<<
>>

§ 1. Уголовно-правовое исследование норм об охране собственности

Общность в развитии уголовно-правовой доктрины России и Кыргызстана, обусловленная определенными историческими предпосылками, описанными во второй главе, предопределила тождественность форм и видов преступлений против собственности в обоих государствах.

Кроме того, на стадии разработки действующего Уголовного кодекса Кыргызской Республики законодателем за основу был взят российский уголовно-правовой опыт, традиционно используемый в качестве ориентира в процессе совершенствования национальной правовой системы на постсоветском пространстве[181].

Сходство глав 21 «Преступления против собственности» в содержании российского и киргизского уголовных кодексов позволило придерживаться унифицированного теоретического подхода при выделении видового, родового и непосредственного объектов преступного посягательства.

Объект преступления позволяет решать ряд вопросов, возникающих при квалификации деяния, является элементом основания уголовной ответственности, определяет социально-политическую и юридическую природу

конкретного состава преступления и необходим при разграничении смежных и сходных преступлений, а также иных правонарушений1.

Родовым объектом преступлений, изложенных в указанной главе обоих кодексов, будут являться общественные отношения в сфере экономики. В качестве видового объекта выступают отношения собственности, определяемые единством правовой и экономической составляющих, на чем мы подробно останавливались в первой главе[182] [183]. Непосредственные объекты преступлений против собственности в силу равенства форм собственности конкретизирован исходя принадлежности имущества физическому или юридическому лицу[184]. В связи с этим полагаем, что видовым и, соответственно, непосредственным объектом уголовно-правовой охраны в главе 21 УК выступает гарантированная государством возможность обладания физическими и юридическими лицами имуществом и принятием собственником или иным владельцем имущества экономико-правовых решений по управлению им.

В юридической литературе преимущественно категориями «имущественные преступления» и «преступления против собственности» раскрываются схожие группы преступлений. Ряд ученых, например, А.Г. Безверхов[185] [186] и Е.Н. Бархатова3, настаивают на смене наименования главы 21 на «Имущественные преступления». Полагаем, что существующее название главы наиболее точно отражает системность уголовных кодексов России и Кыргызстана, и их связь с Основными законами государств соответствует принципу построения глав по признаку родового объекта и содержанию ст. 2 УК, где в качестве объекта уголовно-правовой охраны указывается

собственность1. В уголовном праве общепринятая трехчленная квалификация объектов преступления складывается из поэтапного выделения общего, родового и непосредственного объекта. В теории уголовно-правовой науки общепризнанно, что объектом преступления выступают общественные отношения, недоступные для прямого восприятия. В ряде работ отмечается, что непосредственным объектом могут быть конкретные предметы посягательства[187] [188]. Е. Фесенко рассматривает в качестве объекта преступного посягательства правовые блага, выраженные в законных интересах и правах потерпевших[189]. Не умаляя значимости научного вклада авторов, следует отметить, что раскрытие объекта через общественные отношения в полной мере указывает на их социальную природу и предполагает, что значение предмета преступления зависит от существующих взаимосвязей субъектов в обществе. А в предмете посягательства заключается функция материализации общественных отношений[190].

Ряд преступлений против собственности характеризуются, помимо указанного выше основного, также дополнительными объектами: личность, неприкосновенность жилища, общественная безопасность. Логика подобного выделения основана на наличии тесной родовой связи указанных дополнительных объектов с объектом преступлений против собственности, причем отношения собственности здесь выходят на первый план, так как именно на них направлено преступное посягательство.

Не согласимся с позицией, что преступления против личности в составах хищения следует рассматривать

самостоятельно, так как они не находятся в связи с мотивами и целями посягательства[191]. В данном случае следует иметь в виду, что содержание в главах

главах 21 УК России и Кыргызстана двухобъектных преступлений указывает на следующее: а) основной объект посягательства раскрывается посредством посягательства дополнительного объекта; б) существует сложность отделения друг от друга объектов посягательства; в) объективная совокупность объектов посягательства. Более того, особенность уголовно-правовой охраны в главах 21 УК России и Кыргызстана заключается в том, что отношения собственности выступают в качестве основного и непосредственного объектов, несмотря на существование большинства составов преступлений, расположенных в разных главах, где отношения собственности являются дополнительным и альтернативным объектами посягательства1.

Компаративистское исследование законодательства различных стран, как правило, осуществляется посредством сравнения: диахронного (исторический анализ прежнего права), к которому мы отчасти обращались во второй главе, или синхронного, предполагающего сопоставление действующих правовых норм. К нему мы прибегнем ниже, сравнивая уголовное законодательство России и Кыргызстана[192] [193]. Указанный метод исследования позволяет не только выделить сходства и особенности, присущие уголовным законам рассматриваемых стран, но и выявить проблемные участки уголовно-правовой охраны собственности, выработать рекомендации по совершенствованию законодательства.

Даже при беглом рассмотрении содержания одноименных глав 21 «Преступления против собственности» уголовных кодексов России и Кыргызстана мы обнаруживаем составы преступлений, которые характеризуются определенной общностью в объективно-субъективных признаках. Речь идет преимущественно об опорных (основных) составах преступлений, таких как кража, грабеж, разбой, мошенничество, вымогательство и т.

п. Вместе с тем в процессе развития уголовного законодательства обеих

стран из указанных составов выделились иные (например, специальные формы мошенничества в УК РФ, скотокрадство в УК КР).

