ГУЛАГ КАК ФЕНОМЕН СОВЕТСКОЙ ПЕНИТЕНЦИАРНОЙ ПОЛИТИКИ

409 Как мы отмечали, с конца 1920-х гг. во внутренней политике советского государства достаточно четко обозначился подход, свя­занный с ужесточением уголовных репрессий, что, в свою очередь, обосновывалось прежде всего тезисом об усилении классовой борь­бы по мере развития социализма1.

332 ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 1. Д. 4157. Л. 203, 205.

1 См, например: Мемуары Никиты Сергеевича Хрущева // Вопросы ис­тории. 1992. № 1; № 2-3 и др.

410

Глава 7

4 ™

ключается в доминировании подзаконных, как правило, секретных, актов (разного рода ведомственных инструкций, и в первую очередь НКВД) над законодательными актами, т. е. в отходе от принципа законности; в русле этой же тенденции можно отметить наделение в некоторых случаях начальников отдельных лагерей дополнительны­ми, и весьма существенными, полномочиями.

Соединенные вместе, эти тенденции в совокупности с традици­онными атрибутами, присущими любой пенитенциарной системе, а также особенностями применительно к советскому государству (прежде всего огромные масштабы и суровые климатические усло-вия) и предопределили явление, которое вошло в оборот под назва­нием ГУЛАГ.

В общественном сознании ГУЛАГ представлялся прежде всего через призму официальной пропаганды. Как будет показано ниже, власти доводили до населения, что ГУЛАГ — это та государствен­ная организация, где заключенные исправляются и вливаются в ак­тивные ряды строителей нового общества. Для этого использовались все средства пропаганды, включая привлечение известных писате­лей для восхваления советской пенитенциарной политики, съемки художественных фильмов и т. д.

Следует заметить, что ГУЛАГу в последние годы посвящено множество публикаций. Стали доступными многие архивные дан­ные, секретные сведения, касающиеся деятельности исправительно-трудовых лагерей, появилось достаточно много воспоминаний тех, кто отбывал наказания в советских исправительно-трудовых лагерях (подробно об этом сказано в историографии данного исследования). Из последних публикаций выделим огромный по объему фактологи­ческий материал, содержащийся в фундаментальной работе А. И. Кокурина в соавторстве с Н. В. Петровым, а также с

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики

411

Ю. Моруковым . Тем не менее, как нам представляется, в публика­циях зачастую слишком заметна политическая позиция, что не дает возможности более объективно оценить это явление. В абсолютном большинстве случаев в современных публикациях ГУЛАГ подверга­ется уничтожающей критике. Само слово «ГУЛАГ» стало символом страшных и трагических времен, когда были стерты в «лагерную пыль» миллионы советских граждан. Между тем, помимо негатив­ных сторон, ГУЛАГ, если иметь в виду чисто пенитенциарные ас­пекты, имел и положительный опыт, который полезно применить в действующей сегодня уголовно-исполнительной системе.

Несколько слов об аббревиатуре ГУЛАГ. Сначала, в 1930 г., было создано Управление лагерями — УЛАГ ОПТУ, а потом, в 1931 г., оно было реорганизовано в ГУЛАГ— Главное управление управления лагерями, которое в документах впервые упоминается в приказе ОПТУ № 73/37 от 15 февраля 1931 г.3 Далее, как уже отме­чалось, в июле 1934 г. произошло коренное изменение структуры управления местами лишения свободы: был образован общесоюзный Наркомат внутренних дел, в состав которого вошли ОПТУ с его Главным управлением лагерей и трудовых поселений4. В дальней­шем исправительно-трудовые учреждения, находившиеся в ведении НКЮ союзных республик, были переданы в систему НКВД поста­новлением ЦИК и СНК СССР от 27 октября 1934 г.5, а в структуре НКВД Главное управление исправительно-трудовых лагерей и тру-

КокуринА., Петров Н. ГУЛАГ: Структура и кадры// Свободная мысль-ХХ1. 1999. №8-12; 2000. № 1-3, 5-12; Кокурин А., Моруков Ю. ГУ­ЛАГ: Структура и кадры // Свободная мысль-XXI. 2001. № 1.

3 Смыклин А. С. Колонии и тюрьмы в Советской России. Екатеринбург, 1997. С. 106.

4 СЗ СССР. 1934. № 36. Ст. 283. См. также: Аствмиров 3. А. История советского исправительно-трудового права. Рязань, 1975. С. 28.

5СЗСССР. 1934. №56.

412

Глава 7

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики

413

довых поселений было преобразовано в Главное управление испра­вительно-трудовых лагерей, трудовых поселений и мест заключения. При этом аббревиатура ГУЛАГ оставалась без изменений.

В период ГУЛАГа советское государство в соответствии с ука­занными выше тенденциями принимало меры, направленные, как указывалось, на ужесточение уголовной и пенитенциарной полити­ки. Причем, как мы полагаем, это делалось не только потому, что, по официальной версии, усиливалась классовая борьба, но и потому, А что в обществе продолжался рост преступности, и таким образом, '* < как отмечалось, надежды лидеров и теоретиков советского государ-1 ства на то, что в «государстве трудящихся» трудящиеся не будут со­вершать преступлений, не оправдались.

Так, коэффициент судимости на 100 тыс. населения с 1935 по 1952 гг. оставался практически неизменным (с некоторыми колеба­ниями) и составлял в пределах 520-5506. И это при том, что, как справедливо отмечает В. В. Лунеев, в статданные не были включены сведения о «политических», «военных» и «трудовых» преступлени­ях, которые учитывались отдельно как «контрреволюционные»7. Ес­ли бы их прибавить к общеуголовной статистике, то рост преступно­сти был бы очевиден (при этом заметим, что с конца 1920-х гг. за­метно вырастает численность лишенных свободы за контрреволю­ционные преступления, т. е. «классово-чуждых элементов» — так, если в 1929 г. их доля среди всех содержащихся в местах заключе-

6 Луневе В. В. Преступность XX века: Мировой криминологический анализ. М., 1999. С. 57.

ния составляла до 4%, то в 1931 г. эта цифра составляла уже 35%8). Однако власти не могли допустить огласки таких показателей, по­скольку это развеивало бы миф о преимуществах социализма, в ко­тором преступность должна была постепенно сойти на нет.

А поскольку фактически преступность продолжала расти, то ре­акция государства была достаточно простой — оно усиливало уго­ловные репрессии (аналогичная ситуация происходит и в последние годы, что хорошо видно по изменениям, внесенным в уголовный закон — практически все они направлены на усиление наказаний и, как представляется, также обусловлены реакцией общества на продолжающийся рост преступности9). Как результат стало расти число содержащихся в местах лишения свободы. Так, численность осужденных по делам ВЧК-ГПУ-ОГПУ составляла: 1926 г.

Среди такого рода мер, усиливающих репрессии и касающихся мест лишения свободы, т. е. непосредственно выражающих пени­тенциарную политику, можно выделить принятое ЦИК и СНК СССР постановление «Об охране имущества государственных пред­приятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (со­циалистической) собственности», о котором ранее было сказано дос­таточно подробно). Позже Постановлением ЦИК и СНК СССР от 8 августа 1936 г. в порядке дополнений к Основным началам уго­ловного законодательства Союза ССР и союзных республик вводит­ся тюремное заключение11. Ранее, как известно, советское госу­дарство отвергало тюрьму как буржуазный атрибут, не совместимый с социалистической пенитенциарной политикой. Указанным поста­новлением судам областного значения и выше были предоставлены полномочия применять наказание лишением свободы в виде заклю-

7 Там же. С. 59.

8 Анисимков В. М. Традиции и обычаи преступного мира среди осуж­денных в местах лишения свободы. Уфа, 1993. С. 59.

9 Гаврилов Б. Я. Способна ли российская статистика о преступности стать реальной? // Государство и право. 2001. № 1. С. 47-63.

1°ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 1. Д. 4157. Л. 203-205. 11СЗСССР. 1936. №44.

Т

414

Глава 7

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики

415

чения в тюрьму лиц, осужденных за тяжкие преступления. Кроме того, органы НКВД в порядке дисциплинарного взыскания были уполномочены переводить в тюрьму лиц, отбывающих наказание в виде лишения свободы в исправительно-трудовых лагерях и колони­ях, которые систематически нарушали требования режима содержа-

ния

12

. Решение областного (республиканского, краевого) управления НКВД о таком переводе должно было санкционироваться прокуро­ром области (республики, края) или прокурором лагеря — в этом случае срок содержания в тюрьме не мог превышать одного года. Соответствующее решение начальника ГУЛАГа, санкционированное Прокурором СССР, позволяло направлять в тюрьму на срок до

двух лет.

Вопросами, связанными с тюрьмами, ведали соответствующие подразделения (управления, отделы, отделения) НКВД-УНКВД. Ко­личество тюрем на конец 1940 г. составляло 712 (в том числе: внут­ренних тюрем — 101; внутренних тюремных камер — 118; общих тюрем — 447; временных тюрем — 6; областных тюремных боль­ниц — 3; тюрем специального назначения — 4)13. Внутренний рас­порядок для заключенных, содержащихся в тюрьмах, регулировался подзаконными нормативными актами. Так, в соответствии с Инст­рукцией о порядке предоставления свиданий с родственниками за­ключенных спецтюрьмы ГУГБ НКВД СССР от 27 мая 1939 г. сви­дания предоставлялись только в специально оборудованных комна­тах в здании административного корпуса тюрьмы в присутствии оперативного работника. Длительность свидания устанавливалась, как правило, в тридцать минут, при этом с заключенным одновре­менно могли находиться не более двух родственников. Разговари-вать можно было только на понятном сотруднику тюрьмы языке и только о семейных делах. Передача вещей, продуктов и денег не доз-

волялась

14

В литературе встречается мнение о том, что тюрьма была введе­на с 1935 г.15 И действительно, в ряде законодательных актов речь идет о «тюрьме» и «тюремном заключении» (например, в постанов­лении ЦИК и СНК СССР «О мерах борьбы с хулиганством»16). Од­нако здесь, как нам представляется, дело ограничивалось лишь тер­минами, которые в данном случае являлись синонимами «лишения свободы». Вероятно, государство, усиливая наказания за ряд престу­плений (хулиганство, привлечение несовершеннолетних к соверше­нию общественно опасных деяний), хотело тем самым в большей мере выразить свое отношение к этим вопросам. Однако как само­стоятельный вид учреждений для исполнения наказания в виде ли­шения свободы тюрьма появляется именно по отмеченному выше закону от 8 августа 1936 г.

Знаковым событием в развитии пенитенциарной политики явля­ется решение ЦИК СССР от 2 ноября 1937 г., в соответствии с кото­рым максимальный срок лишения свободы был повышен с 10 до 25 лет17. Такой поворот событий кардинально менял пенитенциар­ную обстановку в стране, поскольку предполагал увеличение числа заключенных, отбывающих наказания в местах лишения свободы. При этом интересно отметить, что в литературе (1950-х гг.) для оп­равдания такого шага обосновывалось мнение о том, что и при дли­тельных сроках лишения свободы преследуется цель «воспитания преступника»18, что явно противоречило сложившимся к тому вре­мени общепризнанным пенитенциарным принципам. 25-летний максимум лишения свободы продержался до принятия нового УК РСФСР 1960 г., где он был понижен до 15 лет.

В ряду такого рода решений государства, характеризующих пе­нитенциарную политику периода ГУЛАГа, можно назвать принятый в 1939 г. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 15 июня «О лагерях НКВД», которым отменялись зачеты рабочих дней и ус-

12

Там же.

13 Полиция и милиция России: Страницы истории. М., 1995. С. 175.

14 Смыкалин А. С. Колонии и тюрьмы в Советской России. С. 117.

15 16 17

18 Шаргородский М. Д. Наказание по советскому уголовному праву. М., 1958. С. 89.

Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 1998. С. 216. СЗСССР. 1935. №18. СЗСССР. 1937. №66.

Г

416

Глава 7

как феномен советской пенитенциарной политики

417

ловно-досрочное освобождение всех категорий осужденных. В лите­ратуре отмечается, что это сделано в связи с необходимостью более интенсивного использования заключенных в решении фискальных задач19. И это действительно так.

Мы можем добавить, что такое решение было принято непо­средственно «с подачи» Сталина (другие меры, ужесточающие уго­ловные репрессии, также принимались не без влияния Сталина, хотя и менее явного20). На одном из заседаний Президиума Верховного Совета СССР в 1938 г. при обсуждении вопроса, связанного с дос­рочным освобождением заключенных, отличившихся на строитель­стве различных крупных объектов, он рассуждал следующим обра­зом: «Правильно ли вы предложили представить список на освобо­ждение этих заключенных? Они уходят с работы. Освобождение этим людям, конечно, нужно, но с точки зрения государственного хозяйства это плохо. Будут освобождаться лучшие люди, а оставать­ся худшие. Нельзя ли повернуть дело по-другому, чтобы эти люди оставались на работе, — награды давать, ордена, может быть? А то мы их освободим, вернутся они к себе, снюхаются опять с уголовни­ками и пойдут по старой дорожке. В лагере атмосфера другая, там трудно испортиться... Давайте сегодня не утверждать этого проекта, а поручим Нарковнуделу придумать другие средства^которые заста­вили людей остаться на месте»21 (разумеется, никто не смел возра­зить мнению Сталина; в этой связи следует заметить, что голоса не­согласных с политикой государства, как известно, в публичном вы­ражении были чрезвычайно редкими, и о них широкая обществен­ность не знала, не говоря уже об единичных попытках протестовать в виде, например, листовок, как это было, к примеру, в 1935 г. в Ру-бежанском химико-технологическом институте22).

s В принятом в соответствии с этой «просьбой» Указе Президиу­ма Верховного Совета СССР указывалось, что «осужденный, отбы­вающий наказание в лагерях НКВД, должен отбыть установленный срок полностью»23. Данное решение было продублировано приказом НКВД СССР «об отмене зачетов рабочих дней и условно-досрочного освобождения», где оно объяснялось «целями максимального ис­пользования лагерной рабочей силы на строительстве и в производ­стве, обеспечения правильного осуществления исправительно-трудовых мер». Предписывалось «лагерную рабочую силу снабжать продовольствием и производственной одеждой с таким расчетом, чтобы физические возможности лагерной рабочей силы можно было использовать максимально на любом производстве». При этом в приказе осужденные именовались «производственниками», чем под­черкивалось основное направление советской исправительно-трудовой политики24 (подробнее об этом пойдет речь далее). В даль­нейшем досрочное освобождение в ограниченных масштабах все же применялось — по решению Особого совещания при НКВД25, а так­же в форме отдельных указов и амнистий (далее о некоторых из этих актов будет сказано), причем большинство таких решений носило закрытый характер, т. е. не публиковалось для общего сведения26.

В 1940 г. появляется несколько указов Президиума Верховного Совета СССР, ужесточающих и без того жесткие методы укрепления трудовой дисциплины и борьбы с текучестью кадров. Основным из них являлся Указ от 26 июня 1940 г. «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении са­мовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учрежде­ний». В соответствии с этим правовым актом самовольный уход с предприятия или учреждения влек за собой уголовную ответствен-

19 Кузьмин С. И. МТУ: История и современность // Человек: Преступле­ние и наказание. 1995. №3. С. 57; Астемиров 3. А. История советского исправительно-трудового права. С. 32-33.

20 Соломон П. Советская юстиция при Сталине. С. 389.

21 ГУЛАГ в годы Великой Отечественной войны // Военно-исторический журнал. 1991. № 1. С. 14-15.

22 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 272. Л. 9-13.

23 ГУЛАГ в годы Великой Отечественной войны // Военно-исторический журнал. 1991. № 1. С. 15.

24 Астемиров 3. А. История советского исправительно-трудового пра­ва. С. 32-33.

25 Уголовно-исполнительное право России / Под ред. А. И. Зубкова. М., 1997. С. 79; ГУЛАГ в годы Великой Отечественной войны // Военно-исторический журнал. 1991. № 1. С. 15 и др.

26 Соломон П. Советская юстиция при Сталине. С. 403 и др.

'•Пак. 3272

Т

418

Глава 7

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики

419

ность в виде тюремного заключения на срок от 2 до 4 месяцев27. Прогул без уважительной причины карался исправительно-трудовыми работами по месту работы на срок до шести месяцев с удержанием из заработной платы до 25%. Народные суды должны были рассматривать эти дела в пятидневный срок, а приговоры при­водились в исполнение немедленно. Рабочие и служащие могли уво­литься только с разрешения руководителя предприятия, причем в строго оговоренных условиях: при болезни, выходе не пенсию, за­числении на учебу. За уклонение от предания суду виновных и за принятие на работу укрывающихся от закона лиц, самовольно ушедших с предприятия, руководители также привлекались к ответ­ственности.

Принятие и публикация Указа были подкреплены мощной про­пагандистской кампанией. 26 июня, т. е. в день принятия Указа, в газетах появилось обращение ВЦСПС, ко всем трудящимся. В нем ВЦСПС предложил провести те меры, которые на следующий день были обнародованы в виде указа. Необходимость жестких мер объ­яснялась, в первую очередь, возросшей военной опасностью. В газе­тах были напечатаны и сообщения о митингах, прошедших на пред­приятиях страны, где трудящиеся, конечно же, единодушно поддер­живали принятые решения. А еще через несколько дней сообщалось уже о первых случаях привлечения к суду за опоздания и прогулы.

По Указу от 26 июня только за один месяц было возбуждено более ста тысяч уголовных дел28. Несмотря на такое огромное число репрес­сий, Пленум ЦК ВКП(б) 29-31 июля 1940 г. рассмотрел вопрос о про­ведении в жизнь Указа и отметил, что «органы прокуратуры во многих случаях преступно бездействуют и не осуществляют возложенных на них функций контроля за выполнением Указа... Народные суды нару­шают Указ, подолгу маринуют дела о прогульщиках, выносят непра­вильные приговоры (общественное порицание, условное наказа-

27 Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1940г. «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с пред­приятий и учреждений» // Ведомости ВС СССР. 1940. № 20.

2&Хлевнюк О. 26 июня 1940 г. // Коммунист. 1989. № 9. С. 89.

ние)»29. Было решено снять Прокурора СССР Панкратьева с зани­маемого им поста как не обеспечившего контроля за выполнением Указа от 26 июня 1940 г. Пленум принял также решение о том, что «рабочие и служащие, виновные в совершении мелкой кражи, неза­висимо от ее размеров, а также в хулиганстве, совершенном на предприятии, в учреждении или в общественном месте, караются по приговору народного суда тюремным заключением сроком на один год, если за эти преступления закон не устанавливает более тяжелого наказания»30. В августе 1940 г. Пленум Верховного Суда СССР дает указание судьям назначать за самовольный уход с предприятия ли­шение свободы с отбыванием не в общих местах заключения, а в тюрьмах, усиливая таким образом тяжесть наказания. Газета «Прав­да», обеспечивая эту акцию пропагандистски, клеймила позором тех руководителей, которые не проявляли необходимой жесткости, на­зывая их «гнилыми либералами»31. Примечательно, что в числе ав­торов были не только «трудящиеся», которые выражали «огромную поддержку» такого рода решениям, но и крупные чиновники. В ча­стности, статью по этом поводу опубликовал Народный комиссар юстиции РСФСР К. Горшенин32.

Однако, несмотря на суровейшие законы, направленные против хищений, «вредителей» народного хозяйства, бракоделов, админи­стративный хозяйственный механизм оказался беспомощным при решении проблем эффективности производства, порождал непомер­ную расточительность. Запущенность социальной сферы, отсутствие эффективных форм организации и стимулирования труда снижали его производительность, способствовали ухудшению производст-

венной дисциплины

33

29 30

31 См., например: Покровительство прогульщикам— преступление против государства // Правда. 1940. 5 авг.

РГАСПИ. Ф.17. Оп. 2. Д. 666. Л. 9. Там же. Л. 10.

32

Указ в действии // Правда. 1940. 26 июля. 33 Рассказов Л. П. Карательные органы в процессе формирования и функционирования административно-командной системы в советском госу­дарстве. Уфа, 1994. С. 251-252.

