Глава 4. Всемирный исторический процесс

Структура. Прежде чем представить наше видение всемирного исторического процесса, считаем необходимым изложить наше понимание ряда феноменов, в отношении которых можно констатировать существенные расхождения во взглядах и подходах в современной науке.

Личность, адаптация, фиксация. Личность (индивид в социокультурном контексте) является наиболее простым (удобным) для наблюдения и описания субъектом истории. Распространены понятия «первобытный человек», «индустриальный человек» и пр. Во всех данных случаях речь идет, как правило, о типах личности в тех или иных пространственно-временных обстоятельствах.

Основными критериями типологии индивида являются возраст и пол (с данным обстоятельством связаны концепции матриархата и патриархата, представления о ранних эпохах как о «юности» человечества и т. д.).

Взрослость как биосоциальная и психологическая зрелость (дееспособность) является одним из фундаментальных правовых понятий. Наиболее типичной биологической характеристикой взрослости является способность к участию в продолжении рода. В психологии нет единого подхода к определению критериев психологической зрелости. На наш взгляд, наиболее глубоким является подход, тесно связывающий зрелость с понятием интровертированности (К. Леонгард) и самоактуализации (А. Маслоу).

Понятия «экстраверсия» и «интроверсия» были введены К.-Г. Юнгом, однако в дальнейшем, в трудах различных психологов (Г. Айзенка, в советской литературе и пр.), первоначальное содержание данных понятий претерпело значительные, принципиальные изменения. Так, можно встретиться со следующими утверждениями: «...экстравертам свойственна... общительность, социальная адаптированность... Для интровер- тированного типа характерны... необщительность, замкнутость, социальная пассивность... затруднение социальной адаптации»12. Аналогичные интерпретации (напрямую связывающие экстраверсию - интроверсию с социальной адаптивностью и темпераментом) несовместимы с оригинальными концепциями К.-Г.

К. Леонгард рассматривает интровертированность как возрастной феномен, обладающий у мужчин более высокой степенью выраженности:

«В период полового созревания у человека происходит переход от экстраверти- рованности к интровертированности...

В моем представлении эти понятия тесно связаны с периодом переходного возраста, т. е. с периодом формирования у ребенка психики взрослого человека...

Ребенок экстравертирован: он обращен к процессам, воздействующим на его чувства, и реагирует на них соответствующим поведением, мало раздумывая. Взрослый, по сравнению с ребенком, интровертирован: его гораздо меньше занимает окружающее, внешний мир, реакции его гораздо менее непосредственны, он имеет обыкновение предварительно размышлять над поступком. При экстравертированности в мыслях и в поведении преобладает мир восприятий, при интровертированности - мир представлений... Для экстравертированного человека характерно проявление чисто внешней активности, не зависящей от мыслительных процессов, т. е. значительно большая импульсивность поведения: эта черта также сродни детской психологии. Нерешительность интровертированного человека связана с усиленной работой мысли, но, несмотря на это, он менее способен ощутить радость в связи с принятием решения... Я согласен с Юнгом, когда он говорит: “Экстравертированные натуры ориентируются на данные конкретные факты, интровертированный человек вырабатывает собственное мнение, которое он как бы “вдвигает” между самим собой и объективной данностью”.

Я считаю мыслительную работу естествоиспытателя экстравертированной лишь в тех случаях, когда его деятельность носит характер собирания, коллекционирования. Чем больше он мысленно перерабатывает наблюдаемое, тем более его психическая деятельность приближается к плану интроверсии. Философу же, разрабатывающему определенные идеи, я приписываю только интровертированный характер умственной деятельности даже в тех случаях, когда ход его мысли основывается на объективных источниках или фактах.

В детском возрасте экстравертированность у обоих полов имеет одинаковую форму выражения. В отроческом возрасте поворот к интровертированности у мальчиков носит значительно более резкий характер, чем у девочек... Вследствие этого различия нельзя одинаково расценивать акцентуированную экстравертированность и интровертированность у мужчин и у женщин. То, что для женщины является нормой, для мужчины - экстравертированность, и наоборот, то, что у мужчин следует считать нормой, у женщин надо рассматривать как интровертированность»13.

К.-Г. Юнг более жестко ограничивал содержание интровертированности как формы психической активности, сводя его к творческому (субъективно-рефлексивному) мышлению:

«Нельзя отрицать в подобных случаях, что' идея берет свое начало в неясном и сумрачном символе. Такой идее присущ некий мифологический характер: в одном случае эту идею истолковывают как проявление оригинальности, в другом, худшем, - как чудачество. Дело в том, что архаический символ для специалиста (ученого), незнакомого с мифологическими мотивами, всегда кажется завуалированным...

В процессе практического мышления у коммерсанта, техника, естествоиспытателя мысль не может не быть направлена на объект. Не столь ясной представляется картина там, где речь идет о мышлении философа, занимающегося областью идей. В этом случае необходимо прежде всего установить, не являются ли данные идеи лишь абстракциями, возникающими в процессе познавания некоего объекта. Если это так, то соответствующие идеи представляют собою не что иное, как общие понятия высшего порядка, включающие в себя некую сумму объективных фактов. Если же идеи не есть абстракции из непосредственно полученного опыта, то также следует установить, не переняты ли они откуда-либо по традиции и не заимствованы ли из окружающей интеллектуальной среды. Если да, то и эти идеи относятся к категории объективной данности, а тем самым и это мышление надо будет признать экстравер- тированным»14.

Таким образом, интровертированность, психологическая зрелость, мужественность, творчество представляют связанные между собой феномены.

К. Леонгард солидарен с К.-Г. Юнгом в определении характера адаптации экстраверсия - интроверсия:

«Если я (К. Леонгард. - 3. Е., А. Е.), несмотря на расхождения во мнениях с Юнгом, пользуюсь его терминологией, то это происходит по двум причинам. Во-первых, в медицинской психологии эти термины укоренились больше в том значении, которое приписывается им мною. Во-вторых, при практическом подходе к вопросу не наблюдается столь большого расхождения, как в области теории. Чем конкретнее примеры, приводимые Юнгом, тем больше я склонен с ним согласиться. Например, Юнг пишет: “Один человек, только услышав, что на улице холодно, тотчас же бросается надевать пальто, другой считает это излишним из тех соображений, что “нужно закаляться"; один восхищается новым тенором по той причине, что все “на нем помешаны”, другой вовсе им не восхищается, но не из тех соображений, что он ему не нравится, а потому, что глубоко убежден: если все чем-то восхищаются, то это совсем еще не значит, что данное явление заслуживает восхищения; один покоряется существующим обстоятельствам, ибо, как показывает его опыт, что-либо другое все равно невозможно, другой же уверен, что пусть такой результат был уже тысячу раз, но тысяча первый случай может повернуться по-иному”. Эти противоположные типы поведения я рассматриваю под тем же углом зрения, что и Юнг»15.

Здесь понятие адаптации необходимо понимать широко, как ответ на любой вызов, реакцию на фрустрацию. Фрустрация в данном контексте - ситуация нарушения психологической устойчивости, гомеостаза.

Итак, упрощенно, интровертированность означает самостоятельность и наличие собственного суждения (но не заданную реакцию «наперекор», отрицание, как иногда понимают особенности психологии переходного периода). Характер же «экстравертированной» социальной адаптации можно определить через категорию «ассимиляция» (через механизм «подстройки», копирования), «интровертированной» - «инкорпорация» (в социальном плане индивид «вдвигает», инкорпорирует себя в социум).

Сочетание интровертированности и гипоманиакальности (по К. Jle- онгарду), что в советской психологии соответствует гипертимности, образующее жизнерадостный, общительный тип личности с организаторскими способностями, тягой к новому и вместе с тем со склонностью к глубокому осмыслению действительности, эпизодической потребностью в уединении, «интровертированным образом мыслей»16, практически совпадает с описанным феноменом «самоактуализирующейся личности» у А. Маслоу. Так, А. Маслоу предлагает некоторые модели поведения, ведущие к самоактуализации, фактически представляющие наставления по интроверсии:

«Вот пример первого простого шага к самоактуализации, который я иногда предлагаю своим студентам. Когда их угощают вином и спрашивают, как им это вино понравилось, можно поступать различным образом. Первое, что я советую - это не смотреть на этикетку бутылки. В этом случае вы не будете пользоваться этой возможной подсказкой для того, чтобы определить, нравится ли вам это вино или нет. Далее, я советую закрыть глаза, если это возможно, и “затаить дыхание”. Теперь вы готовы всмотреться внутрь себя, отключиться от шума внешнего мира, попробовать вкус вина на свой язык и обратиться к “Верховному Судье” внутри себя. Тогда и только тогда вы сможете сказать: “Мне оно нравится” или “Мне оно не нравится”. Полученное таким образом определение сильно отличается от обычной фальши, которой мы всегда в таких случаях предаемся...

Само слово “самоактуализация” подразумевает наличие Я, которое может актуализироваться. Человек - это не tabula rasa и не податливый воск. Он всегда уже есть нечто, по меньшей мере некоторая стержневая структура...

Человек не может сделать хороший жизненный выбор, пока он не начинает прислушиваться к самому себе, к собственному Я в каждый момент своей жизни, чтобы спокойно сказать: “Нет, это мне не нравится”. Для того чтобы высказывать честное мнение, человек должен быть отличным, независимым от других, должен быть нонконформистом» 17.

Помимо качественной характеристики адаптации следует выделить и динамическую, определяющую устойчивость психологической реакции во времени и на воздействие среды, то есть волю как фиксацию.

Наличие фиксации на определенной деятельности, идее выделяется А. Маслоу в качестве основополагающей черты самоактуализирующейся личности:

«Самоактуализирующиеся люди, все без исключения, вовлечены в какое-то дело, во что-то находящееся вне них самих. Они преданы этому делу, оно является чем-то очень ценным для них - это своего рода призвание, в старом, проповедническом

смысле слова. Они занимаются чем-то, что является для них призванием судьбы и

что они любят так, что для них исчезает разделение “труд - радости”. Один посвяща-

“ 20 ет свою жизнь закону, другой - справедливости, еще кто-то - красоте или истине» .

Воля как фиксация, интерпретируемая как упорство, выдержка, вера и т. д., вследствие нейрофизиологических особенностей сильнее проявляется также у мужчин, представляя, по сути, полоспецифичный признак. Более того, волю необходимо рассматривать в качестве важнейшего видоспецифического признака человека.

Указанные нейрофизиологические особенности позволяют при высокой степени фиксации на определенной активности изменять характер жизнедеятельности организма, тем самым создается эффект «погруженности в работу», «фанатизма» и пр., что первоначально обусловлено, по всей видимости, необходимостью полной сосредоточенности в палеолитической охоте, позволяющей игнорировать (ослаблять субъективное восприятие) усталость, травмы и т. п.

