§3. Судебно-правовые позиции Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации и правовые позиции Европейского Суда по правам человека

Полагаем, что интерпретационная и правоустанавливающая практика Конституционного Суда РФ обеспечила поэтапное разрешение всех обозначеннвіх ввіше разночтений. В Постановлении от 5 февраля 2007 года № 2- П ввісший орган конституционной юстиции указал, что в силу ст. 15 (ч. 4) Конституции РФ общепризнаннвіе принципві и нормві международного права и

международные договоры Российской Федерации являются составной частвю ее правовой системні, причем международный договор Российской Федерации имеет приоритет перед законом при наличии коллизии между ними. При ратификации Конвенции о защите прав человека и основнвіх свобод (далее - Конвенция) юрисдикция ЕСПЧ бвіла признана Россией обязателвной по вопросам толкования и применения указанной конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией их положений. Таким образом, решения Европейского суда, так же, как и Конвенция, в той части, в какой ими, исходя из общепризнаннвіх принципов и норм международного права, дается толкование содержания закрепленнвіх в Конвенции прав и свобод, являются составной частвю российской правовой системні, а потому должнві учшыватвся федералвнвш законодателем при регулировании общественнвіх отношений и правоприменителиHBiми органами при применении соответствующих норм права.

На наш взгляд, формулируя данную правовую позицию, Конституционный Суд РФ неслучайно исполвзует ввіражение «должнві учшыватвся».

применяемых законов?»^[613]. Тем самым, процессы правотворчества и правоприменения должнві перманентно соотноситвся с конституционным смыслом их модернизации, одновременно не отрицая возможности рецепции тех «формул» (включая правоввіе позиции ЕСПЧ), которвіе ввіработанві международной практикой.

Этот подход согласуется с научной позицией Н.В. Витрука, утверждавшего, что для эффективного действия и влияния Конституции на реалвную жизнв «она должна бвітв понята, усвоена, распознана конкретно, применителвно к тем реалвнвім обстоятелвствам, в которвіх конституционнвіе установления должнві найти свою реализацию». Конституция РФ, по мнению ученого, каждый раз познается ее исполнителем заново применителвно к конкретной ситуации, посколвку в процессе конституционного познания познающему субъекту с присущими ему характеристиками, жизненнвш опвітом, взглядами и убеждениями, правовими и нравственнвши установками и представлениями об идеальном, желаемом праве, принадлежит активная роль^[614].

Обращаясь к пониманию правовых позиций ЕСПЧ, следует отметить прежде всего, что по своему юридическому значению и силе в правовой системе Российской Федерации они из всех «претендующих» на такое наименование элементов, на наш взгляд, ближе всего стоят к правовым позициям Конституционного Суда РФ.

означающая, однако, неизменности правовых позиций, подверженнвіх «постоянной трансформации и адаптации к меняющимся условиям развития и приоритетам современного гражданского общества». Во-вторвіх, правоввіе позиции всегда расположены в мотивировочной части решения ЕСПЧ, посколвку образуют базис логического обоснования (аргументации) решения. Таким образом, резюмирует Д.Т. Караманукян, правовые позиции ЕСПЧ представляют собой общие правила, сложившиеся в процессе рассмотрения жалоб Европейским судом и подтвержденные многократным применением^[615].

В литературе нет единства мнений по вопросу о том, насколвко универсалвный характер носят правовые позиции ЕСПЧ для российской правоприменителвной практики и как они соотносятся с правовыми позициями Конституционного Суда РФ и судебно-правовыми позициями высших судов (в частности, ВАС РФ).

В.В. Лазарев и Е.Н. Мурашова, анализируя место решений Европейского суда в националвной правовой системе, приходят к ряду выводов. Во-первых, «в романо-германской правовой системе мотивировочные позиции ЕСПЧ должны заниматв место рядом с законом, в англо-саксонской - рядом с прецедентом самой высокой силы, а там, где доктрина является основным источником права, - уподоблятвся доктрине». Во-вторых, предпочтителвнее говорити о том, что решения ЕСПЧ являются не частвю националвного права, а «входят в правовую систему» государства, посколвку такой подход наиболее способствует нахождению «оптималвного взаимодействия» систем националвного и международного права. В-третьих, легитимация решений Европейского суда в национальной правовой системе определяется заключением и ратификацией соответствующего договора; при этом в государствах, «в которых судебные органы в определенном плане

функционируют независимо от исполнительной и законодательной власти, действие (следовательно, и место) решений ЕСПЧ определяется судебной властью»^[616].

М.А. Рожкова и Д.В. Афанасьев акцентируют внимание на том обстоятельстве, что правовые позиции ЕСПЧ, содержащиеся в его актах, вынесенных по жалобам «против России», распространяются на все судебные органы, включая арбитражные суды и суды общей юрисдикции. Это обусловлено тем, что ЕСПЧ является единственным органом, правомочным осуществлять официальное толкование Конвенции и разъяснять ее лаконичные формулировки. При этом, несмотря на то, что нормативные положения Конвенции редко претерпевают текстуальные изменения, этот документ находится в постоянном развитии, которое и получает выражение в прецедентной практике Европейского суда. Таким образом, ЕСПЧ перманентно наполняет нормы Конвенции новым смыслом, и это обстоятельство позволяет утверждать, что Конвенция - это то, что говорится о ней в решениях и постановлениях Европейского суда по конкретным делам. Соответственно, присоединение России к Конвенции означает обязательность прецедентной практики ЕСПЧ для российских судебных органов, а также обязанность последних применять положения Конвенции в строгом соответствии C толкованием, данным ЕСПЧ^[617].

Основа такого подхода, направленная на установление ориентиров для арбитражных судов, была заложена в информационном письме ВАС РФ от 20 декабря 1999 г.^[618], отражающем тенденции доктринального толкования правовых позиций ЕСПЧ по различным категориям рассматриваемых им дел. Однако с учетом того, что информационное письмо завершалось фразой «Прошу принять во внимание изложенные положения при осуществлении правосудия в арбитражных судах Российской Федерации», его появление вызвало в юридической доктрине и практике полемику, предметом которой являлась оценка характера воздействия актов ЕСПЧ на российское правосудие. В рамках этой дискуссии был сформулирован ряд тезисов, направленных на уяснение субъектами правовых отношений статуса ЕСПЧ. Так, в частности, было обоснованно замечено, что Европейский суд «не является высшей судебной инстанцией по отношению к судебной системе России», «не правомочен...

Представляется, что указанная полемика отчасти была спровоцирована недостаточной определенностью выражения «принять во внимание изложенные положения при осуществлении правосудия...», не позволяющей однозначно установить степень обязательности прецедентной практики ЕСПЧ для арбитражных судов, начиная с Высшего Арбитражного Суда РФ. Поэтому трудно согласиться с О. А. Снежко в том, что ВАС РФ «в своем информационном письме от 20 декабря 1999 г. обязал нижестоящие арбитражные суды принять во внимание требования Европейской конвенции при рассмотрении исков»^[620].

Чрезмерная категоричность такой позиции подтверждается в числе иных факторов практикой Конституционного Суда РФ, свидетельствующей о признании ЕСПЧ «сугубо факультативным субъектом конституционализации системы российского права». Etpn этом, как замечает Н.С. Бондарь, наиболее часто Конституционный Суд РФ обращается к практике Европейского Суда при толковании норм текущего законодательства в целях дополнительной аргументации своей позиции. Такое обращение осуществляется, в частности, в процессе уяснения «нормативного содержания того или иного правового института, его ключевых (универсальных) параметров; нормативного содержания конституционных прав; порядка разрешения коллизий конституционных ценностей, воплощенных в конституционных правах, свободах и иных конституционных институтах; пределов допустимого ограничения конституционных прав»^[621]. Этому утверждению созвучна позиция В.И. Крусса, акцентирующего внимание на том, что интерпретационная практика международных органов конвенционной юстиции направлена преимущественным образом на содержательную, композиционную характеристику титулов прав человека, выраженных как в тексте Конституции РФ, так и в тексте международных актов. Следствием этого является формирование представлений (философско-научных идей), которые «субъектом конституционализации признаются наиболее убедительными и актуальными»^[622].

