§ 2. Конституционные стандарты уголовной ответственности за посягательства на свободу совести и вероисповедания

Современный этап и уровень развития уголовного права в России характеризуется акцентированным вниманием на вопросах обеспечения его конституционности. Задача эта во многом решается посредством функционирования Конституционного Суда Российской Федерации, который проверяя конституционность отдельных положений уголовного законодательства, задает общезначимые отраслевые стандарты, соблюдению которых должна следовать и представительная власть, и суды общей юрисдикции, и все иные государственные структуры.

Соответствие уголовно-правовых норм и отношений конституционным параметрам безопасности и прав человека справедливо считается одним из основных условий легитимности уголовного права и его эффективности. Не случайно, в современной литературе представлен достаточно широкий

перечень источников, посвященных теоретическим аспектам конституционализации уголовного права¹. Однако анализ показывает, что специалистами разработаны, по преимуществу, общие вопросы взаимосвязи уголовного и конституционного права, в то время как частные проблемы, связанные с выяснением конституционного смысла конкретных уголовно- правовых предписаний, и конституционных оснований уголовно-правового воздействия на те или иные конкретные участки общественной практики, все еще остаются на периферии исследовательских интересов. В этом отношении уместно напомнить рекомендацию А.Э. Жалинского, который писал, что правовые позиции и в целом тексты, принимаемые Конституционным Судом РФ, должны осваиваться уголовно-правовой доктриной и практикой в сфере понимания как наиболее общих институтов уголовного права, так и отдельных его предписаний^{[L] [LI].}

Внимание к конституционным основаниям криминализации тех или иных деяний и конституционно-правовому смыслу того или иного уголовно­правового запрета выступает сегодня необходимым условием собственно уголовно-правовой интерпретации предписаний УК РФ и разработке правил их применения.

С содержательной точки зрения эти стандарты могут быть представлены в виде результата гармоничного сочетания и системного

толкования двух блоков конституционных положений: 1) о содержании и пределах права на свободу совести и вероисповедания и 2) об основаниях и пределах уголовно-правового регулирования. Эти предписания тесно взаимосвязаны. Уже в первом приближении должно быть очевидным: выход за пределы гарантированных Конституцией России религиозных свобод, равно как и ограничение этих свобод, может при определенных обстоятельствах влечь за собой потребность в уголовно-правовом воздействии, которое, тем не менее, ни в этом случае, ни в каком ином, не должно сопровождаться нарушением религиозных свобод. Этот обобщенный тезис нуждается в развертывании и обосновании, чему и будет посвящено нижеизложенное.

В Конституции России сформулированы основополагающие принципы и нормы, создающие базу для регулирования и защиты отношений в области реализации права на свободу совести и вероисповедания. К ним относятся, в частности, следующие положения:

- Российская Федерация - светское государство; никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной (статья 14);

- государство гарантирует равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям (статья 19);

- каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними (статья 28);

- каждому гарантируется свобода мысли и слова; не допускается пропаганда и агитация, возбуждающая религиозную ненависть и вражду, запрещается пропаганда религиозного превосходства (статья 29).

Важно подчеркнуть, что все эти предписания относятся к разряду тех,

которые в силу ст. 135 Конституции РФ, не могут быть пересмотрены Федеральным Собранием и для своего изменения требуют принятия новой Конституции страны. Уровень их гарантий, таким образом, представляется максимально высоким, а значимость для построения правовой основы регулирования отношений в области реализации права на свободу совести и вероисповедания - непреходящей.

Приступая к непосредственному анализу конституционных стандартов, прежде всего, отметим, что Россия есть светское государство, придерживающееся принципов идеологического многообразия. В науке конституционного права светским признается государство, задачи и деятельность которого не поставлены на службу каким-либо религиозным объединениям либо обусловлены их догматами и учениями. В светском государстве религиозные объединения отделены от него, равны между собой, не выполняют функции государственных органов, не участвуют в политике, могут получать государственное финансирование для решения общесоциальных задач, в решении которых принимает участие религиозное объединение; государственное образование, военная и гражданская служба не включают в себя религиозный компонент; деятельность государственных органов не сопровождается религиозными обрядами и/или церемониями, нормативно-правовые акты государства не содержат ссылок на религиозные предписания^[LII].

Эти требования в преломлении к проблематике установления уголовной ответственности предполагают, что в России не могут быть криминализированы действия, состоящие в несоблюдении религиозных догматов и обрядов (разумеется, если эти действия не отвечают иным, светским критериям криминализации). В тоже время они не исключают того, что при соблюдении некоторых условий действия иного порядка, приводящие, с одной стороны, к огосударствлению религии, а с другой - к

клерикализации государства, могут рассматриваться как правонарушающие.

Среди них стоит различать, прежде всего, насильственные и ненасильственные действия.

Во втором случае, когда посягательства на принцип светскости государства не являются столь явными и опасными, законодатель использует иные способы реагирования на правонарушающее поведение, выбирая административно-правовые или уголовно-правовые средства воздействия.

