Глава 2. Законодательная техника установления запретов в российском праве

Вопросы языкового и специально-юридического выражения запретов достаточно обстоятельно раскрываются в различных источниках отраслевой правовой литературы. Наибольшего внимания в этом плане удостаиваются уголовно-правовые запреты.

Формы словесного выражения запрета в праве весьма разнообразны. В законодательстве используются такие словосочетания, как: «не вправе», «не может», «не допускается», «запрещается» и многие другие. В ряде случае можно наблюдать и косвенное выражение запрета¹. При этом исследователи отмечают различную степень четкости их языковой формы. В связи с этим в литературе приводится следующий пример. В части 4 статьи 179 Уголовно- процессуального кодекса РФ содержится предписание о том, что освидетельствование лица другого пола (не совпадающего с полом следователя) производится врачом (независимо от пола врача). По сути, в законе содержится запрет присутствовать при освидетельствовании не только в отношении следователя, но и в отношении кого бы то ни было другого (например, специалиста – не врача, привлеченного в соответствии с

ч. 3 ст. 179 УПК РФ).

В качестве самых общих требований к устанавливаемому запрету наукой и практикой выработаны следующие предписания: его системной

¹ Аминев Р.Н. Система правовых запретов в уголовном процессуальном праве // Актуальные вопросы уголовного процесса современной России: межвуз. сб. науч. тр. – Уфа: РИО БашГУ, 2003. С. 163-164.

согласованности с другими правоположениями; четкости и однозначности формулировки; обеспеченности надлежащими гарантиями его реализации.

Однако в правотворческой практике достаточно часто встречаются случаи несоблюдения отмеченных общих правил. В качестве примера

«необеспеченного» ответственностью запрета в налоговом законодательстве, выступает норма, изложенная в пунктах 1 и 7 ст. 23 Налогового кодекса РФ. Согласно данной норме налогоплательщик не должен препятствовать законной деятельности должностных лиц налоговых органов при исполнении ими своих служебных обязанностей.

Имеет место позиция, согласно которой за невыполнение указанной обязанности налогоплательщик может быть привлечен к налоговой ответственности по ст. 125 Налогового кодекса РФ «Несоблюдение порядка владения, пользования и (или) распоряжения имуществом, на которое наложен арест или в отношении которого налоговым органом приняты обеспечительные меры в виде залога» или ст. 126 того же закона

«Непредставление налоговому органу сведений, необходимых для осуществления налогового контроля»¹.

Однако, как обоснованно полагают А.А. Тарасов и А.Р. Шарипова в рассматриваемых предписаниях установлены меры ответственности за нарушение запрета, предусмотренного в пункте 12 ст. 77 Налогового кодекса РФ («отчуждение (за исключением производимого под контролем либо с разрешения налогового или таможенного органа, применившего арест), растрата или сокрытие имущества, на которое наложен арест, не допускаются»), а также за невыполнение обязанности налогоплательщика предоставить требуемые для проверки документы в соответствии со ст. 93

_{Налогового кодекса РФ}²_.

¹ См.: Назаров В.Н. Конституционные основы защиты прав налогоплательщика // Финансовое право. 2007. № 9. С. 22–26.

² См.: Тарасов А.А., Шарипова А.Р. О нормативном выражении некоторых правовых запретов в отраслевом законодательстве (на примере налогового

Именно надлежащая научно-теоретическая разработка единого

комплекса правил, приемов и средств законодательного оформления запрета может способствовать предупреждению подобных правотворческих ошибок в будущем.

Так, уже имеющийся начальный опыт использования модальной логики в раскрытии техники закрепления запретов в праве позволяет проанализировать ряд дополнительных моментов. В юридической литературе модальный аспект нормативных предписаний рассматривается сквозь призму трех модусов – «разрешено», «требуется» и «запрещено»¹. Запреты совместно с обязываниями и дозволениями формируют деонтическое ядро всей системы российского законодательства, что требует учета специфических технических приемов их закрепления и использования на практике. К форме изложения модусов предъявляются три наиболее общих и основных требования: четкой смысловой направленности; логической взаимосогласованности; иерархической соподчиненности.

Как справедливо отмечает Г.Т. Чернобель, в общей теории права проблема техники закрепления нормативно-правовых модусов не имеет надлежащего решения, по-прежнему требует к себе повышенного внимания. В юридической науке и законодательстве отсутствуют дефиниции понятий

«правовое разрешение», «правовое требование» и «правовое запрещение»².

Одной из наиболее актуальных задач юриспруденции выступает необходимость установления технико-юридических принципов и критериев институционально-иерархической согласованности, сбалансированности

_{запретов, обязываний и дозволений в праве. Нерешенность данной задачи}

законодательства) // вестник Самарской гуманитарной академии. Серия «Право». 2012. №

_{1(11). С. 31-36.}

¹ См.: Чернобель Г.Т. Техника закрепления нормативно-правовых модусов // Нормотворческая юридическая техника / Под ред. Н.А. Власенко. М.: Юстицинформ,

_{2011. С. 123.}

² См.: Там же. С. 125.

снижает эффективность использования указанных средств в механизме правового регулирования.

В российском законодательстве дисбаланс рассматриваемых инструментов приводит к возникновению нормативно-правовых «узлов», нарушающих системность его построения. Нормативно-правовой материал не свободен от различного рода вертикальных и горизонтальных рассогласованностей модусов. К примеру, нормативно-правовой акт одного уровня устанавливает запрещающий модус, а законодательный акт другого уровня предусматривает прямо противоположный в отношении одного и того же варианта поведения. Так же имеет место избыточное установление правовых модусов в отдельных отраслях законодательства.

В последние годы наметилась негативная тенденция неоправданного увеличения числа запретов не только в области публичного, но и частноправового регулирования. Не соблюдение технико-юридических требований в установлении юридических модусов нивелирует положительный потенциал, закладываемый в нормативно-правовые предписания, создает целый ряд трудностей в правоприменительном процессе, а в итоге тормозит развитие регулируемых правом общественных отношений. Логико-модальная «путаница» действующего законодательства дестабилизирует всю российскую правовую систему, снижает авторитет права, содействует укреплению правового нигилизма в общественном сознании, а избыточность юридических запретов и дефекты их технико- правового установления и вовсе потенциально способны превратить механизм правового регулирования в реакционную «клетку» по сдерживанию социального прогресса. Об опасности подобного обращения с запретами имеется немало убедительных предупреждений со стороны научного юридического сообщества. «Ненужные запретительные путы

разрушают нормальную деонтическую интервалику в системе нормативно- правовых регуляторов, что приводит к гипертрофии принудительного фактора в поддержании общественного порядка, подрывает нравственный авторитет государства, его управленческих акций»¹.

Техника оформления правовых модусов не имеет единых

общемировых стандартов. Так, при установлении общих прав и обязанностей в конституциях одних государств они размещаются совместно в одной главе (или разделе), в других же – раздельно, чем подчеркивается особое значение определенных модусов (например, совместно – Конституция Итальянской республики, Конституция Португальской республики, а раздельно – Конституция Румынии).

В ходе закрепления правовых модусов, и в частности их особой разновидности – запретов, немаловажное значение имеют лингвистические правила и приемы их технико-юридического оформления. Как уже отмечалось ранее, запрет в праве может принимать разнообразные терминологические оболочки – «не допускается», «запрещено»,

«исключается», «не может» и т.д. Следует согласиться с утверждением о том, что запреты должны быть выражены точно, ясно и логически непротиворечиво. Недопустимо использование технико-юридических приемов для завуалирования запретов, для закрепления так называемых

«молчаливых запретов». Иногда подобные случаи характеризуют как пробелы в праве, что представляется не всегда верным.

В законодательстве порой «молчаливый запрет» технически оформляется посредством установления целого ряда избыточных обязанностей (как например, имеет место в правовом механизме реализации прав граждан на митинги, шествия и демонстрации). Здесь наблюдается не

_{пробел в праве, а, наоборот, запредельная правовая регламентация}

¹ Чернобель Г.Т. Техника закрепления нормативно-правовых модусов // Нормотворческая юридическая техника / Под ред. Н.А. Власенко. М.: Юстицинформ,

2011. С. 130.

общественных отношений, граничащая с юридическим запрещением на их фактическую реализацию. Следовательно, средства юридической техники позволяют не только содействовать более эффективному закреплению запретов в законодательстве, но и кардинальным образом изменять их предназначение и социальную ценность, что лишний раз свидетельствует о важности и актуальности научного осмысления именно технической стороны оформления запретительных инструментов в праве.

Актуальность исследования обозначенной темы обусловлена во многом и тем, что в законодательной практике нередки случаи необоснованного установления и снятия запретов. Так, показателен пример с исключением, а затем через короткий промежуток времени повторным восстановлением уголовного наказания за клевету. При первом решении парламентарии сослались на необходимость декриминализации деяний с небольшой степенью общественной опасности, а во втором – на актуализацию потребности в усилении правового механизма защиты чести и

достоинства граждан¹.