Eto мнению А.С. Фединой, объективная необходимость применения «прецедентной практики» ЕСЕ[Ч заключается в том, что многие нормы Конвенции сформулированы абстрактно, и их точный смысл выявляется только в «прецедентах Европейского суда». При этом для отечественного правопорядка приобретают значение не только нормативные положения Конвенции, уже, по сути, имплементированные «в современное судоустройственное и процессуальное законодательство России»^[623], но, добавим, и опыт применения этих положений в практике ЕСПЧ.

Еще более «тонкое» понимание проблемы предлагает Н.С. Бондарь. Он обоснованно избегает упоминаний о «судебных прецедентах ЕСПЧ» и говорит о прецедентном характере решений этого транснационального судебного института для России, об их особом характере как источников права, способных влиять на выработку правовых позиций Конституционного Суда РФ, который может использовать их для разрешения какого-либо вопроса, когда обнаруживает пробел в правовом регулировании, связанный с дефектами российского законодательства, либо когда аналогичные правоотношения по- разному регулируются в российском законодательстве и в международном праве. Сходным образом и для иных российских судов, включая ВАС РФ, правовые позиции ЕСПЧ должны восприниматься только в качестве специфических оснований для вынесения судебных решений^[624].

Как подчеркивает в этой связи В.И. Крусс, в механизме взаимодействия Конституционного Суда РФ и ЕСПЧ «нет и не может быть вариантов «дисквалификации» конституционно-неопровержимых выводов

Конституционного Суда РФ либо умаления их достоверности в онтологическом, гносеологическом или аксиологическом аспектах»^[625]. Данное представление имеет определяющее значение и для судебно-правовых позиций, вырабатываемых сейчас Верховным Судом РФ в части возможнвіх правоустанавливающих и правоприменителвнвіх коллизий.

Приведеннвіе ввине обоснования представляются нам едва ли не исчерпвівающими. Вместе с тем, как отмечается в юридической литературе, проблема исполнения постановлений ЕСПЧ продолжает привлекатв присталвное внимание российской юридической общественности вследствие возникающих в ходе такого исполнения вопросов как теоретического, так и прикладного характера^{[626] [627]. Существенную роли в ввіработке единообразнвіх подходов к их решению внесли постановления Пленума Верховного Суда РФ, включая его Постановление от 27 июня 2013 года № 21 «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основнвіх свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней» , которое даже назвівают «новаторским» и «первой ПОПВІТКОЙ системного обобщения соответствующих вопросов»[628]. В частности, согласно данному Постановлению: 1) правоввіе позиции ЕСПЧ, которвіе содержатся в окончателвнвіх постановлениях этого суда, принятых в отношении Российской Федерации, являются обязателвнвши для судов; 2) с целвю эффективной защитві прав и свобод человека судами учитываются правоввіе позиции Европейского Суда, изложеннвіе в ставших окончателвнвши постановлениях, которвіе принятві в отношении других государств - участников Конвенции; при этом правовая позиция учшывается судом, если обстоятелвства рассматриваемого им дела являются аналогичнвши обстоятелвствам, ставшим предметом анализа и ввіводов ЕСПЧ; 3) содержание прав и свобод, предусмотренных законодателвством Российской Федерации, должно определятвся судами с учетом содержания аналогичнвіх прав и свобод, раскрвіваемого Европейским Судом при применении Конвенции и Протоколов}

к ней; 4) во избежание нарушения прав и свобод человека, в том числе необоснованного их ограничения, правовые позиции ЕСПЧ учитываются при применении не ТОЛВКО Конвенции И Протоколов К ней, НО И И HBIX международник договоров Российской Федерации.

