ВВЕДЕНИЕ
Актуальность исследования
В настоящее время в Российской Федерации проходит масштабная реформа гражданского законодательства. Процесс начался с принятия указа Президента Российской Федерации 2008 года "О совершенствовании Гражданского кодекса Российской Федерации"[1], затем в 2009 году была разработана Концепция развития гражданского законодательства (далее — Концепция)[2].
С 2009 года по настоящее время в Гражданский кодекс уже был внесен ряд существенных изменений, касавшихся регулирования деятельности юридических лиц, обязательственного права[3], международного частного права[4], причем процесс реформирования продолжается и, по мнению ведущих специалистов в сфере частного права, следует ждать и иных нововведений[5].Данный процесс протекает комплексно. Изменения, в основе которых лежат единые принципы, одновременно или последовательно вносятся во все части и разделы Гражданского кодекса. Следовательно, необходимо проявлять аналогичный комплексный подход в изучении новых конструкций и новых принципов, на которые опираются разработчики Концепции и российский законодатель в целом. В различных, на первый взгляд, конструкциях, наблюдается единая основа и единая цель использования, что делает необходимым их всестороннее изучение. Важно отметить, что такие преобразования имеют еще один чрезвычайно значимый эффект — они влияют на укрепление стабильности российского правового поля и улучшают инвестиционный климат в стране, что на данном этапе развития российского регулирования, как пишет Н.Г. Доронина, можно назвать одним из приоритетных направлений[6].
На текущем этапе можно выделить несколько направлений, в которых протекают указанные изменения. Во-первых, законодатель расширяет свободу усмотрения сторон и автономию воли, как в материальном, так и в коллизионном регулировании.
При этом одновременно закрепляется большее число ориентиров, позволяющих судам способствовать реализации указанной свободы на основе принципов равенства и справедливости. Таким ориентиром можно, например, назвать введенную в законодательство конструкцию преддоговорной ответственности. Также важным свойством данной конструкции является то, что она может рассматриваться как смежное явление на стыке договорных и внедоговорных обязательств. Это приводит к выводу о еще одном направлении совершенствования гражданско-правового регулирования: законодатель идет по пути интеграции различных институтов и расширения действия некоторых принципов и правовых конструкций за те пределы, которыми ранее было ограничено их применение. С этим выводом соглашается Н.Г. Доронина, даже более того, в одной из своих статей она указывает, что речь, в целом должна идти о более широком подходе к применению гражданского права[7].Существенным нововведением следует считать закрепление в качестве основополагающего принципа гражданского права принципа добросовестности участников гражданского оборота. Ранее данный принцип утверждался в доктрине, а из Гражданского кодекса его можно было вывести лишь путем толкования п. 3 ст. 10 о пределах осуществления гражданских прав[8]. Заметной новеллой текущей редакции Гражданского кодекса стало то, что теперь принцип добросовестности прямо провозглашается в статье 1 ГК РФ в качестве основополагающего принципа гражданского права. При этом ст. 10 также подверглась существенным изменениям, закрепив презумпцию добросовестности участников гражданскоправовых отношений. Таким образом, раз добросовестность участников отношений, с одной стороны, является основополагающим принципом, а с другой — презюмируется, не существует принципиальных препятствий для того, чтобы предоставить добросовестным участникам отношений больше возможностей для ограничения своей ответственности по обязательствам.
На взгляд диссертанта, одним из таких ограничителей мог бы стать критерий предвидимости, основанный на применении принципов добросовестности, справедливости, равенства и надлежащего сотрудничества сторон.
В своем материально-правовом аспекте он мог бы дать стороне, проявляющей должную степень разумности, а также действующей добросовестно, возможность как ограничить свою ответственность в связи с нарушением договора, так и прекратить бесперспективные договорные отношения. В своем коллизионном аспекте критерий предвидимости также сужает условия наступления ответственности действующего без умысла делинквента возможностью ее наступления лишь в тех правопорядках, связь с которыми делинквент при проявлении должного уровня разумной осмотрительности мог предвидеть на момент возникновения обязательства.Такой критерий необходим в российском правоприменении для целей реализации тех принципов, которые теперь официально закреплены законодателем в качестве основополагающих. В своем материально-правовом аспекте он частично присутствует в российском Гражданском кодексе (например, п. 2 ст. 328 говорит о возможности приостановления встречного исполнения при условии того, что сторона, обязанная к нему, предвидит будущую невозможность исполнения со стороны контрагента), частично предполагался к введению Концепцией, однако, не все сложилось благоприятным для этого образом. В.В. Витрянский, подводя промежуточные итоги реформы, отмечает: «на пути подготовки и принятия отдельных "кусков" законопроекта некоторые весьма важные новые законоположения были "потеряны"»[9]. В коллизионном аспекте критерий закреплен в ГК РФ (например, ст. 1219, 1221), однако его реализация наталкивается на сложности концептуального порядка.