При более детальном изучении замечаем, что ряд схожих составов преступлений содержатся в уголовных законах обоих государств, однако расположены в разных главах уголовных кодексов, так как их привязка осуществлена к иным объектам. Так, ст. 177 УК Кыргызской Республики - «Приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем», содержащаяся в главе 21, по сути, аналогична ст. 175 УК Российской Федерации, размещенной в главе 22 «Преступления против экономической деятельности». Ст. 175 УК КР «Уничтожение или разрушение памятников истории и культуры, объектов природы», также содержащаяся в главе 21, имеет общие черты со ст. 243 УК РФ «Уничтожение или повреждение объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов Российской Федерации, включенных в единый государственный реестр объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов Российской Федерации, выявленных объектов культурного наследия, природных комплексов, объектов, взятых под охрану государства или культурных ценностей», размещенной в главе 25 «Преступления против здоровья населения и общественной нравственности» раздела IX «Преступления против общественной безопасности и общественного порядка». Как видно, различия обусловлены выбранным законодателем подходом в определении видового и родового объектов преступлений.

Между тем ряд составов, размещенных в главе 21 УК КР, не имеют аналогов в УК РФ. Речь идет о составах преступлений, связанных с неправомерным захватом недвижимого имущества: земельного участка (ст. 1721); помещения, здания или сооружения (ст. 1722). В свою очередь, для соответствующей главы в российском уголовном законе характерно наличие специальных составов мошенничества, повторного мелкого хищения, которых нет в УК КР.

Как дополнительное различие в уголовных законах можно указать следование законодателями отличным друг от друга подходам законодательной

техники в конструировании уголовно-правовых норм: в применении примечаний, оценочных признаков, характеризующих в целом существующие особенности уголовной политики государств.

Проводя сравнительное исследование, нельзя оставить без внимания ту классификацию преступлений против собственности, которая заложена в структуру уголовного законодательства России и Кыргызстана. Одним из первых оснований систематизации преступлений в главах 21 обоих кодексов является наличие либо отсутствие в деянии признаков хищения, представленных в его легальном определении и учитываемых в процессе уголовно-правовой квалификации.

Классификация в науке уголовного права позволяет выявить существующую однотипность и однородность элементов, соответствующие определенным критериям, и в конечном итоге наиболее полно охарактеризовать объект исследования. В основу классификации составов преступлений в главах 21 положено деление деяний на корыстные и некорыстные преступные посягательства. В рамках первой группы С.М. Кочои рассматривает хищения и корыстные преступления, не содержащие признаков хищения, ко второй относит составы уничтожения чужого имущества, неправомерного завладения автомобилем без цели хищения[194]. Схожей классификации придерживается А.И. Рарог, при этом к некорыстным деяниям он относит только ст. 168 УК РФ (которая соответствует ст. 174 УК КР), ст. 167 УК РФ (или ст. 176 УК КР), без указания среди них ст. 166 УК РФ (или ст. 172 УК КР). Как видно, в уголовно­правовой доктрине не сложилось однозначное мнение о месте состава неправомерного завладения чужого имущества в системе преступлений в главе 21 УК.

Л.Д. Гаухман и С.В. Максимов придерживаются более детальной классификации уголовно-правовых норм главы 21 УК: 1) хищения; 2) иные виды противоправного завладения или пользования чужим имуществом; 3)

преступления, связанные с уничтожением или повреждением чужого имущества1. Полагаем, представленный вариант группирования преступлений против собственности не отражает особенностей, присущих каждой из групп преступлений. Интересна, на наш взгляд, классификация преступлений против собственности, представленная автором В.В. Лысаком: 1) корыстные преступления, связанные с неправомерным извлечением выгоды: а) хищения; б) преступления, примыкающие к хищениям; в) иные корыстные преступления; 2) преступления против собственности, не связанные с извлечением имущественной выгоды[195] [196].

Автор в качестве основы «разбивки» преступных деяний рассматривает целеполагание преступления.

Более сложную классификацию преступлений против собственности, основанную на применении насилия в процессе их совершения, предлагают А.П. Кузнецов, И.Н. Бокова, Н.Н. Маршакова: с применением насилия или угрозы его применения (п. «г» ч. 2 ст. 161, ст. 162, 163, п. «в» ч. 2 ст. 166 УК РФ или п. 2 ч. 3 ст. 167, ст. 168, 170, п. 3 ч. 2 ст. 172 УК КР, а также дополнительно в УК КР ч. 2 и 3 ст. 1721, ст. 1722 УК КР); б) не связанные с применением насилия (ст. 158, ч. 1 ст. 161, ст. 165 - 168 УК РФ); в) совершаемые любым способом (ст. 164 УК РФ (ст. 1691 УККР))[197].

Вместе с тем представленные классификации носят лишь общий характер, содержат внутренние противоречия, позволяющие разным авторам относить одни и те же составы (например, угон) к разным группам преступных посягательств. В связи с этим полагаем, что для инструментального исследования целесообразнее использовать более детальную классификацию преступлений. Опираясь на системно-сравнительное изучение глав 21 уголовных

кодексов России и Кыргызстана, предлагаем следующую классификацию представленных в ней преступлений против собственности:

1) деяния, связанные с хищением: а) без насилия или угрозы его применения (кража, ненасильственный грабеж, мошенничество, присвоение и растрата); б) с насилием или угрозой его применения (насильственный грабеж ( разбой); в) где наличие либо отсутствие насилия как способа завладения имуществом правового значения не имеет (хищение предметов, представляющих особую ценность);

2) корыстные деяния, не связанные с хищением: а) без насилия или угрозы его применения (причинение имущественного вреда путем обмана или злоупотребления доверием); б) с насилием или угрозой его применения (вымогательство);

3) преступления, не связанные с абсолютным отчуждением чужого имущества: а) с применением насилия - неправомерное пользование чужим имуществом (самовольное занятие земель, самовольный захват недвижимого имущества, неправомерное завладение чужим автомобилем или иным транспортным средством); б) не связанные с причинением насилия - приобретение и сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем); уничтожение или повреждение чужого имущества.

