§ 2.2. Правоспособность представителя

2.2.1. Основание правоспособности. Доверенность

Субъект процессуального права не может проявить себя в нем иначе как но­ситель определенных процессуальных прав и обязанностей.

Анализируя статью 31 ГПК РСФСР, А.Ф. Козлов приходит к выводу, что суд не обладает гражданской процессуальной правоспособностью, поскольку ука­зание на способность иметь гражданские процессуальные права и обязанности со­держится в главе IV Г11К РСФСР, посвященной лицам, участвующим в деле. По этой же причине он указывает, что все иные субъекты гражданского процессуаль-

ного права не обладают гражданской процессуальной правоспособностью, а граж­данскими процессуальными правами и обязанностями они наделяются непосред­ственно законом¹. А.К. Сергун предлагала сохранить категории гражданской про­цессуальной правоспособности и дееспособности применительно к сторонам и третьим лицам^{[82] [83].}

На наш взгляд, происходит смешение понятий компетенции, подведомст­венности и правоспособности.

Органы государственного управления наделяются компетенцией для уча­стия в тех общественных отношениях, для которых характерно властное воздейст­вие, и в которых властной стороной выступают эти органы. Установление компе­тенции производится только государством при помощи норм материального, а не процессуального права. Указанные органы в гражданском процессе наделяются совокупностью прав и обязанностей, устанавливаемых гражданским процессуаль­ным правом, как и другие субъекты гражданского процесса. При участии в рас­смотрении и разрешении гражданских дел судом органы государственного управ­ления никакими властными полномочиями не наделяются, так как единственным властным органом в процессе является суд. Изложенное позволяет определить компетенцию как предпосылку наделения соответствующих органов гражданской процессуальной правоспособностью. При этом не имеет никакого значения вклю­чение в компетенцию определенных правомочий процессуального характера, так

как при характеристике правовой принадлежности норм следует учитывать, на ре­гулирование каких правовых отношений они направлены^[85].

Поскольку суд, являясь органом, наделенным полномочиями на рассмотре­ние и разрешение гражданских дел, действует в рамках процессуальной формы, то основанием его участия в процессе является подведомственность ему конкретного гражданского дела. Таким образом, компетенция в процессуальном праве высту­пает в качестве судебной подведомственности, а единственным органом, наделен­ным ею, является суд.

Предпосылкой участия в процессе сторон и третьих лиц является наличие у них процессуальной правоспособности. В свою очередь, наделение процессуаль­ной правоспособностью возможно лишь в случае наличия у стороны или третьего лица статуса юридического лица либо в случае, если этим субъектом выступает физическое лицо.

Иным образом обстоит дело с наделением процессуальной правоспособно­стью представителей. Предпосылками их участия в гражданском процессе являет­ся наличие процессуальной правоспособности представляемого и самого предста­вителя. При этом, если для участия в процессе прокурора и органов государствен­ного управления, возбудивших или вступивших в уже начатый процесс в порядке, предусмотренном статьей 42 ГПК РСФСР, установление правоспособности у субъекта, наделившего их компетенцией, не имеет какого-либо смысла (поскольку таковым всегда выступает государство), то для участия процессуального предста­вителя установление правоспособности представляемого является условием до­пуска его в процесс. Если процессуальный представитель выступает от имени го­сударственного органа, являющегося по делу стороной или третьим лицом, то су­ду належит проверить и компетенцию соответствующего органа и правоспособ­ность представителя. В случае выступления представителя от имени и в интересах государства и, следовательно, наделения его полномочиями государством (дей­ствующего через свои органы) либо в случае законного представительства, мы

также не можем говорить о компетенции процессуального представителя, по­скольку он не наделяется какими-либо властными полномочиями применительно к гражданскому процессу.

Следует поддержать точку зрения, согласно которой процессуальная право­способность является общим условием участия в гражданском процессе, но с раз­личным содержанием для сторон, третьих лиц, заявляющих самостоятельные тре­бования, третьих лиц, не заявляющих самостоятельных требований, прокуроров, органов государственного управления и т.д.^[86] Полагаем, что процессуальная право­способность является также условием участия в процессе представителя.

Гражданское процессуальное законодательство устанавливает, что для уча­стия в конкретном гражданском процессе, для наделения в нем гражданскими процессуальными правами и обязанностями представитель должен определенным образом «легализовать» себя в процессе. При этом ГПК РСФСР устанавливает пе­речень юридических фактов, которые могут явиться основанием для допуска представителя в процесс. Такими юридическими фактами могут быть либо пред­ставление суду определенных документов, либо заявление представляемого в процессе.

Среди документов, удостоверяющих полномочия представляемого, наибо­лее распространенным является доверенность. Представитель является уполномо­ченным с момента выдачи ему доверенности. Выдача доверенности представляет собой управомочивающую сделку, а сама доверенность в случае наличия её у представителя является достаточным доказательством того, что эта сделка совер­шена.

Часть 1 статьи 45 ГПК РСФСР указывает, что полномочие представителя должны быть выражены в доверенности, выданной и оформленной в соответствии с законом. В то же время, гражданское процессуальное законодательство не со­держит легального определения доверенности, которую представитель представ­ляет суду. Учитывая, что институт представительства является межотраслевым правовым институтом, о чем подробнее будет сказано в главе Ш, имеются все ос­нования для того, чтобы использовать дефиницию гражданско-правовой доверен­ности. Статья 185 ГК РФ дает следующую легальную дефиницию доверенности в гражданском праве: «Доверенностью признается письменное уполномочие, выда­ваемое одним лицом другому лицу для представительства перед другими лица­ми». Гражданское законодательство указывает, что представительство возможно при совершении сделок, что не может быть применено в гражданском процессе, поскольку совершение гражданско-правовых сделок не входит в предмет правово­го регулирования гражданского процессуального права.

Доверенность в гражданском процессе может быть определена как доку­мент, выдаваемый одним лицом (представляемым) другому (представителю) и за­крепляющий полномочие последнего для представительства перед судом.

В научной литературе высказана точка зрения, в соответствии с которой полномочия представителя могут быть удостоверены телеграммой, выражающей

полномочие и удостоверенной (засвидетельствованной) органами связи¹. Однако это положение не согласуется с требованием гражданского процессуального зако­нодательства об удостоверении полномочия представителя доверенностью. Доре­волюционное законодательство также строго придерживалось практики, согласно которой полномочие может быть удостоверено только документом, указанным в Уставе гражданского судопроизводства. Так, по одному из дел Кассационный де­партамент указал, что удостоверение полномочия телеграммою тяжущегося, как несогласное со статьей 47 Устава гражданского судопроизводства, недействитель­но^{[87] [88]. Также лицо не может быть наделено полномочиями действовать в качестве представителя указанием на это в исковом заявлении или в ином документе, не являющемся доверенностью, поскольку это не соответствует требованиям статьи 46 ГПК РСФСР[89].}

Гражданское материальное право знает и специальные формы удостовере­ния полномочия представителя, когда он действует в рамках вексельных отноше­ний.

применить в действующем процессуальном законодательстве, поскольку оно со­держит императивное требование представления строго определенных докумен­тов в подтверждение имеющегося полномочия. Векселя с препоручительным ин­доссаментом среди этих документов нет.

Одной из проблем судебного представительства может стать так называе­мая множественность лиц. Под множественностью лиц в представительстве сле­дует понимать такую ситуацию, когда представляемым является одно лицо, а представителями два или более, либо два и более лиц на стороне представляемых, а представителем является одно лицо.

Развитие института представительства, усложнение судебных споров неиз­бежно приводят к тому, что на стороне тяжущегося выступает более одного пред­ставителя. Причинами такого положения может бьггь известная специализация представителей, один из которых является, например, специалистом в области на­логового права, а второй - в области процесса. Может возникать ситуация, когда каждый из представителей «сдерживает» и контролирует другого, либо один из представителей контролирует остальных. Все варианты предусмотреть невозмож­но, да в этом и нет необходимости.

Профессор Т.М. Яблочков так высказывался относительно участия не­скольких законных представителей от имени одного представляемого: «По дейст­вующему праву от имени малолетнего выступать на суде могут лишь все опекуны или один опекун с положительного согласия другого опекуна»^[91]. В обоснование приведенного тезиса он указывал, что представитель при совершении юридиче­ский действий полностью заменяет личность представляемого. Если у лица не­сколько представителей, то полная его замена возможна только в случаях, когда в

совершении юридического действия участвуют от имени представляемого все представители. Применительно к законному представительству все соопекуны, как и поверенные по доверенности, «представляют нераздельно как бы одно ли­цо»^[92].

