<<
>>

Ф. К. фон Самка О РИМСКОМ ПРАВЕ В СРЕДНИЕ ВЕКА в изложении Е. Бутовича-Бутовского

Печатается по изд.: Савиньи Ф. К. О рвм^ом;праве в Средние века. Пер. с нем. Е. Бутовича-Бутовского. СПб» 1838.

Н

ачиная от первых римских царей до нашего времени, римское право имело непрерывное влияние на общество.

Однако, несмотря на свидетельство истории, составилось довольно странное мнение, будто бы оно во время нашествия и владычества варваров совершенно исчезло, и уже несколько веков спустя восстановлено случаем. С давних времен, особенно в Германии, ученые-юристы отвергли это ни на чем не основанное мнение. Несмотря на то, многие его держались, и, следовательно, оно не было совершенно ниспровергнуто. Наконец появилось превосходное сочинение Савиньи «Geschichte des Romischen Recht im Mittelalter», в котором берлинский профессор превосходно доказал владычество и непрерывность римского права в течение Средних веков. Отличительный характер творения Савиньи состоит в том, что он следил римское право от нашествия варваров во всех видах и изменениях, как в общих соображениях, так и в частных исследованиях. Посреди варварства он искал достояния римского, открывал малейший след его с глубокою ученостью и таким образом доказал его непрерывное продолжение.

В Риме, как и у всех народов, первоначальное право основывалось на поверьях и нравах. Не было письменных законов — существовали одни обычаи. Однако вследствие политических отношений появились Двенадцать таблиц, в которых заключалась большая часть древних обычаев. Вот почему эти законы сделались и остались основным началом гражданского права даже до Юстиниана. Древнее право было в самом деле только выражением символических действий, формы которых были точны и необходимы; познание их и практическое применение составляло главную обязанность юрисконсультов.

Классическое произведение берлинского профессора Савиньи «Geschichte des romischen Rechts im Mittelalter» уже давно известно ученому миру.

Но как книга эта, по незначительному еще у нас числу любителей законоведения и по объему своему, вероятно, не скоро может явиться в русском переводе, то мы и представляем читателям нашим по возможности полное сокращение содержания «Истории римского права в Средние века».

Они были, так сказать, хранителями древности и самобытности права. Но когда Рим, повелитель Италии, распространил свое владычество над другими народами, древнее право потеряло свое тесное значение — оно должно было принять характер более общий. Еще прежде, нежели римляне появились за пределами Италии, подле гражданского права (jus civile) мы встречаем право общее, естественное (jus gentium) — неизбежное следствие сношений с иностранцами. Вначале право это имело силу только в отношении к чужеземцам, и дела решались особенным претором; но скоро римляне усвоили его себе и применили к случающимся делам как jus gentium, так jus civile. Государственное постановление и преторский эдикт служили главным образом к произведению этого переворота; напротив того, законоведы не терпели его и всегда старались в своих сочинениях сохранять древнее право. Таким образом под конец республики Двенадцать таблиц и преторский эдикт были двумя началами права и законодательства.

При императорах важность преторского эдикта долженствовала возрастать; национальный характер и религиозное уважение к древности исчезали, и тогда положение законо- ведцев изменилось. Право претерпело тысячу изменений, и надлежало совокуплять бесконечное число источников и постановлений, чтобы дойти до простых результатов практики; для этого нужно было времени и познаний. Это превосходило силы судей и претора: одна только наука могла повести к успеху. Обстоятельства тому благоприятствовали. Сношения Рима с Грецией обогатили его литературу, и во всех родах дух порывался к произведениям: отчего же юриспруденция, заключавшая в себе столько сокровищ, не составляла предмета занятий в это время? Два пути, кроме войны, возвеличили древнюю республику — красноречие и законоведение.

Красноречие вместе с государственным переворотом было утрачено; право, напротив того, сохранило древний дух Рима. Таким образом здесь соединялось все, что было достоянием римским, и правоведение стало уделом благороднейших умов и твердых характеров. Оттого именно во II—III вв. вы встречаете тот чрезвычайный блеск, которого не видите у других народов. Но этот блеск посреди всеобщего разрушения должен был скоро исчезнуть: недоставало мужей государственных; великие законоводцы времен Каракаллы и Александра Севера не имели преемников.

