§3. Непосредственное и опосредованное проявление правовых позиций упраздненного Высшего Арбитражного Суда РФ в конституционно- правовой системе Российской Федерации
Утверждая, что Ввісший Арбитражнвш Суд РФ внес значительный вклад в конституционализацию национального права и судебной системы, необходимо признать, что такой эффект достигался прежде всего, благодаря тому, что ВАС РФ являлся центром сложной и целостной подсистемы арбитражных судов.
Названный судебный орган институционально интегрировал данную систему как единое образование, обеспечивая тем самым единство подхода в защите прав граждан и юридических лиц при разрешении правовых конфликтов в сфере своей юрисдикции. Это привело к формированию достаточно устойчивой судебной практики по экономическим спорам, что положительным образом отразилось на социально-политических и экономических предпосылках конституционной модернизации государства, выразившись в улучшенииинвестиционного климата, повышении долгосрочной деловой уверенности, прогрессивном развитии конкурентной экономики.
Указанный эффект отразился, в том числе на поввинении в глазах предпринимателвского сообщества репутации судебной власти, как действителвно способной обеспечитв прозрачности и предсказуемоств правоввіх резулвтатов тех или инвіх юридически значимвіх действий. Значимости этого достижения убедителвно ввіразил бвівший Председатели ВАС РФ А.А. Иванов в ввіступлении на VIII Всероссийском съезде судей, заметив, что российское государство стоит «перед лицом сервезнейшего кризиса - кризиса доверия к судебной системе», и если доверие общества к ней окончателвно ослабнет, то ослабнет и само государство, лишившееся легитимного права защищатв интересві своих граждан[837]. C ввіводом о том, что ВАС РФ в значительной мере способствовал достижению желаемого конституционного эффекта легитимации судебной власти и государственной власти в целом, преодоления кризиса социального доверия и взаимного отчуждения общества и государства согласны многие ученые-юристы[838].
Весьма наглядно, на наш взгляд, проявилось легитимирующее значение деятельности ВАС РФ в части совершенствования механизма правового регулирования финансовых и налоговых отношений. Актуальность соответствующей задачи во многом осложнялась кардинальными изменениями в экономике при переходе от централизованной плановой системы к системе, базирующейся на действии рыночных механизмов. Данному процессу сопутствовало интенсивное и во многом хаотичное развитие налогового законодательства, подвергающегося постоянным изменениям и характеризующегося значительной дискретностью и недостаточной определенностью текстуального выражения. Разночтения в толковании закона налогоплательщиками и налоговыми органами негативным образом сказывалась на стабильности правового регулирования, одновременно приводя к повышению нагрузки на судебные органы. Все это, однако, не отменяет необходимости конституционализации и в этой сфере правового регулирования, в том числе при адекватном участии органов судебной власти[839].
Правоустанавливающие выводы ВАС РФ неоднократно конкретизирующие конституционный принцип правовой определенности нормативных требований публичного характера, в том числе в сфере налогообложения[840], как важнейшего условия эффективности правового регулирования[841], к сожалению, не всегда адекватно учитывается в отраслевой юридической литературе, где предпочитают говорить о приоритетах буквального и формального толкования законов[842].
Обращение к «налоговым» постановлениям ВАС РФ дает основание утверждать, что они были направлены на достижение и иных конституционно значимых целей, обеспечение баланса публичного и частного интересов. Указанный подход был реализован, в частности, при разрешении вопроса о том, ограничены ли налоговые органы сроком для принятия решения о взыскании налога за счет имущества налогоплательщика. Согласно мнению, высказанному Президиумом ВАС РФ, 60-дневный срок, предусмотренный ст. 46 HK РФ, должен применятвся ко всей процедуре принудителвного взвіскания налога и пеней, осуществляемого во внесудебном порядке, как за счет денежнвіх средств, так и за счет другого имущества налогаплателвщика или налогового агента.