В целом, указанный подход, на наш взгляд, вполне разделялся ВАС РФ на всех этапах его деятелвности применителвно к разнообразнвім конкретним обстоятелвствам, что получало отражение в формулировании судебно-правоввіх позиций, ввіраженнвіх в постановлениях Пленума и Президиума ВАС РФ^[629].

Так, в Постановлении Президиума от 24 мая 2011 г. № 17020/10 ВАС РФ, пересмотрев в порядке надзора судебнвіе акты первой и кассационной инстанции о выдаче исполнителвного листа на принудителвное исполнение решения третейского суда, указал, что создание и финансирование арбитража одной из сторон гражданско-правового договора с возможноствю рассмотрения в таком третейском суде споров, вытекающих из этого договора, при отсутствии возможности совершения аналогичных действий другой стороной свидетелвствуют о нарушении гарантии объективной беспристрастности и, как следствие, справедливости рассмотрения спора в виде нарушения равноправия и соблюдения автономии воли спорящих сторон. В обоснование этого утверждения ВАС РФ привел постановление ЕСПЧ от 24.05.1989 по делу «Hauschildt v. Denmark», согласно которому «беспристрастность должна оцениваться в соответствии с субъективным подходом, отражающим личные убеждения данного судьи по конкретному делу, а также в соответствии с объективным подходом, который определяет, имелись ли достаточные гарантии, чтобы исключить какие-либо сомнения по данному поводу». При этом ВАС РФ отметил, что отсутствие дискреционности одной из сторон спора в формировании суда при рассмотрении гражданско-правовых споров «ставится

на первое место» в решениях ЕСПЧ, «в которвіх беспристрастности рассмотрения спора оценивается в субъективном (применительно к поведению судьи) и объективном (применительно к формированию состава суда) смысле»^[630].

Сходная судебно-правовая позиция, также основанная на практике ЕСПЧ, сформулирована Е[резидиумом ВАС РФ в Постановлении от 28 июня 2011 г. № 1308/11. Основанием для рассмотрения дела в надзорной инстанции явилось утверждение заявителя о том, что процедура формирования третейского суда, рассматривавшего гражданский спор на основании договора между его сторонами, нарушала принцип беспристрастности и препятствовала

надлежащей судебной защите имущественных прав, поскольку председателем третейского суда был назначен начальник юридического департамента ответчика. Рассмотрев дело, Президиум ВАС РФ указал, что соблюдение принципа беспристрастности суда при разрешении спора распространяется и на третейский суд как орган по их разрешению. Указанный принцип, выражающийся в том, что «никто не может быть судьей в своем собственном деле», является одной из основных составляющих обеспечения права на справедливое судебное разбирательство, предусмотренного п. 1 ст. 6 Конвенции. Беспристрастность, отметил ВАС РФ, «должна быть обеспечена как в субъективном плане третейским судьей в рамках формирования убеждения при рассмотрении дела, так и посредством формирования объективных стандартов беспристрастности посредством запрета одновременного выполнения функций стороны и судьи по одному и тому же делу (постановление ЕСПЧ от 13.11.2007 по делу «Driza v. Albania»), нахождения «... в состоянии подчиненности служебных полномочий и службы по отношению к одной из сторон» (Постановление ЕСПЧ от 22.10.1984 по делу «Sramek v. Austria»).

Отдельно отметим, что помимо выработки судебно-правовой позиции Президиум ВАС РФ при разрешении указанного спора установил фактический (ситуационный) приоритет принципа беспристрастности судебного разбирательства, как одной из основных гарантий права на справедливую судебную защиту, перед принципом свободы договора. Установил именно под влиянием практики и правовых позиций ЕСПЧ, хотя очевидно, что общеправовым образом такое положение установлено быть не может. И, на наш взгляд, есть немало подтверждений аналогичного (ассоциативного) влияния правовых позиций ЕСПЧ на правосудную практику ВАС РФ.

