§1. Конституционно-правовые допустимость и целесообразность упразднения Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации

В обоснование необходимости принятия поправки к Конституции РФ, определившей судьбу ВАС РФ и исключившей из конституционного текста упоминания об этом судебном органе^{[750] [751], в проекте соответствующего закона, внесенном в Государственную Думу РФ Президентом РФ, был сформулирован ряд аргументов.}

Принятие соответствующей поправки к Конституции РФ побуждает считать, что перечисленные цели и задачи не могли быть достигнуты иным путем, не связанным с упразднением ВАС РФ. Однако далеко не все ученвіе-юристві разделяют такую позицию и применителвно к обоснованности самого вторжения в конституционный текст, и к принципиалвной возможности достижения «единства судебной практики»^{[752] [753]. В связи с этим представляется уместным анализ конституционно-правоввіх предпосвілок столв значимой реформы, что, в свою очереди, предполагает обращение к конституционно- правовому статусу ВАС РФ, являвшегося на протяжении доволвно длителвного периода важнвш звеном судебной власти, единой в своей основе.}

На основе известных научнвіх исследований общетеоретической конструкции «конституционно-правовой статус»² можно утверждатв, что в наиболее общем понимании он определяется совокупноствю правоввіх норм, регламентирующих цели, задачи, функции, принципві деятелвности, осуществление полномочий, наличие и характер правоввіх связей субъекта конституционно-правоввіх отношений. Специфика нормативного конституционно-правового статуса обусловлена назначением и самой природой Конституции РФ, которая призвана закреплятв основополагающие, руководящие начала организации государства и общества и регулироватв наиболее существеннвіе общественнвіе отношения. Соответственно, нормві Конституции РФ являются исходными при определении статуса субъекта конституциоHHBix отношений, его ядром. Наряду с этим, важно различатв фактические и доктриналвные статусві, складвівающие в систему. Доктриналвный конституционный статус, в том числе статус ВАС РФ, - это конструкция, соединяющая нормативнвіе характеристики, теоретические представления и практику реализации правоввіх установлений^[754]. C учетом же отмеченного выше доктринально-нормативного значения правовых позиций Конституционного Суда РФ следует признать, что именно такие правовые установления обеспечивали актуальную универсализацию конституционно- правового статуса Высший Арбитражный Суд РФ. Согласно первоначальной редакции ст. 127 Конституции РФ, он представлял собой высший судебный орган по разрешению экономических споров и иных дел, рассматриваемых арбитражными судами, осуществлял в предусмотренных федеральным законом процессуальных формах судебный надзор за их деятельностью и давал разъяснение по вопросам судебной практики. Это положение было конкретизировано в ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации», ФКЗ «Об арбитражных судах в Российской Федерации», Арбитражном процессуальном кодексе РФ.

Конституционность разграничения компетенции различных судебных органов по рассмотрению определенных категорий дел в зависимости от субъекта обращения и многоступенчатая система арбитражных судов Российской Федерации в целом была подтверждена Конституционным Судом РФ^[755].

Не останавливаясь более на освещении конституционно-правового статуса ВАС РФ, поскольку эти вопросы уже рассматривались в настоящем исследовании, заметим, что его законодательно определенные функции и полномочия по смыслу конституционного регулирования обусловили активное участие этого высшего судебного органа в формировании судебного конституционализма как политико-правового режима «судебного обеспечения верховенства права и прямого действия Конституции, безусловного гарантирования конституционнвіх ценностей на основе баланса власти и свободы, частнвіх и публичнвіх интересов, единства социокулвтурнвіх и нормативнвіх правоввіх факторов конституционализации экономического, социалвного, политического развития России как демократического правового государства»^[756].

Как бвіло отмечено ввине, необходимвіми условиями достижения этих целей применителвно к организации и деятелвности всей судебной системні являются обеспечение единства подходов при отправлении правосудия, исключение возможности отказа в судебной защите в случае спора о подведомственности дела, установление общих правил организации судопроизводства и достижение единообразия судебной практики. Указаннвіе задачи, как свидетелвствует правовая действителвноств, не бвіли решенвт широко известнві многочисленнвіе примерві несогласованности подходов к разрешению ОДИОТИПИВІХ правоввіх конфликтов судебнвши инстанциями различного уровня, судами общей юрисдикции и арбитражнвши, включая и «ввісшие» суды. Между тем, как отмечает О.В. Журавлева, все они рассматривали сходнвіе правоотношения, руководствуясв одними и теми же нормами материалвного права. Следует признатв, что указанная ситуация подрвівала авторитет судебной власти, вносила неопред ел енно ств в регулирование правоввіх отношений и усложняла работу лиц, участвующих в разрешении юридических конфликтов^[757].

