<<
>>

§5. Конституционно-правовое значение деятельности Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации как высшего судебного органа

В юридической литературе бытует мнение, что с учетом положений ст. 15 Конституции РФ разъяснения высших судебных органов, правом дачи которых их наделяли статьи 126 и 127 Конституции РФ, имеют вспомогательное, дополнительное значение, которое выражается в уточнении закона, устранении противоречий и восполнении пробелов.

Эта деятельность, которую характеризуют как «нормотворческую функцию высших судов», должна завершаться внесением законодателем соответствующих изменений и дополнений в законы, как это делается в государствах романо-термайской правовой системы[700]. Выше уже отмечалась известная архаичность постоянных отсылок к «стандартам» романо-термайской правовой семьи в современной ситуации. Вместе с тем отрицать связь практики руководящих разъяснений высших судов с реализацией ими конституционного права законодательной инициативы (ч. 1 ст. 104 Конституции РФ) тоже нет оснований. Кроме того, в приведенном высказывании намечается проблема необходимого различения

руководящих разъяснений высших судов как таковых (в их полном содержательно-текстуальном выражении) и судебно-правовых позиций.

В обозначенном отношении большой интерес представляют, по нашему мнению, характеристики Высшего Арбитражного Суда РФ, данные М.И. Клеандровым. Этот ученый и судья Конституционного Суда РФ выделил не только статусные спецификации ВАС РФ как судебного органа первой и надзорной инстанций, но называл его также аналитическим и организационным центром системы арбитражных судов[701]. Именно в значении аналитического центра системы ВАС РФ давал разъяснения по вопросам судебной практики, а также разрабатывал предложения по совершенствованию законов и иных нормативных актов в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности. Вопрос о выступлении с такой законодательной инициативой до недавнего времени решал Пленум ВАС РФ.

По мнению П.А.

Гука, воздействие судебной практики на законотворчество происходит «через судебную политику» и от нее уже «на законотворческую политику», что определяется последовательностью передачи соответствующей информации. Далее, однако, он пишет: «Судебно-нормативная материя, выработанная судебной практикой, через судейскую политику влияет на законотворческую политику и в дальнейшем на законотворчество. При этом воздействие судебной практики на законотворчество проходит определенные стадии, последовательность которых позволяет передавать выработанную судебно-нормативную материю законодательному органу для последующей формулировки и принятия правовой нормы». В ряду признаков (свойств) судебной практики ученый называет ее общеобязательность[702]. На наш взгляд, в этих «общетеоретических» суждениях есть внутренние противоречия, но, главное, хотелось бы большей определенности в отношении категории

«судебно-правовая материя» и не дифференцированного понятия судебной практики.

Анализируя полномочия по разъяснению судебной практики, которыми был наделен ВАС РФ, отметим, что до объединения высших судебных органов в научной литературе традиционно больше внимания уделялось исследованию юридической природы и сущности разъяснений, даваемых Верховным Судом РФ. В связи с этим, на наш взгляд, целесообразно уделить внимание содержанию общетеоретической конструкции «разъяснения по вопросам судебной практики», предполагая, что законодатель, конкретизирующий содержание данного полномочия в нормативных правовых актах, определяющих статус высших судов, исходил из одной и той же конституционной цели и вкладывал в его содержание одинаковый смысл.

Термин «судебная практика» допускает неоднозначное толкование. Так, специфический смысл вкладывал в него известный цивилист И.Б. Новицкий, утверждавший, что понятие судебной практики допустимо применять лишь в тех случаях, когда «выявляется определенная линия в деятельности судебных органов в отношении решения того или иного вопроса, когда разрешение данного вопроса представляется более или менее устоявшимся».

Таким образом, ученый полагал, что судебная практика представляет собой устойчивое положение, выраженное в ряде однородных решений судов (и особенно высших судебных органов), вынесенных по определенной категории дел на протяжении ряда лет[703]. Тем самым, на наш взгляд, уже более века назад было задано направление восприятия судебной практики в аспекте специфических результатов такой деятельности, наделенных свойствами нормативности и очевидно отличающихся от того, что может быть представлено в качестве судебно-правовой позиции, хотя и связанных с последними по своим сути и назначению.

По мнению Б.А. Горохова, судебная практика в настоящее время является «еще одним реальным источником правового регулирования» общественных отношений и способом решения проблем, связанных с наличием пробелов в законе. Исследователь отмечает, что многие акты высших судебных инстанций содержат оригинальные, не воспроизводимые законом положения, позволяющие применять статьи нормативного правового акта определенным образом, разрешать на их основе конкретные споры и тем самым фактически регулировать в судебно-правовом порядке соответствующие общественные отношения. По существу, с помощью указанных актов происходит «восполнение имеющихся в законе пробелов, устраняющих неясности и противоречия в их текстах, и в этом смысле творятся новые нормы «судебного» права», применяемые впоследствии не только судами, но и всеми другими субъектами, осуществляющими правоприменительную деятельность[704].

