Консервативный идеал и «естественное право >>

Но практический консерватизм в политике прежде всего отрицает саму возможность социального прогресса — так, Жозеф де Местр категорически не верил ни в какой прогресс общественных форм или общественной морали: люди уважают и повинуются та- зсим темным и могучим силам, какими являются нравы, ьбыч&%Г ^предрассудки и идеологии, господствующие над ними без ведома и согласия.

Эти силы неоспоримы и властны, ибо темны >t ^загадочны — причем так же, как и в природе, в них нельзя обнаружить ничего «либерального» или «демократического»270. Консервативное мышление принимает натуралистическую терминологию, и это позволяет ему отождествлять правовые нормы с естественными закономерностями: вся разница заключается в сте- -лени искусственности или естественности. Так, человеческие за- зсоноустановления всегда чрезвычайно искусственны и лишь в незначительной мере учитывают естественный порядок вещею ^Эв мире. * >

Однако сама природа управляется некими общими законами, Сознание часто склонно переносить их на сферу человеческого общения. Эти закономерности более глубоки и постоянны, чем те, •что создаются самими людьми, и результаты их функционирования, часто не совпадают с целями и задачами человеческих законоуста- ловлений.

Из логики подобного рассуждения вытекают два вывода, взаимно дополняющих друг друга и являющихся двумя аспектами уто~ эпического сознания. Прежде всего, это возврат консервативного утопического мышления к теократическим воззрениям начала і XIX в;, к идеям Ж. де Местра и де Бональда: власть — живое су- j щество, которое стремится к сохранению целостности общества. Воля этого существа называется законом, а его деятельность — яравительством. Всякая верховная власть, исходящая от бога, по своей природе абсолютна, формы ее могут сменяться, но раз «она Заговорила, ее решения безаппеляционны». И второе: воля человечка извращается в результате грехопадения и обязательно должна .быть управляема.

Человек заблуждается, когда он думает, что обладает творчеством и является здесь абсолютно свободным: ведь общество и является делом его рук и оно не может возникнуть только из добровольного индивидуального или коллективного акта. Общество — необходимый факт, проявление некоей внешней по отношению к нему воли, и никогда человек не бывает столь ничто- ркен, как в те моменты, когда он считает себя творцом и активным, деятелем271.

Из этих посылок теократы приходили к следующим выводам:

политическое общество не составляет продукта творческой деятельности человека, который, возможно, вообще ничего не создал в ^политической сфере;

j разум, предоставленный своим собственным силам, не может решить проблемы происхождения политического общества;

неравенство между людьми — естественное явление, из которо-> то следует исходить;

индивид не имеет на том лишь основании, что ОН человек, абсолютного права, равного праву всех остальных людей* вместе ззятых272.

Все эти положения теократов сводились к одному — отрицанию индивидуализма в социальной и политической жизни и выражали предпочтение солидарности и корпоративизму как оптимальному принципу общежития. Формируемые людьми социальные об- -щности являются более «реальными» и естественными в сравнении, с индивидом только потому, что они ближе к всеединству и целому, т.е. значительно органичнее. Как частица тех темных и спонтанных сил, которые управляют человеком, эти объединения (коллективы) тоньше улавливают язык законов природы: коллектив мудрее индивидуума.

Всякая человеческая деятельность, в том числе и законотворческая, представляется консервативному сознанию в качестве функции более глубинных и фундаментальных законов, «естественных»* в своем существе. Таким образом рождается еще один феномен, утопического сознания — феномен «естественного права», в котором Владимир Соловьев увидел определенную ступень, приближающую нормы права к сфере нравственности, а затем — еще выше — к божественному идеалу.

На этическом уровне социальный идеал существенно меняет свои качества; формальный принцип морали (категорический императив) устраняет единство этического консерватизма и этического утопизма земного совершенства.

Этот принцип предназначен: для преображения безусловного и неподвижного содержания нравственного идеала и созданных с ним представлений о возможности всеобщей гармонии интересов и сил. Социальный оптимизм и социальный пессимизм, таким образом, оказываются основанными на логической \лредпосылке о том, что в конкретном идеале возможно воплощение абсолютной нравственной идеи. В реальной жизни, однако, между этой идеей и результатом ее достижения всегда остается зияющая пропасть273. И все же во всех случаях, когда ставится вопрос об организации идеального общества, утопическое мышление вступает в сферу политики и права, т. е. сферу естественно-нравственных построений.

В терминах консервативного мышления «естественное право» есть система неких общих идей, продиктованных природой или ботом. Его нормы неизменны и всеобщи так же, как социальный идеал, и для полноты сходства необходимо указать на невозможность их полной реализации в жизни: как и идеал, они недосягаемы. С известной долей упрощения можно сказать, что «естественное право» является юридической интерпретацией социального идеала, во всяком случае общим для обоих феноменов становится формальный признак, регулятивная идея или категорический императив.

Право подготавливает организационные структуры для самых разнообразных форм человеческого общежития: в идеале оно стремится стать неким порядком, который будет соблюдаться не в силу боязни наказания, а просто в силу понимания его необходимости и разумности274- При этом содержание «естественного права» может -меняться, но всегда остается неизменной его внутренняя форма или формальный принцип — безусловное предписание в форме категорического императива. Коренящаяся в глубинах сознания эта. форма постоянно стремится подняться до реализации нравственно- то идеала в жизнь.: «Ступени этого воплощения могут быть различными, но всегда в них проявляется одна и та же тенденция,— найти содержание для безусловного нравственного закона, во временном акте проявить силу бесконечного порыва275.