В связи с этим представляется обоснованнвш утверждение Председателя Конституционного Суда РФ В.Д. Зорвкина о том, что отсутствие единообразного истолкования и применения положений закона в единстве формалвного и содержателвного аспектов приводит к его неопределенности и возможности произволвного применения, нарушая фундаментальный конституционный принцип равенства как необходимого условия реализации прав и свобод^[758].

Нельзя, однако, забывать о доводах и тех ученых, которые не менее обоснованно подчеркивают, что «даже если в обозримом будущем законодательство будет совершенствоваться таким образом, что исчезнут объективные препятствия для обеспечения единства судебной практики по гражданским делам (а чтобы в это поверить, придется стать настоящим оптимистом), останутся препятствия субъективные: отсутствие единообразного толкования и применения нижестоящими судами норм права при рассмотрении конкретных дел»^[760]. Полагаем, что ВАС РФ едва ли заслуживал упреков в проявлениях (аффектах) обозначенной субъективности в решениях судов российской арбитражной системы.

Как известно, в правовой теории существовало несколько точек зрения и различных вариантов реорганизации существовавшего российского судоустройства. В частности, ряд авторов полагали, что в качестве способа преодоления несогласованности судебной практики следует рассматривать совместные заседания пленумов высших судов по вопросам, затрагивающим «общие проблемы правосудия». Это, по мнению сторонников данного подхода, позволило бы достичь тождественного применения норм материального и процессуального закона и иных нормативных правовых актов, применяемых судами общей юрисдикции и арбитражными судами и, соответственно, формирования единообразной судебной практики по отдельным категориям дел, подведомственных судам общей юрисдикции и арбитражным судам. Кроме того, такой подход способствовал бы решению вопросов о совместном использовании права законодательной инициативы Верховного Суда РФ и ВАС РФ, а также о совместных обращениях в Конституционный Суд РФ с запросами о проверке конституционности законов, иных нормативных правовых актов и договоров^[761].

Однако, как отмечали другие исследователи, даже в постановлениях пленумов высших судебных инстанций далеко не всегда содержался ответ на конкретный вопрос, поскольку объективно невозможно «сразу охватить все спорные вопросы применения права»^[762].

C точки зрения других специалистов в области юриспруденции, единства и стабильности судебной практики необходимо достигать прежде всего посредством обеспечения стабильности применяемого материального и процессуального права. По мнению сторонников такой позиции, в условиях постоянных реформ законодательства достижение единства практики довольно проблематично даже с учетом возможности совместных заседаний пленумов и иных, предлагаемых способов координации деятельности «высших» судов. Предлагалось даже законодательно обязать высшие суды принимать разъяснения об использовании единых норм материального права в форме совместных постановлений пленумов^[763]. Признавая справедливость самой идеи (но не вариантов ее нормативного воплощения), следует признать и то, что в

условиях перманентных политико-правовых реформ обеспечение неизменности законодателвства представляется доволвно иллюзорным, а, следователвно, бвіл необходим поиск более «практичного» варианта решения проблемы.

В качестве таких вариантов решения предлагалосв организоватв отечественную судебную систему по типу судебной системы, существующей в США, где основная частв дел рассматривается на уровне штатов. Отмечалосв, в частности, что в общей сложности в Верховный суд США поступает ежегодно около 8 TBiсяч дел, болвшинство из которвіх отклоняется и лишв незначителвная частв (около 100 дел) рассматривается в полном объеме^[764]. Указвівая на недостатки указанного подхода, оппоненты замечали, что его внедрение очень быстро может привести к формированию «региональной» законности и нарушению принципа правовой определенности, поскольку в каждом субъекте РФ будут иметь место разные решения по одним и тем же правовым вопросам. Полагаем, что конституционная модель российского федерализма в корне исключает возможность подобных преобразований.