Статья 43 ГПК РСФСР не дает нам категоричного ответа о возможности или невозможности участия в процессе от имени одного лица нескольких предста­вителей. Первое предложение сформулировано так, что наделяет граждан правом вести свои дела в суде через представителей, используя множественную форму слова. Дополнительно множественное число подтверждено использованием слова «дела». Во множественном числе аналогично сформулирована и норма об участии представителей от имени юридических лиц. Второе же предложение указывает, «что личное участие в деле гражданина не лишает его права иметь по этому делу представителя», здесь уже используется единственное число. Строго буквальное толкование приводит нас к выводу, что гражданин (или юридическое лицо) может быть представлен в суде только одним представителем. Такой вывод можно сде­лать по двум причинам. Первая: использование множественного числа слова представитель в первом предложении обусловлено использованием множествен­ного числа слова гражданин и грамматически соответствует ему, а также потому, что указание на множество граждан не указывает на отличающееся (не соответст­вующее) количество судебных представителей. Вторая причина: второе предло­жение четко устанавливает, что дело одного гражданина может вести один пред­ставитель. Таким образом, поскольку норма, указанная в первом предложении не устанавливает каких-либо количественных показателей, а норма второго предло­жение указывает на единственное число представителя при единственности пред­ставляемого, то следует сделать вывод, что в суде конкретное дело одного граж­данина (и юридического лица) может вести только один процессуальный предста­витель.

Однако такой вывод является абсурдным и не соответствует целям ни гра­жданского процесса, ни судебного представительства, которые призваны защи­

щать права и законные интересы лиц наилучшим образом. Судебная практика также не считает нарушением процессуального законодательства участие в деле от имени одного лица нескольких представителей.

Проблемы множественности в представительстве не ограничиваются про­блемой самой возможности множественности. Так, представитель может быть до­пущен в процесс на основании выданной ему доверенности. В случае множест­венности представителей юридическая практика предусматривает возможность выдачи единой доверенности на всех представителей либо нескольких доверенно­стей - по одной для каждого представителя с наделением их правом действовать независимо друг от друга. Но практика выдачи единой доверенности представля­ется неверной.

Отношения между представителем и представляемым по поводу выдачи и прекращения доверенности не являются гражданскими процессуальными отноше­ниями. Эти отношения регулируются гражданским правом и являются граждан­ско-правовыми. В науке гражданского права высказана точка зрения, что выдача одной доверенности нескольким представителем от имени одного доверителя яв­ляется неправомерной^[93]. С этой точкой зрения следует согласиться. Статья 182 ГК РФ указывает, что представительством является выступление одного лица от име­ни другого.

Указание на представителя в единственном числе совсем не случайно, что подтверждает анализ норм, регулирующих порядок и последствия прекращения доверенности. Рассмотрим их применительно к гражданскому процессуальному представительству. Для прекращения доверенности в соответствии со статьей 188 ГК РФ достаточно отказа лица, которому выдана доверенность, его прекращения (если это юридическое лицо), смерти, утраты дееспособности. Грамматическое толкование нормы вновь приводит нас к тому, что представитель по одной дове­ренности должен быть один. Кроме того, следует указать, что при сохранении мо­дели «одна доверенность - несколько представителей» отказ от доверенности од-

ного из представителей влечет за собой утрату полномочий всеми представителя­ми, действующими на основании одной доверенности. В случае, если остальные представители не знали об отказе от доверенности одного из них (а равно смерти или утраты дееспособности), то все последствия процессуальных действий, со­вершенных ими с момента прекращения единой доверенности не могут быть при­знаны каким-либо образом обязывающими или управомочивающими представ­ляемого, поскольку представители в этом случае действовали без полномочия. Судебное решение, основанное на таких действиях, должно считаться незаконным и подлежит отмене, что не может не сказаться отрицательно на работе судей, ав­торитете судебной власти и процессуального представительства как элемента сис­темы защиты прав.

Деятельность нескольких представителей от имени одного представляемого возможна на основании нескольких доверенностей. Представляемый может в до­веренностях разным лицам установить разный объем прав, в том числе ограничить права не только указанные в статье 46 ГПК РСФСР, но и, например, запретить представителю подавать исковое заявление или возбуждать спор о подлоге доку­мента. В доверенности также может быть указано, что какое-либо процессуальное действие может быть совершено только при условии совместных действий не­скольких представителей. При этом, например, для признания иска, необходимо, чтобы иск от имени представляемого был признан двумя из трех представителей. Такая практика должна реально обезопасить представляемого от недобросовест­ных или некомпетентных действий представителя.

В случае же несогласованности действий представителей, когда выход из подобной ситуации не указан в доверенности, судья в соответствии со статьей 157 111К РСФСР должен признать обязательным участие соответствующей стороны в судебном заседании.

От процессуального представительства следует отличать выступление от имени и в интересах юридического лица его органов. Президиум Высшего Арбит­ражного Суда РФ в одном из постановлений по гражданскому делу указал, что ор­ган юридического лица не может быть признан его представителем, орган юриди­ческого лица не наделяется самостоятельным процессуальным статусом и деист-

вует в рамках полномочий предоставленных ему законом и учредительными до­кументами юридического лица¹. Признание органа юридического лица его закон­ным представителем представляется теоретически неверным, поскольку необхо­димо влечет за собой вывод об отсутствии полной процессуальной дееспособно­сти у юридических лиц. И в гражданском, и в гражданском процессуальном праве юридическое лицо наделяется полной дееспособностью, то есть способностью своими действиями осуществлять права и исполнять обязанности^{[94] [95].}

Часть 2 статьи 53 ГК РФ устанавливает, что юридическое лицо приобретает гражданские права и принимает на себя гражданские обязанности через свои ор­ганы, действующие в соответствии с законом, иными правовыми актами и учреди­тельными документами. Сходная по содержанию норма статьи 43 Г11К РСФСР ус­танавливает, что дела юридических лиц ведут в суде их органы, действующие в пределах полномочий, предоставленных им законом, уставом или положением, либо их представители. Предлог «либо» в части 2 статьи 43 ГПК РСФСР не явля­ется разделительным, не является он и только лишь соединительным предлогом, поскольку предполагает возможность участия в гражданском процессе как орга­нов юридического лица, так и его представителей, а также совместное участие ор­ганов и представителей. Применение такого толкования на практике по общему признанию не противоречит принципам гражданского судопроизводства и помо­гает субъектам гражданского процесса наилучшим образом защищать свои права в судах^[96].

Органы юридических лиц по количественному составу могут быть коллеги­альными и единоличными. Современное законодательство допускает, чтобы ис­

полнительным органом юридического лица был как исключительно единоличный исполнительный орган, так и коллегиальный исполнительный орган, а также еди­ноличный и коллегиальный исполнительные органы. Таким образом, при опреде­лении лица, имеющего право действовать от имени юридического лица в качестве его органа, следует учитывать нормы действующего законодательства об испол­нительных органах юридического лица и соответствующие положения уставных документов юридического лица.

В случае, если единственным исполнительным органом юридического лица является коллегиальный исполнительный орган, в соответствии с господствующей точкой зрения юридическое лицо имеет возможность действовать в суде исключи­тельно через представителя. Этот вывод, не являющийся дискуссионным и пре­подносящийся учеными-процессуалистами как сам собой разумеющийся^[97], тем не менее, требует теоретического обоснования. Действия исполнительного органа юридического лица, порождающие, изменяющие, препятствующие или прекра­щающие процессуальные правоотношения (то есть являющиеся процессуальными юридическими фактами) есть результат принятых им решений. Порядок принятия решения коллегиальным исполнительным органом в значительной степени отли­чаются от принятия решения единоличным исполнительным органом. Для первого процесс принятия решения урегулирован нормами действующего законодательст­ва и локальными нормативными актами юридического лица и представляет собой определенную процедуру. Для последнего решения представляют собой только результат мыслительных процессов, которые никакими нормами не урегулирован и урегулирован быть не может. Поскольку для принятия решения коллегиальным исполнительным органом требуется соблюдение определенной процедуры (созыв коллегиального исполнительного органа, обсуждение, голосование, оформление принятого решения), то очевидно, что такая процедура не может быть проведена в рамках судебного заседания. Объявление же перерыва в судебном заседании для принятия решения о совершении каждого процессуального действия коллегиаль­

ным исполнительным органом юридического лица не соответствует принципу процессуальной экономии. Пожалуй, изложенное может служить единственным объяснением общепринятой точки зрения о невозможности выступления в суде от имени юридического лица коллегиального исполнительного органа. Указание в части 2 статьи 43 ГПК РСФСР на руководителей организаций как на выступаю­щих в качестве органа юридического лица не может обосновывать изложенную точку зрения, поскольку каждый их членов коллегиального исполнительного ор­гана является его руководителем в рамках своей компетенции.

Вместе с тем, следует указать, что современное процессуальное законода­тельство не знает запрета на участие в процессе от имени юридического лица его коллегиального исполнительного органа. Более того, допуская участие от имени одного представляемого нескольких представителей по одной доверенности, что предполагает согласованные действия всех представителей, было бы совершенно нелогично запрещать участвовать, от имени юридического лица его коллегиаль­ному органу. На наш взгляд, не имеется никакой сколько-нибудь существенной разницы для судебного процесса между участием в разбирательстве от имени хо­зяйственного общества его правления, действующего в качестве органа на основа­нии закона и учредительных документов, или его представителей, действующих на основании одной доверенности, выданной на основании решения того же прав­ления. Подобное противоречие было подмечено А.С. Гордоном, который писал: «Если три поверенных могут представлять на суде одного доверителя, то мы ре­шительно не понимаем, отчего не могут этого же делать три директора правле­ния»^[98].

