоте, говорят и новгородские летописи.61 Этот эпизод неоднократно рассматривался светскими и церковными историками и полагается началом русского системного образования. Вместе с тем, некоторые авторы считают, что эта реформа Владимира I была лишь начальным актом по внедрению в общество основ грамотности на Руси. П.Н. Милюков в своих «Очерках» не считает даже нужным упомянуть о данных событиях конца X в.

Павлов А. Первоначальный славянский Номоканон. Казань. 1887. 60

ПВЛ. Спб. 1999, с. 53. 61

ПСРЛ. Т. 3. М. 2000, с. 113, 444. 62

Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 3. Спб. 1902, с. 250-251. 63

Макарий (Булгаков). История Русской Церкви. Кн. вторая. М. 1995, с. 62, 64, 442.

тив слова «грамоте» сделана поправка о том, что отдавали в обучение «книжности», а в XVII в. разницу между книжностью и грамотностью понимали хорошо.64

Важной задачей реформы образования было создание в училищах прослойки духовных кадров, способных разбираться в Священном Писании, некоторых богословских и философских вопросах.

Ко времени юридических разработок Устава Церкви, которые предположительно можно отнести к 996 г., достаточного числа грамотных юридических кадров на Руси еще не существовало. Но повторяем, часть элиты общества была знакома с началами богословия, богослужения и Номоканоном. В этих условиях ведущую роль «специалистов по праву» играли византийские епископы. В самом тексте Устава Владимира I записано, что для узаконения новых законодательных установлений, связанных с десятиной, которые были ориентированы по областям хозяйства, территориям, судебной деятельности, понадобилось изучить Номоканон и судебную практику для распределения подсудности между князем, боярами и церковной организацией. В тексте Устава нет указаний на состав лиц, его разработавших. Вместо этого записано, что вопрос решался самим князем, вместе с княгиней и детьми. Цель такой записи вполне определенна. Можно безошибочно полагать, что в обсуждении документа участвовал обычный для подобной практики круг лиц того времени: бояре, совет при князе, какие-то слои городской администрации и т.д., хотя участие могло быть и косвенным.

Ограничение в тексте Устава круга составителей лицами княжеской семьи играло роль «утвердителя» этих совершенно новых правовых установлений от лица всех, кто в какой-то степени мог олицетворять власть в 64

ПСРЛ. Т. 43. М. 2004, с. 43. 65

Малицкий П.М. Руководство по истории Русской Церкви. М. 2000, с. 46. 66

Сочинения И.Н. Жданова. Т. 1. Спб. 1904, с. 35-50.

случае смерти самого князя или каких-то иных неблагоприятных причин. В этой связи, вполне логично записано, что ни дети, ни внуки, ни весь род князя в новые установления не «вступаются». А поскольку в Древнерусском государстве практика суда над князем отсутствовала и он считался фигурой «надзаконной», то за нарушения провозглашается «кара от Бога и проклятие от митрополита».67

Летописное известие 996 г. ничего не говорит о принятии самого Ус-

68

тава, оно свидетельствует лишь о введении церковной десятины. С.В. Юшков не без основания полагал возможность двух выводов. Во-первых, Устав Владимира I появился из более узкого по составу документа (грамоты). Во-вторых, юридический быт Руси сильно отличался от византийского, что потребовало огромных усилий для правовой унификации.69 Развивая эту точку зрения, Я.Н. Щапов полагал, что в 996 г. был принят не сам

70

Устав, а только его основа, переработанная впоследствии в Устав.

О конкретной юрисдикции как решении судебных дел Устав не говорит ровным счетом ничего, но, по замечанию С.В. Юшкова, содержит постановление о десятине, совершенно не известное византийскому праву. Практичный политик, каким и был Владимир I, вряд ли мог вносить такие ощутимые финансово-налоговые новшества без консультаций с госаппаратом, администрацией, управленцами и влиятельной языческой прослойкой. Ведь всего сорок лет назад, действовавшего без учета этих обстоятельств, его деда князя Игоря постигла смертельная расплата. Необходим был определенный компромисс и лояльность со стороны еще колоссального языческого населения при проведении столь серьезных идеологических и правовых нововведений.

В таких условиях очень важно установить роль «специалистов по праву» в среде языческого по преимуществу населения при составлении Устава Владимира I. Одновременно возникает вопрос об этой роли вообще с момента принятия христианства до конца княжения Владимира I (1015 г.), поскольку в переломе правовой традиции страны заключается важнейшая черта этого времени. В исследовании о первых шагах христианства на Руси О.М. Рапов справедливо указал на масштабность правомочий князя, как свидетельство оформления «публичной власти», способной действовать к 80-м годам X в. по собственной воле при решении важнейших государственных вопросов. Однако вывод о том, что монарх «не нуждался в поддержке языческого населения», представляется довольно сомнитель-

Л\\ '

• » • < 67

ПРП. Вып. первый. М. 1952, с. 237-238. ' п ; о 68

ПВЛ, с. 55; ПСРЛ. Т. 6. Вып. 1. М. 2000, ст. 108. 69

Юшков С.В. Общественно-политический строй и право Киевского государств». М. 1949, с. 202-203. 70

Щапов Я.Н. Княжеские Уставы и Церковь в Древней Руси. М. 1972, с. 115-135. 4

ным.71 Мы часто не отдаем себе отчет, какую громадную революцию в умах давал переход к новой религии и крещение невозможно было проводить без определенной опоры на население.