Для целей устранения указанных проблем, а главное, для понимания причин их возникновения необходимо комплексное исследование материально-правового и коллизионного аспекта критерия предвидимости, основ его возникновения. Следует также изучить зарубежные аналоги критерия, а также его закрепление и реализацию при применении норм международных договоров. В качестве одного из таких договоров была выбрана Конвенция ООН о договорах международной купли-продажи товаров 1980 года.
Данная конвенция представляет собой блестящий результат унификации. С.В. Бахин пишет: «Важнейшим направлением сотрудничества государств в сфере правовой политики является создание единых или единообразных правовых предписаний, предназначенных для регулирования определенных общественных отношений»[10]. Разработчики ставили перед собой важную задачу: найти компромиссное решение для того, чтобы положения Конвенции могли быть восприняты правоприменителем как в странах англоамериканской, так и романо-германской правовой семьи. Значительный круг участников[11], и длительность (вот уже в течение 37 лет) успешного применения для разрешения споров свидетельствует о том, что разработчикам это удалось. Это делает Конвенцию важным источником для изучения того, как критерий предвидимости закреплен и интерпретируется разработчиками Конвенции.Таким образом, комплексное исследование критерия предвидимости в доктрине и зарубежном и международном правовом регулировании является на данном этапе чрезвычайно актуальным в свете развития и совершенствования российского регулирования.
Степень разработанности проблемы
Поскольку затронутая проблема применения критерия предвидимости ранее не рассматривалась комплексно в обоих аспектах — материально-правовом и коллизионном — можно говорить лишь о степени разработанности каждой из частей темы.
Материально-правовой аспект, то есть использование критерия предвидимости для ограничения объема ответственности и размера возмещения убытков или расторжения договора (предвидимость существенного нарушения), рассматривается в работах специалистов, пишущих о договорном праве, а также, в прикладном значении, в комментариях к Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров 1980 года. Из ключевых отечественных авторов можно упомянуть в этой связи А.С. Комарова, М.Г. Розенберга,
O. Н. Садикова, М.И. Брагинского и В.В. Витрянского, А.В. Асоскова,
P. С. Бевзенко, М.С. Каменецкую, А.Г. Карапетова, А.А. Костина, С.Н.
Лебедева,А.Л. Маковского, С.А. Соменкова, Е.А. Суханова. В зарубежной литературе вопрос также не оставался без внимания. В частности, рассмотрением критерия предвидимости в числе оснований ограничения и освобождения от ответственности занимались такие авторы, как М.А. Айзенберг, В.Р. Ансон, Л.А. Бебчук, М. Бридж, Я. Йоуссен, К. Ларенц, Д. Саидов, Л.Л. Фуллер, И. Швенцер, П. Шлехтрим, С. Шэйвел, Н. Эндрюс. Все эти авторы, однако, уделяли критерию предвидимости внимания не больше, чем другим факторам ограничения ответственности, что не представляется достаточным с учетом сложности и перспективности затрагиваемой проблемы.