Таким образом, на наш взгляд, возможно определение интровертиро- ванного, волевого индивида в качестве биосоциально здорового и зрелого, то есть в качестве биосоциальной же нормы. В дальнейшем для обозначения данной категории индивидов будет употребляться понятие «сильная личность». Именно с указанным пониманием сильной личности связан феномен власти-силы.

Мы подробно остановились на данных вопросах с тем, чтобы показать очевидные связи между некоторыми феноменами и постараться избежать распространенной ошибки многих историков и философов, с легкостью вводящих новые термины, касающиеся личности (харизма, пассионар- ность и пр.), без предварительного анализа научного инструментария психологии. К примеру, пассионарий может быть определен как социабель- ная, интровертированная и волевая личность, так же как и харизматическая либо, как было показано выше, - самоактуализирующаяся.

Следует указать и на соотношение в европейской мысли феномена интровертированности с философией экзистенциализма. Собственно, экзистенция и есть акт интроверсии. «Бунтующий человек» А. Камю, «свободный человек» Ж.-П. Сартра, по сути, все индивиды в момент интроверсии, переживающие «бытие в мире», вернее утверждающие «себя в мире» (переход от экстраверсии к интроверсии как переход от «бытия в мире» к «я в мире»). Так, согласно А. Камю: «Что такое бунтующий человек? Это человек, который говорит “нет”. Но, отказываясь, он не отрекается: это также человек, который изначально говорит “да”. Раб, подчинявшийся приказам всю свою жизнь, вдруг находит новую команду неприемлемой... Бунтарство порождает, пусть смутно, осознание, осеняющее понимание того, что в человеке есть нечто, с чем он может, хотя бы временно, идентифицироваться...» ; согласно Ж.-П. Сартру: «По появлении человека среди бытия, его “облекающего”, открывается мир. Но исходный и существенный момент этого появления — отрицание»2'. Наконец, обусловленность творчества и существования: «В этой вселенной единственным шансом укрепиться в сознании, зафиксировать в нем свои дерзания является творчество! Творить - значит жить вдвойне»” .

Понимание рассмотренных феноменов необходимо для формирования адекватного представления о психологическом механизме исторических процессов. К примеру, можно встретить утверждение о том, что концепция А. Вебера (относительно роли кочевников в Осевом времени) имеет существенные изъяны, причем «главный из них - неспособность объяснить творческие, созидательные импульсы Осевой эпохи. Многое остается непонятным, тайной, например: война, кровь, трагедия и... творчество»18. Между тем, как следует из вышеизложенного, А. Вебера можно упрекнуть единственно в том, что он не раскрыл очевидную для него (и в целом для немецкой мысли, начиная с Ф. Ницше и О. Шпенглера) связь между взрослением, мужественностью и творчеством.

Важно также, что психологическая зрелость, выражающаяся в творческом мироощущении, формировании системы лояльностей (ценностей), является биосоциальной нормой, потенциальной возможностью развития каждой личности. «Творческое меньшинство» - это не узкоограниченная категория индивидуумов, наделенных природой неким особым талантом, а функциональный феномен, означающий, что конкретные временные и социально-культурные условия не препятствовали формированию сильной личности.

В целом методической, на наш взгляд, является сентенция А. Маслоу о том, что «человеческая история - это хроника попыток подрыва авторитета человеческой природы. Ее наивысшие возможности практически всегда недооценивались. Даже в тех случаях, когда “хорошие экземпляры” - святые, мудрецы, великие лидеры - были доступны для изучения, слишком часто срабатывало искушение приписывать их достижения не человеческой природе, а сверхъестественному дару, которым они наделены»19 (что само по себе представляет выражение экстравертированной, даже инфантильной мысли, сравните: «...благодать нисходит на человека откуда-то, во всяком случае извне»20). В контексте истории государства и права Башкортостана показательной в данном отношении является интерпретация феномена башкирских войн-восстаний XVII-XVIII веков. Социально-экономический анализ (указания на лидерство традиционных элит, нарушение экономических и иных прав башкир) неспособен объяснить ни частоту, ни характер феномена (царско-имперское правительство изымало земли, христианизировало, эксплуатировало и другие, в том числе соседние башкирам, народы, что не вело, тем не менее, к подобному результату). Лишь обращение к концептуальной системе башкир позволяет выявить регулятивную роль таких лояльностей (ценностей), как «свобода», «народ», «государство» и т. д., которые в юридическом плане находили выражение, в частности, в концепции «свободного вассалитета». При психологическом же дискурсе необходимо отметить следующее. Башкиры столь героически и со столь большими для себя жертвами вели борьбу не потому лишь, что «свободолюбие» является чертой национального менталитета (можно любить свободу, демократию и пр., будучи политически пассивным), а потому, подчеркнем, что национальная культура формировала сильную, свободную и творческую личность. Быть свободным и обладать позитивным отношением к идее свободы - это различные феномены, только совокупность первого и второго объясняет башкирские войны-восстания. 11.

Агрессия, ранг, иерархия в этологии. Широко употребляемые в этологии категории «агрессия», «ранг», «иерархия» были определены как антропоморфизмы (см.: 8. Биосоциальное в праве). Данные понятия в естествознании обладают известной казуальной описательной ценностью. Очевидно, что указанные феномены актуальны только в человеческом сознании и потому не могут рассматриваться в качестве информативной реальности в том случае, когда речь идет о животных. Соответственно недопустимо рассматривать «агрессию» и т. п. в животном мире и «агрессию» и т. п. в человеческом обществе как однопорядковые категории. В целом мы считаем необходимым отказаться от употребления этих категорий в гуманитарных исследованиях при привлечении данных этологии, сравнительной психологии и прочих в отношении животного мира и в отношении человека, помимо оговоренных случаев.

Понятие «агрессия» рассматривается в этологии чрезвычайно широко (факты межвидовой борьбы, не обусловленной пищевой потребностью; активной защиты, в том числе «травли» хищников; охоты, не связанной с непосредственно-временной пищевой потребностью; «внутривидовой агрессии», в том числе «брачных турниров», охраны территории, «рангово-иерархической» борьбы), что во многом связано с работой нобелевского лауреата К. Лоренца «Агрессия»27 (по всеохватывающей характеристике, лоренцская «агрессивность» уступает, пожалуй, только фрейдистской «сексуальности»). При этом четкие критерии, разграничи- вающие агрессивное поведение и иные формы поведения, агрессию как поведение и агрессию как инстинкт, агрессию как потребность, в этологии либо сравнительной психологии не определены. Мы разделяем точку зрения, что термин «агрессия» «неудовлетворительный и требует замены»21. Более того, на наш взгляд, недопустимо объединять под одним понятием различные по генезису и функциям психофизиологические комплексы.

Формы активности, рассматриваемые исследователями как агрессивные по тем или иным причинам, следует разделить на группы, связанные, во-первых, непосредственно с самосохранением (в том числе «активно-наступательной» формой), далее, с деятельностью по добыче пищи, наконец, с социальным взаимодействием. Социальный способ жизнедеятельности возник позже индивидуальной адаптации, потому в эволюционном отношении можно наблюдать генезис социального взаимодействия от простейших (половое размножение, материнство) к более сложным формам (групповое взаимодействие). При данном подходе категории «внутривидовая агрессия», «ограничение агрессии» (как и «агрессия» в целом) теряют свой эволюционно-биологический смысл. Возникла и развивалась не агрессия (потребность в агрессии, формы ограничения агрессии), направленная против представителей своего вида, «в целях» внутривидового отбора, а социабельность - разнообразные психофизиологические комплексы, основанные на выделении (распознавании) из всей массы объектов окружающей среды тех, с которыми возможна (необходима) та или иная форма социального взаимодействия. К примеру, волк высокоорганизованный вид не потому, что из-за «ограничения агрессии» самцы никогда не атакуют самок (упрощенно: «хотят, но сдерживаются»), а поскольку развитие социабельности привело к тому, что самки не воспринимаются как объект атаки. «Агрессивные» же виды - это, прежде всего, менее социабельные и, как правило, более примитивные. Очевидно, что если животное хорошо вооружено, а социальные комплексы слаборазвиты, то оно будет руководствоваться целиком потребностями самосохранения либо пищевыми по отношению к представителям своего вида так же, как и других видов. Таким образом, нельзя рассматривать агрессию в качестве «большого инстинкта» либо потребности.

Категория «агрессия» зачастую употребляется в этологии в связи с понятиями «ранг» и «иерархия». Более «агрессивные» («настырные», «упорные» и т. д.) особи добиваются более высокого «ранга» в «иерархии» группы у социальных животных, что рассматривается как прообраз отношений власти-подчинения в человеческом обществе. Однако животные не «распознают» «ранг», «порядок клевания» - это не более чем порядок клевания. Порядок приема пищи, функциональное лидерство в той или иной ситуации, форма социального взаимодействия не находятся у социальных животных в прямой зависимости друг от друга (показательно, что К. Лоренц на основании порядка приема пищи и участия крыс в размножении полагал, что «в крысиной стае иерархии не существует»22), несмотря на случаи казуального совпадения. Безусловно, одни животные в группе здоровее и сильнее, другие - слабее, очевидно, более сильные будут доминировать при приеме пищи и размножении (но не всегда, как было показано на примере крыс). Тот факт, что и у животных победителем в конфликтах оказывается иногда немного физически более слабая, но обладающая «бойцовскими качествами», «агрессивная», «упорная» особь, указывает лишь на роль психологической (нейрофизиологической) силы и здоровья. Таким образом, социальные животные не ранжированы и не обладают иерархией в тех значениях, которые употребляются при описании человеческого общества. 12.

Homo sapiens sapiens в окружающем мире. Первые находки следов человека современного типа (неоантроп) относятся приблизительно к 40-му тысячелетию до и. э. История же орудийной деятельности насчитывает как минимум 2 (4-6) млн лет23. Homo erectus (-1,6 млн - 200 тыс. лет до н. э.) систематически использовал огонь, изготовлял такие орудия, как копья с каменными наконечниками, охотился и убивал крупных животных (бизонов, носорогов и т. д.), в том числе представителей собственного вида, и, по всей видимости, владел речью; Homo sapiens neanderthalensis (-200-30 тыс. лет до н. э.) устраивал ритуальные захоронения и использовал культово-символические артефакты (костяные амулеты, куски окиси железа, порошок марганца)'1. Из вышеизложенного следует, что современный человек не является непосредственным участником тех изменений, которые оказали решающее влияние на развитие человечества в целом - палеолитической революции. Соответственно о «первобытном» человеке в значении «естественный», «не затронутый» культурой (цивилизацией), говорить невозможно - современный человек с момента своего эволюционного становления представляет биологический вид, отличающийся от большинства других как по сугубо морфологическим показателям (относительный объем мозга, прямохождение, круглогодичная сексуальность и др.), так и характером адаптации (орудийно-материальная деятельность). Таким образом, современный человек (Homo sapiens sapiens) вступил в окружающий мир, будучи наследником культуры, которая насчитывает миллионы лет развития и которая, надо полагать, оказала свое влияние на эволюцию человека как вида. 13.