При этом зачастую игнорируются одни из важнейших требований юридической техники – научной обоснованности нормативно-правовых нововведений и их соответствия уровню социально-экономического развития страны. Порой неоправданно высокий темп законодательных преобразований вызывает установление массы излишних, нецелесообразных и некачественно технически оформленных запретов в российском праве.

Кроме того, наряду с проблемой установления новых запретов в праве перед наукой стоит задача исследования и обратного процесса – их снятия и отмены наказания за их нарушение. Следует согласиться с утверждением о том, что законодатель каждый раз должен тщательно изучить общественное

_{мнение и просчитать возможные последствия перед введением или снятием}

¹ См.: Дуюнов В.К. Реформирование уголовного законодательства должно быть обоснованным // Вестник Самарской гуманитарной академии. Серия «Право». 2012. №

запрета в праве¹. При этом необоснованно установленные запреты в законодательстве не только сдерживают социальное развитие, но и влекут за собой массовое их нарушение, правовой нигилизм и коррупцию.

Вопросам технико-юридического оформления запретов в отраслевом законодательстве посвящено немало работ, что требует определенного общетеоретического обобщения и анализа.

В литературе предлагается выделять следующие технико-юридические требования оформления запретов в законодательстве:

1) при установлении запрета необходимо учитывать системные свойства строения права в целом и его отдельной отрасли, а также следует ориентироваться на специфику предмета правового регулирования;

2) запрет должен иметь четкую словесную форму выражения, жестко определять пределы усмотрения в ходе реализации властных полномочий для органов государственной власти, а для граждан точно очерчивать рамки недозволенного поведения;

3) устанавливаемый запрет необходимо обеспечивать мерами юридической ответственности за его нарушение².

В.Н. Кудрявцев, исследуя в свое время проблему криминализации деяний целью, которой выступает построение единой системы уголовных запретов, вывел несколько иные технико-юридические требования к данному процессу:

- определение потребности в установлении запрета посредством оценки предполагаемого вреда, распространенности запрещаемого варианта

_{поведения, а также невозможности его предотвращения иными средствами;}

¹ См.: Антонов А.Д. Теоретические основы криминализации и декриминализации: Автореф. дисс. …канд. юрид. наук. М., 2001. С. 20.

² См.: Тарасов А.А., Шарипова А.Р. О нормативном выражении некоторых запретов в отраслевом законодательстве (на примере налогового законодательства) // Вестник Самарской гуманитарной академии. Серия «Право». 2012. № 1(11). С. 33.

- установление допустимости запрета с точки зрения экономики, политики, морали, права и международного сотрудничества;

- оценка практической возможности реализации правового запрета через определение надлежащего правоохранительного механизма, включающего институты расследования и привлечения к ответственности за его нарушение, а также средства исполнения наказания;

- выяснение целесообразности запрета в наличных социально- экономических условиях с учетом возможных побочных последствий, психологического воздействия¹.

Подобный алгоритм технико-юридического оформления запретов в праве надлежит использовать в законотворческой работе с особой тщательностью в виду повышенной значимости устанавливаемого правового средства, которое может существенным образом ограничивать права и свободы участников общественных отношений. Запреты следует устанавливать, соблюдая требование об их максимально экономичном использовании в целях недопущения излишних юридических препятствий для функционирования и развития социальных связей.

Слепченко Ю.Н. выступает с предложением ориентироваться на схожие принципы техники закрепления правовых запретов, указывая в качестве таковых: обоснованность; определенность; целесообразность; обеспеченность².

Одним из важнейших правил юридической техники в отношении

всякого вновь устанавливаемого правового запрета для граждан должно выступать требование, согласно которому запрещающая норма подлежит закреплению в нормативно-правовом акте «с достаточной степенью определенности, позволяющей лицу сообразовывать с ней свое поведение:

_{лицо должно иметь возможность, получив при необходимости}

¹ См.: Основания уголовно-правового запрета: криминализация и декриминализация. М., 1982. С. 218.

² См. подробнее: Слепченко Юрий Николаевич. Запреты в административном праве

: Дис. ... канд. юрид. наук : 12.00.14 : Воронеж, 2002.

соответствующую консультацию, предвидеть в разумных пределах и применительно к конкретным обстоятельствам те последствия, которые может повлечь за собой то или иное поведение»¹.

Обобщая отраслевые знания, представляется целесообразным подразделять совокупность требований (принципов) технико-юридического оформления запретов в законодательстве на две группы: требования, обусловленные общесоциальными закономерностями действия запретов, и специально-юридические требования, предопределяемые закономерностями функционирования правовой системы.

В числе общесоциальных принципов (требований) следует назвать:

- установление правовых запретов лишь в отношении деяний, создающих потенциальную либо реальную угрозу причинения вреда общественным отношениям (требование социальной обоснованности запрета);

- наличие определенной степени устойчивости и повторяемости запрещаемого типа деяния (требование устойчивости – запрет, как правило, не следует устанавливать в отношении возможных единичных деяний, вероятность осуществления которых близка к нулю);

- необходимость учета положительных и отрицательных моментов установления нового запрета в праве, ибо всякий запрет есть некое неизбежное «зло», ограничивающее социальную активность участников общественных отношений;

- адекватность запрета по отношению к деянию им запрещаемому (не всегда выбор запрета для ограничения нежелательной активности субъектов оправдан, порой можно воспользоваться мерами профилактического

_{характера, средствами стимулирования совершения иных социально-ценных}

¹ Варламова Н.В. практика Европейского Суда по правам человека как выражение современных теоретических представлений о праве // Возможности адаптации зарубежного опыта: сб. науч. Ст. Серия: Право России: новые подходы. Вып. 1. Саратов,

вариантов поведения – «мягкое» правовое регулирование и ограничение нежелательных поступков).

Специально-юридический характер имеют следующие требования:

- соответствие конституционным принципам и нормам, общеправовым принципам;

- беспробельности нормативного установления запретов;

-процессуальной обеспеченности механизма реализации запрещающего предписания;

- системной непротиворечивости устанавливаемого запрета с иными запрещающими нормами;

- неизбыточности запрета (нежелательно неоправданное дублирование запрещающих предписаний, излишнее их установление и т.д.);

- определенности и единства терминологии;

- полноты состава запрещаемого деяния;

- соразмерности санкции и запрещаемого деяния.

В рамках науки административного и уголовного права особое место занимают правила конструирования составов административных деликтов и преступлений¹. Установление какого-либо нового состава правонарушения одновременно прямо или косвенно означает формирование нового правового запрета. В рамках темы настоящего исследования особое значение приобретает обобщение отраслевых знаний по вопросу избыточности и неизбыточности правового запрета как правила конструирования составов правонарушений. Данное правило базируется на требовании системности и непротиворечивости установления правовых запретов. Состояние избыточности последних в законодательстве характеризуется наличием излишних запрещающих предписаний, как с технико-юридической, так и с

_{содержательной стороны дела.}

1 См., например: Иванчин А.В. Неизбыточность уголовно-правового запрета как правило конструирования состава преступления // Вестник ЯрГУ. Серия Гуманитарные науки. 2013. № 2 (24). С. 37 – 40.

При этом возможны следующие технические ошибки в установлении

правовых запретов в ходе конструирования составов правонарушений:

Ввод излишнего специального нормативного предписания с запретом, которое дублирует общий запрет – избыточная дифференциация запретов без надлежащей в том потребности. В.Н. Кудрявцев обоснованно указал, что установление специальной охранительной нормы наряду с общей необходимо лишь в случае, если специальное предписание содержит в себе иные меры ответственности в сравнении с общей нормой¹. Можно лишь добавить, что подобная дифференциация мер ответственности должна быть обоснована существенным отличием специальной группы запрещаемых деяний от общего их вида.

В качестве примера подобной законодательной ошибки в юридической литературе называют установление ст. 132 Уголовного кодекса РФ по отношению к ст. 131 того же закона. Другой пример – ч. 3 ст. 141 УК РФ о вмешательстве с использованием должностного или служебного положения в работу избирательной комиссии или комиссии референдума. Это деяние уже фактически было охвачено в п. «б» ч. 2 ст. 141 УК РФ – воспрепятствование работе избирательной комиссии или комиссии референдума, совершенное лицом с использованием своего служебного положения. Меры ответственности в ч. 3 ст. 141 весьма схожи с санкцией ч. 2 этой же статьи. Налицо излишнее установление специального запрета в ч. 3 ст. 141 УК РФ.

Схожая ситуация наблюдается и с шестью новыми специальными составами мошенничества (ст. 159¹ – 159⁶ УК РФ) лишь ст. 159⁴ УК РФ содержит отличные меры наказания от других специальных норм, запрещающих мошенничество в сфере предпринимательской деятельности. Следует согласиться с А.В. Иванчиным в том, что остальные составы создают излишнее дублирование запретов. При этом возникают

_{дополнительные сложности в виде темпоральных коллизий старой и новой}

228.

¹ См.: Кудрявцев В. Н. Общая теория квалификации преступлений. М., 2001. С.

редакции УК РФ, искусственного увеличения конкуренции специальных составов мошенничества¹.