420

Глава 7

Указанные выше меры были лишь сравнительно небольшой ча­стью всего комплекса решений государства по реализации политики, основанной на концепции «классовой борьбы». Помимо отмечен­ных, в довоенный период в нашей стране был принят ряд других законов, усиливающих ответственность и соответственно приводя­щих к увеличению числа отбывающих наказание в местах лишения свободы. Среди них: Постановление СНК РСФСР «О мероприятиях по борьбе с хулиганством» от 29 октября 1926 г; Постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О мерах борьбы с венерическими болезня-ми» от 24 января 1927 г.; Постановление ВЦИК и СНК РСФСР «Об ,; усилении уголовной и гражданской ответственности домоуправле­ний за бесхозяйственное управление домами» от 4 апреля 1927 г.; Постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О мерах усиления борьбы с самогоноварением» от 2 января 1928 г.; Постановление ЦИК и СНК СССР «Об усилении уголовной ответственности за хищение оружия и огнестрельных припасов» от 6 февраля 1929 г.; Постановление СНК РСФСР «О мерах борьбы с лжекооперативами» от 27 марта 1929 г.; Постановление ЦИК и СНК СССР «О мерах борьбы с хищ­ническим убоем скота» от 16 января 1930 г.; Постановление ЦИК и СНК СССР «Об ответственности за преступления, дезорганизующие работу транспорта» от 23 января 1931г.; Постановление ЦИК и СНК СССР «Об усилении борьбы с хищениями и пропажей почто­вых отправлений» от 7 февраля 1932 г.; Указ Президиума Верховно­го Совета СССР «Об уголовной ответственности за самовольный проезд в товарных поездах и за самовольную без надобности оста­новку поезда стоп-краном» от 9 апреля 1941 г.34

О характере карательной политики, например, в 1941 г. могут свидетельствовать данные по военному трибуналу Краснодарского края. Так, из 1179 осужденных к высшей мере наказания были при­говорены 195, получили срок лишения свободы в 10 лет— 586 че­ловек, 8 лет — 96 человек, от 7 до 5 лет — 172 человека и 3 года —

34 Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР (1917-1952 гг.). М., 1953. С. 256, 288, 292,299, 311-312, 242-243, 319, 328, 331-332, 442.

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики 421

23 человека35. Комментируя факт оправдания 76 человек, прокурор Краснодарского края указывал на «недобросовестное следствие и недостаточный надзор за военным трибуналом». В целом такую ка­рательную политику он считал «все же правильной»36.

Как видно, репрессивные «гайки» закручивались все сильнее и сильнее. Метод управления с использованием подобного рода средств стал преобладающим. Все большее и большее число совет­ских граждан попадали в места, «не столь отдаленные». И уже тогда, в 1930-е гг., направление в лагерь или колонию не стало считаться чем-то необычным. Как писал в своих мемуарах Н. С. Хрущев, «лю­ди продолжали неожиданно исчезать, вроде как на льду: провали­ваются бесследно и не возвращаются»37. Однако масштабы репрес­сий достигали порой такого масштаба, что приводили в испуг офи­циальных лиц, правда, не от самих репрессий, а от их последствий, связанных с родственниками заключенных.

В этом смысле весьма характерна совершенно секретная инфор­мация, направленная Прокурору СССР Вышинскому исполняющим обязанности прокурора Краснодарского края Востоковым, датиро­ванная 30 января 1938 г.38 В ней сообщается, что «возникли допол­нительные трудности, а именно: по Краснодарскому краю репресси­ровано по 1-й и 2-й категориям свыше 20 000 человек... Поток жа­лобщиков (со стороны родственников заключенных. — И. У.) имеет тенденцию к постоянному увеличению и обещает в феврале-марте возрасти до больших размеров... В тюрьмах края содержится под охраной 16 860 человек при лимите 1760, налицо исключительная перегрузка, имело место уже появление инфекционных заболеваний (сыпной и брюшной тиф)... У Краснодарской и Армавирской тюрем скопление большого количества родственников, пытающихся узнать о судьбе заключенных, передать одежду, продукты или получить

37

ЦДНИКК. Ф.1774-А. Оп. 2. Д. 402. Л. 29. Там же. Л. 14.

Мемуары Никиты Сергеевича Хрущева// Вопросы истории. 1992. № 2-3. С. 86.

38

ЦДНИКК. Особые папки. Д. 211. Л. 2-3.

Г

422

Глава 7

свидание с ними, толпа не рассеивается и в ночное время»39. После описания негативных, с точки зрения прокурора, явлений, следовал достаточно неожиданный вывод с политической составляющей: «Такое крайне нежелательное явление у мест заключения, по суще­ству, являющееся своеобразной демонстрацией (курсив наш. — И. У), вынуждает меня поставить перед Вами вопрос о принятии необходимых мер через Наркомат НКВД... Прошу обсудить и при­нять самые срочные меры к разрешению вопросов, связанных с по-

40 тт «

ложением в тюрьмах» . Нам не удалось найти документов, которые проливали бы свет на то, каким образом высшие инстанции отреа­гировали на эту записку. Вместе с тем последующее развитие систе­мы пенитенциарных учреждений показывает, что определенные ме­ры по улучшению условий содержания в тюрьмах принимались.

В период 1939-1941 гг. принимаются меры по существенному усилению изоляции заключенных, содержащихся в исправительно-трудовых лагерях и колониях. Если до этого, как мы отмечали, за­ключенные могли относительно свободно передвигаться по террито­рии, прилегающей к месту лишения свободы, особенно в отдален­ных районах, то теперь, независимо от вида режима исправительно-трудового учреждения, оно обносилось двумя ограждениями с ряда­ми колючей проволоки, а по периметру устанавливалась вышки с вооруженными часовыми. В качестве охранников принимали воль­нонаемных стрелков, отказываясь таким образом от самоохраны41. С 1943 г. данные вопросы стали регулироваться приказом НКВД СССР «Об организации внутренней надзирательной службы в ис­правительно-трудовых лагерях и колониях НКВД»42. С тех пор со­храняется внешняя атрибутика (высокие заборы с колючей проволо­кой и вышки по периметру) советских (российских) учреждений, исполняющих наказания в виде лишения свободы.

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики

423

39 40 •

Там же. Л. 2,2об.

Там же. Л. 3.

41 Кузьмин С., Гилязутдинов Р. ГУЛАГ в годы войны // Преступление и наказание. 1998. № 5. С. 29.

42 Детков М. Г. Содержание карательной политики советского госу­дарства и ее реализация при исполнении уголовного наказания в виде ли­шения свободы в тридцатые-пятидесятые годы. Домодедово, 1992. С. 86.

Результатом указанной выше политики стало значительное увеличение числа заключенных в исправительно-трудовых лаге­рях, колониях и тюрьмах. Каковы же конкретные цифры? В ли­тературе они весьма различны, и не всегда аргументация авторов убедительна. Так, Д. Дамин и Б. Николаевский в работе «Прину­дительный труд в СССР», вышедшей в Лондоне в 1948 г., счита­ют, что в 1931 г. во всей системе лагерей было около 2 млн за­ключенных, в 1933-1935 гг. — около 5 млн, а к 1942 г. — от 8 до 16 млн заключенных43. Леонард Шапиро в работе «История Ком­мунистической партии Советского Союза» отмечает, что по оцен­кам специалистов количество заключенных «варьировалось в различные периоды от нескольких до 20 миллионов человек»44. Некоторые советологи называют цифру заключенных в СССР тех лет, исходя из анализа Государственного плана развития народ­ного хозяйства СССР на 1941 год. Так, профессор Сваневич дает цифру 7 млн заключенных в 1941 г.45 Автор книги «Большой тер­рор» Р. Конквест полагал, что по самым осторожным оценкам численность лагерников в довоенный период составляла46: 1930 г. — свыше 600 тыс.; 1931-1932 гг. — около 2 млн; 1933-1935 гг. — 5 млн; 1935-1937 гг. — 6 млн. По данным А. Емелина, численность заключенных на середину 1939 г. составляла 16682000 заключенных, а на середину 1941г.— 2,3 млн47. Жак Росси полагает, что в 1937 г. в местах лишения свободы содержалось около 16 млн заключенных, в 1940-50-е гг. — около 17-22 млн человек48. По данным В.Ф.Некрасова, например, на декабрь 1944 г. в нашей стране было 1 450 000 заклю-

43

Лузин А. Н., Малыгин А. Я. Солженицын, Рыбаков: Технология лжи // Военно-исторический журнал. 1991. № 7. С. 67.

44 Шапиро Л. История Коммунистической партии Советского Союза. Лондон, 1990. С. 646.

Конквест Р. Большой террор. Т. 2. Рига, 1992. С. 365. Там же. С. 88.

45 46

47 ГУЛАГ в годы Великой Отечественной войны // Военно-исторический журнал. 1991. № 1. С. 19.

48 Росси Ж. Из истории советских лагерей// Карта. 1996. №10-11. С. 59.

424

Глава 7

ченных49. По другим данным, в этот период наказание в виде лише­ния свободы отбывали 1 563 662 человека50. Бывший министр юсти­ции России П. В. Крашенинников утверждает, что, например, на 1 января 1953 г. в нашей стране было 1,7 млн заключенных, причем это был наивысший показатель51. Помощник начальника ГУЛАГа Леонкж в подготовленной им справке приводит данные, согласно которым на 1 февраля 1937 г. в лагерях, тюрьмах и колониях нахо­дилось 2 012 000 заключенных52. Согласно справке заместителя на­чальника отдела учета и размещения заключенных ГУЛАГа Лямина на 1 июля 1945 г. в лагерях и колониях содержалось 1 565 442 чело­века53. А. Кокурин и Н. Петров приводят документы, из которых следует, что, например, в 1938 г. во всех местах заключения (из за­писной книжки Ежова) содержалось 2 259 000 заключенных54, на 1 января 1939 г. число заключенных в ИГЛ и ИТК составляло 1289491 человек55, а на 1 января 1949г.— 2356685 человек56. А. В. Пыжиков указывает, что в начале 1953 г. в лагерях, тюрьмах и колониях содержалось 2 526 402 заключенных57.

В данной работе мы ставили задачу детального выяснения числа заключенных в период ГУЛАГа— очевидно, что их уточнение и разрешение противоречивости приведенных данных может соста­вить предмет специального исследования — с учетом аргументации, подтверждающей соответствующие цифры, а также уточнения типа мест лишения свободы, о которых идет речь (ИГЛ, ИТК, тюрьмы, следственные тюрьмы, поскольку анализ источников дает основание

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики

425

49 Некрасов В. Ф. Тринадцать «железных» наркомов. М., 1995. С. 234.

50 Кожинов В. Сколько же было заключенных в ГУЛАГе? // Труд. 1999. 7 авг.

51 Досье на цензуру. Страна и ее заключенные. 1999. № 7-8. С. 306.

52 ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 1138. Л. 21.

53 Там же. Д. 1246. Л. 202.

54 Кокурин А., Петров Н. ГУЛАГ: Структура и кадры// Свободная мысль-XXI. 2000. № 3. С. 105.

55 Там же. С. 112.

56 Кокурин А., Моруков Ю. ГУЛАГ: Структура и кадры// Свободная мысль-XXI. 2001. № 1. С. 117.

57 Пыжиков А. В. Правоохранительная политика в годы «хрущевской оттепели» // Право и политика. 2001. № 4. С. 111.

говорить, что данное обстоятельство далеко не всегда берется во внимание). На наш взгляд, более убедительные цифры за значитель­ный промежуток времени приводит В. Н. Земсков, который на осно­ве множества архивных материалов специально исследовал ГУЛА-Говскую статистику как в своих работах, так и в работах с соавто­рами58 (табл. 1).

Таблица 1

58 Земсков В. Н. 1) ГУЛАГ (историко-социологический аспект) // Социо­логические исследования. 1991. № 6; 2) Ахипелаг ГУЛАГ: Глазами писателя и статистика// Страницы истории. Л., 1990. С. 173-174; 3) Спецпоселен-цы// Социологические исследования. 1990. № 11; См. также: Дугин А. Н., Малыгин А. Я. Солженицын, Рыбаков: Технология лжи // Военно-исторический журнал. 1991. № 7; Дугин А. ГУЛАГ. Кощунство арифметики // Криминальная хроника. № 7. С. 7 и др.

426

Глава 7

Численность заключенных, содержащихся в тюрьмах, составля­ла (по состоянию на середину января): 1939 г. — 350 538; 1940 г. — 190 266; 1941 г. — 487 739 человек. Кроме того, официальная стати­стика указывает, что в январе 1932 г. в спецпоселениях (трудпоселе-ниях) находились 1,4 млн высланных кулаков и членов их семей. В 1937г. в трудпоселениях насчитывалось 917 тыс. человек, в 1939г.— 939 тыс., в 1941г.— 930 тыс. человек59, а к началу 1953 г. — 2 753 356 человек60.

В целом, как видно, ГУЛАГ характеризуется нарастанием числа заключенных (определенный спад в годы войны объясняется необ­ходимостью усиления Вооруженных сил, куда вливались как потен­циальные заключенные, так и те, кто уже отбывал наказание и из ИГЛ направлялся на фронт в составе известных штрафных батальо­нов). При этом следует заметить, что нарастание числа заключенных шло даже после принятия мер по разгрузке мест заключения, на что власти вынуждены были пойти в 1933 г. в связи переполнением мест заключения. Так, 8 мая 1933 г. СНК СССР и ЦК ВКП(б) выпустили разосланную всем партийным, советским работникам, всем органам ОПТУ, суда и прокуратуры инструкцию № П 6028 «Об упорядоче­нии производства арестов», где, в частности, говорилось и о пре­кращении массовых выселений крестьян. В главе «О разгрузке мест заключения» в числе прочего предписывалось: «Установить, что максимальное количество лиц, могущих содержаться под стражей в местах заключения НКЮ, ОПТУ rf Главного управления милиции (кроме лагерей и колоний), не должно превышать 400 тысяч человек на весь Союз ССР. Обязать ОПТУ, НКЮ союзных республик и про­куратуру СССР немедленно приступить к разгрузке мест заключения и довести в двухмесячный срок общее число лишенных свободы с 800 тыс. фактически заключенных ныне до 400 тысяч... всем осуж­денным по суду до 3 лет заменить лишение свободы принудительны-

'ЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики

Земсков В. Н. Об учете спецконтингента НКВД во всесоюзных пере­писях населения 1937 и 1939гг.// Социологические исследования. 1991. № 2. С. 75; Наше Отечество. Т. 2. С. 297.

60 Земское В. Н. Спецпоселенцы // Социологические исследования. 1990. №11. С. 16.

427

работами до 1 года, а остальной срок считать условным... осуж­денных на срок от 3 до 5 лет включительно — направить в трудовые поселки ОПТУ... осужденных на срок свыше 5 лет — направить в лагеря ОПТУ»61.

Такая тенденция также характеризует ГУЛАГ как систему, ко­торая, как будет показано ниже, может существовать лишь в том ти­пе государства, где заключенные используются как экономическое средство и где достаточно большая прослойка политзаключенных. По данным того же В. Н. Земскова, удельный вес осужденных за контрреволюционные преступления в составе лагерных заключен­ных составлял: 1934 г. — 26,5%; 1935 г. — 16,3; 1936 г. — 12,6; 1937г.— 12,8; 1938г.— 18,6; 1939г.— 34,5; 1940г.— 33,1; 1941г.— 28,7; 1942г.— 29,6; 1943г.— 35,6; 1944г.— 40,7; 1945 г. — 41,2; 1946 г. — 59,6; 1947 г. — 54,3; 1948 г. — 38,0%62.

Нельзя, однако, забывать, что вместе с исправительно-трудовыми учреждениями в систему ГУЛАГа входили так называе­мые «Бюро исправительных работ», задачей которых было обеспе­чение выполнения судебных решений в отношении лиц, пригово­ренных к принудительным работам без лишения свободы. В 1940 г. на учете этих бюро состояло 312 800 человек. Из их состава 97,3% отбывали наказание по месту своей основной работы, а 2,7%— в других местах по назначению органов НКВД. К началу Великой Отечественной войны на учете находилось уже 1 264 000 осужден­ных63. Такое резкое увеличение приговоренных к исправительным работам связано с принятием Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 г. «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольно­го ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений»64, в со-

61 КокуринА., Петров Н. ГУЛАГ: Структура и кадры// Свободная мысль-XXI. 1999. № 8. С. 117.

62 Земское В. Н. Ахипелаг ГУЛАГ: Глазами писателя и статистика // Страницы истории. Л., 1990. С. 173.

63 Земское В. Н, ГУЛАГ (историко-социологический аспект) // Социоло­гические исследования. 1991. №6. С. 17, 19.

64 Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР И РСФСР (1917-1952 гг.). С. 405^06.

ЧЕТ

г

1

428

Глава 7

\f ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики

429

ответствии с которым всего лишь за прогул без уважительных при­чин виновный в этом работник мог быть приговорен к исправитель­но-трудовым работам. Итак, по официальным данным, взятым ис­следователями из архивов, в 53 лагерях (включая лагеря железнодо­рожного строительства) со множеством лагерных отделений, в 425 исправительно-трудовых колониях65 перед Великой Отечественной войной насчитывалось около 2 млн заключенных. Около 500 тыс. заключенных отбывали наказание в тюрьмах, около 1 млн — в трудпоселениях, и, наконец, 1 млн 264 тыс. человек отбывали нака-зание без лишения свободы на принудительных работах.

В период Великой Отечественной войны общая направленность на усиление уголовной ответственности продолжалась, при этом, что вполне естественно, в сферу соответствующего законодательного регулирования входили в основном вопросы, так или иначе связан­ные с ведением СССР военных действий. Еще одна существенная особенность правового регулирования института наказания в виде лишения свободы заключалась в том, что в военный период было издано сравнительно немного законодательных актов; вместе с тем значительно возросло количество подзаконных нормативных актов, имевших, как правило, гриф секретности.

Кроме этого, в пенитенциарную политику государства этого пе­риода влился еще один существенный аспект— число лишенных свободы стало расти за счет репрессий членов семей осужденных к расстрелу за государственные преступления (в том числе осужден­ных заочно). Так, совершенно секретным постановлением Государ­ственного Комитета Обороны № 1926сс от 24 июня 1942 г.66 аресту и ссылке в отдаленные местности СССР на срок 5 лет подлежали совершеннолетние члены семьи осужденного безотносительно к то­му, какое отношение они имели к деянию, т. е. чисто по формально­му признаку. Членами семьи считались отец, мать, муж, жена, сы-

65 ГУЛАГ в годы Великой Отечественной войны // Военно-исторический журнал. 1991. № 1. С. 19.

66 Романовская В. Б. Репрессивные органы и общественное правосоз­нание в России XX века. Дис. ... докт. юрид. наук. СПб., 1997. Приложения. С. 376-377.

новья, дочери, братья и сестры, «если они жили совместно с измен­ником Родины или находились на его иждивении к моменту совер­шения преступления или к моменту мобилизации в армию в связи с началом войны». Несколько позже, 24 сентября 1942 г., было издано Указание главного военного прокурора67, согласно которому «в слу­чае отсутствия судебного приговора или решения Особого совеща­ния при НКВД СССР об осуждении изменников Родины, предателей и других пособников немецко-фашистских оккупантов основанием для заведения учетных дел репрессированных семей указанных лиц могут служить акт о расстреле изменника и свидетельские показа­ния, подтверждающие его предательскую деятельность» (указыва­лись и другие документы, например, справка командования воин­ских частей о расстреле, заключение местного органа НКВД или Особого отдела воинского соединения, подтверждающее факт рас­стрела, с приложением соответствующих показаний, которые в со­вокупности заменяли судебный приговор или решение Особого со­вещания). По свидетельству писателя И. Укусова, члены семей «вра­гов народа» нередко передвигались к месту ссылки по тем же этап­ным путям, как в период империи передвигались осужденные в ка­торжные работы — при тех же несносных бытовых условиях68.

Можно представить себе, сколько судеб ни в чем не повинных людей было сломлено при реализации этого постановления. Здесь же следует добавить, что зачастую страдали дети репрессированных, и особенно это касалось детей высланных, поскольку они обучались в общих школах по месту высылки главы семьи, где подвергались гонениям со стороны своих сверстников и даже учителей. Нарком-прос вынужден был даже направить на места циркуляр, где указы­валось, что «необходимо довести до сознания каждого педагога, что школа в спецпоселке является школой советской, что ее ответствен­нейшей задачей является отвоевывание школьников спецпереселен­цев из-под кулацкого влияния своих родителей. Надо уяснить, что учащиеся школ на спецпоселках пользуются одинаковыми правами

67 68

Там же. С. 378.

Укусов И. 58-я статья за 58 книг с автографами // Литературная газе­та. 1988. 16 нояб.

430

Глава 7

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики

431

голоса, как в обычной советской школе, с полным правом иметь свои выборные ученические детские организации, голос на учениче­ских собраниях и слетах»69.

22 апреля 1943 г. был принят непубликовавшийся Указ Прези­диума Верховного Совета СССР «О мерах наказания изменникам Родины и предателям и о введении для этих лиц, как меры наказа­ния, каторжных работ». В соответствии с этим указом срок каторж­ных работ составлял от 15 до 20 лет. Заключенные длительное время 4 не имели права переписки и свиданий, их труд (как правило, физи-З.д чески тяжелый) стал оплачиваться только после окончания войны. |; НКВД СССР были созданы каторжные отделения в Воркутинском и Северо-Восточном лагерях. К июлю 1944 г. в них содержалось 5,2 тыс. заключенных, к сентябрю 1947 г. — 6 тыс.70 Данный вид лишения свободы (каторжные работы), действовавший до смерти Сталина, конечно же, выпадал из сложившейся исправительно-трудовой системы. Его появление было связано с исключительными обстоятельствами (ведение военных действий). Сам факт учрежде­ния именно каторжных работ в определенной мере подтверждает преемственность развития института лишения свободы в нашей стране.