Достаточно активно обсуждалась и идея создания «высшего судебного присутствия», включающего равное количество представителей каждого «высшего» суда. Например, Т.К. Примак, писал, что «учитывая опыт зарубежных стран, необходимого результата (обеспечение единообразия судебной практики) можно было достичь путем принятия совместных постановлений Пленумов Верховного Суда и ВАС РФ, создания Высшего судебного присутствия с участием председателей Верховного, Высшего

Арбитражного и Конституционного Судов РФ, на заседаниях которого рассматривались бы не конкретные дела, а спорные вопросы, связанные с конфликтом в толковании и применении тех или иных правовых норм». И делается такой вывод на основе убеждения автора в том, что в России не просто доминирует позитивистская концепция права, но к такому положению обязывает Конституция РФ (в частности, ее ст. 120) и потому, помимо прочего, несостоятельны любые ссылки на то, что «высшие судебные органы наряду с толкованием правовых норм и их применением фактически осуществляют нормотворческую функцию»^[765]. На наш взгляд, это весьма эклектичная аргументация, очевидно игнорирующая достоверность конституционного правопонимания. Полагаем, что и указанная трансформация могла в случае практического воплощения способствовать достижению единообразия судебной практики, но не на основании формального сходства рассматриваемых дел, а прежде всего на основе их конституционного (сущностного) сходства. Однако данная схема «частичного преобразования» судебной системы также не была реализована на практике.

Концепция реорганизации судебной системы путем создания единого судебного органа столь же неоднозначно оценивалась специалистами в области права. В частности, ее отрицательная оценка была высказана судьей Конституционного Суда РФ в отставке, доктором юридических наук, профессором Т.Г. Морщаковой, полагавшей, что сосредоточение высшей судебной власти в одном органе увеличивает вероятность произвола и не способно обеспечить потребность в разрешении правовых конфликтов, поскольку фактически дела будут заканчиваться не на уровне высших судов государства, а высших судов в регионах. По мнению ученой, единый высший суд не сможет обеспечить адекватную проверку всех жалоб, которая и сейчас в ряде случаев носит формальный характер^[766]. C позиции ряда других ученых и практиков, указанный вариант, связанный с изменением Конституции РФ, следовало рассматривать как возможный, но не предпочтительный^[767].

Тем не менее, с учетом масштабности задачи обеспечения единообразия судебной практики, концепция создания «единого» Верховного Суда РФ была воспринята как наиболее отвечающая потребностям конституционного регулирования с учетом многочисленности и сложности тех факторов, действие которых предопределено процессом активного реформирования национальных политических и правовых институтов.

Прежде всего, к указанным факторам следует отнести проблему того, что будет положено в основу понятия «единство судебной практики». Как отмечает А.Д. Корецкий, из буквального толкования данного термина следует, что судебная практика представляет собой совокупность актов применения норм позитивного права, то есть результат осуществления судами функции правосудия. В указанном контексте сама задача обеспечения единства множественных актов правоприменения «является небесспорной, поскольку ее реализация может быть сведена к игнорированию индивидуальных особенностей каждого судебного дела», что плохо коррелирует с принципом независимости судей и в определенной мере с задачей обеспечения справедливости.

Другой подход, менее буквальный, но в большей степени отражающий конституционную сущность данного понятия, заключается в интерпретации единства судебной практики как единообразного понимания, толкования всеми судьями правовых норм и одинакового применения ими аналогии закона и аналогии права. Однако такой подход, по мнению А.Д. Корецкого, «не вполне соответствует тексту Конституции РФ, которая не предусматривает единого центра формирования судебной практики»^[768]. Просматривающееся здесв отождествление понятий «судебная практика» и «толкование права судами» представляется нам заведомо несостоятельным. Даже то, что Конституция РФ после недавних поправок утвердила Верховный Суд РФ в значении единственного высшего суда, никоим образом не поколебало значения Конституционного Суда РФ для приведения практики российского правосудия в надлежащее конституционное и в этом смысле единообразное качество.

Другим заслуживающим внимания обстоятельством является то, что модернизация российского правосудия сопряжена с определением оптимальных пределов прецедентного значения судебной практики и унификации ее конкретных результатов. При этом следует принимать во внимание риск так называемого судейского активизма, проявляющегося в фактической подмене судом законодателя и возникающего в условиях недостаточной определенности ряда действующих правовых норм. Минимизируя этот риск, высший судебный орган одновременно должен обеспечить в рамках толкования юридической нормы формирование единого подхода к пониманию приоритета тех или иных ценностей, подлежащих судебной защите. На эту обязанность неслучайно обращает внимание Н.С. Бондарь, подчеркивая, что «суд... обеспечивает претворение в жизнь высших юридических императивов народа, облеченных в форму конституционного текста, а также эксплицитно выраженных и внутренне присущих Конституции РФ социально-правовых ценностей и в соответствии с этим разрешение социальных конфликтов и противоречий, согласование различных социальных интересов»^[769]. Кроме того, необходимо учитывать, что ни

одна отрасль права не содержит исчерпывающего перечня принципов, подлежащих применению при разрешении юридических конфликтов, как не содержит и «рецептов» реализации этих принципов применительно к тем или иным аксиологическим категориям, что в спорных ситуациях обусловливает высокую значимость мнения «высшего» суда.