Выделение самостоятельной группы преступлений обусловлено тем, что для них характерно наличие корыстного мотива, но, как правило, не носящего конституционный характер.

В уголовном законодательстве Российской Федерации и Кыргызской Республики даются похожие законодательные определения хищения. Примечанием 1 к ст. 158 УК РФ хищение определяется как «совершенное с корыстной целью противоправное безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившее ущерб собственнику». Понятие хищения, представленное в примечании к ст. 164 УК КР «Кража», отличается лишь использованием для характеристики объективной стороны хищения слова «завладение» и отсутствием прямого указания

распространения дефиниции в рамках уголовного закона, как это сделано в российском Кодексе. В российском уголовном законе в описании объективной стороны хищения используется словосочетание «изъятие и (или) обращение». Поэтапные действия, заключенные в изъятии, а затем в обращении чужого имущества, а в ряде случаев их одномоментное выполнение, характеризуют совершение виновным лицом физических противоправных действий альтернативно или совместно1.

По замечанию К.А. Бодобаева, термин «завладение» включает в себя элементы изъятия и обращения, что, в свою очередь, содержит описание внешней стороны хищения и в общем смысле носит синонимичный характер[198] [199]. При сравнении законодательных конструкций хищения, полагаем, исключение ограничения его действия в рамках одной главы является наиболее приемлемым, но с учетом уголовно-правовых характеристик объекта и предмета составов, расположенных в иных главах уголовного кодекса. Ряд российских ученых склоняются к замене словосочетания «изъятие и (или) обращение» на «завладение». По нашему мнению, термин «завладение» охватывает действия по изъятию и обращению. Однако, изучая нормы Уголовного кодекса КР, нельзя не заметить негативные стороны его использования в качестве синонима. В частности, диспозиция ст. 171 УК КР не содержит признака хищения - «присвоение и растрата вверенного имущества». Это объясняется тем, что указанные способы не вписываются в понятие «завладение», так как вверенное имущество в ограниченном владении или ведении на момент совершения преступления находится у виновного лица. С другой стороны, введение в дефиницию хищения категории «завладение» вызывает сложности при квалификации преступлений против собственности, в частности в отграничении

от состава неправомерного завладения автомобилем или иным транспортным средством.

По справедливому замечанию профессора В.В. Векленко, содержание в уголовном законе общего понятия хищения является примером своеобразного исключения в законодательной технике, позволяющего закрепить условный алгоритм квалификации однородных преступлений1. Установление в преступлении обязательных признаков хищения позволяет правоприменителю разграничить противоправное обращение чужого имущества и иные преступные посягательства, гражданско-правовые и административные деликты и правонарушения; более того, является отправной точкой в совершенствовании законодательства, исключает создание конкуренции и коллизии при включении новых норм в уголовный закон. Содержание определения дает возможность выработать тождественное толкование терминов «хищение» и «похищение», но с обязательным учетом присущих особенностей объекта (например, похищение человека) или с учетом предмета преступления (хищение официальных документов).

Несмотря на указанные положительные стороны законодательного определения хищения, полагаем, что содержание норм-разъяснений в примечании к какой-либо главе, а тем более к статье, является примером неудачного подхода законодательной техники, способного привести к «дефектам понимания или искажению содержания»[200] [201], особенно со стороны не сведущих в уголовном праве людей, на которых он должен распространяться. В этой связи нами поддерживается позиция разработчиков проекта нового УК Кыргызской Республики, включивших в его структуру приложение с толкованием используемых в уголовном законе терминов, в том числе и хищения[202].

По общему мнению, для хищений характерно совершение активных противоправных действий. Однако профессором В.В. Векленко представляется пример пассивного способа изъятия, когда водитель, заметив оставшийся в салоне автомобиля багаж и не сообщив об этом пассажиру, в последующем становится его противоправным владельцем. При этом обязательными условиями привлечения к уголовной ответственности являются: 1) осознание виновным факта невнимательности владельца, 2) наличие умысла последующего невозвращения багажа, оставленного по случайности1.

На наш взгляд, данный пример указывает не на отсутствие активного поведения. Он показывает возможность комбинированного, сочетаемого с действием и бездействием, способа совершения хищения. В подтверждение этого умозаключения рассмотрим обстоятельства другого дела, по которому несовершеннолетний К., катаясь на снежной горке, обратил внимание, что из сумки женщины выпал мобильный телефон, и незаметно для всех положил его в свой карман. Владелица телефона, обнаружив пропажу вещи, попыталась спросить о своем имуществе у К., но он, не реагируя на ее окрики, скрылся за углом дома. Следователем было принято решение об отказе в возбуждении уголовного дела, поскольку в поведении К. отсутствуют признаки преступления. Позже надзорный орган указал на ошибочность представленной оценки сотрудника следствия, дело было обоснованно возбуждено, и действия К. квалифицировали как тайное хищение чужого имущества. В ходе допроса подозреваемый К. указал, что видел, как владелица телефона его выронила, но умолчал об этом, чтобы забрать его себе; слышал, когда его окрикнули, и осознавал, что это было адресовано ему; понимал, что в случае его остановки ему бы пришлось вернуть найденное имущество[203] [204].

Выше мы затронули случаи, где речь идет о забытых или утерянных вещах, и хотелось бы остановиться на этом подробнее. Согласно гражданскому законодательству, найденным признается имущество, которое выбыло из

владения лица по ряду причин, но без участия лица, нашедшего его. Спорна, на наш взгляд, позиция: если лицо обращает внимание на то, что создались обстоятельства, когда вещь выйдет из владения гражданина, и виновный совершил определённые действия для того, чтобы осуществить преступные намерения, то его действия следует рассматривать как хищение1.

В этой ситуации, полагаем, отсутствуют признаки хищения. Так как, несмотря на наличие умысла, не усматриваются признаки состава преступления: элементы объективной стороны. Следует согласиться, что характерно наличие определенной бесчестности, но действия рассматривать необходимо в рамках деликта или проступка. Даже в той ситуации, когда вещь можно идентифицировать. Это связано с тем, что собственник утратил титульное владение имуществом.

В отличие от утерянного, практика хищения охватывает факты забытой вещи. Владение при этом прекращается в силу действий иных лиц, и собственник или иной законный владелец имеет возможность вернуть ее. Так, гр. Т. ожидала своей очереди для оплаты услуг связи. Заплатив, она ушла, забыв на стойке свой кошелек с деньгами. Увидев его, оператор, полагая, что это вещь гр. К., окликнула ее. Зная, что вещь принадлежит не ей, и по внезапно возникшему умыслу гр. К. забрала кошелек и ушла[205] [206]. Действия гр. К. были квалифицированы как мошенничество.

В.В. Хилюта обращает внимание на главный признак - место пропажи или утери. В зависимости от характера местоположения забытой вещи действия могут однозначно отражать умысел на завладение чужой собственностью[207].

Современное уголовное законодательство позволяет включить законодательные конструкции, которые отражали бы адекватную реакцию на посягательства, влекущие, помимо материального ущерба, иной вред. Таким

уголовно-правовым основанием является криминализация хищений, совершенных при определенных обстоятельствах времени, места или обстановки.

Так, в ходе проведенного анкетирования на вопрос, заданный гостям и жителям Нижнего Новгорода: «Следует ли ужесточать наказание за хищение имущества, совершаемое в условиях чрезвычайной ситуации (например, на месте дорожно-транспортного происшествия или пожара)?» - преобладающее число респондентов ответило утвердительно (89% указали «да»; «нет» - 11 % опрошенных граждан) (См. приложение 2).

Действительно, преступления против собственности, совершаемые в так называемых экстремальных условиях, несут больший общественный резонанс, нежели аналогичные деяния в обычных условиях. Более половины респондентов из числа обычных граждан (58 %) указали в качестве обоснования необходимости усиления ответственности за совершение такого рода хищений то, что преступление приводит к ухудшению экономического положения пострадавшего от стихийного бедствия, а на вторую позицию поставили нравственно-этическую составляющую такого рода преступлений против собственности (28 % опрошенных лиц).

О необходимости признания более опасной формой хищения в условиях чрезвычайной ситуации указали при опросе сотрудники экстренных служб (68 % респондентов). Более того, 49 % из числа сотрудников специальных служб МЧС и МВД отметили, что более строгая уголовная ответственность должна предусматриваться за хищения, совершаемые во всех чрезвычайных ситуациях, вне зависимости от масштаба последствия; треть респондентов считают, что мародерством следует признавать хищения в чрезвычайных ситуациях в условиях снижения социального контроля. Меньшинство опрошенных экспертов придерживаются мнения, что обстановкой для квалифицированного хищения необходимо признать ситуации, когда пострадавший не в состоянии самостоятельно обеспечить защиту своего имущества (13% респондентов); и

признавать территории, где объявленные зоной чрезвычайного положения (8% опрошенных специалистов)1.

Таким образом, с учетом данного аспекта собственность не только обладает правовыми или экономическими характеристиками, но и имеет морально-нравственную составляющую, которая служит основанием для сохранения гуманного отношения между людьми и воспитания чувства нетерпимости в обществе к такого рода преступлениям, особенно в моменты, когда необходимо консолидировать усилия для скорейшей ликвидации последствий чрезвычайной ситуации и спасения населения.

В уголовно-правовой доктрине в силу отсутствия оснований для учета такого рода преступлений недостаточно исследована природа данной формы девиантного человеческого поведения людей. Проблема криминализации преступных деяний против собственности, совершенных в условиях чрезвычайной ситуации, затрагивалась на уровне диссертационного исследования, посвященного уголовно-правовой характеристике обстановки[208] [209]. В ряде научных трудов раскрываются социальные и исторические предпосылки криминализации такого рода уголовно-правового основания[210]. Некоторыми авторами проводились попытки криминологического анализа подобных

хищений1. Отдельные моменты проблемы завладения чужим имуществом в особых условиях освещались в периодической печати[211] [212]. Вместе с тем, обращаясь к опыту зарубежного законодателя, можно заметить, что в ряде стран в уголовный закон включены основания уголовной ответственности за совершение хищения в сложной обстановке[213].

При этом большинство авторов, и мы с ними не можем не согласиться, приходят к общему мнению, что виновным лицом сознательно используется сложившаяся ситуация, поскольку нарушение традиционного уклада общества и снижение уровня контроля со стороны государства облегчает совершение преступления и позволяет преступникам оставаться безнаказанными.