В текстах различных редакций Устава указывается на присутствие при его обсуждении «бояр и судей княжеских». Это та категория администрации, от которой дела переходят по Уставу в ведение и юрисдикцию епископов. При этом совершенно необходимы были согласования и консультации с городскими и местными управленцами, поскольку все редакции Устава говорят о реформировании суда по «городам, погостам и свободам» (городским и сельским районам). Сознавалась невозможность в ряде случаев обойтись без совместного суда епископов и традиционных судей. В Синодальной редакции Устава о таких совместных судах говорится очень прямо: по городам, погостам и свободам тиуны суда без владычного наместника не судят.72

Перечень судебных дел, переходящих в юрисдикцию Церкви, практически целиком связан с семейно-бытовым и религиозным характером: разводы, незаконные сексуальные связи, семейные конфликты и оскорбления, драки, дела о наследстве, еретичество и различные виды чародейства, причем последние конкретизируются именно в традиционно-языческом понимании (зелейничество, зубоежка и т.д.). При спорности трактовки некоторых понятий, таких как «смильное», этот перечень является исчерпы-

73

вающим. Е.Е. Голубинский, а за ним С.В. Юшков отметили, что церковные судебные правомочия в Византии на момент принятия Устава были уже, чем на Руси в принятом Уставе.74

Отметим и другой важный аспект. Все категории судебных дел в Уставе Владимира I были хорошо известны в Византии, хотя и имели различия в подсудности. Но и на Руси они все были известны в языческий период, хотя квалифицировались и решались иначе, на основе языческого права и правовой традиции. Известное исключение составляло лишь еретичество, аналогом которого в языческий период были нарушение воли богов, оскорбления богов и т.д. Таким образом, набор дел был однотипным, но их юридическая суть была отличной. Подобные ситуации описывает Повесть Временных лет в недатированной части: многоженство, умыкание невест,

75

внебрачные связи, заключение брачных договоров. Восстановить конкретное языческое судопроизводство из-за отсутствия источников совершенно невозможно, но вряд ли сам князь и состав его судей (бояр и администрации) разбирались в тонкостях этих языческих процессов настолько 71

Рапов О.М. Русская Церковь в IX-первой трети XI вв. Принятие христианства. М. 1988, с. 214. 72

ПРП. Вып. первый, с. 345, ст. 5. 73

Павлов А.С. Курс церковного права. Спб. 2001, с. 102-106; Цыпин В.А. Церковное право. 1994, с. 102.

Юшков С.В. Указ. соч., с. 202. >

75ПВЛ,с. 10-И.

хорошо, чтобы обойтись без консультаций с языческими «специалистами». При перераспределении юрисдикции в ходе составления Устава они были просто неизбежны как с епископами, так и с язычниками, знакомыми с массой формальностей и обрядов. Причем, из всех правовых и традиционных предписаний «языческого права» наиболее развитыми были: финансово-податные, карательно-штрафные и семейно-наследственные, которые и были представлены в новом акте. В подтверждение этого можно привести следующие факты.

Начавшееся в «племенной период» податно-финансовое регулирование с 882 г. постоянно присутствует в летопнсн, сначала в реформах кн. Олега, затем в начале X в. при «примучивании» славянских племен, позднее - в реформах кн. Ольги и, наконец, в деятельности самого Владимира Святого. В специальном исследовании о данничестве И.Я. Фроянова собраны сведения, свидетельствующие о возможности выплаты в IX в. даней

деньгами и по фиксированным таксам. По наблюдениям М.Б. Свердлова

її

в IX-X вв. финансово-податная система руссов успешно развивалась. В литературе указывалось, что сбор, аналогичный так называемой церковной десятине, имел место у славянских племен до принятия христианства в IX в. Это была одна из форм фиксированного налога, впоследствии пере-

тя

шедшего в церковную практику. Договоры с Византией X в. пропитаны денежными взысканиями и штрафами. Древнейший комплекс норм, впоследствии вошедших в Русскую Правду, был связан именно с денежными взысканиями за нарушения закона. Реформы кн. Ольги середины X в. также ознаменованы усилением штрафных санкций в праве. Ее «уставы и

уроки» Л.В. Черепнин считает возможной прелюдией к более поздним по-

80

становлениям Русской Правды.