Другие авторы, возражая против такого подхода, замечают, что формулировка, использованная в тексте Конституции РФ и детализирующих ее законов - «дает разъяснения по вопросам судебной практики», представляет собой «оценочное понятие» и в содержательном аспекте означает право высшего суда толковать нормативные правовые акты, содержащие юридические нормы[705]. При этом у высшего суда отсутствует право принимать положения, не дублируемые текстом закона, восполнять имеющиеся в нем пробелы и творить нормы «судебного права», поскольку указанные действия составляют компетенцию законодателя, а не суда[706].

По мнению Д.А. Марданова, основное назначение разъяснений Пленумов Верховного Суда РФ и ВАС РФ - это «толкование закона в формах разъяснения закона и в форме создания подзаконных юридических норм - правовых позиций»[707].

Н.А. Гущина и М.С. Глухоедов, в свою очереди, полагают, что «руководящие разъяснения по вопросам правилвного и единообразного применения законодательства, обязательные для всех нижестоящих судов», фактически представляли собой судебное правотворчество, попытка признания которого источником права, предпринималась в 40-50-е годы прошлого столетия. Впоследствии, по утверждению исследователей, «официальная научная доктрина» признала указанные взгляды ошибочными, однако судьи «нередко использовали соответствующие позиции вышестоящих судов именно как образец собственных судебных постановлений». «В постсоветский период, - констатируют авторы, - в формально-юридическом отношении положение остается прежним, т.е. официально судебный прецедент как форма права не признан. Однако и в учебной, и в научной литературе авторы все более склоняются к признанию судебного прецедента одной из форм (источником) права»[708].

Таким образом, современная юридическая наука до настоящего времени не выработала единого подхода к пониманию сущности разъяснений по вопросам судебной практики. Одни исследователи характеризуют данные разъяснения как официальную судебную доктрину, ориентир для судей как субъектов правоприменения, фактор повышения их научно-практического уровня, а также как одну из форм предзаконодательного моделирования, апробирования и совершенствования норм права[709]. C точки зрения других, разъяснения представляют собой результат обобщения дел определенной категории, рассмотренных судами, содержащий толкование и разъяснение действующего закона в целях его единообразного применения, формулировку правоввіх правил преодоления пробелов в законе[710]. Ввісказано также мнение, согласно которому разъяснения по вопросам практики применения законодателвства, основанные на требованиях закона и обобщении материалов судебной практики в масштабах государства, - это «своеобразная форма судебного прецедента» и ориентир, подлежащий обязателвному учету в целях ввшесения законных и обоснованных приговоров, решений, определений и по стано влений[711].

Проблематика судебной практики, таким образом, постоянно и порою методологически некорректным образом вращается вокруг темві состоятельности судебного правотворчества. Так, И.В. Решетникова высказала точку зрения, что упрочение роли судов в Российской Федерации «как третьей власти в государстве» может привести к «официальному закреплению руководящих разъяснений Пленума Верховного Суда РФ, содержащих нормы права, в качестве нормативных актов»[712].

Почти двадцать лет спустя В.И. Еременко указывает, что все разъяснения высших судов имеют императивный характер для судов нижестоящих инстанций, однако при этом нормативный объем таких разъяснений не установлен, а, следовательно, отсутствует ответ на вопрос, вправе ли высшие суды посредством разъяснений создавать новые нормы права в случаях дефектности норм закона либо наличия противоречий или пробелов в законодательстве, и задается вопросом, в каких случаях прецедентные решения

высших судов, обязателвнвіе для нижестоящих судов, становятся источником права[713].

Ранее на этот и подобнвю ему вопросві уже бвіли данві ответит Полагаем, что в целом можно согласитвся с авторами, которвіе рассматривают разъяснения по вопросам судебной практики как «внісшую судебно-правовую конкретизацию», понимая под ней деятелвноств по преодолению недостаточной определенности содержания юридических норм и нормативно-правоввіх актов, влекущей их неоднозначное и неправильное применение. Эта недостаточная определенность обусловлена многими факторами, к которым можно отнести абстрактно-общий характер правовых положений, их противоречивость, наличие пробелов в законе, оценочных понятий и т.д. Конституционный смысл указанной деятельности заключается в обеспечении единства судебного правоприменения, которое в его традиционной интерпретации заключается в одинаковом прочтении прес крипт ив ных текстов, ориентировано на унифицированное толкование изданных публично-властными субъектами нормативных правовых актов и предполагает безусловное следование судами разработанному высшим судом образцу толкования нормативных текстов[714].

Следствием достижения указанной цели является повышение эффективности судебной защиты субъектов правовых отношений.

