Определенность права
Определенность права с общенаучных, философских, теоретических, правовых и практических позиций одна из важнейших, очевидно недостаточно исследованных и дискуссионных правовых категорий.
В то же время, к сожалению, в специальной зарубежной и российской юридической литературе, а также судебных актахактивно применяется понятие «принцип правовой определенности». Видимо в этой связи С.Б. Поляков и Л.И. Сидоренко применили в своей статье даже слова «экспансия принципа правовой определенности»1. По мнению А. Киселёва, «российские суды общей юрисдикции весьма быстро приняли этот принцип для обоснования отказов в передаче кассационных жалоб для рассмотрения по существу»[681] [682]. В результате, как полагает, например. В.Ю. Кулакова. «... правовая определенность превращается из средства защиты интересов законности в средство оправдания пассивности судей в исполнении ими возложенных на них функций»[683]. Теоретические и практические проблемы «принципа правовой определенности» нередко обсуждались па научных конференциях и «круглых столах». Так, 24 марта 2016 г. в Российском государственном университете правосудия был проведен «круглый стол» на тему: «Правовая определенность: Теоретические и практические проблемы в процессе судебного правоприменения при производстве по уголовным делам». В работе «круглого стола», в частности, приняли участие В.А. Давыдов — заместитель Председателя Верховного Суда РФ - председатель Судебной коллегии по уголовным делам, докт. юрнд. наук. Л.В. Головко — заведующий кафедрой уголовного процесса, правосудия и прокурорского надзора Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, докт. юрид. паук, профессор, А.Г. Халиулин — заведующий кафедрой Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации, докт. юрид. наук, профессор. В.В. Ершов ректор Российского государственного университета правосудия, докт. кафедры уголовно-процессуального права, криминалистики и судебной экспертизы им. Н.В. Радутной Российского государственного университета правосудия. Европейский Суд но правам человека (далее ЕСПЧ) в своих судебных актах часто применяет понятие «принцип правовой определенности». Например, еще 13 июня 1979 г. в судебном решении «Маркс против Бельгии» ЕСПЧ в самом общем виде признал: «...принцип правовой определенности...неотъемлемо присущ праву Конвенции и праву сообщества...»[684]. В постановлении Большой палаты ЕСПЧ ио делу «Брумареску против Румынии» от 28 октября 1999 г. суд уточнил и развил свою позицию: «Право на справедливое разбирательство дела судом, гарантируемое п. 1 ст. 6 Конвенции. должно толковаться в свете преамбулы Конвенции, которая провозглашает, среди прочего, верховенство права как часть общего наследия Договаривающихся государств. Одним из основных аспектов верховенства права (выделено мной. — В. Е.) является принцип правовой определенности, который требует, inter alia, чтобы при окончательном разрешении дела судами их постановления не вызывали сомнения»’. Однако такой вывод ЕСПЧ представляется теоретически дискуссионным. Во-первых, сама концепция «верховенства права» является весьма неопределенной и вряд ли имеет «основные аспекты». Во-вторых, к сожалению, в названных судебных актах ЕСПЧ даже не попытался выработать собственную концепцию «верховенства права». В преамбуле Европейской Конвенции только в самом общем виде записано: Правительства европейских государств, движимые единым стремлением и имеющие общее наследие политических традиций «идеалов...верховенства права сделать первые шаги на пути обеспечения коллективного осуществления некоторых из прав, изложенных во Всеобщей декларации» (выделено мной. В то же время глубокий анализ становления и дальнейшего развития термина (понятия) «верховенство права» позволяет сделать иной вывод: несмотря на длительное и активное его применение в судебных актах, международных и национальных документах, а также в специальной литературе, термин (понятие) «верховенство права» еше требует своего дальнейшего и глубокого изучения1. Думаю, в современный период доктрина «верховенство права» как признанная большинством специалистов система научных взглядов. имеющих существенное практическое значение, в мире в целом и в России, в частности, еще нс сложилась. В этой связи, в настоящее время «верховенство нрава» скорее возможно рассматривать в рамках единой концепции правового государства, «определенный способ понимания, трактовки»[685] [686] [687] [688] правовых явлений с позиции научно обоснованной концепции интегративного правопонимания. В специальной литературе такая точка зрения ранее уже была высказана1. С позиции научно обоснованной концепции интегративного правопонимания. на мой взгляд, теоретически обоснована и практически достаточна только одна правовая категория — «правовое государство». Если «легистское государство» по существу ограничивается лишь собственными законами, то подлинное «правовое государство» «связывает» себя как правом, «внешним» но отношению к нему (например, основополагающими (общими) принципами международного права и обычаями международного права), так и «собственным», «внутренним» правом (в частности, национальными правовыми актами («законодательством»)1. В-третьих, в н. 1 ст. 6 Европейской Конвенции, на которую ссылается ЕСПЧ в названном деле, отсутствует термин «принцип правовой определенности». В соответствии с буквальным текстом и. 1 ст. 6 Конвенции «Каждый в случае спора о его гражданских нравах и обязанностях пли при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона.,.».То есть ЕСПЧ, выработав но- пятне «принцип правовой определенности», по существу в очередной раз ио существу выполнил функцию правотворческого органа, выйдя за пределы своей компетенции. Более того, согласно н. 2 ст. 43 Конвенции толковать принципы и нормы права, содержащиеся в Конвенции, вправе лишь Большая палата ЕСПЧ. Однако наиболее «развернутое» определение «принципа правовой определенности», обычно цитируемое в юридической литературе, содержится в Постановлении Первой секции ЕСПЧ по делу «Рябых против Российской Федерации», принятом 24 июля 2003 г. В соответствии с данным Постановлением «...принцип правовой определенности, который, среди прочего, требует, чтобы принятое судами окончательное решение не могло быть оспорено...предполагает уважение принципа res judicata..., то есть принципа недопустимости повторного рассмотрения однажды решенного дела. Принцип закрепляет, что ни одна из сторон не может требовать пересмотра окончательного и вступившего в законную силу постановления только в целях проведения повторного слушания и получения нового постановления. Полномочие вышестоящего суда по пересмотру дела должно осуществляться в целях исправления судебных ошибок, неправильного отправления правосудия, а не пересмотра по существу. Пересмотр не может считаться скрытой формой обжалования, в то время как возможное наличие двух точек зрения но одному важному вопросу нс может являться основанием для пересмотра. Отступление от этого принципа оправданны, только когда являются обязательными в силу обстоятельств существенного и неопределённость характера’» (выделено мной. — В. Е.). Вместе с тем. необходимо подчеркнуть, что согласно п. 2 и 3 ст. 43 Конвенции «Коллегия в составе пяти членов Большой Палаты принимает обращение, если дело поднимает серьезный вопрос. Однако и ио существу постановление «Рябых против Российской Федерации» вызывает целый ряд других теоретических и практических вопросов. 1. Что означает понятие «окончательное решение»? Традиционно многие специалисты отвечают: решение, вступившее в законную силу после рассмотрения жалобы в апелляционной инстанции. По какова же тогда компетенция целого ряда иных национальных и наднациональных судебных инстанций? 