Постановления императоров умножили источники права. Вскоре императоры издавали одни только рескрипты, то есть пояснения при толковании законов, делаемые по требованию чиновников или частных лиц. Но при Константине законодательство приняло другое направление. Христианство, воюя с древними обычаями, имело нужду в частном применении законов; постановления умножались и были настоящими законами. Таким образом в начале пятого столетия следующие были источники права: для теории — древние plebiscita (постановления народа), senatus-consultus (постановления сената), эдикты римских сановников, писаные обычаи, и наконец XII таблиц; но на самом деле, в практике, руководствовались только сочинениями великих юрисконсультов и постановлениями императоров, и при всем том встречались большие затруднения. Бесспорно, законоведцы сделали много для судьи, переработав древние источники; но творения их были многочисленны, а списки редки; притом же они часто противоречили между собой: откуда же могло произойти суждение высшее, могущее рассечь узел? Знаменитое постановление Валентиана III 429 г. предписывало правила, каким образом должны были судьи руководствоваться творениями правоведцев. Пять из них: Папиниан, Павел, Гай, Ульпиан и Модестин, имели силу закона, выключая примечания Ульпиана и Павла на Папиниана. Применение постановлений в практике было не слишком легко; многочисленность их и отсутствие всякой системы затрудняли изучение их; и потому из них делали извлечения под руководством правительства.

Первые кодексы были Грегорианский и Гермогенианский, заключавшие в себе одни только рескрипты; но кодекс Феодосия II, в 438 г., имел другое направление. Он был издан в Константинополе, и в нем заключались все эдикты, начиная от Константина. Многие новые постановления были обнародованы после. Это самое показывает нам заблуждение, в которое впали некоторые новейшие писатели, втом числе и Монтескье, утверждая, что в это время один Феодосиев кодекс заключал в себе все римские законы.

Скоро по падении Западной Римской империи, в продолжение тридцати лет явились у разных наций четыре кодекса: эдикт Феодорика, короля Остроготского, в 500 г.; Breviarium Лларика, короля визиготов, в 506 г.; Папианский у бургундов, несколько позже 500 г.; наконец Юстиниановые книги, собранные для Восточной Империи, от 528 до 534 г. Эти книги составлены с таким разбором и таким проницательным умом, что чрез тысячу триста лет они представляют нам еще дух римского права, несмотря на множество недостатков в познаниях исторических.

От законов перейдем к учреждениям. Древняя республика простирала свое владычество над Италией и провинциями. Это разделение сохранилось и при империи; мы будем следовать ему, представляя устройство Римской империи.

Рим во время Италийской войны покорил своей власти многочисленные республики, его окружавшие; но и после покорения жители побежденных городов удержали прежние свои права, и города сохранили внутреннее свое устройство. Это муниципальное управление характеризует политическую Италию. Теперь мы обратимся к муниципальным городам и к колониям; после будем говорить о префектурах. Два предмета обращают наше внимание: народ и сенат этих вольных городов, потом их правительственные места.

В италийских городах, как в Риме, народные собрания имели верховную власть. Они не только назначали сановников, но составляли законы и произносили приговор. Не должно удивляться, что после эта власть перешла от народа к сенату: это неизбежное подражание Риму.

Сенату, которого обыкновенное название было ordo decurionum, или просто ordo, а после curia, и коего члены назывались decuriones или curiales, предоставлена была власть управления городом вместе с правительственными лицами (magistratus).

Magistratus для исправления должности своей мог представить вместо себя другого; но это было для него скорее тягостной обязанностью, чем привилегией, потому что это представление подвергало его ответственности за управление своего преемника: таким образом он часто предоставлял этот выбор начальнику провинции.