Что касается коллизионного аспекта, а именно, возможности предвидеть связь с некоторой юрисдикцией для того, чтобы релевантное право могла быть применено, этим вопросом в качестве темы отдельного исследования ученые не занимались, касаясь его лишь при рассмотрении соответствующей тематики в рамках МЧП. Так, например, этот вопрос затрагивали Л.А. Лунц, М.И. Брун,
Т.Е. Абова, М.М. Богуславский, Л.Б. Забелова, Е.В. Кабатова, С.Ю. Казаченок, С.В. Козлов, А.С. Мальцев, А.А. Михеев, И.В. Невзоров, Л.В. Терентьева, М.Г. Тыкоцкая. В частности, А.С. Мальцев, Л.В. Терентьева, С.Ю. Казаченок, И.В. Невзоров, С.В. Козлов, А.А. Михеев рассматривали предвидимость в наиболее проблемной и актуальной на сегодня сфере — регулирование трансграничных отношений в сети Интернет. Из иностранных авторов можно назвать Т. Бендевского, Т.Н. Каднера, Р. Шауб. На взгляд соискателя, в выбранной области имеется большое число нерешенных проблем, причем речь идет не только об отсутствии законодательного регулирования, но и о том, что ученые-юристы, ограничиваясь констатацией проблемы, не предлагают конкретных путей ее разрешения.
Целью исследования является:
— раскрытие как теоретических, так и практических проблем, возникающих в связи с функционированием и пробелами в закреплении критерия предвидимости в его материальном и коллизионном аспекте в контексте развития отечественного, международного и зарубежного регулирования, а также практики его применения,
— предложение путей решения выявленных проблем.
Для достижения поставленных целей необходимо решить ряд задач, основными из которых являются следующие:
— исследовать философско-правовые основы гражданско-правовой ответственности с тем, чтобы установить допустимостью ее ограничения с помощью гибкого критерия предвидимости;
— установить происхождение и философско-правовую основу критерия предвидимости;
— выявить исторические предпосылки использования критерия предвидимости;
— оценить допустимость применения критерия предвидимости для варьирования объема ответственности;
— рассмотреть случаи нормативного закрепления критерия предвидимости в национальных и международных источниках, установить особенности выбранных формулировок;
— изучить практику применения критерия предвидимости в каждом из двух аспектов;
— выявить суть различий в подходах к пониманию критерия в странах англосаксонской и романо-германской правовой семьи;
— выявить особенности применения критерия предвидимости в его материально-правовом и коллизионном аспекте;
— установить основные сложности, с которыми сталкивается правоприменитель при использовании данного критерия;
— выявить основные препятствия к имплементации критерия предвидимости в российское право;
— обнаружить пути решения проблем юридико-технического характера, возникающих при имплементации и практическом применении указанного критерия;
— определить, является ли оправданными неминуемые затруднения в процессе принятия судами решения о взыскании убытков в случае использования критерия предвидимости.
Методологическая основа исследования. Диссертант использует такие общенаучные и частнонаучные методы, как: анализ, синтез, дедукция, индукция, компаративистский, синергетический метод, абстрагирование, аналогия, моделирование, формализация, аксиоматико-дедуктивный метод, герменевтика.
В основе исследования лежит компаративистский метод. Сравниваются философско-правовые подходы к критерию предвидимости в странах англосаксонской и романо-германской правовой семьи. Затем производится сопоставление регулирования, закреплённого в российских и зарубежных источниках, в некоторых актах международного характера, а также судебной практики, отражающей применение такого регулирования. Выявить особенности того или иного теоретического, практического или нормативного подхода возможно только на основе компаративистского анализа. Рассмотрение отечественного регулирования в отрыве от его зарубежных или международных аналогов не позволяет в полной степени определить достоинства и недостатки, имеющиеся проблемы и пробелы. Без сравнительного исследования судебной практики можно прийти к поверхностной мысли о сходстве формулировок и, как следствие, сходстве конструкций. Такой вывод может оказаться ошибочным, поскольку понимание и применение регулирования может существенно различаться в зависимости от подхода судов конкретного государства.
Компаративистский анализ позволяет также выбрать оптимальный источник для заимствования нормативных конструкций, если будет выявлено несовершенство отечественного регулирования. Следует при этом иметь в виду, что простого сравнения и выявления оптимально работающей конструкции недостаточно, чтобы сделать вывод о возможности успешного заимствования. Прежде чем осуществить продуманный синтез внутренне не противоречивой правовой конструкции необходим глубокий анализ отдельных элементов юридической конструкции, анализ правоприменительной практики в государстве с пробельным или неэффективным регулированием.
