§ 1. Эволюция уголовно-правовой охраны собственности в России

На характер применения уголовно-правовых запретов влияло феодальное устройство общества, закрепление привилегированного положения высших сословий. Похищение или уничтожение княжеского коня каралось более строго, чем завладение или истребление того же животного, принадлежащего «простому» подданному. По мнению А.А. Зимина, подобная дифференциация зависела от цели, так как конокрадство в отношении княжеского имущества могло повлиять на обороноспособность государства^[77]. Однако, по нашему мнению, данное разграничение ответственности связано с тем, что княжеское имущество обладало более высокой стоимостью, чем имущество подданных.

Согласно арабским и персидским письменным источникам, наряду с военным снаряжением, славянами закупались или обменивались породистые лошади из Персии или с Южного Кавказа¹. Также в Русской Правде выделялся самостоятельный предмет хищения - борт. Это связано с тем, что мед являлся ценным экспортным продуктом, который монопольно вывозился представителями высшей знати и купцами^{[78] [79].}

В качестве субъектов правоотношений в Русской Правде указывались феодалы, городской люд, крестьяне, за исключением смердов. В случае совершения смердом татьбы выплата виры возлагалась на его вассала.

В Русской Правде находит отражение дифференциация ответственности за завладение чужим имуществом в зависимости от наличия корыстной цели. Так, по ст. 12 Краткой редакции самовольное пользование чужим конем наказывалось меньшим штрафом, чем за татьбу^[81]. В Русской Правде понятием «татьба» охватывались различные по способу совершения и предмету посягательства: кражи из помещений, кражи лошадей и сельскохозяйственных продуктов, а также похищение холопа. Следует заметить, что в тексте правового акта наблюдается группирование предмета посягательства в зависимости от свойств, предназначения и ценности. Тяжесть татьбы зависела от обеспечения охраны вещи самим собственником. Так, за хищение скота из хлева налагалось взыскание, равное 3 гривнам и 30 кунам, тогда как завладение животными с поля

влекло за собой выплату лицом лишь 60 кун¹. Грабеж как открытое или сопряжённое с насилием хищение раскрывается в ст. 18 Краткой редакции.

В Русской Правде предусматривалась ответственность за уничтожение или повреждение чужого имущества, в первую очередь, оружия как неотъемлемой атрибутики княжеской власти. Выделение оружия как самостоятельного предмета преступления было связано с его высокой стоимостью. В случае его повреждения виновное лицо обязано было возместить ущерб, оставив у себя испорченную вещь^{[82] [83]. При совершении поджога дома или гумна лицо и члены его семьи подвергались разграблению или потоку.}

О значимости и высокой юридической технике Русской Правды как источника права свидетельствует то, что она, несмотря на различие в редакциях, являлась распространённым документом, на который ссылались в судебных разбирательствах даже простые граждане вплоть до XV века. Общее число обнаруженных письменных источников, содержащих раннефеодальные правовые нормы, насчитывает около 110 позднейших списков^[84].

Русская Правда законодательно закрепила нормы обычного права, при этом для нее характерны определенная внутренняя логичность и системность, оказавшие существенное влияние на дальнейшую российскую законодательную культуру при установлении уголовной ответственности за имущественные преступления.

Псковская судная грамота, обнаруженная Н. Мурзакевичем в Одессе в 1843 г., является памятником права Псковского государства XIV - XV вв.^{[85] [86] Как отмечал В.В. Есипов, «большое количество статей, посвященных имущественным преступлениям, указывает только на преобладание последних в богатом Пскове...»3. Действительно, помимо упоминавшихся в Русской Правде}

преступлений против собственности, ст. 15 Псковской судной грамоты включала завладение имуществом, находящимся на территории Крома (Кремля), конокрадство, поджог, которые карались смертной казнью.

В Грамоте понятие разбоя обретает содержание, близкое современной трактовке насильственного хищения¹. К тяжким преступлениям, наряду с грабежом, относится совершение находа - вооруженной экспансии на чужую территорию с целью присвоения земель. Об особом характере охраняемой собственности говорит высокий размер продажи - 12 гривен, равный стоимости 4-6 коней или 120 овец.