Ряд специальных запретов порой устанавливается вне системной связи с общим запретов в праве, что приводит к необоснованному выведению из области действия запретов группы общественно вредных деяний. В итоге, вместо усиления юридического противодействия правонарушениям получаем обратный эффект. Одним из таких примеров выступает включение в УК РФ ст.ст. 285¹, 285² с целью усиления охраны бюджетных отношений. При этом в качестве одного из признаков запрещаемых данными статьями деяний было установлено условие о их совершении в крупном размере – свыше полутора миллионов рублей. В результате с момента появления указанных специальных запретов использование бюджетных средств менее обозначенной суммы перестало

быть стало уголовно наказуемым. Однако до момента введения подобной законодательной новеллы существовала более выверенная позиция в судебной практике, согласно которой ст.ст. 285, 286 УК РФ применялись в случаях с намного меньшими размерами материального вреда, причиняемого бюджетным отношениями. Кроме того, рассогласование запретов сопровождается несоответствием в санкциях, применяемых за их нарушение. Согласно санкциям ст. 285¹ и 285² УК РФ нарушение соответствующих запретов карается в пределах до 6 лет лишения свободы, а максимальное наказание по ст. 285 и 286 УК РФ составляет 10 лет. Однако вполне очевидна большая степень опасности нецелевых трат бюджетных средств по сравнению со многими общими должностными преступлениями. В данном

случае нарушается требование юридической техники о соответствии меры и характера наказания степени общественной вредности запрещаемого законом деяния.

Порой дублирование правовых запретов вызывает недопустимое удвоение наказания за одно и то же деяние, которое законодатель в ходе

неоправданной дифференциации предусмотрел в нескольких нормах в качестве самостоятельных составов. В настоящее время лица, являющиеся членами банд и преступных сообществ, привлекаются к ответственности по совокупности преступлений, составы которых установлены в ст.ст. 209, 210 и статьях УК РФ о конкретных преступлениях. Подобная законодательная ошибка, как полагает А.В. Иванчин, и приводит к недопустимой двойной ответственности за совершение одного и того же запрещенного уголовным законом деяния. Организованность преступников на практике учитывается дважды в ходе юридической квалификации по ст.ст. 209, 210 УК РФ и одновременно по статьям уголовного закона об иных преступлениях, например по п. «а» ч. 4 ст. 162 УК РФ. Ученым приводится целый ряд аргументов недопустимости закрепления в уголовном законодательстве правовых запретов в отношении «аморфной» преступной деятельности в составе криминального объединения ряда лиц. По его обоснованному мнению, запреты должны устанавливаться не в отношении самого факта существования преступного объединения, а в отношении обеспечения правового противодействия и запрещения реальной или подготовительной

противоправной деятельности подобных объединений¹.

Проанализировав российское законодательство можно выделить следующие варианты возможного технико-юридического закрепления запретов в праве.

1. Запреты нередко формулируются в нормативно-правовых актах в виде общеотраслевых и отраслевых принципов права. Так, в ст. 2-4

Трудового кодекса РФ содержится отраслевой принцип запрещения принудительного труда и дискриминации в сфере труда. При этом законодатель для усилия информационно-психологического действия данного принципа использует следующую словесную форму в ст. 4

Трудового кодекса РФ – «Принудительный труд запрещен». В ст. 3 обозначенного закона предлагается иной подход к выражению запрета. В

гражданском законодательстве в качестве примера можно привести принцип запрета произвольного вмешательства кого-либо в частные дела, принцип запрета злоупотребления правом и др. В налоговом праве в качестве отправных начал выступают принцип запрета установления и введения налогов, имеющих дискриминационный характер, принцип запрета установления и введения произвольных налогов (ст. 3 Налогового кодекса

_РФ).

2. В целях повышения эффективности механизма правового регулирования законодатель зачастую стремиться специально выделить запрет на совершение каких-либо действий в виде дополнительного сигнала- предупреждения, дублируя уже прописанную ранее обязанность субъекта права вести себя определенным образом. Подобное обособление запрещающих предписаний позволяет также усилить информационно- психологическое воздействие на участников общественных отношений.

Ярким примером выступает содержание ст. 414 «Гарантии и правовое положение работников в связи с проведением забастовки» Трудового кодекса РФ, в первом абзаце которой установлено, что участие работника в забастовке не может рассматриваться как нарушение трудовой дисциплины и основание расторжения трудового договора, за исключением случаев

обозначенных в ч. 6 ст. 413 настоящего закона. Абзац второй ст. 414 дополнительно содержит прямой запрет-сигнал применять к работникам, участвующим в забастовке указанные меры.

Схожую функцию выполняют запреты, установленные в ст.ст. 58, 60,

64, 65 и других Трудового кодекса РФ. Во всех этих случаях запрещено то, что выходит за пределы четко очерченного содержания компетенции администрации предприятия. Перечисленные запреты можно было бы не устанавливать дополнительно, «если бы сам факт их обособления и

самостоятельного существования в виде строгих запретов не способствовал обеспечению всесторонней охраны прав трудящихся»¹.

3. Законодатель для установления запрета порой использует выражение

«не допускается» или термин «незаконный». К примеру, ст. 413 Трудового кодекса так и называется – «Незаконные забастовки». В ней перечисляются случаи, в которых забастовки являются незаконными и не допускаются. В гражданском праве встречаются следующие словесные формы облечения запрета: «не может» (абз 3 п 1 ст. 103, абз 3 п 3 ст 222, ст. 436 ГК РФ и др);

«не допускается» (п 2 ст 90, н 4 ст 182, п 2 ст. 388 ГК РФ и др ); «не признается» (абз 2 п 1 ст 572 ГК РФ); «не должно» (п 3 ст 108 ГК РФ) и др.

4. Термины «запрет», «запрещается» как технико-юридический прием может играть роль средства позитивного регулирования общественных отношений. Отдельные субъекты права наделяются правомочием запрещать что-либо делать другим субъектам. Иными словами, запрет технически оформляется в качестве правомочия для определенных лиц. Например, ст.

357 «Основные права государственных инспекторов труда» Трудового кодекса РФ наделяет государственных инспекторов труда правом в определенных ситуациях запрещать использование средств индивидуальной и коллективной защиты работников.

5. Термин «запрет», «не запрещено» порой выступает в виде своеобразного технического приема по установлению общедозволительного режима. В соответствии со ст. 352 Трудового Кодекса РФ каждый имеет право защищать свои трудовые права и свободы всеми способами, незапрещенными законом. Здесь запрет играет иную роль не в виде самостоятельного правового предписания, а выступая в качестве своеобразного технического приема, а также части некого общего принципа

«Разрешено все, что прямо не запрещено законом», конкретизированного в

_{трудовом законодательстве.}

¹ Алексееву С.С. Структура советского права. М., 1975. С. 75.

6. Запрет выступает в определенных случаях и в качестве нормы- изъятия из более общего правила. Так, в ст. 348.8 «Особенности регулирования труда спортсменов в возрасте до восемнадцати лет» трудового кодекса РФ содержится следующая оговорка-запрет. Согласно данной статье, в рамках спортивных занятий допускается превышение спортсменом, не достигшим совершеннолетия, предельно допустимых норм нагрузок, если это предусмотрено планом подготовки спортсмена к соревнованиям и данные нагрузки не запрещены ему по состоянию здоровья.

7. Порой запрещающее нормативное предписание излагается в статьях закона с использованием бланкетного способа. Запрещающая норма излагается сразу в нескольких нормативно-правовых актах. Например, гипотеза в одном акте, а диспозиция, имеющая бланкетный характер, отсылает к другому нормативно-правовому акту. Например, ст. 253

Трудового кодекса РФ ограничивает применение труда женщин на тяжелых и вредных работах – «Запрещается применение труда женщин на работах, связанных с подъемом и перемещением вручную тяжестей, превышающих предельно допустимые для них нормы». Перечень подобных работ, утверждается в порядке, установленном Правительством РФ.

8. При установлении запрещающих норм в законодательстве используется и такой прием как специализация нормативных предписаний. Запреты в большинстве случаев не носят абсолютного характера, что предполагает установление из них, как общих правил, некоторых исключений. Наглядным примером выступает ст. 113 Трудового кодекса РФ, которая содержит общее запрещение работы в выходные и нерабочие праздничные дни. Однако эта же статья устанавливает и исключительные случаи законного привлечения работников к работе в выходные и нерабочие праздничные дни.

9. Запрет может технически выполнять функцию и особого способа защиты права. Так, ст. 1065 Гражданского кодекса РФ в системном действии с ч.3 ст. 12 настоящего кодекса, допускает в качестве способа защиты права

пресечение действий, нарушающих право или создающих угрозу его нарушения. Сопоставление данных норм позволяет сделать вывод, что запрещение деятельности, создающей опасность причинения вреда в будущем представляет собой один из способов защиты гражданских прав¹.