Кроме того, если исходить из посылки, что в суде дела юридических лиц, единственным или компетентным исполнительным органом которых является коллегиальный орган, могут вести только представители, то в этом случае следует признать, что такие юридические лица процессуально недееспособны, что проти­воречит как действующему процессуальному законодательству, так и общепри­знанной доктрине. Дореволюционное законодательство и его толкование Прави­

тельствующим Сенатом, указывавшее, что правления могут представлять компа­нии и общества на суде не иначе как через особого уполномоченного, а сами же, в своем лице, они действовать от имени общества не вправе, исходило из обратной посылки. Господствовавшая теория и указывала, что юридическое лицо является недееспособным подобно малолетним и душевнобольным, а потому может осуще­ствлять свои права и исполнять обязанности исключительно через представите­лей, разновидностью которых является и правление юридического лица.¹ Законо­дательство же совершенно не использовало понятия юридического лица и не име­ло общего учения о нем.^{[99] [100]}

Следовательно, необходимо сделать вывод, что процессуальное законода­тельство не только не запрещает, но и предполагает возможность участия колле­гиального исполнительного органа юридического лица в судебных заседаниях. Однако с целью соблюдения принципа процессуальной экономии, если участие в процессе коллегиального исполнительного органа существенно затрудняет или затягивает судебное разбирательство, суд вправе предложить коллегиальному ис­полнительному органу назначить одного или нескольких представителей из своего числа либо из числа других лиц. Вместе с тем, отказ от назначения представителей не должен влечь для юридического лица каких бы то ни было неблагоприятных последствий.

Если исполнительными органами юридического лица являются коллеги­альный и единоличный органы одновременно, то судам в этом случае следует учитывать разграничение компетенции между ними, установленное нормами за­

конодательства, уставными документами и локальными нормативными актами юридического лица.

Документом, на основании которого единоличный исполнительный орган - руководитель признается действующим в качестве органа юридического лица, а его процессуальные действия считаются процессуальными действиями лица, уча­ствующего в деле, является в большинстве случаев протокол об избрании руково­дителя компетентным органом. Поскольку чаще всего из юридических лиц в каче­стве субъекта процесса выступают акционерные общества и общества с ограни­ченной ответственностью, то необходимо отметить, что в соответствии с дейст­вующим гражданским законодательством избрание (назначение) единоличного исполнительного органа производится общим собранием участников (акционеров) либо советом директоров (наблюдательным советом) общества. Если участником (акционером) общества является одно лицо, то этот единственный участник (ак­ционер) может назначать единоличный исполнительный орган (директора, гене­рального директора, президента) своим решением. Таким образом, для подтвер­ждения полномочий руководитель акционерного общества или общества с огра­ниченной ответственностью должен представить суду протокол о своем избрании или аналогичное решение единственного участника (акционера). Этот же прото­кол или решение должны прилагаться к исковому заявлению, подписанному руко­водителем юридического лица.

Документы, подтверждающие полномочия руководителя юридического ли­ца на подачу искового заявления и (или) совершение иных процессуальных дейст­вий, или их копии обязательно должны прилагаться к исковому заявлению или к иному процессуальному документу, поскольку являются письменным доказатель­ством, на основании которого должен быть установлен процессуальный юридиче­ский факт - наличие полномочий. Они также должны быть указаны в исковом за­явлении в списке прилагаемых документов в соответствии с пунктом 7 статьи 126 ГПК РСФСР. Аналогичные требования предъявляются к заявлению о выдаче су­дебного приказа (пункт 5 статьи 125-4 ГПК РСФСР), кассационной жалобе (пункт 5 статьи 286 ГПК РСФСР), а также по аналогии должны предъявляться к заявле­нию о принесении протеста в порядке над зора.

В связи с тем, что орган юридического лица не является его представите­лем, встает вопрос о возможности совершения процессуальных действий лицом, назначенным исполняющим обязанности органа юридического лица. На наш взгляд, лицо, исполняющее обязанности органа юридического лица, также не яв­ляется его представителем, непосредственно реализуя правосубъектность юриди­ческого лица. В противном случае следует вывод, что на период невозможности исполнения обязанностей соответствующим органом юридического лица юриди­ческое лицо процессуально недееспособно и может реализовывать свои процес­суальные права и исполнять свои процессуальные обязанности исключительно че­рез представителя. В свою очередь, при отсутствии ранее выданных доверенно­стей юридическое лицо вообще не способно участвовать в процессе, чем, безус­ловно, нарушается его право на судебную защиту.

Практический же вывод этого умозаключения заключается в том, что суд при совершении процессуальных действий лицом, исполняющим обязанности компетентного органа юридического лица, не вправе требовать у него представле­ния надлежащим образом составленной доверенности от имени юридического ли­ца. Аналогичной позиции по этому вопросу придерживается и Президиум Высше­го Арбитражного Суда, который в одном из своих постановлений по конкретному делу указал, что лицо, назначенное исполняющим обязанности президента (еди­ноличного исполнительного органа) полномочным органом действует в пределах своей компетенции без доверенности^[101]. Судебной практикой выработана единая практика по вопросу представления документов, подтверждающих полномочия лица, исполняющего обязанности руководителя юридического лица. Полномочия исполняющего обязанности руководителя должны быть подтверждены приказом о его назначении, подписанным руководителем, либо актом органа полномочного назначать руководителя.

Гражданским законодательством России предусмотрены такие виды юри­дических лиц, дела которых ведут не органы этих юридических лиц, а их участни-

ки. Статья 72 ГК РФ устанавливает, что каждый участник полного товарищества вправе действовать от имени товарищества, если учредительным договором не ус­тановлено, что все его участники ведут дела совместно, либо ведение дел поруче­но отдельным участникам. Аналогичные правила применяются и при установле­нии порядка управления и ведения дел в товариществе на вере. В соответствии со статьей 84 ГК РФ управление в товариществе на вере осуществляется полными товарищами в соответствии с порядком аналогичным правилам, установленным Гражданским кодексом о полном товариществе.

Полные товарищи не являются органами юридического лица, что следует из систематического толкования пунктов 1 и 2 статьи 53 ГК РФ, указывающих, что юридическое лицо приобретает гражданские права и принимает на себя граждан­ские обязанности через свои органы (пункт 1), а в предусмотренных: законом слу­чаях - через своих участников (пункт 2). Порядок приобретения гражданских про­цессуальных прав и несения гражданских процессуальных обязанностей, установ­ленный частью 2 статьи 43 ГПК РСФСР, не предусматривает возможности веде­ния дел юридических лиц их участниками.

В соответствии с Гражданским кодексом РФ органы полного товарищества и товарищества на вере не формируются.

Участники юридических лиц, через которых юридические лица приобрета­ют права и принимают обязанности, не могут считаться и законными представи­телями в гражданском процессе. В соответствии со статьей 48 ШК РСФСР закон­ные представители могут защищать в суде права и законные интересы только граждан, но не юридических лиц.

Буквальное толкование статьи 43 ГПК РСФСР позволяет сделать единст­венный вывод, что дела полного товарищества или товарищества на вере в граж­данском процессе могут вести только гражданские процессуальные представите­ли, не являющиеся законными представителями. Однако такой вывод противоре­чит теории гражданского процессуального права, поскольку отвергает наличие гражданской процессуальной дееспособности у этих юрид ических лиц.

На практике участники полного товарищества и полные товарищи в това­риществе на вере выступают от имени товарищества без доверенности на основа

нии закона и учредительного договора, при этом, не являясь органом юридическо­го лица.

Несогласованность норм гражданского и гражданского процессуального права не позволяет в настоящее время корректно применять норму части 2 статьи 43 ГНК РСФСР. Для предоставления одинакового объема гражданских процессу­альных прав и одинаковой возможности осуществлять эти права, а также прини­мать и исполнять гражданские процессуальные обязанности необходимо внести изменения в Гражданский процессуальный кодекс. Внесенные изменения должны аналогично нормам гражданского права устанавливать возможность ведения в су­де дел юридических лиц их органами, участниками или представителями. Органы юридического лица действуют в пределах полномочий, установленных законом, иными правовыми актами и учредительными документами. Участники юридиче­ского лица имеют право вести дела юридических лиц в суде в случаях, предусмот­ренных законом.

Часть 2 статьи 43 ГПК РСФСР с учетом предложенных изменений должна выглядеть следующим образом:

«Дела юридических лиц ведут в суде их органы, действующие в пределах полномочий, установленных законом, иными правовыми актами и учредительны­ми документами юридического лица; участники юридического лица в случаях, предусмотренных законом; представители юридического лица. Лица, выступаю­щие в качестве органа или участника юридического лица, представляют суду до­кументы, удостоверяющие их полномочия».