Наследственное право, впервые зафиксированное документально в договоре с Византией 911 г., выступает сразу в очень развитой форме. Ст. 13 этого договора закрепляет передачу имущества умершего в Византии русина по принципу обязательного поиска наследников и отдает приоритет наследованию по завещанию. Если же завещание отсутствует, то вступает в силу наследование по закону, исторически более ранняя наследственная форма, и имущество переходит на Русь «к малым ближикам» (ближайшим родственникам умершего).81 Необычность ситуации с такой развитой формой наследования по завещанию на раннем историческом этапе вызвала

if*

Фрояиов И.Я. Рабство и даиничество у восточных славян (VI-X вв.). Спб. 1996, с.

286-290.

11

Свердлов М.Б. Генезис и структура феодального общества в Древней Руси. М. 1983, с. 27-28. 78

Щапов Я.Н. Государство и Церковь в Древней Руси. X-XIII вв. М. 1989, с. 87. 79

Свердлов М.Б. От закона русского к Русской Правде. М. 1998. 80

Новосельцев А.П. Пашуто В.Т. Черепнин Л.В. Шушарии В.П. Щапов Я.Н. Древнерусское государство и его международное значение. М. 1965, с. 150-151.

1 ПРП. Вып. первый, с. 9.

целую полемику в литературе о «родовом и семейном начале» в древне-

82

русском праве наследования.

Не раскрытый до конца фон статьи указывает на целый ряд правовых обстоятельств, уже укоренившихся в традиции в качестве нормативно фиксированных: доля родственников и семьи в массе имущества, ограничения круга родни в претензиях на наследство, условия перехода наследственной массы к коллективу при отсутствии должного круга наследников и т.д. Приоритет наследования по завещанию и вся эта достаточно развитая система наследования на таком раннем историческом этапе выглядит настолько неожиданно, что невольно вызывает некоторые сомнения. Для них есть основания, поскольку наследственная система в ст. 13 договора относится к тем руссам, которые работают (состоят на службе) в Византии. Можно допустить, что на их статус оказало известное влияние само развитое византийское право. Однако, это не может изменить или принизить значение правовых традиций в самой Руси. Есть основания полагать, что семейно- брачные и связанные с ними имущественные отношения уже в догосудар- ственный период носили ритуальный (т.е. нормативно регулируемый, предправовой) характер и ранее всего оказались связанными с имущественными ситуациями, порожденными эквивалентом «денежного обмена». Это был какой-то эквивалент при взаимном обмене невестами между родственными коллективами. Он сопровождался «согласованием условий», т.е. выработкой нормативов об обмене, размерах компенсаций, закреплением условий невыполнения соглашений, ритуалами действий и т.д.83 Из подобных отношений рождалась практика приданого, его размеры, институт «отстранения» женщин от наследования и т.д. Развивалась система таких отношений, которая в работах В.В. Иванова и В.Н. Топорова именуется «предправом».84 Обязательность выработки «нормативов» при обмене невестами, появление в этой связи ритуалов, связаны со стремлением «освоить» чужака в своем собственном коллективе. А это обстоятельство имело в догосударственный период огромное значение в мышлении людей. Мышление этого времени было проникнуто принципом «свой - чужой», который О.Н. Трубачев и ведущие зарубежные лингвисты полагают важнейшим и основополагающим на определенном этапе развития славян.85 Следствием ритуалов (обязательных нормативов) было превращение невест для родственного коллектива в «свое». В XIX в. В. Ни- 82

См.: Цитович П. Исходные моменты в истории русского права наследования. Харьков. 1870. 83

Лукьянов Л.П. Восточные славяне. Разве это мы? Эволюция VI-X вв. М. 2004, с. 42. Данная ссылка не означает нашего согласия с остальными частными и общими положениями работы.

Иванов В.В. Топоров В.Н. О языке древнего права (к анализу ключевых терминов) // Славянское языкознание. VIII Международный съезд славистов. Доклады советской делегации. М. 1975, с. 222. Термин «предправо» несомненно условен и означает в действительности просто «ранее право», догосударственное право. 85 Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян. М. 1991, с. 210.

кольский провел анализ института наследования у славян на примере сохранившегося чешского эпоса, поскольку государственные процессы у руссов и чехов проходили в целом синхронно. Автор показал, что споры о наследовании были у славян важным явлением уже к IX в. и по этому вопросу имелись к тому времени законодательные установления.86 К этому мнению присоединился позднее историк права З.М. Черниловский, засви-

87

детельствовавшии древность института наследования у чешских славян. В. Никольский и И. Беляев указывали, что в Русской Правде наследование по завещанию стоит на первом месте («Аще кто разделит свой дом умирая, на том стоять...»). Здесь только нужна оговорка, что данная ситуация имеет отношение к развитой городской среде времен Русской Правды. В сельских общинах наследование выступало в несколько иной форме. И. Беляев

утверждал, что это вариант «чисто русского института наследования по за-

88

вещанию».

Можно считать, что порядок наследования в договоре с Византией 911 г. представляет собой национальный правовой институт, который сформировался в VIII-IX вв. и базировался на индивидуальной собственности.