Формулируя эту позицию, внісший судебнвш орган исходил из того, что ст. 47 HK РФ не устанавливает какого-либо иного, отличного от предусмотренного п. 3 ст. 46 Кодекса, срока для принятия налоговвш органом решения о взвіскании налога за счет прочего имущества налога плателвщика или налогового агента. Кроме того, одним из существеннвіх условий применения правил принудителвного взвіскания налогов во внесудебном порядке, определяемвіх ст. 46 и 47 HK РФ, является ограничение срока, в пределах которого налоговвіе органні вправе взвіскатв налог за счет денежнвіх средств или иного имущества налога плателвщика без обращения в суд[843]. Позднее эта правовая позиция бвіла скорректирована ВАС РФ с учетом изменений, внесеннвіх в налоговое законодателвство[844].Следует отметитв, что в основу правоустанавливающего ввівода Президиума ВАС РФ бвіли положенні соответствующие «рамочнвіе» положения Конституционного Суда РФ о временнвіх пределах осуществления мер государственного принуждения в налоговом администрировании[845], а спустя год обоснованности первой приведенной позиции ВАС РФ фактически бвіла подтверждена Конституционнвш Судом РФ, которвш указал, что установление срока у платні налога в качестве одного из элементов налогообложения предполагает его обязателвноств для обеих сторон налогового правоотношения (публично-право во го образования и нало го плателвщика) и направлено на обеспечение справедливого баланса публичнвіх и частнвіх интересов. Исходя из чего, допущение принудителвного погашения задолженности по налогам и сборам, не ограниченного временивши рамками, вступает в противоречие с конституцио нивши принципами, находящимися в основе правового регулирования отношений в сфере государственного принуждения и исполнения имущественнвіх обязанностей[846].
В контексте рассматриваемой проблемні представляют интерес акты ВАС РФ, в которвіх содержание конституционнвіх принципов «переводится» на отраслевой уровенв посредством образования их «симбиоза» с нормами гражданского законодателвства и/или положениями цивилистической доктрины.
Такой подход, в частности, бвіл исполвзован, когда Президиум ВАС РФ указал, что в случаях возникновения у сторонні спора убвітков вследствие принятия обеспечителвнвіх мер по необоснованным требованиям, отказ в иске о взвіскании таких убвітков означал бы отсутствие необходимого превентивного воздействия на субъекты, заявляющие необоснованные требования и испрашивающих по ним обеспечителвнвіе меры. Между тем правопорядок не должен содействоватв ни предъявлению необоснованных требований, ни освобождению от ответственности лиц, заявивших такие требования. Кроме того, полный отказ в иске нарушал бы конституционный принцип справедливости и лишал заявителя возможности восстановления его нарушенных прав. При этом объективная сложность доказывания наличия и размера убытков, а также причинно-следственной связи между причиненными убытками и принятыми обеспечительными мерами не должна снижать уровень правовой защищенности участников корпоративных отношений при необоснованном посягательстве на их права. ВАС РФ отметил также, что «чрезвычайно высокие риски утратві или ограничения корпоративного контроля могут привести к негативным последствиям для макроэкономики и инвестицио HHBix процессов, которвіе в значителвной мере развиваются посредством корпоративного участия в хозяйственник обществах»[847].Отделвного внимания, на наш взгляд, заслуживает более чем уместное обращение Президиума ВАС РФ в мотивировочной части приведенного решения к конституционному принципу справедливости. В этой связи в литературе приводится чрезввічайно интересная статистика, характеризующая, на наш взгляд, отчетливую тенденцию конституционализации судебной политики ВАС РФ в период его деятелвности. Исследователи отмечают, что если с 1995 г. по 2008 г. (за 14 лет) было всего десяти постановлений Президиума ВАС РФ, в которвіх упоминалисв слово «справедливости» и производнвіе от него, то за период с 2008 г. по 2012 г. (всего за пяти лет) бвіло опубликовано около 60 таких постановлений. Аналогичное изменение можно проследить и по индексу цитируемости слова «добросовестность» и производных от него.
Правда, здесь резкое изменение произошло чуть раньше - с начала 2000-х гг., а затем с 2006 г. произошла еще большая интенсификация открыто заявленной в тексте вынесенных постановлений борьбы суда с недобросовестным поведением. Если с 1995 г. по 2000 г. данное слово употреблялось всего в 20 постановлениях Президиума ВАС РФ, то за 2000 - 2005 гг. оно упоминается более чем в 80 постановлениях, а с 2006 г. по 2012 г. - более чем в 150 постановлениях. Таким образом, заключают они, «наблюдается все тот же рост по экспоненте упоминаемости не формально-догматических, а по сути политико-правовых, ценностных критериев, раскрывающих истинную логику принятия решения»[848]. Остается лишь пожалеть о том, что и эта тенденция была прервана актом реформирования судебной системы.В том же решении Президиум ВАС РФ вполне конституционным по характеру суждений образом подчеркнул не только необходимость обеспечения конституционно значимого баланса публичного и частного интересов, но и то обстоятельство, что корпоративный интерес встроен в общесоциальный и представляет собой одну из форм «артикуляции и реализации общественного интереса и общественной деятельности, включая и деятельность экономическую»[849].