Высший Арбитражный Суд РФ неоднократно в своих судебных актах акцентировал внимание на необходимости соблюдения пункта 1 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, закрепляющей право на суд. Содержание этого права раскрывается во многих актах ЕСПЧ, при этом, как правило, суд использует метод глобальной оценки, основанный на утверждении, согласно которому указанное право может быть обеспечено лишь при наличии совокупности его аспектов^[631]. Анализ практики Европейского суда позволяет отнести к критериям надлежащего осуществления права на суд соблюдение требований о доступе к суду; справедливости судебного разбирательства; независимости и беспристрастности суда; рассмотрении дела судом, созданным на основании закона; публичности судебного

разбирательства и разумности его срока.

Другим важным аспектом является применение ВАС РФ в рассмотренных делах широкого толкования ЕСПЧ понятия «суд»^[632], под которым фактически понимается орган, наделенный юрисдикционными полномочиями, подразумевающими способность разрешить вопросы, относящиеся к его

компетенции, на основании норм права и с применением особой процедурні^[633]. При этом, несмотря на то, что третейские судві не входят в российскую судебную систему И не осуществляют правосудие, BBIHOся решение от имени Российской Федерации, они представляют собой судві, признаваемвіе и легитимируемвіе государством, что, по существу, обязвівает их обеспечитв все конституционнвіе требования к процедуре судебного разбирателвства. На соответствующую правовую позицию ЕСПЧ Ввісший Арбитражнвій Суд РФ ссылался в Постановлении от 19 июня 2012 г. № 1831/12, указав, что «... стандартні обеспечения справедливого разбирателвства гражданских споров, свойственнвіе государственному правосудию, распространяются и на алвтернативнвіе способві разрешения споров, в частности на третейское (арбитражное) разбирателвство. Наиболее мотивированнвши и

предполагающими их значителвную устойчивоств во времени представляются судебно-правоввіе позиции ВАС РФ, основаннвіе одновременно на правовой логике ЕСПЧ, Конституционного Суда РФ и ранее сформулированнвіх правоввіх позициях ВАС РФ. Так, в Постановлении Президиума ВАС от 14 февраля 2012 г. № 12826/11 указано: право на судебную защиту, а, следователи но, и его конституирующий элемент - право на исполнение судебного решения - носит публично-право вой характер, посколвку может бвітв реализовано лишв с помощвю государства, создающего для этого необходимвіе институционалвнвіе и процессуалвнвіе условия^[634]. Исполнение судебного акта является публичной обязанноствю государства, не зависящей от совершения взвіскателем действий по принудителвному исполнению судебного решения. Поэтому непредставление исполнителвного листа к исполнению не должно рассматриватвся в качестве основания освобождения государственного органа от ответственности за несвоевременное исполнение судебного акта^{[635] [636]. Лицо, в полвзу которого ввшесено решение суда против государства, не обязано возбуждатв процедуру принудителвного исполнения . От лица, получившего исполнимое решение против государства в резулвтате успешного судебного процесса, нелвзя требоватв обращения к исполнителвному производству для его исполнения. Это означает, что если решение ввшесено против государства, то именно государство, а не взвіскателв, обязано проявити инициативу для исполнения этого решения[637]. Таким образом, в своего рода «сводном», интегративном обобщении, указал ВАС РФ, исполнение судебного акта представляет собой позитивную обязанности государства, возложение которой на взвіскателя является чрезмернвш бременем[638].}

По нашему мнению, обращение ВАС РФ к нормативним положениям Конвенции и их толкованию в прецедентной практике ЕСПЧ активно способствовало конституционализации правосудия, утверждая необходимости применения на практике европейских стандартов его отправления. Несмотря на то, что российское законодателвство является самодостаточнвш и содержит необходимый спектр юридических норм, требуемвіх для регулирования правоввіх отношений и отправления правосудия, необходимо учитыватв, что даже для Конституционного Суда РФ, не исполвзующего решения ЕСПЧ в качестве непосредственного критерия соответствия оспариваемвіх нормативнвіх актов Конституции РФ, актві Европейского суда имеют столв существенный вес для конкретного дела, что оказвівают во многом определяющее влияние на

решение вопроса о конституционности^[639].