10. В процессуальных отраслях права запрет технически оформляется

как инструмент обеспечительного свойства. К примеру, п. 2,3 ч. 1 ст. 140

Гражданского процессуального кодекса РФ предусматривают в качестве меры по обеспечению иска следующее – «запрещение ответчику совершать определённые действия», «запрещение другим лицам совершать определённые действия, касающиеся предмета спора». В административном праве Федеральным законом от 9 мая 2005 года № 45-ФЗ в КоАП РФ были введены новый вид наказания в виде административного приостановления деятельности и связанная с ним мера обеспечения производства по делам об административных правонарушениях — временный запрет деятельности. Временный запрет деятельности - это применяемая только в исключительных случаях мера обеспечения производства по делам об административных правонарушениях, за совершение которых предусмотрено назначение наказания в виде административного приостановления деятельности, заключающегося в принудительном кратковременном, установленном на срок до рассмотрения дела судом, но не более чем на 5 суток, прекращении деятельности филиалов, представительств, структурных подразделений юридического лица, производственных участков, эксплуатации агрегатов, объектов, зданий или сооружений, осуществления отдельных видов деятельности (работ), оказания услуг. Временный запрет деятельности не преследует исключительно пресекательные цели, его применение способствует обеспечению и производства по делам об административных

_{правонарушениях, а именно своевременному и правильному рассмотрению}

¹ См. подробнее об этом: Бубон К.В. Запрет как способ защиты гражданских прав // Адвокат. № 3. 2007.

дела, и исполнения постановления об административном приостановлении деятельности.

11. В последнее время наметилась тенденция использования термина

«запрет» в названии нормативно-правового акта в целях обозначения его основной направленности в регулировании общественных отношений, а также в целях определенной специализации нормативного материала. Так, например, соответствующие названия имеют: Федеральный закон от 7 мая

2013 года № 79-ФЗ «О запрете отдельным категориям лиц открывать и иметь счета (вклады), хранить наличные денежные средства и ценности в иностранных банках, расположенных за пределами территории Российской Федерации, владеть и (или) пользоваться иностранными финансовыми инструментами»; Федеральный закон от 20.05.2002 года № 54-ФЗ (ред. от

29.03.2010 года) «О временном запрете на клонирование человека»; Федеральный закон от 22.03.2003 года № 34-ФЗ «О запрете производства и оборота этилированного автомобильного бензина в Российской Федерации».

Таким образом, запреты в праве выполняют многофункциональную нагрузку и характеризуются определенной спецификой их технико- юридического оформления, что требует надлежащего осмысления не только отраслевыми юридическими науками, но и общей теорией права.

В рамках проблемы законодательной техники закрепления запретов в праве следует рассмотреть как особую юридическую конструкцию их структуру. Представляется, что структура правового запрета включает в себя следующие элементы: субъект; объект; предмет охраны; цель. Подобный подход встречается в науке конституционного права¹, уголовного

права², административного права¹, что может получить обобщение и

_{распространение в теории государства и права.}

¹ См.: Куликова С. А. Теоретико-правовая модель конституционного запрета цензуры // Право: история, теория, практика. Материалы международной заочной научной конференции (г. Санкт-Петербург, июль 2011 года). СПб.: Реноме, 2011. С. 56-60.

² См.: Авдеева М.В. Уголовно-правовая норма и уголовно-правовой запрет // Законодательство и экономика. 2012. № 6. С. 42 - 49.

В результате этого запрет может рассматриваться не только как нормативное предписание, способ правового регулирования, логическая и технико-юридическая конструкция. Подобный подход предоставляет возможность с позиции юридической техники усовершенствовать процесс законодательной фиксации правового запрета, посредством установления масштаба и цели предполагаемого правового воздействия.

Как справедливо отмечается в юридической литературе, наукой было выработано множество логических схем, в рамках которых возможно формирование технической конструкции запрета. В качестве примера приводятся нормативные логики, позволяющие рассмотреть только различия между характерами норм и различия между их предметами - это абсолютные или монадические логики. Их символический аппарат ограничен: включает лишь символы, представляющие понятия "обязательно", "разрешено", "запрещено" и т.п. Об этом мы уже отчасти упомянули в начале данной главы. В науке используются и абстрактные логики норм, которые содержат символические средства, предоставляющие возможность выражать не только различия предметов регулирования норм и различия в их характерах, но и различия условий приложения норм - это логики относительные или диадические².

Под предметом охраны запрета следует понимать определенный вид

(группу) общественных отношений, для защиты которых он предусмотрен законом.

Объект правового запрета составляет само вытесняемое общественно вредное поведение субъектов.

Субъект запрета – это лица, которым он адресован, кому

_{предписывается воздержаться от запрещенной правом модели поведения или}

1 См.: Слепченко Ю.Н. Запреты в административном праве: Автореф. дис. …канд. юрид. наук. Воронеж, 2002.

² См. подробнее: Ивин А.А. Логика норм. М.: Издательство Московского университета, 1973.

кому закон предоставляется право его использования в качестве меры наказания (или средства пресечения, или способа защиты прав).

Цель запрета – не является обязательно законодательно выраженным элементом запрещающего нормативного предписания, чаще всего подразумевается и выводится из его общего смысла. Так, целью уголовно- правового запрета, установленного ст. 105 УК РФ является охрана жизни человека как высшей социально-правовой ценности.

В отраслевой литературе высказана точка зрения о необходимости включения в структуру правового запрета и такого элемента как ответственность (санкция)¹. Полагаем, что такой теоретический шаг не вполне оправдан. Юридическая ответственность представляет собой достаточно масштабное и самостоятельное средство правовой системы. При этом она выступает одной из важнейших гарантий, наряду с профилактическими мерами, реализации запретов в праве, их соблюдения участниками общественных отношений. При конструировании и законодательном закреплении правовых запретов, конечно же, следует предусматривать конкретные меры юридической ответственности за их нарушение. Однако это не является причиной, по которой мы должны включать юридическую ответственность в структуру самого запрета.

Далее рассмотрим технико-юридические требования, предъявляемые к изложению в законодательстве каждого из обозначенных элементов структуры запрета.

Объект правового запрета должен быть четко и однозначно выражен в тексте нормативно-правового акта. Недопустимо использование двусмысленных выражений, допускающих различное толкование запрещающего предписания. Полнота изложения запрета предполагает формулирование в нем всех основных признаков, запрещаемого деяния. Чем выше степень общественной вредности запрещаемого деяния, тем более

_{детальным должно быть его законодательное описание. В связи с этим в}

¹ См.: Куликова С.А. Указ. соч. с. 57-58.

КоАП РФ и Уголовном кодексе РФ используются специализированные конструкции – состава правонарушения и состава преступления. Лишь при формулировании общих запретов, запретов-принципов допустимы абстрактные формулировки в целях унификации запрещающих предписаний, обеспечения системности права и законодательства. Использование оценочных понятий допустимо, но в ограниченном числе случаев, когда это действительно обосновано и целесообразно. Однозначность и четкость выражения правового запрета в качестве требования юридической техники находит свое подтверждение и в практике официального толкования высших судебных инстанций¹. Подобные правила оформления запретов позволяют минимизировать возможные негативные моменты в процессе правоприменения, повысить эффективность их действия.

Объект одного запрета не должен быть полностью тождественен объекту другого запрещающего предписания в целях недопущения дублирования нормативного материала, создания ситуаций потенциальных коллизий правовых запретов.

К предмету запрета также предъявляется ряд требований. В их числе установление запрета для охраны лишь тех общественных отношений, которые объективно подпадают под правовое регулирование, нуждаются в особом правовом режиме обеспечения их функционирования. При этом в каждом отдельном случае надлежит выяснить вопрос о целесообразности охраны такого отношения посредством именно запрета и наказания за его нарушение. В ряде случаев использование запрета лишь вредит развитию общественных отношений, является неадекватной мерой. Так, в области

_{предпринимательской деятельности большей эффективностью обладают не}

¹ Подобная позиция была высказана в особом мнении судьи Конституционного Суда РФ А.Л. Кононова в связи с принятием Постановления Конституционного Суда РФ от 30 октября 2003 г. N 15-П по делу о проверке конституционности отдельных положений Федерального закона» Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы и жалобами граждан С.А. Бунтмана, К.А. Катаняна и К.С. Рожкова // СЗ РФ. 2003. № 44. Ст. 4358.

запреты и ограничения в целом, а правовой стимулирование социально- полезных, выгодных обществу и предпринимателю направлений хозяйственной деятельности. Круг общественных отношений, подлежащих особой охране со стороны права в виде запрета, должен определяться с учетом наличия реальной угрозы для их осуществления, возможности выявления и фиксации подобных нарушений.

Субъект запрета должен определяться в законодательстве не менее точно, чем другие его элементы. Исключение делается только для общих запретов, которые во многих случаях обращены ко всем субъектам права или к весьма широкой их категории, не требующей какой-либо индивидуализации и конкретизации. Однако достаточно часто такая конкретизация имеет место в дальнейшем при установлении специальных запретов в законодательстве. В случаях же с уголовно-правовыми и административно-правовыми запретами круг субъектов, к которым они обращены, как правило, достаточно детализирован в том числе посредством указания возраста субъектов, подлежащих ответственности, критериев вменяемости, а для специализированных составов посредством указания должности, особого правового статуса и т.д.

Специфика технико-юридического использования дефиниций и терминов в ходе законодательного оформления правовых запретов.