При этом, как отмечает В.В. Долинская, взаимодействие судебной практики с цивилистической доктриной и гражданским законодательством предполагает не только восприятие идей и концепций, вырабатываемых наукой, но и необходимость анализа, теоретического осмысления полученных обобщений, на которые направлены руководящие разъяснения высших органов судебной системы[715].

Однако без учета необходимости конституционного право понимания и такая трактовка ведет толвко к механистической унификации правоприменения, не способной обеспечитв процесс эффективной конституционализации права и правоввіх отношений. Резулвтативноств воздействия разъяснений по вопросам судебной практики определяется степенвю уяснения не толвко буквиц но и духа закона в его конституционном контексте. Одновременно важно избежатв фактического создания новой нормы права, поскольку, по справедливому утверждению Р. Давида, вне зависимости от того, каков вклад судебной практики в эволюцию права, он не соразмерен вкладу законодателя, определяющего рамки правопорядка посредством установления правовых норм[716]. Результаты судебной практики не могут быть приравнены и к судебноправовым позициям высших судов.

Таким образом, полагаем возможным утверждать, что, во-первых, понятие судебной практики подразумевает наличие совокупности решений судов, вынесенных по однородным правовым спорам, основанных на одинаковом применении закона (или его отдельных норм) и отвечающих признаку значительной устойчивости во времени. Во-вторых, вектор формирования судебной практики определяется, в том числе судебно-правовыми позициями высших судов в сфере их юрисдикции. Указанные судебно-правовые позиции находят отражение в разъяснениях по вопросам судебной практики. Назначение указанных разъяснений определяется преодолением недостаточной определенности и иных дефектов законодательного регулирования на основе толкования и уяснения смысла нормативных правовых актов, осуществляемым в целях единообразного и конституционно обоснованного применения законоположений.

Дискуссия о правовой сущности разъяснений по вопросам судебной

практики непосредственно ВАС РФ также нашла отражение в теоретических исследованиях. Так, Т.А. Щелокаева полагала, что указаннвіе разъяснения: 1) представляют собой акты официального толкования, обладающие признаком нормативности, но содержащие не нормы права, а нормы толкования, т.е. не имеющие статуса источника права. Дифференциацию нормативных положений на нормы права и нормы толкования осуществил законодатель, определив характер нормативных положений, содержащихся в постановлениях Пленума ВАС РФ, именно как интерпретационный; 2) являются результатом научнодоктринального анализа спорных вопросов, основанного на изучении и обобщении актуальных вопросов судебной практики; 3) обладают для арбитражных судов Российской Федерации обязательностью, которая выражается в обязанности суда при установлении юридических прав и обязанностей сторон по рассматриваемому делу толковать применяемую норму права с учетом данного высшим судом разъяснения[717].

C точки зрения других авторов, разъяснения Пленума ВАС РФ, представляя собой официальное выражение позиции высших судебных инстанций по вопросам судебной практики, направлены на единообразное и правильное применение судами федерального законодательства, что обусловливает возможность их применения арбитражными судами в качестве нормативного обоснования при принятии решений. Положения эти направлены главным образом на устранение пробелов в законе, разъяснение его норм; они формально не изменяют действующую норму и не преследуют цель замены ее на иную, а наполняют ее конкретным содержанием, в частности, за счет расширения сферы ее применения или, напротив, устанавливая границы ее действия, уточнения механизма ее реализации. Фактически посредством применения положений, сформулированных Пленумом высшего суда, осуществляется «дополнительное правовое регулирование». При этом указаннвіе положения по отношению к закону имеют вспомогателвное значение, которое заключается в упорядочении отношений, по той или иной причине не урегулированнвіх непосредственно законом (в частности, в силу неясности и неточности формулировок). В силу этого разъяснения Пленума ввісшего суда, адаптирующие правовую регламентацию к изменяющимся условиям, занимают свое особое место среди источников права, применяемых судом при разрешении спора, и поввнпают эффективноств воздействия закона[718].

Другие же авторві в русле полемики подвергали сомнению даже допустимости толкования Пленумом ВАС РФ правовик норм, ссвшаясв при этом на Конституцию РФ[719], о чем уже упоминалосв в настоящем исследовании. Также неоднократно приводилисв извлечения из ключевого Постановления Конституционного Суда РФ от 21 января 2010 года № 1-П, где бвша определена конституционная направленности разъяснений ВАС РФ на поддержание единообразия в толковании и применении норм права арбитражными судами как особых элементов конституционного механизма охраны единства и непротиворечивости российской правовой системы. Полагаем, что осуществление правомочия по даче руководящих разъяснений: 1) объективно основывалось на правовых позициях ВАС РФ, содержащих абстрактное толкование разъясняемых положений законодательства на основе обобщения судебной практики; 2) не должно было сопровождаться выходом ВАС РФ за пределы своих полномочий, определяемых Конституцией РФ и федеральными конституционными законами, а также вторжением в компетенцию других органов государственной, в том числе судебной, власти.

