§2. Разработка и принятие Кодекса международного частного права и международного гражданского процесса Турецкой Республики

99

турецкую правовую систему .

Первоначальный проект Кодекса 2007 г. был подготовлен в качестве поправок к Закону 1982 г. в рамках систематического академического исследования, проведенного юридическим факультетом Стамбульского университета при участии Центра развития международного права и международных отношений. Как и сам Закон 1982 г., первоначальный проект поправок к нему был разработан Комиссией юридического факультета Стамбульского университета и Центра развития международного права и международных отношений^{[98] [99]. Данный проект был представлен специально сформированной Комиссии Министерства юстиции (далее - Комиссия) в апреле 2004 г. В ее состав вошли наиболее авторитетные турецкие ученые в области МЧП (в частности, профессора Нихал Улуоджак, Айсель Челикель, Эргин Номер, Гюлорен Текиналп, Чемаль Шанли), судьи Высшего кассационного суда, судьи коммерческих}

судов, представители Министерства юстиции^{[100] [101] [102]. Главой Комиссии была назначена профессор Стамбульского университета в отставке Гюлорен Текиналп.}

До конца 2004 г. Комиссия провела несколько рабочих сессий и пришла к выводу о целесообразности оформления данного проекта не в качестве поправок к Закону 1982 г., а в качестве нового акта автономной кодификации ввиду масштабности планируемых изменений. В конце 2004 г. Комиссия представила полный текст проекта Кодекса, который известен как «Проект Министерства юстиции» . Этот документ был направлен для получения заключений «заинтересованных сторон» в соответствии с установленной практикой Министерства юстиции. Заинтересованные стороны были представлены другими министерствами; Высшим кассационным судом; Государственным советом (Даныштай); Турецкой ассоциацией юристов; общими управлениями Министерства юстиции; Академией правосудия; университетами; институтами и центрами (к примеру, юридическими факультетами Стамбульского и Анкарского университетов, Центра развития международного права и международных отношений), вовлеченными в работу по данным вопросам; представителями судейского корпуса и различными неправительственными организациями. В 2005 г. Проект Министерства юстиции был преобразован в новый текст, учитывающий мнения «заинтересованных сторон» и содержащий большое число фундаментальных изменений, внесенных Комиссией. Министерство юстиции направило проект Премьер-министру для ассигнования

Кабинетом Министров, а затем 21 ноября 2007 г. проект был направлен в Великое национальное собрание^[103].

Интересно вкратце проанализировать ход обсуждения проекта Кодекса 2007 г. в последнем чтении в Великом национальном собрании, состоявшемся 27 ноября 2007 г. Согласно стенограмме заседания, оно длилось почти пять часов: депутаты выражали свое мнение о проекте в целом, по поводу каждой отдельной статьи и каждой отдельной поправке, если таковая имелась. Голосование происходило «постатейно»^[104]. Горячую дискуссию вызвала терминология, предлагаемая в Кодексе 2007 г. Дело в том, что турецкая юридическая терминология формировалась в течение долгого времени и содержит большое количество слов, заимствованных из персидского языка. Подобным словам давно уже были присвоены широко используемые на сегодняшний день аналоги в турецком языке. Однако в силу традиции составители Кодекса 2007 г. предпочли использовать в тексте исторически более ранние варианты юридических терминов. Глава комиссии, представлявший проект Кодекса 2007 г. в Великом национальном собрании, Ахмет Иимайя отметил, что в ходе разработки проекта основная цель заключалась в обеспечении соответствия терминологии Кодекса 2007 г. терминологии Гражданского кодекса Турецкой Республики^[105]. Необходимость приведения языка регулирования МЧП в соответствие с Гражданским кодексом 2001 г. была отмечена и другими учеными^[106]. Таким образом, составители проекта пришли к выводу, что, несмотря на языковые трудности, отсутствует возможность пересмотра терминологии в связи с необходимостью ее унификации в наиболее значимых национальных правовых актах.

Помимо этого критике был повергнут термин «местное право», который употреблялся по тексту проекта наряду с термином «право данной страны». Депутаты заметили данное расхождение на примере ст. 7, посвященной правовому регулированию формы сделок. Было отмечено, что, по факту, данные понятия являются синонимичными, однако в целях унификации языка правового акта следует придерживаться единой терминологии . В результате обсуждения термин «местное право» был заменен на термин «право данной страны».

Первоначальная формулировка ст. 7 «правовые сделки могут осуществляться в соответствии с формой, предусмотренной положениями местного права страны, в которой сделка исполняется, или по праву, применимому к существу этой сделки» была заменена на формулировку: «Правовые сделки могут осуществляться в соответствии с формой, предусмотренной положениями материального права страны, в которой сделка исполняется, или по праву, применимому к существу этой сделки». Аналогичным образом были изменены и другие статьи, содержащие термин «местное право».

Свою озабоченность по поводу терминологии, использованной в проекте, выразил также г-н Али Реза Озтюрк (депутат Великого национального собрания от г. Мерсин, представитель Народнодемократической партии). С его точки зрения, требовали пояснения термины «место постоянного проживания» и «место нахождения органа управления», под которым можно понимать как место регистрации юридического лица; место, где юридическое лицо физически ^[107] осуществляет свою деятельность; а также местонахождение торговой палаты, где зарегистрировано юридическое лицо^[108]. На наш взгляд, учитывая, что из п. 4 ст. 9 Кодекса 2007 г. ясно вытекает воля турецкого законодателя закрепить критерий оседлости в обоих его вариантах, проблем в применении данной нормы не должно возникнуть.