Однако еще до проведения компаративистского исследования, необходимо провести формальный анализ рассматриваемого правового явления, без элементов, придаваемых национальной интерпретацией. В частности, диссертант методом абстрагирования выявляет сущность критерия предвидимости в том виде, в котором он был задуман разработчиками Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров, и суть коллизионного критерия предвидимости, используемого в различных юрисдикциях. Затем на основании рабочих документов, последующих толкований и практики применения диссертант, используя метод герменевтики, толкует каждый составной элемент критерия предвидимости в его материально-правовом и коллизионном аспекте.
Используя метод аналогии, мы выявили в праве зарубежных государств и в российском праве нормативные конструкции, сходные по содержанию или результатам применения с критерием предвидимости, закреплённом в Конвенции.
С применением данного метода затем были выявлены в различных правовых системах коллизионные нормы, закрепляющие конструкцию предвидимости. Метод аналогии позволил диссертанту определить, что исходная цель закрепления критерия предвидимости в материальных и коллизионных нормах едина и представляет собой реализацию принципа равенства сторон и принципа добросовестности.
С помощью методов моделирования и формализации диссертант разрабатывает правовые конструкции, которые, по мнению диссертанта, имеют практический смысл для российской правовой действительности и способны удовлетворить выявленную необходимость во внедрении новых гибких инструментов и приводит доктринальные идеи к общей системе.
С помощью аксиоматико-дедуктивного метода диссертант из аксиомы о непреложности принципов гражданского права методом дедукции выводит необходимость введения критерия предвидимости в российское регулирования, основываясь на том, что он способствует реализации принципа равенства сторон и принципа добросовестности. Применив синергетический метод, диссертант исследовал действие критерия предвидимости во взаимосвязи с принципом добросовестности, принципом справедливости, принципом равенства сторон и критерием разумного лица, сделав вывод, что эти явления представляют собой единую систему.
Объектом исследования является установление ответственности в договорных и внедоговорных обязательствах (основания, размер и применимое право).
Предметом исследования является применение критерия предвидимости в отечественном частном праве, в том числе, путем сопоставления с международным и зарубежным регулированием:
— для определения характера нарушения,
— для досрочного расторжения договора при предвидимом существенном
нарушении,
— для ограничения объема ответственности,
— для определения права, применимого к обязательственному отношению,
— а также использование его для целей автономии воли.
Хронологические рамки исследования охватывают два периода:
практический аспект рассматривается применительно к кодификациям второй половины XX — начала XXI века, в российском праве внимание уделяется постреформенному периоду после 2010 года.
Теоретическая значимость работы заключается в том, что диссертант рассматривает философско-правовые основы критерия предвидимости в сопоставлении с теорией адекватной причинности, приходя к выводу об их частичном сходстве и наложении, что не совпадает с двумя высказывавшимися ранее позициями: о полной синонимизации и о полном несоответствии указанных теорий. Диссертант выявляет основные характеристики критерия предвидимости в его коллизионном и материально-правовом аспекте, комплексно исследуя оба аспекта, чего ранее не делалось. Кроме того, диссертант выявляет теоретикометодологические основы, обуславливающие возможность применения критерия предвидимости в условиях российской правовой действительности. Для определения сферы возможного применения критерия предвидимости диссертант вводит авторскую классификацию видов внедоговорных обязательств с коллизионной точки зрения.
Практическая значимость работы заключается в том, что диссертант выявил конкретные пробелы в российском материально-правовом регулировании договорных отношений и в коллизионном регулировании внедоговорных отношений. На основании этого предлагается внести ряд изменений в Гражданский кодекс Российской Федерации по итогам исследования зарубежного и международного регулирования, а также рассмотрения особенностей практики российских судов и возникающих в ней сложностей. Кроме того, в работе систематизируются основные черты и особенности критерия предвидимости, вариативность его толкования. Диссертант изучает основные аргументы за и против введения материально-правового критерия предвидимости и приходит к выводу о необходимости его внедрения в российское право, предлагая оптимальные пути разрешения трудностей, выявленных противниками введения критерия.
Апробация результатов исследования: предложенная диссертантом классификация видов внедоговорных обязательств была не раз использована автором в преподавании курса Международного частного права и Актуальных проблем международного частного права на 4 курсе бакалавриата, 1 курсе магистратуры Международно-правового факультета МГИМО МИД России.
Диссертант также использовал предлагаемую трактовку критерия предвидимости при подготовке команды для участия в международном студенческом конкурсе по международному коммерческому арбитражу и применению Венской конвенции 1980 года MOOTMadrid[12].