Анализ судебной практики позволяет говорить о том, что фактическое наличие нескольких центров ее формирования в лице высших судов затрудняло и решение одной из основных задач правосудия, которая заключается в установлении баланса частного и публичного интересов, развития прогрессивных институтов российской государственности и конституционализма в целом. Другой вопрос, почему это происходило? На наш взгляд, дело здесь не в самом факте названной биполярности, а в различии доминировавших в высших судах если и не подходах к праву, то к интерпретации отдельных, весьма значимых правовых проблем, проявлявшихся в сферах подведомственности обеих судебных подсистем. Устранение таких различий должно основываться на конституционном понимании социальной значимости права как такового и его направленности на гармонизацию противоречащих друг другу социальных интересов.

Еще в середине XX века в рамках дискуссии о судебном правотворчестве высказывалась мысль, что судьи вправе самостоятельно осуществлять оценку интересов и выносить решение, наиболее оптимальное «с политик о-право вой точки зрения». При этом, как отмечает А.Г. Карапетов, судья должен был попытаться реконструировать оценку интересов, которую имел в виду законодатель, но в случае невозможности он имел право осуществить их «свободную оценку..., как если бы он сам был законодателем». Безусловно, такой подход имел противников, полагающих, что методология оценки интересов является недостаточно определенной. Однако, как обоснованно отмечали сторонники теории, выведение судом решений посредством дедукции

из правовых концепций и систематики права является не более ясным механизмом^[770]. Конституционно-правовая методология и конституционная техника судебного толкования (интерпретации) права придают названной доктриналвной позиции необходимую искомую определенноств.

Для понимания роли суда в осуществлении ввіработки и унификации судебной практики, на наш взгляд, представляет значительный интерес позиция, сформулированная Л. Эннекцерусом, Т. Киппом и В. Вольфом в 30-х годах XX века. Позитивному праву, полагают они, изначально присущи пробелы, восполнение которых должно производиться судом, исходя из духа законов, принципов и общих тенденций оценки интересов, которые они затрагивают. В случае невозможности достичь результата указанным способом, суд должен разрешить спор по субъективному усмотрению, стремясь достичь при этом гармонии закона, науки права, экономической целесообразности и потребностей оборота, учитывая нравственные ценности и общие принципы права. Об обоснованности такого подхода свидетельствует его устойчивость во времени: исследователи отмечают, что в решениях Верховного суда Германии практически всегда цитируется судебная практика, часто приводятся мнения ученых и упоминаются такие аргументы, как справедливость, конституционные ценности, оценка и взвешивание интересов. «Суды, - пишет А.Г. Карапетов, - часто пытаются примирить доводы о справедливости и доводы о правовой определенности, так как обе группы аргументов признаются конституционными принципами. Верховный суд Германии не пытается представить свое решение как неизбежно вытекающее из якобы абсолютно определенных норм закона, а подробно оценивает все аргументы за и против того или иного решения, не стесняясь даже прямо признавать, что ранее его практика была другой, а теперь он намерен изменить свой подход»^[771].

Сказанное приводит к закономерному выводу о том, что судебная конституционализация практики правоприменения, выполняющая роль специфического регулятора общественных отношений, должна носить системный, комплексный характер, основываться на конституционных принципах и ценностных ориентирах. При этом для повышения эффективности ее правового воздействия указанные ценности и принципы должны не только имплицитно присутствовать в решениях судебных органов (и прежде всего высших), но и получать текстуальное выражение в качестве аргументов, определяющих формирование той или иной правовой позиции. Также нельзя забывать и о необходимом различии статусов и компетенций высших судов в собственном значении (независимо от числа таковых), и органов хотя и называемых судами, но выполняющих прежде всего функции конституционной юстиции, конституционного нормо контр ОЛЯ, являющихся, по сути,

единственными (аутентичными) субъектами конституционализации, в том числе судебной практики. В Российской Федерации «обычные» высшие суды призваны участвовать в конституционализации судебной практики, не претендуя на полномочия Конституционного Суда РФ, но отнюдь не вопреки общим (конституционным) целям правосудия, включая обеспечение стабильного правопорядка и предсказуемости результатов действий участников правовых отношений.

Как уже отмечалось, решения и правовые установки ВАС РФ далеко не всегда убедительно выражали следование такому назначению. Отдельного упоминания заслуживает в этом аспекте зачастую неоправданное, с нашей точки зрения, многообразие правовых позиций ВАС РФ, трудно поддающееся

унификации. Как справедливо отмечается в литературе, процесс дифференциации правового регулирования должен разумно сочетатвся с единообразием; «единство и дифференциация - парнвіе категории, которвю настолвко тесно связанві между собой, что их разделвное существование невозможно. Смещение акцентов в какую-либо сторону не дает желаемвіх резулвтатов»^[772]. Между тем ВАС РФ признавал допустимости формирования несколвких правоввіх позиций даже в рамках одного судебного акта, о чем свидетелвствует положение и. 11 Постановления от 23 марта 2012 г. № 12^[773], устанавливающее, что, если в постановлении Пленума или Президиума ВАС РФ содержится несколвко правоввіх позиций, обратная сила может бвітв придана одной из них.

Указанная ситуация привела к многочисленности правоввіх позиций, характеризовавшихся отсутствием устойчивой практики согласования с ранее ввісказаннвіми суждениями ввісшего судебного органа. Само по себе указанное обстоятелвство является объективно обусловленнвш, поскольку правовая оценка тех или иных факторов не может не претерпевать изменений, соответствующих изменениям правового регулирования, доктринальных взглядов на ту или иную проблему, а также социально-политического контекста. Однако пересмотр подходов к разрешению той или иной юридической ситуации, исходя из требования правовой определенности, должен сопровождаться обоснованием в судебном акте причин изменения судебным органом ранее высказанной правовой позиции с целью предотвращения дестабилизации судебной практики вследствие неясности правовой логики высшего суда. К сожалению, ВАС РФ едва ли не игнорировал такие научные представления.

В качестве примера может быть рассмотрена трансформация правовых позиций ВАС РФ, связанная с определением порядка расторжения в одностороннем порядке собственниками многоквартирных домов договора с управляющей организацией. В частности, в Постановлении № 1027/2010 от 15 июля 2010 года Президиум ВАС РФ указал, что договор управления многоквартирным домом по своей природе является особым видом договора, который может быть досрочно прекращен в одностороннем порядке по инициативе собственников помещений по основаниям, установленным частями 8.1 и 8.2 статьи 162 ЖК РФ, а также в случаях, определенных соглашением сторон.

Согласно части 8.2 статьи 162 ЖК РФ (в действовавшей в указанный период времени редакции), «собственники помещений в многоквартирном доме на основании решения общего собрания собственников помещений в многоквартирном доме в одностороннем порядке вправе отказаться от исполнения договора управления многоквартирным домом, если управляющая организация не выполняет условий такого договора».

Рассматривая дело в порядке надзора, и отменяя решения судов нижестоящих инстанций, ВАС РФ указал, что, поскольку при рассмотрении дела не установлено нарушений ответчиком условий договора, то, следовательно, порядок расторжения договора собственниками помещений не соблюден и основания для удовлетворения иска отсутствуют. Таким образом, Президиум ВАС сформировал правовую позицию, на основе которой начало осуществляться формирование судебной практики по делам с аналогичными обстоятельствами. Данная правовая позиция предполагала обязанность собственников многоквартирных домов, избравших новую управляющую организацию, до истечения срока договора с ранее избранной организацией представить суду в качестве обоснования правомерности своих действий

доказательства ненадлежащего исполнения последней своих договорных обязательств.

Арбитражная практика стала последовательно проводить правовую позицию Президиума ВАС РФ, изложенную в постановлении № 1027/2010 от 15 июля 2010 года и предполагающую, что досрочное расторжение договора управления многоквартирным домом по инициативе одной из сторон без указания мотива возможно только при наличии такого условия в договоре. В остальных случаях односторонний отказ собственников от договора предполагался допустимым лишь при условии ненадлежащего исполнения договорных обязательств управляющей организацией. Данная правовая позиция нашла свое подтверждение в целом ряде судебных актов ВАС РФ^[774].

Однако 22 ноября 2011 года Президиум ВАС РФ принял Постановление № 7677/2011, предписывающее арбитражным судам при разрешении указанных споров руководствоваться новыми толкованиями положений ч. 8.2 ст. 162 ЖК РФ, считая, что измененная Федеральным законом № 123-ФЗ редакция законоположения позволяет собственникам помещений жилого дома в одностороннем порядке отказаться от исполнения договора управления не только в случае, если управляющая организация не выполняет условий такого договора, но и в случае принятия решения о выборе иной управляющей организации или изменения способа управления данным домом^[775].

