Природа и виды «прецедентов» Европейского Суда по правам человека

пых сфер права, разных систем»¹. В результате правовой конвер­генции, сделал вывод С.С. Алексеев, образуется «право цивилизо­ванных народов»^{[1018] [1019]. Существенный вклад в исследование вопросов взаимодействия международного и национального права внесли А.А. Рубанов, И. II. Лукащук, Б.Л. Зимненко и др.}

В специальной литературе и в работе судов сложилось множе­ство теоретических и практических проблем, требующих своего дальнейшего глубокого анализа. 'Гак, согласно ч. 4 ст. 15 Консти­туции РФ. «Общепризнанные принципы и норма международного права и международные договоры Российской Федерации являют­ся составной частью се правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила между­народного договора». Однако Конституция РФ оставляет откры­тым целый ряд вопросов, например, о соотношении иных форм международного права с федеральными законами. Не определено в Конституции РФ и се собственное место в единой, развивающей­ся и многоуровневой системе форм национального и (пли) между­народного права, реализующегося в России.

Важнейшее теоретическое, правовое и практическое значение имеет п вопрос о возможности трансформации Европейской кон­венции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней.

Наиболее радикально настроенные научные и практические работники рассматривают постановления ЕСПЧ в качестве свое­образного «судебного прецедента» — самостоятельного «источни­

ка» права. Так, Д.В. Зверев, на мои взгляд, без необходимых и до­статочных правовых аргументов пришел к выводу: «...в российскую правовую систему инкорпорирован новый источник права — пре­цеденты Европейского Суда ио нравам человека»’. В.И. Анишина и Г.А. Гаджиев в свою очередь полагают: «Федеральный закон о ра­тификации Конвенции решил.-.старый теоретический спор о том. являются ли вообще судебные акты источником права. Безусловно, решения ЕСПЧ человека следует признавать источником права, входящим в качестве основной части вместе с нормами Конвенции и Протоколов к ней в правовую систему РФ (ч. 4 ст. 15 Консти­туции РФ). На признании этого вывода может быть построен ме­ханизм возможного влияния юриспруденции Европейского Суда по правам человека на судебную практику российских судов»^{[1020] [1021]. В этом контексте представляется весьма характерной следующая оговорка В.И. Анишиной и Г.А. Гаджиева: «Нами умышленно не используется термин «прецедентное право» Европейского Суда по правам человека. Предпочтение отдано термину «юриспруден­ция или судебная практика Европейского Суда». Безусловно, юри­дически некорректно идентифицировать судебную практику Евро­пейского Суда с common law. Исследуя юрисдикцию Европейского Суда. В.Л. Туманов также говорит об «относительной (в отличие от английского правила прецедента) связанности Суда при рассмо­трении дел его предшествующими решениями и сложившимися правовыми позициями».[1022]}

Весьма противоречива и оценка европейскими специалистами природы постановлений ЕСПЧ.

требует, чтобы ее нормы толковались и применялись таким обра­зом, чтобы сделать ее гарантии эффективными и реальными»¹ (вы­делено миоіі. — В. Е.). Такой подход получил в науке понятие «эво­лютивное толкование».

Бывший Председатель ЕСПЧ г-н Рнксдаль 1 ноября 1998 г. сказал: «Европейская конвенция о правах человека должна толко­ваться и применяться как живой инструмент, следуя за развити­ем наших обществ и не обязательно согласно намерениям «отцов- основателей» в 1950 году... Вместе с тем, он далее подчеркнул: «Но, сразу же добавлю и настаиваю на том, что эволютивное толкование, следуя за развитием наших обществ, не должно стать судебным активизмом (выделено мной. — В. Е.). По моему мнению, судьи призваны тщательно изучать, оценивать, принимать во внимание развитие общества, но они, в особенности международные судьи, не должны действовать в соответствии со своей собственной субъ­ективной оценкой тенденций, которые кажутся им более предпоч­тительными и которые они одобряют»^{[1023] [1024].}

Однако, как представляется, в выступлении г-на Риксдаля нель­зя не заметить существенного противоречия: возможно ли при­менять Европейскую Конвенцию как «живой инструмент» без «судебного активизма»? С позиции г-на Риксдаля допустимы два прямо противоположных варианта: 1) Европейский Суд лишь бук­вально толкует Европейскую Конвенцию и не занимается ее раз­витием. 2) Европейский Суд вырабатывает «судебные прецеденты права» и развивает Европейскую Конвенцию по правам человека. К сожалению, ЕСПЧ пошел по второму пути.