Здесь же следует указать, что современная судебная практика допускает наделение полномочиями процессуального представителя юридических лиц. С развитием системы процессуального представительства и отсутствием адвокат­ской монополии представительство юридическими лицами (как правило, специа­лизирующимися на оказании подобного рода услуг) будет расширяться. Однако анализ главы V ГПК РСФСР позволяет утверждать, что законодатель видит пред­ставителем физическое лицо. На это, в частности, указывает перечень лиц, имею­щих право быть представителями (адвокаты, работники, уполномоченные проф­союзов и иных организаций) и лиц, которые не могут быть представителями в су

де (не полностью дееспособные, которыми могут быть только физические лица, адвокаты, судьи, следователи, прокуроры). Но и нет оснований утверждать, что юридические лица не могут быть представителями. Поскольку юридические лица могут быть субъектом процесса, постольку юридическому лицу может быть пору­чено ведение дел других соучастников в соответствии со статьей 35 ГПК РСФСР. Юридическое лицо может быть допущено судом, рассматривающим дело, к пред­ставительству по данному делу в соответствии с пунктом 7 статьи 44 ГПК РСФСР.

В этом случае доверенность от имени тяжущегося (в случае выдачи такой доверенности) должна быть выдана юридическому лицу - представителю. От имени представителя в данном случае вправе будет выступать лишь его руководи­тель. Для участия в деле в качестве представителя работника юридического лица - представителя этот работник должен будет представить суду доверенность, вы­данную ему в порядке передоверия.

Самым распространенным видом представительства в гражданском про­цессе является добровольное договорное представительство. В основании указан­ного вида представительства по определению лежит договор, и именно этим дого­вором регулируются отношения между представителем и представляемым. Пред­ставитель и представляемый могут быть связаны гражданско-правовым или тру­довым договором. Среди всего многообразия договоров можно выделить лишь че­тыре договора, которые дают право одному лицу выступать от имени другого ли­ца в суде в качестве его процессуального представителя.

Во-первых, это договор поручения, а также агентский договор в той части, в которой отношения агента и принципала регулируются нормами о договоре пору­чения в соответствии со статьей 1011 ГК РФ. В соответствии со статьей 971 Граж­данского кодекса РФ по договору поручения одна сторона (поверенный) обязуется совершить от имени и за счет другой стороны (доверителя) определенные юриди­ческие действия. При этом права и обязанности по сделке, совершенной поверен­ным, возникают непосредственно у доверителя. Представляя собой классический пример связи между представляемым и представителем (в терминологии ГК дове­рителя и поверенного), договор поручения часто еще называют договором о пред­

ставительстве. Следует отметить следующие черты этого вида договоров, которые оказывают значительное влияние на процессуальные особенности деятельности представителя.

Договор поручения связывает обязательствами и наделяет правами лишь стороны этого договора, то есть доверителя и поверенного, не обязывая и не наде­ляя правами кого-либо иного. Ни суд, ни противная сторона, ни любой другой субъект гражданского процесса не имеет права требовать исполнения представ­ляемым, например, своей обязанности по обеспечению представителя средствами, необходимыми для исполнения поручения (пункт 2 статьи 975 ГК РФ), или ис­полнения представителем обязанности по возвращению представляемому дове­ренности по исполнении поручения (статья 974 ГК РФ). Отношения между пред­ставителем и представляемым из договора поручения являются самостоятельными отношениями, не связанными с отношениями, являющими предметом судебного разбирательства, в котором участвуют доверитель как сторона или третье лицо и поверенный как процессуальный представитель. Из этой посылки следует и отсут­ствие полномочий у суда рассматривать в одном процессе вместе с «основным» иском требование представителя о выплате ему представляемым вознаграждения, если договор поручения является возмездным в соответствии со статьей 972 ГК РФ. Для возбуждения спора о взыскании с представляемого вознаграждения пред­ставитель имеет право подать иск, рассматриваемый отдельно.

Договор поручения не является документом, уполномачивающим предста­вителя действовать от имени представляемого и легитимирующим представителя в качестве такового перед судом. Для допуска в процесс представитель обязан предъявить суду доверенность, которую, в свою очередь, обязан выдать ему пред­ставляемый в соответствии с пунктом 1 статьи 975 ГК РФ.

В отличие от ГК РФ Федеральный закон «О рынке ценных бумаг» в статье 3 устанавливает, что брокерской деятельностью признается совершение граждан­ско-правовых сделок с ценными бумагами в качестве поверенного или комиссио­нера, действующего на основании договора поручения или комиссии, а также до­веренности на совершение таких сделок при отсутствии указаний на полномочия

поверенного или комиссионера в договоре^[102]. Таким образом, в законе установлено, что брокер, действующий в качестве поверенного в гражданском обороте, может быть легитимирован в этом качестве без доверенности путем представления контрагенту договора поручения (брокерского договора). Данная конструкция представляется не соответствующей ГК РФ, теоретически неверной и непримени­мой ни к гражданскому, ни к гражданскому процессуальному представительству. Отношения между брокером и его клиентом являются гражданско-правовыми, из чего следует, что они регулируются нормами гражданского законодательства. В соответствии с пунктом 2 статьи 3 ГК РФ гражданское законодательство состоит из ГК и принятых в соответствии с ним иных федеральных законов. Нормам ГК придана большая юридическая сила путем установления необходимости соответ­ствия норм иных федеральных законов нормам ГК. Как уже было указано выше, пункт 1 статьи 975 ГК РФ устанавливает обязанность доверителя выдать поверен­ному доверенность, на основании которой поверенный может совершать сделки в соответствии с п.1 статьи 182 ГК РФ. Однако на основании статьи 3 закона «О рынке ценных бумаг» доверитель может отказаться выдать поверенному доверен­ность. Таким образом, Федеральный закон «О рынке ценных бумаг» устанавлива­ет совершенно иной режим доверенности, нежели ГК РФ, а также в противоречие статье 975 ГК РФ отменяет одну из основных обязанностей доверителя. Доверен­ность становится не обязательным документом, легитимирующим поверенного перед третьими лицами в качестве такового, а факультативным, составление кото­рого полностью зависит от воли сторон договора поручения. Договор поручения представляет собой сделку, связывающую лишь поверенного и доверителя, вме­шательство кого-либо третьего в эти отношения совершенно исключается. Дове­ренность же является документом направленным, в первую очередь, ко вниманию третьих лиц Договор поручения, составленный в письменной форме (а именно в такой форме составляются все так называемые «брокерские» договоры), может содержать информацию, распространение которой не только не обязательно, но и

совершенно нежелательно, к примеру, о сумме вознаграждения поверенного, по­рядке возмещения ему расходов. Кроме того, при возможных расхождениях в объ­еме полномочий, указанных в доверенности и договоре поручения недобросовест­ный поверенный имеет возможность затеять спор относительно действительного объема прав, предоставленных ему доверителем.

В гражданском процессе представитель не имеет возможности действовать от имени представляемого на основании договора поручительства, кроме вышепе­речисленных, еще и по следующим основаниям. Гражданский процесс, как и лю­бое процессуальное право, является достаточно жестко формализованным. По этой причине наделение процессуальными правами и возложение процессуальных обязанностей происходит только при наличии состава юридических фактов четко указанных в процессуальном кодексе. Так, для вступления в процесс представите­ля, действующего на основании договора поручения он должен предъявить суду надлежащим образом составленную доверенность, что четко зафиксировано в ста­тье 45 ГПК РСФСР. Никаких вариантов поведения суда при определении полно­мочий процессуального представителя законодатель не допускает. Невозможность применения статьи 3 Закона РФ «О рынке ценных бумаг» для наделения брокера полномочиями процессуального представителя следует также из места нормы ста­тьи 3 Закона «О рынке ценных бумаг» в системе российского законодательства. Эта норма является нормой материального права, она была призвана регулировать отношения, связанные с осуществлением полномочий брокера при заключении гражданско-правовых договоров, что прямо указано в тексте статьи и делает не­возможным её применение для целей осуществления процессуального представи­тельства.

Номинальный держатель ценных бумаг также не может без доверенности выступать в качестве судебного представителя владельца ценных бумаг, даже если указанное право предоставлено ему депозитарным договором (договором о номи­нальном держании). Этот вывод следует, во-первых, из толкования норм Закона «О рынке пенник бумаг», ни одна из которых не наделяет номинального держате­ля правом представительства в суде от имени владельца ценной бумаги. Во- вторых, даже для осуществления гражданских прав, зафиксированных ценной бу­

магой, номинальный держатель должен быть специально уполномочен владель­цем ценной бумаги в силу прямого указания части 3 пункта 2 статьи 8 Закона «О рынке ценных бумаг», осуществление процессуальных прав владельца также нуж­дается в специальном полномочии по правилам процессуального права. Это пра­вило не отменяется и указанием в пункте 2 статьи 8 на обязанность номинального держателя совершать все необходимые действия, направленные на обеспечение получения лицом, в интересах которого он «держит» ценные бумаги, всех выплат, которые ему причитаются как владельцу ценных бумаг. Такая обязанность не подразумевает особого порядка вступления в процесс в защиту прав другого лица отличного от общих норм о судебном представительстве.