В Риме было два рода граждан: те, кои участвовали в верховном управлении, и те, которые исключены были от этого участия (optimo jure, поп optimo jure cives). Право подачи голосов в трибе и допущение к различным должностям отличали истинного гражданина (suffragium et horwres). Это различие можно применить к италийским городам; но тогда одни декурионы останутся настоящими гражданами и все прочие будут называться низшими гражданами (cives поп optimo jure). При Августе произошла перемена; он дозволил одним муниципиям1 присылать свои голоса в Рим. Тогда-то должность декуриона доставляла почести и уважение. Но когда деспотизм погасил всю общественную жизнь, должность декурионов чрезвычайно унизилась, и ничто так ясно не может представить нам внутреннего разрушения империи, как многочисленные постановления в Феодосиевом кодексе касательно декурионов. Плебеяне отказывались от этой должности, и декурионы старались всеми возможными средствами избавиться от своего звания. Многие скрывались в рядах войска, поступали в рабство; но и там отыскивали их и насильно возвращали к прежней должности. Преступников назначали в наказание декурионами, что, однако, было запрещено после законом Феодосия. Жидов и еретиков назначали в декурионы; незаконнорожденные вступлением в эту должность получали права детей законных. Это жалкое смешение не было следствием государственного устройства, но плодом самовластного и необдуманного применения законов. Начальники провинций по своему произволу и неправосудно подвергали ответственности чиновников. Они грабили знатнейших граждан.

Непосредственное управление муниципальными делами было доверено чиновникам. Мы будем говорить о тех, которые управляли правосудием, и о некоторых других, следы существования которых находим еще после падения империи — это duumviri, praefecti, quinquennales, aefensores и лица, служившие в канцелярии.

Они отправляли juridictio voluntaria et contentiosa. Выше их была судебная власть императорского начальника провинции, установленная в Италии со II в.

Высшие правительственные лица городов Италии можно сравнить с римским консульством до отделения его от префектуры. Они смотрели за всем управлением, председательствовали в сенате и отправляли правосудие. Они назывались Duumviri I. D. (juri dicundo) или quatuorviri, смотря по тому, было ли их два или четыре. Скоро назначение чиновников стало принадлежать им особенно. Должности их продолжались только один год. Нелегко определить с точностью пределы их судебной власти. Действительно, во время республики она была безгранична; но все ограничения, которые встречаем мы

В это время слово «муниципии», означавшее первоначально всех граждан, было часто употребляемо для одних декурионов.

в источниках римского права, относятся только к позднейшему времени. Можно догадываться, каким образом произошли эти ограничения. Так, когда Цизальпинская Галлия, что ныне Ломбардия, утратила внутреннее свое устройство и была присоединена к Италии, римская политика должна была избежать слишком грубого перехода к рабству. Города сохранили свою судебную власть, но с ограничениями; важные дела производились в Риме претором; Адриан разделил всю Италию, кроме одного уезда, который находился в непосредственной зависимости городского претора, под правлением четырех консулов. При Марке Аврелии консулов заменили Iuridici, которые имели ту же власть, но не сохранили одинаковых почестей. Постановления не были уничтожены, но они пережили под властью императорских губернаторов, и вероятно, что правила судопроизводства, бывшие в действии в Галлии Цизальпинской, были введены и во всей Италии; стесняя постепенно права муниципальные. Вот в чем состояло управление Галлии, lex Galliae Cisalpinae. Magistratus мог назначать одного judex и установить judicium, в некоторых случаях его судебная власть была ограничена; в других, например в случае займа, когда сумма превышала тысячу пятьсот сестерций, власть его прекращалась; он мог наложить поручительство, propter damnun infectum, и если оно не было доставлено, предоставить вознаграждение. Некоторые отдельные распоряжения, каковы право произносить приговор над judicium familiae herciscundae, свидетельствуют еще о его власти, наконец, он имел imperium, и как знак высокого своего достоинства — tribunal. Но начальники городов не могли надолго сохранить эту власть. «Дигесты» и творения Павла означают их под именем magistratus minores, не было более ни imperium, ни potestas, ни tribunal.