Диссертантом подготовлен и опубликован ряд научных статей по исследуемой тематике. Часть из них опубликована в изданиях, рецензируемых ВАК; одна из статей вошла в сборник, отражающий научную школу кафедры Международного частного и гражданского права им. С.Н. Лебедева МГИМО МИД России. Диссертант участвовал также в написании главы о договорах международной купли-продажи товаров (в соавторстве с профессором А.А. Костиным) в учебнике по международному частному праву, подготовленном кафедрой Международного частного и гражданского права им. С.Н. Лебедева. Диссертант принимал участие с выступлениями в ряде конференций (в частности, в Институте законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации[13]), где идеи диссертанта были представлены вниманию ряда выдающихся российских цивилистов.
Положения, выносимые на защиту:
1) Автор считает необходимым закрепить критерий предвидимости в Гражданском кодексе:
— для ограничения объема ответственности — в качестве основания расторжения договора (в случае, если предвидимое
нарушение носит существенный характер).
Указанный критерий должен быть введен только для отношений с участием предпринимателей (в качестве обеих сторон), поскольку предпринимательская деятельность ведется на свой риск, и стороны не могут перекладывать друг на друга ответственность за известные только одной из них рискованные и не согласованные с контрагентом коммерческие решения.
Таким образом будет достигнута обоснованность размера убытков и объема ответственности принятыми на себя обязательствами, а также позволит сторонам избежать нежелательного в коммерческих отношениях и тормозящего развитие оборота выжидания фактического нарушения, которое неминуемо будет совершено контрагентом.
2) На данном этапе представляется целесообразным, учитывая сложившуюся практику российских судов снижать размер присуждаемых убытков, ввести этот критерий мягко, в форме диспозитивной нормы. Таким образом стороны при заключении договора смогут исключить возможность его применения. В итоге будет достигнуто истинное равенство возможностей сторон при получении информации, и в таком случае, если одна из сторон предлагает внести в договор положение, исключающее применение критерия предвидимости, другая сторона фактически получает возможность предвидеть возникновение нетипичных или чрезмерно крупных убытков и может, таким образом, отказаться от заключения договора на предлагаемых условиях или, при принятии решения о неисполнении договора исходить из потенциального наступления существенных последствий (концепция «предвидимости-предвидимости»).
3) При установлении условий применений критерия предвидимости для ограничения объема ответственности и размера возмещения убытков следует учитывать не только необычный характер наступивших последствий, которые с точки зрения разумного лица не являются естественным последствием нарушения, но и необычный размер понесенных убытков, как, например, в случае с необходимостью для неисправной стороны компенсировать несоразмерно большую неустойку, выплаченную потерпевшей стороной следующему контрагенту. Причем при оценке судом возможности предвидения следует ограничить дискрецию суда путем прямого введения условий применения предвидимости, предписывающих учитывать как фактическую осведомленность стороны, так и принимать во внимание критерий разумного коммерсанта.
4) Следует прямо оговорить в законе, что степень осведомленности стороны определяется на момент заключения договора. Тем самым можно будет предотвратить возможную конкуренцию применения схемы предвидимости с доктриной неизменности обстоятельств (которая определяется на момент исполнению договора).
5) Для упрощения применения на практике нормы о влиянии связи правоотношения с какой-либо юрисдикцией на определение применимого права следует прямо закрепить в тексте статьи 1219 ГК РФ для потерпевшей стороной право выбора правопорядка, которому должно подчиняться отношение из неквалифицированного причинения вреда (генерального деликта): суд или потерпевшая сторона. Из содержания нормы это на данный момент не следует, что создает существенные сложности и порождает неоднократные отказы суда применить право места наступления вреда. В настоящее время однозначной правоприменительной практики на этот счет не сложилось.
6) Мобильность устройств, позволяющих получить доступ в сеть Интернет приводит к возможности наступления вредоносных последствий в любой точке Земли. Учитывая такую делокализацию нарушения и связанные с ней значительные сложности установления личности нарушителя (что составляет существенную особенность отношений, возникающих в сети Интернет), следует закрепить отдельные коллизионные привязки для определения права, применимого к некоторым отношениям, возникающим в сети Интернет, с учетом типа этих отношений.
Применительно к области, исследуемой диссертантом, необходимо установить коллизионную норму, с объемом, включающим ответственность за вред, причиненный в сети Интернет. Текущего регулирования в виде общей нормы, закрепленной в статье 1219, на данном этапе недостаточно, так как установленные способы выбора применимого права и размытые условия использования критерия предвидимости не отвечают общей идее российского коллизионного права — объективной основе установления применимого правопорядка. Целесообразным представляется также сопроводить такую норму комментариями или разъяснениями высших органов судебной власти относительно практически применимых критериев, позволяющих установить действительную возможность предвидения с тем, чтобы препятствовать установлению ложной связи с нерелевантным правопорядком.
Структура и объем работы отвечает целям, задачам и установленным рамкам исследования. Работа состоит из введения, двух глав, объединяющих восемь параграфов, заключения и библиографического списка.
В первой главе рассматривается материально-правовой аспект критерия предвидимости, то есть влияние возможности предвидеть те или иные последствия правомерного или противоправного поведения для заключенного договора на его судьбу и объем ответственности, включая размер возмещаемых убытков. Диссертант, в соответствии с определенным предметом, ограничивается конструкцией предвидимого нарушения в двух его проявлениях (для возможности приостановить исполнение и для возможности расторгнуть договор), а также критерием предвидимости, применяющимся для корректировки объема ответственности и размера подлежащих возмещению убытков. Мы пришли к выводу о том, что именно данные проявления материально-правового аспекта критерия предвидимости являются наиболее значимыми, наиболее неоднозначно толкуемыми, вызывают наибольшее количество разногласий и затруднений для правоприменителя. Высказывается мнение о необходимости их введения в российское законодательство.
Диссертант уделяет внимание понятию ответственности в широком смысле этого слова, разграничивает различные стороны данного явления, соотносит их с представлением о справедливости, предопределенности, возможности предвидения. Затем исследуется понятие и происхождение критерия предвидимости, сопоставляются различные доктрины, существующие в англосаксонской и романо-германской правовой семье. Мы приходим к выводу об их существенном расхождении, разделяя при этом делавшийся в доктрине вывод о том, что в основу Венской Конвенции о договорах международной купли-продажи товаров был положен подход английского правоприменителя как более гибкий. Также анализируется вызывающее ряд дискуссий соотношение критерия предвидимости с теорией адекватной причинности.
Поясняется избрание в качестве наиболее репрезентативного предмета исследования положений Венской Конвенции о договорах международной купли- продажи товаров ее универсальностью. Эти положения знаменовали выработку гибких критериев, сочетающих в себе наиболее прогрессивные на тот момент подходы основных правовых систем. Положения Конвенции сопоставляются с ныне действующими, претерпевшими изменения, положениями германского и французского права на этот счет. Выбор в данном случае достаточно близких к российской системе национальных правовых систем позволяет сделать вывод о возможности и необходимости заимствования изучаемых правовых конструкций российским законодателем. В отдельных параграфах проанализированные конструкции соотносятся с существующим российским регулированием и судебной практикой, а также с мнением ведущих специалистов в данной области. После чего мы приходим к выводу о готовности российского правоприменителя к введению критерия предвидимости и о насущной необходимости такового.
Констатируется практическое отсутствие в российском праве механизмов, позволяющих ограничить предвидимостью объем ответственности и размер подлежащих возмещению убытков (а именно, отсутствует изучаемый в работе критерий предвидимости, не установлена обязанность потерпевшей стороны принимать меры к уменьшению размера ущерба). Обращается внимание на то, что это приводит к негативным последствиям для обеих сторон: либо неисправная сторона сталкивается с необходимостью возместить такой размер убытков, на какой она не могла ни при каких условиях рассчитывать, либо потерпевшая сторона сталкивается с произвольным отказом суда от присуждения части убытков, поскольку у последнего нет закрепленных в законе рамок или критериев, позволяющих сделать такое уменьшение более релевантным и справедливым. Делается вывод о необходимости внесения изменений в соответствующие разделы ГК РФ и предлагает необходимую, на его взгляд, редакцию статей, в наибольшей степени соответствующую принципу равенства сторон.