Комплекс дел семейно-имущественного профиля, передававшихся по Уставу Владимира I в подсудность Церкви из системы языческого права имел древнюю, устойчивую традицию и достаточно отработанную практику, был нормативно закреплен и мотивирован. И вопрос о новой подсудности не был бесконфликтным. Я.Н. Щапов в своих работах о церковных Уставах показал, что ряд дел о наследстве, разводах и семейных отношениях из Устава Владимира I в документах XII—XIII вв. был отнесен к «двойной подсудности» - княжеской и церковной.89 В какой-то степени это был возврат к традиционной практике, сложившейся в языческое время.

Разрушение языческих «капищ» при утверждении новой веры было чревато конфликтностью с язычеством, что требовало гибкой политики. Свою роль в ней должны были играть «знатоки» языческого права, общественные лидеры язычества. В этой роли могли выступать «старцы градские», старейшины, какая-то часть жрецов (волхвов) и т.д. Роль могла проявляться в консультациях, советах, в согласовании методов воздействия на население для смягчения последствий религиозных перемен. Митрополит Макарий писал о принятии Устава Владимира I, что на обсуждениях было понимание невозможности для вновь крещеных взять целиком для новых целей византийское право. В этой связи Устав представлял собой только 86

Никольский В. О началах наследования в древнем русском праве. М. 1859, с. 69-71. 87

Черниловский З.М. Возникновение раннефеодального государства и права в Чехии // Труды ВЮЗИ. Т. 14. М. 1970, с. 262-265. 88

Беляев И. О наследовании без завещания по древним русским законам до Уложения Алексея Михайловича. М. 1858, с. 1, 11, 9. >

ftQ

Древнерусское государство и его международное значение, с. 338-354. . > .

переделанный из Номоканона русский вариант законодательства. Это также свидетельствует в пользу невозможности обойтись на обсуждениях без «специалистов по языческому праву».90 Текст самого Устава прямо указывает на его действие только в тех местах, «где христиане суть». Без согласований о подсудности между языческими и христианскими инстанциями в ново крещенных, но «смешанных» районах, где были княжеские, городские, местные суды, а по делам вне компетенции Устава они оставались, обойтись без них было просто нельзя.

Для определения характера юрисдикции и отношения ее к языческому праву конца Х-начала XI вв. целесообразно исследовать роль «носителей знаний» языческого права за весь период княжения Владимира I до 1015 г. В 987 г. Повесть Временных лет прямо указывает, что при обсуждении вопроса о принятии новой веры князь решал его вместе с «боярами и старцами градскими».91 Это же повторяют и другие летописи.92 Заручиться поддержкой общественных лидеров со стороны князя было вполне естественным. Подробную оценку мнений о «старцах градских», с характеристикой их как представителей родовой знати, дал И.Я. Фроянов.93 Следующий летописный эпизод раскрывает крещение в Киеве, где князь и бояре действовали единым фронтом. Часть населения крещения не приняла и «плахуся», когда идола Перуна сбрасывали с постамента. Однако многие держались мнения: «не худо то, что князь и его бояре сдумали (приняли веру)».94 Любопытно, что эпизод крещения в Киеве совершенно умалчивает о позициях «старцев градских» и традиционных органах народной власти. Ведь, судя по летописи, их представители участвовали в обсуждении вопроса о вере годом раньше. И теперь они проявили, по меньшей мере, лояльность и молчаливое согласие с действиями князя. Можно полагать, что «сокрушение капищ» вряд ли могло проходить так покорно, как описано в летописи. Или же эти условия подготавливались поддержкой и подготовительной деятельностью не только княжеской администрации, но городской и сельской местной власти. Ведь сам процесс проходил, согласно летописи, «по городам и селам». Согласованность действий - вполне логична.

До 996 г. ПВЛ практически не озвучивает христианский вопрос, хотя в жизни этого периода он играл важнейшую роль. Вероятно, шла какая-то подготовка к строительству церквей, реформе просвещения и другим акциям. В 996 г., по описаниям летописи, прошла серия важных государственных мероприятий. Была дарована церковная десятина, но не Устав Церкви, о нем летопись молчит. Однако многие авторы относят к этому