Отмеченная тенденция определенно утопическая: «естественной право» представляется как правовое и социальное долженствовав ние, как неопределенный комплекс идеальных норм, которые ДОД-' экны быть, но не существуют; как идеальные принципы, провозглашенные во имя объективного долженствования и отрицающие существующий уклад жизни и действующие позитивное право276. Тем, самым социальный идеал, персонифицируясь в нормах «естественного права», выполняет вполне нигилистическую функцию — он отрицает существующий порядок вещей, т. е. действует в строгом, соответствии с законами утопического сознания. В качестве онтологически укорененного мирового начала «естественное право» по своему существу представляется незыблемым и неизменным. Осуществляя свою социальную и политическую деятельность, люди могут удаляться от его категорических предписаний или даже нарушать их, но создаваемые людьми институты не •могут ни изменить, ни отменить этих предписаний. Сама изменчивость жизненных ситуаций порождает множественность правовых и государственных форм, но вечных среди них не существует: и то, -что мы называем естественным правом, есть лишь комплекс неких, общих идеальных руководящих начал, необходимо имеющих в зависимости от эмпирических условий места и времени весьма многообразное конкретное воплощение в реальном положительном нраве, учреждениях, нравах и быте277. Но даже в этой постоянно изменяющейся сфере все же возможно уловить некоторые института и нормы общего порядка, с неизменностью присущие социальному и политическому бытию: «Естественное право» с этой точки зрения должно заключать в себе максимально разумный (при данных условиях) порядок, соответствующий сущности человека как «образу божьему в тварном мире»278. Долженствование входит в бытие, смешиваясь с ним, и это тоже важнейший аспект утопического сознания, стремящийся к установлению конечной гармонии. Эта проблема не может быть решена в пределах исторического времени и выходит за его пределы в область метафизики; за границами эмпирического опыта утрачивается значение многих противоречий между фактами бытия (социального, политического, правового) и нравственным законом.

«Естественное право» находит именно здесь — в метафизической сфере — свой незыблемый фундамент, неподверженный колебаниям времени и разочарованиям, т. е. в сфере абсолютных начал.

Для консервативного сознания «естественное право» — настоящая находка, но вместе с тем оно и его создание: незыблемость норм «естественного права» и их расположение выше уровня рационалистической критики обеспечивают консервативному мышлению уверенность в устойчивости и правильности существующего порядка вещей. «Естественное право» сакрализует действующую социально-политическую систему, и предметом обсуждения может быть только степень одухотворения социальной структуры.

Характерно, что, как и в случае с идеологией романтизма, консервативному сознанию удалось адаптировать идею «естественного права: она оказалась включенной в мыслительные структуры кон- j серватизма, несмотря на свою первоначальную «бунтарскую» направленность, и скрытые в ее глубине индивидуализм и свободы незаметно превратились в свою противоположность. !

Процесс возрождения «естественного права» связывался с еще неосознанным предчувствием новых жизненных форм, устремленных к будущему, и в естественно-правовых доктринах была скрыта постоянная потребность идти навстречу будущему для осуществления неких идеальных стремлений и надежд. Этот порыв особенно ярко проявлялся в кризисные и переломные эпохи, когда ощущение свободного политического творчества порождало потребность в «естественно-правовых» установлениях. Надвременный характер норм «естественного права» делает их обратимыми: их романтическое происхождение обращает их лицом к будущему, к мечте и идеалу, и эти качества вполне согласуются с утопическими устремлениями. Но тот же романтизм навевает и ностальгию по прошлому, возвращая мысль к минувшему «золотому веку», и здесь как бы происходит сублимация революционной энергии* «естественного права», ее поворот в историю. В нормах этого права происходит своеобразный синтез: свобода выбора еще неопределившегося будущего и жесткая привязанность к традиции и существующему по-* рядку вещей в социуме сливаются.

Тем самым сущность «естественного права» заключается преж-*' де всего в стремлении к наиболее адекватному согласованию начал свободы rf солидарности и к утверждению порядка, при которой индивидуальная свобода не будет находиться в противоречии с необходимой для социума солидарностью, а общественная упорядоченность не будет осуществляться за счет ограничения индивидуальной свободы. В «естественном праве» отражаются оба метафи^ зических плана человеческого бытия — его божественная и гре<^ ховная природа — и выражается стремление решить задачи сущностного спасения мира, но средствами, предназначенными только, для защиты бытовых явлений от воздействия зла.

Эта двойственность и есть основа для утопических амбиций «естественного права», ведущих к весьма серьезным и трагическим последствиям. Для решения сущностных задач бытия закон осуществляет страшное напряжение сил, прибегая к методам тирании и; деспотизма, пытаясь регламентировать все стороны человеческой жизни.

<< | >>

↑

Источник: Исаев И.А.. Политико-правовая утопия в России (конец XIX - начало XX в.) М.: Наука. — 272 с.. 1991

Еще по теме Консервативный идеал и «естественное право >>: