Статья 61. Обстоятельства, смягчающие наказание

Комментируемая статья выделяет обстоятельства, которые законодатель выделил как безусловно и однозначно смягчающие наказание. В перечне обстоятельств, смягчающих наказание, психологического комментария требуют п.

В пункте "а" психологически значимым является формулировка о случайном стечении обстоятельств. В рамках судебно-психологической экспертизы или консультации психолог может диагностировать базовые особенности личности, ценностные ориентации виновного и решить вопрос, является ли содеянное закономерным для данной личности или же здесь значимыми оказались случайные, спонтанно возникшие обстоятельства. Необходимо выяснить механизм возникновения ситуации преступления - действительно ли субъект реагировал способом, запрещенным законом, на спонтанно и независимо от него возникшее стечение обстоятельств. 3.

Об особенностях ответственности несовершеннолетних см. комментарий к ст. 20, а также к ст. ст. 87, 89. Однако необходимо иметь в виду, что влияние несовершеннолетия на содеянное различно. Проявления незрелости неодинаковы в преступлениях различной тяжести, мотивации и пр. Поскольку ч. 2 ст. 89 УК специально предостерегает против изолированной автоматической интерпретации рассматриваемого обстоятельства, может потребоваться заключение психолога о степени влияния возрастных особенностей несовершеннолетнего на принятие решения и его реализацию в конкретных противоправных действиях. 4.

Состояние беременности предписано учитывать в качестве смягчающего обстоятельства из соображений гуманности и особой защищенности материнства (см. ст. 38 Конституции РФ). Но так как здесь действует общее правило об учете любого смягчающего и отягчающего обстоятельства в совокупности, использование психологических знаний может углубить оценку значимости этого обстоятельства, исследовав влияние психофизиологического состояния беременности на мотивацию и степень осознанности общественно опасного действия.

Так же как и для п. "а", применение обстоятельства, зафиксированного в п. " д", требует изучения личности виновного и его ценностных ориентаций. Необходимо разграничить объективные обстоятельства (здесь психолог не нужен) и субъективное восприятие тех или иных обстоятельств. Например, гибель ребенка для большинства людей - тяжелое жизненное обстоятельство.

В литературе в качестве примеров таких обстоятельств упоминается о тяжелой болезни, стихийном бедствии, остром конфликте и т.д. Характер этих примеров подтверждает необходимость не просто констатировать наличие соответствующего факта, но и доказать его субъективное восприятие именно как тяжелого. Существуют ведь индивидуально непереносимые, субъективно значимые события, для оценки которых может возникнуть необходимость в помощи психолога.

Совершению преступления здесь предшествует оценка ситуации с точки зрения значимых для виновного ценностей, которые пересиливают "сдержки", побуждают к совершению преступления с целью устранить или облегчить тяжесть ситуации, в которой субъект находится.

Мотив сострадания впервые введен в закон в качестве смягчающего вину обстоятельства. Сострадание - мотив совершения противоправных действий или изменения первоначальных намерений при их совершении в результате возникновения чувства сопричастности к чужой беде или страданиям и стремления прекратить или уменьшить его последствия. Например, лишение жизни неизлечимо больного человека, испытывающего мучения (в том числе просящего об этом); оказание помощи близкому человеку в устранении лица, преследующего или терроризирующего его.

С психологической точки зрения мотив сострадания - эмоциональное переживание, "деятельная симпатия". Нередко сопутствует жалости к беззащитному, беспомощному. Представляется, что по общему правилу орган судопроизводства может самостоятельно установить наличие мотива сострадания исходя из характера действия, обстоятельств и объяснений участников событий. 6.

Пункт "е" предусматривает в качестве смягчающего обстоятельства совершение преступления в результате принуждения либо зависимости.

Принуждение - подавление воли с помощью насилия или угрозы им, превращение человека, на которого оказывается давление, в своеобразное орудие для совершения тех или иных действий.

Несомненна роль психологических знаний при индивидуализации ответственности за преступления, совершенные под влиянием угрозы, принуждения либо в силу зависимости. В правовой литературе эта проблема образно именуется наличием "вынужденных мотивов" действий. И здесь эксперт-психолог может оценить степень принуждения (в том числе в форме угрозы) как существенно ограничивающий избирательность поведения или не имевший такого значения. В принципе возможна и констатация исключительной ситуации, сводившей избирательность поведения "на нет". Например, когда подросток глубоко привязан к организатору преступления или связан традициями подчинения старшим, характерными для некоторых территорий и этнических общностей, либо когда он в силу возрастной незрелости воспринимает угрозу как не оставляющую ему выбора.

Принуждение с помощью угрозы должно быть реальным и существенным для лица, к которому она обращена, с точки зрения последствий ее реализации. Такое восприятие и оценка угрозы могут быть констатированы лишь на основе исследования индивидуальных особенностей личности, включая жизненный опыт. Так, подростком угроза может восприниматься как не оставляющая место альтернативе, взрослый же может оценивать аналогичную угрозу как гораздо менее значимую.

Необходимо отграничить принуждение от случаев, предусмотренных ч. 1 ст. 40 УК. Последняя охватывает случаи, когда ситуация безвыходна, поведение не имеет альтернативы (пистолет у виска и пр.). В силу очевидности оценки таких ситуаций участие психолога здесь не требуется. Сложнее разграничить сферу применения п. " е" комментируемой статьи и ч. 2 ст. 40 УК. Последняя включает психическое принуждение - угрозы, демонстрацию страданий близких, а равно физическое принуждение в случаях, когда не исключено, что оно не полностью лишает человека избирательности поведения (побои, издевательства с целью сломить волю и пр.).

Использование специальных психологических знаний возможно и для прояснения картины происшествия в случаях, когда экстремальная ситуация приводит субъекта к фактической ошибке при сравнении ценности, на которую его принуждают посягнуть, и ценности, которую он стремится спасти от угрозы. Это ситуации религиозного, партийного фанатизма, сверхценности конкретного блага в силу определенных условий формирования личности и пр. 7.

Пункт "е" предусматривает также совершение преступления "в силу материальной, служебной или иной зависимости". Психологический интерес могут представлять не перечисленные в законе (очевидные) виды формализованной зависимости, а именно "иная" зависимость. К "иной" можно отнести зависимость и от любимого человека, и от референтной группы, и, например, от главы секты и пр. Наличие и степень такой зависимости может быть предметом психологической или комплексной психолого-психиатрической экспертизы.

Столь же необходимо выяснять, воспринимает ли данное лицо свое состояние как зависимость. Уже в 40-е годы XX в. в литературе подчеркивалось, что если виновный осознает наличие этого обстоятельства, ему трудно противодействовать воздействию другого лица, толкающего его на участие в преступлении. Различные авторы упоминают в этой связи о таких проявлениях зависимости, как предоставление жилища, оказание услуги, за которую виновный благодарен подстрекателю, и т.д. Очевидно, для признания этих обстоятельств уголовно-релевантными необходимо установить, что виновный осознает их как проявление зависимости и что это ограничивает возможности свободного выбора поведения. 8.

Ситуации, описанные в п.

При подготовке нового уголовного законодательства резко изменилась позиция закона при описании такого смягчающего обстоятельства, как "совершение преступления под влиянием сильного душевного волнения, вызванного неправомерными действиями потерпевшего". Конечно, сама терминология, традиционно использовавшаяся десятки лет, не являлась оптимальной. Понятие "сильное душевное волнение" призвано обозначить одно из временных особых психических состояний субъекта; поэтому оно должно соответствовать принятой психологической терминологии. Использованное же в УК 1960 г. понятие фактически носило оценочный, нестрогий характер. Адекватным здесь представляется использование понятия аффект, как это сделано в ст. ст. 107 и 113 УК 1996 г. (см. комментарий).

Но вместо осовременивания терминологии, как это произошло в Особенной части, законодатель вообще исключил это эмоциональное состояние из перечня смягчающих обстоятельств, указав лишь на противоправность или аморальность поведения потерпевшего, явившегося поводом для преступления. При этом достигнут эффект упрощения использования соответствующего смягчающего обстоятельства.

Новая редакция в законе рассматриваемого смягчающего обстоятельства не принимает во внимание и еще несколько существенных моментов: -

не ставит задачи оценки причинной непосредственной связи между действиями потерпевшего и виновного. А ведь она могла проявиться как в аффекте, так и в иных эмоциональных состояниях, но возможна и ситуация, когда виновный искал лишь повод для своих общественно опасных действий; -

аффектогенная конфликтная ситуация может быть создана не только потерпевшим, но и другим человеком, находившимся на месте преступления. Известны и случаи, когда аффективные действия были направлены на постороннее лицо, случайно оказавшееся поблизости. По нашему мнению, привязать уголовно-правовое понятие аффекта только к случаям эмоциональной разрядки в отношении лица, создавшего ситуацию, значит ограничить следователя и суд в индивидуализации ответственности с учетом данного обстоятельства, если причиной аффекта были действия третьего лица; -

трактовка действий потерпевшего только как повода верна не во всех случаях: с психологической точки зрения эти действия могут явиться главной причиной импульсивных аффективных действий. Кроме того, само понятие "повод" предполагает обязательность немедленной реакции на него. Между тем в ст. ст. 107 и 113 эта традиционная позиция существенно скорректирована - предусмотрена возможность длительной психотравмирующей ситуации, когда "поводом" является нейтральное с правовой точки зрения или даже законное замечание, требование, действие потерпевшего.

10. Экспертная практика однозначно свидетельствует о распространенности случаев длящегося развития аффектогенной ситуации по типу накопления переживаний, нередко не в полной мере осознаваемых субъектом. Этот процесс может протекать в течение многих месяцев или даже лет. Представляется, что вариант возникновения аффекта, связанный с длящимся аккумулированием аффектогенных факторов, с полным основанием учтенный в УК 1996 г. (ст. ст. 107, 113), требует учета и в перечне смягчающих обстоятельств. Иначе возникает опасность чрезмерно узкой трактовки этого понятия в практике, когда следователь и суд оставляют за пределами смягчающих обстоятельств имевшее место состояние аффекта, исходя из того, что повод для аффективной разрядки малозначителен.

Эта опасность еще более усиливается в связи с мнением некоторых комментаторов ранее действовавшего уголовного закона о том, что уголовно-релевантный аффект вызывается исключительно преступными действиями. Такой комментарий в силу инерционности практики может толкнуть следователя и суд к необоснованному несогласию с позицией эксперта, диагностировавшего аффект. Более того, в принципе возможны случаи, когда аффект, реализовавшийся в преступном деянии, был вызван позитивными с точки зрения закона и морали действиями потерпевшего или третьих лиц.

Экспертная диагностика аффекта здесь избыточна, так как традиционная формулировка закона не предусматривает их действия в качестве основания смягчения наказания. Максимум, что могут сделать следователь и суд, если будут воспроизводить ограничительную позицию, предлагаемую ст. 61, - это учесть эмоциональную разрядку виновного (и ее причину) в рамках общего комплекса личностных характеристик и особенностей мотивации, значимых для индивидуализации ответственности и наказания. При этом мы полагаем возможной постановку вопроса перед экспертом о наличии у виновного аффекта как психологического феномена, хотя и не отвечающего узкой трактовке этого понятия в законе. 11.

Рассматривая психологическое содержание действий виновного, реагировавшего на действия потерпевшего, как смягчающее обстоятельство, подчеркнем наконец, что для его диагностики значимо субъективное восприятие ситуации, а не предустановленно- типизированная ее оценка. Поэтому малоперспективной для правового регулирования следственной, судебной и экспертной практики представляется дискуссия о том, возможен ли аффект, если унижение чести и достоинства с точки зрения объективной картины не является " грубым и глубоким", может ли с точки зрения нормального человека "менее тяжкое оскорбление" вызвать особенно болезненную реакцию. При решении вопроса о степени тяжести оскорбления отсутствует с психологической точки зрения прямая внешняя зависимость между объективной тяжестью оскорбления (исходя из принятых в обществе или данной среде правил общения) и субъективным его восприятием, силой ответной эмоциональной реакции субъекта. Следовательно, поводом для аффективной разрядки может служить внешне самый незначительный стимул, в том числе, конечно, и " менее тяжкое оскорбление". 12.

Психологи и юристы, разрабатывающие проблему аффекта в уголовном праве, традиционно исходят из того (эту позицию разделил и законодатель), что в этих случаях хотя и затрудняется избирательность поведения, в связи с чем ответственность и наказание смягчаются, но в принципе она сохраняется. Считается, что сознание человека в состоянии аффекта хотя и сужено, находится как бы в "шорах", но тем не менее он мог бы удержать себя, остановить развитие событий.

Наша позиция несколько отличается от изложенной. Полагаем, что к действиям "на вершине" аффекта не всегда можно применить критерий осознанно-волевого поведения. Конечно, до начала самого аффекта, реализации его в действиях субъект сохраняет способность к осознанию и руководству своим поведением в смысле удержания себя от аффективных действий или переключения их на незначимый с точки зрения уголовно- правового запрета объект. Иными словами, ответственность обосновывается неиспользованием субъектом реальной возможности предупредить действия в состоянии аффекта путем подавления или переключения своих эмоциональных переживаний.

Наш подход, несколько уточняющий традиционный, приводит к выводу, имеющему принципиальное значение, в том числе при обсуждении компетенции эксперта-психолога в рассматриваемых случаях. Имеются ситуации (речь, как правило, идет не о длительных психотравмирующих ситуациях, вызывающих аккумуляцию аффекта, а об особо интенсивных однократных воздействиях), когда контроль поведения фактически невозможен с самого момента появления аффектогенного раздражителя. То есть субъект не может удержать себя от аффективной разрядки. Например, случаи внезапного, неожиданного для него совершения будущим потерпевшим или третьим лицом действий, связанных с особым цинизмом, жестокостью и пр., когда восприятие названных обстоятельств фактически совпадает с наступлением аффективной разрядки, не оставляя возможности даже для свернутой оценки ситуации.