Между тем новелла, о которой идет речь, звучала следующим образом: «Собственники помещений в многоквартирном доме на основании решения общего собрания собственников помещений в многоквартирном доме в одностороннем порядке вправе отказаться от исполнения договора управления многоквартирным домом, если управляющая организация не выполняет

условий такого договора, и принятв решение о выборе иной управляющей организации или об изменении способа управления данным домом». Фактически, таким образом, новая редакция отличаласв от предшествующей лишь тем, что допускала возможность принятия собственниками многоквартирных домов решения о выборе иной управляющей организации или об изменении способа управления данным домом. При этом обязательной предпосылкой одностороннего отказа собственников от договора по-прежнему, являлось невыполнение управляющей организацией условий договора. В юридической литературе данное решение ВАС РФ уже было подвергнуто аргументированной критике^[776].

Тем не менее изменение правовой позиции ВАС РФ повлекло изменение направления судебной практики^[777], но являлось труднообъяснимым с точки зрения правовой аргументации. Высший Арбитражный Суд РФ указал, что правовая конструкция договора собственников помещений в многоквартирном доме с управляющей организацией не позволяет усмотреть в нем наличия таких особенностей, которые позволяли бы ущемить жилищные права домовладельцев как потребителей услуг управляющих организаций по сравнению с положением тех же лиц, выступающих потребителями аналогичных услуг при иной форме управления домом. Однако ВАС РФ никак не обосновал при этом соответствия своей новой позиции конституционному требованию обеспечения баланса интересов сторон, потребителей услуг и хозяйствующих субъектов, поставив последних в положение, не учитывающее критерий добросовестности и исполнения договорных обязательств применительно к неблагоприятным экономическим последствиям. Не случайно в научно-практических комментариях домовладельцев по-прежнему ориентируют на принятие односторонних решений о смене управляющей организации только в случае неисполнения ею своих договорных обязательств^[778].

Приведенное ВАС РФ обоснование не только не соответствует букве закона (на что и обращают внимание его критики), оно, на наш взгляд, вряд ли может считаться конституционно-правовым по своей сути, тогда как в конституционных реалиях легитимность и авторитет решений суда во многом обусловлены убедительностью именно такой правовой логики. Кроме того, как неоднократно отмечалось многими авторами, дефицит аргументации существенно затрудняет обработку и систематизацию судебной практики, снижая системную согласованность правового материала, и, соответственно, предсказуемость правоприменения.

В качестве одной из причин недостаточности правовой аргументации, лежащей в основе правовых позиций ВАС РФ, исследователями выделяется то обстоятельство, что во многих случаях в основе решения высшего суда находились соображения справедливости или экономической целесообразности, либо результаты интерпретации судебным органом той или иной теории, сложившейся в юридической доктрине. Следствием являлось формирование двух «слоев» аргументации: официального, выступающего в качестве формального «прикрытия», и истинного, присутствующего в судебном акте в неявной форме. Такой тип формулирования судебного решения, как отмечают А.Н. Верещагин, А.Г. Карапетов и Ю.В. Тай, традиционно присущ тем государствам, где присутствует система «поточного контроля» за рассмотрением дел, в связи с чем в высшую судебную инстанцию попадает большинство дел, по которым подается заявление о пересмотре. В таких странах ввиду чрезмерной загруженности суд не в состоянии подробно и обстоятельно мотивировать каждое свое решение, поэтому указанные решения содержат лишь резолютивную часть, тогда как истинные аргументы, лежащие в их основе, опускаются. В тех же странах, для которых характерно наличие системы селективного контроля - Германия, Англия, США, Россия, высший суд сам управляет своей нагрузкой, в связи с чем обстоятельность и транспарентность мотивировки текстов принимаемых решений определяется количеством рассматриваемых дел^[779].

Несмотря на упразднение ВАС РФ, приведенная аргументация, на наш взгляд, сохраняет свое и научное, и практическое, применительно к деятельности Верховного Суда РФ, значение. Она объективно обусловлена тем, что во многих случаях в юридическом конфликте требуется установление приоритета важнейших правовых принципов и конституционных ценностей. При этом, как представляется, установление их баланса должно осуществляться не на основании формального указания на то, что приоритет той или иной из них основан на системном толковании закона, а базироваться на развернутом конституционно-правовом обосновании.

Методология такого обоснования может быть рассмотрена на примере судебной практики по делам о поручительстве, которой постоянно уделяется значительное внимание специалистами^[780]. Как известно, интенсивность судебных споров с участием должников и кредиторов многократно возрастает в период экономических кризисов. Сюда относятся и частноправовые споры, связанные с отношениями поручительства, которые в наиболее общих чертах характеризуются конфликтом кредиторов, обеспокоенных нарастанием размера долга, и должников, стремящихся оспорить сделку по основаниям ее ничтожности или незаключенности договора. При этом в случае судебной констатации отсутствия договорник оснований возникновения долга, должник не может бвітв привлечен к ответственности за нарушение договора, что влечет невозможности взвіскания с него неустойки или убвітков. Более того, кредитор оказвівается лишеннвім возможности реализоватв свои обеспечителвнвіе права в отношении должника или третвих лиц, посколвку обеспечителвнвіе конструкции базируются на принципе акцессорности, не допускающем существование обеспечителвного права без основного договорного долга.

Судебная практика, складвівающаяся в связи с разрешением данного вида споров, на протяжении ряда лет не отличаласв единообразием, характеризуясв преобладанием подхода, направленного на защиту интересов должников. Представляется, что указанная тенденция во многом являласв следствием представления судей о приоритете принципа гуманизма над обязателвноствю условий договора и, соответственно, необходимости защиты должника как более слабой сторонні юридического конфликта.

В этих условиях ВАС РФ предпочел преимущественно прокредиторCKИЙ подход^[781]. Он ввіразился, в частности, в формулировании правовой позиции, не позволяющей исполвзоватв механизм приостановления производства по делу о взвіскании долга в связи с возбуждением другого дела (об оспаривании договора, долг по которому взвіскивается в первом деле) с целвю затянутв разрешение спора. Затем последовало формирование ряда правоввіх позиций, направленнвіх на укрепление конструкции залога в обязателвственнвіх отношениях и усиление обеспечителвнвіх прав кредиторов, возникающих из договоров поручителвства^[782].

Между тем толкование ВАС РФ положений, направленных на усиление позиций кредитора, сопровождалосв появлением правовик позиций, связаннвк с необходимоствю учета интересов должника. К ним могут бвітв отнесенві правила о недопустимости удержания неустойки из платежей должника в приоритетном порядке, а также недопустимости произволвного изменения кредитором условий договора в случаях, когда такая возможности согласована сторонами и обязанности кредитора действоватв добросовестно.

Не углубляясв в цивилистические аспектні данного вида правоотношений, посколвку это не является предметом настоящего исследования, можно отметитв, что ВАС РФ при ввіборе тактики толкования норм закона стремился к установлению баланса сторон спора, т.е. действовал вполне конституционнвім, по духу, образом.

Достижение указанного баланса фактически основвівалосв на том, что суд не должен допускати возможности злоупотребления принципом свободві договора силвной стороной на этапе его заключения. Такие злоупотребления потенциалвно могли ввіражатвся в установлении условий договора, явно не отвечающих принципу справедливости при распределении договорник рисков, установлении степени ответственности и т.д. При этом под силвной стороной на этапе заключения договора подразумевалисв банки как профессионалвнвіе участники финансового рвшка. Однако на этапе исполнения обязателвства, после возникновения у кредитора права требования к должнику, приоритет должника сменяется в правовик позициях ВАС РФ защитой кредитора, что ввіражается в ограничении возможности реализации должником процессуальных тактик затягивания процесса по формальным основаниям, а также упрощение механизма взыскания убытков. Таким образом, представление о слабой стороне в обязательстве смещается от должника к кредитору, что имеет разумное теоретическое обоснование. Оно базируется на представлении о

справедливости такого подхода, при котором лицо, предоставившее

контрагенту имущество на возвратной основе, не получает того, на что оно вправе было рассчшыватв в соответствии с условиями договора. При этом возмездная сделка фактически трансформируется в безвозмездную, что недопустимо с точки зрения представлений стабилвности и предсказуемости гражданского оборота и противоречит основам рвшочной экономики.

Другой значителвной проблемой, подход к решению которой сформулирован в постановлении Пленума ВАС РФ от 12 июля 2012 г. № 42\ является установление к детализации обеспеченного обязателвства крайне ввісоких требований, соблюдение которвіх позволяет судам считатв договор поручителвства заключеннвш. Судебная практика в течение длителвного времени исходила из того, что если в договоре поручителвства не указанві все условия обеспеченного обязателвства, которвіе могут влиятв на размер ответственности поручителя, такой договор не может считатвся заключеннвш. При этом даже если договор поручителвства содержал отсылку к иному договору, обязателвства по которому сторонні договорилисв считатв обеспеченным поручителиством, указанное обстоятелвство не признаваласв судами в качестве надлежащего описания обеспеченного обязателвства.