Во второй главе изучается коллизионный аспект критерия предвидимости, а именно, влияние такого фактора как возможность участников отношений предвидеть юридически значимую связь с тем или иным правопорядком на то, какое право применит суд для регулирования внедоговорных обязательств. Поясняется, что переход от договорных к внедоговорным обязательствам вызван тем, что в коллизионном регулировании договорных обязательств не существует коллизионных привязок, обращение к которым привело бы к применению права той страны, связь с которой одна из сторон на могла бы предвидеть. Отдельно в данной главе приводится авторская классификация внедоговорных обязательств с коллизионной точки зрения, основанием которой служат особенности определения применимого права и сфера возникновения таких обязательств. В теоретической части данного параграфа затрагивается также такой важный вопрос как так называемая косвенная автономия воли. Критически анализируется подход законодателя, распространяющего выбор права, сделанный сторонами для договора, на некоторые внедоговорные отношения.
Рассматривается три вида внедоговорных обязательств (на основании приведенной классификации): генеральное причинение вреда, ответственность производителя за вред, причиненный продукцией, и Интернет-деликты. Проводится развернутый и репрезентативный компаративистский анализ, предметом которого стали некоторые унификационные акты, национальное законодательство ряда стран Европы, СНГ и Балканского региона, а также практика их применения судами. В работе ставится при этом цель выявления пробелов в российском регулировании и поиска возможностей для их восполнения путем использования зарубежного опыта.
Во втором параграфе мы приходим к выводу о значительном несовершенстве формулировки статьи 1219 и, как следствие, о недостатках и отсутствии единообразия судебной практики. Российский правоприменитель использует указанное несовершенство в качестве escape clause, что, на взгляд автора, не всегда соответствует интересам сторон. Предлагается внесение уточнений в указанную статью с целью преодоления выявленных проблем.
В третьем параграфе при рассмотрении порядка определения права, применимого к ответственности производителя за вред, причиненный продукцией, указывается на продуманность положений статьи 1221, что, однако, не привело к ее частому применению российскими судами. Отмечается то, что несмотря на изменение в 2013 году формулировки статьи, толкование ее положений по- прежнему сводится к весьма жесткому установлению критерия доказывания, что не соответствует цели совершенствования российского регулирования в сфере МЧП.
В четвертом параграфе анализируются основные особенности отношений, осложненных иностранным элементом в сети Интернет. Диссертант рассуждает о различной правовой оценке такого явления как Интернет, анализирует виды отношений в зависимости от их связи с материальным миром (отношения, выходящие и не выходящие за рамки сети). Высказывается мнение о том, что в зависимости от типа отношений необходима адаптация существующих коллизионных норм, а в отдельных случаях — разработка новых. По мнению автора, проблема предвидимости в сети Интернет приобретает иные, куда более значительные масштабы, включая предвидимость наличия иностранного элемента в принципе, а также предвидимую связь с практически любым правопорядком, учитывая общедоступность всемирной сети. Упоминается ряд критериев, позволяющих ограничить названную бесконечную предвидимость, так как это не отвечает интересам участников отношений и является несправедливым по отношению к делинквенту. Затем предлагаются собственные формулировки статей, подлежащих, по его мнению, включению в российский Гражданский кодекс, с учетом возможности развития lex electronica и применения правил, разработанных профессиональными участниками Интернет-сообщества.
В заключении работы делаются выводы по итогам исследования и формулируются предложения по устранению выявленных проблем.
Еще по теме ВВЕДЕНИЕ:
- Статья 314. Незаконное введение в организм наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов
- Введение
- РОССИЙСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ ЗАКОН О ВВЕДЕНИИ В ДЕЙСТВИЕ ЧАСТИ ВТОРОЙ ГРАЖДАНСКОГО КОДЕКСА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
- ВВЕДЕНИЕ
- Введение
- ВВЕДЕНИЕ
- ВВЕДЕНИЕ
- §3. Введение волостного управления
- Введение
- Вместо введения
- ВВЕДЕНИЕ
- Введение
- Обман и введение в заблуждение
- ВВЕДЕНИЕ
- ВВЕДЕНИЕ
- Введение
- ВВЕДЕНИЕ
- Введение
- ВВЕДЕНИЕ
- ВВЕДЕНИЕ