Характеристику советской пенитенциарной политике военного времени достаточно наглядно дает отношение государства к лицам, содержащимся в тюрьмах, при эвакуации в момент отступления со­ветских войск. Во многих случаях находящиеся в тюрьмах заклю­ченные при отсутствии возможности их надлежащей эвакуации (под конвоем) просто расстреливались. Так, в докладной записке замес­тителя начальника Тюремного управления НКВД БССР лейтенанта госбезопасности Опалева от 3 сентября 1941 г. указывается, что «на­чальник тюрьмы г. Глубокое Приемышев, доведя их (заключенных

поляков. — И. У.) до леса, расстрелял до 600 человек»71. По этому факту было возбуждено уголовное дело, однако действия начальника тюрьмы в создавшейся ситуации были признаны правильными и он был осво­божден из-под стражи72. В этой связи А. Гурьянов и А. Кокурин совер­шенно справедливо ставят вопрос об ответственности за эти расстрелы (подчеркнем — без судебного решения о смертной казни) тех, кто отда­вал соответствующие приказы, и тех, кто их исполнял . Этот вопрос так и остается открытым. Всего за время войны эвакуации подверглись 27 исправительно-трудовых лагерей и 210 колоний с общим числом заключенных 750 000 человек74.

Несмотря на военное время, в большинстве пенитенциарных уч­реждений жизнь шла своим чередом. По-прежнему, как и раньше, условия содержания заключенных не соответствовали нормативным требованиям. В некоторых учреждениях даже с учетом военного времени эти условия не вписывались ни в какие человеческие рамки. Характерными в этом отношении являются сведения, изложенные в докладной записке Краснодарского крайпрокурора о состоянии дел в Горяче-Ключевской ИТК НКВД. В записке, в частности, указыва­лось, что «в результате бесчеловечного отношения к заключенным среди них участились случаи смертности... На двух участках ИТК, где в среднем содержалось до 500 человек заключенных на каждом, действительно царило преступное (курсив наш. — И. У) отношение к условиям содержания заключенных»75. Далее довольно подробно описываются нарушения, которые допускала администрация ИТК. Например, заключенные «длительное время не подвергались саноб­работке... бани и дезкамеры не работали, находились заключенные при большой скученности в грязных бараках, зараженных насеко­мыми... массовые желудочно-кишечные заболевания среди заклю­ченных, при этом больные находились в бараках среди здоровых» .

70

ГАРФ. Ф. 9479. Оп. 1. Д. 22. Л. 11.

ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 28-29. Л. 7; См. также: Земское В. ГУЛАГ, где ковалась победа// Родина. 1991. №6-7. С. 69; ГУЛАГ в годы Великой Отечественной войны// Военно-исторический журнал. 1991. №1. С. 24; Кузьмин С., Гилязутдитнов Р. ГУЛАГ в годы войны // Преступление и нака­зание. 1998. № 5 и др.

71 ГАРФ. Ф. 9413. Оп. 1. Д. 22. Л. 14.

72 Там же. Л. 18.

73 Гурьянов А., Кокурин А. Эвакуация тюрем // Карта. 1994. № 6. С. 27.

74 ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 28-29. Л. 8.

75 ЦДНИКК. Ф.1774-А. Оп. 2. Д. 402. Л. 5.

76

Там же. Л. 6.

1

432

Глава 7

Начальник ИТК Капитонов не считался с предписаниями врачей и за­ставлял выходить на работу больных и раздетых. Так, только с 13 по 18 ноября 1941 г. «внезапно умерли 8 человек молодого возраста, осужден­ные на незначительные сроки. Вскрытие выявило причины: полное ис­тощение и обморожение организма»77. Помимо этого заключенные бы­ли лишены возможности приносить жалобы. Прокурор в конце обраща-? ет внимание секретаря Краснодарского крайкома ВКЩб), которому бы^ ла адресована докладная записка, на необходимость более тщательного подбора кадров и уведомляет, что начальник ИТК Капитонов привлека­ли ется к уголовной ответственности78.

В том же Краснодарском крае в одной из докладных прокурора края Колесникова, датированной 12 апреля 1942 г, указывается на «нетерпимые факты содержания заключенных»79. В проинспектиро­ванной тюрьме, в частности, камера для женщин «находится в анти­санитарном состоянии, в помещении грязно, стены черные, у многих заключенных нет постельных принадлежностей... 8 больных чесот­кой спят со здоровыми по двое на кровати. У многих на ногах опу-

« « «но

холь как результат низкой калорийности принимаемой пищи» .

Во многих подразделениях ГУЛАГа из-за несносных условий проживания и работы смертность была также достаточно высока. Так, в 1941 г. в Ураллаге умерло 1510 человек, в Сызранском особ-лагпункте— 1039 человек. В целом по ГУЛАГу за 1941 г. умерло 100 997 заключенных, в 1942 г. — 248 877, в 1943 г. — 166 967, в 1944 г. — 60 948, в 1945 г. — 43 848 заключенных81. По утвержде­нию Р. Медведева, из числа лиц, арестованных и попавших в лагеря в 1937-1938 гг., выжило и вышло на свободу не более 10-15%82 (мы полагаем, что такие цифры, приводимые Медведевым, явно преуве­личены, поскольку построены на предположениях и в немалой сте­пени на вполне определенной политической позиции, предполагаю-

78 79 •

Там же. Там же. Л. 7.

Там же. Л. 78.

80 Там же. Л. 79.

81 ГУЛАГ в годы Великой Отечественной войны // Военно-исторический журнал. 1991. № 1. С. 23.

82 Медведев Р. Сталин и сталинизм. М., 1990. С. 454.

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики

433

щей разоблачение периода репрессий). Вместе с тем архивные мате­риалы свидетельствуют, что при необходимости, ради выполнения производственных заданий, государство создавало для заключенных улучшенные условия, которые в некоторых случаях противоречили режимным требованиям. Так, в приказе по НКВД № 0461 от 30 де­кабря 1943 г., помимо чисто производственных вопросов, указыва­лось на то, чтобы «разрешить Печорлагу производить в порядке по­ощрения за наличный расчет отпуск спирта заключенным, занятым на снеговодоборьбе и других важных работах, связанных с эксплуа­тацией ж.-д. транспорта»83.

Кроме того, следует отметить, что в период войны издавались акты, которые предусматривали досрочное освобождение заключен­ных из ИГУ. Так, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 июля 1941 г. «Об освобождении от наказания осужденных по не­которым категориям преступлений» подлежали освобождению за­ключенные, осужденные по указам ПВС СССР «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений» от 26 июня 1940 г. и «Об уголовной ответственности за мелкие кражи на производстве и за хулиганство» от 10 августа 1940 г., а также за маловажные бытовые преступления и др. Данный указ об освобождении распространялся на местности, объявленные на военном положении. Однако уже в ноябре 1941 г. он распростра-; няется на всю территорию государства. Данные решение также объ-I ясняются исключительными обстоятельствами. Заметим еще, что это решение не является воссозданием института условно-досрочного освобождения (как будет далее показано, он будет восстановлен по­сле смерти Сталина). Во исполнение упомянутого Указа было осво­бождено, как явствует из справки ГУЛАГа, 420 000 заключенных .

В дальнейшем также принимались разовые решения о досроч­ном освобождении содержащихся в местах лишения свободы, дик­туемые военным временем, причем это делалось вплоть до оконча­ния Великой Отечественной войны. Так, 10 марта 1945 г. начальник

83 ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 143. Л. 162.

84 Там же. Д. 28-29. Л. 8.

434

Глава 7

Управления НКВД СССР по Краснодарскому краю комиссар гос­безопасности Медведев и прокурор края государственный советник юстиции Апенин подписали совместное указание, где говорилось: «В соответствии с директивой НКВД и Прокуратуры СССР от 27 февраля 1945 г. ... начальникам горрайотделов НКВД и горрайп-рокуратурам совместно с представителями УНКВД КК рассмотреть личные дела заключенных, осужденных за бытовые и незначительп ные преступления с 1910 по 1926 год рождения включительно, неза-> | висимо от срока наказания досрочно их освободить для передачи t военкоматам... не подлежат освобождению осужденные за к-р (контрреволюционные.— И. У.) преступления, бандитизм, разбой, по Закону от 7 августа 1932 г.»85.

Обращает на себя внимание факт явного нарушения законности со стороны указанных ведомств, поскольку вопросы досрочного ос­вобождения находятся в ведении прежде всего законодательного ор­гана. Кроме того, по-прежнему государство считает изгоями поли­тических заключенных и пресекает малейшие поползновения на по­литическую чистоту коммунистической идеологии. В этом отноше­нии показательно привлечение к дисциплинарной ответственности сотрудника Ильинского РО УНКВД по Краснодарскому краю Ерма­кова, который ввиду отсутствия бумаги использовал в* качестве об­ложки арестантского дела газетный лист с изображением портрета Ленина. Данный факт стал предметом переписки различных подраз­делений УНКВД и прокуратуры, а в приказе УНКВД КК от 22 фев­раля 1945 г. этот факт был назван преступным86. После почти ме­сячного разбирательства Ермакову приказом УНКВД КК от 20 мар­та 1945 г. был объявлен выговор87.

Значительную часть содержащихся в местах лишения свободы составляли бывшие советские военнопленные, а также пленные из армий противников, и в первую очередь фашистской Германии. До недавних пор эта тема была закрытой для исследователей. В послед-

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики

435

85 САФ ИЦ ГУВД КК. Д. 18. Л. 1.

86 Там же. Л. 3.

87 Там же. Л. 4.

ние годы по данной проблематике появился ряд работ88. Условия их содержания некоторым образом отличались от условий содержания лиц, направленных в места лишения свободы по приговору суда. Однако правовой статус военнопленных был принципиально иным, чем правовой статус осужденных (и прежде всего здесь следует вы­делить то обстоятельство, что нахождение военнопленных в местах лишения свободы юридически не составляло уголовного наказания до их осуждения, а суду, как известно, были преданы далеко не все военнопленные). По указанной причине мы не будем подробно раз­вивать эту тему. Отметим лишь некоторые обстоятельства, касаю­щиеся исправительно-трудовых учреждений.

В постановлении № 6884с Государственного Комитета Обороны от 4 ноября 1944 г.89 указывалось: «Разрешить НКВД СССР всех бывших военнопленных и окруженцев рядового и сержантского со­става, ныне находящихся в спецлагерях НКВД (в такие лагеря быв­шие советские военнопленные направлялись для проверки их на благонадежность. — И. У.), а также прибывших в спецлагеря НКВД СССР из Финляндии и 4 ноября из Англии, по окончании их про­верки передавать в рабочие кадры промышленности или использо­вать на строительствах НКВД, а также для службы в охране спецла­герей и лагерей ГУЛАГа НКВД СССР». Обращает на себя внимание та бесцеремонность, с которой решались судьбы людей, в отноше­нии которых не было вынесено обвинительного приговора.

Аналогично обстояло дело и с военнопленными других госу­дарств, и прежде всего Германии. Так, в директиве Народного ко­миссара внутренних дел, генерального комиссара госбезопасности Берии № 107 от 2 июля 1945 г. указывалось на неудовлетворитель­ное состояние с трудоиспользованием военнопленных. Предписыва­лось «принуждать каждого военнопленного к выполнению государ-

88 Конасов В. Б. 1) Судьбы немецких военнопленных в СССР. Вологда, 1996; 2) К вопросу о численности немецких военнопленных в СССР// Во­просы истории. 1995. №5-6; Смыкали» А. С. Пенитенциарная система страны в годы Великой Отечественной войны // Урал в Великой Отечест­венной войне 1941-1945 гг. Екатеринбург, 1995; Кузьмине., Гилязутдит-нов Р. ГУЛАГ в годы войны // Преступление и наказание. 1998. № 5 и др.

89

Военно-исторический журнал. 1993. № 11. С. 98.

Г

436

Глава 7

ственных норм выработки... считать трудовое использование воен­нопленных и возмещение государству расходов на их содержание важнейшей задачей»90. Позже в развитие этой директивы было раз­работано специальное Положение о трудовом использовании воен­нопленных, объявленное приказом НКВД СССР от 22 сентября 1945 г. В нем указывалось, что «трудовое использование военно­пленных осуществляется... исходя из потребности промышленности и строительства СССР и задачи ликвидации ущерба, причиненного войной... Военнопленных, злостно уклоняющихся от работы, над­лежит передавать суду военного трибунала»91. Советское государст­во достаточно активно использовало также в качестве дешевой рабо­чей силы интернированных немцев, содержащихся в лагерях. Так, 25 декабря 1945 г. было издано постановление ГКО «О трудовом использовании интернированных немцев», при этом речь шла о бо­лее чем ста тысячах человек92. Содержать их полагалось как и в ИГЛ НКВД93. Фактически, таким образом, эти люди отбывали лишение свободы (в дальнейшем под давлением западных стран большинство военнопленных были возвращены на родину)94.

Сразу после войны происходит в целом некоторое ослабление карательной составляющей внутренней государственной политики, соответственно уменьшается и численность заключенйых, содержа­щихся в местах лишения свободы. В частности, в 1946 г. была изда­на директива НКВД № 46 «Об освобождении из исправительно-трудовых лагерей и колоний НКВД лиц, осужденных особым сове­щанием при НКВД СССР на срок до окончания войны»95. Освобож­даемым разрешалось свободное проживание на территории СССР, кроме режимных местностей. В справках, выдаваемых этим лицам,

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики ______437

указывалось, что они попадают под действие Положения о паспор-

96

тах'

Однако спустя некоторое время в стране поднимаются новые волны репрессий, заметно растет и доля осуждаемых к лишению свободы. В послевоенный период принимается постановление Сове­та Министров СССР (21 февраля 1948 г.), а вслед за ним и в его раз­витие совместный приказ министра внутренних дел СССР, минист­ра госбезопасности СССР и генерального прокурора СССР от 16 марта 1948 г. «Об организации особых лагерей и тюрем МВД для содержания особо опасных преступников и о направлении послед­них после отбытия наказания в ссылку на поселение под надзор ор­ганов МГБ»97. В соответствии с этим документом предусматрива­лось в 8-месячный срок перевести осужденных к лишению свободы «шпионов, диверсантов, террористов, троцкистов, правых, меньше­виков, эсеров, монархистов, националистов, белоэмигрантов, участ­ников других антисоветских организаций и групп и лиц, представ­ляющих опасность по своим антисоветским связям и вражеской дея­тельности, из общих исправительно-трудовых лагерей и тюрем в организуемые МВД лагеря — в районе Колымы на Дальнем Севере и в Норильске, в Коми АССР, в районе Караганды, в Темниках Мордовской АССР и особые тюрьмы — в городах Владимире, Алек-сандровске и Верхне-Уральске»98. При этом следует заметить, что формально в 1948 г. Указ от 22 апреля 1943 г. о введении каторж­ных работ был отменен, однако для тех, кто был осужден к этому виду наказания, наименование «каторжанин» не отменялось99. Всего было создано 11 лагерей и 3 тюрьмы, а общая численность содер­жащихся там заключенных, по некоторым данным, доходила до

100

двухсот тысяч человек .

САФ ИЦ ГУВД КК. Д. 19. Л. 4. Там же. Л. 25.

90 91

92 Полян П. М. Интернированные немцы в СССР // Вопросы истории. 2001. №8. С. 115.

93

Там же. С. 116.

94 Конасов В. Б, Преемники Сталина и проблема немецких военно-пленжых // Отечественная история. 1998. № 5. С. 168-172.

95

Смыкалин А. С. Колонии и тюрьмы в Советской России. С. 171.

96

98

Там же. С. 171.

ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1а. Д. 267. Л. 79-82.

Там же. Л. 79.

99 Маркова Е. В., Волков В. А., Родный А. Н., Ясный В. К. Ученые — уз­ники печорских лагерей ГУЛАга// Новая и новейшая история. 1998. № 1. С. 33.

100 Некрасов В. Ф. Тринадцать «железных» наркомов. М., 1995. С. 270; Смыкалин А. С. Колонии и тюрьмы в Советской России. С. 177 и др.

438

Глава 7

Если вести речь об отдельных особых лагерях, то, например, в Особом лагере № 6 (Речлаг в Воркуте), на 1 января 1949 г. находи­лось 6774 заключенных, в том числе 4043 каторжанина101. Однако уже к началу сентября того же года, по мере исполнения приказа, число заключенных возросло до 24 718 человек, в том числе катор­жан 10771 человек102. Условия их содержания регулировались исключительно секретными подзаконными ведомственными актами (основная их направленность сводилась к усилению надзора за по­ведением этой категории заключенных), чем существенным образом нарушался принцип законности, и в основном соответствовал режи­му, предназначенному для каторжан; различие состояло лишь в больших возможностях работать по специальности103.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что создание особых, более строгих условий содержания государственных пре­ступников отражало внутреннюю политику государства, направлен­ную на ужесточение мер к «классовым врагам». Собственно, это бы­ло продолжение прежней довоенной политики, проведению которой помешала война, и которая, судя по действиям властей, еще не на­ходила достаточной реализации. Это, в свою очередь, свидетельст­вует о продолжавшемся внутреннем напряжении, противоречивости советского общества. Причем советское государство в Данном случае во многом повторяет линию имперского государства начала XX в., когда также усиливались репрессии против политических оппонен­тов властям, на что мы уже обращали внимание ранее. Даже тюрь­мы (во Владимире и Александровске) для политических преступни­ков использовались те же самые.

Как указывалось ранее, порядок и условия отбывания наказания в исправительно-трудовых лагерях и исправительно-трудовых коло­ниях в 30-е гг. фактически определялись не ИТК РСФСР 1924 г. и не ИТК РСФСР 1933 г. (последний формально действовал вплоть до

102

ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 346. Л. 40, 191. Там же. Л. 191.

i ам же. л. 1э I.

103 Маркова Е. В., Волков В. А., Родный А. Н., Ясный В. К. Ученые — узники печорских лагерей ГУЛАГа// Новая и Новейшая история. 1998. № 1. С. 33.

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики 439

принятия ИТК РСФСР 1970 г.), а ведомственными нормативными актами НКВД СССР. В этой сфере из наиболее заметных можно вы­делить Временную инструкцию о режиме содержания заключенных в исправительно-трудовых лагерях 1939 г. и такую же инструкцию применительно к исправительно-трудовым колониям, принятую го­дом позже (помимо этого, были приняты такие нормативные акты, как Временная инструкция о режиме содержания заключенных в штрафных изоляторах ИГЛ и ИТК НКВД СССР 1939 г., Положение о тюрьмах НКВД СССР 1940 г. и др.). В рамках настоящей работы представляется целесообразным кратко рассмотреть одну из них — Временную инструкцию 1939 г., поскольку в анализируемый период исполнение наказания в виде лишения свободы определялось преж­де всего в исправительно-трудовых лагерях. Кроме того, необходимо учитывать и то обстоятельство, что указанные инструкции во мно­гом были схожими.

Временная инструкция о режиме содержания заключенных в исправительно-трудовых лагерях НКВД СССР была подписана за­местителем начальника ГУЛАГа НКВД СССР майором государст­венной безопасности Добрыниным и объявлена совершенно секрет-

ным приказом 2 августа 1939 г.104 Приказ был подписан заместите­лем Народного комиссара внутренних дел СССР комдивом Черны­шевым. Свою визу — «Согласен» — поставил Прокурор Союза ССР Панкратьев. В преамбуле указывалось: «Все ранее изданные дирек­тивы и указания по вопросам режима содержания заключенных отменит ь». Вот таким образом ведомственный нормативный акт фактически принял силу закона, причем это было сделано, подчерк­нем, с согласия союзной прокуратуры. Данный факт лишний раз свидетельствует о том, что к концу 30-х гг. законность в нашем го­сударстве грубо попиралась.

Инструкция содержала следующие разделы: 1. Общие положе­ния. 2. Обязанности и права заключенных. 3. Порядок передвижения заключенных. 4. Свидания. 5. Передачи (посылки). 6. Переписка.

104

Приказ НКВД СССР №00889 от 2 августа 1939г. об объявлении «Временной инструкции о режиме содержания заключенных в исправитель­но-трудовых лагерях».

Г

440

Глава 7

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики

441

7.0 порядке допуска заключенных на административно-технические должности. 8. Меры поощрения и взыскания. 9. Штрафной режим. 10. Порядок содержания следственных заключен­ных. 11. Порядок передачи и направления жалоб и заявлений заклю­ченных. 12. О порядке извещения о смерти заключенных и выдаче вещей умерших родственникам. Всего в инструкции было 152 ста­тьи. Такой солидный для инструкции объем свидетельствует о дос­таточно подробном регулировании порядка и условий содержания заключенных в исправительно-трудовых лагерях. По структуре дан­ный документ, как видно, сходен с Инструкцией смотрителю гу­бернского тюремного замка 1831 г., а также Общей тюремной инст­рукцией 1915 г., рассмотренных нами ранее. Часть норм сходна и по содержанию, что неудивительно, поскольку во всех случаях речь идет об изоляции общественно опасных лиц. Однако сразу бросается в глаза то обстоятельство, что если инструкции времен империи не были секретными, то инструкция НКВД «закрыта» сразу двумя «за­секречивающими» нулями. В дальнейшем такого рода документы (под названием Правил внутреннего распорядка исправительно-трудовых учреждений) также будут в своей основной части оста­ваться закрытыми для осужденных и всех граждан, правда, уже под грифом не «совершенно секретно», а «для служебногошользования», а открытыми они станут лишь с 1992 г.