В отличие от Русской Правды, Псковская судная грамота дает более детальную классификацию имущественных преступлений: татьба, разбой, грабеж, наход и поджог. В Грамоте отражен такой вид наказания, как конфискация; при совершении кражи учитывалась неоднократность, которая влекла усиление наказания, вплоть до смертной казни^{[87] [88].}

Правовые источники материального уголовного права рассматриваемого периода отражают существенное влияние на их формирование норм обычного права. Вопреки традиционному взгляду о классовом происхождении норм, связанных с привилегированным положением феодалов, наличие квалифицирующих признаков татьбы имущества, принадлежащего княжеской знати, обусловлено комплексом факторов: высокой стоимостью и возложением на такое имущество дополнительных социальных функций.

Следующий этап развития уголовно-правовой охраны собственности связан со временем усиления вертикали управления государством, созданием устойчивого судебного и государственного аппарата, для чего потребовалась законодательная основа, выразившаяся в принятии в период правления Ивана III Васильевича Судебника 1497 года.

В этом акте, помимо наказания в виде штрафа, вводится система телесных наказаний; расширена категория преступлений, за которые предусматривалась смертная казнь. Жестокие наказания, которые получили широкое применение в российском законодательстве, берут свое начало с татаро-монгольского нашествия, продлившегося около двух с половиной веков¹. Однако согласимся с В.А. Рязановским, утверждавшим, что монгольское влияние все же было косвенным. Принятие Судебника, в отличие от Псковской судной грамоты, явилось неким регрессом в правотворчестве; включение телесных повинностей в систему наказаний можно считать следствием «общего огрубения нравов»^{[89] [90].}

М.Ф. Владимирский-Буданов придерживается позиции, что Судебник явился источником процессуального права, который не в полной мере раскрывает содержание иных отраслей права^[91]. Некоторая «скудность» в содержании норм гражданского и уголовно-правового характера наталкивает на мысль о восполнении пробела в данных сферах нормами обычного права^[92].

В Судебнике вира и продажа, как и прежде, взимаются, но они обретают статус в большей степени судебных пошлин. О монополии государства в уголовно-правовой охране собственности свидетельствует то, что светские суды начали рассматривать дела, касающиеся церковных краж, которые ранее находились в юрисдикции церкви. Получает широкое распространение система телесных наказаний: торговая и смертная казнь.

В качестве особенностей Судебника можно отметить, что в случае отсутствия у виновного лица имущества выдача виновного истцу не предусматривается. Наблюдается ужесточение уголовной политики в отношении хищений.

грамоты, которая предусматривала назначение смертной казни лишь за совершение виновным третьей кражи, по Судебнику смертная казнь назначалась за совершение татьбы повторно, так же как и учинение церковной татьбы либо головной (похищение человека)¹. К новшествам в Судебнике можно отнести введение оценочного понятия «лихой человек», означавшего вора, пойманного с поличным или совершающего татьбу в виде преступного промысла.

Практически во всех правовых источниках Руси, включая Судебник, тайное хищение наказывалось строже, чем открытое завладение чужим имуществом. Объясняется это нравственными устоями того времени: «тайное» ассоциировалось с некоей подлостью, а «открытое» как форма похищения - с проявлением удали, бравады, что находит отголоски в былинном фольклоре. При этом следует учитывать особенности быта и жизненного уклада жителей средневековой Руси, связанные с общинным строем. Совершая кражу, преступник вносил смуту и создавал условия для взаимного подозрения среди жителей, тем самым рушил доверительные отношения внутри социальной группы^{[93] [94]. Подобный подход можно наблюдать и в обычном праве киргизов и иных народов Центральной Азии вплоть до XIX века.}

В Судебнике 1550 года предпринимается попытка отграничения грабежа от разбоя: «что грабил, а не бил, а разбой, и на том грабеж доправити»²¹. В этом же документе вводится в оборот термин «мошенничество». М.Ф. Владимирский- Буданов отмечал различия между воровством и мошенничеством, так как, помимо вора, указывается и «оманщик», которого подвергали торговой казни. Согласимся с И.Я. Фойницким, что под мошенничеством понималось совершение карманной кражи. Даже в более поздних законодательных актах, как например, в Указе Екатерины II (1781 г.), воровство-мошенничество охватывало,

помимо обманного завладения чужим имуществом, тайное или открытое хищение вещей путем ловких действий.