QQ

Макарий (Булгаков). История Русской Церкви. Кн. 2. М. 1995, с. 83. 91

ПВЛ, с. 48. 92

ПСРЛ. Т. 24. М. 2000, с. 33. 93

Фроянов И.Я. Киевская Русь. Спб. 1999, с. 89-105. 94

ПВЛ, с. 52-53. году и сам Устав Церкви Владимира I. О самой десятине сказано лапидарным языком и в конце повествования отмечены богатые дары «боярам, старцам градским и убогим».95 В Типографской летописи состав участников этого периода существенно конкретизируется и расширяется. Она гласит о созыве князем по поводу строительства церквей «бояр, посадников, старейшин и многих людей от всех городов». При учреждении десятины был устроен «праздник велик всем боярам и старцам людским».96 «Людским» в данном случае означает представительство от населения в широком смысле для совещания и согласия на десятину. Получается, что именно «бояре и старцы градские» (свое окружение и представители от населения) были постоянными участниками совещаний и консультаций князя по вопросам веры с целью обеспечения поддержки. Категория «убогих» одаривалась в связи с политикой христианской милостыни, так необходимой для укрепления авторитета веры. Совет со «старцами и дружиной» проводит князь в этом же году при проведении государственно-юридических преобразований. Но в тексте ПВЛ «старцы» привлекались для консультаций только для решения вопроса об отмене смертной казни.97 Типографская летопись разъясняет ситуацию. По ее описанию, обстановка многодневных пиров, данных князем широкому кругу лиц - «боярам, сотским, десятским, нарочитым людям», явно преследует цель задобрить чем-то всю систему управленцев и население. Вопрос о «княжеских пирах» древнерусского периода подробно проанализировал И.Я. Фроянов. Он сделал вывод о том, что эти пиры представляют собой одну из форм контакта с различными слоями населения с целью обеспечения поддержки князю со стороны общественного мнения.98 На фоне этих пиров князь решает те вопросы, которые принято называть реформами Владимира I (о строе земляном, об уставе земляном, о ратях), и решает их не только с дружиной, но «с людьми», с широкими слоями («любя люди и думая с ними об устроении»).99 Общественные лидеры язычества в состав этого контингента должны были входить несомненно.

Годом позже, в 997 г., в осажденном кочевниками Белгороде «старцы» и «старейшины градские» играли важную роль в принятии и органи-

1 по

зации «вечевых решений». Огметим, что основанный незадолго до этого Владимиром I Белгород явно не был в конце X в. достаточно христианским 95

ПВЛ, с. 55. Десятина в описании летописи отличается от десятины в тексте Устава, что дало основание С.В. Юшкову полагать существование предшествующей Уставу «предварительной грамоты» (Юшков С.В. Общественно-политический строй и право Киевского государства, с. 200-210). 96

ПСРЛ. Т. 24, с. 41. 97

ПВЛ, с. 56. 98

Фроянов И.Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической исторви. Л. 1980, с. 137-149. 99

ПСРЛ. Т. 24, с. 41. - 100

ПВЛ, с. 57.

городом. В описываемом эпизоде осады нет ни единой апелляции в тексте летописи ко Христу, к Богородице, обычно применяемых летописями в подобных случаях.

Можно сделать вывод, что до начала XI в. (на весь период активной реформаторской деятельности Владимира I) присутствие на обсуждении реформ и государственных вопросов языческих лидеров («специалистов по старому праву») представлено в летописях как обязательное. Это говорит, безусловно, в пользу их присутствия прн обсуждении разграничения подсудности в Уставе Церкви.

Резко меняется тон летописей с 1015 г. после смерти князя. Под этим годом Ярослав впервые «совещался» с какими-то высшими кругами о возможности занятия великокняжеского стола, но нет абсолютно никаких свидетельств о присутствии «старцев».101 Во время конфликта новгородцев

с варяжской дружиной в этот период Ярослав ведет переговоры лишь с

1

традиционно важным новгородским вечем. Среди этих бурных новгородских событий под 1019 г. в Софийской первой летописи помещен эпизод о так называемом даровании новгородцам Русской Правды после победы над Святополком. Эпизод этот имеет значение как первое историческое известие о кодификационных работах по составлению древнерусского кодекса. Но помимо этого, он характеризует полную переориентацию законодательной деятельности в государстве в рукн князя н его окружения, о полнейшем разрыве в вопросах законодательства со «старцами градскнмн» н лидерами язычества.

При акте избиения новгородцами распоясовшихся варягов Ярослав не был склонен ни к какому совету с горожанами, вызвал к себе «нарочитых мужей» и их «иссече».103 Можно лишь предполагать, что в составе «нарочитых мужей» могли быть и «старцы градские», новгородская администрация, верхи купечества и общественные лидеры. Последующее на другой день раскаяние князя («плахуся») было вызвано лишь чрезвычайными обстоятельствами и угрозой войск Святополка. Отношение князя к новгородским верхам, как можно полагать из текста, совершенно не изменилось, он просит о помощи лишь новгородское вече, что достаточно традиционно.

После поражения от «Святополка и ляхов» помощь князю в Новгороде организует посадник Коснятин (возможно, один из создателей Русской Правды), опираясь на новгородцев. Опора делается на администрацию Новгорода и «старцы градские» навсегда ушли с исторической арены. Переориентация власти окончательно произошла. Было принято решение о сборе денег на войну: 4 куны от человека, 10 гривен от старост, 18 гривен

~ а 104

от бояр. 101

Там же, с. 59. 102

ПСРЛ. Т. 6. Вып. 1. М. 2000, ст. 128. 1 103

ПВЛ, с. 62. -л''- 104

ПВЛ, с. 63. Со смертью Владимира I (1015 г.) завершился процесс консолидации сознания нового типа, в котором не было места «консультациям» со «старцами градскими», исчезла в основном опасность, толкающая к компромиссам с «языческим правом». Правовые языческие традиции могли игнорироваться, а опора в управлении делалась властью на собственную администрацию. Хотя нормы права, выработанные в языческое время, оставались в составе Русской Правды, поскольку они срослись с бытом и были вполне приемлемы для XI в. При вхождении в состав Русской Правды они рассматривались как княжеское общегосударственное законодательство.

