§ 1. Дискуссионные вопросы определения границ сферы применения договоров для регулирования общественных отношений

Теоретические проблемы регламентации договорных отношений весьма многообразны. С определенной долей условности их можно разделить на следующие несколько групп:

а) отсутствие единой политики законодателя в отношении возможности использования, сферы применения и особенностей регламентации договорных конструкций различными отраслями права;

б) отсутствие или противоречивость подходов к толкованию условий договора различными юрисдикционными органами, а также недостаточный контроль за их правоприменительной деятельностью;

в) слабое юридическое обеспечение принуждения к реальному исполнению договорных обязательств;

г) отсутствие комплексного межотраслевого акта, устанавливающего общие (единые всех отраслей) основы нормативной регламентации порядка заключения, изменения, исполнения и расторжения договоров, закрепляющего единый подход к пониманию его сути, элементов, признаков, условий действительности, правил толкования и т.д., и служащего единой юридической базой для разреше- ния внутри- и межотраслевых споров, касающихся договорных отношений;

д) противоречивость внутриотраслевых актов, регламентирующих договорные отношения.

Не претендуя на разработку универсального и всеобъемлющего «рецепта» решения указанных проблем, мы тем не менее в данной главе попытаемся наметить общие контуры их возможного разрешения.

В предыдущем параграфе мы постарались обосновать тезис о том, что, вопреки укоренившемуся в науке теории права и государства мнению, договорное регулирование в большей или меньшей степени используется практически всеми отраслями права.

Например, ни в одной отрасли права, кроме гражданского и международного частного, в настоящее время не существует учения о способах обеспечения исполнения договорных обязательств,319 отсутствуют нормативные основания и механизм признания заключенных договоров недействительными, не предусмотрены с достаточной степенью конкретности процедуры принудительного досрочного расторжения или изменения его условий и т.д.

Как уже отмечалось ранее, в механизме юридического управления договор выполняет важную, хотя и второстепенную функцию.

Подобное прямое вмешательство неоправданно и с теоретической точки зрения. Провозглашенное ст. 18 Конституции РФ непо- средственное действие прав и свобод человека свидетельствует о закреплении общедозволительного метода юридического управления, при котором запреты и позитивные обязывания должны исчерпывающим образом формулироваться в юридических нормах.

Иной срез указанной проблемы состоит в том, что законодатель не вполне четко обозначил границы этой самой сферы юридических дозволений, т.е. групп отношений, которые в принципе могут регулироваться договорами. Совершенно очевидно, что если в сфере частного права субъектам последнего предоставляется максимальная свобода в определении прав и обязанностей по своему усмотрению, то в сфере публичного права подобная свобода недопустима. Ю. А. Тихомиров совершенно справедливо отмечает, что в сфере публичного права субъектам дозволены только те действия, которые прямо разрешены юридической нормой: «Особо подчеркнем в данной связи неприменимость к ним метода «дозволено все...», свойственного субъектам частного права ... «Закрытый», а не открытый перечень полномочий означает правовую связанность, которая коррелирует социальную весомость их властных полномочий. Стремление же пользоваться в законах и других актах формулами «осуществляют иные полномочия» или «решают иные вопросы» чревато нарушениями компетенции и злоупотреблениями властью и служебным положением».254

Из этого следует, что даже безусловно социально-полезные, рациональные и тактически правильные публично-правовые соглашения являются юридически недействительными во всех случаях, когда их заключение прямо не предусмотрено действующими юридическими нормами.

В результате юридического «вакуума» должностное лицо, идущее на уступки террористам в целях освобождения заложников, действует не от имени государственного органа (поскольку последний не наделен соответствующими полномочиями), а как бы от своего собственного, на свой «страх и риск». При этом далеко не бесспорным является вопрос о возможности квалификации его действий как совершенных в состоянии крайней необходимости, поскольку, по смыслу ст. 39 УК РФ, лицо, находящееся в состоянии крайней необходимости, своими активными действиями причиняет вред правонарушителю либо третьим лицам в целях устранения опасности, непосредственно угрожающей ему, третьим лицам или охраняемым общественным интересам.256 Кроме того, необходимым условием для квалификации действия как совершенного в состоянии крайней необходимости является отсутствие иных средств устранения подобной опасности.

Приведенный пример не укладывается в обозначенные рамки: должностное лицо не только не причиняет вред правонарушителю, но активно ему способствует, путем выполнения его требований о предоставлении ценностей, средств связи, наркотиков, продовольствия, транспортных средств и т.д.