В 1648 году Земским собором было утверждено Соборное Уложение, которое явилось первым печатным и систематизированным нормативным актом в истории российского законодательства¹. В нем выделялись основные и квалифицированные составы кражи, грабежа и разбоя. В Уложении понятием «татьба» охватывались случаи вылавливания рыбы из чужого водоема и сбора урожая с чужого поля или сада. В ст. 12 перечислены квалифицированные виды краж, за совершение которых предусматривалась смертная казнь с конфискацией имущества: 1) кража, совершенная третий раз, 2) кража, сопряженная с убийством, 3) церковная кража. Интерес представляет выделение в самостоятельной норме татьбы чужой вещи «в пожарное или иное время», которая наказывалась как грабеж^{[95] [96]. Если лицом изымалось имущество из огня или воды без признаков грабежа, у собственника была возможность выкупить свое имущество за половину торговой стоимости. Впервые в системе наказания упоминаются использование труда заключенных и ссылка в окраинные города.}

В Уложении имелись различные составы разбоя: в жилище, поселении, ограбление в пути, если разбой носил повторный характер или сопровождался убийством, сожжением двора и хлеба. Также в ст. 15 главы XXI упоминаются различные способы хищения, объединенные наличием корыстной цели: «которые воры на Москве и в городах воруют, карты и зернью играют и проигрався воруют, ходя по улицам, людей режут и грабят и шапки срывают»^[97].

В Уложении, как и в тексте Разбойного приказа, используются понятия «поноровки» и «попустительства» разбоям и татьбе, которые приобрели в законе различную форму: к ним относили предоставление постоянного или временного убежища, покупку «разбойной рухляди без поруки».

Кроме того, в главе VII Соборного Уложения, посвященной несению военной службы, предусматривалась ответственность опричников за хищение оружия у сослуживца, а также учинение грабежа в отношении населения. За совершение ратником кражи лошади предусматривалось одно из наиболее суровых наказаний - отсечение руки.

Существенным недостатком судебников и Соборного Уложения является то, что одними и теми же нормами, помимо уголовно-правовых оснований, регламентируется процессуальное и исполнительное производство. Более того, признаки преступлений против собственности содержатся в различных главах Соборного Уложения. Такая структура усложняла правоприменительную деятельность.

Уголовно-правовые акты периода централизации российского государства ввели широкую практику назначения в качестве наказания тюремного заключения и ссылки, а в рамках дополнительной санкции - конфискации. Включение, помимо квалифицирующих признаков в отношении основных составов хищения, института прикосновенности к преступлению (укрывательства) и рецидива отражает попытку законодателя решить проблему профессионализации преступников. В системе преступлений против собственности основным, опорным составом становится татьба, позволяющая правоприменителю ориентироваться при назначении наказания.

Последующий этап уголовно-правовой охраны связан с развитием военно­уголовного кодифицированного права и принятием Артикула Воинского (1715 г.), который внес новшества в описании составов преступлений против собственности. В корне изменяется содержание понятий, использовавшихся в прежнем законодательстве. В Артикуле дефиниции «воровство», «вор» нашли применение при описании имущественных преступлений, тогда как прежде данным словом обозначалось в принципе любое преступление или лицо, совершившее преступление.

Артикул также устанавливал различные виды наказания за совершение поджога в зависимости от наличия или отсутствия умысла у лица: умышленное

уничтожение или повреждение чужого имущества, как правило, влекло лишение виновного жизни; а в случае неосторожных действий лицо обязано было возместить убытки. В военно-уголовном законе определялись условия освобождения от уголовной ответственности за повреждение, уничтожение чужого имущества по причине крайней или военной необходимости. Покушение на кражу в случае невозможности довести умысел до конца в силу объективных обстоятельств приводило к телесным наказаниям - нанесению ударов шпицрутенами.

Особая охрана с усилением ответственности предусматривается в зависимости от места совершения кражи или грабежа (военные объекты, церкви), круга потерпевших (при совершении грабежа в отношении лиц, находящихся под защитой командования), субъектного состава. Военнослужащие подлежали телесному наказанию или смертной казни. Как и в Соборном Уложении, в Артикуле выделяется состав кражи, совершенной в условиях общественного бедствия, - «во время нужды водяной или пожарной», которая наказывалась смертной казнью через повешение (ст. 191 )¹.

Впервые в российском законодательстве устанавливается стоимостный критерий оценки последствий хищения, от которого зависит наказание. Хищение малоценного имущества наказывалось по усмотрению командования. В случае, когда стоимость похищенной вещи не превышала 20 рублей, ограничивались назначением виновному телесного наказания.