Палеолитическое общество. Человечество в палеолите представляло собой совокупность небольших групп охотников и собирателей (в среднем в 20-30 человек) с более или менее устойчивым членством и территорией.

Малая численность групп была обусловлена объективными причинами (нехватка пищи), и хотя продолжительность жизни была невысокой (модальная продолжительность в древнем и среднем каменном веке была равна 26 годам)24, большая часть подрастающего поколения была вынуждена по мере взросления покидать родительский коллектив. И в первую очередь уходили или изгонялись молодые мужчины (таким образом, пресечение инцеста осуществлялось вследствие биосоциальной практики, являвшейся продуктом эволюции; о «сознательном» же введении запрета инцеста, якобы ставшего основой «социокультурного начала»25, тем более приведшего к формированию «особых групп людей», обеспечивающих соблюдение запрета инцеста и обмен женщинами - как «древнейший элемент новой, зарождающейся государственной структу-

34

ры» , а также о возникновении экзогамии и экзогамных «родов» применительно к указанному периоду говорить не приходится)26. В дальнейшем они, по всей видимости, объединялись в мужские союзы и предпринимали необходимые действия для создания полноценной группы.

Homo sapiens sapiens - один из наиболее социабельных видов (то есть высока мотивационная сила и разнообразие социальных психофизиологических комплексов), что предопределяет широкие возможности социальной организации. Часто первичный коллектив именуется как «первобытное стадо», что верно в отношении биосоциальности человека, но не верно в контексте существования беспорядочных отношений внутри группы либо обусловленности данных отношений сугубо биосоциальными факторами.

Принципиальным является понимание, каким образом социокультурная деятельность отразилась на организации палеолитического общества. Постоянное использование орудий вело к минимизации открытых конфликтов между взрослыми членами группы охотников. Поэтому, первым следствием искусственной материальной вооруженности (как биологический вид Homo sapiens sapiens слабовооружен) является возникновение феномена ранга. Ранг - это категория организации социума, выражающаяся в определении характера взаимодействия с индивидом в зависимости от его ранга. Простейшая структура подразумевает два ранга: вооруженные (способные к использованию орудий) и невооруженные члены группы. Поскольку мужчины могли создавать и использовать орудия, недоступные для женщин, а взрослые в целом - для детей, то первые ранги, по существу, гендерные (половозрастные в социокультурном контексте) ранги. Сильные и творческие натуры создавали все новые образцы артефактов (одежда, орудия, украшения) и образцы поведения (техники изготовления орудий, охоты и пр.), механизм социальной адаптации предопределял стремление остальных к копированию указанных достижений, тем самым обеспечивалось распространение социокультурных навыков и практик, прогресс человечества в целом. Вторым следствием высоковооруженности следует признать тенденцию к усилению парных взаимоотношений в сексуальной сфере. Наконец, третьим следствием является возникновение феномена функционального лидерства. Лидерство выражается в том, что индивид в той или иной конкретной ситуации следует указаниям лидера, несмотря на то, что последний обладает с ним одинаковым рангом. Подчеркнем, что лидерство исключает использование форм взаимодействий, нехарактерных для представителей одного ранга (лидерство возможно только в пределах одного ранга). Поскольку взаимоотношения членов группы длились, как правило, с детства, то и функциональное лидерство формировалось и видоизменялось в течение всего данного времени. При возникновении конфликтных ситуаций механизмом решения служил поединок.

Надо полагать, что лидеры групп определяли маршруты передвижений, организовывали защиту территории, совместную охоту и т. д. Лидеры же занимали преимущественное отношение и в сексуальной сфере (прежде всего вследствие действия биосоциальных норм, в том числе сексуальной субъективной привлекательности для противоположного пола, а не «квазидоговора» либо механизма реципрокности).

Следует отметить, что представления об эгалитарном характере первобытных отношений36, уравнительном распределении и потреблении пищи, реципрокности как универсальном механизме организации, основанные на наблюдениях за некоторыми обществами - «изолянтами», не

37

отвечают современным представлениям науки . Сложно вообще однозначно констатировать наличие феномена «распределение», в данном случае лишь ранговые взаимодействия «накладывались» на биосоциальный механизм «порядка клевания».

Как было отмечено, палеолитическое общество - это, прежде всего, общество молодежи, внешне активное и с высокой внутренней динамикой структуры и управления. Очевидно, что группы охотников, занимающиеся массовой загонной охотой, отличались от групп собирателей моллюсков и т. д. Соответственно, следует полагать, имели место различные формы организации управления, которые можно выделить в две. В первой, которая, как правило, складывалась в относительно безопасной и благоприятной окружающей среде, группа в целом носила относительно неустойчивый характер, возглавлял ее единственный лидер. При угрозе внешней опасности, которая существовала, к примеру, в открытых саваннах или степях, группы носили более многочисленный и устойчивый характер, внутренняя организация также была более структурированной (наличие мужских «союзов»), имелось несколько лидеров. Тем самым обеспечивалась большая эффективность группы в целом. 14.

Концептуально-информационная система: ранги. Крайне сложно адекватно реконструировать характер концептуального управления палеолитического общества. Очевидно лишь, что оно также неуклонно и постоянно развивалось как элемент антропосферы. Повторим, на наш взгляд, недопустимо реконструировать «первобытное мышление» либо мировоззрение на основе анализа обществ - «изолянтов», по настоящее время обладающих аналогичной историческому палеолитическому обществу материально-технической базой. Современные «палеолитические» общества - не «застывшие» во времени копии исторических палеолитических обществ, а результат длительного развития данных обществ в особых условиях.

Следует полагать, исторический палеолитический человек большую часть времени был «погружен» в окружающий мир («внутренний монолог» был редок), мышление по большей части носило ситуативный, синкретичный характер, такие сложные представления, как собственное «я», понятие об индивидуальной смерти и т. п., еще не сформировались. Практику же ритуальных захоронений необходимо рассматривать как генетически восходящую к биосоциально обусловленным реакциям на гибель члена группы, а не как свидетельство о наличии представлений о загробном существовании.

Однако, как было выше указано, можно с достаточной уверенностью констатировать возникновение в палеолите таких информативных категорий организации социума, как ранги. К сожалению, после Ф. Энгельса исследователи не проявляли особый интерес к историческому анализу категориального аппарата системы родства. На наш взгляд, тот понятийный аппарат, который рассматривался как первоначально адекватно отражающий семейно-брачные (сексуальные) отношения, в действительности же служил для организации всего социального пространства, то есть ранговой системы (носящей, по существу, как было отмечено, гендерный характер).

Так, башкирская система родства знает следующие мужские категории (по нисходящей по старшинству): апа (бабай, абзый, абзан), агай, кусты, ул (родственник старше отца, старший брат, младший брат, сын), которые охватывают всех без исключения кровных родственников, то есть аналогична гавайской системе в отношении универсальности. Однако вывод об указанной системе как об аргументе в пользу группового брака был бы неверен. Прежде всего, необходимо учитывать, что в эпоху возникновения в языке указанных категорий когнитивная связь между половым актом и рождением, тем более отцовство не осознавались. Атай (отец) - позднейшее понятие, возникшее после осознания связи между половым актом и рождением - am (стрелять), и прямо связанное с социализацией - атай (называет). Соответственно категории первоначально отражали не систему родства, а объективную ранговую систему и лишь в дальнейшем получили свое кровно-родственное содержание. Следует отметить совпадение мужских и женских категорий: апа - апай, бабай - абей, что свидетельствует в пользу вышесказанного. При этимологическом анализе можно проследить, что корни «высших» рангов связаны с орудийной деятельностью, а «низших» - с характерным социальным взаимодействием. Так, аг-ай - старший брат и аг-ас - дерево; возможно, ап-а и h-аб - рукоять, аб-ай - осуществляющий заранее продуманную деятельность. Далее, кус-ты - младший брат и куш - присоединять, приказывать, поручать, называть. Но наиболее ярко в пользу ранговой природы системы родства свидетельствуют категории ул - сын и кыз - дочь. Собственно первое (основное) значение слова ул означает категорию третьего лица, что можно было бы проигнорировать как совпадение, если бы кыз не означало соответственно и девочку, девушку вообще (ср.: кызыл - красный, кызыу, в том числе псих., - горячий, кызганыу, псих., - состояние, связанное с невозможностью исполнения желания). Таким образом, применение первоначально универсальных ранговых (ранговогендерных) категорий с развитием общества было сужено, и кровнородственное содержание стало ведущим лишь много позднее. Соответственно поныне распространенная в литературе категория «групповой орак» не обладает адекватным содержанием.

Тем самым, с одной стороны, реконструкция брачных отношений односторонне, через результат развития категориального аппарата системы родства, невозможна. С другой - следует признать информативную действительность ранжированности палеолитического общества. 15.

Неолитическая революция, земледелие и демилитаризация.

І Іосле неолитической революции, означавшей выход человека за рамки его естественной экологической ниши, все же есть основания полагать, что первое время сохраняла силу инерция палеолитических отношений. Скотоводство возникло несколько позднее земледелия, поэтому первоначально необходимо рассмотреть генезис земледельческих общин.

В социальной сфере это означало то, что с возникновением оседлых поселений, резкого возрастания численности населения исчезли внешние препятствия, мешающие мужчинам и по достижению зрелости оставаться в родительской общине. Тем не менее возмужание по-прежнему означало уход (изгнание) молодых мужчин из родительской общины вследствие неизбежных при высокой концентрации населения конфликтов. Гюжет ухода (изгнания) героя из родной общины, связи взросления п ухода (изгнания) относится к наиболее древнейшим, многократно воспроизводимым первыми мифами и позднейшей литературой в различных культурах мира.

Таким образом, мужчины первоначально являлись лишь временными

38

жильцами, входя в жилище женщины и тем самым и в общину . На основе исследования огромного этнографического материала Дж. Фрэзер пришел к тем же выводам: «Престолонаследие в Риме, а возможно, и во всем древнем Лациуме подчинялось правилам, которые выработало первобытное общество во многих частях мира: экзогамии, матрилокально- сти поселения и счету родства по женской линии»27. Археологические чанные по наиболее древним поселениям показывают преобладание предметов женского культа в жилищах, что первоначально и послужило причиной возникновения гипотезы о матриархате как этапе истории человечества (например, раскопки в Чатал-Гуюке)28. Дома большинства поселений Древности предназначались или для одной пары, или же делились на комнаты. И хозяйкой жилища, очага всегда являлась женщина.