2. Может ли быть «оспорено» «окончательное решение» в последующих национальных и наднациональных судебных инстанциях? Национальные правовые акты и международные договоры, как известно, дают положительный ответ на данный вопрос. 3. Как представляется, правовая определенность, а точнее определенность права и принцип «res judicata» недопустимости повторного рассмотрения однажды решенного дела являются различными правовыми категориями. Существуют разнообразные виды правовых категорий определенности чего-либо, например, определенность права и определенность результатов судебного регулирования. При таком теоретическом подходе представляется дискуссионным вывод ЕСПЧ о том. что «правовая определенность предполагает уважение принципа res judicata...то сеть принципа недопустимости повторного рассмотрения однажды решенного дела»'-. Как представляется, определённость права и уважение принципа «resjudicata» — различные виды определенности, несовпадающие по своему существу, следовательно, и различные правовые категории. 4. Как правило, участники процесса требуют рассмотрения их жалоб в иных судебных инстанциях не с целью «проведения повторного слушания и получения нового постановления», а с другой целью устранения, по их мнению, судебных ошибок, допущенных в уже вынесенных судебных актах, т. 5.По закону пересмотр вынесенных судебных актов на практике должен происходить не при наличии «двух точек зрения по одному вопросу», а лишь в случаях установления кассационными или надзорными судебными инстанциями «обстоятельств существенного и непреодолимого характера». Например, согласно ст. 387 ГПК РФ «Основаниями для отмены или изменения судебных постановлений в кассационном порядке являются существенные нарушения норм материального нрава или норм процессуального права (выделено мной. — В. Е.), которые повлияли на исход дела и без устранения которых невозможны восстановление и зашита нарушенных прав, свобод и законных интересов, а также защита охраняемых законом публичных интересов». 6.В специальной литературе и судебных актах многие правовые и неправовые явления традиционно относят к «принципам». Па- пример. О.С. Орехов, полагаю, по меньшей мере спорно, называет «принцип свободы усмотрения государств» внутриотраслевым принципом права международноіі защиты прав человека»[689]. На мой взгляд, во-первых, понятие «усмотрение» в целом является теоретически дискуссионным. Полагаю, что с позиции теории систем и социального управления более обоснованными представляются понятия «регулирование», «правовое регулирование» и «индивидуальное судебное регулирование». При таком теоретическом подходе принципы нрава — одно из средств правового регулирования общественных отношений2. Поэтому выработанное ЕСПЧ понятие «принцип правовой определенности» представляется теоретически спорным. В связи с этим В.Т. Томин убедительно заметил: «...принципов становится слишком много...принципы должны быть принципиальными»1. В конечном итоге, по мнению В.Т. Томина. например, отечественному уголовному судопроизводству «...грозит реальная опасность стать (или продолжать оставаться?) беспринципным»[690] [691] [692]. Далее В.'Г. Томин сделал попытку «инвентаризации» наименований и понятий «кандидатов в принципы»[693] [694]. Результатом такой излишней «продуктивности» категория «принцип» стала, на мой взгляд, теоретически еще более неопределенной и размытой, а практически — контрпродуктивиоіі. К сожалению. ЕСПЧ в своих судебных актах по существу нередко выполняет правотворческие функции, с позиции «судейского активизма» далеко выходя за пределы своей компетенции. Например. Микеле де Сальвію писал: «...в свете прецедентного права- суд заполнил пробел (выделено мною — 8. Е.) который, как он сам признавал, существовал до недавнего времени»1. Данная точка зрения на протяжении длительного времени разделяется и ЕСПЧ. Так. ЕСПЧ в своих судебных актах неоднократно высказывал, на мой взгляд, следующее дискуссионное мнение с позиции буквального толкования самой Конвенции:*Конвенция не является застывшим правовым актом, она открыта для толкования в свете сегодняшнего дня»: «предмет и цель Конвенции как правового акта, обеспечивающего защиту прав человека, требует, чтобы ее нормы толковались и применялись таким образом, чтобы сделать ее га рантии эффективными и реалы1ыми»'(вылелено мной. — В. Е.). Вместе с тем. согласно устоявшимся выводам обшей теории права, известно, что толкование права — это только уяснение для себя и разъяснение для других уже имеющихся, например, в Конвенции принципов и норм нрава, а ие их развитие, изменение либо дополнение. В связи с этим представляется теоретически спорным также н вывод бывшего председателя ЕСПЧ г-на Риксдаля. сделанный нм I ноября 1998 г.: «Европейская Конвенция о правах человека должна толковаться и применяться как живой инструмент, следуя за развитием наших обществ и не обязательно согласно намерениям «отцов-основателей в 1950 году...» (выделено мной. — В. Е.у. В то же время весьма характерна дальнейшая оговорка г-на Риксдаля. думаю, противоречащая сказанному им выше: «...но сразу же добавлю и настаиваю на том. что эволютивное толкование, следуя за развитием наших обществ, ие должно стать судебным активизом. 11о моему мнению, судьи призваны тщательно изучать, оценивать, принимать во внимание развитие общества, но они, в особенности международные судьи, нс должны действовать в соответствии со своей собственной субъективной оценкой тенденций, которые кажутся им более предпочтительными и которые они одобряют»3. При таком, полагаю, теоретически неубедительном подходе ЕСПЧ Пьер-Ив Монжаль справедливо констатировал: «В 2003 г. Суд (ЕСПЧ — В. Е.) заявил, что его постановления имеют ту же силу, что и договор»[695]. Далее Пьер-Ив Монжаль обоснованно подчеркнул: Есть три особых мнения судей в отношении этого способа действий Европейского Суда по правам человека, во многом основанные на практике Международного Суда ООН (Гаага) в этой области, который, в отличие от Страсбургского суда, располагает законодательной базой... эти выражающие особое мнение судьи утверждают, что Страсбургский суд тем самым «расширил свою компетенцию путем правотворческого, а не судебного действия»1 (выделено мной. — В. Е.). Данную точку зрения разделяют и отдельные российские научные работники[696] [697]. Возвращаясь к вопросу о термине (понятии) «принцип правовой определенности», на мой взгляд, исходя из общенаучных положений, более убедительным представляется термин (понятие): «определенность права», а не «принцип правовой! определенности» или «правовая определенность». Например, по мнению Аристотеля, определенность «самое достоверное нз всех начал — то. относительно которого невозможно ошибаться, ибо такое начало должно быть наиболее очевидным...и свободным от всякоіі предположительности... Начало, которое...не есть предположение: а то. что необходимо... знать....приступая к рассмотрению... Таким образом, ясно, что именно такое начало есть наиболее достоверное из всех...ведь но своей природе оно начало даже для всех других аксиом»[698] (выделено мной. — В. Е.). При таком философском подходе «определенность права» — наиболее достоверная из всех правовых категорий, объективно характеризующая качественное состояние нрава, позволяющая выделять право из класса иных не однородных социальных явлений. объектов, прежде всего неправа. В то же время принципы права являются самостоятельными средствами правового регулирования общественных отношений, объективно существующими элементами системы нрава. Объективно существующие принципы права — основания всеобщей связи, отражающие объективные закономерности н сущность единой, развивающейся и многоуровневой системы форм национального и (или) международного права, обеспечивающие предсказуемость, ожидаемость и единообразие правотворческих и правореализационных процессов1. Удивляет и следующий вывод ЕСПЧ в Постановлении но делу «Брумареску против Румынии»: «Одним из основных аспектов верховенства нрава является принцип правовой определенности, который требует inter alia, чтобы при окончательном разрешении дела судами их постановления не вызывали сомнения»[699] [700] (выделено мной. 8. Е.). В то же время, как широко известно, например, участники процесса, как правило, имеют самые различные, прямо противоположные и далеко ие всегда правовые интересы, зачастую не основанные на принципах и нормах права, содержащихся в формах национального и (или) международного права. В связи с этим любые постановления судов, как правило, вызывают у них самые многообразные «сомнения». Кроме того, право в целом — сложнейшая правовая категория. Отсюда, учитывая многочисленные субъективные и объективные факторы, не могут не возникать многочисленные «сомнения» также и у множества наднациональных и национальных судебных органов. 25 апреля 2006 г. первая секция ЕСПЧ приняла постановление но делу «Засурцев против Российской Федерации», в котором но существу была лишь воспроизведена позиция, ранее выработанная судом: «Европейский Суд напомнил, что право па судебное разбирательство, гарантированное пунктом 1 статьи 6 Конвенции, должно толковаться в свете Преамбулы к Конвенции, в которой, в соответствующей ее части, верховенство права признается частью общего наследия Договаривающихся Государств. Одним из основополагающих аспектов верховенства права является принцип правовой определенности, который, среди прочего, требует, чтобы принятое судами окончательное решение нс могло быть оспорено...»[701]. 28 мая 2014 г. первая секция ЕСПЧ приняла постановление по делу «Кузьмин против Российской Федерации». В данном су дебном акте содержится только «напоминание» о том. что «...отмена в порядке надзора окончательного и имеющего обязательную силу решения может делать право заявителя на суд иллюзорным и нарушать принцип правовой определенности»’. Судья Евразийского экономического сообщества Т.П. Нешатаева в особом мнении но решению суда от 10 июля 2013 г. по делу К® 1 6/1—2013 пришла к выводу о том. что «...принцип правовой определенности (principle of legal certainty) признается общепризнанным принципом международного нрава, в свете которого Суд ЕврАзЭс должен устанавливать действительное содержание норм права Таможенного союза. Следовательно, данный принцип входит в правовую систему Таможенного союза и должен считаться основополагающим началом функционирования органов Таможенного союза и государств — членов при реализации норм права Таможенного союза. Принцип правовой определенности включает в себя, но не исключительно, следующее: нормативные акты должны быть опубликованы, должны быть ясными и точными, решения судов должны быть обязательными и исполняться в исключительных случаях, законные интересы и ожидания сторон должны быть защищены»2 (выделено мной. — В. Е.). Конституционный Суд Российской Федерации в Постановлении от 5 февраля 2007 г. № 2 — П «По делу о проверке конституционности положений статьей 16. 20. 112, 336. 376. 377, 380. 381, 382. 383. 387. 388 и 389 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом кабинета министров Республики Татарстан, жалобами открытых акционерных обществ «Нижнекамскнефтехим» и «Хакасэнерго», а также жалобами ряда граждан» также выработал ряд позиций, связан- пых с «принципом правовой определенности»'. С одной стороны, Конституционный Суд РФ, думаю, теоретически обосновано подчеркнул: федеральный законодатель должен обеспечивать «определенность в процессуальных отношениях»2. С другой стороны, Конституционный Суд РФ. во-первых, с позиций научно дискуссионных и разнообразных концепций интегративного правопонимания весьма неопределенно и спорно установил: «...федеральный законодатель одновременно должен обеспечить и реализацию прав участвующих в деле лиц на основе баланса между правом на справедливое судебное разбирательство, предполагающим возможность исправления посредством надзорного производства существенных нарушений, повлиявших на исход дела, ... и принципом правовой определенности»' (выделено мной. — В. Е.). Необходимо подчеркнуть: справедливость и право — различные и неоднородные социальные регуляторы общественных отношений. Во-вторых, в данном Постановлении Копституциоиный Суд РФ также лишь процитировал ранее названное Постановление ЕСПЧ: «Как неоднократно указывал Европейский Суд по правам человека... принцип res judicata предполагает, что ин одна из сторон не может требовать пересмотра окончательного и вступившего в законную силу постановления только в целях проведения повторного слушания и получения нового постановления; одна лишь возможность наличия двух точек зрения но одному и тому же вопросу не может являться основанием для пересмотра... Иной подход приводил бы к несоразмерному ограничению принципа правової! определенности». Как известно, «принцип правовой определенности» выработан ЕСПЧ на основе н. 1 ст. 6 Европейской Конвенции, в соответствии с которым «Каждый...имеет право на справедливое и публичное разбирательство дсла...судом». В связи с этим позиция Конститу- циоиного Суда РФ о «балансе» между «правом на справедливое судебное разбирательство» и «принципом правовой определенности» представляется теоретически недостаточно убедительной с учётом понимания ЕСПЧ «принципа правовой определенности». Кроме того, принцип res judicata предполагает, что ни одна из сторон не может требовать пересмотра «окончательного» и вступившего в силу постановления только в целях «повторного» слушания и получения «нового постановления». Вместе с тем. во-первых, остается открытым вопрос о том. что такое «окончательное» постановление при наличии нередко целого ряда правовых оснований для оспаривания судебного акта, вступившего в законную силу? Во-вторых, убежден: цель сторон — нс собственно «повторное» слушание, а получение иного судебного акта, основанного на достоверных и объект ві і ы х доказател ьствах. В Определении Конституционного Суда РФ от 12 апреля 2005 г. № 113-0 «По жалобе гражданина Маслова Александра Ивановича на нарушение его конституционных прав частями 1, 2 и 3 статьи 30.11 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях» лишь воспроизводится позиция ЕСПЧ. Так, Конституционный Суд РФ. в частности, пишет: «Приведенные правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации корреспондируют правовым позициям Европейского Суда по правам человека. Как указал Суд. принцип правовой определенности (res judicata) означает, что ни одна из сторон не может требовать пересмотра окончательного и вступившего в законную силу постановления только в целях проведения повторного слушания и получения нового постановления; полномочие вышестоящего суда по пересмотру дела должно осуществляться в целях исправления судебных ошибок, неправильного отправления правосудия, а не пересмотра по существу; пересмотр не может считаться скрытой формой обжалования; одно лишь возможное наличие двух точек зрения но одному вопросу нс может являться основанием для пересмотра; отступление от этого принципа оправданы, только тогда являются обязательными в силу обстоятельств существенного и непреодолимого характера...» (выделено мной. — В. Е.). В утратившем силу Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 12 февраля 2008 г. № 2 «О применении норм гражданско го процессуального законодательства в суде надзорной инстанции в связи с принятием и введением в действие Федерального закона от 4 декабря 2007 г. № ЗЗО-ФЗ «О внесении изменений в Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации», с одной стороны, также но существу лишь воспроизводилась позиция ЕСПЧ: «Принцип правової! определенности предполагает, что суд не вправе пересматривать вступившее в законную силу постановление только в целях проведения повторного слушания и получения нового судебного постановления. Иная точка зрения суда надзорной инстанции на то. как должно быть разрешено дело, нс может являться поводом для отмены или изменения судебного постановления нижестоящего суда». С другоії стороны, в действующем Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 11 декабря 2012 г. X® 29 «О применении судами норм гражданского процессуального законодательства, регулирующих производство в суде кассационной инстанции» вообще не содержится толкование «принципа правовой определенности». Практически воспроизводится позиция ЕСПЧ и в определении Верховного Суда Российской Федерации от 31 мая 2013 г. № 20-КГ 13-9: «Правовая определенность предполагает уважение принципа недопустимости повторного рассмотрения однажды решенного дела, который закрепляет, что ин одна из сторон не может требовать пересмотра окончательного и вступившего в законную силу решения только в целях проведения повторного слушания и принятия нового решения. Полномочие вышестоящего суда по пересмотра дела должно осуществляться в целях исправления судебных ошибок, неправильного отправления правосудия, а не пересмотру но существу. Пересмотр не может считаться скрытой формой обжалования. в то время как лишь возможное наличие двух точек зрения по одному вопросу нс может являться основанием для пересмотра. Отступления от этого принципа оправданы, только когда являются обязательными в силу обстоятельств существенного и непреодолимого характера». R то же время в Постановлении Верховного Суда Российской Федерации от 17 декабря 2012 г. X® 85-АД12-4 теоретически обосновано установлено: «Требования правовой определенности и стабильности не являются абсолютными и не препятствуют возобновлению производства по делу в связи с появлением новых и вновь открывшихся обстоятельств или при обнаружении существенных нарушении, которые были допущены на предыдущих стадиях процесса, если это привело к неправильному разрешению дела». Более того, в Определении Верховного Суда Российской Федерации от 25 мая 2012 г. Х& 49-В12-9 выработана более убедительная позиция: «Положения статьи 6 (части 2). статьи 15 (части 4), статьи 17 (части 1). статьей 18. 19 и статьи 55 (части 1) Конституции Российской Федерации предполагают правовую определенность и связанную с ней предсказуемость законодательной политики в сфере пенсионного обеспечения, необходимые для того, чтобы участники соответствующих правоотношений могли в разумных пределах предвидеть последствия своего поведения и быть уверенным в том. что приобретенное ими на основе действующего законодательства право будет уважаться властями и будет реализовано». Пленум Высшего Арбитражного Суда РФ в постановлении от 25 декабря 2013 г. № 99 «О процессуальных сроках» как и многие лишь упомянул о «принципе правовой определенности»: «в целях реализации принципа правовой определенности и эффективного рассмотрения дела в разумный срок вопрос о необходимости обращения к председателю суда с мотивированным заявлением о продлении срока рассмотрения дела в порядке, предусмотренном частью 2 статьи 152 АПК РФ, рекомендуется разрешать на стадии подготовки дела к судебному разбирательству». Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в Постановлении от 1 февраля 2011 г. № 9713/10 также только сослался на «принцип правовой определенности». Вместе с тем. вслед за Конституционным Судом РФ. Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в Постановлении от 11 декабря 2012 г. X® 9604/12, во-первых, спорно записал: «АПК РФ, вводя сроки подачи жалоб.установил тем самым баланс между принципом правовой определенности, обеспечивающим стабильность правоотношений в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности, с одной стороны, и нравом на справедливое судебное разбирательство, предполагающим возможность исправления судебных ошибок, с другой» (выделено мной. — В. Е.). Во-вторых, Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в Постановлении от 22 апреля 2014 г. № 12278/13 без необходимых аргументов и поясненнії установил: «С иелыо учета таких ценностей, как правовая определенность и стабильность судебного акта, также являющихся проявлением права на судебную защиту... и обеспечения справедливого баланса между интересами всех заинтересованных лиц...». Президиумы судов субъектов РФ традиционно ограничиваются лишь упоминанием понятия «принципа правовой определенности». Например. Президиум Верховного Суда Республики Бурятия в Постановлении от 6 июня 2014 г. записал: «Президиум отмечает, что отмена или изменение в кассационном порядке вступившего в законную силу судебного постановления может привести к нарушению принципа правовой определенности, который требует, чтобы принятое судами окончательное решение не могло быть оспорено без достаточных оснований» (выделено мной. — В. Е.). К сожалению, в постановлениях президиумов судов субъектов Российской Федерации встречаются и. думаю, дискуссионные позиции, связанные с «принципом правовой определенности». Например, Президиум Верховного суда Республики Татарстан пришел к следующему, полагаю, спорному выводу: «...обжалование судебных постановлении в кассационном порядке является особой формой оспаривания судебных постановлений, при которой исходя из принципа правовой определенности не допускается проверка правильности выводов судов первой и второй институции об установленных ими обстоятельствах дела, не допускается иная оценка доказательств...Основанием для пересмотра судебных постановлений, вступивших в законную силу, являются исключительно нарушения судом норм материального или процессуального нрава».При таком подходе, во-первых, остается открытым вопрос о том, как должны поступать кассационные или надзорные судебные инстанции, установившие нарушения принципов либо норм материального или процессуального нрава в результате проверки выводов судов первой и (или) второй инстанций об установленных ими обстоятельствах дела. Во-вторых, на мой взгляд, определенность права, а не «принцип правовой определенности», характеризует только право, а не обстоятельства дела» (выделено мной. — В. Е.). В последнее время «Принцип правовой определенности» весьма активно анализируется и в специальной литературе. Так. Р. Маса- ладжиу в 2009 г. пришел к следующему весьма спорному выводу: «Принцип правовой определенности в общем виде заключается в ясности и четкости действующих правовых норм, устойчивости законных и обоснованных судебных актов, а также стабильности складывающихся па их основе правоотношений, чтобы заинтересованные лица с разумной степенью вероятности могли предвидеть последствия применения к ним судом действующих правовых предписаний и в соответствии с этим предвидеть последствия выбора того или иного варианта своего поведения»[702]. К сожалению, этот автор, во-первых, с позиции юридического позитивизма ограничился только «правовыми нормами» и «законностью» судебных актов. Во-вторых, теоретически спорно к «принципу правовой определенности» отнес «последствия применения судом действующих правовых предписаний», а также и «последствия выбора того или иного варианта поведения». На мой взгляд, «определенность права», а не «принцип правовой определенности» — характеристика только права, а не других социальных явлений. Е.А. Борисова в своей статье, опубликованной в 2010 г., ограничилась лишь только выводами ЕСПЧ: «одним из основополагающих аспектов верховенства права является принцип правовой определенности. который среди прочего требует, чтобы принятое судами окончательное решение не могло быть оспорено...Правовая определенность. согласно позиции Европейского Суда, предполагает уважение принципа res judicata (принцип недопустимости повторного рассмотрения однажды решенного дела). В соответствии с ним ни одна из сторон не может требовать пересмотра окончательного и вступившего в законную силу постановления только в целях проведения повторного слушания и получения нового постановления. Полномочие вышестоящего суда по пересмотру дела должно осуществляться в целях исправления судебных ошибок, неправильного отправления правосудия, а не пересмотра по существу. Пересмотр не может считаться скрытой формой обжалования, а возможное наличие двух точек зрения по одному вопросу само ио себе не является основанием для пересмотра. Отступления от этого принципа оправданы, только когда являются обязательными в силу обстоятельств существенного и непреодолимого характера...»'. А.Р. Султанов в своей статье, опубликованной в 2011 г., сделал акцент на проблемах соблюдения прав и свобод человека по делам из публичных отношений с учетом «принципа иравовоіі определенности». В этой связи А.Р. Султанов заметил: «ЕСПЧ в Постановлении от 25 июля 2002 г. ио делу «Совтрансавто Холдинг» против Украины» (п. 77) обратил внимание на то, что: «...юридические системы, характеризуемые...риском отмены вступивших в силу решений судов неоднократно..., как таковые несовместимы с принципом правовой определенности, который является одним из фундаментальных аспектов верховенства права по смыслу статьи б Конвенции». Эта правовая позиция была воспроизведена ЕСПЧ и в Постановлениях по жалобам против России»- (выделено мной. - В. Е.). Хотелось бы только уточнить: на мой взгляд, многоступенчатая система надзорных инстанций несовместима не с «принципом правовой определенности», а с определенностью процессуального права, в том числе процессуального права, устанавливающего судопроизводство в России. В то же время, с позиции ие «принципа правовой определенности», а правовой категории «определенность права» представляется дискуссионным, во-первых, отнесение к «определенности права» «качества и эффективности правоприменительной деятельности». Во-вторых, отнесение определенности нрава в качестве критерия «при принятии решения о признании их утратившими силу...». В-третьих, как требование к судебному решению «в двух его аспектах»: «как требование к самому судебному решению, т. е. его содержательной стороне» «и как требование в смысле устойчи вости окончательного судебного решения в целом». Такой подход основан на научно дискуссионных и разнообразных концепциях интегративного правопониманни.смешении нрава и неправа, втом числе национальных правовых актов и судебных решений — онтологически разнородных социальных регуляторов общественных отношений. В то же время определенность права с позиции научно обоснованной концепции интегративного (интегрального) право- понимания основывается на синтезировании только принципов и норм нрава, содержащихся в единой, развивающейся и многоуровневой системе форм национального и (или) международного права, реализующихся в России, однородных видов социального регулирования общественных отношений (права и права)! В.И. Анишина и Т.Н. Назаренко в 2013 г. в самом общем виде прежде всего пришли к справедливому выводу: «В своем основном значении принцип правовой определенности, прежде всего, предполагает стабильность правового регулирования и существующих правоотношений»’. Вместе с тем, в дальнейшем названные авторы, противореча сами себе, дискуссионно и весьма неопределённо продолжили: «...принцип правовой определенности может проявляться, прежде всего, в том, что судебное решение судов первой и второй инстанций должно иметь известную «устойчивость» — может быть пересмотрено, в исключительных и редких случаях, ие содержащих субъективного элемента и основанных на строго определенных правилах (законах) ... одним из содержательных аспектов принципа правовой определенности является единство правоприменения»[703] [704]. В поддержку своего мнения В.Н. Анишина и Т.Н. Назаренко привели слова Л. Вильдхабсра: «именно через единство правоприменения достигается выполнение международного и конституционного принципов равенства всех перед законом и судом, равного права каждого перед законом и судом, равного права каждого па судебную защиту и только таким путем создается правовая определенность (выделено мной. — В. Е.). Господство права и эффективность защиты прав всех участников экономических отношений не будут гарантированы в условиях различною понимания и применения правовых норм судами»’. Думаю, данная точка зрения также выработана на основе научно дискуссионных и разнообразных концепций интегративного нравопонимания, спорно интегрирующих право и неправо, например, Европейскую Конвенцию о правах человека и судебные решения — онтологически разнородные социальные регуляторы общественных отношений. Н.Н. Ковтун и Д.М. Шуиаев в 2014 г..анализируя «принцип правовой определенности» и res judicata, написали: «...принцип правовой определенности но содержанию не тождественен res judicata, при этом сам по себе являясь лишь одним нз аспектов идеи верховенства права. В контексте того, что res judicata является одним из элементов принципа правовой определенности, выстраивается четкая иерархия правовых принципов: верховенство нрава — правовая определенность — res judicata. Последний же принцип, будучи определен Европейским Судом по правам человека как принцип недопустимости повторного рассмотрения однажды решенного дела, может быть, но сути назван принципом правовой определенности окончательных актов суда»2 (выделено мной. — В. Е.). Вместе с тем, такой вывод представляется теоретически дискуссионным. Во-первых, верховенство права является не правовым принципом, а спорный концепцией нрава. Во-вторых, правовая определенность — не правовым принципом, а дискуссионной правовой категорией. Теоретически точнее такую правовую категорию называть «определенность права». В-третьих, res judicata не является правовым принципом, а указывает на определенную устойчивость (стабильность) судебных актов, характеризующихся недопустимостью пересмотра судебных актов, вступивших в законную силу, в отсутствие исключительных (экстраординарных) на то оснований, связанных с существенными и непреодолимыми обстоятельствами, например, необходимостью исправления фундаментальных ошибок, либо появлением вновь открывшихся или новых обстоятельств по делу. 1 Вильдхабер Л. Прецедент в Европейском Суде по правам человека/./Государ- ство и право. 2001. Jsfe 12. С. 5-12. -’ Ковтун II.II.. Шуиаев Л М. Правовая определенность и res judicata в решениях Европейского Суда по правам человека// Российский судья 2014. № 9. По мнению С.Б. Полякова и А.И. Сидоренко, выработанному ими в 2014 г., «принцип правовой определенности рассматривается Европейским судом именно как предсказуемость нрава и защита от судебного произвола» (выделено мной. — В. Е.). Несмотря на то, что в основном его действие связывается с недопустимостью пересмотра в порядке надзора вступивших в законную силу решений в целом, правовую определенность по его решениям можно представить, как. во-первых, ясность правовых норм, во-вторых, ясность порядка применения правовых норм и. в-третьих, уверенность в окончательности результата правоприменительной деятельности»’. Такое толкование «принципа правової! определенности» ЕСПЧ является теоретически недостаточно убедительным. Во-первых, С.Б. Поляков и Л.И. Сидоренко «принцип правовой определенности связывают только с «ясностью правовых норм». В то же время первичными средствами правового регулирования общественных отношении являются принципы национального и (или) международного права. Во-вторых, «ясность порядка применения правовых норм», с позиции научно обоснованной концепции интегративного правопонимания, на мой взгляд, не характеризует собственно определенность права. В-третьих, полагаю, такой же вывод возможно сделать и в отношении «уверенности в окончательности результата правоприменительной деятельности». В 2014 г. М.В. Пресняков с позиции научно дискуссионных и разнообразных концепций интегративного правопонимания, искусственно интегрирующих право и неправо, теоретически спорно и весьма неопределенно выделил формальную сторону правовой определенности и ее материальный или фактический аспект. В частности, он писал: «Под формальной стороной правовой определенности...следует понимать определенность формы выражения правовых предписаний. Формальный аспект правовой определенности относится непосредственно к законам и иным нормативно-правовым актам... и обозначает внешний аспект такой определенности. Материальный, или фактический, аспект правовой определенности предполагает определенность действительного по- 1 Поляков С.Б, Сидоренко А И Значение принципа правовой определенности в постановлениях Европейского сула по правам человека.//Адвокат. 2014 № 7 дожения лица, например, точность и стабильность приобретаемых на основе закона субъективных нрав и обязанностей»1. В то же время весьма характерно, что далее в той же статье сам М.В. Пресняков более обосновано заметил: «Правовая определенность» представляет собою весьма эклектичное понятие, объединяющее самые различные требования к качеству закона и правоприменительной практики, например: в одном ряду здесь находится обязанность официального опубликования закона и недопустимость произвольного пересмотра вступивших в законную силу судебных актов»[705] [706] (выделено мной. Б. Е.). Подтверждение убедительного вывода М.В. Преснякова об эклектичности понятия «принцип правовой определенности» в специальной литературе встречается постоянно. Например. В.К). Кулакова считает: «Содержание «принципа правової"! определенности» ... раскрывается в различных аспектах как определенность права, определенность судебной практики и определенность судебного решения»[707]. В 2О1бг. Т.Н. Назаренко подготовила статью на тему: «Принцип «правової! определенности» и его применение судами общей юрисдикции Российской Федерации», в которой справедливо констатировала: «В настоящее время принято употреблять наименование данного приицииа в сокращенном виде res judicata, что в переводе с латинского языка дословно означает «решенное дело»...Вместе с тем. содержание данного принципа, первоначально достаточно узкое, со времени применения и толкования его Европейским Судом значительно расширилось»[708]. В то же время далее Т.Н. Назаренко пришла к традиционному выводу: «международный принцип правовой определенности может проявляться, прежде всего, В ГОМ. что судебное решение судов первой и второй инстанций должно иметь известную «устойчивость» и может быть пересмотрено в исключительных и редких случаях, не содержащих субъективного элемента и основанных на строго определенных правилах (законах)... Один из содержательных аспектов принципа правової! определенности является единство правоприменения»1. В 2015 г. И.С. Дикарев выпустил монографию на тему: «Принцип правовой определенности и законная сила судебного решения в уголовном процессе». По мнению И.С. Дикарсва, «ключевой элемент принципа правової! определенности в сфере процессуального права — обеспечение стабильности правоприменительных решений...»[709] [710]. В то же время в дальнейшем И.С. Дикарев уточнил свою позицию: «Содержание принципа правовой определенности образует система элементов (выделено мной. — Б. Е.), которые в обобщенном виде могут быть представлены следующим образом: (1) стабильность правового регулирования: (2) осведомленность гражданина относительно действующих законов и подзаконных нормативных актов, а также правоприменительных решений, затрагивающих его права и законные интересы; (3) ясность, недвусмысленность и согласованность правовых норм, правоприменительных решений; (4) единообразное применение закона (в том числе единство судебной практики); (5) стабильность правоприменительных решений; (6) исполнимость судебных решений»[711]. Как представляется, сформулированная И.С. Дикаревым точка зрения выработана с позиции научно дискуссионных и разнообразных концепций интегративного правопонимання. искусственно интегрирующих право и неправо с одной стороны, «правовые нормы» и «законы»; с другой стороны, «осведомленность гражданина относительно действующих законов и подзаконных нормативных актов», «правоприменительные решения», «единообразное применение закона, втом числе единство судебной практики)», «стабильность правоприменительных решений» и «исполнимость судебных решений». Теоретически более обоснованной является позиция Т.П. Назаренко: «Если говорить о правовой системе в общетеоретическом аспекте, — пишет она, — то, несомненно, на современном этане возрастает роль такого свойства права, как его определенность (формальная определенность)»1 (выделено мной. — В. Е.). Однако далее она, к сожалению, раскрыла правовую категорию «определенность права» одновременно с позиций юридического позитивизма, а также научно дискуссионных и разнообразных концепций интегративного нравононимания. Под определенностью нрава, - считает она, «...понимаются точное, полное и последовательное закрепление и реализация в праве нормативной волн, выражающиеся: в формальной определенности содержания норм права (только норм права, а не принципов и норм права — В. Е.)\ в способах их формулирования и формах закрепления; в нормативных правовых актах; в определенности реализации права»[712] [713] [714]. Следовательно, Т.П. Назаренко под определенностью права дискуссионно понимает, как право только в форме «национальных правовых актов», содержащих лишь нормы права, так и реализацию норм права. Вместе с тем, известный дореволюционный ученый И.А. Покровский, рассматривавший определенность права только с позиции юридического позитивизма, писал: «Одно из первых и самых существенных требований, которые предъявляются к праву развивающейся человеческой личиостыо, — считал ои, — является требование определенности правовых норм. Если каждый человек должен приспосабливать свое поведение к его требованиям, то очевидно, что первым условием упорядоченной общественной жизни выступает определенность этих требований >’. К сожалению, в дальнейшем Т.П. Назаренко высказывает другую и весьма спорную точку зрения: «Свойство определенности реализуется в принципе «правовой определенности», являющемся важнейшим международным и конституционным принципом, который наряду с принципами верховенства закона, равенства лиц перед законом и судом выступает как общеправовой принцип организации и осуществления судебной власти, тогда как «право вая неопределенность», напротив, рассматривается как возможность неограниченного усмотрения в процессе правоприменения, ведущая к произволу, а значит, к нарушению принципов равенства и верховенства закона»’(выделено мной. — В. Е.). Па мой взгляд, Т.П. Назаренко пришла к целому ряду теоретически неубедительных выводов. Во-первых, о том, что определенность права «реализуется в принципе правової! определенности». Определенность права, по-моему, обеспечивается (достигается) посредством реализации различных правовых средств, в том числе конкретизации основополагающих (общих) и специальных принципов национального и (или) международного права правотворческими органами. Во-вторых, с позиции научно обоснованной концепции интегративного правопоиимания теоретически несостоятельным представляется и «принцип верховенства закона». В-третьих, в случае применения понятия «определенность права» считаю теоретически спорным использование понятия «правовая неопределенность». Думаю, теоретически обоснованными являются две парные правовые категории — «определенность права» и «неопределенность права», а не «правовая неопределенность»[715] [716]. В-четвертых, представляется, является дискуссионным применение понятия «усмотрение» вместо правовой категории «индивидуальное регулирование общественных отношений». Противоречивым по сравнению с первоначальным собственным выводом представляется и итоговое заключение Т.Н. Назаренко: «Международный принцип правової! определенности может проявляться. прежде всего в том. что судебное решение судов первой и второй инстанций должно иметь известную «устойчивость» и может быть пересмотрено в исключительных и редких случаях, не содержащих субъективного элементы и основанных на строго определенных правилах (законах)»[717] (выделено мной. — В. Е.). Л.Р. Султанов, с одной стороны, теоретически убедительно написал: «Доктрина «ничтожность вследствие неопределенности» (void for vagueness) является элементом надлежащей правової! процедуры».1 Вместе с гем. далее А.Р. Султанов продолжил с позиции юридического позитивизма: «Согласно этой доктрине, неопределенность нормативного акта, когда он изложен нечетким, недостаточно понятным языком, влечет его ничтожность как нарушающего требование о «надлежащей правовой процедуре (due process clause). В отсутствие закона, в котором было бы ясно и недвусмысленно сформулированы требования, понятные простому гражданину, на основании которых можно было бы предвидеть последствия совершения или не совершения действий, данная доктрина полагает, что отсутствует надлежащая правовая процедура»[718] [719]. Однако, во-первых, «ничтожность вследствие неопределенности» (void for vagueness) как доктрина в мире в целом в том числе н в России, в частности, еще нс сложилась. В настоящее время считаю возможным ограничиться выводом о необходимости выработки концепции «ничтожность права вследствие его неопределенности». Во-вторых. Л.Р. Султанов, к сожалению, ограничил право только «нормативными актами», «законом». В-третьих, связал «неопределенность нормативных актов» лишь с необходимостью излагать «законы» «ясно и недвусмысленно». В-четвертых, изучая правовую определенность, ограничился только анализом «надлежащей правовой процедуры». В подтверждение своей позиции А.Р. Султанов сослался на Постановления ЕСПЧ по делам «Рябых против Российской Федерации» (от 24 июля 2003 г.) и «Волкова против Российской Федерации» (от 5 апреля 2005 г.), «послужившие основанием для принятия Промежуточной резолюции Комитета министров Совета Европы от 8 февраля 2006 г. RESDH (2006) относительно нарушения принципа правовой определенности в результате пересмотра судебных решений в порядке надзора в ходе судебных разбирательств по гражданским делам в Российской Федерации»[720]. Вместе с тем, далее сам Л. Р. Султанов пришел теоретически к более убедительному заключению: «...res judicata — лишь одна нз гра ней принципа правовой определенности, который требует такого правового регулирования, которое обеспечивало бы участникам соответствующих отношений возможности в разумных пределах предвидеть последствия своего поведения и быть уверенными в неизменности своего официально признанного статуса, приобретенных прав п обязанностей...Принцип правовой определенности предполагает стабильность правового регулирования и существующих правоотношений (выделено мной. - В. Е.) ... Требование определенности вытекает из самой природы правовой нормы как равного масштаба, равной меры свободы для всех субъектов»’. Л.Л. Плашевская в свою очередь с позиций юридического позитивизма. а также научно дискуссионных и разнообразных концепций интегративного правопонимания констатировала: «Правовая определенность должна выступать в качестве критерия не только при «создании» новой нормы или целого нормативного акта, но и при принятии решения о признании их утратившими силу, а также при внесении в них изменений, которые не должны нарушать системообразующих связей внутри действующего правового пространства. Во-вторых, и как требование к судебному решению как к итогу правоприменительной деятельности. В этом случае Европейский Суд по нравам человека рассматривает требование правовой определенности в двух аспектах: как требование к самому судебному решению (его ясности, непротиворечивости, мотивированности) т. е. к его содержательной стороне; и как требование в смысле устойчивости судебного решения в целом, призванного быть стабильным регулятором общественных отношений»[721] [722] (выделено мной. — В. Е.). К сожалению, в специальной отраслевой литературе, как правило, исследуется «принцип правовой определенности» н его влияние на судебные акты. Например, в заседании «круглого стола» на тему: «Правовая определенность: теоретические и практические проблемы в процессе судебного правоприменения при производ стве по уголовным делам», проведенном в Российском государственном университете правосудия 24 марта 201G г., были заслушаны следующие доклады: «Правовая определенность и определенность судебных решений: соотношение понятий», «Правовая определенность и основания пересмотра судебных решений в кассационном порядке», «Влияние принципа правовой определенности на процессуальную форму пересмотра вступивших в законную силу судебных актов». Весьма характерно, что 11.11. Визир и А.Д. Урсул еще в XX в. убедительно подчеркивали: «Идеи определенности и неопределенности почти не имели «входа» в частные науки, да и в философии и математике они разрабатывались главным образом «попутно», в процессе решения других проблем, казавшихся более важными. От решения проблемы «определенности — неопределенности», как правило, не зависело решение других проблем, казавшихся главными...»’. Однако, как представляется, исследование парных категорий «определенность права» — «неопределенность права» — одно из фундаментальных и стратегических направлений глубинного анализа национального и международного права[723] [724] [725]. Существенным признаком определенности права выступает его относительная устойчивость. В специальной литературе «юридическим инструментарием» преодоления неопределенности нрава с позиции научно дискуссионных и разнообразных концепций интегративного правопонпмания традиционно называют разумность, справедливость. правовой обычай, дефиниции, юридические конструкции, презумпции и фикции’. Однако, па мой взгляд, с позиции научно обоснованной концепции интегративного иравоионимания, во-первых, «разумность и справедливость» нс являются правовыми регуляторами общественных отношений, т. с. относятся к неправу. Во-вторых, наобо рот. «правовой обычай» (полагаю, точнее — обычай права) — одна из форм как национального, так и международного права. Существующие обычаи национального и международного права способствуют развитию права от меньшей степени определённости к большей степени его определенности. В-третьих, дефиниции права, по-моему, позволяют не развивать право, а его толковать и глубже понимать. В-четвертых, юридические конструкции представляют собой модели общественных отношений или их отдельных элементов1, а нс собственно право. В-пятых, презумпции в специальной литературе традиционно понимаются как неоднократные и устойчивые связи между фактами[726] [727], а не собственно правовые средства, обеспечивающие движение от неопределенности к большей определенности права. Наконец, в-шестых, как заметил сам Н.Л. Власенко, «в основе фикций есть ложное или недостаточно подтвержденное фактическое обстоятельство»[728], а не принципы или нормы права, содержащиеся в единой, развивающейся и многоуровневой системе форм национального и (или) международного права, реализующиеся в России. С моей точки зрения, объективно невозможно добиваться непрерывного движения от меньшей степени определённости права к большей степени его определенности с позиции юридического позитивизма посредством выработки и применения только норм нрава. содержащихся лишь в «законодательстве». В результате такого нормотворчества в праве всегда будут иметься пробелы и коллизии. Еще дальше от определенности права, думаю, мир будет находиться с позиции научно дискуссионных и разнообразных концепций интегративного нравопонимания. па основе которых право постоянно и непрерывно «размывается» неправом. Вследствие этого право от меньшей степени определённости будет контрраз- виваться в направлении к еще большеіі степени неопределенности. В соответствии с проанализированными теоретическими, правовыми и практическими аргументами, думаю, возможно сделать следующие итоговые выводы. 1. Как представляется, лишь с позиции научно обоснованной концепции интегративного нравононимания право действительно будет непрерывно развиваться от меньшей степени определённости к большей степени его определенности. Так. действительно существующие коллизии между принципами и нормами нрава могут преодолеваться, например, судами посредством применения принципов и норм права, имеющих большую юридическую силу. При отсутствии норм права в «законодательстве», в частности, суды могут применять принципы права самостоятельные средства правового регулирования общественных отношений1. Пробел в нраве в этих случаях является мнимым. С целью объективного развития действующего права, его непрерывного движения от мспыней степени определённости к его большей степени определённости управомоченные правотворческие органы и лица прежде всего должны вырабатывать специальные принципы и нормы права не произвольно, а в порядке конкретизации, во-первых, основополагающих (общих) принципов национального и (или) международного права (jus cogens); во-вторых, специальных принципов права, содержащихся в других формах права и имеющих более высокую юридическую силу[729] [730]. 2. Основополагающие (общие) и специальные принципы права, на мой взгляд. — это основания его всеобщей связи, отражающие объективные закономерности и сущность единой, развивающейся и многоуровневой системы форм национального и (или) международного права, обеспечивающие предсказуемость, стабильность, ожидаемость и единообразие правотворческих и правореализаци- онных процессов; объективно существующие средства правового регулирования общественных отношений, элементы системы действующего (действительного) права. 3. Теоретически обоснованно, а практически необходимо введение в научный оборот, российское и международное право, национальные и иные документы правовой категории (термина, понятия...) «определенность права» как категории, «наиболее достоверной из всех», объективно характеризующей качественное состояние права, а не других социальных явлении, в том числе позволяющей разграничить право и неправо. 4. Определенность права с позиции научно обоснованной концепции интегративного правопоиимания. в частности, достигается в результате выработки (установления и т. д.) управомоченными правотворческими органами и лицами прежде всего норм права не произвольно, а. в частности, в процессе конкретизации основополагающих (общих) и специальных принципов национального и (или) международного права. 5. Право ничтожно вследствие его неопределенности (void for vagueness); объективная необходимость непрерывного движения от меныней степени определенности права к большей степени его определенности обусловлена природой права как равного масштаба. равной меры свободы в пределах несвободы субъектов правоотношений, установленной принципами и нормами права. 6.Анализируя определенность нрава с общефилософских позиций. необходимо подчеркнуть: развитие права характеризуется непрерывным движением от его меньшей степени определённости к большей степени определенности права: в этой связи «неопределенность нрава» и «определенность нрава» — объективно неизбежные парные категории, а их существенными признаками являются относительная неустойчивость и относительная устойчивость. 7.С позиции научно обоснованной концепции интегративного правопонпмания представляется теоретически обоснованным, в частности, выделение различных самостоятельных категорий определенности: определенность права: определенность и стабильность результатов правореализационных процессов (в том числе судебных актов). 8. При таком теоретическом подходе res judicata является не «принципом правовой определенности» и не «определённостью права», а самостоятельной правовой категорией определённости, характеризующейся недопустимостью пересмотра судебных актов, вступивших в законную силу, в отсутствие исключительных (экстраординарных) па то оснований, связанных с существенными и неї і реодол и м ы м и обстоятел ьствам и. 9. Непрерывное движение от меньшей степени определенности права к большей степени определенности права с позиций юридического позитивизма, а также научно дискуссионных и разнообразных концепций интегративного правопонимання теоретически не состоятельно, а практически — контрпродуктивно; с позиции юридического позитивизма «все» право ограничивается, как правило, только нормами права и лишь в «законодательстве»; в итоге такого нормотворчества в «законодательстве» объективно возникают неизбежные пробелы и коллизии; с позиции научно дискуссионных н разнообразных концепций интегративного нравононп- мання право, как правило, «размывается» неправом; в результате право становится в ещё большей степени неопределенным. К). С позиции научно обоснованной концепции интегративного нравопонимания право неизбежно и непрерывно развивается от определённости меньшей степени к определённости большей степени; в результате обеспечивается ожидаемость. стабильность и действительность правового регулирования общественных отношений, а также эффективность, определённость и ожидаемость судебной 11 ракти к и. 2.14.
Еще по теме Определенность права:
- § 1. Конвенция и Международные пакты о правах человека
- § 1. Применимое материальное право
- § 2.1. Признание права на охрану здоровья в международном праве
- § 2.2. Проблема определения юридического содержания понятия «право на охрану здоровья»
- Современная интерпретация природы и сущности прав человека. Определение понятия «права человека»
- 2. ОБЪЕКТЫ ПРАВ И ОБЪЕКТЫ ПРАВООТНОШЕНИЙ
- 3. Определение положительного права
- Приложение 1. (к с. 7) ОПРЕДЕЛЕНИЯ ЕСТЕСТВЕННОГО ПРАВА В СОВРЕМЕННОЙ НЕМЕЦКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
- 3,2.3.3. Определение философии права
- § 4. Определение гражданского права и его система
- Денис Геннадьевич Храмов Юридическая природа права пользования недрами
- 2.1. Понятие, принципы защиты гражданских прав на недвижимость
- ГЛАВА IV. Право, мораль и свобода в трактовке современной западной юриспруденции
- Возрождение и новая жизнь естественного права
- общие сведения о праве
- § 1. Определение понятия права
- Некоторые общие теоретические и практические проблемы национального и международного права, а также неправа с позиции спора между Г. Хартом и Р. Дворкиным
- Верховенство права