Артикул к преступлениям против собственности также относит утайку и присвоение найденного чужого имущества, которые наказывались, как за совершение кражи. Военно-уголовным законом впервые вводится в законодательный оборот определение присвоения чужого имущества, под которым понималось утаивание отданного виновному лицу на сохранение имущества. При назначении наказания также учитывался размер присвоенного имущества. Несмотря на отсутствие в категориальном аппарате термина

Российское законодательство Х-ХХ вв.: в 9 т. Т. 4 // Законодательство периода становления абсолютизма / отв. ред. А.Г. Маньков. М.: Юридическая литература, 1986. С. 151.

«вымогательство», признаки данного преступления выражены в устанавливаемом Артикулом в отношении военнослужащих запрете: «у тех, которые сквозь караул пойдут, денег или иного чего насильно брать не дерзал, под смертною казнью».

Впервые на законодательном уровне описывается состав растраты: утаивание, кража или употребление в свою пользу казенных денежных средств. Вместе с тем в Артикуле содержится описание казнокрадства, выраженного в присвоении или обращении виновным в свою пользу государственного имущества и денег, в злоупотреблении при подрядах, которое наказывалось повешением. Полагаем, что различие двух указанных преступлений было связано с тем, что во втором случае к ответственности привлекались должностные лица, на которых возлагались определенные распорядительные функции.

В период правления Екатерины II был издан Указ от 1781 года «О суде и наказаниях за воровство разных родов и заведении рабочих домов». Данный акт был направлен на устранение недостатков и неясностей действовавшего уголовного законодательства: исключен из юридического оборота термин «татьба»; понятие «воровство» обретает родовое определение, объединяющее ряд имущественных преступлений (воровство-грабеж, воровство-кража, воровство-мошенничество). В Указе кража имущества, принадлежащего церкви, рассматривается в качестве преступления против веры.

В Своде законов Российской империи, принятом в 1832 году, нашло отражение разделение преступлений против собственности на две группы: посягающих на частную и государственную формы собственности, с усилением ответственности за совершение преступлений в отношении казенного имущества¹.

^хСм.: Помогалова Н.Н. Ответственность за преступления против собственности по Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года: автореф. дне. ... канд. юрид. наук. М., 2003. С.15.

Данный этап развития уголовно-правовой охраны собственности совпал с периодом абсолютизации власти монарха. Для этого времени характерно введение ряда новелл: в качестве самостоятельных составов преступлений появляются присвоение и растрата, «служебное» хищение, вымогательство. Также предусмотрена дифференциация ответственности в зависимости от стоимости похищенного имущества.

В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года

впервые дифференцированы уголовно наказуемые деяния на преступления и проступки. В Уложение, помимо основных составов преступлений против собственности, включены их конкретизированные квалифицированные составы, в которых учитывались дополнительные признаки: обстоятельства места и времени; способ совершения; предмет посягательства; круг лиц. К примеру, поджог церкви, административных зданий или иных сооружений, совершенный в ночное время, предусматривал более строгую ответственность по сравнению с простым составом умышленного уничтожения имущества. Привилегированные составы хищения, как, например, незаконное изъятие леса (его порубка или сбор) либо воровство с огородов, садов или полей, рассматривались в качестве проступков.

В Уложении не дается легальное определение похищения. По мнению авторов того периода, под хищением понималось «физическое изъятие вещи из обладания собственника или владельца против воли и постановления себя на его место хозяином этой вещи»¹. Трактовка хищения, близкая к современной, давалась в работах П.Д. Калмыкова: под похищением он понимает акт «отнятия движимой вещи у того, кто имеет юридическое владение ею, и взятие ее в свое владение»^{[98] [99].}

Разбой характеризуется как открытое нападение, сопровождаемое причинением телесных повреждений или угрозой, от которой была явная

опасность жизни, здоровью и свободе¹. Грабежом признавались открытое похищение в присутствии владельца или других лиц без учинення насилия или угрозы. Как справедливо отмечает П.Д. Калмыков, тот, кто совершает грабеж, «показывает дерзость злой воли, нисколько не уважая правды»^{[100] [101].}

Казуальность Уложения выражалась в том, что, помимо простого грабежа, предусматривалось семь его видов: похищение из церкви; совершение его в составе шайки; с нападением на дом или необитаемое место; завладение имуществом во время несчастного случая (пожара, наводнения и т. д.); вооруженный грабеж; грабеж, сопряженный с насилием или угрозой; без причинения особого вреда здоровью. Особенность грабежа во время бедствия состояла в том, что виновный пользуется возникающей в таких случаях общей неразберихой и паникой^[102]. Отличие вооруженного грабежа от разбоя заключалось в том, что при совершении открытого похищения имущества виновный, хотя и был вооружен, но не выражал угрозу применения оружия^{[103] [104].}

Среди краж выделялись следующие группы: простая и тяжкая кража; похищение актов и документов. Отрицательным моментом в Уложении, с точки зрения современных принципов уголовного права, можно назвать возможность объективного вменения. Так, например, вооруженные кража или грабеж характеризуются тем, что виновный в момент совершения преступления имел при себе оружие или другой предмет, которым мог нанести телесные повреждения. Выделение состава похищения документов было связано с тем, что при совершении такого деяния у виновного лица не всегда присутствует корыстная цель, он мог преследовать иную цель - «узнаніе или сообщение тайнъ промышленныхъ или семейныхъ»².

Обобщенным термином «воровство-мошенничество» охватывались такие преступные деяния, как выманивание движимой вещи, растрата или присвоение. Под выманиванием понималось склонение лица к передаче вещи в качестве подарка, продаже за бесценок или, наоборот, приобретению предмета по завышенной цене. Злоупотребление доверием в качестве способа являлось квалифицирующим признаком состава мошенничества.

Утайка находки также влекла уголовное наказание. В случае, когда лицо не знало, кому принадлежит вещь, Уложение устанавливало правило: нашедший ценную вещь должен был публично объявить о находке или сообщить местному начальству.

Предметом уничтожения или повреждения чужого имущества также могла быть собственная вещь виновного лица, если предмет преступления был застрахован. В данном случае ущерб причинялся страховой компании¹. Уголовный закон того времени уделил особое внимание защите прав и интересов крупных собственников, предусмотрев ответственность за насильственный захват или пользование имениями, поджог или затопление рудников, имущественные преступления на объектах транспорта.

В Уложении санкции были фиксированными и определялись для каждого квалифицированного и особо квалифицированного состава преступления против собственности. При систематизации имущественных преступлений закон учел европейский опыт разделения имущественных преступлений и преступлений против собственности, т. е. посягательств на отдельные правомочия и абсолютное право собственности. Группировка статей осуществлялась на основе базовых преступлений против собственности, с включением их подвидов, которые характеризовались дополнительными значимыми признаками и обстоятельствами.

Для Уложения 1845 года характерны казуальность и большое количество статей. Составители закона попытались охватить как можно большую

вариативность преступлений. Составы преступлений против собственности разделялись в Уложении на привилегированные, простые и квалифицированные. Отличительной чертой уголовного закона от более ранних правовых актов является отделение уголовного процессуального и материального права. Законодатель, включая те или иные нормы в кодифицированный акт, не учитывал ускоряющиеся экономические, политические процессы в государстве. Этим в большей мере объясняется внесение существенных изменений и дополнений в 1865, 1885 и 1903 гг.

После Октябрьской революции суды по-прежнему ограниченно применяли действовавшее на тот момент Уложение в редакции 1885 года, с учетом норм вновь принятых декретов и постановлений Советского государства. В отдельных регионах временными народными судами издавались локальные документы, в которых формулировались конкретные составы преступлений против собственности и предписывались определенные санкции. В постановлении Совета Кузнецкого уездного комиссариата хищением признавался «самочинный захват чужого имущества», за его совершение предусматривалась ответственность в виде штрафа или тюремного заключения¹.

12 декабря 1919 года издаются Руководящие начала по уголовному праву РСФСР, которые обобщили судебно-трибунальную практику за двухлетний период и стали правовой основой деятельности судов^{[105] [106]. Любопытно, что составителями Начал разбой рассматривался в качестве преступления против личности[107]. При назначении наказания должны были соблюдаться принципы «социалистического правосознания» и основополагающие начала Уголовного кодекса. Для исключения пробелов допускалось применение аналогии.}

В принятом на заседании ВЦИК и СНК СССР 1 июня 1921 года Декрете «О мерах борьбы с хищениями из государственных складов и должностными

преступлениями, способствующими хищениям» дано определение девяти составов преступлений, в том числе растраты¹. Под хищением понимались действие или бездействие должностных лиц и иных лиц, оказывающих содействие, не принимавших мер по воспрепятствованию хищениям и способствовавших незаконному изъятию государственного имущества. За это Декрет предусматривал наказание - не менее 8 лет лишения свободы. Неоднократное совершение виновными лицами или бездействие лиц, допустивших массовые факты хищения, влекли за собой назначение наказания в виде смертной казни.