Само по себе соглашение между государством в лице его должностного лица и преступником — противоестественно, поскольку интересы сторон диаметрально противоположны: у государства — с наименьшими затратами сил и средств освободить заложников и наказать преступника, а у террориста — получить материальные выгоды и избежать ответственности. Полная реализация интересов одной из сторон исключает осуществление интересов другой.

Тем не менее подобные соглашения должны быть, на наш взгляд, легализованы законодателем, однако при том условии, что в них интерес публично-правовой (интерес государства) должен реа- лизовываться в полном объеме, а интерес преступника — лишь в гарантированной возможности уменьшения наказания за совершенное деяние. Во всех остальных случаях обещания, данные террористу, не должны рассматриваться в качестве обязательств, а само должностное лицо, их давшее, должно принять все возможные меры, направленные на задержание и изоляцию преступника. Причем эта его обязанность должна быть прямо предусмотрена в законе.257

Законодатель также не вполне четко обозначил границы свободы усмотрения самих сторон при заключении ими договоров. Прямо им установлено лишь одно ограничение: соглашения должны соответствовать императивным нормам, действующим в момент их заключения (ст. 422 ГК РФ). Законодательно же установлены и последствия несоблюдения указанного ограничения: договор в целом или его часть признаются недействительными, а стороны должны возвратить друг другу все имущество, полученное на основании подобного договора (ст. 167-169, ст. 180 ГК РФ). Однако одного этого ограничения явно недостаточно, да и само оно нуждается в корректировке.

Как справедливо пишут С. А. Зинченко и Б. О. Газарьян: «Наличие абстрактной модели ничтожной сделки в перечне оснований для признания ее таковой ведет на практике к тому, что повсеместно и при любых издержках в их оформлении та или иная сторона в случае возникновения спора заявляет о ничтожности заключенного договора».258 Более того, обилие нормативных актов и их противоречивость повышают «риск» несоответствия того или иного договорного условия их требованиям.

В качестве примера приведем дело № 2-232/99, рассмотренное Пролетарским судом г. Ростова н/Д 05.03.99 г. Группа акционеров ЗАО «Ростовская кондитерская фабрика» обратилась в суд с иском к своему акционерному обществу и ТОО КБ «Доннивест» о признании недействительным их договора об учреждении ЗАО «Донская кондитерская фабрика». Последняя была привлечена судом в качестве соответчика. Производство в суде растянулось на 9 месяцев. В ходе последнего судом многократно истребовались различные документы, и было обнаружено, что определенные нарушения в создании указанного ЗАО присутствовали: не все из истцов были извещены о проведении общего собрания, на котором принималось решение об учреждении общества, сообщение о собрании не было опубликовано в печати, как того требовал устав ЗАО «РКФ», взнос одного из учредителей был внесен позднее даты, установленной договором и т.д.

Однако указанные нарушения не имели «фатального» характера, а требования, заявленные истцами, изначально не могли быть удовлетворены по объективным причинам. ЗАО «ДКФ» являлось добросовестным приобретателем имущества, внесенного учредителями в качестве взноса в уставный фонд. Поэтому признание сделки по учреждению недействительной не могло повлечь возврат его учредителям: ЗАО «ДКФ» не являлось стороной по сделке и имущество у него могло быть истребовано лишь на основании виндикационного иска прежним собственником имущества, к которому истцы не принадлежали. С другой стороны, допущенные нарушения касались в основном порядка фактического исполнения сделки, а не условий самого договора. Учитывая, что вопрос о признании недействительным акта государственной регистрации ЗАО «ДКФ» истцами не ставился, нарушения в порядке исполнения учредительного договора не могли повлиять на действительность последнего.

В судебном заседании стало ясно, что подлинной целью истцов было не признание сделки недействительной, а принуждение ответчика исполнить свою обязанность по выплате объявленных дивидендов и погасить задолженность по зарплате. Предъявление иска в суд в данном случае являлось «средством давления» на ответчика, обеспечивающим достижение истцами своих личных целей.

Приведенный пример является типичным. Очень часто истинная причина обращения в суд с иском о применении последствий недействительности ничтожной сделки или признания сделки недействительной со стороны лица, в данной сделке не участвовавшего, кроется в желании создать угрозу для интересов стороны по договору с целью вынудить ее к компромиссу по интересующему его вопросу.

В этой связи представляется оправданным предложенная авторами корректировка общих последствий несоответствия заключенного договора (сделки) закону путем придания последнему статуса «оспоримого», т. е. действительного до тех пор, пока суд не вынесет решение об обратном по иску ограниченного законом круга лиц.259

Широкомасштабное («de facto») использование договоров различными отраслями права ставит на повестку дня необходимость их последовательной и единообразной регламентации, осуществить которую рациональнее всего посредством принятия отдельного федерального закона, который можно было бы назвать следующим образом: «Об общих принципах договорного регулирования в правовой системе РФ».260 Разработка последнего выходит за пределы настоящей работы, поэтому мы остановимся лишь на трех принципиально важных вопросах, которые непременно должны найти в нем свое отражение.

1. Легальное определение понятия «договор» в его корреляции с терминами «сделка» и «обязательство». Нормативное закрепление основ типологии и классификации соглашений, их элементов, условий действительности, признаков и принципов.

На сегодняшний момент в дополнение к закрепленному в тексте ГК РФ принципу свободы договора судебная практика сформулировала принцип соразмерности, касающийся как ответственности сторон договора, так и его условий.

Он сформулирован в Постановлении Конституционного Суда РФ № 4-П от 23.02.99 г.261

В силу данного принципа ограничение свободы договора для одной стороны (в форме навязывания таких условий, на которые эта сторона повлиять не в состоянии) должно влечь соответствующее ограничение свободы договора для другой. Более четко, на наш взгляд, данный принцип сформулирован в Принципах международных коммерческих договоров, разработанных Международным институтом унификации частного права (УНИДРУА) в 1994 г. В ст. 3.10 устанавливается следующее правило: «Сторона может отка- заться от договора или от отдельного его условия, если в момент заключения договор или какое-либо его условие неоправданно создавало чрезмерное преимущество для другой стороны ... По просьбе стороны, имеющей право на отказ от договора, суд вправе изменить договор или его условие с тем, чтобы привести его в соответствие с разумными коммерческими стандартами честной деловой практики».262

Принцип соразмерности ответственности сторон сформировался в процессе правоприменительной деятельности антимонопольных органов. Он заключается в том, что объем ответственности каждой из сторон за неисполнение договорных обязательств должен быть равноценным.263 Данный принцип очевидно учитывал законодатель, позволив суду (в соответствии со ст. 333 ГК РФ) самостоятельно уменьшить размер договорной неустойки сторон, если последняя явно несоразмерна последствиям нарушения обязательства.336

На наш взгляд, при анализе вопроса о соразмерности договорных обязательств (или ответственности) в обязательном порядке должны учитываться финансовые возможности сторон, а также объем выгоды, извлекаемой каждой из них в результате осуществления договора. Например, если малое предприятие заключает договор поставки с крупным нефтяным концерном, причем его прибыль от исполнения договора в несколько раз меньше, чем прибыль контрагента, то несправедливо будет установить для них одинаковый объем ответственности за неисполнение договорных обязательств. Последний должен зависеть именно от размера предполагаемой выгоды. С другой стороны, меры договорной ответственности не должны вести к фактическому банкротству стороны по договору, поскольку банкротство любого предпринимателя не соответствует публичным интересам."7

Таким образом, принцип соразмерности ответственности можно определить следующим образом: меры договорной ответственности должны быть адекватны объему выгоды, получаемому каждой из сторон, и в то же время не должны быть явно разорительными для нее.,38 2.

Следует нормативно очертить сферу использования соглашений.

В этих целях закон должен исчерпывающим образом обозначить все отрасли права, в которых допускается договорное регулирование (или его элементы), и определить принципы построения договорных отношений в каждой из них. Представляется, что в отраслях частного права принцип должен быть общедозволительным (разрешены и охраняются любые соглашения, отвечающие принципам добросовестности, соразмерности и свободы договора). В отраслях публичного права принцип должен быть, напротив, разрешительным339 (дозволено заключение только тех соглашений, которые нашли свое закрепление в текстах нормативных актов). 3.

Поскольку все договоры, вне зависимости от отраслевой принадлежности, с точки зрения своей сути — единое явление (объективированное в форме соглашения намерение), представляется необходимым нормативно унифицировать процедуры их заключения, изменения и расторжения, разработать в дополнение к уже имеющимся отраслевым264 способам обеспечения исполнения договорных обязательств общие, межотраслевые (т. е. использующие «инструментарий» разных отраслей) способы, а также закрепить единые основания и последствия признания соглашений недействительными (незаключенными).