24 26 июня 2010 г. Конституционный Суд РФ. Совет Феде­рации Федерального Собрания РФ и Минюст России прове­ли в г. Санкт-Петербурге научно-практическую конференцию по проблемам мониторинга законодательства и правоприменения, в рамках которой была организована работа секции К 3 «Реали­зация решений Европейского Суда по правам человека».

ме выражены в нормах права как конкретное проявление процесса правового регулирования»¹. В зависимости от квалификационных критериев в науке предложены различные классификации форм реализации права. Но справедливому замечанию М.Н. Марчен­ко. «наиболее распространено их подразделение в зависимости от характера правотворческих действий субъектов права. По это­му признаку-критерию обычно выделяют четыре основные формы реализации права: осуществление (использование), исполнение, соблюдение, применение... Осуществление (использование) нрав, или полномочий, выражается в активной реализации возможно­стей, предоставляемых субъектам различных общественных от­ношений нормами права... Исполнение ... представляет собой ... реализацию обязывающих норм, выполнение субъектом права возложенных иа него обязательств... Соблюдение норм права связано только с реализацией запрещающих норм... Применение права как государственно-властное деяние всегда осуществляется от имени государства»^{[1025] [1026]. Вопросы реализации и природы решений ЕСПЧ и стали предметом активного обсуждения участниками конференции.}

В связи с происходящими в мире процессами глобализации в теории права и на практике появились сравнительно новые про­блемы. требующие своевременных, научно обоснованных и пра­ктически необходимых ответов. В том числе возник вопрос о том. возможно ли решения ЕСПЧ отнести к международно-правовым актам (если да. то необходимо установить и форму их реализации), пли решения ЕСПЧ являются «неправом», одним из видов инди­видуальных судебных актов наднациональных судов, обязатель­ных для исполнения соответствующими российскими органами власти и лицами так же, как и индивидуальных судебных актов на­циональных судов?

Конституционный Суд РФ в Постановлении от 5 февраля 2007 г. М» 2-П пришел к весьма неопределённому выводу: «11с только Кон­венция о защите прав человека и основных свобод, но и решения Европейского Суда по правам человека — в той части, в какой ими, исходя из общепризнанных принципов и норм международ-

ного нрава, лается толкование содержания закрепленных в Кон­венции прав и свобод, включая право на доступ к суду и спра­ведливое правосудие, — являются составной частью российской правовой системы» (выделено мной. — В. Е.). Конституционный Суд РФ подтвердил также свою позицию, в частности, в Постанов­лении от 26 февраля 2010 г. № 4-П.

Думаю, изложенную позицию Конституционного Суда Россий­ской Федерации разделяет большинство российских и зарубежных специалистов. Так, в национальной специальной литературе актив­но проводится в «жизнь» идея «о прецедентной практике Европей­ского Суда»¹. Микеле дс Сальвия сделал еще более радикальный вывод: «в свете прецедентного права... суд заполнил пробел, кото­рый, как он сам признавал, существовал до относительно недавнего времени»^{[1027] [1028] (выделено мной. — В. Е.).}

Детально исследовав позиции российских и зарубежных уче­ных. М.Н. Марченко убедительно писал, что «... вне поля зрения авторов остаются некоторые весьма важные вопросы, касающиеся факторов, предопределяющих юридическую природу и характер решений суда, именуемых прецедентами, по сравнению с дру­гими источниками права в случае признания их в качестве тако­вых, а также но сравнению с традиционными, «классическими» прецедентами»^[1029]. М.Н. Марченко подчеркивает: «Существует, как минимум,три различных варианта или «модели» восприятия и при­менения решений ЕСПЧ. Первая — «модель частной аналогии» (model of particular analogy). Вторая — «нормоустанавливающая модель» (rule-statingmodel). Третья — «модель, содержащая в себе используемые в качестве примера принципы» (principle-exampling

model)»’. В результате анализа специальной зарубежной литера­туры М.Н. Марченко пришел к теоретически обоснованному вы­воду: «...если Конвенция и судебная практика ограничивают суд относительно формирования общих норм и «абстрактного выска­зывания» но поводу соответствия национального законодательства и судебной практики Конвенции, то это означает, что суд лишен возможности (ие только в процессе правоприменения, но и в про­цессе толкования Конвенции и Протоколов к ней) принимать акты, которые содержали бы в себе четко сформулированные правила п которые можно было бы рассматривать в виде прецедентов, от­носящихся к категории («модели») нормоустанавливающих актов (вторая «модель» восприятия прецедента)»^{[1030] [1031].}

Позиция, выработанная Конституционным Судом РФ и разде­ляемая многими отечественными п зарубежными специалистами, с одной стороны, всё же позволяет предположить, что судебные акты ЕСПЧ возможно относить к международному праву и при­знать «... решения Европейского Суда по правам человека... состав­ной частью российской правовой системы»^[1032]. С другой стороны, в том же постановлении Конституционный Суд РФ разъяснил, что составной частью российской правовой системы являются не все решения ЕСПЧ, а только «...в той части, в какой ими...дается тол­кование содержания закрепленных в Конвенции нрав и свобод»¹ (выделено мной. — Только толкование! — В. Е.).