В первой же статье указывается, что режим содержания заклю­ченных должен обеспечить: а) надежную изоляцию преступников, осужденных за преступления, предусмотренные Уголовным кодек­сом; б) организацию порядка содержания заключенных в лагере, обеспечивающего наиболее эффективное использование труда за­ключенных. Как видно, о какой-либо задаче, связанной с исправи­тельным воздействием на заключенных, речи нет. Главное было на­дежно изолировать заключенных и выжать из них максимально возможный хозяйственно-экономический потенциал. Согласно ст. 35 инструкции каждый заключенный обязан был работать по на­значению администрации лагеря. По своему содержанию данная норма должна, безусловно, иметь законодательный характер, по­скольку регулирует фундаментальное экономическое право гражда­нина. Здесь же данное положение закреплено в ведомственном акте

(это касается и ряда других прав, о которых пойдет речь ниже). За­ключенные, отказывающиеся от работы, подлежали переводу на штрафной режим, а злостные отказчики, своими действиями разла­гающие трудовую дисциплину в лагере, привлекались к уголовной ответственности. При обращении к администрации лагеря заклю­ченные обязаны были держать себя вежливо. При посещении лаг-подразделения начальствующим составом лагеря, а также должно­стными лицами, имеющими право посещения лагеря и его проверки, заключенные по команде «внимание» обязаны были вставать (эта норма в несколько измененном варианте сохранялась до 1997 г. — в новой редакции Правил внутреннего распорядка исправительных учреждений105 подобной формулировки уже нет). В свободное от ра­боты время до отбоя заключенным разрешалось посещение в преде­лах лагпункта медико-санаторных, культурно-воспитательных уч­реждений (больниц, амбулаторий, бань, школ, кружков, библиотек и т. д.) и отдых в бараках. А вот как обстояло дело со свиданиями за­ключенных с родственниками. Таковые разрешались (в расположе­нии лагеря) только при условии выполнения заключенными произ­водственных норм и соблюдения лагерного режима. Свидания за­ключенным с прибывшими родственниками могли быть предостав­лены в свободное от работы время. Предусматривались свидания как в присутствии охраны, так и личные свидания. Заключенным, нахо­дящимся на излечении в стационарах и больницах, свидание разре­шалось в том случае, если они до болезни выполняли производст­венные нормы и соблюдали установленный режим в лагере. Свида­ния предоставлялись 1 раз в 6 месяцев, а в порядке поощрения луч­шим производственникам до 1 раза в 2 месяца. Заключенным, осуж­денным за государственные и иные тяжкие преступления, свидания разрешались только с санкции начальника ГУЛАГа НКВД. По ряду других преступлений — только с разрешения начальника лагеря по обязательному согласованию с 3-м Отделом. Свидания в присутст­вии охраны допускались с письменного разрешения начальника района (отделения) или отдельного лагерного пункта на срок до

105

1998.

Правила внутреннего распорядка исправительных учреждений. М.,

442

Глава 7

8 часов, но не более 2 часов в сутки106. Таким образом, краткосроч­ные свидания могли иметь место в течение четырех суток. Личные свидания (по нынешней терминологии — длительные) предоставля­лись с письменного разрешения начальника управления лагеря только с прямыми родственниками (женой, мужем, родителями, детьми) заключенных на срок не более 5 суток (в последующем дли­тельные свидания были уменьшены до 3 суток, это относится и к настоящему времени). При получении разрешения на свидание за-

А ключенный должен был сообщить своим родственникам о приезде в

-' > лагерь.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что довольно подробно в инструкции регулировались вопросы, связанные с жало­бами и заявлениями заключенных. Указывалось, в частности, что каждый заключенный имеет право подавать жалобы и заявления как в письменной, так и в устной форме. Кроме непосредственного приема жалоб и заявлений администрацией лагпункта, в каждом лагерном пункте должны были быть ящики для жалоб, адресован­ных Народному комиссару внутренних дел Союза ССР, начальнику ГУЛАГа, Прокурору Союза ССР, начальнику лагеря и прокурору по надзору за лагерем. Ящики предписывалось опечатывать печатью Управления лагеря или района (отделения). Они могли вскрываться только доверенными лицами от начальника Управления лагеря, на­чальника района (отделения) или заместителей не менее 1 раза в 5 дней. Жалобы и заявления заключенных, адресованные членам Политбюро, секретарям ЦК ВКП(б), в ЦК ВКП(б), КПК республик, СНК СССР, в Комиссию советского контроля, судебные органы и прокуратуру, а также в органы НКВД и поданные в закрытом виде, надлежало немедленно направлять в Управление лагеря для пере­сылки непосредственно адресатам без ознакомления с содержанием. Должностные лица, допустившие вскрытие таких конвертов, озна-

107

комление с их содержанием, подлежали ответственности .

106 Приказ НКВД СССР №00889 от 2 августа 1939г. об объявлении «Временной инструкции о режиме содержания заключенных в исправитель­но-трудовых лагерях». С. 3-4.

1б> Там же. С. 5.

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики 443

Анализ данной инструкции и сравнение ее содержания с пред­шествующими и последующими подобными нормативными актами показывает, что Временная инструкция о режиме содержания за­ключенных в исправительно-трудовых лагерях 1939 г. не представ­ляется явным выражением административно-командной системы, уже укрепившейся в то время в нашей стране. По этому документу не следует, что в исправительно-трудовых лагерях царили произвол и беззаконие, а заключенные находились в тяжелых бытовых усло­виях. Напротив, в инструкции немало вполне нормальных пенитен­циарных норм, и более того, некоторые из этих норм выглядят даже прогрессивнее, чем в настоящее время. Это, в частности, касается положений о свиданиях, посылках. С точки зрения защиты прав че­ловека не может не вызывать удовлетворения блок норм о жалобах и заявлениях заключенных, в том числе об ответственности должност­ных лиц за недоставку писем заключенным, вскрытие закрытых жа­лоб и др.

В этом смысле выглядит более чем странным решение государ­ственных органов сделать инструкцию совершенно секретной — ведь содержание ее позволяло иметь выигрышный пропагандист­ский тезис о том, что в СССР вполне соблюдается большинство об­щепризнанных пенитенциарных норм.

Однако все становится на свои места, если иметь в виду сле­дующие обстоятельства. Во-первых, большинство норм инструкции, и прежде всего касающиеся прав заключенных, были не более чем декларацией. Здесь положение было аналогично тому, как действо­вавшая Конституция СССР обеспечивала всем гражданам страны фундаментальные права и свободы — красиво изложенные в Основ­ном законе, они в своем большинстве оставались «бумажными». Но если нормы Конституции носили общий характер и их «бумаж-ность» проявлялась не столь заметно, то нормы инструкции, будь они опубликованы для всеобщего сведения, сразу же показали бы свою несостоятельность. Власти, видимо, это хорошо понимали и поэтому предпочли спрятать инструкцию за секретные «нули». Во-вторых, в инструкции содержались и такие нормы, которые все же отражали всесилие в стране административно-командной систе­мы. Речь идет, в частности, о возможности запрета свиданий и пере-

444

Глава 7

•f.

писки заключенных со своими родственниками и в целом предос­тавлении руководителям исправительно-трудовых лагерей достаточ­но большого субъективного усмотрения в определении как условий жизни и труда заключенных, так и в целом их судьбы. В-третьих, данную инструкцию нельзя вырывать из контекста общей уголовно-правовой и пенитенциарной политики советского государства того периода, предполагающей осуждение и направление в исправитель­но-трудовые лагеря за деяния, которые в других странах уже давно Ж были нормальным явлением политической жизни (например, за ту ' же так называемую антисоветскую пропаганду, являвшуюся, по сути, обычной оппозиционной деятельностью). Определяемое ВКП(б) и советской властью отношение общества к «контрреволюционерам» как к врагам народа не могло предполагать гуманное к ним отноше­ние в местах лишения свободы, и в этой связи опубликование инст­рукции вряд ли было бы одобрительно воспринято большей частью

населения.

Практическая деятельность исправительно-трудовых лагерей убедительно показывает, что условия жизни и труда заключенных довольно часто не соответствовали предписаниям рассмотренной Временной инструкции о режиме содержания заключенных 1939 г. В этом смысле данная инструкция не отличается, например, от Ин­струкции смотрителю губернского тюремного замка 1831 г. (а если брать время еще более раннее, — от проекта Устава о тюрьмах Ека­терины II), которая также разительным образом, как мы уже отмеча­ли, отличалась от тюремной действительности.

Обратимся к некоторым примерам. Так, об условиях содержа­ния заключенных на строительстве БАМа могут свидетельствовать приказы по Южному ИТЛ, изданные в 1941 г. под красноречи­выми названиями: «О проведении двухнедельника по ликвидации вшивости среди лагерников», «Об организации команд слабосиль­ных», «О форсировании строительства недостающих и недооборудо­ванных жилых, санитарно-бытовых, хозяйственных и лечебных уч­реждений», «О быте колонии, очистке территории, помещений, уборных, обеспечении лагерников кипяченой водой и ликвидации вшивости», «О проведении санитарно-противоэпидемиологических и лечебно-профилактических мероприятий по борьбе с острыми же-

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики 445

лудочно-кишечными заболеваниями» и др.108 Достаточно много примеров содержится в «Архипелаге ГУЛАГе» А. И. Солженицы­на109, а по свидетельствам В. Т. Шаламова, 90% заключенных не выдерживали норм обыкновенной человеческой морали110 (имеется в виду, что голод и другие трудности пребывания в лагере толкали многих заключенных на подлость, обман и другие низменные по­ступки).

По свидетельству одного из заключенных, побывавшего в Степ-лаге (Джезказган), начальник лаготделения говорил им (период на­чала 1950-х гг.): «Вы народ списанный. Вы в СССР как люди нигде не числитесь»111 (здесь напрашивается аналогия с подобным выска­зыванием начальника тюрьмы периода империи во второй половине XIX в., обращенное к осужденному: «Ты — каторжный! Ты — раб и больше ничего! Ни божеских, ни человеческих прав у тебя нет, вон как у тех быков, что возят мне воду! И ты должен так же беспреко­словно повиноваться, как они»112; как видно, даже в таких бытовых эпизодах наблюдается определенная преемственность пенитенциар­ной политики России).

В одной из докладной записок Наркому внутренних дел СССР Г.Г. Ягоде о состоянии исполнения ссылки в Свердловской области от 1 ноября 1934 г. указывается, что «по системе Наркомлеса поло­жение трудссылки остается тяжелым и напряженным. Главная при­чина тяжелых условий ссылки в лесу заключается в том, что руково­дители мелких организаций недооценивают политические задачи освоения ссылки... В результате безответственного отношения к вы­полнению директив партии и правительственных решений Ураль­ские организации Наркомлеса уже лишились половины спецрабси-

108 Еланцвва О. БАМ: Страницы трудной истории // Карта. 1995. № 7-8. С. 13-22.

109 Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. М., 1991. С. 331 и др.

110 ШаламовВ. Т. Левый берег. М., 1991. С. 66: Дворжецкий В. Я. Пути больших этапов//Воля. 1993. № 1. С. 34-35.

112

Восстание в ГУЛАГе // Простор. 1990. № 3. С. 98.

Мельшин Л. (Якубович П. Ф.) В мире отверженных. Записки бывше­го каторжника. СПб., 1907. С. 211.

446

Глава 7

лы»113. Как видно, внимание акцентируется именно на экономиче­ской стороне дела. Человеческий фактор даже не упоминается. На этом фоне (несколько позже) Енукидзе представляет Сталину проект реформы избирательной системы, что, в свою очередь, стало нача­лом конституционной реформы в стране, при этом закладываются

114 тт «

весьма демократические нормы . Но, как видно, в рассматриваемой нами сфере общественных отношений это было весьма далеко от реальности, ибо и здесь речь шла не об отражении интересов совет-ских граждан, а о том, чтобы за счет указанной реформы получить, по словам Сталина, «политический выигрыш»115.

Но если в отношении указанных авторов имеются определенные сомнения в силу их неизбежной предвзятости, то по поводу ниже­приводимых фактов сомнений быть не может. В частности, прояв­ления произвола по отношению к заключенным, скотские условия содержания в некоторых лагерях доводили многих из них до отчая­ния, и они поднимали восстания, которые жестоко подавлялись. Сведения об этих явлениях в исправительно-трудовых учреждениях длительное время были совершенно секретными, и лишь сравни­тельно недавно стали предаваться гласности многие подробности волнений осужденных в Норильске, Воркуте, Джезказгане и других местах116. Характерно, что абсолютное большинство требований, выдвигаемых восставшими, касались лишь улучшения бытовых ус-

113 114

ГАРФ. Ф. 9479. Оп. 1. Д. 22. Л. 48-49.

' Жуков Ю. Н. Следствие и судебные процессы по делу об убийстве Кирова // Вопросы истории. 2000. № 2. С. 49.

115 Там же. С. 49.

116 См., например: ГАРФ. Ф. 9413. Оп. 1. Д. 158; Л. 48-49; ЦГА Респуб­лики Коми. Ф. 1675. Оп. 1. Д. 1814,1816, 1817; КРГАОПДФ (Коми республи­канский государственный архив общественно-политических формирований). Ф. 392. Оп. 2. Д. 78; Росси Ж. Справочник по ГУЛАГу. 4.1. М., 1991. С. 117-119; Сопротивление в ГУЛАГе/ Материалы конфер. М., 1992; Моро­зов Н. С. Сопротивление в особых лагерях Коми АССР (1953-1955 гг.)// Карта. 1996. № 12.; Рогачев М. Н. Усинская трагедия (январь 1942 г.) // Там же; Макарова А. Норильское восстание// Воля. 1993. №1. С. 68-108; Арсланов А, Трудные вопросы Кенгира// Октябрь. 1990. №12; Маркова Е. В., Волков В. А., Родный А. Н., Ясный В. К. Ученые— узники печорских лагерей ГУПАга // Новая и Новейшая история. 1998. № 1. С. 31 и ДР-

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики 447

ловий содержания и питания117. Представляется, что события, свя­занные с массовыми, в том числе организованными, выступлениями заключенных в исправительно-трудовых лагерях, нуждаются в спе­циальном исследовании; отсутствие таковых и, соответственно, не-эзможность учесть негативный опыт деятельности администрации ГЛ, было, на наш взгляд, в числе причин, приведших к массовым неповиновениям осужденных в местах лишения свободы на рубеже 1990 г., о чем в дальнейшем еще будет сказано.

Весьма наглядно характеризуются условия содержания заклю­ченных в прокурорских документах. Так, в письме прокурора отдела но надзору за местами заключения Прокуратуры Союза ССР Седова 9 августа 1937 г. на имя начальника Ухтопечерского ИТЛ сооб­щалось: «При обследовании жилищно-бытовых условий и питания пюченных 1-го промысла мною в июле 1936 г. было установлено: В большинстве помещений заключенные размещаются тесно, а в гдельных домах и палатках большая скученность, вместо 4-5 че-яовек в комнате 8-9. 2. Койками большинство не обеспечено и спят голых нарах. При обследовании вторично в июле 1937 г. уста­новлено, что указанные нарушения не только не устранены, но вви-увеличения количества заключенных на промыслах до 4500 чело-ек жилищно-бытовые условия, вещевое довольствие резко ухудши-ясь. 1200 заключенных размещены в 9 палатках. В них тесно, эйные нары, постелей нет, спят на голых досках. До 2000 заклю-[генных размещены в 35 деревянных помещениях. В них тесно, гряз-э и много клопов. По всему промыслу обеспеченность постельными эинадлежностями на 40%, вещевым довольствием и верхней одеж-эй на 60%, обувью на 55%, летней одеждой на 70%. Заключенные, эибывшие из других лагерей, почти совершенно раздеты — свыше человек. Кухня и столовая еще в прошлом году требовали капи-тьного ремонта и расширения, но ничего не сделано. Заключенные

117

Росси Ж. Справочник по ГУЛАГу. Ч. 1. С. 117-119; Сопротивление в /ЛАГе / Материалы конфер. М., 1992; Морозов Н. С. Сопротивление в собых лагерях Коми АССР (1953-1955 гг.)// Карта. 1996. №12; Рога-: М. Н. Усинская трагедия (январь 1942 г.) // Там же и др.

Т

!

448

Глава 7

в течение нескольких часов стоят в очереди в столовую по 100-200 человек. Посуда и ложки имеются на 50%» .

После окончания войны также принимались нормативные акты, которые регулировали исполнение наказания в виде лишения свобо­ды в отношении некоторых категорий заключенных и имели секрет­ный характер. Наиболее заметным из них является Инструкция о режиме содержания, трудовом использовании и охране заключен­ных в особых лагерях Министерства внутренних дел СССР 1951 г., утвержденная министром внутренних дел119. В Инструкции указы­валось, что особые лагеря входили в систему ГУЛАГа и являлись местами заключения, предназначенными для содержания осужден­ных к лишению свободы шпионов, диверсантов, террористов, троц­кистов, правых эсеров, меньшевиков, анархистов, националистов, белоэмигрантов, участников других антисоветских организаций и групп и лиц, представляющих опасность по своим антисоветским связям и вражеской деятельности120. Как видно, авторы этого норма­тивного акта не скрывали политической его направленности, и в этом смысле советская власть действовала точно таким же образом, как и правительство периода империи в отношении государствен­ных преступников, заключая их в специальные крепости. Например, содержание ст. 5 Инструкции мало чем отличается от. подобных до­кументов прошлых времен: «В особых лагерях устанавливается строгий режим содержания, призванный обеспечить надежную изо­ляцию, исключающую возможности для установления нелегальных связей с волей и совершения побегов со стороны особо опасных го­сударственных преступников»121. Указывалось также, что заключен­ные особых лагерей не пользуются правом на сокращение сроков наказания и получение других льгот и, кроме того, они должны бы­ли трудоустраиваться на тяжелых физических работах . Как нам представляется, появление такой инструкции отражает последнюю

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики

449

волну репрессий, которая имела место в нашей стране после оконча­ния Великой Отечественной войны и закончилась, как известно, не­завершившимся (из-за смерти Сталина) процессом по «делу врачей». Еще раз подчеркнем, что этот и подобный ему уголовно-исполнительные акты принимались при неотмененном ИТК РСФСР 1933 г., что свидетельствует о грубом нарушении принципа закон­ности.

Следует заметить также, что период развития пенитенциарной системы в нашей стране в 30-е — начале 50-х гг. в литературе осве­щается нередко противоречиво. Так, в учебнике Е. Г. Ширвиндта и Б. С. Утевского (1957 г.) указывается, что хотя до 1954 г. действова­ло Положение об ИГЛ, фактически имел место более жесткий ре­жим, главным образом трудовой, кроме того, заключенные сущест­венно ограничивались в свиданиях и переписке123. 3. А. Астемиров пишет (1975 г.), что в «рассматриваемый период деятельность ИГУ протекала в обстановке широкого применения репрессий и сосредо­точения значительного числа лиц в местах лишения свободы. Среди них было и определенное количество безвинно и несправедливо осужденных или подвергнутых репрессиям во внесудебном порядке. Вследствие этого в ряде ИГУ создавалась неблагоприятная психоло­гическая атмосфера и отрицательная педагогическая среда, что ме­шало делу исправления и перевоспитания подлинных преступни­ков» . Далее он отмечает, что ущемление законности, отклонение от ее «ленинских принципов» прежде всего проявлялось в подмене действующего законодательства ведомственными актами НКВД;

исправительно-трудовое дело теряло свою гласность . Нельзя не отметить, что для середины 70-х гг. это была довольно смелая оцен­ка. В. Т. Шаламов писал, что «лагерь — отрицательная школа жиз-

ни целиком и полностью»

126

118 Архив Ухгопечерского ИТЛ. 1937 г. Д. 4. Л. 2-3.

119 САФ ИЦ ГУВД КК. Д. 205. С. 312-313.

120 Там же. С. 312.

121 Там же. С. 313.

122 Там же.

Ширвиндт Е. Г., Утевский Б. С. Советское исправительно-трудовое право. С. 69.

Астемиров 3. А. История советского исправительно-трудового пра­ва. С. 31.

125 Там же. С. 31.

126 Шаламов В. Т. Левый берег. С. 501.