Обозначеннвш подход бвіл изменен судебно-правовой позицией Президиума ВАС РФ, которвш при рассмотрении конкретного дела счел, что простая отсылка в договоре поручителвства к кредитному договору является достаточной для того, чтобві считатв договор поручителвства заключеннвш^{[783] [784].}

Однако Пленум ВАС РФ в Постановлении от 12 июля 2012 г. № 42 еще более размвіто сформулировал стандарт описания в договоре поручителвства обеспеченного обязателвства, акцентировав внимание на том, что соответствующие нормві ПС РФ вообще не содержат перечня условий

основного обязательства, которые непременно должны быть указаны в договоре поручительства. При этом Пленум ВАС РФ пришел к выводу, что в случае если в договоре поручительства не определены отдельные условия обеспеченного обязательства (размер, срок исполнения, размер процентов по обязательству и т.д.), но само обязательство охарактеризовано с достаточной степенью определенности, позволяющей впоследствии суду идентифицировать его однозначным образом, либо договор содержит отсылку к договору, регулирующему обеспеченное обязательство и содержащему соответствующие условия, договор поручительства должен считаться заключенным. В любом случае неполное указание в договоре поручительства всех условий обеспеченного обязательства не влечет за собой возможности оспаривать юридическую силу поручительства.

Следует отметить, что при формулировании правовых позиций, связанных с договором поручительства, ВАС РФ не рассматривал простую отсылку (в частности, указание даты и номера договора) к иному договору в качестве недопустимого способа указания обеспеченного обязательства, как это имеет место в его правовых позициях, связанных с залогом. Возможно, такой подход является следствием представлений высшего судебного органа о необходимости повышенной защиты интересов третьих лиц - кредиторов залогодателя. Однако в тексте постановления высший судебный орган воздержался от изложения мотивации избранного подхода, что значительно снижает его значимость в связи с возможностью механистического применения соответствующих правовых позиций, не основанного на конституционном правопонимании механизма экономических отношений.

Между тем, как отмечают специалисты, теоретически каждый из вариантов поведения, между которыми осуществляется выбор, является допустимым. Так, например, при формулировании правовых позиций, связанных со спорами по делам о поручительстве, возможны установление «про кредитор с кого»,

«про поручительского», компромиссного подходов. Выбор между ними, замечает Р.С. Бевзенко, должен быть сделан на основе политико-правовых рассуждений^[785]. C этим утверждением, на наш взгляд, можно согласиться, понимая под «политико-правовыми рассуждениями» ту логику установления приоритета конституционных ценностей, которую диктует конституционное правопонимание. Только при этом условии, которое не всегда выполнялось ВАС РФ, результаты деятельности высшего суда могут претендовать на роль эффективного конституционного регулятора. Как справедливо утверждает Н.С. Бондарь, различные концепции и подходы к праву приобретают значение действенных средств настолько, насколько они могут быть «аутентично интегрированы в социокультурное пространство конституционно-право во го регулирования, что требует своего рода «коммуникативно-интегрированного» или конституционного правопонимания^[786]. Причем конституционное правопонимание вовсе не исключает использование в контексте необходимой аргументации соответствующих доктринально-нормативных элементов, вырабатываемых в рамках зарубежной судебной практики^[787].

Думается, что именно дефицит конституционной доктрины, а возможно и тенденциозное, субъективно мотивированное уклонение от последовательного следования ее положениям и выводам как основаниям решений ВАС РФ, стало в итоге решающей предпосылкой упразднения высшего судебного органа. Формулирование подходов и правовых позиций, отвечающих сиюминутным потребностям юридической практики в сфере экономических правоотношений, по объективным причинам не в состоянии обеспечить надлежащую защиту конституционных ценностей, согласованность основных правовых принципов и установление их конституционно взвешенного соотношения. Это, в свою очереди, отражалосв на восприятии обществом судебнвіх решений, характеризующихся в ряде случаев недостаточной предсказуемоствю или противоречивоствю. В конечном счете утвердилосв и нашло публично-властное признание представление о необходимости сосредоточения судебной власти в ввісшем судебном органе, способном обеспечитв единообразный и глубокий анализ целей ограничений тех или инвіх принципов, адекватности и соразмерности средств, избираемвіх для их достижения.