Многоликий капитализМ

Истоки драмы

Драматические повороты в многосложной судьбе России – лишь крайний, наиболее остро появившийся в современную эпоху исторической феномен – показатель той поистине вселенской драмы, которая характерна для экономического уклада и полосы в развитии человечества, названных «капитализмом».

Суть этой драмы в том, что экономический уклад и вытекающие из него социальные отношения, выражающие высвобождение товарно-рыночной экономики, всего общества из-под диктата власти и идеологии, оказались противоречивыми, несущими разноплановые тенденции и, что не менее важно, – со второй половины XIX века вплоть до наших дней вновь, в основном под влиянием марксизма, стали рассматриваться сквозь призму идеолого-политических догм и утвердились в общественном сознании именно в идеолого-политическом понимании. Причем в таком обостренно-классовом понимании, которое настраивает на необходимость и даже неизбежность смены капиталистической «формации» другой, более совершенной.

Здесь надо видеть, что появление самого термина «капитализм», по меркам интеллектуальной культуры одного из новейших в научном и общественно-политическом лексиконе, его смысловое «наполнение», трактовка во многом связаны с ортодоксальным марксизмом, с анализом и оценкой действительности Марксом, его последователями, в особенности Марксовыми последователями «ленинской волны», вождями большевизма. И что не менее существенно, это слово выступило в качестве антонима слова «социализм»; его утвердившаяся трактовка, ставшая для немалого числа людей непререкаемой догмой, является результатом партийно-нацеленного стремления в противовес якобы совершенному социализму возвести в демонический абсолют пороки, негативные черты и крайности товарно-рыночных отношений в условиях экономической свободы.

И тут, в объяснении классово-обостренной трактовки капитализма, важно вот что.

387

Идеология перестройки. 1992–1995 гг.

Прежде всего, оказалось незамеченным, что капитализм, хотя и существенно влияет на многие стороны жизни общества, все же по сути своей представляет собой экономический уклад, сторону, точнее, срез общества под углом зрения саморазвивающихся товарно-рыночных отношений в условиях экономической свободы.

В то же время существенно и то, что «товарно-рыночная» проработка капиталистических отношений Марксом и его последователями оказалась незавершенной: она со стороны марксизма искажена классово-политической их интерпретацией.

Марксу принадлежит несомненная заслуга в вычленении в сфере производства самого феномена капитала как самовозрастающей стоимости, а также в обосновании того, что в соответствии с законами товарного производства в индустриальную эпоху капитал, который, по его утверждению, не принадлежит тем, кто приводит его в движение своим трудом, дает обладателю капитала доход в виде присвоенных результатов неоплаченного труда наемных работников – прибавочной стоимости.

Но Марксов анализ капитала не только оказался с самого начала политически пристрастным (выпал из обстоятельного анализа труд и ответственность собственника в движении капитала), но и не был доведен до конца, до постижения всех механизмов его самодвижения, а в основном «застрял» на формуле «прибавочная стоимость». Присвоение собственником-капиталистом результатов труда наемных работников получило эмоционально-политическую оценку как

«эксплуатация» с последующим переключением всего строя умозаключений на сугубо политическую проблематику, на вопросы власти, с неизбежными, казалось бы, отсюда выводами о необходимости решительного, насильственного устранения такой социальной несправедливости, установления власти людей труда, диктатуры пролетариата и замены частной собственности, источника всех бед, собственностью общественной, которая будто бы способна дать всеобщее счастье.

(и одновременно с этим также и «социализма»), тем более канонизированное, возведенное в непререкаемую догму, лишило соответствующие понятия реального научного значения, превратило их в дезориентирующие символы.

Многие по-современному настроенные исследователи, да и известные политические деятели полагают, что следует вообще избегать всякого рода «измов», не зацикливаться на «капитализме» и «социализме» и говорить просто о нормальном цивилизованном обществе.

Для такого подхода есть резоны.

388

Будущее России

Но мне все же думается, что ключ к решению проблемы в том, чтобы очистить понятие «капитализм» от идеолого-политических напластований и акцентов. Сама же характеристика экономического уклада и полосы развития человечества, обозначаемых словом «капитализм», представляется в высшей степени важной. Причем важной и с точки зрения уяснения негативных сторон складывающихся здесь отношений, и с точки зрения природы и реальной силы соответствующих механизмов и институтов. Тем более, что догмы и химеры, связанные с упомянутыми словами независимо от того, будем ли мы их употреблять или нет, еще долго-долго не оставят нас в покое, будут нашим искусителем и проклятием, пока все мы по-настоящему не поймем и не проникнем в существо и тайны соответствующих реальных вещей и отношений.

Суровый мир капитализма

Что ж, надо твердо знать, что капитализм – это действительно суровый, жесткий, порой безжалостный мир, где доминируют стихийные процессы и где главный ориентир деятельности людей – прибыль, личный экономический успех. В нем задают тон деловые люди, собственники; немаловажный источник негативных черт капитализма коренится в отсутствии у значительного слоя людей собственности на средства производства с возникающей отсюда всеобщностью наемного труда и возможностью присвоения собственником неоплаченных результатов такого труда, эксплуатацией наемных работников.

Эти негативные черты обостряются, приобретают остро бесчеловечный характер в особых исторических условиях – в обстановке первоначального накопления, когда воцаряется хищнический, криминальный капитализм (он в основном и стал предметом марксистских умозаключений), и еще более – в обстановке государственного монополизма, соединения власти собственника с авторитарной государственной властью, когда – как показал сталинский и брежневский «социализм» – устанавливается тоталитарный строй, а эксплуатация людей приобретает чудовищный характер. Широко известны и для очень многих людей представляются неоспоримыми настораживающие и пугающие реалии жизни «за бугром». Это и немалое число обездоленных, неустроенных, несчастных людей, и неистребимая безработица, и духовная тупиковость обыденной жиз-

ни, и непереносимый темп рыночной гонки.

Нельзя не видеть и другие негативные стороны капитализма. Хотя капитализм – это в основном экономический уклад, срез общества под углом

389

Идеология перестройки. 1992–1995 гг.

зрения товарно-рыночных отношений, никуда не уйти от его демонического влияния на всю жизнь людей, включая жизнь политическую и духовную, что позволяет вполне обоснованно говорить и о «капиталистическом государстве», и о человеке в капиталистическом обществе, духовный мир которого испытывает негативно-деформирующее влияние идеологии личного успеха, погони за прибылью, своекорыстных страстей, концентрирующихся вокруг накопления капитала, его обретения и утрат и т.д. И плюс к тому, как доморощенная иллюстрация, – травмирующие фак-

ты нашей сегодняшней российской «капитализирующейся» действительности: резкое обнищание множества людей и на этом фоне кричащая роскошь сказочно обогатившихся нуворишей, не промышленников, не бизнесменов-трудяг, а ловких перекупщиков и комбинаторов, извлекающих миллионы «из воздуха». Факты, как будто бы неопровержимо подкрепляющие застрявшие в сознании людей представления о «язвах» капитализма, несовместимых с идеями «социальной справедливости», «социального равенства», перекликающиеся – тоже, как мы видели, реальный факт! – с какими-то глубокими корнями исконной русской жизни.

Да, капитализм как экономический уклад и вытекающие из него социальные отношения – строй несовершенный, имеющий немало негативных сторон, пороков. И факты нашей российской действительности в сегодняшние дни – наглядное тому подтверждение.

Оттесненные достоинства

Нужно с горечью признать, что негативные черты и пороки капиталистического уклада и еще более – обостренная идеолого-политическая трактовка соответствующих понятий заслонили (для нас, обществоведов советской поры, заслонили наглухо), оттеснили в наших представлениях несомненные достоинства капитализма. И прежде всего то, что этот экономический и социальный строй, органично связанный с самой сутью и потребностями человека – великого и несовершенного создания природы, представляет собой высокозначимый продукт человеческой цивилизации.

Среди ряда вполне очевидных позитивных особенностей «классического», «чистого» капитализма представляется существенным выделить такие:

субъектом отношений здесь является свободная личность, самостоятельно, свободно распоряжающаяся собственностью, своей способностью к труду;

390

Будущее России

сердцевиной этих отношений в условиях рынка, свободной конкуренции является напряженный труд, деловая активность, предприимчивость, риск и ответственность;

деловая активность во многом направлена на вложение (капитал!) результатов экономической деятельности в производство, в совершенствование техники и технологии.

Все это концентрирует усилия общества не на немедленном проедании богатств, результатов труда, а на «капитале» в исходном значении этого слова – на капитализации доходов, обогащении вещественного и интеллектуального состава собственности, на технике и технологии, следовательно, на всем том, с чем связан научно-технический и социальный прогресс. Отсюда господство в обществе делового настроя, культа напряженного качественного труда, самодисциплины, трудовой морали и связанных с ними институтов – незыблемой частной собственности, прав и свобод человека, частного права и правосудия, что и делает общество в своей основе здоровым, динамичным, жизнеспособным, нацеленным на удовлетворение потребностей людей (увы, приводящим хотя и не в виде первичного результата, но все же к расцвету крайнего потребительства, усугубляющего иные отрицательные стороны капиталистического строя и образа жизни).

Отметив эти очевидные позитивные особенности капиталистического строя, хотелось бы вместе с тем посмотреть на его становление и функционирование с более широких позиций, позволяющих оценить капитализм как явление цивилизации (скажу еще раз: при условии, когда соответствующие понятия очищены от идеолого-политических наслоений). И тогда оказывается, что решающие особенности экономического уклада, именуемого «капитализмом», глубоко связаны с другим фундаментальным явлением цивилизации, недостаточно еще понятным и оцененным, – собственностью.

Собственность и экономическая свобода

Главным показателем и критерием, характеризующим сам феномен человека, его эмансипацию от жесткой, неумолимой, яростной стихии чуждых природных сил, его свободу, является собственность, которая еще на заре цивилизации стала его главной опорой и источником силы.

Нужно только при таком подходе к собственности рассматривать ее не в идеологическом, мифоподобном виде (таковы «обществен-

391

Идеология перестройки. 1992–1995 гг.

ная», «общенародная», «социалистическая» собственность; для соответствующих явлений – если они вообще реальны – достаточно другого понятия – «достояние»).

Ибо собственность по своей первородной природе и, если угодно, вселенскому предназначению – явление персонифицированное, т.е. такое, которое находится в руках «персон», конкретных субъектов, будь то частные лица, институционное общественное образование или даже государство, но никак не просто социальные общности типа «народ», «общество», как бы ни были значимы сами по себе эти категории.

Под этим углом зрения собственность при всей ее противоречивости – это не нечто противоположное и чуждое человеку, а, напротив, своего рода его продолжение в вещах, когда он, конкретный человек,

«персона», находит во внешнем мире, в мире вещей опору, дающую ему энергию, импульсы активности и ответственности (хотя собственность за известным порогом отчуждается от человека, становится для него внешним фактором, «непокорным демоном», проявляя к тому же и свои коварные негативные черты).

При этом глубинное значение собственности проявляется не в сфере потребления (как принято считать в обыденных и примитивных, у нас, увы, доминирующих социалистических представлениях), а в производстве.

Вот тут-то, в сердцевине экономики, в производстве, раскрывается сокровенная суть собственности, то, что может быть названо откровением для человечества. Да и как иначе назовешь то, что открылось человеку на заре цивилизации в институте собственности? Она дала человеку своего рода архимедов рычаг в окружающем, дотоле враждебном мире – не только полное, суверенное обладание освоенными им вещами («владение, пользование и распоряжение», на юридическом языке). Таким же обладанием, как самим собой, своим телом. Но она дала человеку нечто большее: экономическую свободу – основу свободы вообще – и вдобавок к этому – самый мощный стимул к напряженному, качественному труду и одновременно бремя ответственности, заботы за дело, за сохранение и умножение осваиваемых человеком материальных и интеллектуальных богатств.

С опорой на собственность в экономике (которая дала человеку возможность во имя производства полного распоряжения вещами) человек из собирателя, потребителя даров природы, захватчика уже готовых благ превратился в производителя, и именно тогда начался прогресс, зародилась и стала развиваться человеческая цивилизация

392

Будущее России

(хотя тут же, увы, открылось новое поприще для захвата, грабежа, дележки и «перераспределения», теперь уже собственности).

Мы до сей поры поражаемся непонятной, необыкновенной глубине преподанных в яростно-жесткое время начала цивилизации божественных моральных заповедей. Смею утверждать, что по своей основательности, значению для человечества, его будущего феномен собственности уже в другой области – самого экономического стержня общества и прогресса – может быть с не меньшим правом назван откровением, высшим даром для людей.

Поприщем для развертывания заключенной в собственности энергии стал рынок, точнее, вся система товарно-рыночных отношений, где начала равенства товаровладельцев, состязательности, возможность выбора, ожидания личного успеха и риска направляли деятельность людей к тому, чтобы активно и целенаправленно реализовывались потенции собственности – экономическая свобода и ответственность за дело. Вместе с тем надо видеть, что долгие тысячелетия, во времена господства азиатского способа производства, рабовладения, феодализма – с характерным для них отчуждением собственности от производителя внешнеэкономическим принуждением к труду, – доминирующее положение в обществе занимала политическая власть и связанная с ней религиозная идеология. Власть и идеология в ту пору во многом опутывали и собственность, не давали возможности раскрыться ее потенциалу, и в первую очередь всем преимуществам экономической свободы. Поэтому история цивилизации, рассматриваемая в плоскости собственности, вылилась в историю ее высвобождения из-под гнетущей, опустошающей и разорительной опеки идеологии и власти – процесса, который в эпоху Возрождения, демократических буржуазных революций увенчался созданием таких условий, когда потенциал собственности как источника экономической силы и социальной энергии, импульса активности и ответственности стал раскрываться

со все большей полнотой.

Главное, что характеризует феномен капитала в истории человечества, его судьбе, – это то, что он впервые в истории устранил из экономики внеэкономическое принуждение – идеологию и власть и, освободив собственность от их парализующего воздействия, ознаменовал вступление общества в полосу экономической свободы, стал мощным источником бурного саморазвития экономики. Причем такого саморазвития, в ходе которого, несмотря на все минусы и издержки капиталистических отношений в области распределения, на все потери, крайности (особенно острые, как уже упоминалось, в условиях

393

Идеология перестройки. 1992–1995 гг.

первоначального накопления и монопольного госкапитализма), резко возросло богатство общества и на этой основе стали сглаживаться через всю систему социальных отношений упомянутые ранее негативные стороны и пороки капитализма, в том числе капиталистического присвоения.