!53ак. 3272

450

Глава 7

По мнению С. И. Кузьмина, система исправительно-трудовых колоний и лагерей являлась крупным шагом вперед на пути выпол­нения программной установки ВКП(б) о замене тюрем воспитатель­ными учреждениями127. Отмечалось также, что исправительно-трудовая политика 30-40-х гг. не содержала установок на притесне­ние и произвол по отношению к заключенным. В другой работе С. И. Кузьмин приводит данные, когда, например, заключенным в порядке поощрения разрешалось иметь свои кухни, покупать про­дукты питания у частных лиц за пределами лагеря и т. д. (вместе с тем С. И. Кузьмин отмечает, что принимаемые НКВД СССР ведом­ственные нормативные акты во многих случаях значительно уже­сточали режим содержания осужденных, и в целом искривление ис­правительно-трудовой практики мест лишения свободы привело к тому, что ИГЛ 30-50-х гг. дискредитировали социализм, подорвали авторитет государственных мер воздействия на людей, совершив­ших преступления, исказили представление о роли уголовного нака­зания, способствовали росту рецидивной преступности, формирова­нию преступного мира). Даже А. И. Солженицын при всей критике ИГЛ отмечает, что, например, в 1947 г. «посылки не ограничива­лись», свет в камерах был всегда — ив 30-е, и в 40-е гг. А судя по письмам ученого М. Драй-Хмары, отбывавшего лишен/те свободы в ИГЛ Магаданской области в 1936-1938 гг., одежду, белье и обувь он имел «в достаточном количестве», «по выходным дням ходил в тай­гу по ягоды», «обед всегда из трех блюд». Зная о том, в каком бедст­венном положении осталась на Украине семья, он писал: «Я хочу

.- 130

хоть что-нибудь послать вам» .

Вместе с тем можно привести немало свидетельств о жестокости в лагерях. Так, бывший политзаключенный 3. Габайдулин, описы-

127 Кузьмин С. И. Политико-правовые основы становления исправи­тельно-трудовых учреждений. С. 19.

128 Кузьмин С. И. 1) Деятельность исправительно-трудовых учрежде­ний (1936-1960 гг.). М., 1989. С. 11. 2) ИТУ: История и современность// Человек: Преступление и наказание. 1996. №1. С. 50. 3) Уголовно-исполнительное право России / Под ред. А. И. Зубкова. С. 76-83, 125.

129 Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. С. 428.

130 Драй-Хмара М. Записки с Колымы // Звезда. 1998. № 9. С. 158-172.

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики___________451

вая свое пребывание в Краслаге (Красноярский край) в 1949 г., ут­верждает, что «в зоне был страшный произвол со стороны лагерной администрации: заключенных сильно избивали, спали на голых на­рах, на ночь бараки замыкали, кормили очень плохо. Люди умирали от истощения. На работу водили далеко. Труд был каторжный»131.

Несколько иной подход у М. Г. Деткова, полагающего, в частно­сти, что в основе деятельности ИГЛ в качестве главного выступал фактор экономический — получить как можно большую отдачу от использования труда заключенных с минимальными материальны­ми затратами на их содержание (и далее приводится весьма обшир­ный архивный материал, свидетельствующий о фискальных целях государства в отношении лишенных свободы)132. Утверждалось так­же, что в силу диалектической связи и взаимозависимости уголов­ной и исправительно-трудовой политики принципы первой с неиз­бежностью воспринимаются в местах лишения свободы и, следова­тельно, произвол и беззаконие в пенитенциарной сфере были зако­номерным продолжением общегосударственной карательной поли­тики . Аналогичной позиции придерживался и Н. А. Стручков134.

На наш взгляд, создание ИГЛ логически вытекало не только из собственно карательной политики государства, но из изначальной общей стратегической направленности развития советского государ­ства, связанной, как известно, с уничтожением вообще царско-буржуазного государства. Конкретно это как раз и выражалось в ре­прессиях представителей «старого режима» в виде изоляции в ИГЛ. В этом смысле советская власть ничего нового не изобрела: на про­тяжении всех последних веков противники властных кругов неиз­менно подвергались опале, изоляции, гонениям в разных формах (напомним, что ИГЛ вначале предназначались прежде всего для «контрреволюционеров»); другое дело, что в нашей стране репрес-

131 132

Габайдулин 3. Я вам должен сказать... // Воля. 1993. № 1. С. 7.

Детков М. Г. Содержание карательной политики государства... в тридцатые-пятидесятые годы. С. 20, 31, 94 и др.

133 Там же. С. 20-21.

134 Стручков Н. А. Нужна новая концепция исполнения наказаний // Правовые и организационные основы исполнения уголовных наказаний М 1991. С. 22.

Г

452

Глава 7

сии в виде содержания в заключении приобрели невиданные до это­го масштабы.

Факты беззакония в местах лишения свободы в рассматривае­мый период безусловно имели место, об этом свидетельствуют мно­гочисленные публикации, и прежде всего самих бывших заключен­ных135. Однако, как представляется, время, когда делались преиму­щественно однозначные оценки, в зависимости от директивных, обычно конъюнктурных, установок, ушли в прошлое. И в этом смысле работы О. В. Хлевнюка, С. И. Кузьмина, Л. П. Рассказова, М. Г. Деткова, В. М. Кириллова, А. С. Смыкалина, П. Соломона и ' других авторов, где достаточно подробно и на высоком научном уровне исследована деятельность советских ИГУ, в совокупности с архивными и иными материалами позволяют выделить вполне объ­ективные, на наш взгляд, характеристики развития системы ис­полнения лишения свободы в самый, пожалуй, сложный и противо­речивый период, называемый периодом репрессий.

Каковы эти характеристики? Во-первых, это тот совершенно очевидный факт, что верховенство закона как важнейший признак правового государства, в значительной мере утратило свою роль, уступив место нормотворчеству государственных исполнительных органов, и прежде всего ГУЛАГу. Во-вторых, создание JiTJI пресле­довало цель, с одной стороны, и изначально, усилить карательное содержание для «классово-чуждых элементов» и других опасных для общества преступников, а с другой'стороны, использовать сравни­тельно дешевую рабочую силу заключенных для решения народно­хозяйственных задач. В-третьих, содержащиеся в пенитенциарных документах того времени (Положении об ИГЛ 1930 г., НТК РСФСР 1933 г. и др.) нормы сами по себе в целом (за исключением классо­вого признака) были вполне прогрессивны с точки зрения пенитен-

135 Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ; Марченко А. Мои показания. Самиздат, 1968; Побожиг Н. Мертвая дорога// Новый мир. 1964. №8; Ша-ламов В. Т. Левый берег. М., 1989; Фильштинский И. М. Мы шагаем под конвоем. Зарисовки лагерника. М., 1993; Заполярная точка ГУЛАГа. М., 1993; Солоневич И. Россия в концлагере. София, 1936. Репринт, изд. М., 1999 и др.

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики___________453

циарной науки на тот период и преследовали объективно социально полезные задачи, и в этом смысле в них отнюдь не ставилась пред­намеренно цель возмездия в той степени, которая оказалась на прак­тике; определенное возмездие отчасти вытекало из того же классово­го признака и в целом из общей карательной политики государства. В-четвертых, в указанных нормативных актах были заложены по­ложения, определившие на последующие годы, вплоть до настояще­го времени, организационно-педагогические основы исправительно­го процесса в местах лишения свободы. Отметим также, что в целом масштабы применения института наказания в виде лишения свобо­ды значительно возросли.

Как указывалось выше, одной из важнейших особенностей ГУ­ЛАГа является широкомасштабное использование труда заключен­ных. В этой связи на данном вопросе остановимся подробнее.

Прежде всего отметим, что в рассматриваемый период функ­ционирования ГУЛАГа происходит в значительной мере повторение ситуации, которая имела место при Петре I, когда Российское госу­дарство с необычайной активностью начинает использовать (до сте­пени эксплуатации) труд осужденных преступников. В обоих случа­ях это связано с широкомасштабными планами укрепления эконо­мики и строительства крупных объектов, имеющих государственное значение (в XVIII в. автором преобразований был лично сам Петр I, а в период ГУЛАГа — формально коллективное руководство стра­ны, одобрившее планы индустриализации). Для реализации этих планов в огромном количестве требовалась рабочая сила. В силу ее острой нехватки государство и обратило свой взор на лиц, лишен­ных свободы за совершение преступлений.

Как мы уже отмечали, начиная с 1920-х гг., заключенные в мас­совом количестве привлекались к строительству многих крупных народнохозяйственных объектов; акцент вновь смещается к строи­тельному делу, и в этом еще одно сходство с Петровской эпохой. Но на сей раз привлечение заключенных к решению экономических за­дач осуществлялось на идейной основе, заключавшейся в том, что именно труд позволит сбившемуся с пути человеку вернуться к че­стной трудовой жизни в новом социалистическом обществе; данное положение отражено, в частности, в НТК РСФСР 1924 и 1933 гг.

**

"

454

Глава 7

Как подчеркивал П. И. Стучка, один из руководителей Наркомюста: «Тюремное законодательство мы переняли из чисто буржуазного права, но мы все-таки сразу поставили вопрос иначе и сделали уда­рение на трудовых началах»136. Указанная мысль (разумеется, без «социалистической» направленности), как известно, содержалась в пенитенциарных актах периода империи, что мы ранее уже подчер­кивали, и сама по себе она, безусловно, верная. Но дело в том, что привлечение заключенных к труду в советском государстве факти-чески диктовалось иными целями, и прежде всего возможностью использования дешевой рабочей силы в восстановлении и укрепле-*;нии социалистической экономики137. Особенно масштабно это стало проявляться, начиная с 30-х гг., когда управление всеми местами лишения свободы было передано в ведение НКВД, и в деятельности ИГУ начался отход от принципа законности.

Уже с конца 1920-х гг. делались попытки использовать заклю­ченных на предприятиях при местах заключения. Этот вопрос обсу­ждался, в частности, на I Всесоюзном совещании пенитенциарных деятелей в октябре 1928 г. В качестве положительного примера от­мечался тот факт, что ежедневно на производстве было занято 50 тыс. заключенных. Вместе с тем в порядке критики указывалось, что наряду с крупными фабрично-заводскими предприятиями име­лись очень мелкие ремесленные мастерские, а также места лишения свободы, где вообще не было никакой производственной базы. Для примера можно привести положение в доме заключения г. Новороссийска в 1922 г. Там имелись столярная, кузнечная и са­пожная мастерские, что занимало чуть более половины заключен­ных. Остальные работали по обслуживанию дома заключения . В резолюции совещания ставилась задача занять всех осужденных трудом на собственном производстве и внутрихозяйственных рабо­тах и иметь в виду самоокупаемость исправительно-трудовых учре-

136 Советское государство и революция права. 1931. № 7. С. 124.

137 Росси Ж. Из истории советских лагерей// Карта. 1996. №10-11.

С. 58.

138

ЦДНИКК. Ф. 9. Оп. 1. Д. 231. Л. 40-41.

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики

455

ждений. В 1929 г. появился опыт массового использования заклю­ченных на лесозаготовительных работах139.

Однако данное направление — расширение собственной произ­водственной базы — в тот период развития не получило (это про­изойдет, как будет показано, значительно позже, в 60-70-е гг.). Верх взяли иные потребности и трудности советской экономики. Прежде всего следует напомнить о том, что в советском государстве были широко провозглашены планы индустриализации, для реализации которых требовалось огромное число рабочей силы. Для решения этих крупномасштабных задач руководство страны обратило свое внимание на использование дешевого труда лиц, содержащихся в исправительно-трудовых лагерях и колониях. Вспомним, что еще в годы Гражданской войны были организованы концентрационные лагеря и лагеря принудительных работ, предназначенные прежде всего для содержания «классово-чуждых элементов». Эти «элемен­ты» уже тогда частично использовались для выполнения неотлож­ных хозяйственных работ, необходимых государству. В одном из циркуляров ГУМЗ НКВД РСФСР отмечалось, что «рационально по­ставленный труд заключенных должен быть максимально использо-

140

ван» .

В 1928 г. заместитель наркома РКИ РСФСР Н. Янсон в письме к Сталину предложил использовать труд осужденных преступников для освоения отдаленных местностей (тем самым, как нетрудно ви­деть, повторялась политика Московского государства и Российской империи). Большое место в письме отводилось обоснованию исполь­зования заключенных на земляных работах, стройках, заготовке ле­са. Предлагалось развернуть лагеря (в тексте письма они обозначены как «экспериментальная емкость») с общим числом наполнения до 1 млн человек. Эта инициатива была положительно воспринята Ста­линым, Янсон был назначен Наркомом юстиции РСФСР и возгла-

Росси Ж. Из истории советских лагерей// Карта. 1996. №10-11. С. 164-165.

140

ГАРФ. Ф. 4042. Оп. 1. Д. 13. Л. 10.

456

Глава 7

вил комиссию для выработки предложений по использованию труда заключенных141.

27 июня 1929 г. Политбюро, как указывалось ранее, рассмотрело

/- 142

этот вопрос и одобрило идею использования труда заключенных . В дальнейшем Политбюро неоднократно возвращалось к вопросу о трудоиспользовании заключенных. Так, 10 декабря 1929 г. был об­сужден вопрос «Об использовании заключенных на Сахалине». Ко­миссии Янсона было поручено выработать соответствующее реше­ние143. В дальнейшем тезис о необходимости обязательного трудоис-пользования заключенных на сооружении различных объектов и других работах, необходимых экономике страны, будет периодиче­ски повторяться на самых разных государственных уровнях. На­пример, на шестом съезде Советов СССР В. М. Молотов, бывший тогда главой советского правительства, говорил так: «Мы делали это (использовали труд заключенных. — И. У.) раньше, делаем теперь и будем делать впредь. Это выгодно для общества. Это полезно для

144

преступников» .

В апреле 1930 г. был принят 5-летний план развития лесной промышленности европейского Севера РСФСР (экспорт леса давал валюту, необходимую для реализации грандиозных планов индуст­риализации). Правительство поставило перед НКВД, ВСНХ, народ­ным комиссариатом труда и оргкомитетом Северного края задачу — привлечь заключенных для обеспечения высоких темпов заготовки древесины145. С этой целью в мае 1928 г. ВЦИК и СНК РСФСР при­нимается решение, согласно которому принудительные работы должны были отбываться на предприятиях, стройках, лесоразработ­ках и т. д., как правило, бесплатно146. А с ноября 1929 г. пригово-

Стручков Н. А. «Зона», приоткрытая для критики // Коммунист. 1989. № 18. С. 89; См. также: Наше Отечество. Т. 2. С. 236.

142 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 746. Л. 2-11.

143 Там же. Д. 768. Л. 6.

144 Доклад В. М. Молотова на шестом съезде Советов СССР // Извес­тия. 1931. 9 марта.

145 Кузьмин С. И. Политико-правовые основы становления и развития исправительно-трудовых учреждений. М., 1988. С. 48.

146 СУ РСФСР. 1928. № 57. С. 426.

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики

457

ренные к лишению свободы на срок свыше трех лет должны были отбывать наказание не в общих местах заключения, а в исправи­тельно-трудовых лагерях ОПТУ147, что вытекало из соответствующе­го решения Политбюро, на что ранее уже обращалось внимание. За­тем с ломкой нэпа и в связи с очевидностью для государства эконо­мической выгоды использования труда заключенных стало увеличи­ваться число лагерей, подчиненных ОПТУ. Количественный рост содержащихся в лагерях ОПТУ был обусловлен также изменением судебной практики.

Следует заметить, что сосредоточение вопросов трудового ис­пользования заключенных в ОПТУ было не случайным. Дело в том, что до реорганизации мест заключения ОПТУ уже имело опыт ис­пользования заключенных для решения народнохозяйственных за­дач. Так, еще в начале 20-х гг. в Архангельской губернии были ор­ганизованы Холмогоро-Пертолинские концентрационные лагеря ОПТУ, осенью 1923 г. передислоцированные на Соловецкие острова в Белом море и получившие название СЛОН (Соловецкие лагеря особого назначения). С первых же дней перед лагерями была по­ставлена задача создать базу для трудоиспользования заключенных. Оставшееся от Соловецкого монастыря хозяйство было почти пол­ностью уничтожено пожаром в начале лета 1923 г. Силами заклю­ченных были заново построены кирпичный, механический и коже­венный заводы, несколько совхозов; велись также лесоразработки и торфоразработки. Определенная часть заключенных привлекалась для лесозаготовительных и дорожных работ на территории Карелии. Указанные работы финансировались государством. А с 1927 г. Со­ловецкие лагеря перешли на самоокупаемость148. На 1 октября этого года общее число заключенных Соловецких лагерей (на островах и в лагерных пунктах на материке) достигло 12 896 человек, подавляю­щая часть которых состояла из «социально-вредных и опасных эле­ментов» и осужденных за «шпионаж, контрреволюцию и преступле-

147 СЗ РСФСР. 1929. № 72. С. 786.

148 Становление советского исправительно-трудового права (октябрь 1917-1925 гг.). Рязань, 1983. Вып. 1. Ч. 1. С. 13-14.

458

Глава 7

ния против порядка управления»149. ОПТУ активно пропагандиро­вало работу своего детища. В издаваемых по его инициативе газете «Новые Соловки», журнале «СЛОН» писалось о том, как хорошо живут, работают и перевоспитываются заключенные. Об этом же поведал в начале 30-х гг. документальный фильм о СЛОНе, который

« нп

демонстрировался по всей стране .

Опыт СЛОНа использовался ОПТУ для создания других лаге­рей. Приказом ОПТУ от 25 апреля 1930 г. ставились задачи органи­зации новых лагерей в Сибири, на Севере, Дальнем Востоке и в Средней Азии. Первая их группа появляется в 1929 г. в бассейне рек Печора, Воркута, Ухта. 5 августа 1929 г. было образовано Управле­ние Северных лагерей Особого назначения ОПТУ в г. Сольвычегодске. В это Управление входили: Севитлаг, Котлас­ский, Усть-Вымский, Пинюгинский, Сыктывкарский лагеря с общей численностью заключенных 35511 человек. Перед руководством этих лагерей ставились, в частности, задачи освоить силами заклю­ченных природные богатства Северного края — добычу угля в бас­сейнах рек Печора и Воркута, нефти в Ухте, разработку лесных мас­сивов . Затем были созданы Вишерский ИГЛ (Пермская область), Казахстанский ИГЛ, Темниковский ИГЛ (Мордовская область), Свирский ИГЛ (Ленинградская область), Кунгурский №ГЛ (Урал), Северовосточный ИГЛ (Дальний Восток) и др.152 Особую извест­ность приобрели созданные несколько позже Беломоро-Балтийский ИГЛ (Карелия) — для строительства Беломоро-Балтийского канала; Дмитровский ИГЛ (Московская область) — для сооружения канала Москва — Волга; Байкало-Амурский ИГЛ для строительства желез-

\

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики___________459

I

ной дороги153. В дальнейшем лагеря реорганизовывались — в зави­симости от стоящих перед ними производственных задач. Так, Ухт-печлаг в 1938 г. был разбит на 4 самостоятельных лагеря: Воркуто-Печорский, Ухто-Ижемский, Северный железнодорожный и Усть-

«154

Вымскии .

Вся эта работа велась в соответствии с партийными и прави­тельственными решениями. Так, постановлением СНК СССР от 11 июля 1929 г. на ОПТУ была возложена задача «развития хозяй­ственной жизни наименее доступных, но наиболее трудных для ос­воения обладающих огромными естественными богатствами окраин нашего Союза, путем использования труда изолируемых социально опасных элементов, колонизации ими малонаселенных мест» (как видно, содержание данного документа мало чем отличается от при­водимых нами ранее указов Петра I по этим же вопросам). На 21 августа 1934 г. в ГУЛАГе было 12 укрупненных Управлений ис­правительно-трудовых лагерей, образованных либо по географиче­скому признаку (например, Дальневосточный ИГЛ, Сибирский ИГЛ и др.), либо по объекту строительства (например, Байкало-Амурский ИГЛ, Дмитровский ИГЛ и др.)156.

Нередко складывалась практика, когда отраслевые народные комиссариаты вынуждены были обращаться за помощью к НКВД для решения своих задач. Характерной в этом отношении была си­туация, связанная со строительством Норильского комбината. Гео­логическая разведка показала, что под Норильском находится самое богатое в СССР никеле-кобальтовое месторождение. Однако его ос­воение, учитывая отдаленную расположенность за Полярным кру­гом, представлялось чрезвычайно сложным делом. Наркомат тяже­лой промышленности, в ведении которого находилась отрасль, прак­тически отказался от выполнения необходимых работ. Нарком

150

ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 2918. Л. 3-6.

Филимонов М. Глазами очевидца // Сборник материалов по пере­воспитанию осужденных. 1957. № 5. С. 59-61.

"" Кузьмин С. И. Крестные отцы ГУЛАГа // На боевом посту. 1991. № 7.

151

С. 61.

152

Кириллов В. М. История репрессий в нижнетагильском регионе Ура­ла. 1920-1950-е годы. Ч. 1. Нижний Тагил. 1996. С. 5-6.

153 Хлевнюк О. В. Принудительный труд в экономике СССР // Свобод­ная мысль. 1992. № 13; Кузьмин С. И. Крестные отцы ГУЛАГа // На боевом посту. 1991. № 7 и др.

154 ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 1а. Д. 22. Л. 67.

155 Кузьмин С. И. ИТУ: История и современность // Человек: Преступ­ление и наказание. 1996. № 2. С. 59.

156 ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 1 а. Д. 5. Л. 27.