Летописное описание событий 1015-1019 гг., связанных с отношениями с Новгородом, заканчивается вместе с победой Ярослава над Свя- гополком, и в 1019 г. Софийская первая летопись содержит сведения о законодательных работах Ярослава Мудрого. Бурные годы вполне логично завершаются разработкой законов. Летопись рассказывает, что князь распустил новгородцев по домам после победы, «давъ им правду и уставь, списавъ грамоту, рече: «По сему ходите и держите, яко же списахъ вам».105 После этих слов приводится вариант текста статьи первой Русской Правды, но не в древнейшей редакции, а в редакции Правды Ярославичей, где имеется вира в 40 гривен за обычное убийство и в 80 гривен за убийство огнищан и княжих мужей. Общее название законодательных установлений именуется как «Устав великого князя Ярослава Владимировича о судах. Суд о душегубстве. Правда Русская». Отметим, что слово «правда» упоминается два раза, причем в названии законодательных установлений Ярослава - именно как заголовок кодекса с большой буквы. В первом случае из вышеприведенной цитаты «правда» (с маленькой буквы) к названию кодекса не относится. Приведенная, явно не древнейшего написания статья об убийствах, показывает, что летописец руководствуется какой-то своей логикой. Однако эта единственная статья и составляет, по смыслу летописи, тот Устав, который «дал» великий князь Ярослав. Это отнюдь не вся Древнейшая Правда и текста ее там нет. За статьей следует текст Правды Ярославичей (после 1054 г.) об «отложении убиения за голову». Состав следующего затем текста Русской Правды также не свидетельствует в пользу принятия в 1019 г. Древнейшей Правды, он отличен от нее. Получается, что употребление в летописи фразы «дал правду» означает не кодекс права, а пожалование правды в смысле справедливости. В древнерусском правосознании справедливость была одной из составляющих широ-

105 перл х. 6. Вып. 1. М. 2000, ст. 133. В Новгородской четвертой летописи какие-то неясные сведения о «правде» содержатся под 1016 г., но указания о выдаче новгородцам Устава и грамоты - под 1019 г. (ПСРЛ. Т. 4. Вып. 1. М. 2000, с. 107, 110). Возможно, вопрос о законодательстве стоял за эти годы неоднократно, что и внесло неувязку в описание событий.

кого, обобщающего термина «правда». Речь шла о предварительных условиях и целях выдачи Устава Ярослава и его грамоты. Что такое грамота определить вообще крайне трудно.107

Таким образом, «Устав Ярослава» означал постановления о кровной мести и вирах за убийство. Следующий вслед за этим в летописи текст Правды по объему явно более позднего происхождения. Он состоит из разделов Правды Ярославичей, Пространной Правды, постановлений Владимира Мономаха в начале XII в. Здесь и разбойные убийства, и покон вирный, и увеличенные виры и т.д. Весь этот набор статей представляет редакцию, скомпилированную самим летописцем, и заканчивается изложение статьями Пространной Правды.108 Более того, за текстом Правды следует текст имеющего хождение на Руси «Закона Судного людем».

Фраза о «выдаче» новгородцам «правды и Устава» присуща вообще новгородским летописям. Однако в тексте первой Новгородской вслед за ней непосредственно помещен текст Древнейшей Правды под 1016 г.109 Далее помещена Правда Ярославичей. Оба текста адекватны принятым редакциям.

Выводы о приоритетах возникновения законодательства Ярослава достаточно проблематичны. В обоих новгородских вариантах тексты приводимого древнерусского кодекса выходят за рамки непосредственно законодательства Ярослава. Сами летописцы запутали вопрос о том, какой вариант летописи дает более правдивую картину законодательных событий, поскольку старались «выйти», каждый по своему, за рамки законодательных работ времени Ярослава. Но четвертая новгородская летопись обнаруживает более значимую заинтересованность в освещении русской законодательной истории ХІ-начала XII вв. Она более точна в определении Устава Ярослава. Первая новгородская летопись точнее передает текст прижизненной Правды Ярослава. Дальнейшие попытки определения структуры и хронологии Правды связаны с отвлеченно-логическими предположениями. Для нас важно, что Правда, принятая по времена Ярослава, была первым законодательным документом такого масштаба именно государственного характера. Она не была связана с желаниями и волей языческих лидеров и «правоведов». Причем, сначала был принят Устав 106

См.: Рогов В.А. Древнерусская правовая терминология с корнем «прав» // Фемис. М. 2002. Выпуск 3. 107

В новейшей работе А.В. Павлова полагается, что события 1016 г. носили характер «антиаристократического» выступления против старой знати (Петров А.В. От язычества к Святой Руси. Новгородские усобицы. К изучению древнерусского вечевого уклада. Спб. 2003, с. 72-87, 91, 97-98). Для нас важно, что эта старая аристократия была во многом, если не в большинстве, языческой. Избиение Ярославом лидеров языческой прослойки логично согласуется с приведенным в последующем изложении летописи текстом Русской Правды. Этот сложный скомпилированный текст не содержит никаких следов влияния «языческих специалистов» на его содержание. 108

ПСРЛ. Т. 6. Вып. 1, с. 134—153. 109

ПСРЛ. Т. 3. М. 2000, с. 175-180. Ярослава, закрепленный в ст. 1 Краткой Правды, а затем текст всей Древнейшей Правды между 1016 и 1020 гг.