Так, законодатель предусматривает возможность ликвидации религиозной организации, которая в нарушение законодательства и уставных положений активно занимается политической деятельностью.

Обсуждая проблемы политической деятельности религиозных структур и подтверждая недопустимость создании политических партий по религиозному принципу, Конституционный Суд России сформулировал ряд значимых позиций, указав, в частности следующее. В отличие от политических партий религиозные объединения создаются с целью реализации свободы вероисповедания, права каждого объединяться с другими для исповедания определенной религии, что предполагает и возможность совершения в соответствии с избранными убеждениями религиозных обрядов и церемоний, распространения своих религиозных убеждений, религиозное обучение и воспитание, благотворительность, миссионерскую, подвижническую и иную деятельность, определяемую соответствующим вероучением. В силу статьи 14 Конституции РФ и в соответствии с конкретизирующими их положениями статьи 4 Федерального

закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» конституционный принцип светского государства и отделения религиозных объединений от государства означает, что государство, его органы и должностные лица, а также органы и должностные лица местного самоуправления, т.е.

Принцип светского государства в понимании, сложившемся в странах с моноконфессиональным и мононациональным устройством общества и с развитыми традициями религиозной терпимости и плюрализма (что позволяло, в частности, допустить в некоторых странах политические партии, основанные на идеологии христианской демократии, поскольку понятие «христианский» в данном случае далеко выходит за конфессиональные рамки и обозначает принадлежность к европейской системе ценностей и культуре), не может быть автоматически применен к

Российской Федерации. В многонациональной и многоконфессиональной России - вследствие особенностей функционирования ведущих вероучений (с одной стороны, православия как господствующего направления христианства, а с другой - мусульманства), их влияния на социальную жизнь, в том числе использования в политической идеологии, исторически в значительной степени тесно связанного с национально-этническим фактором, - такие понятия, как «христианский», «православный», «мусульманский», «русский», «татарский» и т.п., ассоциируются в общественном сознании скорее с конкретными конфессиями и отдельными нациями, чем с общей системой ценностей российского народа в целом.

Создание партий по религиозному признаку открыло бы путь к политизации религии и религиозных объединений, политическому фундаментализму и клерикализации партий, что в свою очередь повлекло бы отторжение религии как формы социальной идентичности и вытеснение ее из системы факторов, консолидирующих общество. Создание партий по национальному признаку могло бы привести к преобладанию в выборных органах власти представителей партий, отражающих интересы больших этнических групп в ущерб интересам малых этнических групп, и тем самым - к нарушению установленного Конституцией Российской Федерации принципа правового равенства независимо от национальной принадлежности^[LIII].

Как уже было отмечено, в настоящее время действия, заключающиеся в политизации религиозных организаций, хотя и не влекут ответственности на основании норм УК РФ или КОАП РФ, тем не менее, могут рассматриваться как вполне достаточные, для того, чтобы на основании ст. 14 Федерального закона № 125-ФЗ от 26 сентября 1997 г. «О свободе совести и о религиозных

объединениях»¹ принять решение о приостановлении деятельности или ликвидации религиозной организации.

В этой связи важно отметить, что согласно позиции Конституционного Суда России, само по себе неустановление федеральным законодательством уголовной ответственности за те или иные деяния не нарушает конституционные права граждан, в отношении которых эти деяния совершены, и не препятствует использованию ими в целях защиты своих прав и законных интересов иных правовых средств^{[LIV] [LV].}

Что касается действий представителей государства, связанных с возложением на религиозные организации государственных функций, принуждением этих организаций к участию в делах государства или принуждению государственных структур к религиозной идеологии или практике, то такие действия, также не требующие, по мнению российского парламента, специальных предписаний о запрете и ответственности, тем не менее, могут влечь за собой публичную ответственность виновных лиц, но по общим нормам о злоупотреблении должностными полномочиями или их превышении.

Светский характер государства с необходимостью сопряжен в конституционном измерении с принципом идеологического многообразия. Светскость не означает господства идеологии секуляризма и ее давления на все стороны и аспекты общественной жизни. Светскость и религиозность (клерикализм и секуляризм) вполне могут рассматриваться как две стороны, два полюса на линии идеологий, различающихся отношением к основным вопросам креационизма и эволюции. Но они в равной степени представлены на идеологическом поле, где сосуществуют во всех возможных конституционно допустимых проявлениях. Юристы верно подчеркивают, что

в рамках светского государства реализация идеологического многообразия в духовной сфере подразумевает существование как религиозного плюрализма, базирующегося на идеологической свободе человека в религиозной сфере, так и атеистического плюрализма, основывающегося на праве каждого не исповедовать никакой религии, иными словами, юридическое равенство всех носителей (субъектов) различных идеологий¹.

В любом случае, однако, идеологическое многообразие должно осуществляться в правовых рамках, за пределами которых возникает злоупотребление правом, нарушение прав и свобод других лиц, причиняется ущерб или создается прямая угроза причинения вреда демократическому строю, традиционным представлениям морального большинства.