Отмеченное своеобразное совмещение, согласование ВАС РФ правового регулирования в конституционной и гражданско-правовой «системах координат» имело важное конституционное значение. Необходимость такой деятельности убедительно подчеркивал В. Ф. Яковлев, замечая, что государственное управление, одним из средств которого является право, должно носить единый и согласованный во всех элементах характер. При этом, в связи с тем, что при управлении той или иной сферой социальной жизни используются несколько отраслей права, которым присущи специфические способы воздействия на общественные отношения, необходимо согласование их действий с таким расчетом, чтобы все эти отрасли представляли собой единый инструмент управления, обеспечивая в итоге достижение единой цели[850].
Аналогичный синтетический подход был использован Президиумом ВАС РФ при разъяснении последствий необоснованного уменьшения неустойки судами. По мнению суда, использование такой тактики «с экономической точки зрения позволяет должнику получить доступ к финансированию за счет другого лица на нерыночных условиях, что в целом может стимулировать
недобросовестных должников к неплатежам и ввізвіватв крайне негативнвю макроэкономические последствия». Кроме того, как подчеркнул ВАС РФ, «неисполнение должником денежного обязателвства позволяет ему полвзоватвся чужими денежными средствами», в то время как «никто не вправе извлекатв преимущества из своего незаконного поведения»[851].
В другом сходном случае Президиум ВАС РФ, развивая указанную позицию, сослался как на общеизвестный в экономике факт на то, что ставка рефинансирования, по существу, представляет собой наименвший размер платні за полвзование денежными средствами в российской экономике. Исходя из этого, им бвіло указано, что уменвшение неустойки ниже ставки рефинансирования возможно толвко в чрезввічайнвіх случаях, а по общему правилу не должно допускатися, посколвку такой размер неустойки не может являтися явно несоразмерным последствиям просрочки у платні денежнвіх средств[852] [853]. В обоих решениях, на наш взгляд, также получил судебную интерпретацию конституционный принцип справедливости применителвно к разрешению конкретного аспекта экономических споров. Как отмечалосв ввине, практика ВАС РФ оказала заметное влияние и на пер еос мню л енне значения принципа добросовестности для широко спектра правовик отношений и судебнвіх споров. Так, Пленумом ВАС РФ бвіли установленні критерии определения добросовестности, недобросовестности, разумности и неразумности поведения лиц, входящих в состав органов юридического лица . В ряде решений Президиума ВАС РФ бвіли актуализированві значения требования справедливости для различнвіх по характеру и содержанию правовик отношений. В частности, внісшим судебнвім органом было установлено нормативно значимым, что признание судами возможности согласоввіватв выполнение работ без соблюдения требований Федералвного закона от 21 июля 2005 года № 94-ФЗ «О размещении заказов на поставки товаров, ввгаолнение работ, оказание услуг для государственник и муниципалвнвіх нужд»[854] [855] [856], и удовлетворение требований о взвіскании неоснователвного обогащения дезавуировало бы применение данного Закона и открвіло бы возможности для недобросовестнвіх исполнителей работ и государственник (муниципалвнвіх) заказчиков приобретатв незаконнвіе имущественнвіе ввігодві в обход закона . Применителвно к отношениям по договору займа ВАС РФ указал, что условия полвзования чужими денвгами не могут бвітв более ввігоднвіми для должника, чем условия полвзования денежнвши средствами, получаемвши участниками оборота правомерно3. В другом случае ВАС РФ обосновал, почему действия, направленнвіе на обход закона, могут бвітв охар актер изо ванві как злоупотребление правом с намерением причинити вред публичнвш интересам[857]. Судебная практика и правоустанавливающие ввіводві ВАС РФ по делам такого рода оказали заметное влияние на развитие общей теории противодействия злоупотреблениям правом[858]. Отметим, что на принципиалвную состоятелвноств такого подхода в общегосударственном масштабе обращают внимание не толвко специалисты в области права, но и социологи, политологи и экономисты. В частности, Э. Пабст акцентирует внимание на низкой эффективности «безрассудной модернизации». По мнению ученого, гораздо более эффективным является формирование такого социального устройства, при котором «и централизованное бюрократическое государство, и свободный глобальный рынок трансформировались бы с целью служения интересам людей, групп и окружающей среды». Этот эффект, по мнению Э. Пабста, достижим лишь при условии, что государство и рынок «встроены в более широкую сеть социальных отношений» и подчиняются «таким добродетелям, как справедливость, солидарность и ответственность»[859]. По справедливому утверждению Н.С. Бондаря, Конституция РФ фиксирует основные характеристики гражданского общества в единстве экономических, социальных и политических отношений[860]. Конституционное право, оформляющее наиболее значимые принципы организации и осуществления таких отношений, имплицитно распространяется на все их сферы, являясь, по существу, «генерирующим источником права для всех правовых образований, входящих в систему права»[861]. При этом его специфический предмет правового регулирования направлен на все сферы жизнедеятельности общества[862]. Таким образом, конституционное право должно определять содержание и приоритеты правового регулирования в рамках всей правовой системы и устанавливать те основополагающие принципы права, которые впоследствии детализируются в иных отраслях права и законодательства. В данном контексте, на наш взгляд, можно утверждать, что конституционная значимость деятельности ВАС РФ заключалась в осуществлении им отраслевой конкретизации правового массива с одновременной адаптацией результатов такой деятельности потребностям социальной и государственной модернизации. В трудах В .И. Kpycca было показано, почему недобросовестность как ключевой критерий злоупотребления правом может быть определена (идентифицирована) исключительно на основе конституционного правопонимания, а соответствующая задача может быть решена только судами, признающими актуальность такого условия[863]. Сказанное выше имеет прямое отношение и к еще одному, конституционному по своей сути, общеправовому принципу справедливости. Принцип справедливости получает искомую трактовку и в уже упоминавшемся ранее постановлении Пленума ВАС, касающемся применения норм о залоге и основанном на анализе судебной практики «посткризисного» периода, для которой было характерно значительное количество исков кредиторов, не получивших исполнения обязательств от должников. Предъявлению указанных исков сопутствовало появление значительного числа встречных требований о признании договора залога незаключенным или недействительным. При этом в отличие от судов нижестоящих инстанций, в значительном числе случаев поддерживавших должников, ВАС РФ занял позицию кредиторов, полагая, что при разрешении указанных споров приоритетом обладает интерес пострадавшей стороны, а не лица, нарушающего свои обязательства. Впоследствии указанный подход был поддержан Верховным Судом РФ и Конституционным Судом РФ, что фактически свидетельствовало о конституционности «прокредиторской» позиции ВАС РФ при толковании положений о залоге. Конкретизация конституционных принципов в «отраслевом формате» получила реализацию и в постановлении Пленума ВАС РФ, оказавшем заметное влияние на законодательную адаптацию и развитие доктринальных подходов к такой категории недействительных сделок, как сделки, совершенные с целью, заведомо противной основам правопорядка и нравственности (ст. 169 ГК РФ), трактуемые большинством цивилистов как специальный, квалифицированный случай недействительных сделок, не соответствующих требованиям закона[864]. Указанное постановление, с нашей точки зрения, обладает рядом качеств, определяющих его конституционно-правовую значимость. В частности, в нем были сформулированы квалифицирующие признаки, исходя из наличия которых, арбитражные суды могут отнести сделку к категории сделок, совершенных с целью, заведомо противной основам правопорядка и нравственности. В тексте постановления ВАС РФ определил общий вектор действий суда при принятии решения о том, подпадает ли та или иная сделка под действие ст. 169 ГК РФ. Также в постановлении обращается внимание на то, что последствия недействительности сделки, предусмотренные ст. 169 ГК РФ, подлежат применению лишь в том случае, если она исполнялась хотя бы одной из ее сторон. В иных случаях, по смыслу указанного положения, недопустимо удовлетворение публичного интереса посредством взыскания со сторон, имевших умысел на совершение противоправной сделки, всего полученного (причитавшегося) по ней в доход Российской Федерации. Кроме того, как указал ВАС РФ, при рассмотрении споров, возникающих из административных, налоговых и иных публичных правоотношений, судам необходимо исходить из того, что взыскание согласно ст. 169 ГК РФ всего полученного (причитавшегося) по сделке в доход государства является мерой, применяемой исключительно в качестве специального последствия недействительности ничтожной сделки. В этой связи в литературе отмечается, что такой подход согласуется с пониманием юридической доктриной роли гражданского права, связанной не с установлением мер ответственности за нарушение основ правопорядка и нравственных устоев общества, а с устранением неблагоприятных имущественных последствий действий такого рода[865]. При этом конфискационнвіе меры, предусмотренные ст. 169 ГК РФ, ввіступают в качестве исключителвнвіх правоввіх средств, применяемвіх линів в случаях, «когда публичнвіе отрасли права, имеющие значительный принудительно-охранный потенциал, по тем или иным причинам не могут обеспечить достижения задач, поставленных перед ними»[866]. На наш взгляд, приведенные суждения не вполне раскрывают суть и значение выработанных ВАС РФ положений. Неслучайно последующие законодательные изменения ст. 169 ГК РФ не поколебали их практической важности. В особенности это касается