Наука уголовного права базовым критерием для преступлений против собственности устанавливала экономические и правовые характеристики предмета посягательства, влияющие на дифференциацию уголовной ответственности. Тем не менее в российском уголовном законодательстве различных исторических периодов в конструкциях деяний, связанных с хищением чужого имущества, длительное время находила отражение в качестве квалифицирующего признака обстановка совершения преступления. Как отмечал А.Г. Василиади, суть свойства обстановки кроется в ее возможности воздействовать на процесс совершения преступного деяния; уголовно-правовое значение состоит в способности обстановки влиять на характер общественной опасности содеянного в ее условиях преступления[214]. В настоящее время, исходя из ст. 62 и 63 УК РФ, обстановка, как сложившаяся объективная реальность,

является конструктивным признаком, смягчающим или отягчающим уголовное

наказание.

Обстановка, характеризуемая как объективные условия, преимущественно не связана с волевым поведением преступника, но предшествует совершению преступления, так как сложившиеся свойства обстоятельств используются им при совершении деяния1. В свою очередь, правильная уголовно-правовая оценка обстановки при совершении преступлений против собственности позволяет отграничить деяния, совершаемые в состоянии крайней необходимости[215] [216].

Как отмечают криминологи, поведение человека характеризуется совокупностью трех линий причинных связей. Во-первых, это жизненный опыт человека, его представления и взгляды; во-вторых, конкретная жизненная ситуация и оценка ее субъектом; и в-третьих, это предвидение результата совершаемого им деяния[217]. В совокупности с личностными чертами преступника обстановка влияет на механизм совершения преступления[218].

Исходя из того, что категория справедливости является основным критерием, присущим морально-этическим и правовым установкам общества, представляется, что законодателю следует предусмотреть дополнительное основание уголовной ответственности, позволяющее дать адекватную оценку содеянного. Отсутствие же этического основания влияет на то, что не обеспечивается нравственное развитие уголовного закона и не отражается взаимосвязь неправовых и правовых норм, в любом случае функционирующих в обществе[219].

Не случайно Модельный Уголовный Кодекс для стран СНГ, разработанный преимущественно при участии отечественных ученых, в главе, посвященной уголовно-правовой охране собственности, в соответствующих

составах хищения (кражи, грабежи и разбои) содержит квалифицирующий признак - «совершение в условиях общественного бедствия»1. Такого рода уголовно-правовые конструкции нашли отражение в уголовном законодательстве Таджикистана[220] [221] [222] и Молдовы1.

В национальных уголовных законах иных государств Содружества, в том числе России и Кыргызстана, указанная форма дифференциации уголовной ответственности за совершение хищений не предусмотрена. В Общей части уголовного закона предусмотрено лишь обстоятельство, отягчающее наказание за совершение преступления в условиях чрезвычайного общественного бедствия, массовых беспорядков, военного конфликта. Указанные обстоятельства могут учитываться судом при назначении наказания только при условии, что на определенной территории введен особый правовой режим - чрезвычайное положение. Вместе с тем для его введения предусматривается сложный механизм принятия соответствующих актов законодательными собраниями или главой государства[223].

Примечательно то, что Верховный Суд СССР, обращаясь к вопросам квалификации хищений на основе изучения событий землетрясений в Спитаке 1988 года и иных событий, связанных с вооруженными конфликтами, указал на проблемы, с которыми столкнулись органы следствия и суда при уголовно­правовой оценке преступлений, совершенных в особых условиях. На уровне разъяснения нижестоящим судам предписывалось, чтобы хищения имущества у

лиц, находящихся в беспомощном состоянии, квалифицировались с учетом обстоятельств, отягчающих уголовную ответственность1.

Включение в новый Уголовный кодекс Кыргызской Республики (введение которого в действие предусмотрено с 1 января 2019 года) в главу «Военные преступления» ст. 387 - «Мародерство», состав которого предусматривает завладение вещами убитых или раненых на поле сражения, нацелено на сохранение боеспособности, внутренней дисциплины и снижение негативного влияния боевых действий на население. Нужно отметить, что основной объект данного состава заключается в другой группе общественных отношений и в этой связи не позволяет в полной мере обеспечить уголовно-правовую охрану отношений собственности.

Между тем вопрос обеспечения правопорядка актуален не только в военный период, но и в мирное время, когда возникают какие-либо чрезвычайные обстоятельства. Вне поля уголовно-правового реагирования остается целая группа обстоятельств, которыми могут воспользоваться злоумышленники, не относящиеся к категории военнослужащих. В связи с этим, по нашему мнению, к данному аспекту следует подойти расширенно, охватив все экстремальные ситуации неконтролируемого характера, в том числе ситуации с меньшими по масштабу последствиями или имеющими локальное значение.

Профессор Ю.Д. Блувштейн также рассуждал о повышении воспитательной функции уголовного права, как обеспечивающей нравственно- этический фон: «Преступник, будучи человеком и членом общества, вправе рассчитывать на гуманное к себе отношение. Но в большей степени заслуживают гуманного отношения граждане, кто прямо или косвенно несет бремя причиняемого ущерба»[224] [225]. В действительности, идея справедливости базируется на определенной соразмерности, т. е. симметрии в общественных

отношениях, которая в настоящее время определяется использованием экономических и правовых критериев, предъявляемых к предмету преступления.