В основе идеологического многообразия лежит действие двух фундаментальных конституционных положений: равенства, с одной стороны, и свободы мысли и совести, - с другой. Их гармоничное сосуществование и синергизм действия достижимы только при условии, что они будут осуществлены способом, при котором свободы одного лица или группы лиц не ущемляют аналогичных или иных прав и свобод других лиц, в целом интересов общества и государства. Это требование имеет особое значение в связи с тем существенным обстоятельством, что свобода совести попадает в сферу публичного контроля только в том случае и в той мере, когда и поскольку она находит объективное выражение во внешнем мире^{[LVI] [LVII].}

При исследовании источников международного права была отмечена необходимость различать собственно свободу совести (как внутренний аспект религиозной свободы) и свободу вероисповедания как ее внешний атрибут. Разумное ограничение внешней свободы является и необходимым условием, и составной частью подлинной религиозной свободы в светском

плюралистическом государстве.

Конституционный Суд России в одном из своих постановлений специально подчеркнул значимость этого тезиса, указав, что Конституция провозглашает Российскую Федерацию светским государством, в котором никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной, а религиозные объединения отделены от государства и равны между собой. Исходя из того, что религиозная свобода является одной из важнейших форм духовно-нравственного самоопределения личности и внутренним делом каждого, государство гарантирует в качестве одного из основных личных (гражданских) прав свободу совести, свободу вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними. Право на свободу совести и религии включает свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как индивидуально, так и сообща с другими, публичным или частным порядком в богослужении, обучении, отправлении религиозных и культовых обрядов. Соответственно, данное право не может ограничиваться исключительно пространством личной (частной) жизни, - получая свою реализацию во внешней сфере, в том числе в массовых коллективных формах, оно объективно приобретает и весьма существенное общественное значение, что обязывает Российскую Федерацию как правовое и социальное государство обеспечивать, нейтрально и беспристрастно, исповедание различных религий, верований и убеждений в целях достижения гражданского мира и согласия, поддержания общественного порядка и религиозной терпимости в обществе, не допуская произвольного и неоправданного вмешательства в деятельность религиозных организаций и в то же время - учитывая светский характер российского государства - клерикализации государственных и общественных институтов. Таким образом, принимая во внимание сочетание в религиозной свободе

индивидуальных (личных) и коллективных, а также частных и публичных начал, нормативный порядок реализации права на свободу совести и свободу вероисповедания требует соотнесения с порядком реализации иных конституционных прав, в том числе в социально-политической сфере, и обязывает как законодателя, так и правоприменителя, включая суд, обеспечивать разумный баланс интересов верующих и религиозных объединений, с одной стороны, и светских политических и государственных институтов - с другой, не посягая при этом на само существо данного права и не создавая препятствий для его реализации^[LVIII].

Достижение такого баланса с необходимостью требует ограничений на слова и действия, которые, будучи злоупотреблением права на свободу слова и вероисповедания, могут нарушить права и свободы иных лиц.

Отдельные такие ограничения были предметом оценки со стороны Конституционного Суда России, который признал их допустимыми и оправданными.

Так, Суд признал обоснованным особый порядок проведения религиозных мероприятий вне культовых учреждений и указал, что право собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирования, не является абсолютным и в силу ч. 3 ст. 55 Конституции России может быть ограничено федеральным законом в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. Такой федеральный закон должен обеспечивать возможность реализации данного права и одновременно - соблюдение надлежащего общественного порядка и безопасности без ущерба для здоровья и нравственности граждан на основе

баланса интересов организаторов и участников публичных мероприятий, с одной стороны, и третьих лиц - с другой. Ссылаясь на практику Европейского Суда по правам человека (постановления от 31 марта 2005 г. по делу «Адали (Adaly) против Турции», от 20 октября 2005 г. по делу «Политическая партия «Уранио Токсо» (Ouranio Тохо) и другие против Греции» и от 26 июля 2007 г. по делу «Баранкевич против России»), Конституционный Суд России отметил, что государство должно воздерживаться от применения необоснованных косвенных ограничений права на мирные собрания, а его вмешательство в это право может иметь место лишь при наличии оправдывающих его убедительных и неопровержимых доводов. С учетом этого Конституционный Суд признал, что последствия проведения без предварительного уведомления органа исполнительной власти субъекта Российской Федерации или органа местного самоуправления публичного религиозного мероприятия, если оно доступно восприятию другими гражданами (даже если проводится в помещении), сопоставимы с последствиями проведения несогласованного публичного мероприятия общественного характера, поскольку открытая демонстрация религиозных убеждений может раздражать или оскорблять тех, кто исповедует иную религию или не исповедует никакой религии, а проходящие вне культовых зданий и сооружений, а также специально отведенных для этого мест либо жилых помещений отдельные религиозные мероприятия в силу своей массовости - помешать нормальной работе транспорта, государственных или общественных организаций. Тем самым при определенных обстоятельствах независимо от намерений их организаторов и участников не исключается потенциальная опасность нарушения общественного порядка, а следовательно, причинения ущерба нравственному и физическому здоровью граждан, что требует должного контроля со стороны органов публичной власти, в обязанности которых входит принятие разумных мер для обеспечения мирного проведения публичных мероприятий. Распространение на проведение таких публичных религиозных

мероприятий правового регулирования порядка проведения митингов, шествий и демонстраций (а не собраний и одиночных пикетов) - поскольку оно направлено на достижение баланса конституционно защищаемых прав и свобод верующих, принимающих участие в публичном религиозном мероприятии, и граждан, которые по каким-либо причинам не желают его проведения в данном, специально не предназначенном для этого месте, т.е. на защиту как самих участников мероприятия, так и иных лиц, - не может рассматриваться как нарушение конституционных прав и свобод граждан, а установление обязанности уведомления органов публичной власти об их проведении, как и ответственности за ненадлежащее исполнение данной обязанности - как чрезмерное вмешательство государства в дела религиозных организаций^[LIX].