Таким образом, можно утверждать, что Конституционный Суд РФ конкретизировал статус разъяснений Пленума ВАС РФ и пределы их допустимого конституционно обоснованного воздействия на систему законодательства и систему права. Такое воздействие должно было осуществляться в целях преодоления пробелов и иных дефектов в законе, препятствующих конституционному разрешению однородных юридических конфликтов в соответствии с общепризнанными стандартами правосудия. При этом, учитывая ограниченность сугубо отраслевых ресурсов, толкование норм закона, примененного при разрешении указанной категории дел, должно было быть основано на системном анализе указанных положений во взаимосвязи с конституционными нормами, а также правовых позициях высшего судебного органа конституционного контроля. Результатом (и критерием эффективности) данной деятельности, основанной на приоритете Конституции РФ и федерального закона, является «восполнение нормативного единства» права, которое, как обоснованно замечает Г.А. Жилин, обусловлено обязанностью суда разрешить конкретный спор в соответствии с требованиями, предъявляемыми к осуществлению правосудия, несмотря на любое несовершенство законодательного регулирования[720] [721].

Как уже отмечалось, правоположения (судебно-правовые позиции), которые вырабатывал ВАС РФ, не являлись эквивалентом нормы права, но приобретали особое нормативное значение в силу конституционных полномочий данного судебного органа . Те же конституционные факторы, а не инстанционность, как полагают некоторые исследователи, лежат в основе обязанности нижестоящих судов следовать разъяснениям Пленума ВАС РФ при разрешении дел, относящихся к данной категории.

Достаточно интересной при этом оказывается дифференциация способов (форм) влияния разъяснений Пленума ВАС РФ на практику рассмотрения дел в арбитражных судах. По мнению Т.А. Щелокаевой, в тех случаях, когда соответствующее постановление содержало новый подход к толкованию применяемой нормы, оно вело к изменению практики рассмотрения соответствующих категорий дел. Если в постановлении находил отражение один из альтернативных подходов, сформировавшихся в судебной практике, практика изменялась в тех арбитражных судах, которые придерживались иного, не соответствующего позиции ВАС РФ, подхода. В ситуациях, когда в постановлении был изложен (или уточнен) фактически общепринятый подход, практика рассмотрения соответствующих категорий дел не изменялась[722] [723].

Следует согласиться с выводом, что постановления Пленума ВАС РФ являлись правовыми средствами реализации его функции по разъяснению применения законов и иных нормативных правовых актов2. В рамках выполнения указанной функции ВАС РФ обеспечивал единообразное применение судами норм права, содействуя укреплению законности и предупреждению правонарушений в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности. Однако сопутствующие ему и «опровергающие» возможность какого-либо судебного правотворчества отсылки Т.А. Щелокаевой к конституционному принципу разделения государственной власти[724], как неоднократно отмечалось выше, не состоятельны.

Более основательной видится нам аргументация В.Д. Зорькина, признающего, что хотя правотворческая деятельность судов в правовой системе России формально (официально) не признается, реально она существует и через высшие судебные инстанции влияет на развитие права, так же как это имеет место и в ряде других стран Европейского континента (Греция, Италия, Нидерланды, ФРГ и др.). Видный конституционалист считает, что Конституция РФ (ст. 126 и 127) не придает обязательного характера разъяснениям Верховного Суда РФ и ВАС РФ по вопросам судебной практики. Вместе с тем, отмечал он, «традиция судебного правоприменения стремится сохранить за ними такой характер. Решения и разъяснения этих судов в системе судов общей юрисдикции и арбитражных судов оказывают значительное влияние на последующие судебные решения и в определенной мере фактически приобретают прецедентное значение, способствуя в правоприменительной практике судов формированию оптимальных моделей для последующих судебных решений по конкретным делам»[725].

Фактически разъяснения, данные ВАС РФ, являлись результатом обобщения и углубленного исследования судебной практики с целью выработки вектора ее последующей «стратегической» корректировки. Они основывались на логике системного анализа норм закона, последовательном утверждении соответствующих ценностных ориентиров. В таком подходе находило выражение то конституционное представление, что соблюдение того или иного правового принципа, защита того или иного интереса не являются самоцелью: в качестве меры и критерия необходимости охраны того или иного правового института выступает человек, его права и свободы[726]. Глубоко прав В.Ф. Яковлев, утверждая, что в силу сложности правосудия оно неизбежно сопровождается наличием расхождений в толковании и применении закона, вследствие чего задача заключается не в том, чтобві избежатв расхождений, а в том, чтобві создатв механизмві ввіработки позиции, воспринимаемой всеми судвями. Таким образом, следует добиватися единства не в рассмотрении конкретнвіх дел, которвіе никогда не будут абсолютно идентичными, а толвко в толковании закона[727].