В главу VI УК РСФСР 1922 года, наряду с имущественными преступлениями, были помещены нормы, предусматривающие уголовную ответственность за нарушение интеллектуальной собственности. Имущественные преступления классифицировались на простые и квалифицированные составы. Вместе с тем советские правоведы также выделяли привилегированные составы имущественных преступлений, относя к ним кражу, совершенную лицом в силу нужды, и кражу электрической энергии^{[108] [109].}

В уголовном законодательстве всех союзных республик наблюдалось ужесточение ответственности за совершение хищений государственного и общественного имущества. Квалифицированными составами кражи признавались: завладение чужим имуществом с использованием технических приемов или изъятие вещей, являющихся единственным источником заработка. От состава вымогательства отделялся шантаж, ответственность за который предусматривалась в самостоятельной норме.

Наряду с традиционными составами преступлений, в УК РСФСР 1926 года вошли нормы, предусматривающие ответственность за скупку краденого имущества и неоказание помощи капитану корабля, терпящего бедствие.

Включение последнего специального состава было связано с ратификацией Советским государством в 1926 году Брюссельской конвенции, которая предусматривала обязательное принятие мер не только к спасению экипажа, но и груза, находящегося на борту терпящего бедствие судна. Впоследствии в главу об имущественных преступлениях УК РСФСР 1926 года включил состав кражи гладкоствольного оружия. Состав мошенничества предусматривал в качестве способа совершения хищения злоупотребление доверием, а обман и подлог рассматривались самостоятельные составы преступлений. Состав растраты считался преступлением должностных лиц против интересов государства.

7 августа 1932 года на основании совместного решения ВЦИК и СНК СССР было введено в действие Постановление «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной собственности», известное в народе как «закон о пяти колосках». В Постановлении предусматривалось наказание в виде смертной казни за преступные посягательства в отношении общественной собственности в независимости от размера похищенного имущества. При наличии смягчающих обстоятельств могло назначаться лишение свободы на срок от 10 лет в исправительно-трудовых лагерях^[110].

В политических целях Президиумом ЦИК СССР 27 марта 1933 года указанное постановление было дополнено положением о том, что совершение мелкого хищения при наличии таких оснований, как нужда и несознательность, следует квалифицировать как простой состав кражи. Однако данное правило не распространялось на факты хищений, совершенных «кулаками», рецидивистами и прочими «социально-враждебными элементами».

В военные годы в УК РСФСР какие-либо изменения не вносились, но нормы Постановления от 7 августа 1932 года в условиях военного времени получили широкое применение. Наказание предусматривалось за

систематическое хищение продуктов питания, семенного фонда и грузов на транспорте¹. Участившиеся факты краж и грабежей в условиях чрезвычайных обстоятельств военного времени (во время авианалетов и эвакуации населения) подтолкнули руководство страны принять адекватные меры для снижения количества такого рода преступлений. Анализируя указанные обстоятельства, высший судебный орган издал ряд разъяснений УК РСФСР 1926 года, которые обладали силой закона. Так, Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 8 января 1942 года предусматривало усиление ответственности за хищения с использованием условий военного времени. Совершение групповых хищений, наличие рецидива и иных отягчающих обстоятельств суд квалифицировал по признакам ст. 59-3 УК РСФСР «Бандитизм». Посягательства на личное имущество приравнивались к совершению преступления против государственной и общественной собственности^{[111] [112] [113].}

В целях недопущения массового захвата имущества врагом в случаях оккупации им территорий Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР вынесла специальное определение от 21 марта 1942 года, в соответствии с которым населению разрешалось «растаскивать» имущество. При этом ключевым моментом являлось то, что при восстановлении советской власти над данной территорией граждане обязаны были возвратить имущество органам власти. Несдача имущества квалифицировалась как присвоение хоть и не вверенного, но доставшегося по воле случая имущества; такой же квалификации подлежало утаивание военного обмундирования и амуниции, оружия и иных ценных предметов¹.