В силу формализованное™ гражданского процесса судебный представитель не может вступить в процесс аналогично участию в гражданских отношениях лиц, действующих в чужих интересах без поручения. В случае отсутствия поручения «представитель» просто не будет допущен в процесс.

Однако интересным с теоретической и практической точки зрения пред­ставляется проблема, возникающая при ошибочном допуске в процесс в качестве представителя лица, не представившего суду доверенность. Судебная практика, строившаяся на Уставе гражданского судопроизводства 1864 года, гласила, что, если тяжущийся впоследствии подтвердит действия лица (даже в суде вышестоя­щей инстанции), выступавшего в суде в качестве его поверенного, но не предста­вившего доверенность, то такие действия являются действительными, совершен­ными от имени тяжущегося¹. Однако представление доверенное™ после отклоне­ния в любой форме документа, принесенного поверенным, не влечет за собой от­мену решения об отклонении^{[103] [104]. Последующее подтверждение действий поверенно­го также не имеет какого бы то ни было значения, например, в случае выдачи до­}

веренности после истечения давностного или процессуального срока (апелляци­онного) на совершение действия, предпринятого поверенным до истечения этого срока, потому что такому заявлению, как сделанному после срока, нельзя прида­вать обратного действия и оно может лишать противника приобретенных им про­цессуальных прав; но вне этих случаев было бы несправедливо уничтожить все производство^[105].

Представляется, что современная судебная практика должна пойти по дру­гому пути. Статья 126 ГПК РСФСР в императивной форме устанавливает, что к исковому заявлению (а равно к заявлениям и жалобам, подаваемым в порядке производства по делам, возникающим из административно-правовых отношений, и особого производства), поданному представителем, должна быть приложена до­веренность или иной документ, удостоверяющий полномочия представителя. По­следствием нарушения этой обязанности является отказ в принятии искового за­явления в соответствии с пунктом 9 статьи 129 ГПК РСФСР. Иных вариантов дей­ствий для суда не установлено. Однако если дело все же было принято к произ­водству и уже в судебном процессе было установлено, что заявление от имени за­интересованного лица подано лицом, не имеющим полномочий на ведение дела, то такое заявление на основании пункта 3 статьи 221 Г11К РСФСР остается без рассмотрения. Такие же полномочия имеет суд второй инстанции при установле­нии этих обстоятельств уже после вынесения решения, в соответствии со статьями 305 и 309 ГПК РСФСР он обязан отменить вынесенное решение и оставить заяв­ление без рассмотрения. Очевидно, что требование о наличии полномочий на ве­дение дела у представителя относится к тому времени, когда эти действия совер­шаются. Применительно к данному случаю лицо должно быть уполномочено на подачу искового заявления именно в тот момент, когда оно (исковое заявление) представляется суду. Наличие полномочий должно быть доказано в момент пода­чи заявления - таково императивное требование закона. Отсутствие доказательств

полномочий, установленное судьей, должно влечь за собой оставление заявления без рассмотрения.

Иное толкование указанных норм не соответствует ни букве, ни духу закона и могло бы повлечь за собой многочисленные нарушения судьями гражданского процессуального законодательства. Подача заявления неуполномоченным лицом противоречит принципу диспозитивности в гражданском процессе, в соответствии с которым только от воли лица, право или законный интерес которого пострадал, зависит судебная защита этого права или законного интереса. Статья 183 ГК РФ, устанавливающая, что последующее одобрение сделки представляемым создает, изменяет и прекращает для него гражданские права и обязанности по данной сделке с момента её совершения, не может быть распространена на гражданский процесс и не может применяться при осуществлении правосудия по аналогии, по­скольку регулирует иные (гражданско-правовые) отношения и не согласуется с формальными началами гражданского процессуального права. Если на субъекта возложена обязанность доказать наличие полномочий у представителя, а на судью - исследовать и дать оценку представленным доказательствам, то неверно было бы утверждать, что ни субъект, обязанный представить доказательства, ни судья не несут ответственности за неисполнение этих своих обязанностей (в форме от­каза в принятии искового заявления или в форме отмены состоявшегося решения и оставления заявления без рассмотрения). Возможность последующего одобре­ния или отказа от такого одобрения может быть причиной злоупотребления этим правом как со стороны суда, так и со стороны тяжущихся. В этом случае суд имеет возможность в одних случаях «закрыть глаза» на имеющиеся нарушения в свое­временном представлении доказательств наличия у представителя полномочий, а в других случаях отказать в принятии искового заявления, строго следуя требова­ниям 11ІК РСФСР. Невозможно представить, чтобы в обоих этих случаях дейст­вия судьи соответствовали бы закону. Лицо, представитель которого действовал в суде без полномочий, имело бы возможность одобрить его действия в суде второй инстанции, если было вынесено благоприятное для него решение, и отказаться от такого одобрения, если исход дела был для него иным. В этом случае положи­тельное для стороны решение будет оставлено в силе, а отрицательное отменено

и заявление оставлено без рассмотрения, что не препятствует стороне обратиться вновь с подобным требованием. Таким образом, судьба вынесенного решения за­висит от заявления одной из сторон. Такое положение не может быть признано правильным, поскольку ставит противную сторону в заведомо худшее положение, а потому не соответствует принципу равенства сторон.

Вторым видом договора является трудовой договор. На основании этого вида договора в процессе чаще всего выступают юрисконсульты и бухгалтеры предприятий. Высказывавшееся ранее мнение об отнесении юрисконсульта к ор­ганам юридического лица, поскольку юрисконсульт является руководящей долж­ностью в настоящей работе не рассматривается в виду очевидного противоречия действующему законодательству¹. Ограничение трудовым договором прав работ­ника без указания такого ограничения в доверенности не влечет каких-либо по­следствий применительно к гражданскому процессу - представитель может дейст­вовать в рамках выданной ему доверенности. Высказывавшееся предложение о возможности внесения в ГПК РСФСР изменений, в соответствии с которыми юрисконсульты организаций получили возможность действовать в процессе на основании служебного удостоверения^{[106] [107], мы считаем нецелесообразным, поскольку в обязанности юрисконсульта не обязательно должно входит «хождение по су­дам», поэтому назначение на должность не «следует рассматривать как внешние обязанности вести дела предприятия»[108]. Вменять в обязанность суда каждый раз исследовать трудовой договор между юрисконсультом и организацией с целью установления полномочий суда излишне.}

Третьим видом договора является учредительный договор полного това­рищества и товарищества на вере. Особенности этих видов договоров указывались выше.

Четвертым видом договора является договор транспортной экспедиции, который в соответствии со статьей 801 ГК РФ может содержать обязательство экспедитора представлять клиента (грузоотправителя или грузополучателя) в суде по спорам, связанным с перевозкой груза. Нет, никакого сомнения в том, что экс­педитор будет иметь возможность действовать в процессе в качестве представите­ля только в том случае, если грузоотправитель или грузополучатель выдаст ему доверенность. В противном случае суд не сможет допустить его в процесс

В основе процессуального представительства не может лежать, как это час­то встречается на практике, договор на оказание юридических услуг, поскольку возмездное оказание услуг не предполагает наделение одного лица полномочиями выступать от имени другого (глава 39 ГК РФ). Анализ такого рода договоров, в которых содержится обязательство одного лица оказать юридические услуги в форме консультирования, составления правовых документов и заключений по правовым вопроса, а также представлять интересы другого лица в суде или ином органе позволяет прийти к выводу в данном случае имеет место смешанный дого- вор(статъя 421 ГК РФ). К отношениям сторон из такого смешанного договора должны применяться нормы о договоре поручения (агентского договора в случае совершения фактических действий), а также нормы о договоре возмездного оказа­ния услуг, если иное не вытекает из соглашения сторон или существа смешанного договора (пункт 3 статьи 421 ГК РФ).

Представляется, что необходимо унифицировать порядок допуска в процесс представителей, какой бы договор ни связывал их с представляемым. Представи­тель в любом случае обязан представить суду доверенность, выданную в соответ­ствии с порядком, установленным ГК РФ, поскольку трудовое законодательство не содержит норм о доверенности. Такая доверенность должна быть единым до­кументом, на основании которого договорный представитель допускается в про­цесс. Это должно благотворно сказаться на гражданском процессе и разгрузит суд, поскольку он не должен будет исследовать вопрос о полномочиях, предоставлен­

ных конкретному должностному лицу, например, государственного органа, пред­ставившего суду свое служебное удостоверение в соответствии с частью 2 статьи 43 ГПК РСФСР.