Уголовно-правовая охрана собственности как социально-правовое явление преследует цель обеспечить экономическую свободу личности. При этом уголовный закон исключает рассмотрение особых условий (обстоятельств), в которых стоимостные критерии объективно искажаются с учетом признаков значимости имущества или бедственного положения потерпевшего.

Актуализируя вопрос о необходимости введения дополнительного квалифицирующего признака деяний, мы опираемся на возрастающую проблему обеспечения правовой защиты жертв чрезвычайных ситуаций (наводнений, лесных пожаров, иных событий природного и техногенного характера). Одной из задач для государства становится, помимо предупреждения и ликвидации чрезвычайных ситуаций, также минимизация их последствий в широком смысле слова1. Здесь мы предлагаем пойти по пути индивидуализации уголовной ответственности за преступления против собственности с учетом обстановки. Представляется, что квалификация деяний по данному криминообразующему признаку должна способствовать повышению эффективности применения уголовно-правовых норм в условиях чрезвычайных ситуаций военного и мирного времени, в том числе при массовых беспорядках, общественных бедствиях, при осуществлении аварийно-спасательных работ[226] [227].

На необходимость дополнительной уголовно-правовой оценки обстановки совершения преступлений указывает распространённость различного рода дестабилизирующих объективных условий. Так, Россия входит в пятерку стран, где наблюдается высокий риск возникновения чрезвычайных ситуаций природного происхождения, не говоря о повсеместных фактах техногенного и

социального характера1. По данным МЧС Кыргызской Республики, в 2016 году зафиксировано 224 чрезвычайные ситуации природного и техногенного происхождения[228] [229]. Печальные для Кыргызстана события 2005 и 2010 годов, связанные с общественными потрясениями, которые сопровождались массовыми беспорядками, обнажили такие проблемы имущественной преступности, как захват земель, повреждение и уничтожение чужого имущества, массовые хищения в торговых объектах, на рынках. Для определенного круга лиц крупные общественные потрясения выступают толчком для совершения преступлений, позволяющим использовать возникшую ситуацию для корыстного обогащения.

На основании изложенного понятие обстановки совершения хищения нам видится как объективные условия, складывающиеся к моменту совершения преступления, не зависящие от волевого поведения субъекта, влекущие дестабилизацию нормального функционирования основных институтов общественного управления и жизнедеятельности населения и умышленно используемые виновным для завладения чужим имуществом.

Здесь следует задать вопрос: какие условия обстановки необходимо учитывать при конструировании новых норм об ответственности за имущественные преступления и каковы временные границы ее действия.

Уголовным законодательством в ряде стран предусматривается более строгая ответственность за хищения в условиях или во время чрезвычайных ситуаций. Так, в уголовных законах Голландии, Болгарии устанавливается более строгая ответственность за кражу на месте транспортных аварий, наводнения или пожара. При этом законодатель осуществляет привязку хищения к месту происшествия. В УК Республики Таджикистан в качестве квалифицирующего признака хищения указывается время его совершения - период чрезвычайных ситуаций, общественного бедствия. Действие указанного признака во времени,

как правило, связывается с объявлением парламентом или главой государства на территории всей страны или ее отдельного региона особого правового режима.

В соответствии с Постановлением Правительства Кыргызской Республики №344 от 30 декабря 2010 года обстановка, складывающаяся на определенной территории, может быть признана чрезвычайной ситуацией на основании согласованного с органом местного самоуправления и хозяйствующими субъектами решения межведомственной комиссии по гражданской защите Кыргызской Республики. Момент окончания чрезвычайной ситуации связывается со временем завершения аварийно-спасательных работ1.

В п. 3 ст. 188 УК Республики Молдова «Кража» в качестве квалифицирующего признака указывается обстановка хищения - «бедствие», под которым судебная практика понимает сложную ситуацию, вызванную событием природного или техногенного характера, охватывающую определенную общность, группу лиц (например, пожар в подъезде, дорожно- транспортное происшествие с участием автобуса и т. п.). Законодатель берет во внимание то, что такого рода бедствие способно вызвать негативные последствия для населения и виновное лицо осознает, что для завладения имуществом оно может воспользоваться сложным стечением обстоятельств2.

В уголовных законах Ирана, Китая предусматривается более строгая ответственность за хищение имущества спасательных служб, а также материальных средств, выделенных для оказания гуманитарной помощи пострадавшим.

Учитывая, что законодательством предусматривается широкая классификация чрезвычайных ситуаций, следует рассмотреть вопрос лишь о тех

обстоятельствах, которые существенно влияют на механизм преступления и характеризуют общественную опасность такого рода действий.

Причины криминализации такого рода деяний, на наш взгляд, связаны с тем, что качественные и количественные признаки имущества в определенных обстоятельствах могут изменяться. Стоимостные характеристики одних предметов в сложной обстановке могут снижаться, а другое имущество, не обладающего в обычной ситуации высокой ценностью, наоборот, может обретать значимость в силу их острой необходимости.

Существующее оценочное понятие значительного ущерба, являющееся квалифицирующим признаком ряда составов притуплений против собственности, в уголовном законодательстве России и Кыргызстана остается неопределенным, и его размер устанавливается в рамках судебного усмотрения. Критерии значительного ущерба не раскрываются законом, и, как правило, суд учитывает следующие факторы: стоимость изъятого или поврежденного имущества, масштаб экономического урона, зависящего от материального положения потерпевшего1. В советском уголовном законодательстве признак значимости связывался с тем моментом, что похищенное имущество выступало в качестве основного предмета или рабочего инструмента[230] [231].