имплицитно проведенного ВАС РФ обоснования правомерности подхода к антисоциальным сделкам на так называемом объективном критерии. Высший судебный орган последовательно показал, что особая, выходящая за рамки отраслевого восприятия, опасность таких сделок выражается в их противоречии общественным, экономическим, политическим или правовым устоям общества, закрепленным в Конституции РФ (основы правопорядка), либо нравственным идеалам, представлениям о добре и зле, которые сформировались в общественном сознании (основы нравственности), безотносительно к тому, кто конкретно заключил сделку И C какими намерениями[867]. Очевидно, что и в этом случае решающей предпосылкой принятия правосудного акта становится конституционное правопонимание судей. Конституционно-правовой потенциал, на наш взгляд, заложен и во многих других актах и правовых позициях ВАС РФ. К таковым, как уже упоминалось, следует отнести установления, направленные на обеспечение единообразной судебной практики за счет признания обязательности правовой позиции высшего судебного органа для всех судов нижестоящих инстанций[868]. Такое единообразие есть важнейшее средство обеспечения стабильности правового регулирования как самостоятельной конституционной ценности. Стабильность эту обеспечивали и те итоговые акты ВАС РФ, которые посредством имплицитно выраженного аксиологического арсенала способствовали выработке конституционно обоснованной стратегии отраслевого разрешения юридических конфликтов в сфере юрисдикции арбитражных судов. Тем самым происходило формирование судебно-правовой политики, направленной на «поддержание в обществе мира и порядка посредством урегулирования социальных конфликтов, восстановление нарушенных прав и свобод, преодоление препятствий в реализации правового статуса физических и юридических лиц», и, как следствие, обеспечение законных интересов участников общественных отношений[869]. Конституционная модернизация неизбежно находит отражение в деятельности органов судебной системы, что наиболее явным образом проявляется в актах высших судов. В конституционную эпоху, справедливо отмечает А.Н. Медушевский, в таких актах неизбежно получает отображение ряд проблем, связанных с неоднозначным пониманием смысла и дифференцированным применением ряда юридических норм в законодательной деятельности и судебной практике. К таким проблемам ученый- конституционалист, в частности, относит «конфликт права и справедливости в юридическом конструировании постсоветской реальности», включающий «соотношение выдвигаемых юридических и политических аргументов в принятии ключевых законов и судебных решений, определяющих вектор конституционного развития», а также вопросы противоречивости принципов равенства и социалвного государства и принципа рвшочной экономики - в контексте процесса становления новвіх отношений собственности и традиционнвіх стереотипов сознания[870]. В той же связи заслуживают внимания доводві Г.Т. Чернобеля о недопустимости тоталвной стереотипизации или стандартизации правоввіх нормативов в цивилизованном обществе. Ученый полагает, что указанному подходу призвана препятствоватв сложившаяся на протяжении длителвного времени система общепризнаннвіх правоввіх принципов, приоритетноств которвіх определяется теми правоввши идеалами, которвіе сложилисв в обществе. Структура этих идеалов включает мировоззренческие позиции, аксиологические ориентиры, представления и убеждения, формирующие целостнвш образ отражения той или иной правовой действителвности в виде модели, наиболее полно отвечающей определеннвш потребностям и интересам. Тем самвш правовой идеал ввгаолняет двойную функцию, ввіступая, с одной сторонні, в качестве критерия оценки правовой действителвности, а с другой - средством ее проецирования на будущие правоввіе отношения[871]. Дуалистическая задача правоввіх принципов заключается в объективном и глубинном обобщении действителвности, позволяющем элиминировать «единичное, случайное, ложное посредством глубинного и объективного обобщения, отразить нечто типичное, всеобщее, закономерное в социальной универсальности и на этой основе осуществлять определенную целевую деятельность в соответствии с теми или иными человеческими потребностями, интересами»[872]. Сказанное имеет непосредственное отношение к практике и правому наследию ВАС РФ, в которвіх конституционнвіе принципві нередко получали практически ввісоко значимую конкретизацию и интерпретацию. Полагаем, что основная «конституционная» составляющая деятелвности ВАС РФ и заключаласв в соответствующем его статусу соучастии в ввіявлении и формировании на базе существующего нормативного массива тех концептуалвнвіх основ («право ввіх идеалов»), действие которвіх было направлено на обеспечение оптималвного взаимоотношения государства и общества в процессе правового регулирования отношений, находящихся в сфере юрисдикции арбитражнвіх судов. Актуалвноств и сложности такого регулирующего воздействия удачно раскрвівает М.Н. Марченко, замечая, что отношения государства и экономики в любой стране и любой политической системе представляют собой весвма активнвш двусторонний процесс их взаимосвязи и взаимодействия, при этом та и другая сторона в зависимости от обстоятелвств «может игратв определяющую или определяемую роли»[873]. В частности, в российской правовой системе сегодня происходит смещение характера отношений государственник органов и экономических структур в сторону партнерских, что неизбежно сопровождается их последователвной переориентацией с общенационалвнвіх приоритетов на собственнвіе финансоввіе интересвт В связи с утратой монополии государства над экономикой, а государственной собственности над инвши формами собственности изменяются мет о дві воздействия государства на экономические отношения. Отказ от планового «сценария» развития экономики с неизбежноствю влечет снижение упорядоченности процессов экономического развития. Усиливается роли налогов и налогового администрирования как средства эффективного воздействия государственник структур на участников экономического оборота. Наконец, возрастает значение тех отраслей права, которвіе непосредственно связанві с развитием экономики: гражданского, финансового, коммерческого, банковского и налогового[874]. Нетрудно заметитв, что в контексте конституционной модернизации реализация каждого из обозначеннвіх процессов требует ввіявления на каждом его этапе осноBHBix конституционнвіх ценностей, подлежащих охране и защите, а также установления содержания тех основнвіх принципов, с исполвзованием которвіх может бвітв установлен приоритет каждой из них и, соответственно, достигнуто желаемое конституционное состояние. При этом следует исходитв из того, что «смещение центра тяжести» в сторону публичного интереса, так же, как и абсолютизация и либерализация рвіночнвіх отношений между государством и нывши субъектами экономических отношений, заключает в себе негативный потенциал как для общества, так и для самого государства[875]. Сходным образом о несостоятельности подхода, основанного на изначальном признании приоритета того или иного интереса, говорит и Н.С. Бондарь, замечая, в частности, что фетишизация частноправовых начал приводит к деформации и дезорганизации как частноправовой сферы правового регулирования, так и правовой системы в целом в связи с разбалансировкой соотношения личных, общественных и государственных интересов[876]. Вряд ли можно возразить тому, что государственное регулирование в экономической сфере (как, впрочем, и в других областях) испытывает на себе многофакторное и разнонаправленное воздействие общественных, государственных, корпоративных, индивидуальных и иных интересов. Данное обстоятельство никоим образом не умаляет требования устойчивости государственного механизма и эффективности его конституционной модели. При этом, как уже отмечалось, важнейшая роль в обеспечении конституционализации принадлежит позитивному праву. Конституционное правопонимание исходит из необходимости последовательного различения права и закона, и потому с учетом многочисленных дефектов российского законодательства практика высших судов выступает при таком подходе едва ли не единственным фактором, способным своевременно, «в режиме on-line», проводить конституционную корректировку вектора правовых отношений. Такая корректировка осуществляется посредством толкования закона «через призму» важнейших конституционных принципов, транслируемых высшим судом на отраслевой уровень и адаптируемых им применительно к определенному типу правовых ситуаций. Анализ российской судебной практики позволяет говорить либо об опосредованном применении правовых позиций ВАС РФ, либо их опосредованном воздействии на юридическую практику. Первый вариант возможен в случаях, когда фактические особенности конкретного дела в той или иной мере отличаются от «эталонного». В указанной ситуации допустимость распространения на разрешаемый спор правовой позиции ВАС РФ определяется судом, осуществляющим правоприменение, что в значительной мере ставит разрешение дела в зависимость от судебного усмотрения. При этом, как обоснованно отмечено в литературе, возможны случаи, когда правовая позиция высшего суда осознанно игнорируется судом нижестоящей инстанции по формальным основаниям. Это явление определяется В .И. Kpy ссом как «дефицит конституционного право понимания»[877]. Поскольку идентичных дел не существует, можно утверждать, что результат разрешения того или иного спора в зависимости от применения, неприменения либо степени отклонения от правовой позиции высшего суда может быть диаметрально противоположным. В связи с этим представляется, что средствами противодействия такой непредсказуемости должны выступать формирование культуры ясности и прозрачности мотивировки правовых позиций, как можно более точная фиксация высшим судом их гипотез, а также активная работа по осуществлению пересмотра необоснованных, с позиций конституционного право понимания, решений. В качестве опосредованного воздействия правовых позиций ВАС РФ на юридическую практику может рассматриваться их «проецирование» на законодательное регулирование правовых отношений. Такая