Как известно, практика ВАС РФ по даче разъяснений по вопросам судебной практики на протяжении последних лет работві этого органа часто подвергаласв критике. Так, по мнению В.И. Добровольского, таким разъяснениям недоставало оперативности в отношении большинства спорных проблем, касающихся противоречивости судебной практики и длительности судебного разбирательства[728].

В.К. Андреев считает, что формирование практики ВАС РФ в ряде случаев осуществлялось исключительно на основе научного понимания правового явления и тенденции его развития, без учета «смысла и содержания закона». Позиция Президиума ВАС РФ по конкретному делу рассматривалась как судебный прецедент, предполагающий обязательность для нижестоящих судов, в то время как единство судебной практики должно обеспечиваться наличием разъяснений по соответствующим вопросам[729].

Применительно к недостаткам оперативности ВАС РФ можно заметить, что во многом это было обусловлено динамикой принятия и изменения российских законов, которые зачастую не успевали «обрасти» судебной практикой[730]. Нередко наблюдалось и отставание закона от изменения общественных

отношений. В любом случае следует признать, что судебная практика «обязана обеспечить правильное единообразное применение закона в соответствии с той идеей, которая бралась за основу при его издании», поскольку если закон «не обладает достаточным ресурсом перспективности, в судебной практике со временем начнет накапливаться информация о постепенном нарастании противоречий между статикой нормы и динамикой жизни»[731] [732]. ВАС РФ, как и Верховный Суд РФ, вероятно, не в полной мере посредством разъяснений по вопросам судебной практики содействовал «выявлению смысла, который закладывал законодатель в юридическую норму, приданию нормативным положениям нового содержания, обусловленного объективными потребностями социума и права, преодолению пробелов в законодательстве, разрешению коллизий между нормативными правовыми актами одинаковой юридической силы» . Однако тому были не только субъективные, но и объективные причины.

C нашей точки зрения, при установлении значимости разъяснений ВАС РФ по вопросам судебной практики в конституционно-правовом контексте следует принимать во внимание, что толкование закона, выработанное Пленумом ВАС РФ и формально адресованное судам нижестоящих инстанций, представляло существенную актуальность и для иных субъектов правовых отношений. Это обстоятельство более десятилетия назад подчеркнул В.Ф. Яковлев, замечая, что сформулированные Пленумом ВАС РФ «подходы к применению нормативных правовых актов имеют важное значение не только для судов, но и для участников экономических отношений, которые должны организовать свою работу по определенным, предсказуемым правилам, в том числе и по тем, которые подвергаются толкованию. Разъяснения Пленума ВАС РФ представляют собой его официальную позицию по тому или иному вопросу судебной практики...»[733]. Ранее созвучная точка зрения о «государственной

обязательности» разъяснений высших судов была высказана Н.Н. Вопленко[734] [735].

C учетом сказанного можно утверждать, что конституционно-правовое значение руководящих разъяснений ВАС РФ существенно усилилось бы в случае четкого определения в их тексте тех важнейших ценностей и принципов, на охрану и защиту которых направлено установление высшим судом предлагаемого порядка действий. Это, как представляется, позволило бы уменьшить вероятность сугубо отраслевого подхода, недостаточно отвечающего требованиям конституционализма, при формулировании правовых позиций высшим судебным органом. Так, в разъяснениях одного из Пленумов ВАС РФ было указано, что иски акционеров о признании недействительными сделок, заключенных обществами, подлежат удовлетворению только при представлении доказательств нарушения прав и законных интересов акционеров . Однако, согласно более поздним разъяснениям Пленумом ВАС РФ этого вопроса[736], условием для признания судом сделки с заинтересованностью недействительной определялось уже наличие неблагоприятных последствий, возникающих у акционерного общества или акционеров в результате ее совершения.

Аксиологический подход отчетливо просматривается в разъяснениях ВАС РФ относительно значения процессуальных сроков[737]. Здесь Пленум ВАС РФ акцентировал внимание на том, что соблюдение судом процессуальных сроков не является самостоятельной целью судопроизводства в арбитражных судах и направлено на обеспечение стабильности и определенности как в спорных

материальных правоотношениях, так и в возникших в связи с судебным спором процессуальных правоотношениях, в рамках выполнения задачи по осуществлению справедливого публичного судебного разбирательства в разумный срок независимым и беспристрастным судом.

В тексте анализируемого Постановления Пленума ВАС от 25 декабря 2013 года № 99 содержатся также указания на конкретные правовые принципы, соблюдение которых выступает критерием обоснованности действий суда. В частности, в п. 17 указано, что «в целях реализации принципа правовой определенности и эффективного рассмотрения дела в разумный срок вопрос о необходимости обращения к председателю суда с мотивированным заявлением о продлении срока рассмотрения дела... рекомендуется разрешать на стадии подготовки дела к судебному разбирательству».

Соответствующее имплицитное выражение получает также презумпция добросовестности участников экономических правовых отношений. В и. 29 Постановления Пленума ВАС от 25 декабря 2013 года № 99 указывается, что при решении вопроса о соблюдении заявителем срока на подачу апелляционной (кассационной) жалобы в случае, если указанная жалоба была сдана на почту, необходимо учитывать, что дата подачи жалобы может быть определена несколькими способами: по штемпелю на конверте, квитанции о приеме письма либо иному документу, подтверждающему прием корреспонденции, при условии, что суд соответствующей инстанции располагает этой квитанцией или иным документом на момент решения вопроса о принятии жалобы к производству. При наличии обоснованных сомнений относительно даты подачи жалобы суд оставляет жалобу без движения и предлагает заявителю представить почтовую квитанцию. Если на штемпеле и в квитанции указаны разные даты, то датой подачи апелляционной (кассационной) жалобы следует считать более раннюю дату.

В пункте 32 того же Постановления Пленум ВАС РФ обращает внимание на то, что при решении вопроса о восстановлении процес су алвно го срока «судам следует соблюдатв баланс между принципом правовой определенности и правом на справедливое судебное разбирателвство, предполагающим вынесение законного и обоснованного судебного решения, с тем чтобві восстановление пропущенного срока могло иметв место лишв в течение ограниченного разумнвши пределами периода и при наличии существеннвіх обвективнвіх обстоятелвств, не позволивших заинтересованному лицу, добивающемуся его восстановления, защититв свои права». На наш взгляд, указанная формулировка имеет важное конституционно-правовое значение, способствуя уяснению судами тех принципов, соблюдение которвіх свидетелвствует об эффективности реализации права на судебную защиту.

Однако гораздо чаще «аксиологическая составляющая» в руководящих разъяснениях ВАС РФ представлена крайне скупо либо вообще не просматривается. Это обстоятелвство обусловило существование ситуации, когда ввіявление приоритета тех или иных принципов при осуществлении судопроизводства в условиях постоянной модернизации законодателвства фактически бвіло «делегировано» юридической доктрине[738], а также вновв обострило проблему различий позиций вві с ш их судов уже в формате их руководящих указаний.

Указанная проблема, с нашей точки зрения, тесно связана с известной непо следователь но ствю трактовок оценочных понятий. Так, в пункте 18 уже упоминавшегося Постановления от 2 июня 2004 года № 10 Пленум ВАС РФ указал, что при квалификации административного правонарушения в качестве малозначительного судам необходимо исходить из оценки конкретных обстоятельств его совершения. При этом единственным признаком

малозначительности является отсутствие существенной угрозы охраняемым общественным отношениям. Иные обстоятельства (личность и имущественное положение лица, привлекаемого к ответственности, добровольное устранение последствий правонарушения, возмещение причиненного ущерба) не свидетельствуют о малозначительности правонарушения и, в силу ч. 2 и 3 ст. 4.1 КоАП РФ, учитываются при назначении административного наказания.

Впоследствии ВАС РФ уточнил свою позицию, дополнив текст указанного Постановления № 10 пунктом 18.1, в котором судам указывалось, на необходимость учитывать ряд обстоятельств при квалификации административного правонарушения в качестве малозначительного: 1)

возможность применения ст. 2.9 КоАП РФ, устанавливающей основания освобождения от административной ответственности при малозначительности административного правонарушения, ко всем составам правонарушений, предусмотренных указанным кодексом; 2) квалификация правонарушения как малозначительного может иметь место только в исключительных случаях и производится с учетом положений п. 18 указанного Постановления Пленума ВАС РФ применительно к обстоятельствам конкретного совершенного лицом деяния; 3) возможность или невозможность квалификации деяния в качестве малозначительного не может быть установлена абстрактно, исходя из сформулированной в КоАП РФ конструкции состава административного правонарушения, за совершение которого установлена ответственность, а применение судом положений о малозначительности должно быть мотивировано.

При этом судам общей юрисдикции Пленум Верховного Суда РФ давал свои разъяснения по обозначенной проблеме. Верховный Суд РФ указал, что малозначительным административным правонарушением является «действие или бездействие, хотя формально и содержащее признаки состава административного правонарушения, но с учетом характера совершенного

правонарушения и роли правонарушителя, размера вреда и тяжести наступивших последствий не представляющее существенного нарушения охраняемвіх общественнвіх правоотношений»[739]. При этом необходимо было иметв в виду, что «с учетом признаков объективной стороны некоторвіх административнвіх правонарушений, они ни при каких обстоятелвствах не могут бвітв признанні малозначительными, поскольку существенно нарушают охраняемые общественные отношения. К ним, в частности, относятся административные правонарушения, предусмотренные статьями 12.8, 12.26 КоАП РФ». Личность и имущественное положение лица, привлекаемого к ответственности, добровольное устранение последствий правонарушения, возмещение причиненного ущерба не являются обстоятельствами, характеризующими малозначительность правонарушения, и, в силу ч. 2 и 3 ст. 4.1 КоАП РФ, учитываются при назначении административного наказания.