2.2.2. Полномочия представителя

Понятие полномочия традиционно рассматривалось в науке гражданского процессуального права преимущественно к полномочиям суда. Это было объяс­нимо, поскольку гражданский процесс вообще рассматривался в первую очередь как деятельность суда.

А.Ф. Козлов определил полномочие суда как единство его прав и обязанно­стей¹. М.А. Гурвич указывал, что суд несет обязанности не перед лицами, участ­вующими в деле, а перед государством. Применительно к указанным субъектам права он имеет только права^{[109] [110]. Несмотря на серьезную критику этого предположе­ния рядом авторов[111] следует признать, что М.А. Гурвич обратил внимание на чрез­вычайно важный момент - двойственное положение суда как органа правосудия и как государственного органа, одновременно состоящего в правоотношениях с ли­цами, участвующими в процессе, и с государством.}

М.А. Викут, указывая на своеобразную правовую природу полномочий су­да, подчеркивала, что, являясь субъектом конкретного материального правоотно­шения, суд обладает определенными процессуальными правами. В то же время суд, как орган власти, осуществляющий правосудие, обязан при предусмотренных

законом условиях, совершить действия по реализации предоставленных ему прав для выполнения задач гражданского судопроизводства (статья 2 1Т1К РСФСР). В этом случае процессуальные права суда являются как бы и его обязанностями. М.А. Викут замечает, что аналогичное положение возникает и при участии в про­цессе прокурора¹.

Позиция отождествления процессуальных прав и обязанностей суда встре­тила в правовой науке немало противников. Так, Р.Е. Гукасян писал, что в каждом конкретном правоотношении право не может одновременно являться и обязанно­стью, поскольку в этом случае поведение лица не зависит от его воли и вести речь о возможном поведении лица некорректно, так как поведение становиться долж­ным. Д.Б. Абушенко, отрицая возможность отождествления прав суда с его обя­занностями, указывает, что в этом случае право выбора совершения определенно­го процессуального действия как явление более низкого порядка (вероятно, по­рядка обобщения - С.Х.) сопоставляется с явлением более высокого порядка - обязанностью суда вообще совершить какое-либо из возможных действий^{[112] [113].}

На наш взгляд для уяснения действительного положения относительно со­отношения прав и обязанностей представителей необходимо твердо придержи­ваться следующей исходной посылки: представитель является одновременно субъектом множества социальных отношений только часть из которых урегулиро­вана нормами права и, соответственно, еще меньшая их часть регулируется нор­мами гражданского процессуального права. Представитель как субъект конкрет­ного процессуального правоотношения наделяется процессуальными правами и обязанностями, связывающими его с судом как органом, осуществляющим право­судие. Являясь одновременно и субъектом материально-правовых отношений, в

рамках которых он наделяется полномочиями, представитель наделяется матери­ально-правовыми правами и обязанностями, связывающими его с представляе­мым. Отношения между представителем и представляемым могут регулироваться различными отраслями материального права - гражданским, трудовым, семей­ным. Так, обладая процессуальным правом подать исковое заявление от имени своего ребенка, законный представитель обязан это сделать, поскольку семейным законодательством на него возложена обязанность защищать права и интересы ре­бенка (пункт 1 статьи 64 Семейного кодекса РФ). Осуществление процессуального права представлять доказательства является обязанностью работника, в случае представления им интересов работодателя в суде, поскольку таким образом он ис­полняет обязанность, возложенную на него трудовым договором. Обжалование неправосудного приговора при рассмотрении его с позиции гражданско-правового договора между доверителем и поверенным является обязанностью последнего.

Очевидно, что обязанность представителя осуществить своими конкретны­ми действиями предоставленное ему процессуальное право лежит за пределами гражданских процессуальных отношений. Эта обязанность суть материально­правовая обязанность представителя и управомоченной стороной, имеющей право требовать исполнения этой обязанности, в этом случае выступает представляе­мый.

Представитель обязан совершить не любое из возможных действий, а лишь то, которое наилучшим образом приведет к достижению цели защиты прав и ох­раняемых законом интересов доверителя. Несомненно, что выбор такого действия возлагается на самого представителя, но от этого оно не становится менее опреде­ленным.

Представляется обоснованной позиция тех авторов, которые применяют аналогичную схему отношений к правам и обязанностям суда и прокурора в про­цессе^[114]. При этом не имеет значения, вступает ли прокурор в дело, начатое по ини­циативе лица, обратившегося за защитой своего права, или он сам предъявляет иск

в порядке статьи 4 ГПК РСФСР - прокурор в гражданском процессе всегда пред­ставитель государства.¹ Следует лишь заметить, что обязанности суда и прокурора носят публично-правовой характер, их источником является государственное (конституционное) право.

Однако представитель исполняет и публично-правовую обязанность по за­щите прав и законных интересов граждан и организаций. Эта обязанность вытека­ет из статьи 48 Конституции РФ, гарантирующей каждому квалифицированную юридическую помощь. Государство, гарантируя своим гражданам (в конечном счете, ведь именно они являются потребителями юридических услуг) основной труд по оказанию квалифицированной юридической помощи возложило на него­сударственные структуры - коллегии адвокатов. Адвокаты при представительстве по судебным делам исполняют в том числе и возложенную на них конституцион­ную обязанность, являются общественными деятелями^{[115] [116]. Следовательно, государ­ство должно иметь право требовать от адвокатов исполнения возложенных на них обязанностей. В настоящее время само государство таким правом не обладает, оно передано саморегулируемым добровольным объединениям адвокатов - коллеги­ям. Действия коллегий по обеспечению оказания квалифицированной юридиче­ской помощи адвокатами должны признаваться публично-правовыми действиями лица, уполномоченного государством. В этом случае уместно привести аналогию с нотариусами и их объединениями - нотариальными палатами, которые были признаны Конституционным Судом элементом публично-правовой охраны прав граждан[117]-}

На наш взгляд, в значительной мере искусственное разделение лиц юриди­ческой профессии на адвокатов и юристов, организующих свою деятельность вне

рамок адвокатуры¹, не мешает отнести последних также к лицам, исполняющим конституционную обязанность по оказанию квалифицированной юридической помощи^{[118] [119]. Однако в настоящее время у государства не существует какой-либо возможности потребовать от этих юристов исполнять указанную обязанность, что говорит не об её отсутствии, а лишь об отсутствии заботы государства об оказа­нии квалифицированной юридической помощи своим гражданам.}

Таким образом, полномочие процессуального представителя следует рас­сматривать как субъективное право представителя на совершение от имени и в ин­тересах представляемого процессуальных действий, направленных на возникно­вение в связи с гражданским процессом определенных правовых последствий для представляемого и одновременно как обязанность совершить указанные действия.

Такой вывод подтверждает и дореволюционное законодательство, которое рассматривало полномочие представителя как право применительно к суду (статья 250 Устава гражданского судопроизводства указывала, что предоставление пове­ренному права принести апелляционную жалобу должно бьггь положительно вы­ражено в доверенности), а также как обязанность применительно к представляе­мому (статья 254 Устава определяла, что председатель суда при отказе представи­теля от представительства определяет срок, по истечении которого поверенный признается свободным от своей обязанности, а до этого срока обязан ходатайст­вовать по делу в пределах своих полномочий).

Как уже отмечалось в главе I, указание на публично-правовые черты пред­ставительства были подмечены еще в римском праве, которое рассматривало за­конное представительство как общественную обязанность. Такое же отношение к процессуальному представительству и адвокатской профессии, обусловленное их внутренней, сущностной стороной, отчетливо проявляется во французском, гер­манском и англо-американском праве. Изложенное свидетельствует о том, что процессуальное представительство, в какой бы системе права и процесса оно не функционировало всегда является сложным явлением, стоящим на границе пуб­личного и частного права.

Полномочия процессуального представителя определяются чрезвычайно широко, что создает основу для участия в процессе представителя с большим объ­емом процессуальных прав. При всем благоприятном отношении к существующе­му положению вещей следует отметить, что некоторые ограничения процессуаль­ное законодательство содержать должно. Такие ограничения могут касаться субъ­ектного состава представительства, то есть лиц, наделяемых полномочиями, а также объемом полномочий, предоставляемых представителю.