Для рассмотрения данного вопроса представляется целесообразным обратиться к наиболее развитой и сложной системе запретов в российском праве – к технике терминологического оформления уголовно-правовых запретов.

В науке уголовного права активно обсуждается возможность выделения в структуре Уголовного кодекса РФ целого раздела, который содержал бы унифицированные дефиниции основных понятий уголовного законодательства. При этом мнения ученых разделились в отношении того, как осуществить подобную терминологическую унификацию уголовно- правовых запретов. Одни исследователи полагают уместным ввести в

Уголовный кодекс РФ отдельную главу или раздел¹. Другие ученые предлагают дать определения понятий в специальной статье, в примечаниях к статьям или в диспозициях уголовно-правового предписания². По данному вопросу следует поддержать позицию С.А. Маркунцова, который обоснованно считает, что наиболее целесообразным и эффективным с технической точки зрения будет размещение дефиниций понятий, используемых в запрещающих предписаниях, в примечаниях к соответствующим статьям закона³, что, в свою очередь, облегчит их восприятие в увязке с конкретными правовыми запретами.

В качестве критерия для отбора понятий и терминов, требующих законодательного разъяснения при установлении правового запрета, можно предложить использовать ориентир на реальные потребности единообразного толкования и применения запрещающего предписания на практике. Так, М.Б. Кострова вносит предложение, согласно которому законодательному определению подлежат понятия, получающие различные варианты истолкования на практике, вызывающие трудности в их применении⁴. Следовательно, дефиниция понятия, характеризующего содержание правового запрета должна быть значимой для юридической практики.

В литературе имеется и более развернутый перечень критериев, которые должны лежать в основе отбора понятия, подлежащего

_{законодательному определению:}

¹ См., например: Кострова М.Б. К вопросу о правовой природе разъяснений понятий и терминов, включенных в УК РФ // Международное и национальное уголовное законодательство: проблемы юридической техники: Материалы III Междунар. науч.- практ. конф., состоявшейся на юрид. фак. МГУ им. М.В. Ломоносова 29 - 30 мая 2003 г. / Отв. ред. В.С. Комиссаров. М., 2004. С. 28.

² См., например: Рарог А.И., Грачева Ю.В. Законодательная техника как средство ограничения судейского усмотрения // Государство и право. 2002. N 11. С. 99.

³ См.: Маркунцов С.А. Осознание уголовно-правовых запретов в структуре уголовной ответственности несовершеннолетних / Под ред. А.Э. Жалинского. М.: Юриспруденция, 2007. С. 69-71.

⁴ См.: Кострова М.Б. Дефинирование понятий и терминов, используемых в УК РФ

// Журнал российского права. 2003. N 12. С. 34.

- термины без дополнительного пояснения представляются недостаточно ясными;

- понятие имеет два и более значения;

- понятие является техническим или носит специально-юридический характер;

- термин употребляется в законе в более узком или существенно ином значении по сравнению с общеизвестным;

- понятие не определено в другом (равном) законе иной отрасли права (если термин определен в нормативном акте более низкого уровня, то это не является препятствием для дачи дефиниции в уголовном законе);

- понятие требует уточнения с учетом специфики данной отрасли права иди в связи с потребностью в определенной более узкой специализации по отношению к регулируемому виду общественных отношений¹.

В дополнение к отмеченным критериям отбора С.А. Маркунцов предлагает учитывать и потребность адресатов запрещающих предписаний в их адекватном восприятии. Особо значимым данное обстоятельство становится для запретов, адресованных несовершеннолетним. По мнению С.А. Маркунцова, понятия, содержащиеся в запретах, действие которых распространяется на несовершеннолетних, требуют приоритетного законодательного разъяснения². Согласимся с данным утверждением. Действительно, у ряда правовых запретов адресатом выступают особые группы и категории субъектов, которые в силу своего возраста или иных факторов воспринимают и осознают нормативные предписания с определенными трудностями, что и вызывает потребность в дополнительном

законодательном разъяснении для них соответствующих понятий и

_{терминов.}

¹ См. подробнее: Устинов В.С. Техника конструирования дефиниций в уголовном законодательстве // Законотворческая техника современной России: состояние, проблемы, совершенствование: Сб. статей / Под ред. В.М. Баранова. Т. 2. Н. Новгород, 2001.

² См.: Маркунцов С.А. Указ. соч. С. 71.

В продолжение обозначенной проблемы особый интерес вызывает работа С.С. Тихоновой, посвященная пределам адаптации текста уголовного закона для облегчения его понимания адресатом¹. Автор поддерживает тезис о том, что правотворческий орган должен ориентироваться в своей деятельности на результаты прогноза усвоения в перспективе адресатом содержания запрещающих предписаний, учитывая при этом потенциальные возможности усвоения им правового текста. Однако рассматриваемое правило состоит в определенном противоречии с тем обстоятельством, что ясность и доступность языка закона не может быть абсолютной в силу специфики юридической деятельности и самого правового текста.

Языковая форма выражения запрета в праве, как и иных юридических средств, базируется на использовании двух основных групп технических компонентов:

- универсальные текстовые единицы, применяемые при создании любого документа (общеупотребительные термины и понятия, знаки пунктуации, словосочетания и предложения, союзы, предлоги и др.);

- специально-юридические текстуальные единицы, содержащие правовые термины и понятия, юридические конструкции, нормативные построения и т.д.

Исходя из приводимых статистических данных, в юридической литературе более 80 процентов понятий и терминов имеют общеупотребительный характер, посредством которых выражаются уголовно-правовые запреты. Остальные же понятия являются специально- юридическими или техническими, что, по всей видимости, носит объективный характер и является результатом естественного процесса развития юридической практики. Следовательно, полностью отказаться от использования специальной терминологии при изложении запретов в праве в

_{угоду ясности и доступности юридического текста для адресата не}

¹ См. подробнее: Тихонова С.С. Пределы демократизации языка уголовного закона

// Юридическая техника. 2014. № 8. С. 443-449.

представляется возможным. Однако законодательное закрепление дефиниций специально-юридических терминов в необходимых случаях может существенно облегчить задачу их восприятия адресатами.

Для уяснения специфики терминологического закрепления правового запрета представляется необходимым кратко остановиться на вопросе о видах юридической терминологии.

В зависимости от конструкции юридические термины в литературе подразделяются на однословные (однокомпонентные, односоставные) и многословные (многокомпонентные, многосоставные). Последние именуются терминологическими сочетаниями, то есть сочетаниями двух или более слов, объединенных подчинительной связью¹. При изложении уголовно-правового запрета, как указывает С.С. Тихонова, большую часть занимают двухкомпонентные словосочетания в виде «существительное и прилагательное» («прямой умысел», «тяжкое преступление»), а также в виде

«существительное и существительное в косвенном падеже» («ограничение свободы», «исковая давность»). Кроме того, запрет может быть оформлен и с использованием терминов более сложной конструкции – «невиновное причинение вреда», «легкий вред здоровью», «лицо, выполняющее управленческие функции»² и др.

В юридической науке не выработано единство позиций в отношении

вопроса о том, какие же по конструкции термины являются предпочтительными в изложении запрещающих предписаний. В данном случае следует согласиться с мнением С.С. Тихоновой, которая вслед за Д.А. Керимовым, отстаивает требование о краткости и лаконизме юридической

_{терминологии}³_.

¹ См.: Юридическая техника: курс лекций / под ред. В.М. Баранова, В.А. Толстика. М., 2012. С. 114.

² _{См.: Тихонова С.С. Указ. соч. С. 444.}

³ См.: Керимов Д.А. Законодательная техника. Научно-методическое и учебное пособие. М.: Инфра-М, 1998. 127 с.; Тихонова С.С. Указ. соч. С. 445.

Как верно отмечает С.С. Тихонова, специально-юридические термины при формулировании запретов в большинстве своем образуются благодаря сочетанию общеупотребительных терминов («обязательные + работы»,

«добровольная + сдача», «организованная + группа» и т.д.). Однако их общее словарное значение не совпадает с их специально-юридическим смыслом. При вхождении в специально-юридическое сочетание общеупотребительные понятия обретают иную смысловую нагрузку. С течением времени юридическая практика в силу собственной специфики вырабатывает для них иное специально-правовое значение. Таким образом, согласимся с утверждением о том, что: «Юридический смысл какого-либо понятия, выраженного при помощи терминологического сочетания, не может быть познан путем суммирования словарного значения слов-компонентов. А, значит, не требуется «наращивания» данных слов при создании юридической терминологии»¹.

Техника законодательного оформления правового запрета

характеризуется и своеобразием правовой стилистики. Так, запрет зачастую выражается посредством цепочек падежных форм в виде – «умышленное лишение жизни», «тайное хищение чужого имущества» и т.д. Для юридического запрета характерно использование и фраз-клише, стандартных оборотов и формулировок (например, «не является преступлением», «в случае злостного уклонения», «подлежит уголовной ответственности» и т.д.) Цель их употребления – минимизация рассеивания внимания адресата, а значит и уменьшение затрачиваемого им времени на обработку правовой информации, содержащейся в законодательном тексте.