Этому могут способствовать и такие факторы, как усталость, болезнь, функциональные расстройства, снижающие самоконтроль и при обычных условиях. Ситуации такого рода могут быть диагностированы в рамках судебно-психологической экспертизы. Представляется, что наличие этого заключения обязывало бы следователей и суд рассмотреть вопрос, не выходит ли данный случай за пределы обычного смягчающего значения аффекта, имелась ли реально хотя бы минимальная возможность избирательного поведения, а следовательно, вина в уголовно-правовом смысле. 13.

Наш комментарий к п. " з" относится к проблемам, не отраженным непосредственно в законе, но вытекающим из сопоставления п. " з" комментируемой статьи и соответствующего ему пункта ст. 38 УК 1960 г. Но учет высказанных соображений позволит следователю, суду, экспертной практике точнее и полнее раскрывать с помощью профессиональных психологических знаний возможности индивидуализации наказания с помощью рассматриваемого смягчающего обстоятельства. Речь идет о дополнении указания закона на значение противоправных или аморальных действий потерпевшего как повода к совершению преступления исследованием психического состояния виновного в момент деяния и конкретного влияния этого состояния на избирательность поведения. Напомним в этой связи, что по прямому указанию закона (ч. 2 ст. 61 УК) перечень смягчающих обстоятельств не является исчерпывающим. Это особенно важно с учетом инерционности практики, ее устойчивой тяги к оперированию традиционными терминами и формулировками. 14.

Содержанию п. п. "и" и "к", устанавливающих смягчающее значение позитивного посткриминального поведения в ранее действовавшем Кодексе, примерно соответствовали обстоятельства, охарактеризованные в п. 9 ст. 38 УК 1960 г. А именно: "чистосердечное раскаяние или явка с повинной, а также активное способствование раскрытию преступления". Представляется обоснованным устранение из УК 1996 г. понятия "чистосердечное раскаяние".

Поскольку характеристика действий виновного как "чистосердечного раскаяния" по- прежнему достаточно широко встречается в следственной и судебной практике, выступлениях прокуроров и адвокатов, необходимо подчеркнуть, что в ранее действовавшем уголовном законе через запятую перечислялись обстоятельства, содержанием которых являются внутреннее эмоциональное состояние субъекта ("чистосердечное" раскаяние) и действия, направленные на смягчение причиненного вреда. По существу, в законе речь шла о своеобразном вознаграждении за эти действия, независимо от мотивации. 15.

В психологической литературе понятие раскаяния не раскрывается. С долей условности применительно к уголовно-правовой дефиниции его можно определить как осознание виновным упречности своего поведения именно как преступного, осуждение (самоосуждение) этого поведения и сожаление о нем; наконец, стремление помочь максимально уменьшить причиненный вред. В такой трактовке (а с точки зрения психологии она единственно возможна) речь идет о внутреннем состоянии субъекта. Поэтому данное обстоятельство нельзя объединять в одну группу с другими, связанными с определенными действиями субъекта, которые могут иметь как мотивацию раскаяния, так и иные побуждения.

Анализ методик психологической диагностики со всей определенностью свидетельствует, что на нынешнем этапе их развития состояние раскаяния, а тем более его " чистосердечность" (это житейский, а не научный термин) достоверно установить с их помощью нельзя. Здесь все основывается на оценочных суждениях следователя и суда "со слов" виновного. Поэтому оптимальным было бы в новом УК принять одно из двух возможных решений: либо указать на "деятельное раскаяние", выразившееся в определенных действиях (явка с повинной, помощь в раскрытии преступления и т.д.), либо вообще отказаться от упоминания о раскаянии, ограничившись указанием на действия виновного после совершения преступления, направленные на уменьшение причиненного вреда и активное способствование расследованию.

В п. п. "и", "к" комментируемой статьи избрана вторая позиция. Вместе с тем ст. 75 УК 1996 г., в которой перечисляются обстоятельства, в основном аналогичные охарактеризованным выше, как смягчающие, но которые на этот раз трактуются как позволяющие при определенных условиях освободить лицо от уголовной ответственности, называется "Освобождение от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаянием". Иными словами, последнее понятие рассматривается как родовое. Представляется, что это решение психологически адекватно и позволяет использовать для характеристики действий виновного понятие "деятельного раскаяния", зафиксировать позитивную оценку следователем и судом посткриминального поведения. При этом достаточно, чтобы субъект осознавал, что от него требуется не словесное, а именно деятельное раскаяние, проявляющееся в предусмотренных законом поступках.