Вместе с тем, некоторые зарубежные специалисты придержи­ваются иной точки зрения. Так, П.-Н Монжаль профессор уни­верситета Франсуа Рабле (Тур) пишет: «Обращаясь к практике Европейского Суда по правам человека в отношении Конвенции, мы констатируем неожиданный поворот в деятельности последне­го, характеризуется проявлением пренебрежения к суверенитету государств — участников. Так. в 1975 г., раскрывая принцип права на справедливое судебное разбирательство в знаменитой шестой статье, Суд объяснил... «что он склонен руководствоваться статья­ми 31-33 Венской Конвенции 1969 г.». В этом деле зафиксировано

особое мнение одного из судей О ГОМ, что «решение 1975 г. явля­ется типичным примером вековых стремлении судебного законо­дателя». С той поры и. в частности, с конца 80-х гг. Суд регуляр­но заявляет, что «конвенция и её протоколы должны толковаться в свете современных условий. Из этого следует, что её положения не могут быть истолкованы исключительно в соответствии с на­мерениями их авторов, как они были выражены в 1950 г. Во имя теории, согласно которой Конвенция является живым инструмен­том. Европейский Суд ио нравам человека решительно отказался от конвенциональной техники толкования с учетом изначальной воли авторов Европейской Конвенции но правам человека»¹.

Вместе с тем, иа мой взгляд, «конвенциальная техника толко­вания» в строгом соответствии с общей теорией права может со­стоять лишь в буквальном уяснении Европейским Судом по пра­вам человека точного смысла Конвенции и соответствующем ее разъяснении. Однако, по мнению П.-Н. Моижаль, «... ценность Конвенции состоит отныне не в ее договорном, а в исключитель­но практическом характере. Суд адсорбировал Конвенцию, чтобы придать ей судебную значимость, полностью определяемую его практикой»^{[1033] [1034].}

В 2003 г. Суд пошел еще дальше и заявил: «...Его постановление имеет ту же силу, что и договор! Так, простые рекомендации, со­держащиеся в его постановлении о временных мерах, применяе­мых во время сопровождения к границе незаконно прибывающих в стране иностранцев, стали принудительными для государств- участников. И если государства не будут их соблюдать, то это по­служит основанием для возникновения ответственности, и это при том, что сама Конвенция ис регламентирует вопрос временных мер. Есть три особых мнения судей в отношении этого способа действий Европейского Суда по правам человека, во многом основанного на практике Международного Суда ООН (Гаага) в этой области, ко­торый, в отличие от Страсбургского Суда, располагает правовой базой для принятия временных мер. Судьи, написавшие особое мнение, утверждают, что Страсбургский Суд тем самым «расши­

рил свою компетенцию путем правотворческого, а не судебного действия»¹ (выделено мной. — Б. Е.).

Более того. ЕСПЧ постановил, — подчеркивает П.-П. Монжаль, — что «... он не связан своими собственными предыдущими решени­ями. При этом добавил, что по причинам правової’! безопасности, прогнозируемости и равенства перед нравом он может отклоняться от своих прецедентов, но только в силу веских причин. Тем не менее, анализ решений Суда показывает, что они не содержат прогнозов на будущее, а значит. Суду не надо будет мотивировать собственные отклонения в судебной практике... Таким образом, имеет место па­радокс, заключающийся в том. что право, порождаемое Конвенцией, является правом без нормы, а, следовательно, архаичным»^{[1035] [1036].}

Как представляется, эволютивное толкование ЕСПЧ Конвенции не должно основываться только на «развитии общества». Важно подчеркнуть: эволютивное толкование ЕСПЧ Конвенции пс мо­жет быть расширительным, субъективным и произвольным, но­сить характер злоупотребления правом. Думаю, Европейский Суд по нравам человека, толкуя Европейскую Конвенцию по правам человека, не может не учитывать и иные формы международного права. Европейская конвенция о правах человека, во-первых, яв­ляется одним из многочисленных международных договоров. Во- вторых, кроме международных договоров имеются и иные формы международного права, в частности, основополагающие (общие) принципы международного нрава, которые, на мой взгляд, и долж­ны учитываться судьями в процессе системного толкования ЕСПЧ Европейской конвенции о правах человека, как только одного из международных договоров.

Согласно ст. 53. 64 и 71 Венской конвенции «О праве междуна­родных договоров», принятой 23 мая 19G5 г., основополагающие (общие) принципы и императивные нормы международного нрава имеют преимущественную силу (jus cogens императивная норма) над международными договорами, отклонение от основополагаю­щих (общих) принципов и норм международного права недопусти­мо, любой международный договор в этих случаях рассматривает­ся как недействительный и нс подлежит применению.

Необходимо подчеркнуть: сама Европейская Конвенция о правах человека строго ограничивает компетенцию ЕСПЧ только правом на ее буквальное толкование. «Если дело, находящееся на рассмо­трении Палаты, затрагивает серьезный вопрос, касающийся тол­кования положений Конвенции или Протоколов к ней, или если решение вопроса может войти в противоречие с ранее вынесенным Судом постановлением, Палата может до вынесения своего поста­новления уступить юрисдикцию в пользу Большой Палаты, если ин одна из сторон не возражает против этого» (ст. 30). «В ведении Суда находятся все вопросы, касающиеся толкования и примене­ния положении Конвенции и Протоколов к ней (выделено мной.

В. Е.), которые могут быть ему переданы в случаях, предусмотрен­ных положениями статей 33. 34 и 47» (ч. 1 ст. 32). Далее: «Суд может по просьбе Комитета министров выносить консультативные заключения по юридическим вопросам, касающимся толкования положений Конвенции и Протоколов к ней» (ч. 1 ст. 47). Наконец, важнейшее ограничение компетенции Европейского Суда по пра­вам человека содержится в ч. 2 ст. 47: «Такие заключения не долж­ны затрагивать ни вопросы, относящиеся к содержанию или объему прав или свобод, определенных в разделе Конвенции и Протоколах к ней. ни другие вопросы» (выделено мной. — В. Е.).

Полагаю, правовым аргументом в пользу отнесения судебных актов ЕСПЧ к неправу является также ст. 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней»: «Российская Федерация в соответ­ствии со статьей 46 Конвенции признает ipso facto (в силу самого факта) и без специального соглашения юрисдикцию Европейско­го Суда но правам человека обязательной по вопросам толкова- нияи применения Конвенции и Протоколов к ней...» (выделено авт. — В. Е.). Поскольку компетенция одновременного «толкования и применения» «права» принадлежит прежде всего суду, постоль­ку, думаю, логичен вывод о том, что федеральный законодатель также отнес постановления ЕСПЧ к разновидности индивидуаль­ных судебных актов, а ие к одной из форм международного права.

Как известно, в теории права «применение права» — это одна из форм реализации международного или национального нрава органами государственной власти (в том числе судом) или иными

управомоченными субъектами от имени государства. В то же время «толкование права» — это его уяснение соответствующими субъек­тами толкования права для себя и разъяснение его результатов для других^[1037], в частности, для участников судебного разбирательства, как в национальных, так и в наднациональных судах, в том числе в Европейском Суде по правам человека. Таким образом, учитывая изложенные правовые и теоретические аргументы, на мой взгляд, можно сделать следующие выводы.

В процессе толкования нрава национальный либо наднацио­нальный суд (в том числе Европейский Суд по правам человека) не «творит новое право», а лишь уясняет существующее право для себя и разъясняет его для других. Так. ЕС 11Ч в процессе рассмотре­ния дела уясняет Европейскую Конвенцию по правам человека для себя и разъясняет её для других соответствующих органов и лиц.

Большинство современных исследователей обоснованно под­черкивает увеличение в англо-американских странах роли и вли­яния «писаного» права, принятого национальными органами госу­дарственной власти, а не «судебного прецедента». Так, но мнению Л.В. Лазарева, «и в отечественной, и в зарубежной литературе на основе анализа реальных процессов в мировом правовом простран­стве отмечается сближение правовых систем в условиях глобализа­ции мирового сообщества»².

С позиции теории систем, разделения не только националь­ных органов государственной власти, но также и управомоченных международных правотворческих, исполнительных и судебных органов (организаций и т. д.), на наш взгляд, реальная и эффек­тивная защита нарушенных прав и правовых интересов физиче­ских и юридических лиц. а также иных субъектов международно­го права не только на национальном, но и на общемировом либо региональных уровнях возможна лишь при правовом закреплении н эффективном функционировании общемировых и региоиаль-

пых систем правотворческих, исполнительных и судебных органов (организаций и т. д.), элементами которых являются независимые, самостоятельные, «равновесные», взаимосдерживающие соответ­ствующие международные либо региональные правотворческие, исполнительные и судебные органы (организации и г. д.).

Международные и региональные правотворческие, испол­нительные и судебные органы (организации и т. д.) не должны «подменять» друг друга, выполнять функции иных элементов об­щемировых или региональных систем правотворческих, испол­нительных и судебных органов (организации и т. д.), в том числе судебные органы нс могут заменять либо дополнять правотвор­ческие органы. Как представляется, элементы общемировых либо соответствующих региональных систем должны лишь сдерживать и ограничивать другие элементы данных систем. Поэтому широко известная в теории нрава система «сдержек и противовесов» долж­на применяться ие только на государственном, но также и на обще­мировом и региональных уровнях. Как представляется, целью дея­тельности общемировых и региональных систем правотворческих, исполнительных и судебных органов (организаций и т. д.) является своевременная, качественная и эффективная защита нарушенных прав и правовых интересов физических и юридических лиц. а так­же иных субъектов международного права.

В процессе принятия Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2003 г. № 23 «О судебном решении» также воз­никла активная дискуссия о природе, в том числе и Постановлений Европейского Суда по правам человека. Сторонники позиции, суть которой состояла в том. что Постановления Европейского Суда по нравам человека являются «судебными прецедентами» права самостоятельной формой права оказались в меньшинстве. В ре­зультате в п. 4 Постановления Пленума Верховного ('уда РФ № 23 от 19 декабря 2003 г. «О судебном решении» в соответствии с Кон­ституцией РФ. теорией систем и общей теорией права разъяснено: «Поскольку в силу ч. 4 ст. 198 ГПК РФ в решении суда должен быть указан закон, которым руководствовался суд. необходимо указать в мотивировочной части материальный закон, примененный судом к данным правоотношениям, и процессуальные нормы, которыми ру­ководствовался суд. Суду также следует учитывать... постановления

Европейского Суда но правам человека, в которых дано толкование положений Конвенции о защите нрав человека и основных свобод

(выделено мной. — В. Е.), подлежащих применению в данном деле».

По содержанию толкование права можно рассматривать как уяс­нение нрава для себя и разъяснение его для других в процессе рас­смотрения конкретного спора¹. Следовательно, в процессе толкова­ния права судья нс «творит» новое право, а лишь более глубоко его познает и разъясняет сторонам спора, используя прежде всего исто­рический, логический, языковой и системный способы толкования. В силу объективных и субъективных факторов толкование права в процессе сто применения является естественным и объективно не­обходимым мыслительным процессом. «Необходимость толкования норм права. — справедливо отмечает Л.Ф. Черданцев. — обусловлена их признаками, особенностями форм выражения во вне и функцио­нирования ... их языково-логической и «юридической» формой... вы­текает также из такого свойства правовых норм, как их системность»^{[1038] [1039].}

Изложенные теоретические и правовые аргументы, как пред­ставляется. позволяют сделать вывод: постановления Европейско­го Суда по правам человека, вынесенные против России, ipso facto и без специального соглашения в силу ст. 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о зашите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» являются своеобразными» преце­дентами индивидуального судебного регулирования фактических правоотношении» в целом, а не только толкования, которое рос­сийские органы государственной власти (в том числе суд), иные органы и лица должны учитывать в своей деятельности в соответ­ствии с названным федеральным законом.

С целью практической реализации данных теоретических выво­дов. на мой взгляд, необходимо подготовить и принять целый ряд норм права. Во-первых, к сожалению, в действующих процессуаль­ных кодексах России нет необходимых и достаточных ответов на во­просы. возникшие в теории и на практике. Так, например, согласно п. 4 ч. 3 ст. 311 ЛПК РФ установление Европейским Судом по пра­вам человека нарушения положений Конвенции о защите прав че­ловека и основных свобод при рассмотрении арбитражным судом

конкретного дела, в связи с принятием по которому заявитель обра­щался в Европейский Суд по правам человека, относится к новым обстоятельствам. Вместе с тем, в соответствии с и. 2 ч. 1 новые об­стоятельства — это «обстоятельства», «возникшие после принятия судебного акта, ио имеющие существенное значение для правиль­ного разрешения дела...». Однако, по-моему. очевидно, что, во-пер­вых, Европейская Конвенция по правам человека это не «обсто­ятельство», а разновидность международного договора, во-вторых, форма международного нрава, существовавшая до, а не возникшая после принятия судебного акта. Думаю, теоретически точнее непри­менение или «неправильное» применение Европейской Конвенции по правам человека относить к нарушениям права, являющимся самостоятельным апелляционным, кассационным или надзорным поводом для отмены принятых судебных актов.