ситуация, в частности, сложилась в связи с формулированием Президиумом ВАС РФ правовой позиции о гарантиях беспристрастности суда при выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда[878]. Отказывая в выдаче соответствующего исполнительного листа, ВАС РФ указал, что создание и финансирование третейского суда одним из контрагентов по гражданско-правовому договору (или аффилированным с ним лицом) с одновременной возможностью рассмотрения споров, вытекающих из этого договора, в таком третейском суде, с учетом того, что другая сторона лишена возможности выполнять подобные же действия, свидетельствуют о нарушении гарантии объективной беспристрастности суда и, как следствие, справедливости рассмотрения спора в виде нарушения равноправия и автономии воли спорящих сторон. Даже при отсутствии возражений другой стороны о несоответствии порядка создания и процедуры третейского разбирательства законодательству недопустим отказ от таких фундаментальных гарантий, как право на беспристрастный третейский суд, поскольку соответствующее гарантирование не может зависеть исключительно от усмотрения сторон. Полагаем, что в основе своей и решение, и правоввіе положения ВАС РФ были вполне конституционнвши по духу. Нелвзя бвіло не учитыватв того, что лишь малая доля третейских судов в Российской Федерации соответствует даже минималвнвім процес су алвнвім стандартам надлежащего рассмотрения споров с точки зрения как объективной, так и субъективной беспристрастности[879]. Однако при формулировании правовой позиции ВАС РФ не связал ее непосредственно с третейскими судами, создаваемыми при хозяйственных обществах. В отсутствие такого указания, исходя из понимания универсальности данной правовой позиции, арбитражные суды нижестоящих инстанций начали применять ее к спорам, разрешаемым третейскими судами, вне зависимости от того, при каких организациях они были созданы и каков был порядок формирования состава третейского суда, разрешавшего спор. Следствием этого явился рост числа обращений ответчиков по спорам, рассмотренным третейскими судами, о непризнании их компетенции, и, соответственно, решений арбитражных судов об отказе в выдаче исполнительных листов на принудительное исполнение решений третейских судов. По мнению А.Я. Курбатова, сложившееся положение стало следствием необоснованного вмешательства ВАС РФ в частноправовые отношения, недопустимость чего, в соответствии с правовой позицией Конституционного Суда РФ, является одним из признаков природы гражданско-правовых отношений. Кроме того, правовая позиция ВАС РФ вступила в противоречие с положениями ФЗ «О третейских судах в Российской Федерации», согласно которым третейский суд самостоятельно решает вопрос о наличии или об отсутствии у него компетенции рассматривать переданный на его разрешение спор, в том числе и в случаях, когда одна из сторон возражает против третейского разбирательства по мотиву отсутствия или недействительности третейского соглашения. Более того, А.Я. Курбатов, полагает, что речь в данном случае следует вести не об ошибке ВАС РФ или издержках оправданной в целом борьбы с «карманными» третейскими судами, а неосновательном стремлении «предотвратить вывод экономических споров из-под юрисдикции арбитражных судов»[880]. Не разделяя полностью уверенности автора приведенных высказываний в истинности последнего тезиса, заметим, что недостаточная логическая обоснованность правовой позиции высшего суда не позволяет исключить наличие в его отдельных решениях составляющей, направленной на корректировку воли законодателя, что, по-видимому, лежит в основе периодически высказываемых упреков в «политизированности» ВАС РФ. Говоря об опосредованном воздействии правовых позиций ВАС РФ, следует затронуть также проблему соотношения единообразия судебной практики с принципом независимости судей. Здесь вновь будет уместно вернуться к практике налогового администрирования. Так, в случае отсутствия сведений о контрагенте налога ил ателыцика-предпринимателя в ЕГРЮЛ налоговый орган в соответствии с налоговым законодательством не должен рассматривать затраты на оплату в адрес данного контрагента в качестве расходов, учитываемых при налогообложении. Такая политика направлена на сокращение числа «теневых» участников гражданского оборота и на противодействие уклонениям от надлежащего выполнения налоговой обязанности. Тем не менее арбитражная практика свидетельствовала, что предприниматели, сумевшие доказать реальность своих расходов, могли рассчитывать на признание арбитражными судами добросовестности своих действий в части налогового регулирования даже в случаях обнаружившегося отсутствия в ЕГРЮЛ необходимых сведений об их контрагентах. Представляется, что такая позиция была не лишена глубинного основания, поскольку соответствовала сути конституционной презумпции добросовестности и исключала сугубо формальный подход при разрешении судами сложных дел. Однако при разрешении одного из подобных дел Президиум ВАС РФ указал, что в документах, представленных предпринимателем в подтверждение спорных хозяйственных