По существу проекта в последнем чтении в Великом национальном собрании были сделаны следующие замечания^[109]:

Во-первых, критике подвергся п. 1 ст. 14, согласно которому по общему правилу «основания и последствия расторжения брака и разлучения регулируются законом общего гражданства сторон». Депутаты предложили изменить привязку к личному закону разводящихся на привязку к праву места заключения брака. Данная поправка не была принята. На наш взгляд, закрепленная в итоге привязка к личному закону разводящихся в большей степени соответствует современным принципам МЧП и демонстрирует более тесную связь с правоотношением, нежели привязка к месту заключения брака.

Во-вторых, ряд поправок был предложен депутатом Фаруком Балом (депутат Великого национального собрания от г. Кония, представитель Партии националистического движения). В частности, он высказал возражения по поводу положения п. 5 ст. 2 проекта, согласно которому «в случае, если государство, закон которого должен быть применен, разделено на две или более территориально-административные единицы и имеет различные правовые режимы в пределах этих единиц, региональные правовые нормы, которые будут применены, должны быть определены в соответствии с законами этого государства». Г-н Бал посчитал, что данная норма противоречит п. 1 ст. 2 проекта, согласно которой «судья в силу занимаемой должности должен применять турецкие коллизионные нормы права и применимое иностранное право в соответствии с этими нормам». По его мнению, при разрешении интерлокальных коллизий турецкий суд не может руководствоваться предписаниями иностранного права. На наш взгляд, норма п. 5 ст. 2 проекта не содержала никаких противоречий. Более того, данной нормой турецкий законодатель регламентирует применение права страны с множественностью правовых систем самым типичным образом, аналогично законодательству многих других государств, к примеру, аналогично ст. 1188 ГК РФ.

В-третьих, г-н Бал предлагал также исключить положения ч. 2 ст. 15, посвященной общей собственности супругов, согласно которым «при ликвидации имущества применяется закон страны, в которой данное имущество находится». По его мнению, указанная норма является повторением положений ст. 21, посвященной вопросу регулирования вещных прав, таким образом, нет необходимости в повторении данных положений еще раз. Указанное предложение было отклонено, и норма ч. 2 ст. 15 осталась в тексте проекта. С одной стороны, в идее о недопустимости дублирования правовых норм, тем более в рамках одного нормативно-правового акта, безусловно, содержится рациональное зерно. Однако в данном случае турецкий законодатель в ст. 21 Кодекса закрепляет общий принций lex rei sitae, в то время как ст. 15 посвящена отдельной группе правоотношений - семейным отношениям. Таким образом, на наш взгляд, речь о повторе не идет.

В-четвертых, г-н Бал советовал изменить положения ст. 40 и дополнить ее предписанием, что не все турецкие суды будут обладать международной юрисдикцией, а лишь центральные суды провинций^[110]. Он объяснял это тем, что в маленьких городках или в сельской местности и население, и сами судьи зачастую плохо знают иностранные языки, вследствие чего они будут испытывать сложности при разрешении вопросов установления содержания иностранного права и переводе документов. Данная поправка также была справедливо отклонена, так как в противном случае могло бы иметь место ущемление прав участников судебного процесса. К примеру, если участник спора - житель сельской местности - был вовлечен в спор, осложненный иностранным элементом и ввиду этого переданный в один из центральных судов страны, данное обстоятельство налагало бы на участника спора необоснованные дополнительные расходы (к примеру, транспортные, если бы он захотел доехать до места рассмотрения спора и участвовать в судебном заседании), что не соответствует принципу процессуальной экономии.

Наконец, в ходе парламентских обсуждений проект Кодекса 2007 г. был дополнен ст. 6, которая развила законодательное закрепление института защитных оговорок путем введения нормы о преимущественном значении императивных норм турецкого права^{[111] [112]. Немецкий исследователь Х. Крюгер, анализируя введение данной нормы, указывал, что, по всей видимости, она была введена под влиянием Закона Швейцарии «О международном частном праве» 1987 г., являющегося по сей день крупнейшим специализированным законом по МЧП, который содержал аналогичное положение (ст. 18) . По итогам обсуждения}

проекта Кодекса 2007 г. в последнем чтении в Великом национальном собрании было принято всего две поправки. В этот же день (27 ноября 2007 г.) после соответствующей парламентской процедуры Кодекс был принят и получил силу нормативно-правового акта. 12 декабря 2007 г. Кодекс был опубликован в «Официальной Газете» и вступил в силу^[113].

Выводы к главе I

Рассмотрев историю становления и развития МЧП в Турецкой Республике, мы приходим к выводу, что турецкий законодатель прошел долгий путь, формируя современную правовую базу для регулирования трансграничных отношений - от лаконичного Закона 1915 г., содержащего односторонние коллизионные привязки, до акта автономной комплексной кодификации норм МЧП/МГП - Кодекса 2007 г.

С принятием Закона 1982 г. турецкий законодатель ввел в национальный правопорядок большинство современных инструментов и институтов МЧП. Закон 1982 г. впервые ввел в турецкую правовую систему комплекс специальных норм, регулирующих международный гражданский и торговый оборот, урегулировал фундаментальные институты и проблемы МЧП и подготовил достойную правовую базу для дальнейшего развития МЧП Турецкой Республики. Нельзя также не отметить, что каждый шаг в данном направлении подчеркивает последовательную ориентированность турецкого законодателя на МЧП европейских стран. Так, проект Кодекса 2007 г. содержал гармоничный текст, который являлся важным инструментом имплементации требований acquis communautaire в турецкое право.