В этой связи необходимо заметить: в теории и на практике воз­ник важнейший вопрос об универсальности действия принципа res judicata, возможности и основаниях отмены судебных актов, уста­новивших за лицом право, обретенное в суде. Например, исследуя проблему «правовой определенности» (точнее — определённости права), возможно, в частности, подчеркнуть, что в 1998 г. в §359 п. 6 УПК ФРГ было введено новое основание возобновления производ­ства по уголовным делам. Данная норма нрава предусматривает воз­можность возобновления производства но уголовному делу, по ко­торому германским судом вынесено вступившее в силу законное решение, если Европейский Суд по правам человека установит, что при вынесении решения было допущено нарушение Европейской Конвенции ио правам человека пли Протоколов к ней, а решение германского суда было основано на этом нарушении. Концептуально данная поправка к закону была выработана в соответствии с § 79.1 Закона о Федеральном Конституционном Суде Германии, согласно которому нарушение Конвенции, длящееся в конкретном индивиду­альном случае, должно быть прекращено, во всяком случае в области уголовного права, которая наиболее чувствительна к правам челове­ка, даже если приговор уже вступил в законную силу.

Учитывая изложенные теоретические и правовые аргументы, предлагаю создать рабочую группу, состоящую из научных и пра­ктических работников, по выработке единого специального пра­

вового института возобновления производства по делам для всех процессуальных кодексов России, который установил бы основа­ния. порядок и сроки пересмотра российских судебных решений, вступивших в законную силу. Думаю, возобновление производст­ва по делу, по которому решение российского суда вступило в за­конную силу, возможно только по заявлению заинтересованных лиц и в порядке, который должен быть определен соответствую­щими процессуальными кодексами России, лишь в случаях уста­новления Европейским Судом но правам человека существенных нарушений нрав и правовых интересов лиц, гарантированных Ев­ропейской Конвенцией но правам человека и Проколами к ней.

На практике возник вопрос о том, какими нормами права дол­жен руководствоваться судья при рассмотрении спора, аналогич­ного делу, по которому ЕСПЧ ранее вынес постановление против России? Отдельные судьи при вынесении решения в этих случа­ях прямо руководствуются принятыми ранее постановлениями ЕСПЧ. Как представляется, исходя из того, что ЕСПЧ ие является правотворческим органом, а имеет право лишь толковать Европей­скую Конвенцию о правах человека, суды должны руководство­ваться не постановлениями ЕСПЧ, а соответствующими пунктами Европейского Конвенции о нравах человека с учетом их обязатель­ного толкования ЕСПЧ для российских судов. Необходимо внести соответствующие нормы права в процессуальные кодексы России.

Возникает также и другая важная проблема: приведение ранее вынесенных аналогичных судебных решений в соответствие с вы­несенными позднее Постановлениями ЕСПЧ по конкретным де­лам против России. Должны ли суды ждать рассмотрения в даль­нейшем аналогичных споров ЕСПЧ по сокращенной процедуре и вынесения постановлений — «клонов» или могут (должны) при­нимать самостоятельные «превентивные» меры? На эти актуаль­нейшие вопросы также не только могут, ио и должны дать ответы процессуальные кодексы России.

Неизбежно возникает и другой вопрос: какое значение имеют постановления ЕСПЧ, вынесенные против других государств? Должны ли российские суды их учитывать при вынесении реше­ний? Думаю, да. Представляется, что Европейский Суд но нравам человека вправе толковать Европейскую Конвенцию по правам

человека но тождественным спорам только аналогичным образом, независимо от того, против какого государства принимается поста­новление. Отсюда российские судьи должны получать официаль­ные переводы постановлений ЕСПЧ, вынесенные не только против России, ио її против других государств. І Іаиример, такие заверенные переводы постановлений ЕСПЧ человека могли бы производить в Министерстве иностранных дел России и (или) в аппарате упол­номоченного при Европейском Суде по правам человека. Практика совершения таких переводов в аппарате уполномоченного при Ев­ропейском Суде по правам человека имеется в других государствах.

Конституционный Суд РФ в Постановлении от 5 февраля 2007 г. № 2-II подчеркнул: «Не только Конвенция о защите прав человека и основных свобод, но и решения Европейского Суда по правам че­ловека — в той части, в какой ими, исходя из общепризнанных прин­ципов и норм международного права, дается толкование содержания закрепленных в Конвенции прав и свобод, включая право на доступ к суду и справедливое правосудие, - являются составной частью рос­сийской правовой системы, а потому должны учитываться федераль­ным законодателем при регулировании общественных отношений и правоприменительными органами при применении соответствую­щих норм права». Как необходимо толковать в спорных случаях поло­жение постановления Конституционного Суда «должны учитываться федеральным законодателем при регулировании общественных отно­шений и правоприменительными органами при применении соответ­ствующих норм права»? В самом общем виде ответ на этот вопрос дал Европейский Суд по правам человека в решении от 15 января 2009 г. по делу «Бурдов против России» (№ 2). в котором он сформулировал позицию о том. что ст. 46 Конвенции о защите прав человека и основ­ных свобод возлагает на государство-ответчика правовое обязательство нс только п,юизвссти заинтересованным лицам выплаты, присужден­ные в качестве справедливой компенсации за признанное решением Европейского Суда по правам человека нарушение, но и принять меры общего характера, а если необходимо — и индивидуальные меры.’

R связи с этим, во-первых, федеральный законодатель должен принять «общие меры» в виде устранения пробела в законе, вы-

' СЗРФ 1998. Хг 14. Ст 1514.

работки и принятия соответствующей нормы права в ГПК РФ. Во-вторых, правоприменительные органы в будущем, естественно, будут обязаны руководствоваться этой нормой права в аналогич­ных случаях. В-третьих, в случае сохранения пробела в ГПК РФ (непринятия законодателем мер «общего характера») правоприме­нительные органы (в том числе суды), полагаю, будут вынуждены прямо применять в качестве «соответствующих норм права» нормы права, содержащиеся в Европейской Конвенции по правам челове­ка. в толковании Европейского Суда по правам человека. Такой вы­вод в том числе основан на буквальном толковании ст. 1 Федераль­ного закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней»: «Российская Федерация в соответствии со ст. 46 Конвенции признает ipsofacto (в силу само­го факта) и без специального соглашения юрисдикцию Европейско­го Суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предпола­гаемого нарушения Российской Федерацией положений этих дого­ворных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после их вступления в действие в отношении Российской Федерации».

Вместе с тем, анализируя проблемы применения «мер общего характера» и «индивидуальных мер», Конституционный Суд РФ в Постановлении от 26 февраля 2010 г. № 4-11. думаю, сделал два весьма противоречивых вывода. В первом Конституционный Суд РФ справедливо констатирует: «...отсутствие в части второй ста­тьи 392 ГПК Российской Федерации соответствующего основания приводит в судебной практике к отказу от рассмотрения этих заяв­лений ... и тем самым ... к блокированию действия Конвенции о за­щите прав человека и основных свобод на территории Российской Федерации». Вместе с тем, в этом же Постановлении далее Кон­ституционный Суд РФ утверждает: «...ч. 2 ст. 392 ГПК Российской Федерации ... не может рассматриваться как позволяющая суду об­щей юрисдикции отказывать в пересмотре по заявлению граждани­на вынесенного им судебного постановления по вновь открывшим­ся обстоятельствам в случае, если Европейским Судом по правам человека установлено нарушение положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении конкретного дела, по которому вынесено данное судебное постановление, по­

служившее поводом для обращения заявителя в Европейский Суд по правам человека».

Однако даже сам Конституционный Суд делает весьма характер­ную оговорку: « Таким образом, часть вторая статьи 392 ГПК Рос­сийской Федерации - по своему конституционно-правовому смыслу в системе действующего правового регулирования, в том числе с учетом провозглашенного статьей 15 (часть 4) Конституции Рос­сийской Федерации приоритета правил международного договора Российской Федерации, - не может рассматриваться как позволя­ющая суду общей юрисдикции отказывать в пересмотре по заявле­нию гражданина вынесенного им судебного постановления но вновь открывшимся обстоятельствам в случае, если Европейским ('удом но правам человека установлено нарушение положений Конвен­ции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении конкретного дела, по которому было вынесено данное судебное по­становление, послужившее поводом для обращения заявителя в Ев­ропейский Суд по правам человека» (п.3.5.). Следовательно, в ГПК РФ имелся пробел, отсутствовала норма права, регулирующая дан­ные спорные отношения. В этих случаях «правом» для судов общей юрисдикции является несоответствующая норма в ГПК РФ (её в за­коне не было), а Европейская Конвенция но правам человека — меж­дународный договор, являющийся одной из форм международного права, обязательного для применения судами общей юрисдикции.