Заслуживает отдельного упоминания такое технико-правовое средство оформления запрета, как отвлеченно-обобщенные грамматические конструкции. Они, по справедливому замечанию С.С. Тихоновой, предназначены выполнить функцию по указанию на распространяемость правового запрета на неопределенный круг лиц. С этой задачей справляются

«глагольные формы с ослабленным значением времени, лица и числа, отглагольные существительные, отыменные предлоги, отсутствие местоимений лица и наличие местоимений без конкретного предметного содержания»¹. В качестве примера приводится следующее. Для того, чтобы показать распространенность уголовно-правовых предписаний на неопределенный круг лиц, независимо от их фактической половой принадлежности, род виновного, потерпевшего и любых третьих лиц указывается в УК РФ унифицировано, за исключением случаев, когда он имеет значение – в статьях главы 18 УК РФ «Преступления против половой неприкосновенности и половой свободы личности».

Еще одной особенностью технико-юридического оформления запретов в праве выступает использование просторечий для их фиксации. В действующем законодательстве подобные термины встречаются достаточно часто: «бродяжничество» (ст. 151 УК РФ), «мучения» (ст. 63, 111 УК РФ),

«погром» (ст. 212 УК РФ), «сумка» (ст. 158 УК РФ), «цеха» (ст. 217 УК РФ),

«электроток» (ст. 256 УК РФ) и т.д.

При этом зачастую законодатель использует просторечия наряду с абстрактными выражениями или с иллюстрациями последних, что справедливо расценивается в литературе как необоснованное увеличение текста УК РФ².

В этом плане показателен пример из ч. 1 ст. 231 Уголовного кодекса

РФ «Незаконное культивирование запрещенных к возделыванию растений, содержащих наркотические вещества», в которой при характеристике предмета преступления наряду с выражением «растения, содержащие наркотические вещества» даются названия некоторых из них – «конопля, мак». Ч. 2 ст. 205 Уголовного кодекса РФ «Незаконная добыча (вылов) водных биологических ресурсов» наряду с самим термином «морские

_{млекопитающие» содержит и пояснения к нему – «котики, морские бобры».}

¹ См.: Там же. С. 446.

В Ч. 1 и 2 ст. 260 Уголовного кодекса РФ при характеристике запрещенного деяния в виде незаконной рубки лесных насаждений законодатель оперирует понятием «повреждение до степени прекращения роста» и устанавливает указание на один из вероятных его вариантов – «рубка». При этом в Лесном кодексе Российской Федерации понятие рубки охватывает собой и процесс срубания лесных насаждений, и иное отделение ствола от корня. Подобное расхождение в терминологическом сопровождении процесса законодательного оформления запретов не способствует единообразию практики их применения.

С.С. Тихонова вполне последовательно проводит мысль о том, что технико-юридическое оформление запретов в праве должно производиться с опорой на официальный стиль изложения. Законодатель не должен стремиться максимально упростить терминологическую оболочку запрещающего предписания за счет широкого применения просторечий. Официальный стиль запрета способствует выработке у адресата уважительного отношения к содержащемуся в нем предписанию. Также автор справедливо указывает на нежелательность использования при

изложении правового запрета жаргонизмов¹.

Однако другие исследователи в отдельных случаях полагают возможным и оправданным использование в запрещающем предписании жаргонизмов. К примеру, термин «вербовка» в ст. 127.1 и 359 Уголовного кодекса РФ оценивается как пограничное понятие между общеупотребительной и жаргонной лексикой². Оперирование термином

«притон» в ходе установления уголовно-правового запрета в ст.ст. 232 и 241

Уголовного кодекса РФ обосновывается коммуникативной целесообразностью³.

¹ _{Тихонова С.С. Указ. соч. С. 447.}

² См.: Законодательная техника / отв.ред. Ю.А. Тихомиров. М., 2000. С. 157; Юридическая техника: учебное пособие / под ред. Т.Я. Хабриевой, Н.А. Власенко. М.,

_{2010. С. 80.}

³ Там же.

Еще одним примером использования жаргонизмов в технико- юридическом оформлении запретов выступают ст.ст. 174 и 174-1 Уголовного кодекса РФ. В данных статьях исследователи признают допустимым применение термина «отмывание», что обосновывается его упоминанием в Страсбургской конвенции Совета Европы об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности от 8 ноября 1990 года)¹.

Ряд авторов ссылается на его большую распространенность в языке по

сравнению с официальным понятием «легализация»². Последняя позиция критически оценивается С.С. Тихоновой, которая полагает практику замены официальных терминов на общеупотребимые в ходе закрепления уголовно- правовых запретов недопустимой, ибо это содействует понижению общего уровня правовой культуры населения³.

Заслуживает внимания и проблема использования иностранной

терминологии в технике законодательного установления правового запрета. Уголовное законодательство оперирует такими понятиями, иностранного происхождения, как «геноцид», «документ», «контрабанда». В какой-то степени заимствование иностранных слов является объективно обусловленной тенденцией развития правовой системы России. Однако подобный процесс заимствования должен носить все же весьма ограниченный характер. Н.А. Власенко справедливо пишет по этому поводу следующее: «Избежать проникновения в отечественную правовую систему иностранной терминологии невозможно и противостоять этому

_{бессмысленно»}⁴_{. В данном случае необходимо соблюдать правило}

¹ См.: Тагирова В.А. Уголовная ответственность за отмывание доходов от преступной деятельности и его предупреждение: вопросы теории и законотворчества: автореф. дисс. … канд.юрид.наук. Казань. 2005. С. 11-12, 16.

² См.: Законодательная техника / отв.ред. Ю.А. Тихомиров. М., 2000. С. 157; Юридическая техника: учебное пособие / под ред. Т.Я. Хабриевой, Н.А. Власенко. М.,

_{2010. С. 82.}

³ _{См.: Тихонова С.С. Указ. соч. С. 448.}

⁴ Власенко Н.А. Язык права: монография. Иркутск, 1997. С. 90.

обоснованности использования иностранной терминологии¹. Критериев допустимости ввода иностранного термина юриспруденцией не выработано. Полагаем, что в любом случае заимствование иностранного термина должно быть обосновано либо необходимостью унификации терминологии с международным правом, либо отсутствием надлежащего аналога в национальном языке, либо уже имеющимся широким распространением данного термина в юридической практике.

В случае же ситуации «конкуренции» иностранного и русскоязычного терминов можно руководствоваться правилом, предложенным Н.А. Власенко: «…верх должно брать слово русскоязычного происхождения, за исключением ситуации, когда русский дублер стал архаизмом и в общеупотребительном лексиконе не используется»². В качестве дополнения к обозначенному технико-юридическому правилу оформления запретов необходимо учитывать и позицию С.С. Тихоновой. По ее справедливому мнению, с течением времени русские аналоги иностранных слов могут приобретать и свойства вульгаризмов (например, «открытый» по сравнению с «публичный» (ст. 129, 197, 242-1, 282 УК РФ и т.д.); «перевозка» по сравнению с «транспортировка» (ст. 247, 254 УК РФ и т.д.); «подделка» по

сравнению с «фальсификация» (ст. 303 УК РФ)).

Следовательно, полагает автор, правило запрета вульгаризмов, должно доминировать над требованием обоснованного использования иностранных терминов, чтобы не понижать официального статуса текста закона³. Кроме того, замена иностранных терминов, уже использующихся в российском законодательстве, в том числе и при изложении запрещающих предписаний,

_{на аналогии в русском языке будет оправданной лишь при выполнении}

¹ См.: Юридическая техника: курс лекций / Под ред. В.М. Баранова, В.А. Толстика. М., 2012. С. 130.

² Юридическая техника: учебное пособие / под ред. Т.Я. Хабриевой, Н.А. Власенко. М., 2010. С. 80.

³ См.: Тихонова С.С. Указ. соч. С. 448.

условия, при котором полнота и точность установленного правового запрета не пострадают от подобной технико-юридической операции.

Специфическим приемом оформления запрета в праве выступают и эмоционально-экспрессивные языковые единицы текста, что обеспечивает дополнительное информационно-психологическое воздействие на адресата запрещающего предписания. В качестве таких технических инструментов используются метафоры, олицетворения, эпитеты и т.п. Уголовно-правовые запреты в действующем российском законодательстве оформляются посредством эмоционально-окрашенных терминов: «гибель/массовая гибель» (ст.ст. 246, 247, 250, 259 Уголовного кодекса РФ), «жестокое обращение» (ст. ст. 110, 156 Уголовного Кодекса РФ), «душевное волнение» (ст.ст. 107,

113 Уголовного Кодекса РФ), «низменные побуждения» (ст.ст. 153, 155

Уголовного Кодекса РФ и т.д.), «садистский (метод)» (ст. 245 Уголовного кодекса РФ) и др.

Использование рассматриваемых средств в запрещающих и иных нормативных предписаниях поддерживается далеко не всеми исследователями. Так, коллектив ученых Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ при подготовке рекомендаций по технико-юридическому оформлению законов выразил мнение о недопустимости их законодательного установления. В качестве аргумента ученые указали на то обстоятельство, что эмоционально- экспрессивные единицы правового текста могут вызывать у адресата излишние переживания, отвлекающие от основного содержания

_{нормативных предписаний}¹_.