В другом случае Конституционный Суд России обсуждал вопросы создания и регистрации религиозных объединений и признал, что государство вправе урегулировать гражданско-правовое положение религиозных объединений, в том числе условия признания религиозного объединения в качестве юридического лица, порядок его учреждения, создания, государственной регистрации, определить содержание правоспособности религиозных объединений. Однако вводимые им меры, относящиеся к учреждению, созданию и регистрации религиозных организаций, не должны искажать само существо свободы вероисповедания, права на объединение и свободы деятельности общественных объединений, а возможные ограничения, затрагивающие эти и иные конституционные права, должны быть оправданными и соразмерными конституционно значимым целям. Конституционный Суд РФ отметил, что государство вправе предусмотреть определенные преграды, с тем чтобы не предоставлять статус

религиозной организации автоматически, не допускать легализации сект, нарушающих права человека и совершающих незаконные и преступные деяния, а также воспрепятствовать миссионерской деятельности (в том числе в связи с проблемой прозелитизма), если она несовместима с уважением к свободе мысли, совести и религии других и к иным конституционным правам и свободам, а именно сопровождается предложением материальных или социальных выгод с целью вербовки новых членов в церковь, неправомерным воздействием на людей, находящихся в нужде или в бедственном положении, психологическим давлением или угрозой применения насилия и т.п.^[LX].

Проверке со стороны Конституционного Суда РФ подверглась и такая мера, предположительно нарушающая право на свободу вероисповедания, как особый порядок захоронения лиц, принимавших участие в террористических актах. Суд признал, что право человека быть погребенным после смерти согласно его волеизъявлению, с соблюдением обычаев и традиций, религиозных и культовых обрядов вытекает из положений Конституции Российской Федерации, гарантирующих охрану достоинства личности, право на свободу и личную неприкосновенность, свободу совести и вероисповедания, свободу мысли и слова, мнений и убеждений. Охраняя достоинство личности, государство обязано не только воздерживаться от контроля над личной жизнью человека и от вмешательства в нее, но и создавать в рамках установленного правопорядка такой режим, который позволил бы каждому следовать принятым традициям и обычаям - национальным и религиозным. В частности, оно должно гарантировать достойное отношение к памяти человека, т.е. обеспечивать человеку возможность рассчитывать на то, что и после смерти его личные права будут

охраняться, а государственные органы, официальные и частные лица - воздерживаться от посягательства на них.

Вводимое законодателем ограничение прав и свобод, обеспечивая баланс конституционно защищаемых ценностей и интересов, не должно посягать на само существо права и приводить к утрате его основного содержания. Соответствующие требования связывают волю законодателя при введении ограничений прав и свобод, обусловленных в том числе необходимостью борьбы с такой опасной угрозой для человечества, как терроризм. Вместе с тем интересы пресечения терроризма, его общей и специальной превенции, ликвидации последствий террористических актов, сопряженных с возможностью массовых беспорядков, столкновений различных этнических групп, эксцессов между родственниками лиц, причастных к террористическим актам, населением и правоохранительными органами, угрозой жизни и здоровью людей, могут обусловливать в определенных конкретно-исторических условиях установление особого правового регулирования погребения лиц, уголовное преследование в отношении которых в связи с участием в террористической деятельности прекращено из-за их смерти, наступившей в результате пресечения террористического акта. Минимизация информационного и психологического воздействия, оказанного на население террористическим актом, в том числе ослабление его агитационно-пропагандистского эффекта, является одним из необходимых способов защиты общественной безопасности, нравственности, здоровья, прав и законных интересов граждан, т.е. преследует именно те цели, с которыми Конституция Российской Федерации и источники международного права связывают допустимость ограничения соответствующих прав и свобод. Захоронение лица, принимавшего участие в террористическом акте, в непосредственной близости от могил жертв его действий, совершение обрядов захоронения и поминовения с отданием почестей как символу, как объекту поклонения, с одной стороны, служат пропаганде идей террора, а с другой - оскорбляют