Помимо количественных критериев, связанных со стоимостными признаками имущества, следует обратить внимание на качественные свойства вещей. Они выражаются в способности предмета удовлетворить потребности с учетом таких признаков объективной стороны, как время, обстановка совершения преступления, когда похищение имущества в меньших размерах и стоимости с учетом сложных условий, вызванных, например, боевой обстановкой, стихийным бедствием, обладает повышенной общественной

опасностью. Также Г.А. Кригер обращала внимание на место завладения чужим имуществом, когда хищение вещи меньшей стоимости в отдаленных регионах характеризуется повышенной общественной опасностью[232].

По нашему мнению, стоимость похищенного имущества в так называемых экстремальных условиях не всегда или не в полной мере отражает степень общественной опасности преступлений, поскольку с учетом складывающейся обстановки рынок не сразу реагирует повышением цены на продукты первой необходимости или снижением - на другие, второстепенные предметы или ресурсы. Поэтому представляется, что первостепенной задачей в условиях, например, гуманитарных катастроф является противодействие завладению продовольствием, медикаментами, транспортом, средствами спасения и связи.

Другой момент связан с тем, что вероятность роста преступности вызывает необходимость изменения правового режима в условиях чрезвычайных ситуаций, направленного, в том числе на сохранение правопорядка, и ставит вопрос о реализации предупредительной функции уголовного закона посредством прямого указания о недопущении такого рода преступлений.

Сложность исследования уголовно-правовой природы хищений в особых условиях связана с отсутствием судебной практики, а также со слабой научной освещенностью проблемы, которая по-прежнему остается столь неудобной для общества. Вместе с тем факты хищений на месте происшествий, связанных с транспортными авариями или стихийными бедствиями, вызывают повышенный общественный резонанс и возмущение населения.

С другой стороны, хищения предметов с места происшествия или чрезвычайной ситуации усложняют процесс установления личности пострадавших и обстоятельств произошедшего. Так, при ответе на вопрос «В чем выражается наибольший вред такого явления как мародерство?» мнения сотрудников экстренных служб практически разделились на три группы: треть респондентов (27,5 %) отметила, что хищение имущества затрудняет процесс

установления обстоятельств события (личность пострадавших и т.п.). Столько же респондентов указали, что наряду с экономическим ущербом преступные действия связаны с причинением дополнительного морального ущерба. Наибольшая группа респондентов (34%) придерживается позиции, что мародерство оказывает негативное влияние и способствует совершению аналогичных действий иными лицами, что, в свою очередь, затрудняет деятельность по ликвидации последствий (см. приложение 3). Учитывая результаты опроса, можно предположить, что критерии оценки общественной опасности такого рода хищений в рамках существующих норм уголовного закона не в полной мере отражают вредоносность деяний. Так, например, похищаемые лекарства или продукты первой необходимости, которые при нормальных условиях не превышают стоимости и показателей значительного ущерба, в сложной обстановке становятся особо значимыми, причем их цена может не измениться. Более того, правоприменители в лице сотрудников ОВД Кыргызстана и России (73% и 72% опрошенных соответственно) солидарны в том, что следует предусмотреть законодательные основания криминализации хищения, совершенный) в условиях чрезвычайной ситуации (см. приложение 1).

Учет указанных обстоятельств в составах хищений позволил бы выделить такой оценочный признак предмета преступления, как его значимость. Его применение в сугубо определенных, признаваемых уголовным законом обстоятельствах позволит обеспечить более действенную, дифференцированную уголовно-правовую охрану собственности.

Принимая во внимание общественную опасность рассмотренной группы преступных деяний и выделяя для них в качестве обязательных признаков обстоятельства места, времени и обстановки, способные вызвать изменения стоимостных характеристик имущества, необходима более глубокая дифференциация уголовной ответственности.

Учитывая явное сходство уголовно-правовых норм и криминообразующих признаков основного числа составов преступлений против собственности, остановимся на изучении характерных различий, проблем (например,

наказуемости деяний, использования оценочных понятий, стоимостных критериев, квалифицирующих признаков и т. и.) и попытаемся найти пути их решения. Кроме того, с учетом того, что с 1 января 2019 года в Кыргызской Республике вступит в законную силу новый Уголовный кодекс, а также Кодекс о проступках, рассмотрим принятые уголовно-правые нормы, предусматривающие ответственность за преступления и проступки против собственности.

Новое уголовное законодательство Кыргызстана направлено на введение иной категоризации уголовных правонарушений, разграничивая их на преступления и проступки, чего нет в Российской Федерации. Также в качестве еще одной особенности нового УК КР можно назвать установление абсолютно фиксированных санкций, влекущих, исходя из принятой степени строгости, определенную меру наказания, каждая из которых имеет 4 категории. По мнению составителей кодексов, данные изменения позволят минимизировать судебное усмотрение при назначении наказания за совершение преступлений и проступков. В меньшей степени редактированию подверглись диспозиции уголовно-правовых норм. Поэтому результаты анализа действующих уголовно­правовых норм Кыргызской Республики и Российской Федерации будут актуальны в дальнейшем при совершенствовании уголовного законодательства.

Между тем сохраняются отличия в применении стоимостных критериев. Законодатель Кыргызской Республики, как и РФ, отказался от системы эквивалента, основанного на МРОТ. Вместо него в киргизской правовой системе используется универсальная мера, применимая при определении размера штрафных санкций, коэффициентов, различного рода выплат и платежей, - расчетный показатель, который регулируется Законом Кыргызской Республики «О расчетном показателе»1. А вот российский законодатель прямо закрепляет стоимостный критерий в УК РФ в российских рублях. Полагаем, что применение универсальной меры более адекватно характеризует нанесённый урон и ее реагирование на изменение социально-экономической действительности.