Конституционный Суд РФ в Постановлении от 26 февраля 2010 г. .К® 4-П спорно постановил: «Признать ч. 2 ст. 392 ГПК РФ не проти­воречащей Конституции РФ. поскольку по своему коиституциоиио- правовому смыслу в системе действующего правового регулирования, в том числе с учетом провозглашенного ст. 15 (ч. 4) Конституции РФ приоритета правил международного договора Российской Федера­ции, — она нс может рассматриваться как позволяющая суду общей юрисдикции отказывать в пересмотре по заявлению гражданина выне­сенного им судебного постановления по вновь открывшимся обстоя­тельствам в случае, если Европейским судом но нравам человека уста­новлено нарушение положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении конкретного дела, по которому было вынесено данное судебное постановление. послужившее поводом для обращения заявителя в Европейский Суд по правам человека».

Па мой взгляд, весьма дискуссионно предметом рассмотрения п (главное) резолютивной части Постановления Конституционного Суда была не собственно ч. 2 ст. 392 ГПК РФ, а ч. 2 ст. 392 ГПК РФ «в системе действующего правового регулирования», в том числе с учетом Европейской Конвенции но правам человека. В то же вре­мя согласно ч. 2 ст. 125 Конституции России Конституционный Суд разрешает дела о соответствии Конституции РФ, в частности, фе­деральных законов. Статья 125 Конституции РФ также ие относит к компетенции Конституционного Суда РФ разрешение дел о соот­ветствии Конституции РФ как собственно международных догово­ров, так и (федеральных законов «в системе действующего правово­го регулирования», в том числе «с учетом Европейской Конвенции по правам человека». Как представляется, в соответствии с прин­ципами п нормами права, содержащимися в единой системе форм национального и (или) международного права, а не «в системе дей­ствующего правового регулирования», согласно п. «г» ч. 3 ст. 125 Конституции РФ Конституционный Суд РФ вправе разрешать дела о соответствии Конституции только «нс вступивших в силу международных договоров Российской Федерации».

Кроме того, ч. 2 ст. 392 ГПК РФ, раннее предусматривающая перечень оснований для пересмотра по вновь открывшимся об­стоятельствам решений, определений суда, постановлений прези­диума суда надзорной инстанции, вступивших в законную силу, и не должна была содержать такого дополнительного основания, как установленное ЕСПЧ нарушение положений Конвенции о за­щите прав человека и основных свобод при рассмотрении судами конкретного дела, в связи с принятием решения по которому заяви­тель обращался в Европейский Суд но нравам человека. Такой вы­вод основывается на том, что решение Европейского Суда по пра­вам человека является не «вновь открывшимся» (Европейская Конвенция по правам человека действовала на момент принятия судом общей юрисдикции решения) и не «обстоятельством» (Евро­пейская Конвенция по правам человека — международный договор, одна из (форм международного права, обязательный для примене­ния судами общей юрисдикции, а ие «обстоятельство», т. с. факт).

В данном случае предметом спора являлось не противоречие федерального закона (ч. 2 ст. 392 ГПК РФ) Конституции, а про­

бел в ГПК РФ. который теоретически более обоснованно должен был бы не устанавливать Конституционный Суд, а устранять Го­сударственная Дума Федерального Собрания РФ. Причем с це­лью унификации российских процессуальных кодексов группа разработчиков Российской академии правосудия ещё в 200S г. к VII Всероссийскому съезду судей с единых концептуальных позиций подготовила проект федерального закона «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Фе­дерации, Арбитражно-процессуальный кодекс Российской Фе­дерации и в Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации»’. В соответствии со ст. 3 данного законопроекта был разработан «мягкий вариант», в котором предлагалось название гл. 42 изложить в следующей редакции: «Пересмотр по вновь от­крывшимся обстоятельствам решений, определений суда, поста­новлений президиума суда надзорной инстанции, вступивших в законную силу, а также в связи с постановлением Европейского Суда по правам человека...». Разработчики также считали необхо­димым дополнить гл. 42 ст. 3971 следующего содержания: «Статья 3971 «Пересмотр вступивших в силу судебных актов в связи с по­становлением Европейского Суда по правам человека»: (1) Уста­новление Европейским Судом по правам человека нарушений поло­жения Конвенции о защите права человека и основных свобод при рассмотрении судом конкретного дела, в связи с принятием реше­ния по которому заявитель обращался в Европейский Суд по пра­вам человека, является основанием для пересмотра вступивших в законную силу...актов судов...

Вместе с тем, необходимо заметить: в и. 9 Постановления Плену­ма Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных до­говоров Российской Федерации» содержится теоретически более точный вариант: «...неправильное применение судом общепризнан­ных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации может являться основанием к отмене или изменению судебного акта».

¹ Российское правосудие. Сиен. вып. К VII Всероссийскому съезду суден. 2008. С. 73-75.