460

Глава 7

Г. К. Орджоникидзе направил в ЦК ВКП(б) на имя Сталина письмо, в котором говорилось: «Учитывая особые трудности в проведении изыскательских и исследовательских работ, осуществлении строи­тельства и освоении производства в условиях заполярного круга, а также колоссальный опыт ОПТУ в осуществлении сложнейших строительств в крайне тяжелых условиях, Наркомтяжстрой полагает целесообразным организацию работ и предприятие поручить ОПТУ на базе специального лагеря». Так и было сделано157. Указанный процесс создания промышленных ИГЛ сопровождался крупными организационными неувязками, неустройством быта заключенных, слабым обеспечением специалистами, низким уровнем профессио­нальной подготовки рабочих. Крайне жесткие сроки, устанавливае­мые на организацию лагерей и выполнение соответствующих работ, с неизбежностью вызывали пренебрежение к здоровью заключен­ных: в лагерях повсеместно отмечались низкие темпы работ, кото­рые требовали, как правило, тяжелого физического труда. Вместе с тем отдельные стройки, имевшие первостепенное значение, оснаща­лись современной по тому времени техникой; для подготовки соот­ветствующих специалистов организовывались курсы машинистов, экскаваторщиков, трактористов, железнодорожных мастеров, слеса­рей и т. д.158 По мнению В. М. Кириллова, уже в 30-*гг. ГУЛАГ превратился в крупнейшую производственную организацию страны. Его деятельность распространялась на 17 отраслей народного хозяй­ства, тяжелую и металлообрабатйвающую, лесную и черно-металлургическую, топливную и рыбную промышленность, сельское хозяйство, капитальное строительство, дорожное и аэродромное строительство, транспорт и т. д.159 Бюджет ГУЛАГа исчислялся мил­лиардами рублей.

Эксплуатация труда заключенных позволяла получать огромные прибыли, обходясь при этом сравнительно небольшими государст­венными дотациями на содержание исправительно-трудовых лаге­рей. Этому способствовало принятое в 1937 г. решение об увеличе-

157 158

159

ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 1. Д. 30. Л. 43. ГАРФ. Ф. 9489. Оп. 2. Д. 30. Л. 90. ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 374. Л. 172..200.

как феномен советской пенитенциарной политики

461

нии продолжительности рабочего дня для заключенных с 8 до 11,5 часа160. Например, по плану 1940 г. бюджет ГУЛАГа составлял

7 млрд 864 млн руб., его доходная часть — 7 млрд 375 млн руб. Таким образом, государство покрывало его расходную часть в объе­ме 488 млн руб. В докладной записке, обосновывающей бюджет, говорилось, что ГУЛАГ имеет от государства только такие ассигно­вания, которые получает любая другая хозяйственная организация.

8 документе утверждалось также, что если бы не производственная деятельность лагерей, то расходы на содержание заключенных со­ставили бы 3 млрд руб. в год. При этом производственные планы составлялись в соответствии с пятилетними планами развития СССР162 (по данным С. И. Кузьмина, это началось с 1931 г.163).

Изложенное показывает, что в экономике нашей страны 20-40-х гг. доля в ее развитии, приходящаяся на НКВД, была чрезвычайно вы­сока. Как и в Петровскую эпоху, места отбывания лишения свободы определялись, исходя прежде всего из расположения строительных объектов и предприятий, т. е. из экономических соображений. О принципе отбывания наказания в районе места жительства в рас­сматриваемый период не было и речи. В приказе НКВД СССР от 17 марта 1940 г. подчеркивалось, что задачей исправительно-трудовых лагерей и колоний, наряду с изоляцией преступников, является наи­более эффективное и рациональное использование труда заключен-

ных

164

Первой великой стройкой заключенных стал Беломорканал. Для его постройки при Совете Труда и Обороны был учрежден так назы­ваемый Особый комитет по сооружению Балтийско-Беломорского водного пути. 3 июня 1930 г. было решено «при определении стои­мости работ... учесть возможности привлечения уголовного труда к

160 Кириллов В. М. История репрессий в Нижнетагильском регионе Урала в 1920-1950 годы. Ч. 1. С. 67.

161

162

ГАРФ. Ф. 9414. On. 1. Д. 374. Л. 175. Там же.

163 Кузьмин С. И. Исправительно-трудовые учреждения в СССР (1917-1953гг.). С. 90

164 Детков М. Г. Содержание карательной политики... в тридцатые-пятидесятые годы. С. 31.

Г

462

Глава 7

УЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики

463

этим работам»165. В связи с этим «при проектировании стройки было уделено большое внимание удешевлению всех сооружений и доведе­нию до минимума расхода дефицитных привозимых материалов»166. По указанию Сталина канал длиной в 227 км должен был быть по­строен за двадцать месяцев — с сентября 1931 г. по апрель 1933 г. (для сравнения: Панамский канал длиной 80 км строился 28 лет, Су­эцкий канал длиной 160 км — 10 лет). Нужно также учесть, что на сооружение Беломорканала не было выделено валюты, и вообще * ОПТУ должно было обеспечить строительство канала без лишних •** Щ материальных издержек167. В апреле 1932 г. заместитель председате-«! ля ОПТУ Ягода и заместитель председателя Верховного Суда СССР Катаньян утвердили «Положение об особых правах начальника ГУ-ЛАГа тов. Когана Л. И. и помощника начальника ГУЛАГа тов. Ра­попорта Я. Д. на строительстве Беломоро-Балтийского водного пути, выполняемого силами заключенных». В соответствии с Положением им предоставлялось право в административном порядке единолично увеличивать срок заключения в лагерях лицам, нарушающим уста­новленный порядок и дисциплину. Перечень включал 15 конкрет­ных нарушений. Вместе с тем допускалось применение такой меры и за иные проступки.

К 1 мая 1932 г. на строительстве канала было занято 100 тыс. рабочих, из которых 60 тыс. размещалось в бараках. Остальные жи­ли в палатках и иных постройках временного типа168. Без современ­ной техники, без достаточного материального обеспечения руково­дство стройкой добилось от заключенных освоения «по многим объ­ектам... норм выработки, превышающих единые всесоюзные нор­мы»169. Уже в мае 1933 г. Ягода докладывал Сталину о готовности Беломорканала. В июле этого же года Сталин, Ворошилов и Киров совершают прогулку на катере по новому рукотворному водному

165

ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 1806. Л. 4-11. 100 Там же. Л. 48.

167 Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ// Новый мир. 1989. №10. С. 112.

168 ГАРФ. Ф.9414. Оп. 1. Д. 1806. Л. 50.

169 Там же. Л. 50-51.

пути, а чуть позже туда приехали писатели и журналисты для озна­комления с чудом социалистической экономики. Они беседуют с за­ключенными, которые, конечно же, хвалят партию и великого вождя за предоставленную им возможность искупить свою вину ударным трудом на великой стройке, с руководителями сооружения объекта, совершают прогулки по каналу. В результате этой поездки 36 писа­телей (среди них М. Горький, В. Катаев, Вс. Иванов, В. Инбер, А. Тихонов, А. Толстой, М. Зощенко и др.) поведали читателям со­ветской страны о необычайно высоких темпах роста социалистиче­ской экономики, об ударном труде производственников на сооруже­нии канала, об ущербности европейско-американского капитализма, о героических усилиях чекистов по организации работ и по «пере­ковке» заключенных. О недостатках, разумеется, ничего не говори­лось. Пенитенциарная политика государства не ставилась под со­мнение (говоря об этом, мы не имеем в виду обличать писателей и других общественных деятелей за то, что они не говорили всей правды — это была их позиция, их выбор).

В связи с окончанием строительства Беломоро-Балтийского вод­ного пути ВЦИК СССР постановил досрочно и без всяких ограниче­ний освободить значительное число заключенных, «особо проявив­ших себя ударниками, имеющих особые заслуги по указанному строительству». ОПТУ, в свою очередь, направило всем полномоч­ным представительствам ОПТУ и начальникам краевых, областных управлений рабоче-крестьянской милиции циркуляр, в котором предписывалось не допускать в отношении этой категории лиц и членов их семей «никаких ограничений... в их правовом отношении только за прошлую судимость»170.

В период сооружения канала администрация использовала раз­личные методы повышения эффективности выполняемых работ: со­ревнование между бригадами, трудколлективами, шлюзами. Объяв­лялись всеобщие дни рекордов. Этому способствовала и изощренная пропагандистская кампания по восхвалению государственной пени-

170 Циркуляр ОГПУ о досрочном освобождении заключенных Белбалт-лага — ударников строительства Беломоро-Балтийского водного пути (№ 87 от 5 июля 1933 г.).

Г

464

Глава 7

тенциарной политики, что характерно для начала 30-х годов. Ти­пичнейшим пропагандистским роликом был и художественный фильм «Заключенные» о быстром и чудодейственном превращении преступников в передовых строителей нового общества. По воспо­минаниям одного из заключенных, на строительстве Беломорканала нередко выступали досрочно освобожденные «передовики», которые «по бумажке» читали заявления, подобные следующему: «Я всю жизнь воровал, из тюрем не вылезал, и вот спасибо Советской вла-сти, спасибо товарищу Сталину, которые научили меня честно тру-диться и стать полезным человеком. Я решил остаться в родной бри-.гаде еще на месяц, чтобы доказать всем гадам, врагам народа, что никакие их вредительства не помешают нам, рабочему классу, ус­пешно выполнить план и закончить великую стройку коммуниз­ма— наш родной Беломорканал! Я призываю всех не терять бди­тельности и разоблачать вредителей, которые и здесь притаились и хотели сорвать наши планы. Да здравствует товарищ Сталин! Да здравствует наш начальник стройки, товарищ Рапопорт!»171 (учтем при этом, что всеобщий трудовой энтузиазм, охвативший значи­тельную часть населения нашей страны по поводу перспектив свет­лого будущего, очевидно, в определенной мере все же имел место и среди заключенных). .

Другая «великая» стройка, сооруженная в основном силами за­ключенных, имела место на Востоке нашей страны. В апреле 1932 г. СНК СССР поручает наркомату путей сообщения соорудить к концу 1935 г. Байкало-Амурскую магистраль (БАМ). Начальником строи­тельства был назначен С. В. Мрачковский (в 1933 г. на эту долж­ность был назначен Н. А. Френкель)172. К середине 1932 г., когда нереальность поставленной задачи стала очевидной, начала обсуж­даться идея свертывания строительства. Но в октябре этого года был найден иной выход из положения — передача строительства БАМа из подчинения НКПС в ведение НКВД173. В соответствии с приказом

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики 465

ОПТУ от 10 ноября 1932 г. началось формирование Байкало-Амурского исправительно-трудового лагеря. Были созданы Бушуй-ский, Зейский, Норский, Ушумунский, Усть-Ниманский и другие лагпункты, разбросанные на многие сотни и даже тысячи километ­ров. Численность заключенных в этом огромном подразделении ГУЛАГа стремительно росла: в январе 1933 г. насчитывалось не­сколько тысяч человек, в декабре 1933г.— 62 тыс., в 1934г.— 117 тыс., во второй половине 1935 г. — уже более 190 тыс.174 Эше­лоны заключенных со всех концов страны направлялись на БАМ-ЛАГ. Среди прибывших в некоторых эшелонах было до половины разутых и раздетых; многие приезжали с признаками истощения и малокровия. Но и на месте, т. е. на БАМЛАГе, их ждала не лучшая участь. Об этом свидетельствуют, например, сохранившиеся заметки начальника управления НКВД СССР по дальневосточному краю Т. Д. Дерибаса, который в августе 1934 г. побывал на строительстве железной дороги. Он, в частности, писал: «Первое, что бросается в глаза, — это совершенно нечеловеческие условия труда». Корчевку мелкого кустарника, пней люди вели «голыми руками и босыми но­гами, и без рубашек, в одних трусах без единой рукавицы»175.

Естественно, в таких условиях люди гибли в массовом порядке, однако это обстоятельство не сдерживало поступление заключенных на сооружение железнодорожного пути. Так, только в течение трех месяцев (конец 1937 — начало 1938 гг.) БАМЛАГ принял около 120 тыс. заключенных176. НКВД вел работу и по заселению и созда­нию сельскохозяйственной базы в районах Байкало-Амурской маги­страли. В третьей пятилетке по принятым планам предстояло рассе­лить 83 800 сельских семей. Условия работы заключенных, как от­мечалось, часто были очень суровыми.

На фоне тяжелых условий жизни и работы в значительной мере лицемерным выглядело стремление стимулировать труд осужденных посредством идеологических лозунгов. Так, в «Строителе БАМа»

171 172

173

Дворжецкий В. Я. Пути больших этапов // Воля. 1993. № 1. С. 38. ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 57. Д. 25. Л. 141.

' Еланцева О. П. БАМ: Малоизвестные страницы истории 30-х годов // Известия ЦК КПСС. 1991. № 8. С. 144-145.

174 Еланцева О. П. Кто и как строил БАМ в 30-е годы // Отечественные архивы. 1992. № 5. С. 72.

175 Там же. С. 147.

176 ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 15. Л. 216.

466

Глава 7

(орган культурно-воспитательной части и штаба 5-го отделения БАМЛАГа) № 18 от 19 марта 1934 г. был опубликован призыв к за­ключенным бороться за звание значкиста «Лучшему ударнику Бай­кало-Амурской магистрали», идти «в бой за переходящее Красное знамя». О значении подобной идеологической работы свидетельст­вует то обстоятельство, что положение о нагрудном знаке было ут­верждено Президиумом ЦИК СССР177.

В приказе № 6 по Строительству БАМ ЛАГ ОПТУ от 19 марта

А 1934 г. следующим образом описывались условия получения этого

г'Д нагрудного значка:

*•. «Президиумом ЦИК СССР утверждено положение о нагрудном значке "Лучшему ударнику Байкало-Амурской магистрали".

1. Данный нагрудный значок выдается за Ударную самоотвер­женную работу по строительству Байкало-Амурской ж.д.

2. Правом на получение этого значка пользуются заключенные Байкало-Амурских исправительных лагерей ОПТУ, проявившие вы­сокую производительность труда, давшие образцовое качество, при­меры дисциплинированности и участвующие в общественной рабо-

те»178.

В «Строителе БАМа» указывалось, что «только путем честного и энергичного отношения к работе, примерным дисциплинированным поведением можно заслужить почетное звание значкиста. Новые прибывающие к нам путармейцы (на строительстве водных каналов заключенных называли, как известно, каналоармейцами; вполне ве­роятна версия о том, что сочетание слов "заключенный каналоарме-ец" и привело к сокращенному "ЗЭКА", а затем — "ЗЭК", "ЗЕК". — И. У.) — запомните, что путь к получению этого значка — это путь трудового исправления. Самоотверженный ударник, примерный ла­герник, хороший общественник — вот кто достоин этого значка. Пу­тем широко развернутого трудсоревнования и ударничества, путем перевыполнения производственных планов бороться за высокое зва­ние значкиста— задача каждого ударника путармейца. ЛУЧШАЯ

ГУ ЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики 467

СЛАВА, ЛУЧШИЙ ПОЧЕТ— ТОМУ, КТО ЗАСЛУЖИТ ЭТОТ ЗНАЧОК!»179

Нужно признать, что организация трудсоревнования формально была поставлена на высоком уровне. В частности, регулярно печата­лись сводки с «фронта скальных работ» и с других производствен­ных «фронтов», указывались бригады и отдельные путармейцы, за­носимые на «красную доску». Была и «черная» доска, куда заноси­лись нарушители; например, в том же номере «Строителя БАМа» сообщалось, что «заносятся на ЧЕРНУЮ ДОСКУ воспитатель ТКАЧЕНКО и КУПРИЯНОВ, лишенные значка ударника за пьянст­во, картежную игру и разложение работы ф-ги (фаланги — произ­водственного подразделения. — И. У.) № 10».

По объектам БАМлага разъезжали многочисленные агитбрига­ды, в репертуаре которых было много четверостиший, подобных следующему:

Строим, клинья вбивая в таежные дали. Строим БАМ и вторые пути, Чтоб тому, что сказал на семнадцатом Сталин, Нам быстрее, чем в пять подойти180.

Был даже сочинен «Марш фалангиста», который часто испол­нялся во время концертов, митингов и других подобных мероприя­тий. Вот его текст:

Вставай, боец, пойдем, боец, на трассу Атаковать рекордом новый план. Уложим в новый километр насыпь И приведем к победе строй фаланг.

Припев:

(На трассу! На трассу! На трассу! Лопату, кирку и бур... Мы вывезем тачкой на насыпь Рекорды своих кубатур.)

177 ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 42. Д. 121. Л. 27.

178 Там же. Л. 42.

179 180

С. 18.

Строитель БАМа. 1934. № 18.

Еланцева О. БАМ: Страницы трудной истории // Карта. 1995. № 7-8.

\

468

Глава 7

'"'"-

Труд — дело чести, доблести и славы

Перекует и переплавит нас.

Боец путей получит крепкий навык

Могучих темпов и ударных трасс.

Мы поведем товаров караваны

В далекий путь, в таежный край глухой,

В далекий путь навстречу океану

И нам тайгу откроет путь второй.

Грохочет гром орудий на востоке.

Будь начеку, Советская страна,

Дадим тебе в невиданные сроки

1 81

Вторых путей стальные провода .

Культурно-воспитательная работа среди заключенных на строи­тельстве БАМа также отличалась достаточно высокой активностью. Так, только за 1933-1934 гг. театр БАМлага поставил 226 спектак­лей, дал 195 концертов и более 60 представлений кукольного театра. В частности, ставилась комедия В. Шкваркина «Чужой ребенок», «Чудесный сплав» Киршона, «Слуга двух господ» К. Гольдони, «Моцарт и Сальери» А. Пушкина182.

Перед наркоматом внутренних дел и соответственно ГУЛАГом стояла задача не просто использовать «государственно-необхо­димый» труд заключенных на строительстве стратегически важного для государства объекта, но и обеспЪчить высокую его организацию и результативность. Для этого требовались специалисты, и в доста­точно большом количестве. НКВД, конечно же, сумело сделать так, чтобы такие специалисты, будучи осуждены, оказались на стройке в качестве заключенных. Это касается, в частности, специалиста по мостам и гидротехническим сооружениям А. К. Рождественского, инженеров П. Н. Верховского, А. В. Дели и др.183 Вместе с тем спра­ведливости ради следует отметить, что особо ценным специалистам

181 Там же. С. 19.

182

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики 469

из числа заключенных позволялись отпуска и даже отдых на курор­тах за счет БАМлага, но, разумеется, это были единичные случаи184.

Поскольку сроки строительства не выдерживались, то партийно-советскими органами были приняты решения, отодвигающие окон­чание строительства. Байкало-Амурская магистраль стала называть­ся рельсовым путем от Тайшета до Советской Гавани протяженно­стью почти пять тысяч километров, а окончание строительства было

определено 1945 г.185 Но и этот срок не был выдержан.

Заключенные использовались и на многих других объектах. Так, во второй половине 30-х гг. началось сооружение крупнейших цел­люлозно-бумажных комбинатов — Архангельского и Соликамского. На Ухтопечорский ИГЛ возлагались задачи по строительству шахт, добыче угля, нефти, газа, прокладке железной дороги и т. д. В тече­ние 1937-1939 гг. этот ИГЛ должен был обеспечить добычу 950 тыс. т нефти, 1550 тыс. т угля, проложить 7552 км железнодо­рожных путей. Сотни тысяч заключенных трудились на сооружении объектов и работали на предприятиях горно-металлургической, зо­лотодобывающей, топливной, химической и других отраслей народ­ного хозяйства. По сути дела, ГУЛАГ был по масштабам своей дея­тельности полиотраслевым народнохозяйственным ведомством. Кроме того, рабочая сила из числа заключенных поставлялась для 38 наркоматов.186 Значительное число заключенных трудилось на сооружении Северо-Печорской железнодорожной магистрали, строительство которой было признано необходимым постановлени­ем Политбюро ЦК ВКП(б) от 9 мая 1940 г.187 Этим же постановле­нием решено было расширить угледобычу, где также должны были работать заключенные188. Таких примеров можно приводить множе­ство.

Там же.

183 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 926. Л.26.

164

С. 17.

185 186

С. 169.

187 188

Еланцева О. БАМ: Страницы трудной истории // Карта. 1995. № 7-8.

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 999. Л. 88-90.

Уголовно-исполнительное право России / Под ред. А. И. Зубкова.

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1023. Л. 62-64. Там же.

Т

'•ИИ) .•

1

470

Глава 7

Руководство ГУЛАГа имело возможность в огромных количест­вах не только «добывать» рабочую силу, но и закреплять ее на своих стройках и предприятиях. С этой целью отбывшим наказание на строительстве предприятий предлагалось остаться на работах, а вза­мен давалась справка о снятии судимости. В то время без этой справки человек испытывал немало ограничений. Нередко случалось так, что человек, отбыв наказание, не мог покинуть гулаговскую ор» биту189. Так, согласно приказу НКВД СССР от 29 марта 1935 г. «лиц... отбывших меру социальной защиты в исправительно-. трудовых лагерях НКВД СССР, в случае, если их семьи выселены в \ трудпоселки (а выселять их могли потому, что член семьи находился в лагере. — И. У.), по отбытию срока изоляции не освобождать, а направлять в трудпоселки на соединение с семьями, независимо от

190

того, являются они ударниками или нет» .

Принудительный труд в предвоенные годы имел огромные мас­штабы. Р. Конквест дает следующие данные о заключенных по ви­дам работ в 1941 г.: лесоповал— 400 тыс.; горно-шахтные рабо­ты — 1 млн; сельское хозяйство — 200 тыс.; изготовление лагерного инвентаря — 600 тыс.; строительство — 3 млн 500 тыс.191 Примерно такие же цифры дают М. Геллер и А. Некрич. У них, правда, отсут­ствуют 600 тыс. заключенных, изготавливающих лагерный инвен­тарь. Зато есть дополнительная графа — поставка заключенных по договорам предприятий — 1 млн человек192. Миллионы осужден­ных, таким образом, были брошены на решение планов форсиро­ванной индустриализации. Они были нужны и для поддержания на­пряжения страха (без которого административно-командная система не может функционировать), и для ударного строительства важней-ших народнохозяйственных объектов, где в основном и использова­лась эта дешевая рабочая сила. Однако этот «дешевый» метод реше-

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики

471

189 Рассказов Л. П. Карательные органы в процессе формирования и функционирования административно-командной системы в советском госу­дарстве. Уфа, 1994. С. 269.

190 ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 12. Д. 130. Л. 36.

191 Конквест Р. Большой террор. Рига. Т. 2. С. 117.

192 Геллер М., Некрич А. Утопия у власти. Лондон, 1989. С. 344.

ния крупных государственных экономических задач весьма дорого обошелся нашему обществу: сотни тысяч советских граждан в жер­новах ГУЛАГа погибли, миллионы были искалечены193.

Экономический фактор в организации деятельности мест лише­ния свободы стал еще более значимым в годы Великой Отечествен­ной войны. В этот период основной задачей ГУЛАГа было уком­плектование ИГЛ и НТК заключенными, занятыми на строительстве важнейших предприятий оборонного значения. Не менее важная за­дача состояла в поддержании у заключенных необходимой работо­способности. К 1944 г. «спецконтингент» привлекался к работам на 650 предприятиях страны и принимал непосредственное участие в выпуске танков, самолетов, пушек, боеприпасов и другой военной продукции . С началом войны ГУЛАГ направил на укрепление экономического потенциала почти 2 млн заключенных, из них в промышленность— 310 тыс. человек, лесную промышленность — 320 тыс., горно-металлургическую промышленность— 171 тыс., строительство железных дорог— 448 тыс., аэродромное и шоссей­ное строительство— 268 тыс., строительство оборонительных со­оружений — 200 тыс. человек. Наиболее значительными сферами в производстве чисто военной продукции заключенными были выпуск мин, гранат, авиабомб, запалов, спецукупорки для боеприпасов

~ 19S

средств связи и других изделии .

Об экономической роли ГУЛАГа в годы войны имеются, поми­мо указанных выше, достаточно обширные и подробные публика­ции , в связи с чем мы не считаем необходимым более детально останавливаться на этом периоде (здесь же заметим, что практиче-

Рассказов Л. П. Карательные органы в процессе формирования и функционирования административно-командной системы в советском госу­дарстве. Уфа, 1994. С. 274.

194 Кузьмин С. И. От ГУМЗа до ГУИНа. С. 11.

Кириллов В. М. История репрессий в нижнетагильском регионе Ура­ла 1920-1950-е годы. Нижний Тагил, 1996. Ч. 2. С. 29.

196 Земское В. А., Земское В. Н. Вклад заключенных ГУЛАГа в победу в Великой Отечественной войне// Новое и Новейшее время. 1996. №5. С. 130-150; ГУЛАГ в годы Великой Отечественной войны// Военно-исторический журнал. 1991. № 1. С. 15-25 и др.

г

472

Глава 7

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики

473

ски во всех публикациях за основу берется один документ — «Док­лад о работе Главного управления исправительно-трудовых лагерей и колоний НКВД СССР за годы Отечественной войны», составлен­ный начальником ГУЛАГа В. Наседкиным по указанию Л. Берии

17 августа 1944 г.197).

В годы войны производственная структура исправительно-трудовых учреждений принципиальных изменений не претерпевала. По-прежнему заключенные трудились либо на предприятиях, обору­дованных в местах заключения, либо на строительстве различных объектов с постройкой временного места их пребывания вблизи

строительства.

Например, в годы войны из 12 исправительно-трудовых коло­ний Краснодарского края 5 имели промышленное производство, 2 занимались сельским хозяйством, преимущественно животновод­ством, 1 — рыболовством и 4 — на контрагентских объектах, т. е. на строительстве либо эксплуатации объектов198. Наиболее сложное по­ложение было в колониях массовых работ — так в официальных документах именовались ИТК, работавшие с контрагентами (хозор-ганами). В некоторых таких колониях в течение 1941 г. довольно значительно выросла смертность, по поводу чего начальник отдела ИТК Управления НКВД по Краснодарскому краю Швецов писал объяснительную записку. В этом документе он совместно с началь­ником санитарного отдела Ивановым пытаются переложить ответст­венность на своих подчиненных (в частности, на начальника снаб­жения Гофштейна, который не обеспечивал заключенных продукта­ми питания, и на хозорганы, которые не обеспечивали бытовые ус­ловия. «Несмотря на все наши неоднократные требования об устра­нении этих недостатков, — указывается в объяснительной, — Май-нефтекомбинатом мер никаких не принимается, тогда как по заклю­ченному договору он несет ответственность за оборудование поме-

199 т т

щении, кухонь и санузлов» . Интересно заметить, что в приводи­мых в записке сведениях о смертности в Хадыжинской колонии с

Земское В. А, Земское В. Н. Вклад заключенных ГУЛАГа... С. 133. .-- ^ . ~~. . ^ ^ ,_, Ало п оставились перед ГУЛАГом в связи с принятием планов четвертой пятилетки. Так, только на строительстве железных дорог следовало освоить 5,5 млрд руб. — почти в два раза больше, чем за предыдущую пяти­летку. Предстояло построить в пять раз больше шоссейных дорог, на 18% увеличить добычу угля. На строительстве предприятий цветной металлургии было запланировано освоить 3 млрд руб., на строи­тельстве БАМа — 4 млрд руб. Предстояло также завершить строи­тельство автомобильных дорог Москва — Минск, Москва — Харь­ков, Москва — Ленинград, Харьков — Симферополь, Ленинград — Таллин, Смоленск — Рига, Харьков — Киев, Москва — Брест и др. Для решения этих задач ряд крупных ИТЛ были передислоцирова­ны204. Огромное число заключенных после Великой Отечественной войны вновь стало привлекаться на сооружение Байкало-Амурской железной дороги.

К этому времени заключенные уже получали за свой труд опре­деленное денежное вознаграждение. В частности, в Ангарлаге на основании приказа № 298 от 13 июля 1950 г. по ИТЛ заключенным после всех вычетов выдавалось на руки от 40 до 200 руб. ежемесячно (для сравнения— вольнонаемный шофер получал 1100руб., убор­щица— 410, стрелок ВОХР— 240). По сравнению с.довоенным и военным временем это был, конечно, шаг вперед. В целом достаточ­но умеренной выглядела, во всяком случае формально, рабочая на­грузка по распорядку дня (в том ж£ Анарлаге он выглядел следую­щим образом: подъем в 6 утра, туалет с 6 до 6.20, завтрак — с 6.20 до 7, утренняя поверка — с 7 до 7.15, развод — с 7.15 до 7.30, нача­ло работы в 8 часов, обед — с 12.30 до 13.30, окончание работы — в 18.00, санобработка и культпросветработа с 20 до 22.30, далее ве­черняя поверка и отбой— в 23 часа). В декабре 1958г. приказом МПС СССР №3001 железнодорожная линия протяженностью в

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики___________475

720 км была сдана в эксплуатацию и включена в состав Восточно-Сибирской железной дороги205.

Несмотря на то, что в НКВД были сосредоточены огромные людские ресурсы (в лице заключенных) и огромный штат инженер­но-технических работников разного профиля, он не мог все же пол­ноценно заменять специализированные отрасли народного хозяйст­ва, имевшие соответствующий опыт, научно-экспериментальную базу, систему подготовки кадров и т. д. Работая в основном «на ура», без должной подготовки, изысканий и расчетов, стремясь к внушительности цифр, руководители ГУЛАГа и их подразделений нередко допускали крупные просчеты, наносившие государству зна­чительный экономический ущерб. Практически по всем крупным объектам, где привлекались заключенные, наблюдались нерастороп­ность, перебои со снабжением стройматериалами, технические ошибки, случался, и довольно часто, и неисправимый брак. Были случаи, когда на отдельных объектах оказывался в итоге ненужным уже выполненный огромный объем работ. Так, согласно постанов­лению Совета Министров СССР на Дальневосточном побережье бы­ла начата секретная стройка № 506 (сооружение тоннеля под проли­вом Невельского). Там работало около 13 тыс. заключенных (в 1951 г.), которые, согласно постановлению Совета Министров СССР, должны были быть годными «к тяжелому физическому труду в суровых климатических условиях». По мере поступления заклю­ченных начальник ИТЛ и строительства Н. Потемкин предписывал начальникам лагерных отделений: «Всех этих людей руководитель лагеря, как хороший продавец, должен разложить по полочкам, что­бы не смешивать ваксу сапожную и халву, варенье с дегтем... с уче­том всех особенностей контингента разместить его, создать необхо­димые режимные (а не бытовые! — И. У.) условия и использовать на работе». Бытовые условия, согласно официальной пояснительной записке к отчету о работе ИТЛ за 1951 г., «представляют из себя преимущественно жилые бараки, рубленые, каркасно-засыпные... брезентовые палатки, утепленные помещения из жердей, фанеры, и

204 Уголовно-исполнительное право России / Под ред. А. И. Зубкова. С. 175-176.

205

С. 23.

Западный БАМ: Факты без комментариев // Карта. 1995. №7-8.

1

476

Глава 7

землянки». В итоге, спустя два года после начала работ (было про­ложено, в частности, 26 км рельсовых путей, 75 км автодорожного покрытия, введены в эксплуатацию кирпичный, известковый, лесо-и шпалозаводы), все это было заброшено, так как такой объект ока-

/- 206

зался невостребованным .

Аналогично, но еще в больших масштабах, обстояло дело со строительством железной дороги Салехард-Игарка (совершенно сек­ретное решение Совета Министров СССР от 4 февраля 1947 г.), про-4 должавшееся около шести лет; эта магистраль получила название fl Мертвой дороги207. Строительство этой железной дороги длиной * около 700 км обусловливалось развитием в СССР ядерного потен­циала. Соответствующие объекты предполагалось размещать на Се­вере, а для этого заранее нужно было решить транспортную пробле­му. Дешевый и принудительный труд заключенных вновь стал для государства «палочкой-выручалочкой», вновь тысячи советских граждан в арестантских фуфайках оказались в роли средства, кото­рым их хозяин — государство — достигает своих целей. Новая же­лезная дорога афишировалась среди строителей как очередное дос­тижение социалистической экономики, как первый участок так на­зываемой Северной транссибирской магистрали, которая должна идти на север к городу Дудинке и Норильскому горно-металлургическому комбинату, а затем на восток к Колыме, к Охот­скому и Беренгову морям, а с европейским центром эта магистраль должна была связываться по построенной (опять же заключенны­ми208) железной дороге Воркута-Котлас. Таковыми рисовались грандиозные планы. А вот что получилось в действительности. Строительство в районе Заполярья сильно осложнялось вечной мерзлотой. В толще тундровых болот часто встречаются так назы­ваемые ледяные линзы, которые, будучи невидимыми, подтаивают, и грунт основательно оседает. В результате рельсы почти на всем

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики__________477

протяжении построенного участка дороги (около 300 км) оказались невероятно искривленными и труд огромного числа заключенных, живших в чрезвычайно сложных условиях Крайнего Севера, уже в процессе строительства оказывался бессмысленным (на этом фоне весьма лицемерными выглядели лозунги, которые в рамках «воспи­тательной работы» размещались в бараках для заключенных, — «Да здравствует наша могучая социалистическая родина— СССР!», «Выполнение пятого пятилетнего плана явится крупным шагом впе­ред по пути развития от социализма к коммунизму!», «Труд в СССР является делом чести, делом славы, делом доблести и геройства!»209. Как писал в 1964 г. в письме к А. И. Солженицыну бывший лагер­ник писатель В. Т. Шаламов, «нет ничего циничнее этой надписи в лагерях»210). Однако великая стройка должна была продолжаться, и она продолжалась. Так было до 1953 г. После смерти Сталина инте­рес государства к сооружению северной трансмагистрали резко упал, и очень скоро все строительное пространство опустело. Оста­лись десятки километров исковерканной железной дороги, пустые бараки и другие объекты, брошены были и десятки паровозов и дру­гой техники (на строительство дороги было потрачено 6% всех ка­питаловложений на железнодорожное строительство за пятилетку 1946-1950 гг.211). Все это заросло и обсыпалось. Желающие и сейчас могут при желании приехать в Салехард и воочию увидеть памятник ГУЛАГу. В числе брошенного, как при бегстве во время отступления после поражения на поле боя, государственного имущества было и несколько сот железных мисок с проткнутыми штыком днищами — чтобы они, эти миски, не достались никому — такова была «забота» гулаговской администрации о судьбе вверенного ей имущества. Бес­славным и печальным оказался конец этой стройки.

206 Пашков А., Дударец Г. Секретная стройка №506// Карта. 1995 № 7-8. С. 24-25.

207 Вологодский А., Завойский В. Мертвая дорога // Карта. 1993. № 2. С. 8-15.

208

ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 1. Д. 142. Л. 92-93.

209

С. 12.

210 211

Вологодский А., Завойский В. Мертвая дорога // Карта. 1993. № 2.

Шаламов В. Т. Письмо к А. И. Соженицыну// Знамя. 1990. С. 85. Вологодский А,, Завойский К. «Мертвая дорога» — музей комму­низма под открытым небом // Карта. 1993. № 2. С. 15.

478

Глава 7

Такая политика государства находила отражение и в лагерном фольклоре. Для примера можно привести одно из множества стихо­творений неизвестных авторов, познавших на себе лагерную жизнь.

УГОЛЬ ВОРКУТСКИХ ШАХТ

Уголь воркутских шахт Жарким огнем горит. Каждый кусок угля Кровью зэка омыт.

Пишет сыночку мать: «Здравствуй, сыночек мой, Помнит Россия вся Этот этап большой.

На фронте погиб отец, С голоду умерла дочь. Ты же сидишь в тюрьме, Нечем тебе помочь».

Уголь воркутских шахт Жарким огнем горит. Каждый кусок угля Кровью зэка омыт

212

•

Как видно, государство стремилось максимально выжать из за­ключенных их экономический потенциал, не особенно заботясь об условиях содержания. О каком-либо целенаправленном исправи­тельном процессе, декларированном в исправительно-трудовом за­конодательстве и ведомственных нормативных документах, в тот период речи также быть не могло.

Вновь зададимся вопросом: имело ли советское государство альтер­нативу, т. е. могло ли оно отказаться от рабочей силы заключенных для решения своих экономических задач? Как нам представляется, при сло­жившейся системе государственного управления, характеризуемой рез-

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики 479

ким усилением принципа централизации и недостаточно эффективны­ми производственными отношениями, государство было «обречено» использовать лиц, лишенных свободы, на наиболее тяжелых и мас­штабных работах. В противном случае экономика не досчиталась бы значительной прибавки, причем в такой степени, что, на наш взгляд, могло значительно снизить экономическую и, следовательно, оборон­ную (военную) мощь. С учетом весьма сложных и напряженных отно­шений советского государства на международной арене данное обстоя­тельство могло серьезно подорвать его внешнеполитические позиции (в этой связи С. И. Кузьмин справедливо отмечает, что «международная обстановка требовала крутого подъема всех отраслей народного хозяй­ства», и при реализации той задачи ИГУ учитывались в качестве важ­нейшего резерва экономики213). Допустить же угрозы реального эконо­мического закабаления или военного нападения руководство страны, конечно же, не могло. Кроме того, если оценивать деятельность испра­вительно-трудовой системы в целом, то, по замечанию Н. А. Стручкова, лагеря были необходимыми элементами той репрессивной государст­венной машины, которая начала действовать в 20-30-е гг.214

Итак, в рамках выбранного страной социалистического устрой­ства общества альтернативы не было; в этих рамках можно, по на­шему мнению, говорить об объективном характере влияния эконо­мического фактора на формирование государственной пенитенциар­ной политики (суть которой — предельно возможное использование труда осужденных преступников).

Если сравнивать данный период усиления экономического фак­тора с Петровской эпохой, то разница в альтернативности заключа­ется в том, что при Петре I без труда преступников государству гро­зило лишь определенное снижение его экономического потенциала при сохранении государственной безопасности; в советский период под угрозу могло быть поставлено само существование советского

212 Песни неволи. Воркута, 1992. С. 128.

213 Уголовно-исполнительное право России / Под ред. А. И. Зубкова. С. 168.

214 Стручков Н. А. Нужна новая концепция исполнения наказаний // Правовые и организационные основы исполнения уголовных наказаний. М 1991. С. 19.

Г

480

Глава 7

строя. Вот таким образом интересы большой политики оказались в непосредственной связи с назначением и исполнением наказания в виде лишения свободы.

С конца первой половины 1950-х гг., как мы отмечали, начался процесс восстановления законодательного регулирования развития пенитенциарной сферы. Численность заключенных стала снижаться, и роль ИТЛ в экономике страны соответственно также уменьшаться. Государство, оправившееся после войны и экономически определен­ным образом окрепшее, поубавило свои фискальные устремления в отношении труда заключенных, чему, на наш взгляд, во многом спо­собствовала политическая нестабильность в руководящих эшелонах, вызванная прежде всего смертью Сталина и разоблачением Берии, в руках которого, как известно, находился «архипелаг ГУЛАГ» (судя по мемуарам Хрущева, Берия намеревался провести решение, в со­ответствии с которым заключенным, освобожденным из ИТЛ, за­прещалось бы возвращаться на места прежнего жительства, а НКВД мог бы самостоятельно определять место поселения21 ), и некоторое время было просто «не до заключенных». Однако сама сущность пе­нитенциарной политики в отношении труда заключенных не изме­нилась. Несмотря на то, что число заключенных уменьшилось, а ус­ловия их содержания были улучшены, заключенные по-прежнему оставались составной частью народнохозяйственных трудовых ре­сурсов.

Следует подчеркнуть, что развитие системы исполнения наказа­ния непосредственно связано с общим социально-экономическим развитием страны. А оно, начиная с 1920-х гг., неизменно характе­ризовалось возвышением и подчеркиванием роли труда в жизни все­го общества и отдельного человека. Достаточно указать на массовый трудовой энтузиазм «строителей коммунизма» 1920-30-х гг., трудо­вой героизм советского народа в годы Великой Отечественной вой­ны, первостепенное значение трудовых пятилеток, когда деятель­ность в любой республике, области, городе, трудовом коллективе оценивалась прежде всего по «кубам», «тоннам», «метрам» и т. д.

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики

481

215

Мемуары Никиты Сергеевича Хрущева// Вопросы истории. 1992. №2-3. С. 100.

Можно сказать, что государство по-своему эксплуатировало труд всего работающего населения, и на этом фоне эксплуатация труда заключенных уже не выглядела как нечто из ряда вон выходящее.

Подытоживая, можно отметить, что в течение почти двадцати лет (до смерти Сталина, т. е. до 1953 г.) система исполнения наказа­ния в виде лишения свободы развивалась, как было показано, вне законодательных рамок, несмотря на наличие формально не отме­ненного ИТК РСФСР 1933 г. При условиях переполненности мест лишения свободы, а также с учетом тяжелого предвоенного, военно­го и послевоенного времени, государство не в состоянии было тра­тить на развитие исправительно-трудовой системы достаточно средств. Собственно, оно и не стремилось к этому. Отданная на от­куп НКВД, исправительно-трудовая система должна была в первую очередь работать на экономику страны, и все усилия государствен­ных органов, исполняющих наказания, сводились к максимально возможному использованию осужденных— дешевой рабочей си­лы — на разного рода народнохозяйственных объектах.

Реализацию этой задачи НКВД, наделенный широчайшими полномочиями, осуществлял, исходя из прагматической позиции, когда каждый заключенный представлялся не отдельно взятой лич­ностью со своими правами и требующей воспитательно-исправительного воздействия, а прежде всего хозяйственной, рабо­чей единицей; ей создавали в местах лишения свободы те мини­мально необходимые условия, без которых эта рабочая единица не могла функционировать.