чувства родственников жертв этого акта и создают предпосылки для нагнетания межнациональной и религиозной розни. В конкретных условиях, сложившихся в Российской Федерации в результате совершения серии террористических актов, повлекших многочисленные человеческие жертвы, вызвавших широкий негативный общественный резонанс и оказавших огромное влияние на массовое общественное сознание, выдача родственникам для захоронения тел лиц, смерть которых наступила в результате пресечения совершенного ими террористического акта, способна создать угрозу общественному порядку и общественному спокойствию, правам и законным интересам других лиц, их безопасности, в том числе привести к разжиганию ненависти, спровоцировать акты вандализма, насильственные действия, массовые беспорядки и столкновения, что может повлечь за собой новые жертвы, а места захоронений участников террористических актов могут стать местами культового поклонения отдельных экстремистски настроенных лиц, будут использоваться ими в качестве средства пропаганды идеологии терроризма и вовлечения в террористическую деятельность. При таких обстоятельствах федеральный законодатель был вправе ввести особый порядок погребения лиц, чья смерть наступила в результате пресечения террористического акта, участниками которого они являлись. Такая мера сама по себе допустима, поскольку в сложившихся в Российской Федерации условиях борьбы с терроризмом преследует конституционно защищаемые цели и является необходимой для обеспечения общественного спокойствия и общественной безопасности, охраны общественного порядка, здоровья и нравственности, защиты прав и свобод других лиц^[LXI].

Отмеченные ограничения свободы совести и вероисповедания,

установленные в целях защиты значимых публичных интересов, подкреплены и силой уголовного закона. В частности, при достаточных к тому основаниях поведение лиц, нарушающих правила поведения публичных мероприятий, могут быть квалифицированы по ст. 212¹ УК РФ «Неоднократное нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования», ст. 213 УК РФ «Хулиганство»; действия, связанные с нарушением правил регистрации и функционирования религиозных организаций, - по ст. 239 УК РФ «Создание некоммерческой организации, посягающей на личность и права граждан», ст. 282² УК РФ «Организация деятельности экстремистской организации».

Однако важно заметить, что соблюдение баланса прав представителей различных религиозных и идеологических групп не может быть представлено только как ограничение некоторых притязаний представителей той или иной религиозной группы. Невмешательство в вопросы религии, обеспечение и уважение права на свободу вероисповедания лиц требует от государства признания, учета и охраны интересов сторонников религиозных конфессий. Современная практика демонстрирует ряд свидетельств такого признания.

Так, Конституционный Суд России не нашел оснований усомниться в конституционности существующих правил посещения культовых мест, ссылаясь на то, что Гагаринский районный суд города Москвы признал правила, касающиеся одежды посетителей монастыря (эти правила изложены в «Обращении к паломникам и туристам, желающим посетить священные места Спасо-Преображенского Валаамского монастыря», утвержденном 21 июня 2000 г. Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II), не противоречащими законодательству Российской Федерации и не создающими препятствий для осуществления ими прав, предусмотренных

Конституцией Российской Федерации¹.

Верховный Суд РФ признал недействующим и не подлежащим применению со дня вынесения соответствующего решения пункт 14.3 Инструкции о порядке выдачи, замены, учета и хранения паспортов гражданина Российской Федерации, утвержденной Приказом МВД России от 15 сентября 1997 г. № 605, в части, исключающей право граждан, религиозные убеждения которых не позволяют показываться перед посторонними лицами без головных уборов, представлять для получения паспорта гражданина Российской Федерации личные фотографии с изображением лица строго в анфас в головном уборе^{[LXII] [LXIII].}

С точки зрения уголовного закона поведение, которое заключается в непризнании законных интересов прав представителей религиозных объединений и проведении различий между людьми и организациями по признаку религии, чаще всего, охватывается признаками состава дискриминации, предусмотренного ст. 136 УК РФ.

И, напротив, правомерное осуществление гражданином своих конституционных прав и свобод не может рассматриваться как нанесение ущерба суверенитету Российской Федерации, обороне страны и безопасности государства и влечь для него неблагоприятные правовые последствия, в частности в форме уголовной ответственности^[LXIV]. Отсюда и более жесткое указание Конституционного Суда РФ, значимое для определения пределов уголовно-правового регулирования: включение в уголовно-правовое регулирование норм, возлагающих уголовную ответственность за действия,

не являющиеся противозаконными, несовместимо с закрепленными в Конституции Российской Федерации гарантиями прав и свобод граждан, поскольку может приводить к дестабилизации единого правового пространства, неопределенности в правовом положении граждан, нарушениям их прав и законных интересов^[LXV].

Таким образом, признание прав, их сбалансированный учет, компромисс, взаимное уважение и беспристрастность, разумные ограничения - те необходимые составляющие правового регулирования, которые способны обеспечить межконфессиональное согласие и примат прав человека.

В конституционной практике эти вопросы стали предметом отдельного и глубокого осмысления в знаковых для настоящего исследования документах - определениях Конституционного Суда РФ, возникших в связи с резонансным делом Алехиной и Толоконниковой («дело Pussy Riot»).