Первоначальное жилище - это не столько жилище еще не оформившейся семьи, сколько жилище женщины.

Однако в обществе земледельцев начались процессы, которые в дальнейшем оказали решающее влияние на характер общества. Земледелие как род деятельности в отличие от охоты не требует орудий, которые могут быть использованы, в том числе, и для нападения либо защиты. Таким образом, с переходом к земледелию обозначилась тенденция к демилитаризации более или менее значительной части общины, в том числе мужчин. Далее, очевидно, что далеко не все, а со временем все меньшее число мужчин покидали родительскую общину: многие выбирали социальную адаптацию через подстройку к существующим лидерам. По всей видимости, лишь наиболее психологически сильные молодые мужчины покидали месторождение. В совокупности указанные изменения означали, что невооруженные, слабосильные мужчины стали идентифицироваться в рамках низшего, по существу, «детского» ранга. То есть в земледельческих обществах относительное количество представителей высшего, «вооруженного», «взрослого» ранга неуклонно сокращалось, а низшего - росло. Соответственно взаимоотношения между носителем высшего ранга и в физическом (возрастном) отношении равного, но обладателем низшего ранга определялись именно рангом (были неравными). Таким образом, возникли условия для кардинального разделения форм деятельности в ранней земледельческой общине и, как будет показано ниже, для объединения общин в первые протогосударства. 16.

Внешние и внутренние детерминанты в генезисе протогосударств. Предельно упрощенно вопрос формулируется следующим образом: возникли ли первые в истории человечества протогосударства (устойчивые формы надобщинной интеграции) в результате завоевания и объединения первых земледельческих общин обществами первых скотоводов либо земледельческие общины обладали собственным потенциалом и самостоятельно без внешнего воздействия сформировали первые протогосударства?

Наиболее известным (в русскоязычной литературе больше ссылаются на труды JL Гумпловича)29 представителем первой точки зрения является Альфред Вебер (брат М. Вебера). С немецкой прямолинейностью А. Вебер утверждает, что прогресс был осуществлен «посредством образования слоя свободных кочевых народов над хтоническим земледельческим крестьянским населением, над этими крестьянами, которые, начиная с 3600 г. до н. э., были государственно организованы проходящими волнами скотоводческих племен...»30. В целом мы разделяем данный под-

ход. Анализ участия скотоводов в организации первых протогосударств будет дан ниже.

Сторонники эндогамной версии генезиса государства, как правило, предлагают гипотезы, основанные на действии уже на межобщинном уровне механизма реципрокности (в предельном случае, универсализации потлача как инструмента ранговой конкуренции лидеров соседских общин)31. Суть гипотезы состоит в том, что лидеры общин мобилизуют ресурсы родной общины и, устраивая мероприятия с щедрым угощением и раздачей ресурсов, приглашают на них соседей, которые в дальнейшем вынуждены либо адекватно ответить, либо согласно механизму реципрокности признать «главенство» устроителей.

Необходимо отметить следующее. Во-первых, хотя, безусловно, парные брачные ячейки уже присутствовали в первых общинах земледельцев, в том числе и как хозяйственные единицы, однако «прочных семейноклановых групп» еще не было и быть не могло, поскольку отсутствовала патролинейность родства, которая, в свою очередь, не могла возникнуть вследствие спорадического промискуитета. Соответственно вызывает обоснованное сомнение уже возможность лидера обеспечить хозяйственно-экономическую мобилизацию членов общины. Гипотетически, лидер, конечно, мог «стремиться к максимализации экономической функции своего коллектива»32, но остальные члены общины, особенно представители низших рангов, не обладали собственной мотивацией в указанной деятельности (в качестве иллюстрации можно привести хрестоматийную реакцию крестьян на увеличение жалованья в эпоху «раннего капитализма»), Без опоры же на верный клан лидер не мог, особенно имея в виду постоянное наличие как внутренних, так и внешних конкурентов на занимаемую позицию, активно использовать ресурсы общины на указанные нужды.

Во-вторых, исследователи института потлача специально подчеркивали уникальность классического потлача (как «типичной, но относительно редкой формы тотальных поставок»): по замечанию М. Мосса «более углубленные исследования сейчас обнаруживают значительное число промежуточных форм между таким обменом с ожесточенным соперничеством и уничтожением богатств, как на северо-западе Америки и в Меланезии, и другими, с соревнованием более умеренным, в которых стороны состязаются в подарках; так мы соперничаем в наших праздничных подарках, пиршествах, свадьбах, в повседневных приглашениях и так же чувствуем себя обязанными отплатить, revanchieren, как говорят немцы. Мы установили существование этих промежуточных форм в индоевропейской античности...», «...потлач в обществах северо-западного побережья Америки - это лишь нечто вроде чрезвычайного продукта системы подарков»33. Очевидно, что «умеренный» вариант «поставки» по М. Моссу и есть правило, которое существовало в исторический период и соответственно не могло привести к возникновению протогосударства.

Наконец, даже при классическом потлаче существует возможность уклониться от дара, и, что принципиально, помимо обструкции единственной санкцией против «уклониста» от принятия либо возвращения «дара» является война34. Таким образом, лидеры соседских общин могли уклониться от участия в мероприятии либо принять дары и, истолковав их как подношение низшего по рангу, не проводить ответное.

Более предпочтительной выглядит культово-интегративная гипотеза. Культово-символическое пространство никогда не было организовано равномерно: существовали отдельные горы, пещеры, рощи и т. д., которые по тем или иным причинам выделялись из окружающей среды, образуя тем самым «точки притяжения» для населения окружающих общин. Соответственно более богатая община путем проведения различных празднеств и мероприятий утверждала влияние и приоритет местного культа. В долгосрочной перспективе результат отражался во взаимообусловленном усилении центробежных (прежде всего демографических) тенденций: распространение определенного культа, как правило культа плодородия, означало «расширение поля» социального «притяжения» свободных молодых мужчин. Казалось бы, существуют условия для возникновения феномена царей-жрецов. Однако вызывает сомнение генезис собственно управленческих функций, прежде всего способность к изъятию в достаточном объеме ресурсов у соседских общин. То есть возникновение позиции лидера, обладающего культово-символическими функциями, еще не влечет значимую хозяйственную либо военнополитическую интеграцию (историческим свидетельством чему можно считать Немийского жреца, Царя Леса, загадка которого подвигла Дж. Фрэзера на его фундаментальное исследование35).

Таким образом, несмотря на очевидные потенции для экстенсивного роста (неизбежно ограниченного соответствующими экологическими рамками), эндогамные гипотезы генезиса государства, на наш взгляд, не выдерживают критики. В целом, при рассмотрении интегративноуправленческого подхода, примечательной является цитата-замечание А. Тимонина из работы Э. Сервиса: «“...в действительности конфликт и интеграция не являются взаимно исключающими”, но его в данном случае “интересуют характеризующие теории, а не действительность”»36. Действительность же свидетельствует о том, что уже докерамический Иерихон VIII-VII тысячелетий до и. э. был обнесен мощной стеной из

49

камня .

Повторим: на наш взгляд, первые протогосударства возникли в результате объединения соседских земледельческих общин внешней силой. Как будет показано ниже, организации скотоводов обладали внутренней потенцией для силовой интеграции земледельческих общин, для которой необходимо было устранение местных лидеров и выбор либо создание одного из поселений в качестве центра интеграции. Необходимо отметить, что «силовая составляющая» вовсе не требовала какой-либо сверхмобилизации ресурсов - активное сопротивление могла оказывать и оказывала лишь незначительная часть мужчин общины, большинство которых не принимало выраженное участие в деятельности, относящейся к высокоранговой. 17.

О терминах «кочевник» и «скотовод». В научной литературе существует известная терминологическая неопределенность в понимании понятий «кочевники», «номады», «скотоводы» и т. п. Так, термин «кочевники» прочно закрепился как употребляемый для обозначения обществ с преимущественно скотоводческой формой хозяйствования (то есть исторических арабов, ариев, башкир, гуннов, казахов, монголов, тюрков и т. д.). Вместе с тем, по крайней мере в русскоязычной литературе, в объем данного понятия включаются и собственно кочевые общества, не имеющие стойкой привязки к определенной территории, стационарных жилищ и городов (цыгане, аборигены Амазонки, палеолитические группы собирателей и т. д.). В некоторых философских трудах в объем понятия «кочевники» включаются население «мировых городов», по признаку отсутствия привязанности к определенному местожительству, общины так называемых торговых народов и т. п.

Прежде всего укажем, что объектом рассмотрения является только первая группа исторических феноменов. Относительно же терминов «скотовод» и «кочевник» необходимо отметить: а) круглогодичное кочевание было оптимальной формой ведения скотоводческого хозяйства только в условиях летнего увлажнения (восточная часть степей Евразии, Монголия); б) для европейских степей, алтайского региона, то есть в зонах зимнего увлажнения, ведущей формой хозяйствования было джейляу (отгон скота на летние пастбища при стационарных зимних поселениях) или оседлое скотоводство, что вынуждает некоторых исследователей на введение термина «полукочевники», еще более увеличивая терминологическую неопределенность.

Во избежание указанной неопределенности, здесь номадизм понимается как целостный социокультурный исторический феномен обществ пустынь, полупустынь, степей и лесостепей Афразии, практиковавших (в Древности и Средневековье) скотоводческую форму хозяйствования. Под скотоводческой формой хозяйствования понимается форма организации хозяйства, при котором скотоводство занимает доминирующее положение в формировании избыточного продукта. Далее, при отсутствии специальной оговорки, термины «номады», «кочевники», «скотоводы» употребляются как синонимы и только в данном контексте (в качестве социокультурного исторического феномена). 18.

Феномен номадизма в науке и философии. Вопрос о роли кочевников в мировой истории имеет прямое отношение к истории Башкортостана, поскольку исторических башкир зачастую относят к «кочевым» обществам.

Кочевники, всадники, скотоводы издавна были объектом пристального интереса философов и ученых как вследствие своей роли в истории, так и в связи с известными отличиями в организации власти, права, быта и т. д. от народов, занимающихся преимущественно земледелием. Так, арабский историк и мыслитель Абд ар-Рахман Абу Зейд Ибн Халдун (1332-1406), согласно своей теории исторических циклов, наиболее активной силой в истории считал кочевников, обладавших физическим и моральным превосходством перед оседлым населением, особенно перед горожанами. Именно поэтому, с его точки зрения, кочевники периодически захватывали страны с оседлым населением и образовывали обширные империи со своими династиями. Но через три-четыре поколения потомки утрачивали свои положительные качества; тогда из степей и пустынь появлялись новые волны кочевников-завоевателей, и история повторялась37. В целом для средневековой арабской науки характерно стремление к рациональному и объективному освещению обществ номадов (помимо раннего периода военного противостояния с обществами севера Евразии), что в определенной степени объяснимо и тем, что арабы по происхождению скотоводческий народ.