При разработке соответствующих ведомственных нормативных актов, закрытых для общества (как и вся исправительно-трудовая система в целом), отсутствовала какая-либо научная база (наука ис­правительно-трудового права в 30-50-е гг. практически не развива­лась), а также предварительное обсуждение в практических органах или опрос мнений работников на местах. Такой подход наглядно отражал особенности сложившегося к тому времени государственно-политического режима, называемого в литературе тоталитарным (на наш взгляд, в таком определении есть некоторый перегиб, а также упрощение социально-экономических процессов в нашей стране; однако данный вопрос мы не рассматриваем). В результате исправи-

16 Зак. 3272

Г

482

Глава 7

тельно-трудовые учреждения (лагеря и колонии, между которыми, впрочем, по внешней атрибутике не было различий) строились и оборудовались по простейшей схеме с точки зрения как экономично­сти, так и режима. Причем по внутреннему устройству жилых по­мещений, по сути, повторялся опыт 1920-х гг., т. е. применяли ка­зарменный тип жилищ, что было предельно дешево. Однако если в 1920-е гг. под места лишения свободы чаще всего подыскивали уже готовые здания, строения и помещения, то позже, особенно в 1940-50-е гг., началось активное сооружение новых ИГУ, что называется, «с нуля», «от первого колышка». Это было связано с необходимо­стью переброски больших масс заключенных на места строительства крупных народнохозяйственных объектов, а также для работы в рудниках, на лесозаготовках и т. д. На довольно обширной огоро­женной территории сколачивали и оборудовали жилые бараки, ком­мунально-бытовые объекты и административные помещения; по пе­риметру заборов с колючей проволокой устанавливали вышки для часовых. Такого рода учреждения росли, как грибы, по всей стране, образовывая «острова» некой особой жизни, что послужило А. И. Солженицыну поводом назвать их совокупность архипелагом ГУЛАГ. В отдельных лагерях содержалось до нескольких тысяч за­ключенных. Так, в особом горном лагере (г. Норильск) на 1 июля 1953 г. находилось 19 545 тыс. лишенных свободы, из них на срок 25 лет были осуждены 4264 заключенных, 3 — пожизненно21 .

Именно в этот период (1930-50*6 гг.) и произошло, по существу, коренное преобразование системы исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы, своеобразная исправительно-трудовая структурная революция. Указанный тип мест отбывания лишения свободы (лагерь, колония) стал абсолютно преобладающим , он является таковым и в настоящее время (с соответствующими изме­нениями бытового характера), и, вероятно, пенитенциарному учреж­дению подобного типа уготована в России долгая жизнь.

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики_______ 483

Если сравнивать положение с законодательными нормами, закреплявшими пенитенциарную политику, и практикой, то как в период империи, так и в период первых лет советской власти преобладали теоретически усложненные, в значительной мере так и не воплощенные системы мест заключения. Обратим внимание на то обстоятельство, что не реализованными оказывались систе­мы, предусмотренные законодательными актами, в которых, как мы ранее отмечали, не учитывались в должной мере такие факто­ры, как фактически имеющаяся материально-техническая база, наличие и квалификация надлежащим образом подготовленного персонала, а также возможности финансирования данной сферы государственной деятельности. Этот вывод может свидетельство­вать о том, что разработчики соответствующих законопроектов не владели в достаточном объеме необходимым методологиче­ским инструментарием. Причем если в период империи (XIX в.) это объяснялось, на наш взгляд, излишней академичностью со­ставителей законопроектов, то в советском государстве — стрем­лением как можно быстрее построить новое коммунистическое общество, т. е. довлела политико-идеологическая доктрина.

В случае, когда вся исправительно-трудовая система находи­лась в руках одного ведомства (НКВД), имела место иная край­ность: соответствующие подзаконные нормативные акты исходи­ли из государственных практических интересов и воплощались немедленно по введении этих норм в действие, и в первую оче­редь это касалось решений о строительстве новых учреждений, перемещений тысяч граждан, осужденных за совершение престу­плений, определении порядка и условий отбывания лишения сво­боды. Это имело место при условиях, когда с формальной точки зрения соответствующие нормы уголовно-правового характера (печально известные ст. 58'-5818 УК РСФСР 1926 г., Указы Пре­зидиума Верховного Совета СССР 1932, 1941 и 1947гг. и др.) были приняты на основе конституционных положений (ст. 1, 17-19 Конституции СССР 1924 г.218; ст. 14, 49, 78 Конституции

216 ГАРФ. Ф. 9413. Оп. 1. Д. 158. Л. 98.

217 Астемиров 3. А. История советского исправительно-трудового пра­ва. С. 37.

218

Сборник нормативных актов по советскому государственному праву М.. 1984. С. 74-92.

484

Глава 7

СССР 1936 г.219). Кроме того, сосредоточение в НКВД всей пол­ноты власти в сфере исполнения уголовных наказаний в виде лишения свободы опиралось на отмеченное ранее Положение об ИТЛ 1930 г. и решение ЦИК и СНК СССР от 1934 г. о передаче всех ИТУ в ведение НКВД с одновременным образованием в нем ГУЛАГа. Другими словами говоря, в указанных вопросах с фор­мальной точки зрения законность в основном соблюдалась.

Более того, мы полагаем, что не меняет сути дела даже и то Ж обстоятельство, что НКВД в ряде случаев явно подменял зако-'!*\ нодательные органы, поскольку подобные решения вполне соот-1 ветствовали пенитенциарной политике государства, направлен­ной на стремление использовать дешевый труд заключенных в фискальных целях. Мы полагаем, что любые нормативные акты НКВД без особого труда могли быть санкционированы высшим законодательным органом, будь на то желание руководителей го­сударства; однако такой необходимости просто не существовало. Другое дело, что государственно-властная система в нашей стра­не сложилась таким образом, что немногочисленной верхушке высших партийных и государственных чиновников позволялось свои решения, зачастую сугубо субъективные, касающиеся судеб и жизней тысяч наших сограждан, облекать в правовые акты, с формальной точки зрения отражавшие волю всего народа (вспомним, например, личное мнение Сталина о нецелесообраз­ности условно-досрочного освобождения заключенных в 1939 г., оформленное в виде соответствующего решения законодательно­го органа). Большинство из них противоречили основополагаю­щим нормам международного права, принципу социальной спра­ведливости, наконец, общечеловеческой морали.

Однако в тот период не было Конституционного суда, разде­ления властей и других институтов демократического общества, и поэтому законно признать решения государственных органов (в нашем случае в сфере назначения и исполнения наказания в виде лишения свободы) юридически ничтожными было невозможно, в

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики

485

связи с чем в тот период с чисто формальной точки зрения они считались законными. Более того, последовавшие позже разобла­чения «врагов народа» (Ягоды, Ежова, Берии и др.) и частичная реабилитация невинно пострадавших касались в основном лишь персоналий и процессуальных аспектов, но не норм материально­го права. Так, длительное время не было правового акта о при­знании, например, тех же ст. 5817-5818УК РСФСР 1926 г., на ос­новании которых обильно пополнялось число заключенных, не соответствующими общепризнанным нормам демократического государства. То же касается введения Особых совещаний, упомя­нутого ранее Указа Президиума Верховного Совета СССР 1943 г. о введении каторжных работ для лиц, пособничавших немецко-фашистским оккупантам, согласно которому для осужденных предусматривались, в частности, 10-часовой рабочий день без оплаты труда, запрет на переписку и даже нашивки с личным номером заключенного220. В литературе отмечается также, что заключенные жили в бараках с решетками, при этом двери запи­рались ночью на замок, а внутри помещения были параши — как в тюремных камерах221. Положение в этих вопросах изменилось гораздо позже рассматриваемого периода, а именно с принятием Закона РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 г.222 (в соответствии со ст. 5 этого документа признавались не содержащими общественной опасности деяния: а) антисоветская агитация и пропаганда; б) распространение за­ведомо ложных измышлений, порочащих советский государст­венный или общественный строй; в) нарушение законов об отде­лении церкви от государства и школы от церкви; г) посягательст­во на личность и права граждан под видом исполнения религиоз-

220

Исправительно-трудовое право. М., 1971. С. 149.

219 Там же. С. 114-143.

Маркова Е. В., Волков В. А., Родный А. Н., Ясный В. К. Ученые — узники печорских лагерей ГУЛАГа // Новая и Новейшая история 1998 № 1 С. 31.

222 История законодательства СССР и РСФСР по уголовному процессу 1955-1991 гг. / Сб. правовых актов / Отв. ред. Р. X. Якупов. М. 1997 С. 741.

IF"*"""

486

Глава 7

ных обрядов, которые содержались в ранее действующем законодательстве).

Следует иметь в виду также и то обстоятельство, что основ­ные решения о расширении практики применения института ли­шения свободы (и соответственно втягивании в орбиту ИТЛ ты­сяч граждан) принимались все же законодательным путем. Более того, нередко они были реакцией, и в значительной степени не­безосновательной, на негативные социальные явления в общест­ве. В подтверждение можно назвать, например, Указы Президиу­ма Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об усилении ох­раны собственности граждан»223, от 4 января 1949 г. «Об усиле­нии уголовной ответственности за изнасилование»224 и др. Оче­видно, что эти решения, предусматривавшие достаточно дли­тельные сроки лишения свободы, поддерживались большинством населения нашей страны.

Мы можем констатировать, что складывавшаяся и сложив­шаяся к началу 1950-х гг. исправительно-трудовая система, ос­новным видом уголовно-исполнительного учреждения в которой стал исправительно-трудовой лагерь (колония), и которая вобра­ла в свою сферу миллионы советских граждан, была определена не узковедомственными интересами НКВД, а сформирована в соответствии с карательной и пенитенциарной политикой госу­дарства того периода.

Объективности ради следует заметить также следующее. Во-первых, в ИТУ рассматриваемого периода велась определен­ная воспитательная работа с заключенными, развертывалось со­циалистическое (трудовое) соревнование, развивалась художест­венная самодеятельность, организовывались литературные конкурсы, проводились политические занятия; хотя, как отмечает М. Г. Детков, эти аспекты были обычно второстепенными и осо­бенно в военное время, несмотря на грозные ведомственные при-

223

Ведомости Верховного Совета СССР. 1947. № 20.

224 Там же. 1949. № 1.

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики 487

казы, предписывающие усилить данную работу в ИТУ225. Во-вто­рых, развитие именно лагеря (колонии) в качестве основного ви­да государственного учреждения, исполняющего лишение свобо­ды, объективно соответствовало социально-экономическим, а также природно-территориальным и другим особенностям нашей страны. Подобные учреждения создавались и ранее, в период им­перии, это были остроги для содержания осужденных к ссылке в каторжные работы (в большой мере это относилось и к осужден­ным к отдаче на время в арестантские роты гражданского ведом­ства). Тогда арестанты также размещались на достаточно обшир­ной, огороженной высоченным забором территории, проживали в общих помещениях и ежедневно выводились под конвоем на ра­боты, как правило, физически тяжелые. А различия были сле­дующими (при всей условности сравнения времен прошлого и настоящего столетий мы полагаем, что оно все же дает возмож­ность полнее обозначить тенденции развития лишения свободы в нашей стране). В прошлом веке каторжане проживали в сравни­тельно небольших помещениях (камерах) — до 20 человек, в то время как в лагерях — до ста и более. Каторжане спустя некото­рое время могли выходить на поселение и обзаводиться своим хозяйством. С другой стороны, заключенные в лагерях имели меньшие сроки наказания и в большинстве своем им разрешалось возвращаться на постоянное место жительства; разумеется, не было и телесных наказаний. Здания и другие объекты ИТУ воз­водились обычно из дерева, что вполне естественно в стране, об­ладающей огромными лесными запасами; они были малоэтажны и разбросаны на значительной площади, что также было естест­венно для самой большой в мире страны. На наш взгляд, строи­тельство мест лишения свободы из кирпича, камня и же­лезобетона, что присуще западным странам, в России не имело тогда перспективы; лишь в крупных городах появились подобные учреждения, но это была лишь мизерная часть всех ИТУ.

225

Детков М. Г. Содержание карательной политики государства... в тридцатые-пятидесятые годы. С. 115-147.

Г

488

Глава 7

В целом к началу 50-х гг. институт наказания в виде лише­ния свободы приобрел весьма характерные черты, и прежде всего это касается формирования основного вида исправительно-трудового учреждения. Кроме того, исправительно-трудовая сис­тема оказалась закрытой для общества226. Порядок и условия со­держания лишенных свободы регулировались подзаконными (ве­домственными) нормативными актами.

Таким образом, ГУЛАГ следует рассматривать как уникаль­ное для истории нашей страны социально-политическое и право­вое явление, имеющее чрезвычайно противоречивый характер. В период ГУЛАГа государство максимально использовало дешевый труд заключенных для выполнения экономических задач, зачас­тую ценой здоровья и жизни многих тысяч осужденных. В этом смысле ГУЛАГ не представляет нового явления в истории нашей страны — оно наблюдалось в начале XVIII в. в эпоху Петра I. В этот период верховенство закона как важнейший признак право­вого государства, в значительной мере утратило свою роль, усту­пив место нормотворчеству государственных исполнительных органов. Создание ИТЛ преследовало цель, с одной стороны, и изначально, усилить карательное содержание для «классово-чуждых элементов» и других опасных для общества"преступни­ков. Вместе с тем содержащиеся в Положении об ИТЛ 1930 г., ИТК РСФСР 1933 г. и других праврвых актах нормы сами по се­бе в целом (за исключением классового признака) были вполне прогрессивны с точки зрения пенитенциарной науки на тот пери­од и преследовали объективно социально полезные задачи, и в этом смысле в них отнюдь не ставилась преднамеренно цель воз­мездия в той степени, которая оказалась на практике; определен­ное возмездие отчасти вытекало из того же классового признака и в целом из общей карательной политики государства. Это же сле­дует из многих, если не из большинства решений, касающихся ГУЛАГа, где неизменно подчеркивалась цель перевоспитания заключенных. Одному из известных исследователей ГУЛАГа

ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики

489

В. Н. Земскову это обстоятельство на вопрос интервьюера о том, что больше всего поразило ученого во время изучения гулагов-ских документов, дало основание высказаться о том, что, судя по официальным документам, ГУЛАГ — «не столько карательный орган, сколько воспитывающий. В представлении составителей этих документов (годовые отчеты ГУЛАГа. — И. У.) "архипелаг" выглядел чуть ли не благотворительным учреждением, помогаю­щим заблудшим гражданам стать активными строителями социа­лизма»227.

Следует также подчеркнуть, что в период ГУЛАГа были за­ложены основы, определившие на последующие годы, вплоть до настоящего времени, организационно-педагогические прнципы исправительного процесса в местах лишения свободы. Отметим также, что в целом масштабы применения института наказания в виде лишения свободы значительно возросли.

Как видно, однозначной оценки ГУЛАГу давать нельзя. И в этом смысле мы не можем полностью согласиться с авторами, которые представляют ГУЛАГ исключительно как трагический период в нашей стране. Так, по мнению В. Подороги, «сталин­ская колонизация Севера, Сибири и Дальнего Востока оставалась самоцелью государственного разума, расширяющего свои грани­цы, т. е. определялась абстрактными стратегическими механиз­мами такого типа функционирования власти... Лагеря ГУЛАГа не создавали необходимой для освоения техносоциокультурной инфраструктуры, да она и не требовалась, ибо всякое стратифи­цированное пространство опасно для политического режима, приводным ремнем которого всегда был миф о продуктивности непрерывно применяемого насилия. Громадная масса переселяе­мых людей, "строителей коммунизма", постепенно потерявших всякую социальную опору, духовно-культурную 1»эмять, полчища зомби — даже они не смогли освоить эти колоссальные про-

226 Греков М. Л. Тюремные системы: История и современность. Крас­нодар, 1999. С. 103.

227

Земское В. Н. Архипелаг ГУЛАГ: Глазами писателя и статистика // Страницы истории. Л., 1990. С. 169.

490

Глава 7

} ГУЛАГ как феномен советской пенитенциарной политики

491

странства с суровым климатом»228. «Непостижимое народное страдание, — пишет о ГУЛАГе Е. Д. Воронянская, — показавшее потаенную, скрытую каторжную жизнь доброй половины русско­го народа за полвека правления коммунистов»229. А. Арсланов в своей работе утверждает, что «лагеря и тюрьмы созданы для того, чтобы сломать человека, превратить его в покорное животное»230. Известна жесткая критика ГУЛАГА побывавшего там в качестве заключенного писателя В. Т. Шаламова. В одном из писем А. И. Солженицыну он пишет, что «большего презрения к чело­веку, большего презрения к труду нельзя встретить»231. По словам *•• И. Солоневича, «миллионы жизней и годы нечеловеческого труда были принесены в жертву не для страны, а для мировой револю­ции»232. Здесь все же превалируют эмоциональные оценки.

Как нам представляется, в оценках ГУЛАГа нельзя упускать из виду бытовых условий и социально-психологического на­строения большей части населения СССР того времени. Труд по Конституции СССР был тогда обязателен, был «делом долга и чести» для всех трудоспособных граждан, а не только для заклю­ченных, и за ведение паразитического образа жизни была уста­новлена уголовная ответственность, а в предвоенный и военный периоды работникам, как отмечалось выше, запрещалось вообще увольняться с предприятия, на котором они работали, т. е. «сво­бодные» граждане находились, по сути дела, в условиях несвобо­ды. Бытовые условия значительной*части населения также нельзя назвать комфортными. Таким образом, ГУЛАГ на фоне указан­ных обстоятельств, в сопоставлении с ними, уже не кажется не-

228 Подорога В. ГУЛАГ в уме // Досье на цензуру. Страна и ее заклю­ченные. 1999. №7-8. С. 109.

229 Цит. по: Чуковская Е. «Он рассказал о пламени, в котором сгорела наша страна» // Досье на цензуру. Страна и ее заключенные. 1999. № 7-8. С. 211.

230 Арсланов А. Трудные вопросы Кенгира// Октябрь. 1990. №12. С. 180.

231 Письмо к А. И. Солженицыну// Знамя. 1990. С. 85.

232 Солоневич И. Россия в концлагере. София, 1936. Репринт, изд. М., 1999. С. 174.

ким чудовищем, левиафаном. Не случайно, самую жесткую кри­тику ГУЛАГу дают именно представители интеллигенции, люди с обостренным чувством к унижению человеческого достоинства. Обратим внимание и на то обстоятельство, что в зарубежной ис­торической литературе наблюдаются определенные переоценки сталинизма, что в контексте нашей проблематики представляется весьма симптоматичным233.

Нельзя забывать также о том, что ГУЛАГ — это не только и не столько политическое явление, сколько государственно-необходимое. Большинство обитателей лагерей и тюрем были все же обычные преступники — убийцы, воры, грабители, насильни­ки, мошенники и т. д. В этом смысле ГУЛАГ представлял собой обычную систему мест лишения свободы, которая имеется в лю­бом государстве. Другое дело, что по своим масштабам полити­зации этой сферы, числу невинных жертв, оказавшихся в лаге­рях, немалая часть которых еще жива, он вышел за рамки «обыч­ности» и стал предметом широкого общественного обсуждения, что вполне справедливо с точки зрения общественных нравст­венных устоев.

Обратим внимание еще на то, что переход ГУЛАГовского пе­риода к послеГУЛАГовскому периоду с точки зрения организа­ционного порядка в местах лишения свободы проходил относи­тельно плавно, без массовых эксцессов в местах лишения свобо­ды (если иметь в виду всю систему мест лишения свободы) в свя­зи с разоблачением культа личности Сталина, т. е. в связи с оп­ределенными изменениями в обществе (мы особо подчеркиваем, эту связь). ГУЛАГ не был разоблачаем — в отличие от общей государственной политики, проводимой в этот же период, с сере­дины 1930-х до начала 1950-х гг. (так, в докладе Хрущева на XX съезде КПСС ГУЛАГ не упоминается ни разу, хотя можно предположить, что если бы там имели место массовые чудовищ­ные нарушения прав заключенных, то это нашло бы отражение в

233

См, например: Павлова И. В. Современные западные историки о сталинской России 30-х годов (критика «ревизионистского» подхода) // Оте­чественная история. 1998. № 5. С. 107-121.

492

Глава 7

докладе). А вот изменения общественно-политической ситуации после 1985 г. привели к волне массовых выступлений осужден­ных в ряде ИТУ на рубеже 1990 г., и одна из основных причин этого, как будет подробнее показано ниже, заключается в доста­точно жестких режимных требованиях в ИТУ (превосходящих даже некоторые из ГУЛАГовских), ограничивавших права и сво­боды осужденных, пик которых приходился как раз на конец 1970-х— начало 1980-х гг. Вот этот «ГУЛАГ» конца 1970-х — начала 1980-х исследователи почему-то упускают из поля зрения. Мы полагаем, что оценки ГУЛАГа должны учитывать указанные обстоятельства. Сказанное не означает, разумеется, что есть ос­нования хоть как-то оправдать виновных в нарушениях фундаментальных прав заключенных как людей, в том числе права на жизнь, на достоинство личности, на личную неприкосновенность, которые имели место в период ГУЛАГа и о которых шла речь выше. Все вместе это лишь подтверждает сложность и противоречивость пенитенциарной политики советского государства в рассматриваемый период.