Так, статья 47 ГПК РСФСР запрещает выступать в качестве судебных пред­ставителей судьям, следователям и прокурорам. Запрет не распространяется на участие в процессе указанных лиц в качестве уполномоченных соответствующего суда, прокуратуры или в качестве законных представителей. Мотивом законодате­ля для запрета участия судей, прокуроров и следователей в процессе предполага­ется устранение возможных сомнений в объективности и беспристрастности суда, рассматривающего дело^[120]. Систематическое толкование нормы статьи 47 ГПК РСФСР позволяет нам сделать вывод, что запрет распространяется на судей, про­куроров и следователей прокуратуры и не распространяется на следователей орга­нов внутренних дел, органов безопасности и налоговой полиции, которые также имеют право вести предварительное следствие. Представляется нелогичным, по­чему участие в процессе следователя прокуратуры может заронить сомнение в

объективности и беспристрастности суда, рассматривающего дело, а участие, предположим, следователя органов безопасности, не влечет за собой возникнове­ние такого сомнения, ведь в обязанности и следователя прокуратуры и следовате­лей иных органов не входит участие в рассмотрении судами гражданских дел, в порядке, предусмотренном статьей 41 ГПК РСФСР. Эти обязанности возложены, в соответствии с Федеральным законом «О прокуратуре РФ», на помощников про­курора. Однако поскольку следователям как государственным служащим запре­щено заниматься иной оплачиваемой деятельностью, а представительская дея­тельность преимущественно осуществляется за плату, а также в связи с тем, что принятие на себя представительства чужих интересов предполагает уделение это­му значительного времени, что не может благоприятно сказываться на государст­венной службе, следовало бы все же запретить участие в гражданском судопроиз­водстве следователей всех следственных органов. В связи с изложенным пред­ставляется необходимым изложить предложение второе части 3 статьи 47 в сле­дующей редакции: «Это правило не распространяется на выступления в процессе указанных лиц в качестве уполномоченных соответствующего суда, прокуратуры или следственного органа, в качестве законных представителей».

Недопустимость принятия поручения на ведение дела от процессуального противника своего доверителя имеет лишь нравственный характер, но не следует из запрета процессуального законодательства^[121]. По этой причине воспрепятство­вать представлению интересов лиц с противоположными интересами в настоящее время имеют возможность только коллегии адвокатов в отношении своих членов в соответствии с пунктом 16 Положения об адвокатуре РСФСР. Необходимо уста­новить процессуальный запрет представительства в одном процессе от имени лиц, обладающих различными интересами, с целью недопущения даже самой возмож­ности возникновения конфликта интересов, как это было в Уставе гражданского судопроизводства 1864 года. Для достижения этой цели следует дополнить статью

47 ГПК частью следующего содержания: «Не может быть представителем пред­ставлявший ранее в этом же деле или представляющий в настоящее время лицо, участвующее в деле, интересы которого противоположны интересам нового пред­ставляемого». Решением той же проблемы могло бы быть введение адвокатской монополии и урегулирование этого вопроса в законодательстве об адвокатуре, но такое решение выходит за рамки гражданского процессуального права.

Судебная практика по сходному вопросу идет по этому же пути По искам об исключении имущества из описи и освобождении от ареста зачастую должники являются еще и законными представителями, в частности, своих детей и обязаны защищать их права в суде. В этом случае проявляется противоречие в двойствен­ном положении субъекта - одной стороны, как законный представитель, лицо обя­зано подать иск от имени представляемого, а с другой - не может предъявить иск к самому себе. Ранее допускалось предъявление иска об освобождении от ареста имущества, принадлежащего их несовершеннолетним детям. В Постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 31 марта 1978 года №4 «О применении зако­нодательства при рассмотрении судами дел об освобождении имущества от ареста (исключении из описи)» говорилось о необходимости принятия и рассмотрения заявлений от указанных лиц в общеисковом порядке, так как «они в этом случае действуют от имени и в интересах своих детей как законные представители»¹. Од­нако позже Верховный Суд СССР дополнил пункт 4 Постановления Пленума, ука­зав, что иски в защиту имущественных интересов несовершеннолетних детей осужденного должника могут быть предъявлены другим родителем, их опекуном (попечителем) либо прокурором^{[122] [123]. Таким образом, родители-должники оказались лишенными права подачи иска. Эту позицию следует признать более разумной и обоснованной. Во-первых, путем подачи исков от имени своих детей можно было бесконечно долго оттягивать исполнение решения или приговора суда, действую­щее законодательство не содержит препятствий для злоупотребления и иными}

процессуальными правами лицом, являющимся одновременно законным предста­вителем истца и ответчиком. Во-вторых, с точки зрения теории процессуального представительства, представитель не должен быть заинтересован в благоприятном исходе дела для стороны, противоборствующей представляемой стороне.

Известным ограничением полномочий судебного представителя является традиционное деление его полномочий на общие и специальные. Под общими полномочиями понимаются такие, действия по реализации которых представитель вправе совершить без специального указания в доверенности, к ним, в частности, относятся подача искового заявления, ознакомление с материалами дела, пред­ставление доказательств, участие в исследовании доказательств и многие другие. Под специальными - такие, которые требуют специального указания в доверенно­сти. Это полномочия, перечисленные в статье 46 ГПК РСФСР. В процессуальной науке высказывалась точка зрения, согласно которой при личном участии в деле представляемого совместно с представителем отпадает необходимость не только выдавать доверенность, но и утрачивает смысл разграничение полномочий на об­щие и специальные^[124]. Устного заявления лица о наделении полномочиями предста­вителя достаточно для признания конкретного лица представителем. До того мо­мента, пока представляемый не выражает несогласия с действиями представителя, следует считать, что представитель действует в рамках предоставленных ему пол­номочий, даже если его действия направлены на реализацию специальных полно­мочий. С таким предположением следует согласиться, но только с тем условием, что суд перед принятием действий представителя, право совершения которых со­ставляет специальное полномочие, добросовестно разъяснял представляемому все последствия принятия этого действия.

Важность правильного наделения полномочиями подтверждает и процессу­альная теория, и судебная практика. Общепризнанной точкой зрения является, что суд не принимает действий представителя, не оговоренных доверителем, а реше­

ние, основанное на них, подлежит отмене.¹ Верховный Суд по ряду дел указывал, что совершение судебным представителем действий, входящих в круг специаль­ных полномочий, без надлежащего оформления этих полномочий, и вынесение решения (определения) на основании принятия судом этих действий является ос­нованием для отмены решения вышестоящей инстанцией^{[125] [126].}

Наделение представителя специальными полномочиями должно происхо­дить в «экстраординарном» порядке путем специального указания в доверенности всех тех полномочий, на которые имеет право уполномоченное лицо. Ю.А. Кури- чев, ссылаясь на исторический опыт Польши, считает наиболее верным подход, в соответствии с которым представитель совершает без особого указания в дове­ренности любые, связанные с делом процессуальные действия в любой стадии процесса^[127]. По мнению Куричева, «если представитель не доверяет адвокату со­вершение какого-либо действия, то он вправе указать об этом в доверенности»^[128]. Однако реализация такого положения уменьшает защиту представляемого от не­добросовестного представителя. Тем более если представляемый процессуально неграмотен и просто не осведомлен о возможности ограничить права представи­теля.

Вместе с тем, следовало бы внести следующие изменения в список специ­альных полномочий. Во-первых, перевести из специальных в общие следующие полномочия представителя:

а) обжалование судебного решения. Включение законодателем в список специальных полномочий обжалования судебного решения выглядит совершенно нелогично, учитывая, что представитель вправе подавать иск в «обычном» поряд­ке. Срок, установленный для обжалования судебного решения, может бьггь про­

пущен, например, только из-за того, что представитель не будет наделен полномо­чием на обжалование, а получение этого полномочие затруднено из-за удаленно­сти места нахождения доверителя;

б) предъявление исполнительного листа ко взысканию, поскольку в ряде случаев может возникнуть угроза пропуска срока предъявления.

Во-вторых, включить в специальные полномочия:

а) отказ от взыскания и отложение взыскания. В этом случае законодатель тоже поступил нелогично, включив в специальные полномочия полный или час­тичный отказ от исковых требований, заключение мирового соглашения, то есть полномочия, связанные с судьбой иска и наиболее важные для представляемого, и не указав здесь же отложение и отказ от взыскания, которые являются для пред- ставляемого-взыскателя не менее важными и являющими собой продолжение при исполнении решения полномочий по распоряжению судьбой иска;

б) просьба о возращении исполнительного документа взыскателю, так как это может привести к просрочке последующего предъявления документа к испол­нению, потому что с возвращением исполнительного документа давностный срок начинает течь снова.

Существуют также полномочия, которыми не могут быть реализованы представителем ни в каком случае вследствие вынесения определения судом либо в силу указания закона. Так, объяснения представителя по существу дела не будут иметь правового значения в том случае, когда суд признает обязательным участие сторон в судебном заседании, если это необходимо по обстоятельствам дела, в со­ответствии с частью 4 статьи 157 ГПК РСФСР.