Четвертая новгородская летопись отражает первую значительную компилятивно-редакционную работу такого крупного масштаба, проведенную летописцем, давшим свой вариант истории русского права в XI- XII вв. Летопись доказывает интерес к праву и значение юридических знаний. Хотя одновременно она доказывает и трудность восстановления истории законодательства на древнерусском этапе. Еще один вывод можно сделать из оценки летописью хронологии законодательных работ Ярослава. Они были не единоразовыми и продолжались несколько лет, хотя это нельзя понимать как систематическую непрерывную деятельность. Вероятно обсуждалось не только отечественное языческое, но и в более широком смысле - славянское законодательство. На это понимание подталкивает помещенный в заключении текст «Закона Судного людем». Могло анализироваться и византийское законодательство, которое, согласно летописи, представляет болгарский Судебник, названный в тексте «греческим». Можно предположить, что имели место разногласия и трения по каким-то политическим и законодательным вопросам. Сразу за текстом «греческого Судебника» имеется запись за 1020 г. об опале на крупного новгородского деятеля Константина, его заточении и смерти.110 Этот новгородский посадник упоминается в списке «князей новгородских» как сын Добрыни, вероятно, родственника Владимира I. После ухода с должности посадника он

был посажен в тюрьму, но о смерти в заключении «список князей» молім

чит.

В результате законодательных работ Ярослава были порваны связи с традициями язычества, законодательная деятельность сосредоточилась в руках князя и его окружения, его администрации, византийского духовенства. В языческих советниках-консультантах государство больше не нуждалось.

Рецидив старого значения языческих общественных лидеров и, вместе с тем, полная ликвидация этой старины описаны в летописях под 1024 г. Наступивший голод вызвал «восстание волхвов». Они перебили «старую чадь», которая вела происхождение из языческой старины, но была в новых условиях совершенно лояльной князю. Смутьяны были схвачены и по распоряжению князя частично казнены, частично посажены в тюрьмы.11 Летопись свидетельствует, что к виновным применялась высшая мера наказания по Русской Правде - «поток и разграбление». Имущество князь «расточи», «дома их разграби». Софийская первая летопись среди круга восставших выделяет «баб». Видимо, агитация подействовала на них, обремененных хозяйством, прежде всего.113 Был «мятеж велик», от 110

ПСРЛ. Т. 6. Вып. 1, с. 172. 111

ПСРЛ. Т. 3. М. 2000, с. 470. 112

ПВЛ, с. 65. 113

ПСРЛ. Т. 6. Вып. 1, ст. 174.

голода ширилась самопродажа в холопство. Закончились волнения после подвоза продовольствия из-за границы. Последовала наставительная речь князя Ярослава, суть которой заключалась в наказании за грехи от христианского Бога. Эта речь не случайна, она показывает, что вопросы религии играли в волнениях значительную и, вероятно, центральную роль. События в Суздале показали опасность язычества и усилили неприязнь к нему княжеской власти. Естественным следствием подобных отношений было усиление роли собственного княжеского аппарата управленцев. Когда после 1024 г. произошла война между Ярославом и братом Мстиславом и Русь временно была поделена между ними, Ярослав, «сидя в Новгороде» и не смея появляться в Киеве, отдал там власть «своим», и в Киеве «сидели мужи Ярослава». Конечно, в реальности «исчезают» не «старцы» и «старцы градские», они еще существуют и даже продолжают, очевидно, влиять на население. В некоторых статьях Русской Правды прослеживаются следы общинных властей (старосты, извод из 12 человек и т.д.). Исчезают свидетельства источников об их роли в государственно-административной деятельности и разработке правовых вопросов. В восстании в Киеве 1068 г. нет ни малейших свидетельств о какой-либо роли в смуте старцев или старцев градских, хотя лидеры у населения были среди богатых и знатных («чадь»). Активность проявляют лишь языческие волхвы, пособники обреченной религии.