Рассматривая обращения лиц, осужденных фактически за «оскорбление чувств верующих», Конституционный Суд России отметил, что вопросы, касающиеся религиозного самоопределения человека, роли и значения религии в личной и общественной жизни, равно как и конкретные, формируемые в рамках тех или иных религиозных течений подходы и оценочные суждения в отношении актуальных проблем социального, нравственно-этического и иного плана признаются составной частью конституционного правопорядка, на основе которого обеспечивается свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними. При

этом Конституция Российской Федерации, не устанавливая для свободы слова и свободы распространения информации какие-либо идеологические или мировоззренческие, в частности религиозные, критерии или ограничения и не предполагая навязывание большинством своих убеждений и предпочтений меньшинству, исключает введение запрета на публичные дискуссии по религиозной тематике, включая свободное выражение мнений, в том числе критических, по поводу характера и содержания деятельности религиозных организаций, притом что участники подобных дискуссий должны принимать во внимание деликатный характер обсуждаемых вопросов, которые могут непосредственно затрагивать религиозное достоинство других лиц, исповедующих ту или иную религию, в связи с чем во всяком случае оскорбляющая общественную нравственность форма подачи информации, касающейся религиозной сферы, недопустима применительно к религиозным убеждениям как большинства членов общества, так и тех его членов, которые придерживаются иных религиозных предпочтений или не исповедуют никакую религию. Соответственно, в тех случаях, когда конкретный способ распространения информации, в том числе исходя из обстоятельств места и времени ее распространения, основан на демонстративном грубом пренебрежении принятыми в обществе представлениями о приемлемом поведении в конкретных, включая связанные с религией, местах, лишен какой-либо эстетической и художественной ценности и сам по себе является оскорбительным, подобная деятельность выходит за границы гарантированного Конституцией Российской Федерации правомерного пользования свободой выражения мнений.

Конституция России, повторил Конституционный Суд, предусматривает возможность ограничения прав и свобод в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. Эти конституционные требования соотносятся со стандартами, закрепленными в

международно-правовых актах, которые, провозглашая право каждого человека на свободу мысли, совести и религии, право беспрепятственно придерживаться своих убеждений и право на свободное выражение своего мнения, включая свободу искать, получать и распространять всякого рода информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ, одновременно устанавливают, что осуществление этих прав и свобод может быть сопряжено с определенными ограничениями, предусмотренными законом и необходимыми в демократическом обществе, в частности, в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, прав других лиц. Кроме того, непосредственно из закрепленных Конституцией Российской Федерации основ конституционного строя вытекает необходимость принятия адекватных мер, направленных на ее защиту, а также обязанность государства по установлению правовых механизмов, в максимальной степени способствующих обеспечению общественной безопасности, предупреждению и пресечению преступлений, предотвращению их негативных последствий для охраняемых законом прав и интересов граждан.

Соответственно, если гражданин, осуществляя свои конституционные права и свободы (в том числе свободу мысли и слова, свободу творчества, право иметь и распространять убеждения и действовать сообразно с ними), при этом нарушает права и свободы других лиц и такое нарушение (независимо от того, направлено оно против конкретных лиц или против общественного порядка в целом) носит общественно опасный и противоправный характер, то виновный может быть привлечен к публично- правовой (в том числе уголовной) ответственности, которая преследует цель охраны публичных интересов^[LXVI].

Таким образом, Конституционный Суд подтвердил, что право на свободу совести и вероисповедания, с одной стороны, и право на свободу мысли и слова, с другой стороны, в равной степени признаются и гарантируются государством, которое, в известном смысле выступая арбитром между гражданами и социальными группами, обязано создать разумную систему «сдержек и противовесов», ограничения прав и свобод^[LXVII], чтобы реализация прав одних лиц не нарушала прав других.

Необходимым элементом этой системы выступает установление уголовной ответственности за действия, связанные с нарушением прав граждан на свободу совести и вероисповедания, и за злоупотребление этим правом.

Обращение к тексту Конституции России показывает, что в ней содержится указание на необходимость запрета весьма широкого круга действий, которые потенциально способны подорвать гражданский мир и согласие по мотивам религиозной нетерпимости, а также исказить или разрушить гарантированные Конституцией страны основы светскости и

идеологического плюрализма. В частности, Конституция РФ провозглашает:

- запрещается создание и деятельность общественных объединений, цели или действия которых направлены на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации, подрыв безопасности государства, создание вооруженных формирований, разжигание социальной, расовой, национальной и религиозной розни (часть 5 стать 13);

- осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц (часть 3 статьи 17);

- запрещаются любые формы ограничения прав граждан по признакам социальной, расовой, национальной, языковой или религиозной принадлежности (часть 2 статьи 19);

- достоинство личности охраняется государством; ничто не может быть основанием для его умаления (часть 1 статьи 21);

не допускаются пропаганда или агитация, возбуждающие социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду; запрещается пропаганда социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства (часть 2 статьи 29);

- никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них (часть 3 статьи 29);

- никто не может быть принужден к вступлению в какое-либо объединение или пребыванию в нем (часть 2 статьи 30);

- в Российской Федерации не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина (часть 2 статьи 55).

И хотя вид предполагаемой ответственности за нарушение этих конституционных предписаний не определен, нельзя сомневаться в том, что многие из них в силу своей опасности для основ конституционного строя и прав граждан требуют именно уголовно-правовой реакции со стороны государства.