К сожалению, в данном отношении средневековые арабские источники представляют исключение. Нельзя не отметить, даже по отношению к новейшим трудам, что обращение к истории скотоводческих обществ зачастую является причиной возникновения тех или иных идеалистических конструкций. Даже если не принимать во внимание примеры, аналогичные геноновским построениям, то попытки объяснения имманентных номадам качеств, таких как «изобретательность, уверенность в себе, инициативность, гостеприимство и демократия», через отбор, селекцию38, либо мистическую пассионарность39 лишь дезориентируют исследователя при анализе соответствующих обществ.

В советской литературе феномен номадизма рассматривался особенно тенденциозно, что связано как с теоретической непригодностью аппарата марксизма-ленинизма для адекватного анализа скотоводческих обществ, так и с субъективно-идеологическими факторами, обусловленными историко-культурными рефлексиями по поводу «монгольского ига». В частности, широко были распространены представления о несовместимости общества кочевников с земледелием, градостроительством, высокой культурой и другими феноменами, об «отсталом» характере социально-политической организации кочевников по сравнению с одновременными обществами окружающих земледельцев и т. п.

Европейская наука также не лишена определенной тенденциозности по отношению к роли кочевников в истории, тем не менее большинство крупных европейских мыслителей при общем анализе истории обращались к феномену номадизма. Так, Гегель выделял скотоводческие «патриархальные» общества «широких равнин» при рассмотрении трех основных географически-детерминированных типов обществ. Даже Энгельс указывал в «Происхождении государства, семьи и частной собственности» на особую роль в социогенезе «пастушеских народов».

Следует отметить, что именно европейская (немецкая) философия и наука сформулировали основные постулаты о принципиальном и решающем характере вклада кочевников в историю цивилизации. Прежде всего, это теория о кочевниках как творцах «высокой культуры» (А. Вебер). А. Вебер, основываясь на археологических, исторических, культурологических фактах, в «начальном» периоде всемирной истории выделял два субпериода, в которых кочевники сыграли основную роль.

В первый субпериод (от начала исторического процесса - приблизительно IV тысячелетие до и. э. до примерно 1200 года до и. э.) синтез скотоводов-завоевателей и местных земледельцев создал первые области высокой культуры. В целом, по мнению ученого, древние культуры сложились «вследствие организации земледельческого населения самых ранних южных евро-азиатских плодородных областей скотоводческими кочевниками в форме государственных объединений»40. Однако скотоводы, утвердившись в качестве господствующего слоя, не смогли в данный субпериод качественно изменить характер общества в целом. И лишь с 1200 года до и. э. новые волны кочевников-завоевателей в борьбе и «размежевании с преднайденным хтонизмом приступают во всех больших исторических телах к рассмотрению господствующего в данное время вопроса о смысле существования и тем самым создают повсюду трансцендентальные универсальные религии, философии или установки, существующие еще сегодня, - начиная с даосизма и конфуцианства в Китае, брахманизма и буддизма в Индии до зороастризма, пророческого иудаизма и трагического и философского толкования бытия греками»41.

Как видим, «второй исторический субпериод» первого периода Вебера совпадает по своим характеристикам с Осевым временем Ясперса. Карл Ясперс высоко оценивал (не соглашаясь42) концепцию Вебера, полагая, что «тезис Вебера обладает известной убедительностью в силу простого казуального объяснения, основанного на характерных жизненных свойствах кочевых народов». По мнению Ясперса, «вторжение кочевых народов из Центра Азии, достигших Китая, Индии и стран Запада (у них великие культуры Древности заимствовали использование лошади), имело, как уже было сказано, аналогичные последствия во всех трех областях: имея лошадей, эти кочевые народы познали даль мира. Они завоевали государства великих культур Древности. Опасные предприятия и катастрофы помогли им понять хрупкость бытия; в качестве господствующей расы они привнесли в мир героическое и трагическое сознание, которое нашло отражение в эпосе... История превращается в борьбу между этими двумя силами - культурой матриархата, древней, стабильной, связанной, непробудившейся, и новой динамичной, освобождающей, осознанной в своих тенденциях культурой кочевых народов»43.

Таким образом, целая научно-философская традиция начало всемирно-исторического процесса, возникновение государства, права, рационального мышления и нового, «трагического» мироощущения находит в прямом и деятельном участии кочевников (скотоводов). 19.

Особенности раннего общества скотоводов. Скотоводческая форма хозяйствования в отличие от земледельческой характеризовалась: а) необходимостью относительно большей территории (тем более при кочевом варианте), б) высокой мобильностью основного ресурса - скота и в) относительно большей степенью совместимости скотоводства с иными занятиями (пастух, наблюдая за скотом, имеет возможность одновременно созерцать окружающий мир, упражняться в игре на музыкальных инструментах, стрельбе из лука и т. п.).

Отсюда следовала большая вероятность столкновений между группами скотоводов, возможность не только простого территориального конфликта, но и возникновения экономического оправдания успешного конфликта (соответственно катастрофических последствий поражения), что предопределило тенденцию к максимализации вооруженности общества скотоводов. Высоковооруженность каждого скотовода вела к практически полному пресечению открытых конфликтов внутри группы и высокому рангу большинства мужчин. Тем самым, если в земледельческой общине шли процессы демилитаризации, то в скотоводческой, напротив, - все большей и большей милитаризации.

Указанные же факторы (агрессивная внешняя среда и высоковооруженность) влекли организацию социума скотоводов по «второму типу» (см.: 13. Палеолитическое общество), характеризующемуся большей устойчивостью общины и сложной внутренней структурой.

Милитаризация, соответственно высокоранговость означали не только более высокую степень готовности общины к открытому конфликту, но и возможность лидеров мобилизовать мужчин на такую сложную и опасную во всех отношениях деятельность, как целенаправленное нападение. Более или менее постоянная практика организации нападений и отражения внешней агрессии вела к все большему развитию техник ведения боя, в том числе взаимовыручки и взаимодействия.

Далее, принадлежность большинства общины к высшему рангу (вследствие высоковооруженности), усиление социокультурной адаптации привели к мозаичности объективизации ранга (осознание в качестве нормы несовпадения категорий «лидер» и «лучший воин», «лучший бегун», «лучший заклинатель» и т. п.), что послужило основой социокультурного расщепления ранга44.

Таким образом, произошло оформление меритократии. Меритокра- тия означала занятие определенной должности индивидом, осознанно признанным членами сообщества в качестве лучшего претендента на занятие данной должности, в том числе вследствие наличия определенных социокультурных качеств, что привело к возникновению феномена выборности и рациональной социокультурной функциональности' . Собственно же поединок обладал тенденцией к трансформации в тот или иной вид состязания45.

В ходе коммуникации (к примеру, при определении маршрутов кочевок) с относительно большим числом соседских групп-общин лидеры переносили на межобщинный уровень внутригрупповые нормы взаимоотношений, основанных на взаимном признании равенства ранговых позиций.

Следующим последствием высокоранговости большинства стала возможность социокультурной инкорпорации: подрастающее поколение мужчин избегало дилеммы изгнания-ухода либо ожесточенного утверждения в ранге - ритуал инициации имитировал уход (смерть) и последующее принятие в общину. В целом формализация социокультурного выражения ранга означала возникновение статуса как феномена социализации, непосредственно связанного с индивидом46.

Указанные выше тенденции были взаимообусловлены с полной трансформацией парных взаимоотношений в жесткий брак47 (см.: 21. Великое пробуждение: осознание смерти и существования). Массовое распространение жесткого брака провоцировало внешнюю экспансию мужчин в поисках брачных партнерш48, таким образом, семья стала носить патролокальный, а социум, соответственно, закрытый характер49.

Вместе с тем правовое положение женщины у традиционных скотоводческих народов обычно остается относительно высоким50, что позволяет утверждать о понижении положения женщины у ранних скотоводов в результате взаимодействия с обществами с развитыми традициями матрилокальности и промискуитетных отношений51. Данное суждение, на наш взгляд, верно и в отношении убийства супруги при гибели супруга, практики убийства новорожденных девочек, инфантицида в целом и т. п.

Подчеркнем, что милитаризацию и высокоранговость общества могли провоцировать и иные обстоятельства, однако наиболее отчетливо указанные тенденции прослеживаются именно в обществах, в экономике которых скотоводство (в отношении рассмотренного «раннего» - доконеводческого скотоводства) играло более или менее существенную роль. 20.

Протогосударство: дворец, храм, амбар и царь-жрец. Впервые феномен царей-жрецов был описан Дж. Фрэзером в фундаментальном труде «Золотая ветвь»52. Ученый показал широкий, практически повсеместный характер данного феномена на определенном этапе развития человечества, взаимосвязь политико-социального выражения с концептуальной формой системы управления в первых общностях, которые можно обозначить как первые протогосударства.

Протогосударство как культурный феномен позволяет идентифицировать наличие должности правителя («царя-жреца»), выраженной в определенном местонахождении (храм-дворец), брачных отношениях («священный брак») и предметах одежды и быта (тем самым, исходя из археологических данных, в качестве протогосударства можно определить то поселение, в котором четко выделяется строение (комплекс строений), выполняющее одновременно функции дворца, храма и амбара (склада), занимающее, как правило, центральное положение).

Однако именно нерасчлененность должности от материальных носителей, выраженное в формуле «мы верны трону и всякому, кто его занимает»53, фетишизм древнего сознания отграничивают протогосударство от собственно государства.

Основной функцией традиционного протогосударства на начальном этапе являлась интегративная. Города-протогосударства были вынуждены конкурировать с иными поселениями и первобытной периферией за привлечение населения. Развитие поселения, выделение центрального культово-хозяйственного строения - резиденции царя-жреца привело к оформлению женской иерархии. Первоначальные парные взаимоотношения лидера общины с избранными женщинами трансформировались в «священный брак»54 царя-жреца и жриц соответствующего культа, таким образом корпус жриц изначально выполнял интегративную функцию, привлекая мужчин к борьбе за занятие должности царя-жреца.

С увеличением числа жриц у части из них ритуальная связь с ца- рем-жрецом носила определенно-временный или спорадический характер, тем самым сексуальная связь со жрицей иных лиц перестала носить характер вызова царю-жрецу. Однако требование соответствия избранника жрицы высокому рангу оставалось неизменным. В дальнейшем формализация данного требования как способности принесения дара привела к интерпретации указанного феномена в качестве древней формы проституции, что представляет неадекватную оценку. Низкоранговый мужчина исполнял одну из форм взаимодействия, присущую высокоранговому, - приносил дары жрице, тем самым формально отождествлялся с высокоранговым, что позволяло удовлетворить психофизиологические потребности. Таким образом, феномен ранней урбанизации обязан, прежде всего, интегративной функции женщин в социальной и экономической сфере.