Невозможность применения последствий недействительности ничтожной сделки к иным, кроме гражданско-правовых (и в ряде случаев — семейно-правовых) отношений, приводит к парадоксальным ситуациям: семейное, трудовое или иное соглашение не может быть признано недействительным даже в том случае, если прямо противоречит императивным юридическим нормам и требованиям справедливости.

В качестве примера приведем дело № 33-3452/97, рассмотренное Октябрьским районным судом г. Ростова н/Д 03.06.97 г.

Группа учредителей ООО «Ростовская фабрика мягкой мебели» («РФММ») обратилась в суд с иском о признании недействительным трудового договора (контракта) с директором ООО по ст. 168 ГК РФ.

Свои требования истцы обосновывали нарушениями трех групп норм. Во-первых, оспариваемый контракт подписан неуполномоченным лицом (бывшим учредителем ООО), в то время, как в соответствии с уставом Общества и ст.91 ГК РФ, решение данного вопроса относится к компетенции общего собрания учредителей и не может быть передано иному лицу или органу. Общее собрание не созывалось и решение о заключении трудового договора с директором не принимало.

Во-вторых, нарушенными оказались и нормы трудового права. Статья 15 КЗоТ РСФСР предписывает заключать контракт от имени предприятия-работодателя, а ст. 18 КЗоТ РСФСР позволяет считать контракт заключенным с момента фактического допуска работника к выполнению трудовых обязанностей уполномоченным на то органом. Вместе с тем контракт с директором ООО «РФММ» был заключен от имени бывшего учредителя (ОАО «Ростов-Мебель»), который в то же время никогда не являлся уполномоченным на фактический допуск к работе органом.

Наконец, в-третьих, были нарушены права учредителей, предоставленные им уставом Общества и ст. 91 (п.З) ГК РФ. Будучи членами трудового коллектива Общества, они выкупили у прежнего учредителя доли в уставном капитале для того, чтобы самостоятельно сформировать органы управления и получить юридический и фактический контроль над своим предприятием. Вместе с тем по вине прежнего учредителя данная цель достигнута не была: директор был назначен вопреки их воле и препятствовал в созыве и проведении общего собрания, способного лишить его управленческих полномочий.

Суд отказал истцам в удовлетворении их требований, сославшись на то, что трудовой договор (контракт) порождает трудовые правоотношения, к которым нормы гражданского права (ст. 168 ГК РФ) неприменимы.

Причем Основы гражданского законодательства Союза ССР и республик от 31.05.91 г. содержали общее допущение265 субсидиарного применения гражданского законодательства к трудовым отношениям и указанный спор мог бы быть разрешен так, как настаивали истцы. Но к моменту рассмотрения спора Основы были уже отменены, а часть первая ГК РФ подобного допущения не содержит.

Явно недостаточными представляются основания для признания недействительными соглашений в сфере семейного права. Так, ст.27 Семейного кодекса РФ устанавливает основания для признания недействительным брака в целом, однако в качестве данных оснований не называются обман или заблуждение одного из супругов, нахождение одного из них (или обоих) в состоянии, когда они не способны понимать значение своих действий или руководить ими.

В отношении административных, финансовых, уголовных, уголовно-процессуальных и иных договоров вообще отсутствуют нормы об их недействительности.

На наш взгляд, в качестве универсальных оснований для признания любых договоров недействительными должны быть названы следующие обстоятельства:

а) использование обмана, принуждения или заблуждения стороны по договору (поскольку в этом случае отсутствует намерение од- ной из сторон как таковое, ее волеизъявление не соответствует воле, а следовательно, соглашение представляет собой фикцию);

б) навязывание недобросовестных условий либо несоблюдение принципа соразмерности условий (или ответственности) договора;

в) противоречие существенных условий договора требованиям юридических норм.

Данные основания касаются самой сути явления «юридический договор» и потому должны быть закреплены в едином межотраслевом нормативном акте. В отраслевом законодательстве должны найти отражение дополнительные, обусловленные особенностями каждой конкретной отрасли, основания признания соглашений недействительными.

Принятие подобного нормативного акта «соберет» разрозненные элементы договорного регулирования, встречающиеся практически во всех отраслях права, в единую систему, которая сделает юридическое управление социальными отношениями более гибким, а, следовательно, — более эффективным.