хОдин расчетный показатель равен 100 кыргызских сомов или 97 российских рублям по курсу Нацбанка Кыргызской Республики.

В отличие от киргизского законодательства, в России нашла широкое применение декриминализация деяний путем повышения стоимостных критериев ущерба за совершение мелкого хищения. В Кыргызстане, напротив, юрисдикция уголовного закона до настоящего времени была неизменной, и в случае хищения в незначительных размерах, превышающих установленный КоАО КР ущерб, применяются нормы общей части о малозначительности, дела о таких преступлениях прекращаются в силу отсутствия состава преступления или в связи с возмещением ущерба потерпевшему либо передаются для рассмотрения судам аксакалов1.

Основными отличительными признаками в схожих составах тайного хищения в России и Кыргызстане являются санкции. В результате депенализации 2007 года и 2013 гг. уголовного законодательства Кыргызской Республики были существенно снижены сроки наказания, связанного с лишением свободы; были включены альтернативные виды наказания - публичное извинение с возмещением ущерба, и расширено применение иных видов наказания, не связанных с лишением свободы (штраф и тройной айып).

Подробно остановимся на отдельных видах мер уголовно-правового принуждения. Под наказанием «тройной айып» понимается наложение судом на виновного взыскания, троекратно превышающего причиненный им ущерб. При этом две трети от суммы такого взыскания в целях восстановительного правосудия направляются в пользу потерпевшего, а одна треть обращается в пользу государства. Таким образом, в Кыргызстане впервые сформулирована не известная законодательству советского периода цель наказания - восстановление социальной справедливости. Как отмечает киргизский профессор Л.Ч. Сыдыкова, наказание в виде тройного айыпа, как, пожалуй, никакое другое, более всего направлено на достижение именно этой цели[233] [234]. При этом ею отмечается, что тройной айып не должен применяться при отсутствии

материального ущерба и должен назначаться судом лишь в тех случаях, когда потерпевший - физическое лицо. Указанное требование, по мнению автора, должно было найти закрепление в ст. 45 УК КР «Тройной айып»[235].

Диаграмма 1. Динамика применения тройного айыпа в качестве уголовного наказания с 1998 по 2014 год

количество приговоров с применением тройного айыпа по годам

3000

2500

2000

1500

1000

500

l∩ L0

∞ СП 2? СП cj2 СП

,=d^

о

о

гм

<< | >>
Источник: САПАРБАЕВ Данияр Сарсембекович. УГОЛОВНО-ПРАВОВАЯ ОХРАНА СОБСТВЕННОСТИ В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ И КЫРГЫЗСКОЙ РЕСПУБЛИКЕ: ТЕОРЕТИКО-ИНСТРУМЕНТАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ. ДИССЕРТАЦИЯ на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Нижний Новгород - 2017. 2017

Еще по теме § 1. Уголовно-правовое исследование норм об охране собственности:

  1. 2.1. Объективно-субъективные признаки уголовно-правового понятиявымогательства
  2. 2.1. Объективно-субъективные признаки уголовно-правового понятия вымогательства
  3. § 1 Уголовно-правовое понимание института прав и свобод человека и гражданина
  4. § 2 Место и роль норм и институтов Общей части уголовного закона в обеспечении уголовно-правовой охраны прав и свобод человека и гражданина
  5. § 4 Опыт уголовно-правовой охраны прав и свобод человека и гражданина по законодательству Германии
  6. §1. Уголовно-правовая характеристика
  7. 1.5. Уголовно-правовое понятие потерпевшего
  8. 2.3. Права и обязанности как элементы уголовно-правового статуса потерпевшего
  9. § 1. Предмет уголовно-правового регулирования
  10. § 4. Содержание регулятивных уголовно-правовых отношений
  11. § 1.2. Понятие и особенности уголовно-правовой характеристики незаконного корпоративного захвата (рейдерства).
  12. 15. Объект преступления: понятие, виды, уголовно-правовое значение. Предмет преступления.
  13. 2 Уголовно-правовая охрана конкурентных отношений в зарубежном законодательстве
- Авторское право - Аграрное право - Адвокатура - Административное право - Административный процесс - Арбитражный процесс - Банковское право - Вещное право - Государство и право - Гражданский процесс - Гражданское право - Дипломатическое право - Договорное право - Жилищное право - Зарубежное право - Земельное право - Избирательное право - Инвестиционное право - Информационное право - Исполнительное производство - История - Конкурсное право - Конституционное право - Корпоративное право - Криминалистика - Криминология - Медицинское право - Международное право. Европейское право - Морское право - Муниципальное право - Налоговое право - Наследственное право - Нотариат - Обязательственное право - Оперативно-розыскная деятельность - Политология - Права человека - Право зарубежных стран - Право собственности - Право социального обеспечения - Правоведение - Правоохранительная деятельность - Предотвращение COVID-19 - Семейное право - Судебная психиатрия - Судопроизводство - Таможенное право - Теория и история права и государства - Трудовое право - Уголовно-исполнительное право - Уголовное право - Уголовный процесс - Философия - Финансовое право - Хозяйственное право - Хозяйственный процесс - Экологическое право - Ювенальное право - Юридическая техника - Юридические лица -