В чем же состоят свойства капитала как мощной силы саморазвития? Тут наряду с моментами, которые были отмечены в качестве очевидных (личная свобода работника, культ напряженного труда, нацеленность трудовой деятельности на риск, на конечный результат), важно выделить жесткую целеустремленность на «капитализацию» результатов труда, на преимущественное вложение доходов в средства производства, в технику, науку; а это означает и «вложение» в человека, в достижение им нужного уровня образованности, культуры, в его благосостояние, что приводит к последующему росту потребления во всем обществе, к появлению и расширению среднего класса, усилению тенденции к повышению общего благосостояния, культуры. Вот почему помимо всего прочего восходящее экономическое развитие при капитализме сопряжено не просто с «рынком», существовавшим и во все прежние века. Именно при капиталистических отношениях «рынок» проявляет себя не только как механизм товарообмена, но и как источник и поприще реализации потенциала собственности, энергии экономической свободы, от которого идут активные сигналы во всю экономику, в производство, к «запуску» той

мощной силы саморазвития, которая заложена в капитале.

Так что если снять с категории «капитализм» идеологические наслоения, вызванные политизацией, партийно-социалистической интерпретацией этой категории («угнетение», рабство «сатанинских фабрик», «абсолютное и относительное обнищание пролетариата» и пр., и пр.), то перед нами окажется – при всей резкой противоречивости, неоднозначности соответствующих отношений – крупное, быть может, самое крупное явление цивилизации в экономико-социальной жизни, открывшее людям дорогу к свободе.

Плюс «освобождение» природных сил

Здесь возникает вот какой вопрос. Спрашивается: почему все же капиталистический уклад, весь комплекс капиталистических отношений сформировался, обрел силу и доминирующее значение только в XVI–XVII веках и даже в более позднее время? Ведь и ранее, в сущ-

394

Будущее России

ности, существовало рыночное хозяйство, широкий торговый обмен, влиятельную роль играл «торговый капитал», складывался рынок труда, и все это давало, кстати сказать, повод некоторым историкам говорить о «капитализме» в античности, в Римской империи или же в средневековых торговых городах.

Дело в том, что появление капитализма как особого уклада, реализующего потенциал собственности, внутренне связано с промышленной революцией, а его развитие, наращивание эффективности с последующими стадиями научно-технического прогресса – с индустриальной, технологической, технотронной, управленческо-информационной эпохами в экономике, технике, в научных знаниях.

Рассматривая проблему шире, можно, пожалуй, сказать, что капитализм уже в другой сфере, непосредственного взаимодействия экономики с природой, также раскрывает феномен собственности и свободы – интеллектуальной собственности и «освобождения» природных сил, овладения ими наукой и техникой. Как и при других переломных сдвигах в истории человечества, здесь происходит в чем-то загадочное и в то же время единственно благодатное совмещение, казалось бы, никак не связанных между собой и вместе с тем единых процессов и потоков бытия – экономической свободы, капиталистического уклада, духовного возрождения, политической свободы буржуазной демократии, «освобождения» во имя блага людей затаенных сил природы.

Не менее поразительно и то (и не в этом ли секрет их исторически одномоментного появления?), что упомянутые процессы глубоко, притом позитивно, призваны влиять друг на друга. Надо полагать, в частности, что развивающаяся промышленная революция коренным образом меняет саму структуру, капиталистические отношения, включая отношения в сфере присвоения. Думается, недоучет этого фактора и сыграл в основном роковую роль в утверждении догматизированных марксистских представлений, в соответствии с которыми рост прибавочной стоимости осуществляется и будет в дальнейшем осуществляться чуть ли не исключительно за счет усиления эксплуатации наемных работников, сокращения доли доходов, идущих на их заработную плату. Между тем в действительности не только не сбылось предсказание Маркса об относительном и тем более абсолютном обнищании трудящихся, но (в развитых странах) происходит неуклонное повышение их благосостояния.

Такого рода эффект стал результатом не уменьшения интереса собственников к прибыли, а, напротив, того, что под напором неугасающего стремления к прибыли в условиях развивающейся промыш-

395

Идеология перестройки. 1992–1995 гг.

ленной революции, да притом в обстановке усиления демократических и гуманитарных основ в обществе, стало выгоднее вкладывать все большую часть прибавочной стоимости в новую технику и технологию, развивая в соответствии с законами капитализма промышленный и интеллектуальный капитал.

А это в свою очередь избавило собственников от, казалось бы, неизбежной необходимости – по предположениям марксистской теории – усиливать эксплуатацию, т.е. в нарастающих темпах уменьшать долю доходов, идущих на заработную плату наемным работникам; более того, обусловило надобность – во имя роста будущей прибыли – увеличения количества затрат, идущих в качестве «выгодных вложений» в работника – в его техническую подготовку, повышение уровня образованности, культуры, да и вообще в его и его семьи благополучие – важное условие эффективности технически развитого производства, тем более производства технологически совершенного, технотронного, впитавшего достижения революции в информационной области и в управленческом деле.

Аналогичные процессы намечаются, увы, только намечаются в сфере экологии. Благополучие людей, достигаемое в технологически развитых странах за счет ущерба, причиняемого мировой экосистеме, подвело все человечество почти вплотную к вселенской катастрофе, к самоуничтожению. И опять-таки некоторые обнадеживающие симптомы в этой сфере не столько результат усиления вмешательства государства в экономику, сколько победа ума и здравого смысла, целенаправленного развития техники, новейших технологий, выгодности этого для капитала, для человека.

О капитализме в России

Почему же в самодержавной России конца XIX – начала XX века, еще насквозь пропитанной феодальными порядками, начал развиваться капитализм?

Здесь известную роль сыграло то обстоятельство, что Россия, особенно в своей центральной европейской части, примыкает к тому геополитическому пространству, где капитализм к концу XIX столетия одержал решительную победу, набирал темпы, проникая все дальше и дальше на все континенты и во все страны, и конечно же в первую очередь в Россию, страну, где с избытком богатств и дешевой рабочей силы. Способствовали развитию капитализма исторически выработанная вос-

396

Будущее России

приимчивость России, расположенной на стыке Европы и Азии, к быстрому усвоению достижений европейской и азиатской культур, а также повеявший в России ветер свободы; и это не только освобождение крестьян от крепостной зависимости (создавшее рынок рабочей силы), но и, по моему мнению, начавшаяся правовая реформа, формирование и упрочение суда присяжных, адвокатуры, что создало необходимые устои стабильности и надежности правовых отношений.

И все же, мне думается, в России «сработали» в первую очередь свои, исконно русские предпосылки. Такие особые предпосылки, влияющие на темпы и своеобразие формирования и развития капиталистического уклада, притом в позитивных его гранях и свойствах, существуют в каждой стране (протестантская этика в Центральной и Западной Европе, семейная солидарность, традиционная отеческая опека в ряде стран Азии). Учет таких предпосылок – сторона дела в высшей степени важная.

В России – это прежде всего хозяйствующая единица, артель, т.е. соединенный товаропроизводитель, как будто бы изначально приспособленная для товарно-рыночной экономики. Артель – явление в чем-то производное от общины, но такое, которое освободилось от ее традиционных, патриархальных, подчас реакционных черт и вместе с тем в условиях рыночного хозяйства обрело соединенный деловой настрой, нацеленность на конечный результат, высокую трудовую мораль. Жаль только, что русская артель, поразившая весь мир невиданным трудовым подвижничеством при сооружении Транссибирской магистрали, не раскрыла свои качества как субъект производительной собственности, что с учетом существующих в российском бытии коллективистских традиций и настроений открыло бы, возможно, перспективное, «русское» направление в развитии капиталистических отношений (да и сейчас еще время не упущено).

И еще один момент, относящийся, пожалуй, даже к «загадочной» русской душе. Впрочем, никакой загадки тут вовсе и нет. А есть суровые условия Среднерусской возвышенности, да великие испытания, выпавшие на долю русских людей в обстановке деспотического произвола в не имеющей естественно-природных преград стране, где скрестились встречные потоки и политические страсти Европы и Азии. Это все не только закалило россиянина, но выработало у него такие деловые качества, как упорная работоспособность, хозяйская сметка, «хитреца» и «придумка» в деле, непритязательность в быту, неутомимость при достижении цели, потребность быстро осваивать достижения соседних народов. Все эти качества, на основе которых, например, на вольных просторах Сибири очень быстро расцвел уже

397

Идеология перестройки. 1992–1995 гг.

в XVII–XVIII веках свободный труд «первопроходца» и сибирского

«мужика», оказались как бы приуготовленными для напряженной качественной работы, особенно при артельном труде в условиях товарно-рыночного хозяйства.

Конечно, в России были и до сих пор есть (многократно умноженные коммунистическими фантомами) также и противоборствующие рынку и капитализму факторы. Сюда относятся и русская община со стороны своих традиционно-консервативных, просоциалистических свойств, и связанное с ней уравнительно-общинное землепользование, и успокоительно-благодушные черты православной морали, не настраивающие на активное напористое дело.

И все же пусть не ускользнут из нашего поля зрения те предпосылки русского бытия, которые сыграли существенную роль в бурном развитии капиталистических отношений в России, прерванном революционным сломом в 1917 году. Учет таких предпосылок важен не только для правильной оценки событий прошлого, но и для понимания оптимальных путей развития России в настоящем и будущем.

На грани самоуничтожения

А теперь пора сказать еще раз: капитализм – суровый, жесткий, а порой и непомерно жестокий мир деловой жизни, в которой много противоречивого, негативного, подчас отвратительного, особенно в условиях первоначального накопления, раннекапиталистического развития, монопольного госкапитализма. Нужно добавить к сказанному и то, что многое (и плюсы, и минусы, их соотношение в капитализме) зависит от всей социальной системы, от степени «объема» реализованной в ней свободы. Более того. В капитализме, как во всей человеческой цивилизации, заложен ген самоуничтожения. Свойственная «классическому» капитализму целеустремленность к нарастанию «вложений», росту капитала приводит в конце концов к его концентрации и централизации, в итоге – к монопольному капитализму. Экономическая свобода на таком пути оборачивается своей противоположностью – свертыванием, а затем и уничтожением экономической состязательности, конкуренции и, значит, – застоем, нарастанием разрушительных тенденций, губительных кризисов. Верно заметил Дж. К. Гэлбрейт: капитализм не

мог бы выжить в своей изначальной или чистой форме.

Есть весомые основания полагать, что капитализм к концу 1920 года прямо вышел на грань самоуничтожения. Великая депрессия конца

398

Будущее России

1920-х – начала 1930-х годов, в сущности глобальный разрушительный кризис, охвативший весь капиталистический мир, явили собой фактический распад, крушение капиталистической системы.

Известно, что капиталистической системе удалось выкарабкаться из вплотную подступившей катастрофы. Но какой ценой?

Такой ценой стало усиление государственного вмешательства в товарно-рыночную жизнь, когда наряду со стратегически позитивной тенденцией – развитием антимонопольного законодательства, иных упорядочивающих мер – государственные учреждения административными действиями начали определять поставку товаров, налаживать сбыт и снабжение, вторгаться в распределительные отношения, пытаться внедрить «плановое регулирование» и т.д. Наибольшая цена в рассматриваемом отношении была заплачена в странах, где указанная линия влилась во всю политико-государственную систему, связана с появлением тоталитарных фашистских диктатур.

Но и в странах с развитыми демократическими институтами и традициями США, Великобритании, Франции и др., – особенно в условиях Второй мировой войны, усилились начала государственного капитализма, которые позже в облагороженном виде начали обозначаться в качестве «социального государства», «социального рынка».

В ряде же стран, особенно в Швеции, государственное вмешательство под эгидой «социалистических идей», «социал-демократических идеалов» стало весьма интенсивным, особенно в сфере распределения доходов, даже затрагивающим отношения собственности. А все это – уже не со стороны внутренних импульсов, а «извне», со стороны государства – постепенно приводило к результатам, близким к тем, которые ранее выражали самоуничтожение капитализма, – к сужению экономической свободы.

Вот почему в послевоенное время, в 1950–1960-е годы начали вновь нарастать кризисные явления, множиться факты упадка, стагнации во многих социальных сферах, остро проявившиеся в бунтарских молодежно-студенческих волнениях, особенно бурных в Западной Европе, в острокризисных ситуациях в связи с резким взлетом цен на нефть, на другие энергоносители.

Новые горизонты

То обстоятельство, что капитализм, особенно после Великой депрессии конца 1920-х – начала 1930-х годов, кардинально, во многих плоскостях трансформировался, – факт общепризнанный.

399

Идеология перестройки. 1992–1995 гг.

Вместе с тем, надо полагать, обратив повышенное внимание на

«рузвельтовский курс», «кейнсианские меры», «плановое регулирование» в предвоенные и в военные годы, шведский опыт перераспределения доходов, т.е. на все то, что связано с государственно-капиталистическими началами и институтами 1930–1950-х годов, мы еще не придали до сих пор должного значения последующим событиям – тому кардинальному повороту в экономической жизни капиталистических стран, который произошел вслед за только что отмеченными послевоенными кризисными явлениями.

При освещении этого поворота анализ нередко ограничивается характеристикой высокозначимых технико-экономических преобразований – структурной перестройкой народного хозяйства, новым, «технотронным» крутым подъемом научно-технического прогресса, невиданным взлетом в области вычислительной техники, все большим перенесением центра тяжести на совершенствование технологии, информационной революцией в управленческом деле и т.д.

Все это конечно же характеризует существенные стороны значительного поворота в экономике капиталистических стран в 1950-х и последующих годах. Но, по моему мнению, главное все же не в этом.

Главное – это решительный, на основе антимонопольных тенденций, возникших после Великой депрессии, возврат к последовательно либеральной экономике. Вновь, но уже в иных условиях, на новом витке социального прогресса, центром экономической жизни становится нестесненная экономическая свобода, расчет на свободную конкуренцию автономных производителей перед лицом независимых от них потребителей, и в этой связи приобретают все большее значение не индустриальные сверхгиганты, а малые капиталистические формы – динамичные, быстро приспосабливающиеся к непрерывно меняющимся экономическим условиям.

Решающее же обстоятельство, наряду с развитием мелкого и среднего бизнеса, – это прямое включение в отношения собственности на предприятиях с групповой собственностью производителей былых наемных работников, что, судя по многим данным, свидетельствует о начавшемся переходе капитализма в новую стадию – стадию посткапитализма.

В этих новых условиях происходит существенное преобразование государственного воздействия на экономику. Вместо «грубого», административного вмешательства, выраженного в госкапиталистических началах, доминирующую роль начинает играть «мягкое», «нежное» влияние, основанное на искусном маневрировании налогами, субси-

400

Будущее России

диями и льготами, преимущественным использованием поощрительных мер, созданием благоприятных условий для тех или иных производителей и т.д., а в случаях нарушений закона – лишение льгот и преимуществ, использование не административного воздействия, а мер в рамках правосудия, третейского суда, арбитрирования.

Ныне ряд авторов – ученых, публицистов, общественных деятелей – утверждают, что в современных развитых странах капиталистического мира, особенно в связи с необходимостью решения экологических проблем, ширится, дескать, прямое государственное регулирование экономических дел, господствует «планово-рыночная» экономика, велики тенденции к государственной централизации. Смею заверить, подобные утверждения ошибочны, они относятся ко вчерашнему дню капиталистической экономики, к практике 1930–1950-х годов, довоенных и военных лет, к временам «шведского социализма» и эйфории «социального государства», доминирования государственно-капиталистических начал, которые породили полосу нарастающих кризисных явлений и которые поэтому в развитых странах повсеместно преодолеваются.

Государства демократически развитых стран в настоящее время – это государства последовательно либеральной ориентации, где взят курс на снижение прямого административного вмешательства в экономику, решительное ограничение объема централизованного казенного хозяйства, с тем чтобы «планы», «нормативы» и другие регулирующие механизмы носили в основном рекомендательный, контрольный характер. Передовые демократические страны Запада достигли в настоящее время весьма высокого уровня благосостояния. Разумеется, и здесь нужно видеть многие противоречия, тупики. Успехи ряда стран «Запада» и «Севера» в немалой степени обусловлены их доминирующими позициями в мировом хозяйстве и реализованы за счет стран «Востока» и «Юга». Остаются непреодоленными такие беды, как хроническая безработица, бездомность, неустроенность ряда категорий населения, нарастают экологические беды, травмируют людей рыночная

гонка, утрата идентичности, психологические тупики.

И все же в целом капиталистический уклад, весь строй капиталистических отношений выдерживает испытание временем. У большинства людей – достойный уровень жизни; общество оказывается способным шаг за шагом развертывать решение экологических, сложных социальных проблем. Тем более, что новые горизонты открывают тенденции к современному гражданскому обществу, где все большее число производителей напрямую включается в отношения собственности

401

Идеология перестройки. 1992–1995 гг.

(здесь и дальше выражение «современное гражданское общество» понимается автором как равнозначное выражениям «посткапитализм» и «народный капитализм»).

Капитализм – такой же, как и мы сами, люди

Драма капитализма – драма человека.

В каждом человеке драматически переплетены светлое и темное, благородные порывы и низменные страсти, стремление к добру и тупая агрессивность. И истинная суть человека во многом искажена его ложными представлениями, идеологическими предубеждениями, миражами, коверкающими людскую жизнь.

Не являются ли экономический уклад и соответствующие отношения, обозначаемые как «капитализм», а также демократия наиболее соответствующими, адекватными, природе и бытию самого человека? Рожденными его «греховной» жизнью и рассчитанными на нее?

Думается, для такого рода предположения имеются достаточные основания.

Можно утверждать, что капитализм, как и его «родная сестра» – демократия, несовершенен в той же самой мере, в какой велик и одновременно несовершенен сам человек. Более того, капитализм и современная демократия в результате многотысячелетнего социального отбора, путем «проб» и «ошибок» сложились как экономический уклад и политическая форма, в весьма большой степени приспособленные к такому, несовершенному, человеку с его стремлением к неконтролируемой свободе, к личному успеху, эгоистичному и грешному. И, главное, выработанные в них механизмы обеспечивают в самых разных, динамичных и тяжелых условиях нынешней индустриальной эпохи взаимопогашение их негативных сторон, снятие их крайностей, отсюда – обеспечивают в целом нормальную жизнедеятельность людей, достаточный, а в развитых демократических странах достойный уровень жизни.

Да, капитализм – как и демократия – столь же несовершенен, как несовершенен и сам человек; но ничего более достойного для человека, способного умерить, сбалансировать его страсти и вписывающегося в саму органику человеческого бытия, современная цивилизация не могла «придумать», да и «придумать», судя по всему, не в силах.

II. под облоМкаМи соЦиализМа

Так что же произошло в России?

Скажу сразу – в России произошло крушение коммунистической утопии.

В этой связи нужно заметить вот что. Принципиально неверно, на мой взгляд, изображать большевиков, всех приверженцев социализма и коммунизма как носителей зла, хуже того, людьми чуть ли не изначально криминально настроенными (хотя бывало и такое). Большевики, как и все социалисты и коммунисты, притом по большей части искренне, безоглядно, нередко жертвуя собой, стремились к утопии – совершенному обществу в нашем земном, трудном, грешном мире. Вина большевиков, пожалуй, даже вина не столько в строго юридическом, сколько в высоком гражданственном измерении, в том, что мечта о совершенном обществе, построенная к тому же на противопоставлении капитализму (строю во многом, как мы видели, действительно несовершенному), воплотилась в конкретной программе действий, которая навязывалась обществу и реализовалась с помощью фанатичного напора, насилия, террора, изничтожения людей, попрания их прав и достоинства.

Крушение утопии началось с первых же дней после Октябрьского переворота. Хотя и в то время, и во многие последующие годы были еще сильны настроения фанатичной веры, революционной возвышенности и романтики, в целях практического осуществления антикапиталистической мечты немедленно потребовалась беспощадная диктаторская власть партийного государства, столь мощная, чтобы она была в силах сокрушать не только действительных и предполагаемых

«врагов», но и сами земные реалии, неприятие людьми отторгаемых жизнью утопических построений. А это уже само по себе превращало в свою противоположность суть социалистических и коммунистических мечтаний о совершенном обществе, оборачивалось смертями, разоренным бытием, сломанными людскими судьбами.

Нередко реализацию коммунистической утопии в России, а затем и в ряде других стран именуют «экспериментом». Казалось бы, верно – перед нами попытка повернуть ход истории, стремление создать, не считаясь с жертвами, общество всеобщего счастья, подлинный рай на земле; не удалась попытка, сорвался эксперимент, бывает...

403

Идеология перестройки. 1992–1995 гг.

Но, может быть, все же оценивать происшедшее в других, менее облагороженных понятиях? Ведь это эксперименты не над вещами и даже не над бездушной природой (заметим, такие эксперименты над природой – «повернутые» реки, осушенные болота и все иное, этому подобное, – неизменно мстят за себя многими бедами). В данном случае эксперимент вылился, по сути дела, в опыты над людьми, над общностями людей, народами, нациями; показателями «результативности» такого «эксперимента» стали людские судьбы, само существование и будущее целых народов, наций.

В конечном счете этот «эксперимент» подвел общество к тотальной катастрофе, к общенациональной гибели. По своим масштабам, бесчеловечной сущности и по своим разрушительным последствиям подобный «эксперимент» – первый в истории человечества; и независимо от того, каковы будут его конечные последствия (действительно ли наступит тотальная катастрофа, или Россия выкарабкается из пропасти), – последний. Человечеству, истории, даже при благополучном исходе нынешнего вселенского испытания больше не вынести повторения такого гибельного опыта над собой.

Сладкие и горькие плоды

В результате растянутой на десятилетия упорной попытки реализовать коммунистическую утопию в России, в ряде других стран был «построен социализм» – создана идеологическая, тоталитарная система, точнее – искусственное, уродливое, лживое общество, с единой официальной философией и диктаторской идеологизированной властью, хотя и с некоторыми вкраплениями институтов «социальной справедливости», «всевластия труда», обставленных мифами, мистификациями и ложью.

Конечно, должно быть принято во внимание то продвижение вперед в народном хозяйстве, в культуре, которое произошло в годы коммунистического режима. Его ущербные, с горчинкой, но все же какието и сладкие плоды. Это – промышленный, индустриальный, в первую очередь военно-промышленный, потенциал; шаги в сторону экономического и социального прогресса ранее отсталых наций и народностей; некоторые социальные достижения, например, в области науки, образования, охраны детства; и особенно дух подвижничества, революционного подъема, который преимущественно в революционно-романтическую пору 1920-х и частично 1930–1940-х годов отмечен и чистотой отношений среди многих людей, и возвышенностью идеалов.

404

Будущее России

И хотя все это сложилось и существовало в обстановке искусственного, уродливого, лживого общества, которое нередко перечеркивало и деформировало упомянутые «плюсы», они как-никак все же были, они – реальные факты, а главное – результат интенсивного труда, неимоверных усилий народа, жертвенного подвига поколений «гражданской войны», «социалистической реконструкции», «социалистической индустриализации», особенно Великой Отечественной войны. Пусть сохранится добрая память о подвижничестве, о беззаветных работягах, об окрыленных мечтой мучениках, мгновеньях романтического чистого счастья, жертвах фанатизма и кровавого насилия той поры.

Но горьких плодов господства коммунистического режима куда-куда больше, коварная ядовитая разрушительная сила их намного сильнее, неблагоприятное влияние на настоящее и будущее России многократно значительнее, чем все то положительное, что (по большей части с натяжками и допусками) может быть отнесено к добрым приметам нашего недавнего прошлого. Недаром это недавнее прошлое расцвечено обманной иллюминацией мифов, фальсификаций и лжи –

«лучшая в мире демократия», «передовая индустрия» – и прочие фантомы, которые проникли во все поры нашего общества и от долгих заклинаний стали восприниматься чуть ли не в виде некой будто бы действительно существующей реальности.

На трех самых горьких последствиях более чем семидесятилетнего коммунистического господства в России хотелось бы сделать особый акцент. Эти последствия: во-первых, разрушение естественной основы жизни и нормального развития общества; во-вторых, глубокое и устойчивое деформирование всей общественной жизни; в-третьих, формирование и укоренение в нашем бытии новых монстров – тяжелых реалий, выражающих сами устои коммунистической тоталитарной системы.

Разрушенная естественная основа жизни общества

Самое разрушительное последствие долгого всевластия тоталитарной коммунистической диктатуры – это изничтожение частной собственности, единственной здоровой основы нормального, динамичного развития общества.

Конечно, частная собственность как во многом «нелегальная» реальность, притом уже с негативным эффектом, сохранялась и при социализме (фактическая частная собственность ведомств, бюрократии, собственность в теневой экономике, «личная» собственность граждан).

405

Идеология перестройки. 1992–1995 гг.

Но она всей мощью тоталитарной системы вытравлялась из экономической жизни как легальная, естественная основа здоровой экономики и тем более как феномен благородный и возвышенный, обеспечивающий экономическую свободу, естественное соединение труда и средств производства и, следовательно, непрерывный рост производительности труда, эффективную и качественную работу производителей. Отсюда в России, во всем СССР, в других странах, объявивших себя «социалистическими», произошло всеобъемлющее отчуждение, тотальный отрыв собственности от труда, от непосредственных производителей.

Наряду с частной собственностью в России оказалось уничтоженным и частное право – система правовых институтов (развитое гражданское законодательство, независимый суд, иные юридические учреждения), которые предоставляют людям гарантированную область экономико-правовой свободы, где юридически господствует только личность. Наконец, в России, в странах, объявивших себя «социалистическими», оказался оттесненным еще один компонент, входящий в естественную основу развития общества, – трудовая мораль, та мораль, которая настраивает человека на систематический напряженный труд и которая делает одним из высших человеческих достоинств результа-

ты экономической деятельности, личный хозяйственный успех.

Коммунистическая система стремилась поставить на место всех указанных факторов кратковременные фанатичные порывы к труду (коммунистические субботники, стахановское движение, «комсомольские стройки»), а еще более – мифы, иллюзии о будто бы существующем особом трудовом энтузиазме, бескорыстном труде людей – «новых» людей «новой» формации. На деле же все это прикрывало многозвенную, изощренную систему принудительного и полупринудительного труда (от бесплатного труда в «общественном порядке» до труда заключенных), существующую в атмосфере покорности людей, страха и лозунгового официального ликования.

Деформирование общественной жизни

Разрушение естественной основы жизни общества, функционирование всей удушающей тоталитарной системы привели к тому, что российское общество утратило жизнеспособность, внутреннюю энергию, естественное стремление к росту, к динамике. Оно оказалось пораженным раковой опухолью иждивенчества и паразитирования, атрофией деловой активности, неминуемо ведущих к затуханию всего социального организма, к его упадку, гибели. Только посредством вне-

406

Будущее России

шних, властно-императивных акций, «организационных мер», проводимых мощью всех институтов тоталитарной политической системы, основанных на насилии, идеологическом фанатизме и опирающихся на гигантский массив монопольной государственной собственности, оказывалось возможным поддерживать функционирование общественного организма и решать определенные экономические и социальные задачи – осуществить широкомасштабную индустриализацию, создать передовой военно-промышленный комплекс и др.

Одно из наиболее пагубных последствий многодесятилетнего господства коммунистического режима, одна из примет углубляющейся нежизнеспособности «построенной» социальной системы, названной

«социализмом», – это поразившая все общество атмосфера иждивенчества, паразитирования, безмятежной покорности, приживальческой отстраненности от реального дела в ожидании милости и благ от всесильного государства-благодетеля, а затем, уже в современных условиях, как только разрядилась атмосфера покорности и страха, – агрессивных требований от государства все новых и новых благ под угрозой беспощадных забастовок, иных насильственных актов.

В то же время атмосфера иждивенчества и утраты настроя на активность, инициативу, рисковое дело оказалась необыкновенно живучей в виде веры в соблазнительные мифы, иллюзии о само собой приходящем «счастливом будущем», а в нынешнее время – в виде ностальгии об утраченных бесхлопотных казарменных благах, пайковой «социальной справедливости».

Бастионы тоталитаризма

Поражение в России тоталитарной коммунистической системы (поражение – в принципе, в основе, самого ее духа) не означает того, что сошли со сцены ее устои. Эти устои – порой ослабевшие, порой обновившиеся и даже в чем-то окрепшие – глубоко внедрились в самые недра общества. Они стали подлинными бастионами на пути демократических преобразований.

Понятно, прежде всего несокрушимым бастионом на пути реформ встала гигантская «надстройка» – огромная бюрократическая, чиновничья, военно-кэгэбистская система власти, чудовищным спрутом охватившая и сковавшая весь российский социальный организм. Сейчас эта «надстройка» в какой-то мере демократизировалась, в ней появились «очаги демократии» (работающий парламент, всенародно избранный президент, демократические муниципальные органы, многопар-

407

Идеология перестройки. 1992–1995 гг.

тийность); более того, из нее вырван ее стержень – необъятная и бесконтрольная партократическая власть. И все же в целом она остается могущественной системой, концентрирующей силы, которые сопротивляются демократическим преобразованиям в России.

В чем тут дело? Только ли в инерции или же в стремлении «аппарата» сохранить и увековечить свой статус и привилегии? В его способности мимикрировать, приспосабливаться к новым условиям?

Нет, не только указанные обстоятельства предопределяют живучесть гигантской «надстройки», сопротивляющейся переменам. Тут есть и более основательные причины существования упомянутых ранее устоев тоталитарной коммунистической системы, которые в то же время сами по себе заряжены идеологией и силой тоталитаризма и поддерживают всю бюрократическую «надстройку». Среди этих устоев представляется особенно важным выделить следующие два.

Это, во-первых, всеохватная бюрократическая государственная собственность в народном хозяйстве и социальной сфере, прежде всего огромный военно-промышленный комплекс. В свое время облагораживаемый формулой «общенародная собственность» (а ныне реабилитируемый утверждениями о необходимости сохранения «единых технологических производств», в чем-то верных), монстр государственной собственности неотделим от всего бюрократического хозяйственно-военного аппарата: госсобственность в принципе не может функционировать без гигантской системы бюрократических органов власти. Эта бюрократическая система «сидит» на госсобственности, находит в ней оправдание своего существования, источники для функционирования и привилегированного статуса, а еще больше – бесконтрольного паразитирования.

И во-вторых, это «всевластные» Советы, сложившиеся под вывеской демократических лозунгов как форма легитимации и проведения единодержавной власти партократии. Внедрившаяся в нашу жизнь догма «всевластия» Советов как единой системы государственной власти «снизу доверху» изначально отвергает оптимальную организацию демократического государства, построенную на разделении властей и разграничении государственной власти и муниципального самоуправления, оправдывая – со ссылкой на Советы – своеволие чиновников, формирование многоярусных параллельных «правотворческих» и управленческих структур, местных «парламентов» и «правительств» на всех уровнях государственной власти и муниципального самоуправления. И это, в условиях господства государственной собственности – материальной обители бюрократии – придает несокрушимую прочность всей «надстройке» тоталитарной коммунистической системы.

408

Будущее России

Саморазрушение

К началу 1980-х годов действительные процессы, происходящие в СССР – обществе, охватывающем и Россию, и другие регионы былой царской империи, подвели страну к жесточайшему кризису на всех направлениях. Состояние дел в стране оказалось настолько трудным, бесперспективным, что, пожалуй, только выжимание последних, предельных ресурсов из истощенной экономики, беспощадное проедание природных богатств, пренебрежение к экологическим бедам (да еще благоприятная конъюнктура на нефтяном рынке, интенсивная торговля оружием) позволяли сводить – и то, как правило, с большим напряжением – концы с концами. Соединение гибельного режима власти и не менее гибельных последствий безудержного экстенсивного промышленного развития (усиленные трагическими, непосильными для экосистемы экспериментами по «преобразованию природы») вели страну к непоправимой катастрофе.

В такой обстановке стало очевидным, непреложным: назрела необходимость существенных перемен. Это и привело к тому, что начиная с 1985 года такие перемены начали шаг за шагом осуществляться. Увы, эти перемены, проводимые сначала под флагом «совершенствования социализма», а затем «перестройки», не предполагали отказа от исходной мировоззренческой философской основы общества, его главных принципов и устоев, не были нацелены на коренное, решительное преобразование всей общественной системы. По большей части они сводились к осторожным, «взвешенным» полумерам, бояз-

ливым полушагам по пути к демократии.

Такой курс, как теперь предельно ясно, не только не привел к видимому успеху (за исключением, конечно же, гигантского достижения – повеявшего ветра свободы – в мыслях, в печати, в идеях), но и вызвал дополнительные, стремительно нарастающие трудности.

К 1990–1991 годам на общество обрушился крутой и жестокий вал новых бед, потрясений, кризисов. И что особенно страшно, в противоречие со всем позитивным, что несет процесс возрождения нации и децентрализации, начался развал государственности и законности, возобладали в ряде регионов центробежные силы и устремления, стали реальностью действительный паралич власти, ее недееспособность, многовластие в обществе.

На людей накатились разочарование, пессимизм, тревога. Провал в СССР, ряде других стран тоталитарного строя, прикрываемого именем

«социализм», а затем крах ожиданий быстрых успехов вызвали у нема-

409

Идеология перестройки. 1992–1995 гг.

лого числа наших сограждан состояние апатии, тотального нигилизма, повышенной восприимчивости к популизму, а то и к насилию.

Помимо прочего этот жестокий, крутой вал бед и кризисов создал еще один круг негативно-разрушительных реалий; и они, беды и кризисы, стали расти как снежный ком, все более и более осложняя перспективу перемен по обновлению общества.

Этот вал ничуть не ослаб после развала в канун 1992 года целостного государства – СССР. Более того, негативные процессы здесь

«взвинтились», приобрели новое качество, стали выливаться в острые катаклизмы, не только граничащие с обстановкой гражданской войны, но в ряде мест делающие ее реальным фактом.

Почему все это – такое страшное и во многом непоправимое – произошло? Нередко при ответе на подобный вопрос делаются ссылки на отсутствие заранее разработанного плана преобразований, на ошибки и просчеты в ходе начавшихся перемен, на нерешительность и опоздание в проводимых акциях. Приверженцы же старых, тоталитарных, порядков вообще усматривают первопричину всех бед в деяниях «архитекторов», «прорабов» перестройки, «всех этих так называемых демократов»… Что ж, некоторые из упомянутых факторов, особенно половинчатость, нерешительность, просчеты, хронические опоздания, действительно сыграли немалую негативную роль. Но главное все же не это. Главное в нагрянувшей беде, в сущности уже вплотную подступившей катастрофе, – это неотвратимая логика событий, связанная с судьбой нашей «отечественной» тоталитарной системы. Искусственное, уродливое, нежизнеспособное по своей природе общество может функционировать и как-то развиваться лишь в том случае, когда исправно действуют все внешние силовые и идеологические рычаги, подпорки, механизмы. Но как только они отпадают или хотя бы ослабевают, теряют силу, общество, построенное на соблазнительных хи-

мерах, насилии, лжи, неизбежно саморазрушается.

Впечатляющий пример тому дают события августа 1991 года. С величайшим трудом, тонкими надорванными ниточками удалось к этому времени как-то связать разваливающиеся части Советского Союза, воплотить это хрупкое единение в Союзном Договоре, который предполагалось подписать 20 августа. Но вот танками на улицах Москвы и истерично-обманными заявлениями ГКЧП прогрохотал партийнокэгэбистский путч, не принятый обществом, уже вкусившим Свободу, и потому мгновенно провалившийся. Лопнули надорванные ниточки, не выдержало грубой силы хрупкое единение. И сразу же, обгоняя друг друга, «союзные республики» начали заявлять о своей полной незави-

410

Будущее России

симости, и формальный распад Союза, происшедший четыре месяца спустя, в декабре 1991 года, несмотря на отчаянные попытки спасти хотя бы какое-то подобие единения, был предрешен.

Рухнувшие обломки

Создается впечатление: теперь – после поражения августовского (1991 года) путча – все в порядке, тоталитарный коммунистический режим в России рухнул, сейчас оказывается возможным спокойно, без помех идти к здоровому, нормальному обществу.

Ох, если бы это было так! Если бы все было так просто!

Да, российское общество отторгло социализм. Сама суть, принципы общественного строя, назвавшегося «социалистическим», надолго вперед (если не навсегда) потерпели поражение, дискредитированы в самой своей сущности, не имеют, по всем данным, шансов на возрождение (хотя конечно же негоже выплескивать с грязной водой и «ребенка» – ряд здоровых, конструктивных социалистических элементов).

Но беда в том, что в России движение к нормальному, по-современному цивилизованному обществу происходит не на чистом месте. Социализм, тоталитарная коммунистическая система не просто потерпели поражение и сошли с исторической сцены. Они обрушились на российское общество камнепадом обломков – целыми блоками,

грудой несоединимых частей, разъедающей пылью.

Демократам, одержавшим, казалось бы, решительную победу после августа 1991, досталось в наследство неэффективное, дефицитное, однобоко развитое народное хозяйство, функционирующее как «одна фабрика» и построенное на наемно-принудительном труде. Само общество выступает как деклассированное, как общество, в котором ни привилегированный слой, ни управляемый слой наемных работников, частично пролетаризированный и люмпенизированный, кровно не заинтересованы в кардинальных реформах. И к тому же это общество со сбитыми ориентирами, в нем растет социальное напряжение, это общество, где в нарастающих масштабах разрушаются государственность и законность.

Трудно поверить, но при тщательном анализе выясняется, что из блоков, институтов, отдельных частичек долго существовавшего

«социалистического строя» почти нет ничего, что могло бы быть взято в «готовом виде» и использовано в будущем. Даже, казалось бы, такое несомненное достижение централизованной огосударствленной системы, как высокая интеграция в народном хозяйстве, на поверку оказалось усложненными, тяжеловесными и в то же время хрупкими

411

Идеология перестройки. 1992–1995 гг.

связями «в одной» гигантской фабрике, а не теми динамичными, гибкими, чуткими интегративными отношениями, которые характерны для развитого товарно-рыночного хозяйства, отличающегося высокой степенью специализации и кооперации.

Быть может, самый тяжелый из рухнувших обломков коммунистического тоталитарного строя – это еще очень сильный социально-психологический настрой, сохранившееся очарование соблазнительных мифов и иллюзий, таких, как «общенародная собственность», «социальное равенство», «социальная защищенность людей труда». И они-то, надо знать, крепко поддерживают укорененные во всех сферах жизни потрясенного общества устои, монстров тоталитарной системы и бюрократическую монопольную государственную собственность и «всевластные» Советы. И не будет большим преувеличением сказать: российское общество несет ныне тяжкий крест – непереносимую тяжесть прошлого. Потому столь сдержанны общественные порывы, с таким трудом дается каждое продвижение вперед, столь много ран и царапин на истерзанном народном организме, получаемых при каждой попытке продвинуться вперед. И потому есть люди, и их немало, кому уже невыносим этот крест и эта тяжесть и кому уже хочется выкарабкаться из-под этих обломков и, черт с ним, вернуться пусть и в убогое, жалкое, приживальческое, униженное, но такое удобное, бесхлопотное, «защищенное»

от превратностей судьбы недавнее «застойное» прошлое...

На перепутье

Но если столь сложны, неподатливы, труднопреодолимы препятствия и преграды реформам в посткоммунистической России, то, спрашивается: в каком направлении должны идти дальнейшие реформаторские преобразования?

Абстрактно рассуждая, тут есть два варианта:

либо довести до конца разрушение тоталитарной коммунистической системы, разгрести и очистить общество от всех ее обломков;

либо же, опираясь на существующие реалии, уже сейчас ре-

шать насущные задачи экономического, социального, духовного развития.

Единственно приемлемый из этих двух вариантов, что ни говори, второй. И не только потому, что тотальная расчистка от прошлого – это, по сути дела, уже испытанная в нашем обществе идеология «до основанья, а затем...», заведомо обреченная на неуспех и к тому же неиз-

412

Будущее России

бежно предполагающая новые насильственные действия и, следовательно, возвращение к тоталитарной власти.

Помимо всего этого здесь не менее важны также и соображения, связанные с нынешним состоянием общества.

Мы уже ряд лет твердим и твердим, что подошли «к краю пропасти», находимся «на грани катастрофы». А не пора ли признать, что в состояние катастрофы мы уже входим? Пусть в начальную, еще обратимую ее фазу, но входим. И что дежурные выражения о «выживании» и «спасении» – это не журналистский образ и заостренные словечки, а просто трезвый взгляд на сегодняшнюю нашу действительность. Ибо убыстряющийся темп спада производства, резкое понижение и так невысокого жизненного уровня огромного большинства людей, разрушение моральных и правовых основ жизнедеятельности – это не что иное, как уже вплотную подступившая катастрофа, от которой людям, стоящим перед реальной проблемой выживания, действительно нужно спасаться. Не будем упускать из поля зрения также и крайнее, самое пессимистическое из возможных последствий начинающейся катастрофы – полное крушение общественного организма, гибель «российского ареала» цивилизации. Такой финал отдельных ареалов в истории был уже не раз; а то, что мы никак не можем решить главное – начать восстановление естественной основы развития общества (частной собственности, частного права, трудовой морали), подтверждает вероятность подобной перспективы. Смертный ужас от такой перспективы и нежелание даже думать о ней вполне понятны: трагические последствия

«законченной» катастрофы касаются не только нас самих, но и наших детей, внуков, будущего всей российской ветви цивилизационного развития. Тем более что выпадение такого связующего звена в мировом геополитическом построении на стыке Европы и Азии, как Россия, вполне вероятно, может завершиться гибелью всей человеческой цивилизации. И хотя органически присущие человечеству механизмы самосохранения, будем верить, не допустят до такого трагического финала, строгость, последовательность, напряженность нашей нынешней работы должны получить дополнительные импульсы и с учетом упомянутой возможной трагической перспективы.

Словом, первейшая задача нынешнего времени – остановить разрушительные тенденции, положить конец распаду общественного организма, стабилизировать экономическую и социальную ситуацию и начать, хотя бы маленькими шажочками, по сантиметрику, улучшать положение людей, ввергнутых ныне в тяжкое, порой бедственное, полуголодное существование (предотвращая тем самым, на-

413

Идеология перестройки. 1992–1995 гг.

ряду со всем другим, неминуемый социальный взрыв, когда катастрофа реально нагрянет во всей своей полноте, перейдет в критическую, необратимую фазу). А такой путь возможен лишь в том случае, если использовать наличные реалии, существующие институты и социальные инструменты, уже созданные в «перестроечное» время, в значительной мере обновленные и обогащенные за последние годы. С рассматриваемых позиций есть достаточные основания для выделения в современной обстановке, что обосновано уже и сделано в официальной, государственной политике, особого переходного периода, когда должны быть решены вопросы антикри-

зисного, стабилизационного порядка.

Вместе с тем вот какая сторона дела представляется исключительно существенной. При всей важности, неотложности решения антикризисных и стабилизационных проблем, связанных с ситуациями, которые «берут за горло», а в дальнейшем, при их нерешенности, могут обернуться непоправимой бедой, надо видеть, что сегодняшние по необходимости жесткие и, понятно, непопулярные меры только тогда будут исторически оправданны и приняты обществом, когда они во всех случаях будут выстраиваться с ориентировкой на общую стратегию – направление и перспективу возрождения России, ее демократического преображения.

Какой же должна быть эта стратегия?

Ответ на такого рода вопрос принципиально важен еще и потому, что наиболее простым и как будто бы вполне логичным, даже неизбежным ответом на нынешние беды является «просто» усиление власти вплоть, казалось бы (бог простит), до установления в России авторитарного режима, с последствиями – исходя из наших трагически неотступных, отечественных традиций и тенденций – вполне предсказуемыми. Последствиями очень грустными, трагическими.

Да и вообще, надо полагать, в процессе проведения нынешних крупных, при необходимости жестких мерах переходного времени должны уже сейчас создаваться предпосылки будущего развития и, следовательно, просматриваться оптимистическая перспектива, должны светиться огоньки, ведущие к наступлению благотворных перемен.

Об общих направлениях, о стратегии развития России – следующая глава.

I.