Конституционный Суд Российской Федерации неоднократно указывал,

что при допустимости ограничения того или иного права в соответствии с конституционно одобряемыми целями государство должно использовать не чрезмерные, а только необходимые и строго обусловленные этими целями меры; публичные интересы, перечисленные в ч. 3 ст. 55 Конституции Российской Федерации, могут оправдать правовые ограничения прав и свобод, только если такие ограничения отвечают требованиям справедливости, являются адекватными, пропорциональными, соразмерными и необходимыми для защиты конституционно значимых ценностей.

Реализация этих общеправовых принципов в сфере уголовно-правового регулирования предполагает, с одной стороны, использование средств уголовного закона для защиты граждан, их прав, свобод и законных интересов от преступных посягательств, а с другой - недопущение избыточного ограничения прав и свобод других лиц при применении мер уголовно-правового принуждения. Соответственно, федеральный законодатель, призванный действовать в общих интересах, обязан обеспечить на основе этих принципов, выступающих конституционным критерием оценки законодательного регулирования прав и свобод человека и гражданина, дифференциацию предусматриваемых им мер уголовно­правовой ответственности, отвечающую требованиям справедливости, разумности и соразмерности (пропорциональности).

Как установление уголовно-правовых запретов и наказания за их нарушение, соразмерного защищаемым уголовным законом ценностям, так и принятие законодательных норм, устраняющих преступность и наказуемость деяний и смягчающих ответственность, должны предопределяться конституционными основами демократического правового государства, включая приоритет и непосредственное действие Конституции Российской Федерации, государственную защиту прав и свобод человека и гражданина, соблюдение конституционных гарантий прав личности, справедливость и равенство, запрет произвола со стороны органов государственной власти и должностных лиц, реализующих уголовно-правовые предписания, в том

числе судей. При этом в случаях, когда предусматриваемые уголовным законом меры перестают соответствовать социальным реалиям, приводя к ослаблению защиты конституционно значимых ценностей или, напротив, к избыточному применению государственного принуждения, федеральный законодатель обязан привести уголовно-правовые предписания в соответствие с новыми социальными реалиями, соблюдая при этом конституционные принципы равенства и справедливости и обеспечивая баланс конституционно значимых целей и ценностей¹.

Рассматривая вопросы конституционных оснований уголовной ответственности, Конституционный Суд Российской Федерации также отмечал, что закрепление в законе уголовно-правовых запретов и санкций за их нарушение не может быть произвольным^{[LXVIII] [LXIX]. Использование мер уголовной ответственности оправдано необходимостью достижения указанных в ч. 3 ст. 55 Конституции Российской Федерации целей защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. Вместе с тем уголовно-правовые институты охраны личности,}

общества и государства от преступных посягательств, а также предупреждения преступлений должны основываться на конституционных принципах справедливости и соразмерности уголовной ответственности защищаемым уголовным законом ценностям при безусловном соблюдении конституционных гарантий личности в этой области публично-правовых отношений. При реализации федеральным законодателем полномочий по определению содержания уголовного закона, установлению преступности тех или иных общественно опасных деяний и их наказуемости следует учитывать степень распространенности таких деяний, значимость охраняемых законом ценностей, на которые они посягают, и существенность причиняемого ими вреда, а также невозможность их преодоления с помощью иных правовых средств¹. Установление публично-правовой ответственности возможно лишь за виновное деяние, при этом законодатель должен обеспечить и дифференциацию ответственности в зависимости от тяжести содеянного, размера и характера причиненного ущерба, степени вины правонарушителя и иных существенных обстоятельств, обусловливающих индивидуализацию наказания^{[LXX] [LXXI].}

Как неоднократно отмечал Конституционный Суд Российской Федерации, любое преступление, а равно наказание за его совершение должны быть четко определены в законе, причем таким образом, чтобы исходя непосредственно из текста соответствующей нормы - в случае необходимости с помощью толкования, данного ей судами, - каждый мог предвидеть уголовно-правовые последствия своих действий (бездействия)^[LXXII].

1Ъ

Тем самым в уголовно-правовых отношениях обеспечивается реализация принципов справедливости и равенства всех перед законом и судом.

Требование определенности правовых норм и их согласованности в общей системе правового регулирования, неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации, приобретает особую значимость применительно к уголовному законодательству, являющемуся по своей правовой природе крайним (исключительным) средством, с помощью которого государство реагирует на факты противоправного поведения в целях охраны общественных отношений, если она не может быть обеспечена должным образом только с помощью правовых норм иной отраслевой принадлежности^{[LXXIII] [LXXIV].}

Введение законом уголовной ответственности за то или иное деяние является свидетельством достижения им такого уровня общественной опасности, при котором для восстановления нарушенных общественных отношений требуется использование государственных сил и средств. В связи с этим именно государство, действующее в публичных интересах защиты нарушенных преступлением прав граждан, восстановления социальной справедливости, общего и специального предупреждения правонарушений, выступает в качестве стороны возникающих в результате совершения преступления уголовно-правовых отношений, наделенной правом подвергнуть лицо, совершившее преступление, публично-правовым по своему характеру мерам уголовно-правового воздействия.