операций, содержались данные о контрагенте - несуществующем юридическом лице. Вступая в обязательственные правоотношения по поставке товара, предприниматель не удостоверился в правоспособности организации-контрагента и в ее государственной регистрации в качестве юридического лица, не запросил у данного юридического лица правоустанавливающие документы и не воспользовался общедоступной информацией о государственной регистрации контрагента, находящейся на официальном сайте регистрирующего органа в сети Интернет. Указанные меры не были приняты предпринимателем и на стадии исполнения сделки при оплате приобретаемых товаров наличными денежными средствами. Следовательно, предприниматель действовал без должной осмотрительности и осторожности при выборе контрагента. «Таким образом, - указал ВАС РФ, - документы, представленные предпринимателем и оформленные от имени несуществующего юридического лица, не могут служить основанием для учёта расходов в целях исчисления единого социального налога»[881]. Данное установление было воспринято на практике как правовая позиция, подлежащая учету и применению арбитражными судами во всех сходных случаях. В литературе, однако, обращается внимание на якобы имевшую место неверную оценку Президиумом ВАС РФ фактических обстоятельств данного дела. В этой связи в своем особом мнении судья ВАС РФ Т.Н. Нешатаева указала, что отмена ВАС РФ судебных актов, вступивших в законную силу, не соответствовала духу и смвіслу ст. 304 АПК РФ. Представляется, что если и имел место некий субъективизм в судебноправовой позиции ВАС РФ, то негативнвш его последствием является безоснователвное «проецирирование» этого решения на всю далвнейшую арбитражную практику. Такое восприятие, на наш взгляд, входит в противоречие и с конституционной презумпцией добросовестности налогоплательщика, конкретизированной и в ст. 3 HK РФ, и в правовой позиции Пленума ВАС РФ[882], предписывающей судам выявлять в хозяйственных операциях экономический смысл и цели делового характера. Наиболее же весомое правовое значение имеет в этом отношении правовая позиция Конституционного Суда РФ, согласно которой, на налогоплательщика не должна возлагаться ответственность за действия всех организаций, участвующих в многостадийном процессе уплаты и перечисления налогов в бюджет, а правоприменительные органы не могут истолковывать понятие «добросовестные налогоплательщики» как возлагающее на налогоплательщиков дополнительные обязанности, не предусмотренные законодательством[883]. Представляется, что в подобных случаях можно говорить о специфической коллизии непосредственного и опосредованного проявлений действия правовой позиции ВАС РФ в конституционно-право вой системе РФ. При непосредственном действии применение правовой позиции судами нижестоящих инстанций при разрешении однотипных категорий споров позволяет достичь единообразия судебной практики, что обеспечивает положительный конституционный эффект за счет повышения предсказуемости результатов действий участников экономического оборота и, соответственно, правовой определенности. В то же время опосредованное действие такой правовой позиции зачастую побуждает судью, даже полагающего правильным принять решение в соответствии с внутренним убеждением, возникшим в результате полного и всестороннего исследования материалов дела, сугубо формально следовать имеющему прецедентное значение «эталону». Такая ситуация, на наш взгляд, приводит к коллизии двух важнейших конституционных ценностей - принципов правовой определенности и независимости судей - и способна в значительной мере нивелировать ожидаемый эффект конституционного регулирования общественных отношений. И главной причиной соответствующей угрозы вновь выступает недостаток конституционного правопонимания, не позволяющего судам правильно определить юридическую значимость суждений вышестоящего суда, которые, в свою очередь, далеко не всегда формулируются таким образом, чтобы отчетливо утверждать и разграничивать их нормативный (правоустанавливающий) либо только сугубо правоприменительный характер. Рассмотренная коллизия не умаляет значимости правового наследия ВАС РФ и не является типической для арбитражной практики. Во многом она обусловлена трудностями судебного противодействия такому опасному явлению, как злоупотребление правом, которое относится к категориям оценочным.
Еще по теме §3. Непосредственное и опосредованное проявление правовых позиций упраздненного Высшего Арбитражного Суда РФ в конституционно- правовой системе Российской Федерации:
- Проекты словарных статей до сокращения
- ОГЛАВЛЕНИЕ
- ВВЕДЕНИЕ
- §1. Конституционные основания выработки и применения права арбитражными судами в Российской Федерации
- §4. Вклад Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в конституционализацию механизма правосудного обеспечения основных прав, свобод и обязанностей человека и гражданина
- §3. Непосредственное и опосредованное проявление правовых позиций упраздненного Высшего Арбитражного Суда РФ в конституционно- правовой системе Российской Федерации
- ЗАКЛЮЧЕНИЕ