Интегративную функцию жриц иллюстрирует сказание «О все видавшем» (эпос о Гильгамеше). В окрестностях Урука поселяется обладающий выдающейся силой и препятствующий жителям города «в степи трудиться» чужеземец. Гильгамеш посылает к нему блудницу:

Увидала Шамхат / дикаря-человека,

Мужа-истребителя / из глубины степи <...>

Раскрыла Шамхат груди, / свой срам обнажила,

Не смущаясь, / приняла его дыханье,

Распахнула одежду, / и лег он сверху,

Наслажденье дала ему, / дело женщин,

И к ней он прильнул / желанием страстным <.. .>

Когда же насытился лаской,

К зверью своему / обратил лицо он.

Степное зверье / избегало его тела.

Вскочил Энкиду, - / ослабели его мышцы,

Остановились ноги, - / и ушли его звери.

Смирился Энкиду, - / ему, как прежде, не бегать!

Но стал умней, / разумением глубже, - Вернулся и сел / у ног блудницы,

Блуднице в лицо смотрит,

И что скажет блудница, - / его слушают уши.

Блудница ему вещает, Энкиду:

«Ты красив, Энкиду, / ты богу подобен, - Зачем со зверьем / в степи ты бродишь?

Давай введу тебя / в Урук огражденный с.. .>

Энкиду ей вещает, блуднице:

«Давай же, Шамхат, / меня приведи ты К светлому дому святому, / жилищу Ану,

Где Гильгамеш / совершенен силой И, словно тур, / кажет мощь свою людям.

Я его вызову, / гордо скажу я,

Закричу средь Урука: / я - могучий,

Я один лишь / меняю судьбы,

Кто в степи рожден, - / велика его сила!»

«Пойдем, Энкиду, / лицо обрати к У руку, - Г де бывает Г ильгамеш, - / я подлинно знаю.

Пойдем же, Энкиду, / в Урук огражденный,

Где гордятся люди / царственным платьем,

Что ни день, то они / справляют праздник,

Где кимвалов и арф / раздаются звуки,

А блудницы / красотою славны:

Сладострастием полны, / - сулят отраду.. .55

Естественно, автора аккадского эпоса отделяет от описываемой эпохи почти два тысячелетия, однако произведение создавалось на основе обработки шумерского культурного наследия, таким образом, реконструкции при учете вышесказанного возможны.

Механизм занятия высшей должности протогосударства первоначально оставался прежним - победа обладателя должности в поединке. В дальнейшем с большим трудом стало утверждаться фактическое наследование (см.: 21. Великое пробуждение: осознание смерти и существования). Согласно природному циклу, активизация претендентов происходила каждую весну, что предопределило связь правителя с культом плодородия. Демонстрацией же отсутствия амбиций (как существенной характеристики низкого ранга) и заблаговременного признания поражения в иерархическом поединке обусловлены традиции самоистязания и кастрации жрецов - первоначального аппарата протогосударства в большинстве культов плодородия56. 21.

Великое пробуждение: осознание смерти и существования.

Сознание человека, даже после всех изменений, произошедших после

неолитической революции (значительное развитие трудовых навыков, усложнение социальной структуры), сохраняло еще многие палеолитические черты. Прежде всего, еще долгое время сохранялась синкретич- ность, нерасчлененность, сознания. Мир вокруг изменился, но человек смотрел на него еще прежним взглядом. И одним из основных элементов данного мировоззрения было восприятие смерти.

Человек был «погружен» в окружающей его мир, собственное «я» еще в полной мере не сформировалось, и, соответственно, человек не знал индивидуальной смерти. Убитый на охоте зверь оживал в других представителях своего вида, «умирающая» зимой природа «воскресала» весной (феномен «умирающих и воскресающих богов»)57.

Однако постепенно с автономизацией личности58 к человеку подкрадывается ужас индивидуальной смерти. И древние герои с наивной59, природной непосредственностью бросаются на поиск Смерти. Результат данных исканий легко проследить в сказании о Гильгамеше60. Царь отказывается от заключения священного брака со жрицей, что в эпосе выражается как отказ от любви богини61. Герой дает исчерпывающее объяснение своего поступка: он перечисляет все прежние браки богини, которые заканчивались для ее супругов более чем печально62.

Значение данного события переоценить трудно. Человек впервые заявляет о своем праве на жизнь. С позиции философии - это не только первый, информативно зафиксированный акт интроверсии, экзистенциального осмысления бытия, но и принципиальный рубеж, начиная с которого можно вести речь о собственно феномене истории. Указанное «пробуждение» рационального сознания, глубоко переживающего трагичность63 существования, было первым шагом к широкой экспансии новой концептуальной (мировоззренческой и мироощущения) парадигмы, завершающим этапом которой стал феномен Осевого времени, описанный К. Ясперсом64.

Однако следует иметь в виду, что указанные изменения произошли, прежде всего, среди наиболее активной части населения протогосударств и в обществах скотоводов. В данном отношении указанный сюжет имеет три разновидности. Первая - это рассматриваемая версия от земледельческого общества, в котором с трудом утверждается новое (шумероаккадский миф). Достаточно обратить внимание на последствия поступка царя: нашествие огромного быка, всемирный потоп, угроза восстания мертвых, которые «будут пожирать живых», и т. п.65

Вторая, наиболее известная версия от преследующего старое победившего нового: семитский, библейский миф о Еве, Адаме и яблоке

80

(символе «священного брака») , по сути, история о заключении «священного брака» и наказании за него.

Наконец, третья версия - скотоводческого общества - изложена в башкирском эпосе «Урал-батыр». Урал-батыр отказывается от яблока (с современного башкирского языка алма переводится и как яблоко, и как императив «не бери!»; этимологический же анализ, по всей видимости, напротив, связывает понятие «яблоко» с конструкцией «то, что берется»)66, предложенного дочерью Катила, подобно Гильгамешу побеждает быка, преодолевает потоп и т. д. Но в обществах скотоводов, как было сказано, возник феномен жесткого брака. Данный конечный результат отражается в эпосе «Урал-батыр» в том, что отныне взамен «священному браку» посредством передачи яблока приходит «жесткий брак» по согласию общины; после смерти Урал-батыра его супруга Хо- май отказывается от вступления в какой-либо новый брак в будущем и превращается в птицу (лебедя):

Я птичью шубу уже не сниму,

Облик, в который можно влюбиться,

Больше никогда не приму.. ,67

В протогосударствах же феномен жесткого брака не получил широкого развития, поскольку отсутствовали необходимые на то условия (высокий ранг большинства мужчин), однако спровоцировал институционализацию одного из важнейших органов государства - органа подавления. Царь-жрец начал активно использовать все имеющиеся в его распоряжении ресурсы для защиты нерушимости собственного жесткого брака, а значит, и защиты собственной жизни68. Тем самым был спасен «священный брак» и сохранена жизнь царя-жреца. Своеобразным вынужденным компромиссом стало введение практики замещения правителя в традиционный период поединков «временным царем» (с первоначальным ритуальным умерщвлением последнего)69. 22.

Запрет инфантицида и абортов. Помимо указанных, Великое пробуждение имело одно последствие, которое сыграло решающую роль в прогрессе человечества. Речь идет о запрете инфантицида и искусственного прерывания беременности.

Следует отметить, что указанная практика и связанная с ней тема депопуляции, наблюдаемая в целом ряде исторических и современных обществ, в значительной степени подвержена мистификации, вульгаризации и определенному фатализму.

Прежде всего, необходимо указать, что феномен депопуляции не является «монополией» урбанизированного либо «высокоцивилизованного» общества и тем более не связан с материальным достатком общества. Депопуляция как результат массовых прерываний беременности и убийства новорожденных наблюдалась и у обществ с достаточно неразвитой техносферой. Так, тасманийки прибегали к выкидышам в течение первых лет своего замужества для того, как об этом свидетельствует Вонвик, «чтоб сохранить свежесть своих прелестей». Туземки бассейна Ориноко, по словам Гумбольта, употребляли многочисленные средства для производства выкидышей с целью отложить бремя материнства до более зрелого возраста. Матери племени Маори на вопрос: почему они убивают своих детей? - отвечали совершенно просто: дети мешают матерям следовать за мужчинами в их постоянных перемещениях с места на место. В Южной Африке и в Нигере матери убивали детей, потому что заботы о них старили женщину-мать. В Австралии аборты и инфантицид были обычным явлением70. Мотивация, таким образом, была аналогичной современной и носила рационально обусловленный характер.

На наш взгляд, именно нормативный запрет инфантицида и искусственного прерывания беременности создал основное условие для дальнейшего развития человечества. Те же общества, которые не испытали Великое пробуждение либо самостоятельно не пришли к запрету инфантицида, были обречены на застой, в некоторых случаях - деградацию. Таким образом, связь между стагнацией и массовым инфантицидом, искусственным прерыванием беременности в обществах аборигенов Австралии, Африки и Америки носит прямой, закономерный характер.

Напротив, все общества - первые центры прогресса объединяет существенная черта - культ плодородия, относящийся, прежде всего, не столько к земледелию либо скотоводству, сколько к деторождению. Будь то Ветхий завет, эпос «Урал-батыр» либо греческий миф - везде нормативное императивное требование, наиболее четко выраженное в библейской формуле - «плодитесь». Из дошедших среднеассирийских законов можно сделать вывод, что нормативный запрет абортов, которые относились к тягчайшим преступлениям, имеет длительную историю в Двуречье: «Если женщина самовольно причинила себе выкидыш и ее в том клятвенно обвинили и уличили, должно посадить ее на кол и не хоронить. Если она по причине выкидыша умерла, должно тем не менее посадить ее на кол и не хоронить. Если эту женщину, когда она выкидывала, скрыли и не сказали царю...»71. Примечательно, что становление греческой культуры согласно мифу началось со спасения Зевса-ребенка куретами и корибантами и последующего низвержения детоубийцы Кро- носа. Первым же преступником в греческой традиции, осознанно отбывающим наказание за детоубийство, является величайший из античных героев - Геракл. 23.

Ранг, статус, позиция. Возникновение протогосударств, как было сказано, имело последствием значительное разделение форм деятельности населения. Выполнение различных функций, разделение труда, естественно, не могло не найти свое информативное (языковое) выражение. В дальнейшем для обозначения информативно определенной устойчивой во времени социокультурной функции (роли) будет применяться категория «позиция» (к примеру, позиция писца, мужа, жреца и т. п.). Необходимость введения данной категории вызвана тем, что разработанность понятия «должность» в юриспруденции затрудняет такие сочетания, как «должность отца», а понятие «роль» слишком связано с социологическим дискурсом.

Соотношение феноменов «ранг», «статус» и «позиция» имеет следующий вид. Информационная адаптация к среде у индивида первоначально носит образный характер. К примеру, ключевой информацией во фразе «имярек относится к имяреку как к брату» является образ «брата» (а значит, «братских отношений»), аппелирующий к соответствующим лояльностям, которые может с определенной мерой адекватности реконструировать каждый, кто собственно обладает данной информацией. Далее, можно нормативно определить действия (например: «имярек относится к имяреку как к брату, он ухаживает за ним, когда тот болеет»), которые соответствуют образу «братских», таким образом повысится качество информации, получившей уже образно-нормативный характер. Наконец, выделить только действие («имярек ухаживает за имяреком, когда тот болеет»), информация получит четкую определенность, но даже при добавлении дополнительных норм сложно добиться объема и качества первоначального образа.

Соответственно отличие ранга от позиции в информационном плане представляет отличие образно-нормативной информации от нормативной. Вместе с тем в отношении генезиса ранг - феномен информативного, социокультурного выражения биосоциальной природы человека, прежде всего проявления процесса психологического взросления индивида. Поэтому ранг означает владение не просто определенной образнонормативной информацией, но предполагает наличие соответствующих лояльностей.

Позиция же - по генезису феномен социокультурной адаптации к окружающей среде, выражающейся, в том числе, в разделении труда и соответствующей тенденции к специализации.

Низкоранговый характер провоцировал гипертрофированность социокультурной специализации обществ первых протогосударств. Функции лекаря отличаются от функций крестьянина, администратора от писца. Феномен «престижности» определенных функций - позиции связан с характеристикой высокоранговой деятельности (самостоятельной, творческой, умственной и пр.). Что, однако, не означает более высокий ранг администратора либо писца относительно крестьянина, несмотря на воспроизводство той или иной формы взаимодействия. Занятие определенной позиции означало лишь функциональную социализацию (ассимиляцию), приобретение нормативно выраженных прав и обязанностей.

В скотоводческих же обществах социализация, как упоминалось, осуществлялась через инкорпорацию. Развитие информативного выражения высокого ранга вело к появлению феномена личного статуса - статуса полноправного члена общины высокоранговых. В условиях слабости указанной мотивации тенденция к специализации в обществах скотоводов не была столь ярко выражена. Напротив, высокорангово обусловленное стремление к самодостаточности (ограничение взаимодействия, носящего характер подстройки - «просьбы»; ср.: inalateu - заставлять просить, ставить в положение женщины) означало и стремление к профессиональной полифункциональности. Широкое распространение практически во всех обществах скотоводов с теми или иными вариациями нормативной поговорки «jeget keshega jetmesh turlu hunar tha ath (для мужчины мало [освоить] и 70 разных профессий), наличие в каждом доме Аркаима металлургической печи - феномены, единые по своему генезису. Если под «Западом» понимать высокоранговое общество, а под «Востоком» - низкоранговое, то совершенно справедливым является вывод А. Тимонина: «Итак, Запад (совмещение профессий) - есть Запад, Восток (жесткая специализация, переходящая в кастовость) - есть Восток»72, резюмирующий факт широкого распространения полифункциональности в обществах древних греков в отличие от обществ Ближнего Востока. 24.

Генезис коридального государства. Великое пробуждение создало прочные условия для поступательного развития общества. Вместе с тем низкий ранг большинства населения протогосударств, соответственно преобладание механизмов подстройки (копирования) в социокультурной адаптации, роль корпуса жрецов - носителей информации и практик консервировали возникшую традицию, приобретающую зачастую тотальный характер, подавляющий возникновение, распространение и утверждение творческого импульса.

Общества же скотоводов, которые спорадически завоевывали древнейшие области земледелия, вливались в них, неся с собой интеграционный и творческий заряд, тем не менее не смогли в течение достаточно длительного периода истории радикально трансформировать характер принимающих обществ. Основная причина заключается в достаточно примитивной концептуальной системе самих первых обществ скотоводов.

Прежде всего речь идет о низкой устойчивости интегративных структур, которые при позитивном исходе взаимодействия с внешними структурами (завоевании) более или менее быстро ассимилировались, утрачивая внутреннее единство, а вслед за этим и характерные лояльности. В данном отношении исторически функционально тождественными являются истории Энкиду и Гильгамеша, Урал-батыра и Шульгена, Авеля и Каина, Зигфрида и Гуннара - истории двух братьев (по крови либо признанию), где смерть следует за женщиной. Один из братьев (член общины- победителя) занятие должности царя-жреца, которая по определению может принадлежать только одному, находит предпочтительней узам братства, что неминуемо влечет за собой смерть (разрушение общины).

Однако развитие скотоводства, соответственно высоковооруженно- сти, высокоранговости, далее - распространение патролокальности, феномена инкорпорации в общину, следовательно статуса полноправного члена общины, жесткого брака в качестве нормы, жестокое преследование промискуитета и сексуальных девиаций (гомосексуализма, зоофилии и пр.), наконец, осознание механизма отцовства и установление патроли- нейности родства, возникновение феномена «большая патриархальная семья», семейной и общинной собственности начиная с IV—III тысячелетий до и. э. обусловили генезис коридального государства. В качестве катализаторов кардинальной трансформации можно определить приручение лошади на Южном Урале в IV тысячелетии до н. э. и начало металлургии меди и бронзы.

Коридальное государство - форма властно-территориальной интеграции, характеризующаяся осознанным различением функции управления и субъекта управления (власти-силы и власти-управления) и наличием коридальной системы (также - системы кара) в качестве основы властной интеграции.

Прежде всего следует отметить, что выбор термина неслучаен и основывается на том примечательном лингвистическом факте, который, возможно, имеет историческое объяснение, заключающееся в связи словоформы k*r (kor, kur, kir) со значением «собрание», «сооружать» и других смыслов, выражающих те или иные аспекты вооруженного политического объединения. Так, в наиболее ранних известных науке хетгских законах XVI - начала XV веков до и. э. встречается термин «карухалла», который употребляется для обозначения категории людей, свободных от службы и повинностей. По всей видимости, это первая письменная фиксация политической категории «кара». По словам О. Вильчевского: «...в центре структуры обоих государств (Мидийского и Персидского) находилась столь характерная для иранских племен военно-племенная организация “народа-войска” - кара, то есть системы общенародных, общеплеменных ополчений господствующих племен, на которые опиралась

царская власть, освобождая взамен этого членов кара от налогов, взи-

88

мавшихся с той части населения, которая не входила в состав кара» . Далее, на санскрите kar - делать; на древневерхненемецком и на средневерхненемецком kur означает выбор, избрание, kirhe - церковь, kurhe - кухня, kerze - огонек, свеча; в курдском kure - костер. Наконец, нельзя не отметить и курии - объединения патрицианских общин в Древнем Риме, многочисленные производные от латинского корня kor (корпорация и пр.). На наш взгляд, именно как политический термин, обозначающий «народ-войско тюрков», следует интерпретировать и тюркский оборот «turk qara budun», который ошибочно переводят как «тюркский черный народ» (нигде «qara budun» не несет оскорбительного оттенка и не встречается противопоставление понятий «baglai» и «qara»). Интересно, что в шумерском языке kur означает буквально гору, горную страну и чужеземную враждебную страну (в мифологии - и иной мир). В башкирском языке qur73 - горящий уголек, qor - собрание (древнейшее значение - сидящие в круге, очевидно, вокруг qur-a - костра), делать (отсюда - qoroltai), qoral - оружие, qoros - металл, сталь (os - наконечник), qurgash - свинец и т. д.

Таким образом, коридальное государство предполагает наличие сложной внутренней структуры - системы кара, представляющей результат развития высокоранговых общин, объединенных единой концептуальной системой и обладающей информативно определенным механизмом принятия управленческих решений.

Высокоразвитая концептуальная система, в том числе образнонормативное право, - отличительная черта коридального государства. Если первые общины земледельцев интегрировала, прежде всего, внешняя военная сила, а затем - иерархия управленцев, то скотоводы после осознания отцовства и установления патролинейности родства объединялись (в том числе против внешнего противника) на основе представлений об общем происхождении, общности языка и культуры (что позволяет уже вести речь о возникновении феномена народа, нации), а в дальнейшем и с осознанием принципиального отличия собственной концептуальной системы (как основы общества «благородных», «светлых», «граждан», «свободных» и пр.). Столкновения с обществами, практикующими промискуитет (в том числе кровосмешение), различные сексуальные девиации, в целом с обществами, не испытавшими Великое пробуждение, с неразвитой концептуальной системой, социальными и культовыми практиками обществ протогосударств вызывали глубокий психологический шок у скотоводческих народов. В итоге, отчетливо просматривается осознанное стремление к противостоянию ассимиляции при взаимодействии, вплоть до осуществления практики сегрегации (ведические арии, спартиаты, в той или иной степени все общества, организованные в ко- ридальное государство) и геноцида (древние германцы, древние иудеи). Таким образом, так называемые патриархальные ценности - результат длительного развития прежде всего скотоводческих народов, утверждение которых осуществлялось в течение достаточно длительного времени и зачастую носило выраженный конфликтогенный характер.

В политическом отношении, как было сказано, коридальное государство основывалось на системе кара, интегрировалось общенародным собранием, советом старейшин и главой (царем), выполняющим первоначально спорадические функции (военные, арбитражные и пр.). Естественно, совершенно неверно полагать, что глава государства «освобождал» участников системы кара от определенных обязанностей в отношении государства «в обмен» на военную поддержку (подобная практика вообще не характерна для систем управления - как правило, каждый центр управления стремится к максимизации властных полномочий). Как показывает пример хеттов, даже участие в военных операциях, не носящих характер отражения непосредственной агрессии, было для членов кара необязательным, добровольным решением. Так, согласно хеттским источникам: «Ст. 54. Прежде воины (племени) Манда, воины (племени) Сала, воины городов Тамалки, Хатра, Цальпа, Тасхиния, Хеммува, лучники, плотники, конюшие и их люди карухалла не несли службы и не исполняли повинностей. Ст. 55. Когда сыновья города Хатти - люди сах- хана - пришли и стали просить отца-царя, они говорили ему: “Никто не платит за нас платы, и нас отвергают, говоря: “Вы одни - люди, несущие саххан”. Тогда отец-царь в тулию пришел и объявил о следующем решении, скрепленном печатью: “Идите, раз вы мои ближние люди, вы должны быть такими же!”»74. То есть лишь «родная» община царя была связана с ним обязанностью военной службы, как со своим непосредственным лидером, в то время как остальные участники системы кара, по сути, нанимались на добровольной основе. Именно к данной модели организации государства относится и концепция «свободного вассалитета», и, казалось бы, с точки зрения иерархического государства странная форма принятия башкирскими племенами решения на йыйынах (в виде добровольного решения о военной поддержке, а не исполнения приказа) об участии в войне на стороне центрального правительства (к примеру, в войне 1812 года). Другое дело, что завоеванные территории зачастую не включались в состав кара, тем самым возникал феномен империи - сложного государства, состоящего из различных в правовом отношении элементов. Соответственно глава системы кара начинал выполнять в отношении данных частей государства функции царя-жреца, иногда буквально замещая прежних властителей. В случае разрушения системы кара империи, как правило, деградировали в управленческом отношении в традиционное иерархическое государство, что верно в том числе и в отношении поздней Римской империи.

Итак, различные формы коридального государства обычно интерпретируются как полисное государство, племенное протогосударство, родоплеменное общество (государство), вождество и пр. Однако древнегреческие полисы, ранние родоплеменные государства древних ариев, семитов либо тюрков везде обнаруживают указанные общие черты, более или менее четко отличающие их от первых протогосударств и иерархических государств Месопотамии и Египта. В целом рассмотрение таких государств и обществ, как хеттское, ассирийское либо персидское в доимпер- ский период развития, в одном ряду с «классическими ближневосточными деспотиями» представляет не больше, чем инерцию научной традиции европоцентризма. 25.

Централизация, инфляция, аристократия. Историками и философами, начиная от римских, давно отмечен феномен «неизбежного разрушения» государств, гибнущих, казалось бы, под действием определенных фатальных внутренних причин, а не вследствие какого-либо существенного негативного экзогенного воздействия. Общим правилом является утеря лояльностей, прежде всего характерных для высших рангов, результаты чего описываются как «падение нравов», «потеря пассионарно- сти» и т. п., что, в конце концов, и приводит к упадку государства. Нет нужды перечислять проявления феномена тотальной взаимосвязанности всех сфер бытия, рассматриваемых в теориях историко-культурных циклов, внутренний механизм которых впервые в европейской философии всего на трех страницах емко передал Ф. Ницше75 (социокультурный, концептуальный аспект которого наиболее удачно развит О. Шпенглером, а историко-психологический - JL Гумилевым). Важным здесь является то, что регресс всегда выражается в уменьшении относительного количества сильных личностей. К примеру, в изложении А. Вебера: «Римляне эпохи Республики были, несомненно, чрезвычайно сильно фиксированным (в нашей терминологии - обладали комплексом сильных лояльностей. - 3. Е., А. Е.) типом...», но «...уже император Клавдий (41- 54 гг.) не мог, как показал Ранке-Граве, создать гордый и преисполненный достоинства сенат, ибо среди римских семей уже невозможно было найти соответствующее число не склонных к раболепству мужей... изменился и народ. Это изменение произошло тогда еще не в результате вторжений или расширения гражданских прав...»; в отношении греков: «Греки римского времени... утратили почти все характерные черты древней фиксации, то, что называли arete, отпечатком мужественной добродетели. Это были ловкие, услужливые люди без каких-либо претензий на гордость и твердость характера»76.

Как отмечалось выше, историческими условиями образования высокорангового общества являются политическая организованность, семейносексуальная и материально-ресурсная удовлетворенность «полноправных» категорий коридального государства, атрибуты основного статуса (участник kor-a, муж и отец семейства, собственник хозяйства) в котором первоначально достижимы без чрезвычайных на то усилий (в оригинальном примере Спарты - достижение определенного возраста и обеспечение своего участия в сисситиях). В дальнейшем урбанизация, особенно столичная, сопровождающаяся материально-ресурсной централизацией, провоцировала центростремительную демографическую тенденцию, означающую уже и культурно-символическую централизацию, что вело к уменьшению общего рангового потенциала периферии. В центре же интеграции указанные процессы оборачивались инфляцией социокультурного выражения высокого ранга, что в условиях развитого рынка и денежно-монетного обращения лишь усугубляло все возрастающую трудность достижения соответствующих материальных атрибутов. Очевидным следует признать и различие между высокоранговым, либо статусным, и экономически мотивированным поведением. Указанное является условием характерного нигилизма (феномена «переоценки» всех ценностей), что в конечном итоге и влечет утерю тех или иных лояльностей. Напротив, практика наследования статусов, то есть возникновение феномена аристократии, наличие множества центров интеграции (федеративная форма устройства), регламентация потребления (будь то средневековые сословные ограничения, пуританская этика раннебуржуазной Англии, номенклатуры Китая либо СССР) и, прежде всего, сохранение внутренней социальной структуры препятствовали деградации концептуальной системы общества. 26.

Характер всемирной истории. Под «характером истории» зачастую понимается способ образно-символического осмысления исторического процесса - в качестве прямой (линеарная концепция), цикла, спирали, затухающего колебания и пр. Любопытно, что некоторые постмодернисты (Делез, Гваттари) употребляют образ ризомы (сетевидной корневой системы растений рода ириса)77, которая на башкирском будет «aq tamyr» - именно данный образ использовал 3. Валиди при обращении к истории башкир. Тем самым характер истории в данном понимании - лишь иллюстрация (сверхобраз, мегапаттерн), и в таковом качестве представляется удачным сравнение с процессом горообразования. Так, магматическая активность выталкивает на поверхность все новые породы, которые, распространяясь словно волны (что близко к тоффлеров- скому образу) по поверхности, взаимодействуют с прежними, образуя все новые сочетания и постепенно застывая в причудливых и неповторимых формах.

В отличие от простейших форм жизни индивидуальное развитие человека предполагает существенные изменения как сугубо морфологического, так и психологического характера. Психологическое взросление, интроверсия, означает активное утверждение в окружающей среде, порыв к новому, творчество, способность к сопротивлению неблагоприятной среде, адаптацию без потери существенных черт и т. д. Процесс самоутверждения осуществляется через череду фиксаций, что обуславливает возникновение системы лояльностей. Система лояльностей - основа концептуально-информационной системы, той, что управляет поведением людей, обладает собственной исторической судьбой и которая может быть обнаружена на уровне как индивида, так и определенной общности, в башкирской философии выражается понятием рух. В конечном итоге человек самостоятельно осуществляет деятельность, не материальные условия сами по себе, а то, как данную окружающую среду интерпретирует индивид, определяет его активность.

Движущей силой истории являются сильные личности, в социологическом плане представляющие не исчезающую малую величину (как то: «пассионарии», «творческое меньшинство» и пр.), а более или менее широкую категорию психологически зрелых людей, поддерживающих в каждом акте свободы выбора воссоздаваемую культуру в широком смысле. Каждое новое поколение именно воссоздает в себе элементы концептуальной системы, что выражается в феномене традиции. Несмотря на то, что термин «традиционное общество» употребляется сегодня преимущественно в отношении «патриархальных» обществ, в действительности на настоящий момент не существует иного способа адаптации, как передача информации, тем самым все историческое человечество, в строгом смысле, это традиционное общество. Следует отметить, что традиционные ценности патриархальных обществ, известные также в качестве «вечных» (патриотизм, честь, подвиг, дружба, свобода, равенство, семья, государство, рациональное право и т. д.), созданные в период IV- II тысячелетий до н. э. в среде арийских, тюркских и семитских народов, являются, по сути, высшим достижением человечества в сфере организации общества. При этом весь исторический опыт свидетельствует о том, что одновременно с разрушением традиционных ценностей неизбежно происходит и деградация институтов государства.

В глобальном масштабе прямым следствием указанного феномена является технологический (как в материальной, так и в информативной сфере) прогресс человечества. Первоначальные палеолитические локальные группы преобразуются в локальные общности неолита, объединенные номадами в первые протогосударства, которые затем развиваются в урбанистические центры сосредоточения тысяч и миллионов людей. Однако централизация влечет неуклонное уменьшение относительного числа сильных личностей. Лишь концептуальные системы, утверждающие формальное равенство статусов (будь то равенство перед Всевышним либо законом), внутренняя структура коридальных государств, регламентация потребления, препятствующие губительной инфляции социокультурного выражения ранга, в той или иной степени затормаживают данный процесс. Внешне парадоксальным, но закономерным образом сегодня история, казалось бы, повторяет основные черты эпохи Великого пробуждения IV—II тысячелетий до и. э., периода, обозначенного А. Вебером в качестве первого субпериода общечеловеческой истории: те же центры урбанизации, центростремительные демографические тенденции, цинично обозначаемые исследователями как антропоток, культ потребления (вместо культа плодородия), массовая вторичная фетишизация сознания, распространение инфантилизма и утрата лояльностей (ценностей).

Тем не менее неуклонный рост технологической вооруженности и рост общей численности населения - основное свидетельство в пользу признания всемирного общечеловеческого исторического процесса. Во всем ином, что не касается абсолютной численности либо технологической вооруженности человечества, требуется конструирование по тем или иным основаниям субъекта истории для анализа исторического процесса. В качестве субъектов истории различными авторами рассматриваются нации, расы, культуры, цивилизации, «культурно-исторические тела», религии, династии, отдельные личности, генетический материал и т. д. Основными субъектами, изучающимися историей государства и права, по определению являются государства - формы интеграции, в которых возникает феномен власти, и право - концептуально-информационные системы, которые управляют поведением людей. Древнейшая эпоха Древность I Средневековье Новое время Новейшее время Тоффлер - аграрная волна инлк'ірмальнан волна сверхиндхстрнальная эпоха Формационный полхо.і первичная формация вторичная формация | третичная формация Научно-технический

прогресс палеолитическая неолитическая Великое пробуждение - промышленный ИГР революция революция Осевое время переворот Демография / и рол. жижи 200 ООО ООО ООО / (2 025 - х), гле х равен году 9 -26 лет | -35-45 лет | -55-75 лет Г енлер Биосоциальный

брак I гендерная революция «цари-жрецы» II гендерная революция жесткий брак III гендерная революция? Форма рекрмирования элит - меритократия социоэлитаризм 9 аристократия (наследование) Характер социального обмена редистрибуция + социальный обмен обмен товаров обмен информацией Мировосприятие синкретическое / долингвистическое + мифологическое / казуальное + религиозное / доктринальное + научное/ инстрхліентальное 9 Регулятивная

система биосоциальные нормы, ранги / индивид + ооычное право, закон, позиции / общество + «идеальное» право, статусы / государство гу манитарное право / + техника? Нитрация группы локальные общности + народы, родоплеменные организации. полисы, касты, сословия, государство, концептуальные общности + нации, классы + глобальная общность? Политическая система протогосударство + коридальнос гос-во. иерархическое (номовое) гос-во, сосл.-кастовое гос-во, традиц. империи + нации-государства, индуст. империи, бюрократическое государство федеративные государства, консоциональные режимы. Мировое правительство?