В ряде случаев в своих решениях ВАС РФ указвівал на неверное понимание судами нижестоящих инстанций правовик позиций ЕСПЧ в их взаимосвязи с нормами Конвенции. Так, в Постановлении от 26 ноября 2013 года Президиум ВАС РФ указал, что суд кассационной инстанции, ссвілаясв на практику Европейского суда по правам человека, счел, что справедливая компенсация может ввгалачиватвся толвко лицу, признанному «жертвой» нарушения его прав, при этом учшывается важности данной ввіплатві для лица. Однако с учетом того, что заявители не участвовал в основном судебном разбирателвстве, не испвітвівал моралвнвіе страдания от нарушения своего права на взвіскание денежник средств, суд кассационной инстанции счел, что он не обладает правом на такую выплату. Такой ввівод, по мнению ВАС РФ, не соответствовал законодатели ству Российской Федерации и не с о глас о вві вал ся с положениями Конвенции. Обострившая свою позицию, ВАС РФ указал, что ст. 34 Конвенции предусмотрено право на обращение в суд лиц, чви права признанні непосредственно затронутвши действиями государства. При этом практика применения Европейским судом статей б и 34 Конвенции свидетелвствует о том, что признание потерпевшим от действий государства не обусловлено фактом личного участия в судебном разбирателвстве и наличием моралвнвк страданий, понесеннвк от нарушения права на исполнение судебного акта^[640]. Неверное применение правовой позиции ЕСПЧ послужило основанием отменві Внісшим Арбитражнвім Судом РФ решения суда кассационной инстанции как нарушающего единообразие в толковании и применении норм права.

В другом Постановлении Президиума ВАС РФ по делу о взыскании компенсации за нарушение права заявителя на исполнение судебного акта в разумный срок^[641], обосноввівая свою правовую позицию, ВАС РФ указал, что во внимание принимается практика ЕСПЧ по применению мер стимулирования ответчика к исполнению судебного акта, а также распространеннвш в юриспруденции механизм взвіскания штрафа за неисполнение судебного решения в полвзу потерпевшей сторонні, учитвівая необходимости обеспечения эффективного исполнения судебнвіх актов в Российской Федерации, вернвш является расчет суммві взвіскания с учетом позиции ЕСПЧ, изложенной в постановлении от 08.IE2007 «Дело «ООО ПКГ «Сиб-ЮКАСС» (ООО PKG «Sib-YUKASS») против Российской Федерации»^[642].

Резюмируя сказанное, можно утверждатв, что, транслируя практику ЕСПЧ и формулируя на основе либо с учетом его правоввіх позиций собственнвіе судебно-правоввіе позиции, Внісший Арбитражнвш Суд РФ осуществлял достаточно активное участие в конституционализации права, которое, согласно общетеоретическим представлениям, ввіражалосв в совершенствовании конституционно-правовой модели судопроизводства, обеспечении ее

соответствия актуалвнвім социалвнвім потребностям с учетом международноправовых стандартов, критериев и практики.

Одновременно и наряду с конституционализацией российской правовой системні осуществляется интеграция европейского конституционного

пространства, посколвку, как справедливо указвівает В.Д. Зорвкин, каталог ос но BHBix прав и свобод человека и гражданина в своей основе, как в Конвенции, так и в Конституции РФ, по сути, одинаков. При этом вопрос о соотношении Конвенции как наднационаивного правового акта и националвной конституции намного многограннее и сложнее, чем установление формальной иерархии этих правовых актов^[643], поскольку речь идет об унифицированном понимании глубинного содержания их норм и их единообразном применении. Это утверждение представляется актуальным и для российской правовой системы, в которой ничто не может поставить под сомнение принцип верховенства Конституции РФ. Тем более, что и ЕСПЧ, вынося решения по той или иной категории дел и признавая их значимыми и подлежащими учету при последующем разрешении аналогичных споров, не всегда придает своим выводам абсолютное значение^[644] и в ряде случаев не исключает возможность их пересмотра при существенном изменении обстоятельств, имеющих юридическую значимость для понимания и оценки сути конкретного дела^[645].

В отличие от Конституционного Суда РФ, обладающего исключительным полномочием по выявлению конституционно-правового смысла законов, ВАС РФ не был наделен этим правом, что, на наш взгляд, отнюдь не исключало участия ВАС РФ в конституционализации правового пространства. Это участие выразилось в достаточно активной интерпретационной деятельности суда и формулировании правовых позиций, направленных на повышение стабильности гражданского оборота, предсказуемости исхода юридических конфликтов, возникающих между его участниками, последовательное социально- экономическое развитие российского общества в соответствии с его конституционной моделью. По существу, судебно-правовые позиции ВАС РФ, основанные на прецедентном значении практики ЕСПЧ, могут рассматриваться в качестве юридического инструментария устранения неясности нормы закона, ее противоречивости или иного дефекта. Эта деятельность приобретает повышенную актуальность в периоды социального и государственного реформирования, когда законодательство зачастую содержит пробелы, противоречия, неясные по содержанию нормы, нуждающиеся в единообразном толковании^[646]. Ценность же права заключается в том, что оно обеспечивает равенство всех граждан перед законом, и соблюдение этого правового принципа призван реализовать именно суд, который применяет закон. Поэтому следует стремиться к единству судебной практики, выражающемуся в применении конкретной правовой нормы при аналогичных обстоятельствах единым образом^[647]. Конституционным Судом РФ принято Постановление от б декабря 2013 года № 27-П, в котором определен конституционный алгоритм восприятия судами возможных коллизий между решениями и позициями Конституционного Суда РФ и ЕСПЧ^[648]. В указанном постановлении речь идет о возможном и, к сожалению, все более актуальном противоречии между правовыми позициями ЕСПЧ и положениями Конституции РФ в аутентичном истолковании Конституционного Суда РФ, «оформленном» в его правовых позициях. Только последние могут быть признаны и являются безоговорочно конституционными право положениями, а значит, никто, включая высшие суды при выработке ими судебно-правовых позиций, с необходимостью учитывающих правовые позиции ЕСПЧ, не может игнорировать наличие отличающихся от их выводов правовых позиций Конституционного Суда РФ. Это объективно необходимый фундаментальный коллизионный выбор, при котором решение принимается в конечном счете, исходя из признания конституционного суверенитета либо отказа от него. И потому подтвердим, что, по нашему мнению, российские суды, включая единственный теперь

Верховный Суд РФ, могут и должны принимать участие в конституционализации национальной правовой системы и посредством корректировки судебной практики, которая в свою очередь должна учитывать прецедентное значение практики ЕСПЧ, и через выработку своих судебноправовых позиций. Конституционализация, несомненно, открывает наряду с прочим и дополнительные возможности имплементации международного права. Но любое участие в конституционализации, в свою очередь, должно основываться на конституционном правопонимании, быть конституционным, а значит, всегда может быть оценено в этом отношении сквозь призму Конституции РФ и правовых позиций Конституционного Суда РФ. В противном случае все рассуждения о верховенстве права и правах человека окажутся онтологически релятивистскими, а значит, и потенциально деструктивными по отношению к идеалам конституционного правосудия и конституционного правопорядка.