Публичный характер уголовного права и складывающихся на его основе отношений не исключает, что при установлении общественной опасности и, соответственно, преступности деяния, посягающего на права и законные интересы конкретного лица, а значит, и при решении вопроса о возбуждении уголовного преследования следует учитывать как существенность нарушения этих прав и законных интересов для самого потерпевшего, так и оценку им самим тяжести причиненного ему вреда и адекватности подлежащих применению к виновному мер правового воздействия. Определяя в рамках своих дискреционных полномочий, применительно к каким предусмотренным уголовным законом деяниям и в какой степени при решении вопроса о возбуждении и последующем осуществлении уголовного преследования подлежит учету позиция лица, в отношении которого такое деяние совершено, федеральный законодатель не должен, однако, придавать этой позиции решающее значение применительно к деяниям, которые хотя и совершаются в отношении конкретных лиц, но по своему характеру не могут не причинять вред обществу в целом, а также правам и интересам других граждан и юридических лиц. Иное означало бы

безосновательный отказ государства от выполнения возложенных на него функций по обеспечению законности и правопорядка, общественной безопасности, защите прав и свобод человека и гражданина и переложение этих функций на граждан^[LXXV].

Анализ правовых позиций Конституционного Суда России по вопросам, связанным с реализацией права на свободу совести и вероисповедания, а также проблемам установления уголовной ответственности, их соотнесение с предписаниями действующего уголовного законодательства, позволяет сформулировать ряд выводов, значимых для продолжения исследования:

- обеспечение социальной стабильности, мира и спокойствия с необходимостью требует, чтобы в сфере внешней реализации гражданами их прав и свобод был введен определенный порядок и установлены пределы, за рамками которых поведение человека может рассматриваться как злоупотребление своим правом и одновременное нарушение прав других лиц;

- этот правовой порядок включает в себя широкий набор средств конституционного, административного, уголовно-правового и иного содержания, которые избираются государством усмотрительно, исходя из общих конституционных стандартов регулирования отношений между государством и личностью; при этом отсутствие уголовной ответственности за то или иное деяние само по себе не может рассматриваться в качестве свидетельства отсутствия правовой защиты и нарушения прав человека;

- реализация гражданами права на свободу совести и вероисповедания с необходимостью сопряжена со сферой реализации права на свободу мысли,

выражения мнений, свободой собраний, митингов и шествий, в силу чего она может вторгаться в область реализации прав и свобод иных лиц, а потому должна быть урегулирована, с учетом равноценности всех прав и свобод, исходя из начал светскости, идеологического плюрализма, равенства прав и недискриминации;

- в сфере проявления права на свободу совести и вероисповедания потенциально конфликтные ситуации могут быть связаны со злоупотреблением религиозными правами и свободами, дискриминацией по признакам религии со стороны государства, злоупотреблением правом на свободу выражения мнений; при этом основной принцип их устранения и минимизации состоит не в позитивном обязывании государства установить порядок реализации прав и свобод, а в нормативном оформлении пределов их реализации, определении оснований для правомерного ограничения и возложения ответственности;

- конституционные предписания не содержат различий в основаниях ограничения каких-либо прав, гарантированных основным законом страны: права и свободы граждан могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства; в этом отношении Конституция РФ допускает непредусмотренное нормами международного права ограничение права на свободу совести и вероисповедания по мотивам обеспечения обороны и безопасности страны;

- законодатель обладает широкими пределами усмотрения в части установления уголовной ответственности за действия, связанные с посягательством на свободу совести и вероисповедания, однако обязан реагировать на эти посягательства мерами публичной ответственности, если соответствующее деяние нарушает основы конституционного строя и безопасность страны, общественный порядок, нравственность, права и

свободы граждан;

- если посягательство на свободы совести и вероисповедания криминализировано по основаниям, связанными с нарушением прав и свобод граждан, важно учесть, минимум два обстоятельства: а) речь в данном случае идет не только собственно о религиозных, но и иных правах и свободах (ассоциаций, митингов, выражения мнений и т.п.), б) далеко не всякое религиозно мотивированное поведение может рассматриваться как проявление религиозной свободы;

- законодатель обладает широкими пределами усмотрения в сфере криминализации действий, заключающихся в злоупотреблении правом на свободу совести и вероисповедания, но обязан реагировать на эти злоупотребления в целях защиты общественного порядка, общественной нравственности, прав и свободы граждан, учитывая, что не всякое религиозно мотивированное деяние может быть свидетельством отправления культа или соблюдения религиозных догматов;

- криминализация общественно опасных деяний, совершаемых в сфере реализации и конфликтного столкновения права на свободу совести с иными правами граждан, должна соответствовать общим стандартам установления уголовной ответственности: не должна быть произвольной, обязана соблюдать условия опасности, вредоносности, виновности, распространенности, противоправности деяний, определенности уголовно­правового запрета;

- криминализация деяний в области осуществления права на свободу совести и вероисповедания не может быть неизменной во времени и единой во всех странах, она с необходимостью требует учета социально-культурных и исторических особенностей общества.