Компромисс со стариной в праве времени Ярослава заключался в способности государственной власти учитывать приемлемое из этой старины. С.В. Юшков справедливо полагал, что Древнейшую Правду нельзя считать сборником «обычного права», не говоря уже о последующих редакциях.115 Это было актом государственной власти, учитывающей правовую традицию. После смерти Ярослава его сыновья обсуждают вопрос о Русской Правде в совете только со своим окружением, без всякого иного представительства. Определенный компромисс проявляется и в том, что государственное законодательство XI-XII вв. на Руси развивалось в чисто светской форме после устранения от влияния на него «языческих специалистов» в начале княжения Ярослава. Это совпало с разработкой первой русской кодификации права при Ярославе и его сыновьях. Само же языческое законодательство, языческая правовая традиция в XI в. использовались, хотя бы в области уголовных и судебных штрафов, но выбор старых форм зависел от усмотрения власти и сдерживался лишь стремлением избежать нежелательных эксцессов. В 1036 г. после смерти брата став «самодержцем» в стране, Ярослав давал «грамоту» о платежах Новгороду самолично и в абсолютно повелительных тонах: «По сей грамоте платите дань».116 В таком законодательном процессе играли роль верхи Церкви и традиции византийского права, которое было во многом «право- 114

Древнерусское государство и его международное значение, с. 175-195. 115

Юшков С.В. Русская Правда. М. 2001, с. 290-291. 1,6ПСРЛ. Т. 6. Вып. 1, ст. 177.

вой базой» церковной прослойки. И именно со времен Ярослава на таком фоне шел процесс приобщения к книжности.

Однако лишь к 1037 г. князь смог начать, «преодолев» старые традиции, масштабное строительство церквей и монастырей, проводить «новую книжную политику». Летопись отметила результаты этого: «вера христианская стала плодиться и расширяться».117

Проведенная князем книжно-образовательная реформа носила многопрофильный характер, ее масштабность признают современные авторы. 18 Митрополит Макарий полагал, что преемник Владимира Святого Ярослав продолжил его образовательную политику. Нужно было обучить определенную группу церковному пению, греческому языку, текстам богослужебных книг и произведениям Отцов Церкви. Требовались и знания теоретического богословия. Уже в первой половине XI в. на Руси должны были существовать какие-то формы образования (или училища) с уровнем выше обычного. При этом какая-то наиболее образованная часть духовенства, как Иларион Киевский, подобно ему самому, имела отношение к законодательной деятельности. При Ярославе была создана в Киеве первая русская библиотека, а школы, созданные по типу времени Владимира I и Ярослава Мудрого, продолжали функционировать и в XII в., хотя данные летописи о них весьма лаконичны.119 Историк Церкви Е. Голубинский указывал, что созданная Ярославом библиотека насчитывала 500 томов, переложил эту цифру на скорость переписки книг и получил в результате данные о грандиозных по тому времени книжных работах. Е. Голубинский подчеркнул направленность замысла князя на создание широкого слоя грамотных людей, тогда как при Владимире I преследовали цель «образования элиты» и создания ограниченного слоя «византийской образованности».120 Именно «книжные работы» Ярослава дали Руси возможность иметь в середине XI в. основополагающие труды Отцов Церкви, церковную литературу и отчасти правовую литературу (Номоканоны). Я.Н. Щапов относит интенсивное знакомство с Кормчей ко второй половине 121

XI в. Но нужно помнить, что об изучении ее текста говорит содержание Устава Владимира I. Элитная часть русского общества была знакома с содержанием Номоканона уже в момент принятия христианства и Устава, и даже несколько раньше. А поскольку при Ярославе законодательная деятельность сосредоточилась в княжеском окружении, знание византийского законодательства в элитной группе совмещается и с соста- 117

ПВЛ, с. 66. 118

Лихачев Д.С. Культура русского народа X-XVII вв. М. 1961, с. 18; Котляр Н.Ф. Древнерусская государственность. Спб. 1998, с. 148-149.

ПВЛ, с. 63. 120

Голубинский Е. История Русской Церкви. Т. 1. Первая половина. М. 1997, с. 189- 193. 121

Щапов Я.Н. Византийское и южнославянское правовое наследие на Руси в XI- ХШ вв., с. 234-235.

вом участников законодательного процесса. Закономерным следствием ситуации была разработка при Ярославе Мудром текста церковного Устава с конкретными нормами права и конкретными правовыми ситуациями, чего не было при Владимире I. Именно во второй половине XI в. учащаются сведения о мыслителях-теоретиках (Иларион Киевский, Св. Феодосий и т.д.) и все они на долгие годы связаны с Церковью. Но это по прежнему удел достаточно узкой элитной группы. В дореволюционном исследовании П. Соколова было подмечено, что в 40-е гг. XI в. шла серьезная правовая полемика русской государственной власти с Византией по вопросу приемлемого варианта перевода Кормчей на славянский язык. В ходе ее выявились серьезные разногласия и участвовал в полемике определенный круг

высших церковных деятелей. Именно в 40-е гг. XI в. возвысился по обще-

v 122 ственной лестнице Иларион Киевский. В ходе полемики русские деятели, в том числе - Иларион, углубляли правовые знания. Если принять распространенную версию об участии Илариона в позднейшем совершенствовании Русской Правды сыновьями Ярослава Мудрого, то правовая полемика 40-х гг. безусловно способствовала его юридическому совершенствованию. Как и иных участников событий.