На наш взгляд, абсолютный запрет на оперирование эмоционально окрашенной терминологии в законодательстве вряд ли оправдан. В разумных

_{пределах и именно при установлении правовых запретов указанный технико-}

¹ См.: Законотворчество в Российской Федерации: научно-практической пособие /

отв. ред. А.С. Пиголкин. М. 2000. С. 564-567 и др.

юридический прием допустим, содействует большей эффективности действия данного способа правового регулирования.

Обобщая приведенные выше положения и данные о терминологическом оформлении запретов в праве можно в систематизированном виде представить правила и средства юридической технике этого раздела в следующем виде:

- языковая форма выражения запрета в праве базируется на использовании двух основных групп технических компонентов: универсальных текстовых единиц, применяемых при создании любого документа (общеупотребительные термины и понятия, знаки пунктуации, словосочетания и предложения, союзы, предлоги и др.); специально- юридических текстуальных единиц, содержащих правовые термины и понятия, юридические конструкции, нормативные построения и т.д.;

- при установлении запретов должно соблюдаться общее требование о краткости и лаконизме юридической терминологии;

- дефиниции понятий, используемых в запрещающих предписаниях, следует располагать в примечаниях к соответствующим статьям закона, что, в свою очередь, облегчит их восприятие в увязке с конкретными правовыми запретами;

- дефиниция понятия, характеризующего содержание правового запрета должна быть значимой для юридической практики;

- у ряда правовых запретов адресатом выступают особые группы и категории субъектов, которые в силу своего возраста или иных факторов воспринимают и осознают нормативные предписания с определенными трудностями, что вызывает потребность в дополнительном законодательном разъяснении для них соответствующих понятий и терминов;

- при изложении содержания правового запрета, большую его часть занимают двухкомпонентные словосочетания в виде «существительное и прилагательное», а также в виде «существительное и существительное в

косвенном падеже» (это не исключает использования и терминов более сложной конструкции);

- техника законодательного оформления правового запрета характеризуется и своеобразием правовой стилистики: запрет зачастую выражается посредством цепочек падежных форм в виде – «умышленное лишение жизни», «тайное хищение чужого имущества» и т.д.; для юридического запрета характерно использование и фраз-клише, стандартных оборотов и формулировок (например, «не является преступлением», «в случае злостного уклонения», «подлежит уголовной ответственности» и т.д.);

- оформление правового запрета производится посредством отвлеченно-обобщенные грамматические конструкции, которые предназначены выполнить функцию по указанию на распространяемость правового запрета на неопределенный круг лиц;

- запрещающие предписания в ограниченном объеме могут содержать просторечия для их фиксации;

- технико-юридическое закрепление запретов в праве должно производиться с опорой на официальный стиль изложения;

- представляется возможным и оправданным использование в запрещающем предписании жаргонизмов при соблюдении требования их обоснованности;

- при использовании иностранной терминологии в технике законодательного установления правового запрета необходимо соблюдать правило об их обоснованности, т.е. заимствование иностранного термина должно быть обосновано либо необходимостью унификации терминологии с международным правом, либо отсутствием надлежащего аналога в национальном языке, либо уже имеющимся широким распространением данного термина в юридической практике;

- замена иностранных терминов, уже использующихся в российском законодательстве, в том числе и при изложении запрещающих предписаний,

на аналогии в русском языке будет оправданной лишь при выполнении условия, при котором полнота и точность установленного правового запрета не пострадают от подобной технико-юридической операции;

- специфическим приемом оформления запрета в праве выступают и эмоционально-экспрессивные языковые единицы текста, что обеспечивает дополнительное информационно-психологическое воздействие на адресата запрещающего предписания.

При установлении запрещающих норм в законодательстве используется такой прием как специализация нормативных предписаний. Запреты в большинстве случаев не носят абсолютного характера, что предполагает установление из них, как общих правил, некоторых исключений. Примером чего служит ст. 268 Трудового кодекса РФ

«Запрещение направления в служебные командировки, привлечения к сверхурочной работе, работе в ночное время, в выходные и нерабочие праздничные дни работников в возрасте до восемнадцати лет». Согласно рассматриваемой норме, запрещаются направление в служебные командировки, привлечение к сверхурочной работе, работе в ночное время, в выходные и нерабочие праздничные дни работников в возрасте до восемнадцати лет (за исключением творческих работников средств массовой информации, организаций кинематографии, теле- и видеосъемочных коллективов, театров, театральных и концертных организаций, цирков и иных лиц, участвующих в создании и (или) исполнении (экспонировании) произведений, в соответствии с перечнями работ, профессий, должностей этих работников, утверждаемыми Правительством Российской Федерации с учетом мнения Российской трехсторонней комиссии по регулированию социально-трудовых отношений).

В качестве другого примера специализации нормативных предписаний выступают положения ст. 348.8. Трудового кодекса РФ «Особенности регулирования труда спортсменов в возрасте до восемнадцати лет». В соответствии с данной статьей, во время участия в спортивных мероприятиях

допускается превышение спортсменом, не достигшим возраста восемнадцати лет, предельно допустимых норм нагрузок при подъеме и перемещении тяжестей вручную, установленных в соответствии с настоящим Кодексом, если это необходимо в соответствии с планом подготовки спортсмена к спортивным соревнованиям и применяемые нагрузки не запрещены ему по состоянию здоровья в соответствии с медицинским заключением. Здесь имеет место запрет-оговорка к общему правилу. Наблюдается диалектика взаимосвязи запретов и дозволений в праве и особенности техники ее законодательного оформления.

Нередки случаи установления правовых ограничений в форме частного запрета по отношению к общему запрету. Их функциональное назначение, заключается в том, что они раскрывают содержание общего правила, конкретизируют его, указывают примерный перечень действий (бездействия), признаваемых социально недопустимыми, называют их отличительные признаки, характерные свойства.

Анализ действующего российского законодательства позволяет сделать вывод о существенном значении бланкетного способа для законодательного оформления правовых запретов. Так, ст. 253 Трудового кодекса РФ «Работы, на которых ограничивается применение труда женщин» Трудового кодекса РФ содержит запрещающее предписание ярко выраженного бланкетного характера. Согласно данной статье запрещается применение труда женщин на работах, связанных с подъемом и перемещением вручную тяжестей, превышающих предельно допустимые для них нормы. При этом перечни производств, работ и должностей с вредными и (или) опасными условиями труда, на которых ограничивается применение труда женщин, и предельно допустимые нормы нагрузок для женщин при подъеме и перемещении тяжестей вручную утверждаются в порядке, установленном Правительством Российской Федерации с учетом мнения Российской трехсторонней комиссии по регулированию социально-трудовых отношений.

Подобная ситуация наблюдается и в ст. 265 Трудового кодекса РФ

«Работы, на которых запрещается применение труда лиц в возрасте до восемнадцати лет». Статья гласит, что запрещается применение труда лиц в возрасте до восемнадцати лет на работах с вредными и (или) опасными условиями труда, на подземных работах, а также на работах, выполнение которых может причинить вред их здоровью и нравственному развитию (игорный бизнес, работа в ночных кабаре и клубах, производство, перевозка и торговля спиртными напитками, табачными изделиями, наркотическими и иными токсическими препаратами). Также запрещаются переноска и передвижение работниками в возрасте до восемнадцати лет тяжестей, превышающих установленные для них предельные нормы. Сам же перечень работ, на которых запрещается применение труда работников в возрасте до восемнадцати лет, а также предельные нормы тяжестей утверждаются в порядке, установленном Правительством Российской Федерации с учетом мнения Российской трехсторонней комиссии по регулированию социально- трудовых отношений.

Анализ специфики технико-юридического оформления правовых запретов будет неполным, если не обратиться к рассмотрению вопроса о типичных дефектах их нормативного закрепления в российском законодательстве.

В качестве наиболее повторяющихся правотворческих ошибок в области юридического запрещения можно выделить следующие:

- избыточность и дублирование правовых запретов;

- терминологическую коллизионность;

- неоправданное использование оценочных понятий и признаков;

- оперирование чрезмерно сложными юридическими конструкциями;

- нарушение системных межотраслевых связей между отдельными правовыми запретами;

- избыточная конкуренция специальных запрещающих предписаний

(например, в уголовном законодательстве)¹.

В качестве типичного примера неудачного законодательного изложения запрета можно привести ст. 261 Трудового кодекса РФ «Гарантии беременным женщинам, женщинам, имеющим детей, и лицам, воспитывающим детей без матери, при расторжении трудового договора». Конституционным Судом РФ положение ч. 4 указанной статьи признано противоречащим Конституции РФ (См. Постановление Конституционного Суда РФ от 15 декабря 2011 года N 28-П) в той мере, в какой в системе действующего правового регулирования оно, запрещая увольнение по инициативе работодателя женщин, имеющих детей в возрасте до трех лет, и других лиц, воспитывающих детей указанного возраста без матери, исключает возможность пользоваться этой гарантией отцу, являющемуся единственным кормильцем в многодетной семье, воспитывающей малолетних детей, в том числе ребенка в возрасте до трех лет, где мать в трудовых отношениях не состоит и занимается уходом за детьми.

Таким образом, отдельные правовые запреты прописаны в законодательстве нечетко, с нарушением требований законодательной техники, что требует в последующем исправления в ходе судебной и иной правоприменительной практики.

Нередки случаи и простого дублирования запрещающих нормативно- правовых предписаний. Например, можно обратиться к запретам, установленным в ст. 17 Федерального закона "О государственной гражданской службе Российской Федерации". При этом имеет место

_{дублирование ряда запретов, которые были уже установлены ранее}

¹ См., например: Маркунцов С.А. Осознание уголовно-правовых запретов в структуре уголовной ответственности несовершеннолетних / Под ред. А.Э. Жалинского. М.: Юриспруденция, 2007. С. 29-30; Лопашенко Н.А. Недостатки законодательной техники Уголовного кодекса России как препятствие для его эффективного применения и криминогенный фактор // Международное и национальное уголовное законодательство: проблемы юридической техники: Материалы III Междунар. науч.-практ. конф., состоявшейся на юрид. фак. МГУ им. М.В. Ломоносова 29 - 30 мая 2003 г. / Отв. ред. Комиссаров В.С. М., 2004. С. 39.

Федеральными законами "О статусе военнослужащих" (пункт 7 ст. 10) и "Об обороне" (пункты 1, 3 ст. 24). Как отмечает В.В. Козлов, продублирован запрет на участие на платной основе в деятельности органа управления коммерческой организацией, за исключением случаев, установленных федеральным законом; на осуществление предпринимательской деятельности и др. В связи с этим возникает вопрос о целесообразности их "повторного" распространения на военнослужащих¹.

Кроме того, новые запреты, установленные в пунктах 2, 5, 10 ч. 1 ст. 17

вышеназванного Федерального закона, не отражают специфику прохождения военной службы, в связи с чем возникает вопрос о возможности привлечения военнослужащего к дисциплинарной ответственности за нарушение таких запретов, как:

- быть поверенным или представителем по делам третьих лиц в государственном органе, в котором он замещает должность гражданской службы, если иное не предусмотрено указанным Федеральным законом и другими федеральными законами (п. 5 ч. 1 ст. 17);

- замещать должность гражданской службы в случае избрания на выборную должность в органе местного самоуправления (п. 2 ч. 1 ст. 17);

- допускать публичные высказывания, суждения и оценки, в том числе в средствах массовой информации, в отношении деятельности государственных органов, их руководителей, включая решения вышестоящего государственного органа либо государственного органа, в котором гражданский служащий замещает должность гражданской службы,

_{если это не входит в его должностные обязанности (п. 10 ч. 1 ст. 17)}²_.

¹ См.: Козлов В.В. Ограничения, запреты и обязанности, связанные с прохождением военной службы, установленные федеральным законодательством о противодействии коррупции и о государственной гражданской службе Российской Федерации (о некоторых проблемах правовых ограничений военнослужащих, установленных статьей 27.1 Федерального закона "О статусе военнослужащих") // Право в Вооруженных Силах. 2011. № 5. С. 36 - 40.

² См.: Там же. С. 37.

Соответственно возникает вопрос о возможности досрочного увольнения военнослужащих согласно подп. "е.1" п. 2 ст. 51 Федерального закона "О воинской обязанности и военной службе" в связи с нарушением запретов, связанных с прохождением военной службы, предусмотренных ст.

27.1 Федерального закона "О статусе военнослужащих".

Кроме того, отдельные запрещающие предписания, установленные ч. 1 ст. 17 Федерального закона "О государственной гражданской службе", образуют коллизию с с нормами военного законодательства. Например, согласно пункта 17 ч. 1 ст. 17 указанного Федерального закона

государственному служащему запрещено заниматься без письменного разрешения представителя нанимателя оплачиваемой деятельностью, финансируемой исключительно за счет средств иностранных государств, международных и иностранных организаций, иностранных граждан и лиц без гражданства, если иное не предусмотрено международным договором Российской Федерации или законодательством Российской Федерации. А в соответствии с пунктом 7 ст. 10 Федерального закона "О статусе военнослужащих" военнослужащий не вправе заниматься другой оплачиваемой деятельностью, за исключением педагогической, научной и иной творческой деятельности, если она не препятствует исполнению обязанностей военной службы. При этом при любых обстоятельствах запрещено заниматься педагогической и иной деятельностью, если она финансируется исключительно из иностранных источников.

В итоге, как обоснованно полагает В.В. Козлов, действующая система правовых запретов в отношении военнослужащих нуждается в совершенствовании, что обусловлено наличием пробелов, противоречий и фрагментарности правового регулирования.

Законодательные ошибки иного рода допущены при изложении правового запрета в ходе принятия Федерального закона от 23 декабря 2010

№ 387-ФЗ "О внесении изменений в статью 22.1 Федерального закона "О

государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных

предпринимателей" и Трудовой кодекс Российской Федерации". В данном случае, как отмечается в юридической литературе, было нарушено требование разумной соразмерности между используемыми юридическими запретами и государственно значимыми целями¹. В результате было установлено гиперограничение свободы труда и профессиональной деятельности в сферах образования, медицинского обслуживания и оздоровления, культуры и искусства.

Изначально государство имеет право вводить запрет на профессии - с учетом части 3 статьи 55 Конституции РФ принята серия федеральных законов, предусматривающих ограничение права на занятие отдельных должностей (выполнение отдельных работ). Введение запрета на профессию в сферах, объектом которых являются отношения с участием детей, в целом согласуется с Конвенцией о правах ребенка 1989 года, согласно статье 19 которой государства-участники² принимают все необходимые законодательные, административные, социальные и просветительные меры с целью защиты ребенка от всех форм физического или психологического насилия, оскорбления или злоупотребления, отсутствия заботы или небрежного обращения, грубого обращения или эксплуатации, включая сексуальное злоупотребление, со стороны родителей, законных опекунов или любого другого лица, заботящегося о ребенке. Реализация данного положения Конвенции имела место в первых российских законах об образовании, а затем с формированием нового трудового законодательства была обеспечена в Трудовом кодексе РФ. Однако при реализации указанного права законодатель должен следовать целой совокупности юридических

_{правил и принципов.}

¹ Щур-Труханович Л.В., Щур Д.Л. Пожизненный запрет лицам с преступным прошлым на работу с детьми: анализ содержания, оценка соразмерности и рекомендации по совершению юридических действий // СПС КонсультантПлюс. 2011.

² Российская Федерация - участник Конвенции с 1990 года (Постановление Верховного Совета СССР от 13.06.1990 N 1559-I "О ратификации Конвенции о правах ребенка" // Ведомости СНД СССР и ВС СССР. N 6. 1990.

Особенно интересен тот факт, что если ограничение на занятие педагогической деятельностью в образовательных учреждениях не ново, то запрет на занятие предпринимательской деятельностью физическим лицам, имеющим судимость или подвергшимся уголовному преследованию, абсолютная новелла российского законодательства¹.

В результате подобной законодательной новеллы и рядудополнительно

принятых подзаконных нормативных актов лица, единожды подвергнувшиеся судимости или уголовному преследованию за преступления, никак не связанные с детьми и не свидетельствующие о склонности к насилию, будут ограничены в своем праве на работу пожизненно и в полном объеме. При этом круг таких лиц, как утвержают специалисты оказывается достаточно широким.

Данный чрезмерно масштабный по кругу лиц запрет масштабный вряд ли существенно повысит защищенность несовершеннолетних от посягательств на их нравственность, психическое и физическое здоровье, половую неприкосновенность, однако существенно и чрезмерно ограничит права единожды понесших уголовное наказание, в том числе за преступления, которые не связаны с несовершеннолетними и факт совершения которых не свидетельствует о потенциальной склонности судимых к такого рода действиям. Таким образом, налицо чрезмерность и необоснованность установления рассматриваемого юридического запрета, неадекватность его поставленным законодателем целям.

Самое существенное поражение в правах лиц с криминальным прошлым заключается в том, что в отличие от большинства федеральных законов, предусматривающих запрет на работу в связи с наличием реальной судимости, новые нормы рассматриваемого Федерального закона (впрочем, и Трудового кодекса РФ также) устанавливают запрет не только для тех, у кого на момент государственной регистрации в качестве индивидуального предпринимателя имеется судимость, но и для:

1) имевших судимость;

2) подвергающихся уголовному преследованию;

3) подвергавшихся уголовному преследованию (за исключением тех, когда уголовное преследование прекращено по реабилитирующим основаниям).

В свете изложенного ставился вопрос об обоснованности установления запрета на работу с детьми для лиц, подвергавшихся уголовному преследованию, но не признанных судом виновными. Однако данный аргумент так же, как и предыдущий (о возникновении противоречия со статьей 86 Уголовного кодекса РФ), не был принят во внимание¹.

Завершая главу, заметим, что наряду с техникой закрепления правовых

запретов не меньший теоретический и практический интерес вызывают и технико-юридические приемы их применения.