Исходя из буквального толкования нормы части 3 статьи 125-4 ГПК РСФСР представитель не имеет права подписывать заявление о выдаче судебного приказа. Вместе с тем, статья 126 ГПК РСФСР допускает подписание искового заявления представителем. Единственная причина, которая видится для такого запрета, со­стоит в предупреждении злоупотребления представителем предоставленными полномочиями. В приказном производстве представитель имеет возможность по­дать заявление о выдаче судебного приказа и получить на руки исполнительный документ (судебный приказ) без судебного разбирательства, без уведомления и

вызова заявителя в очень сжатые сроки. С целью защиты интересов заявителя сле­дует признать правильным запрет на подписание представителем (за исключением законного представителя) заявления о выдаче судебного приказа даже несмотря на то, что отношения между представителем и представляемым не являются граж­данскими процессуальными отношениями. Но такая точка зрения небесспорна. Часть 3 статьи 125-4 Г11К РСФСР также устанавливает, что к заявлению, подавае­мому представителем, должен быть приложен документ, удостоверяющий полно­мочия представителя. Гражданское процессуальное законодательство во всех слу­чаях, когда говорит о подаче искового заявления, имеет в виду' не только и даже не столько фактические действия по передаче искового заявления в суд, а подписа­ние искового заявления, что следует из систематического толкования статей 126, 129 и 221 Г11К РСФСР. Таким образом, формулировка нормы части 3 статьи 125-4 ГПК РСФСР может быть просто недоработкой законодателя. В самом деле, суд же не требует доверенности на подачу искового заявления у организаций связи и дос­тавки, передающих в судебную канцелярию исковые заявления. Такие расхожде­ния в толковании нормы при неочевидности целей, которую преследует эта норма, способны привести к спорам в судах. Сложившаяся ситуация может быть разре­шена путем дачи разъяснения в форме постановления высшей судебной инстанци­ей по вопросам применения законодательства о судебном приказе. Может быть предложен следующий текст: «Учитывая, что часть 3 статьи 125-4 Г11К РСФСР не предусматривает возможность подписания заявления о выдаче судебного приказа представителем, полномочие на подписание такого заявления, выраженное в до­веренности, не соответствует закону и не влечет возникновения соответствующих прав и обязанностей у представителя».

С точки зрения происхождения и сущности процессуального представи­тельства полномочия представителя при договорном представительстве могут быть разделены на производные и непроизводные. Непроизводными полномочия­ми являются такие, которыми представитель наделяется как часть системы по за­щите прав граждан, это полномочия, составляющие публично-правовую сторону деятельности процессуального представителя. Этими полномочиями представи­тель наделяется законом, но их возникновение у него связано с волеизъявлением

представляемого. Такими полномочиями являются полномочия по заявлению от­водов, по участию в исследовании доказательств, по представлению своих дово­дов и соображений по всем возникающим в ходе судебного разбирательства во­просам, по возражению ходатайствам, доводам и соображениям других лиц, по участию в судебных прениях и ряд иных. Производными полномочиями следует считать полномочия, которыми представитель наделяется представляемым. Это полномочия являются отражением частно-правовой стороны процессуального представительства. К ним, в частности, относятся все полномочия, указанные в статье 46 Г11К РСФСР, а также полномочие на подачу искового заявления и изме­нение основания иска. Как уже было показано в главе I, аналог производных и не­производных полномочий легко увидеть в полномочиях стряпчих и адвокатов во всех исследованных нами типах судебного представительства на протяжении мно­гих веков. Это положение не может быть вызвано простым совпадением, а являет­ся следствием внутренней двойственности гражданского процессуального пред­ставительства, его неоднородности, поскольку процессуальный представитель од­новременно выступает как лицо, уполномоченное на защиту прав тяжущегося, и как лицо, присутствие которого в процессе призвано способствовать соблюдению законности.

Такое положение неоднократно было предметом критики. Так, Е.В. Вась­ковский писал: «Из ученого эксперта по вопросам права и судебного оратора, ка­ким он был в качестве чистого правозаступника, адвокат становится практическим дельцом, маклером по юридической части, имеющим тем больше успеха в публи­ке, чем больше сметливости, юркости и даже неразборчивости в средствах он про­явит при устройстве материальных интересов своих клиентов»^[129]. Однако, как уже было замечено в главе I, слияние стряпческих и адвокатских полномочий является

общемировой тенденцией, развитие которой в разных странах идут разными тем­пами¹.

Общепризнанным является положение, согласно которому уполномоченные профессиональных союзов и организаций, защищающие права и интересы своих членов получают общие полномочия от соответствующих органов профсоюзов и названных организаций. Специальными полномочиями на совершение распоряди­тельных процессуальных действий они могут быть наделены только теми лицами, права и интересы которых защищаются в суде^{[130] [131]. В.Н. Щеглов указывает, что в данном случае можно вести речь о двух доверителях: органе профсоюза или дру­гой организации, которым законом, уставом или положением поручено защищать права и интересы членов этой организации, и самом члене профсоюза или иной организации, права и интересы которых защищаются представителем[132]. В такой ситуации мы должны были бы прийти к выводу, что представитель в рамках об­щих полномочий является таковым только в отношении профессионального союза или соответствующей организации, поскольку полномочиями он был наделен именно от них, а в рамках специальных полномочий - представителем члена профсоюза или соответствующей организации. Однако этот вывод является пол­ным юридическим нонсенсом. В самом деле, как может лицо, не наделенное ка­кими-либо процессуальными правами, доверить кому бы то ни было осуществлять эти процессуальные права. Возможны следующие варианты ответа:}

1. Либо профессиональный союз и соответствующая организация доверяют представителю (уполномоченному - в терминологии статьи 44 ГПК РСФСР) реализацию не своих прав и несение не своих обязанностей, а

прав и обязанностей члена профсоюза или члена соответствующей орга­низации либо других лиц (пункт 5 статьи 44 ГПК РСФСР);

2. Либо уполномоченный профсоюза и соответствующей организации во­обще не является представителем стороны или третьего лица, а является лишь представителем лица, возбудившего дело или вступившего в про­цесс в соответствии со статьей 42 Г11К РСФСР;

3. Либо тезис о двух доверителях в рамках отношений по представительст­ву профессиональными союзами и организациями, выступающими в за­щиту прав и интересов иных лиц, не корректен. Профсоюз^[133] не может доверить осуществлять права и исполнять обязанности других лиц, по­скольку для этого он (профсоюз) должен сам обладать правом реализо­вывать права и исполнять обязанности этих лиц. Это возможно только в случае, если такое право было доверено профсоюзу его членом либо бы­ло предоставлено профсоюзу законом. Однако в первом случае будет иметь место передоверие. Применительно ко второму случаю следует обратиться к законодательству о профессиональных союзах.

Статья 23 Закона «О профессиональных союзах, их правах и гарантиях дея­тельности» гласит, что в случаях нарушения законодательства о труде профсоюзы вправе по просьбе членов профсоюза, других работников, а также по собственной инициативе обращаться с заявлениями в защиту их трудовых прав в органы, рас­сматривающие трудовые споры. Следовательно, законодательство о профсоюзах не содержит указания, в каком процессуальном статусе будет находиться уполно­моченный профсоюза: будет ли он представителем члена профсоюза или самого профсоюза. Ответ необходимо найти в гражданском процессуальном законода­тельстве.

Часть 3 статьи 42 ГПК РСФСР гласит, что указанные в этой статье органы государственного управления, предприятия, учреждения, организации в лице сво­их представителей и отдельные граждане могут знакомиться с материалами де­

ла, заявлять отводы, давать объяснения, представлять доказательства, участвовать в исследовании доказательств, заявлять ходатайства, а также совершать другие процессуальные действия, предусмотренные законом. Терминология пунктов 3,4,5 статьи 44 и части 4 статьи 45 ГПК РСФСР указывает на то, что в процессе дейст­вуют уполномоченные профсоюзов и других организаций. На наш взгляд, исполь­зование различных понятий дает нам право утверждать, что лица, указанные в статье 42 и статьях 44, 45 ГНК РСФСР имеют разный правовой статус.

В случае выступления лица от имени и в интересах профсоюза, другого ор­гана или организации, подавшего исковое заявление или вступившего в процесс с целью дачи заключения в порядке статьи 42 ГПК РСФСР, это лицо является пред­ставителем указанного лица. Возможность лиц, указанных в статье 42 ГНК РСФСР, действовать в суде через представителя основывается на их самостоя­тельном процессуальном статусе как лица, участвующего в деле.

Если же лицо участвует в процессе в соответствии с главой V ГПК РСФСР, то оно не является представителем профессионального союза и другой организации. Вместе с тем, это лицо не наделено полномочиями действовать в процессе в каче­стве представителя члена профсоюза. Уполномоченный профессионального союза имеет право действовать от имени и в интересах члена профсоюза только в случае, если он наделен соответствующими полномочиями этим членом профсоюза. В противном случае мы вынуждены были бы признать, что профсоюз является за­конным представителем своих членов. Член профсоюза в таком случае не может по своему усмотрению лишить полномочий уполномоченного профессионального союза, что противоречит действующему гражданскому процессуальному законо­дательству, наделяющему лиц полной гражданской процессуальной дееспособно­стью. Такое положение также не согласуется и с принципом диспозитивности в гражданском процессе, поскольку наделяет профессиональные союзы правом воз­буждать и вести гражданский процесс вне зависимости от воли лица, права или законные интересы которого нарушены. Статья 45 ГПК РСФСР должна бьггь скорректирована путем исключения из нее части 4.