В послевоенный период повышаются карательные меры уголовного законодательства, увеличиваются максимальные сроки лишения свободы за хищения социалистической собственности. Указ Президиума Верховного Совета

СССР от 4 июня 1947 года «Об уголовной ответственности за хищения государственного и общественного имущества» определил круг деяний, которые охватывались понятием «хищение социалистической собственности». Под таким хищением понимались все корыстные посягательства, связанные с завладением имуществом, принадлежащим государству и общественным организациям; должностные злоупотребления; факты подлога, а также завышения цен на товары и услуги с присвоением торговыми работниками разницы в выручке. Как и прежде, Указ не устанавливал минимальную сумму ущерба, с которого наступала уголовная ответственность.

Простой состав хищения предусматривал наказание в виде лишения свободы с отбыванием в исправительно-трудовом лагере на срок от семи до десяти лет с возможной конфискацией имущества. Отсутствие дифференциации ответственности и назначение одинаковых наказаний нельзя признать целесообразным¹. Так, например, гражданка М. была задержана на месте совершения хищения собранного заготскотом сена массой 12 кг. В результате обыска во дворе дома подозреваемой было дополнительно обнаружено сено в количестве 64 кг. Народным судом Пурдошанского района М. была осуждена по ч. 1 ст. 1 Указа от 4 июня 1947 года к семи годам лишения свободы в исправительно-трудовом лагере².

В процессе разработки нового послевоенного уголовного законодательства союзных республик (1959 - 1961 гг.) особое внимание было уделено вопросу о месте преступлений против социалистической собственности в структуре особенной части уголовного закона. В проектах республиканских уголовных кодексов нормы, предусматривающие ответственность за посягательства на социалистическую и личную собственность, размещались в одной главе «Об имущественных преступлениях», а приоритетное значение социалистической собственности обеспечивалось усилением наказания. Однако такое предложение

было отклонено, так как, по мнению разработчиков, оно не давало возможности правильной социально-политической оценки преступлений¹.

Уголовное законодательство того периода не предусматривало законодательно закрепленное определение хищения. Советские ученые обращали внимание на отсутствие указания корыстной цели при конструировании составов хищений^{[114] [115]. Определенные вопросы были вызваны квалификацией неоднократных хищений социалистической и личной собственности, так как при их правовой оценке допускались ошибки. Так, если лицо совершило кражу и грабеж государственного или общественного имущества, то деяние квалифицировались по ч. 1 ст. 89 и ч. 2 ст. 90 УК РСФСР (повторный грабеж).}

Процесс унификации советского уголовного законодательства был связан с принятием 25 декабря 1958 года Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик^[116]. Основы, закрепив фундаментальные принципы, позволили осуществить либерализацию действующего уголовного законодательства СССР^[117]. Положительным моментом принятия этого акта является признание отдельных деяний малозначительными в силу отсутствия в них опасности обществу. В посягательствах против социалистической и личной собственности малозначительными признавались деяния, если умысел виновных лиц был направлен на завладение не имеющим существенной экономической значимости имуществом; оно не влекло уголовной ответственности и рассматривалось в порядке административного или трудового производства.

Инициатива о депенализации деяний нашла реализацию в Указе Президиума Верховного Совета РСФСР от 16 января 1965 года «Об усилении материальной ответственности за хищения государственного или общественного имущества». Указ расширял практику применения товарищеских судов при рассмотрении дел о мелких хищениях. В случае, когда виновное лицо ранее уже было привлечено к товарищескому суду за мелкое хищение, дело рассматривалось на общих основаниях.

Указом от 16 января 1965 года также были внесены изменения в ст. 96 УК РСФСР. В случае совершения лицом мелкого хищения государственного или общественного имущества путем кражи, присвоения, растраты, мошенничества или злоупотреблением служебным положением предусматривалось наказание в виде лишения свободы на срок до шести месяцев или исправительных работ, либо штрафа.

Указом от 16 января 1965 года УК РСФСР был дополнен статьей 93.2, согласно которой при отсутствии в отношении осужденного за хищение необходимости применения наказания в виде лишения свободы или исправительных работ суд мог назначить штраф в размере троекратной стоимости похищенной ценности.

Казуистичным, на наш взгляд, является принятие Указа Президиума Верховного Совета СССР от 29 декабря 1961 года «Об уголовной ответственности за преступно-небрежное использование или хранение сельскохозяйственной техники», предусматривающего уголовную ответственность за действия или бездействие виновного лица, приведшие к порче, поломке или разукомплектованию машин¹. Принятие закона совпало с освоением целины и было направлено, в первую очередь, на информативно­предупредительное уголовно-правовое воздействие на население.

Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 3 декабря 1982 года внес изменения в составы преступлений против собственности путем включения в них квалифицирующего признака - проникновения в помещение или иное

хранилище. Кроме того, устанавливалась административная ответственность за мелкое хищение государственного или общественного имущества.

Выводы.

1. Ретроспективное исследование законодательных концепций в сфере охраны отношений собственности позволило определить, что на всех этапах российской государственности вопрос создания и дальнейшего совершенствования оснований для обеспечения нормального развития отношений собственности имел первостепенное значение. Вместе с тем законодатель независимо от исторической эпохи вносил определённые коррективы, которые были обусловлены: а) политическим устройством государства, б) поэтапным усложнением уголовно-правовых норм, в) обязательной преемственностью.

2. В этой связи в развитии уголовно-правовой охраны собственности в России можно выделить определенные периоды и присущие для каждого этапа характерные особенности.

Первый этап развития уголовно-правового законодательства характеризовался существенным влиянием положений обычного права, диспозитивностью наказаний, преобладанием наказаний имущественного характера. В качестве составов имущественных преступлений выделяются кража, грабеж. Объектом разбоя являлась личность. Выделяются некорыстные деяния, связанные с самовольным пользованием чужой вещью, уничтожением и повреждением имущества. Законодательно нашла отражение зависимость размера наказания от стоимости противоправно изъятого предмета. Однако уголовно-правовые отношения обретают ярко выраженный классовый характер, связанный с феодальным устройством средневекового общества.

Второй этап связан с тем, что государство становится главным и единственным регулятором уголовно-правовой охраны собственности: наказания обретают публичный характер; на смену выплатам приходят телесные наказания, тюремное заключение, высылка. Законодательством фиксируются основания дифференциации наказания, которое зависит от характеристик

субъекта преступления (рецидив, соучастие, должность). Объектом посягательства при совершении ратником кражи являются интересы военной службы. При квалификации учитываются иные обстоятельства: обстановка совершения преступления, признак вооруженности. Для законодательства того периода характерно, что судами не учитываются стоимостные критерии, так как совершение грабежа малоценного имущества, включая лов рыбы или сбор чужого урожая с полей или сада, приравнивается к совершению татьбы; состав разбоя рассматривается в качестве преступления имущественного характера.

Третий этап, связанный с периодом абсолютизма монархии, в процессе формирования уголовно-правовых норм, предусматривающих ответственность за преступления против собственности, внес существенные корректировки. Помимо традиционных составов кражи, грабежа, разбоя, сформулированы определения мошенничества, присвоения, растраты. Для уголовного законодательства того периода характерно детальное описание способов совершения преступлений против собственности, в диспозиции норм дается перечень всех обстоятельств деяния, что говорит о казуистичности уголовно­правовых норм.

Для четвертого этапа развития советского уголовного законодательства, напротив, характерны отход от казуистики и тенденция к построению «абстрактных» уголовно-правовых норм с характерной фиксацией коренных криминообразующих признаков, а при их отсутствии - применение аналогии и придание нормативного значения актам-разъяснениям. Законодательно закрепляется дифференциация уголовной ответственности в зависимости от форм собственности. Формируются составы, связанные с неправомерным пользованием чужим имуществом: недвижимостью, автотранспортом, основным объектом которых являются отношения управления или общественной безопасности.

Пятый (современный этап) характеризуется совершенствованием действующего Уголовного кодекса Российской Федерации, который пошел по пути детальной дифференциации ответственности как по способу совершения

преступлений против собственности, так и с соблюдением стоимостных критериев.

Подводя итоги, можно сделать вывод, что для исторического развития уголовно-правовой охраны собственности характерны преемственность, сохранение базовых начал, которые были сформированы в эпоху древнерусского уголовного права. Однако на протяжении всего развития уголовного законодательства наблюдается поиск оптимальной модели противодействия имущественной преступности, которая характеризуется ужесточением и смягчением репрессии уголовного закона, учетом размера ущерба и игнорированием стоимостных критериев, процессом конкретизации и соблюдения абстракции уголовно-правовых норм. Несмотря на изменения фарватера уголовной политики, на каждом этапе развития прослеживается тенденция к переосмыслению опыта прошлого, а формирование уголовно­правовых норм определяется особенностями социального строя государства.