Таким образом, ВАС РФ и Верховный Суд РФ различным образом интерпретировали понятие малозначительности административного правонарушения, поскольку в одном случае малозначительность связывалась с отсутствием «существенной угрозы охраняемым общественным отношениям», а в другом - рассматривалась как «не представляющее существенного нарушения охраняемых общественных правоотношений». Кроме того, трактовки высших судов различались и в отношении допустимости применения статьи 2.9 КоАП РФ к тем или иным конструкциям состава правонарушений.

Обоснованность толкования ВАС РФ ст. 2.9 КоАП РФ была подтверждена Конституционным Судом РФ, который фактически воспроизвел его формулировку, указав, что «с учетом смысла, придаваемого ей сложившейся правоприменительной практикой, следует, что при квалификации правонарушения в качестве малозначительного суды должны исходить из оценки конкретных обстоятельств его совершения; малозначительность правонарушения имеет место при отсутствии существенной угрозы охраняемым общественным отношениям»[740]. В литературе данное определение было охарактеризовано как «идентичная правовая позиция»[741]. Однако, как справедливо замечает Л.А. Ломакина, разъяснение ст. 2.9 КоАП РФ, данное высшими судебными органами, не позволило исчерпывающим образом уяснить содержание понятия малозначительности административного правонарушения. Высшие суды не сформулировали единого унифицированного определения малозначительности; разъяснения, данные ими, не привели к его единообразному пониманию и не решили проблему правильного применения положений ст. 2.9 КоАП РФ[742]. Формулирование же, даже в общем виде, критериев понятия малозначительности административного правонарушения, выработанных и санкционированных практикой высших судебных органов, способствовало бы формированию единообразной практики применения статьи 2.9 КоАП РФ[743].

Представляется, что эффективным механизмом в решении данной и подобной ситуаций является правовой мониторинг. После его осуществления правоприменительная практика могла бы быть воспринята и применена законодателем с целью повышения определенности норм закона. Такой алгоритм представляется целесообразным в связи с тем, что неопределенность административно-деликтного закона, да и закона вообще, может быть оправдана лишь в ограниченном числе ситуаций. К ним относятся случаи, когда нормативные предписания, направленные на наиболее полную защиту прав и интересов личности в административно-юрисдикционной деятельности, допускают обоснованноств аргументов административно-юрисдикционного решения на моралвной оценке либо, когда формализация административно - деликтной нормві объективно невозможна[744]. Кроме того, необходимо учитывать, что высшие суды рассматриваются как субъекты, способные оказать значимое влияние на внедрение результатов мониторинга правоприменения в правоприменительную деятельность, в связи с чем им рекомендовано учитывать эти результаты при даче разъяснений по вопросам судебной практики[745]. Это обусловлено наличием возможности оказывать корректирующее воздействие на формирование судебной практики посредством постановлений пленумов, информационных писем и обзоров[746].

По нашему мнению, в ряде случаев корректирующее воздействие разъяснений ВАС РФ на судебную практику было направлено не только на соблюдение принципа правовой определенности, но и представляло собой попытку «смягчить» действие нормы закона. Такой подход в неявной форме прослеживается, например, в Постановлении Пленума ВАС РФ от 23 июля 2009 г. № 60 «О некоторых вопросах, связанных с применением Федерального закона от 30.12.2008 № 296-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «О несостоятельности (банкротстве)»[747].

Законодатель, в частности, установил, что в случае исключения арбитражного управляющего из саморегулируемой организации (в связи с нарушением им условий членства в саморегулируемой организации, требований нормативных правовых актов РФ, федеральных стандартов, стандартов и правил профессиональной деятельности) арбитражный управляющий отстраняется арбитражным судом от исполнения возложенных на него обязанностей в деле о банкротстве на основании ходатайства саморегулируемой организации. В случае отменві или признания недействительным решения об исключении арбитражного управляющего из СРО, послужившего основанием для отстранения арбитражным судом арбитражного управляющего от исполнения возложенных на него обязанностей в деле о банкротстве, арбитражный управляющий не мог быть восстановлен арбитражным судом для исполнения данных обязанностей[748]. Такой подход законодателя был неоднозначно воспринят юридическим сообществом, поскольку, как небезосновательно отмечалось, запрет на восстановление арбитражного управляющего ущемлял право последнего на судебную защиту, а также нарушал права и интересы иных участников банкротства, прежде всего кредиторов, предложивших в свое время указанную кандидатуру для утверждения арбитражному суду[749].

В связи с этим в Постановлении от 23 июля 2009 г. № 60 (п. 11) Пленум ВАС РФ обратил внимание судов на то обстоятельство, что в данном случае отсутствует запрет на выбор собранием кредиторов указанного арбитражного управляющего и утверждение его судом, если к этому моменту еще не был утвержден новый арбитражный управляющий. Такое разъяснение ВАС РФ, полагаем, было направлено на нивелирование возможных отрицательных последствий закона для субъектов правовых отношений, участвующих в процедуре банкротства, и, в частности, для арбитражного управляющего, чей правовой статус подвергался негативным изменениям.

Приведенные примеры косвенным образом подтверждает тезис о том, что в социальной реальности неизбежны противоречия между индивидуальными и

общественными потребностями, а также разнообразными интересами, сформировавшимися на их основе, и это обстоятелвство предъявляет к государству требование установления и поддержания «такого состояния общественных отношений, которое обеспечивало бы возможности их упорядочивания на основе разумного баланса интересов всех членов общества»1.

Разъяснения же упраздненного Высшего Арбитражного Суда РФ по вопросам судебной практики, направленные на соблюдение принципа правовой определенности, имеют, по нашему мнению, важное конституционно-правовое значение, способствуя достижению конституционного правопорядка в условиях, когда конкретизация нормативных положений не представляется возможной по объективным причинам. Использование этого механизма направлено на достижение предсказуемости результатов тех или иных юридически значимых действий субъектов правовых отношений, конституционное ограничение усмотрения суда, и, соответственно, может рассматриваться как один из факторов конституционализации судебной системы Российской Федерации.

<< | >>
Источник: Кузьмин Андрей Георгиевич. КОНСТИТУЦИОНАЛИЗАЦИЯ ПРАВОСУДИЯ И АРБИТРАЖНАЯ СУДЕБНАЯ ПРАКТИКА В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ. ДИССЕРТАЦИЯ на соискание ученой степени доктора юридических наук. Челябинск —2015. 2015

Скачать оригинал источника

Еще по теме §5. Конституционно-правовое значение деятельности Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации как высшего судебного органа:

  1. Фактические коллизии (на основе решений Конституционного Суда Российской Федерации и конституционных судов республик в составе России о признании неконституционными нормативных правовых актов)
  2. § 5. Полномочия и постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ 1. Общие правила
  3. К темам 13-18 (особенная часть) Нормативные правовые акты:
  4. §4 Образование Судебного департамента при Верховном Суде Российской Федерации как результат эволюции организационного обеспечения деятельности судов
  5. Тема 23. Конституционные основы судебной власти и прокурорского надзора в Российской Федерации
  6. § 3. Юридическая ответственность пользователей недр как правовая мера охраны окружающей среды и обеспечения экологической безопасности
  7. 2.7. Роль судебных актов в регулировании экологических отношений
  8. Приложение З Фактические коллизии (на основе решений Конституционного Суда Российской Федерации и конституционных судов республик в составе России о признании неконституционными нормативных правовых актов)
  9. §4. Высший Арбитражный Суд Российской Федерации как высший судебный орган и участник конституционализации системы российского права
  10. §4. Вклад Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в конституционализацию механизма правосудного обеспечения основных прав, свобод и обязанностей человека и гражданина
  11. §1. Судебно-правовые позиции Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в системе российского права
  12. §2. Судебно-правовые позиции Высшего Арбитражного Суда РФ и правовые позиции Конституционного Суда РФ
  13. §3. Судебно-правовые позиции Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации и правовые позиции Европейского Суда по правам человека
- Авторское право - Аграрное право - Адвокатура - Административное право - Административный процесс - Арбитражный процесс - Банковское право - Вещное право - Государство и право - Гражданский процесс - Гражданское право - Дипломатическое право - Договорное право - Жилищное право - Зарубежное право - Земельное право - Избирательное право - Инвестиционное право - Информационное право - Исполнительное производство - История - Конкурсное право - Конституционное право - Корпоративное право - Криминалистика - Криминология - Медицинское право - Международное право. Европейское право - Морское право - Муниципальное право - Налоговое право - Наследственное право - Нотариат - Обязательственное право - Оперативно-розыскная деятельность - Политология - Права человека - Право зарубежных стран - Право собственности - Право социального обеспечения - Правоведение - Правоохранительная деятельность - Предотвращение COVID-19 - Семейное право - Судебная психиатрия - Судопроизводство - Таможенное право - Теория и история права и государства - Трудовое право - Уголовно-исполнительное право - Уголовное право - Уголовный процесс - Философия - Финансовое право - Хозяйственное право - Хозяйственный процесс - Экологическое право - Ювенальное право - Юридическая техника - Юридические лица -