Вторую власть городов Италии составляли префекты. Во многих городах они занимали место дуумвиров. Общее правило состояло в том, что отправление правосудия производилось лицами, избираемыми самим городом; но во многих местах Италии praefectus juri dicundo, назначаемый ежегодно из Рима, имел в своих руках судебную власть. Города, где префекты занимали первое место, отличались от других тем, что у них префект занимал место дуумвира; они имели свой сенат, назначали других сановников; одни из них были муниципии, другие колонии, и когда один и тот же город называют то муниципиею, то префектурой, то в этом нет никакого противоречия. Права граждан в префектурах не были ниже граждан в муниципиях; в противном случае, каким образом Цицерон, гражданин Арли- ниума, мог соделаться консулом римского народа? Те писатели заблуждались, которые полагали, что префектуры не имели устройства и что состояние их граждан было не столь почтительно, как в муниципиях.

Третью власть составляли censor, curator или quinquennalis. Смотря по времени и месту, названия изменялись. Можно дать ясное понятие об этой власти, соединив вместе римскую ценсу- ру и квестуру. Curator смотрел за строениями и общественными работами, отдавал на откуп земли и управлял капиталами города. К этому должно присовокупить, что поименованные сановники могли в известных случаях поручить отправление своих должностей частным лицам, которые получали тогда название agentes vices. Кроме сил властей, должно прибавить еще лица, составлявшие канцелярию, которых названия часто изменялись. Теперь мы будем иметь полное понятие о всех должностях города.

Можно подумать, что, переходя от Италии к провинциям, мы увидим совершенно другое устройство, потому что до покорения их римским оружием они имели свою самобытность и даже под игом удержали некоторые прежние свои привилегии. Но владычество римское везде проникло со своим деспотизмом и единообразием. Таким образом муниципальные курии были введены всюду с небольшими переменами; таким образом большая часть постановлений о декурионах начала действовать постепенно во многих частях империи, дотоле, пока Феодоси- ев кодекс не сделал их повсюду обязательными. Вот почему то, что мы сказали о сенате городов италийских, его качествах и его падении, можно и должно применить к провинциям. Но городские должности представляли менее сходства. По началам римским было два рода общественных должностей: одни доставляли достоинство и личное отличие (honor), другие не доставляли их (munus).

Города провинций, как и галльские города, имели множество этого рода должностей (munera). Они имели также у себя почетные должности; особенно относящиеся до богослужения и религии, но у них не было столь высокого звания, которое могло бы сравниться с должностью дуумвиров Италии, которые, как мы видели, управляли городом и курией и производили суд и расправу. Однако некоторые города провинций поль- зовались по особенной милости jure italico. Они имели устройство, подобное другим италийским городам, имели дуумвиров, quiquennales, эдилей и особенную судебную власть: таким образом судебная власть принадлежала только городам привилегированным. Это видно в Цизальпинской Галлии. Во время покорения ее римлянами она состояла из независимых поселенцев (civitates), имея устройство совершенно аристократическое. Быть может, даже при Римской империи она сохраняла некоторое время политическую связь; но когда система декурионов развернулась и распространила единство в провинциях, нельзя было более ручаться за продолжительность древних ее постановлений. Без сомнения, дворянство галльское должно было удалиться, жить в куриях главных городов и сохранять там свое доверие; но привилегий более не существовало, и все города были в зависимости одной власти и состояли под одними законами, подчиняясь начальникам провинций. Еще позже галльские города не имели, как и провинции, власти, которая бы соответствовала званию дуумвиров. Феодосиев кодекс весьма ясно постановляет насчет устройства Галльской курии1; он установил, чтобы первый из декурионов правил курией и был, таким образом, первенствующим лицом в делах муниципальных (ordinis administratio, gubernacula urbium, curiam regere); он назывался principalis. Во время удаления его от должно-

Placuit principales viros e curia in Galliis non ante discedere quam quin- decennium in ordinis sui administratione compleverint... Sane quoniam principalem locum et gubernacula urbium probatos administrare ipsa magnitudo deposcit, sine ordinis praejudicio, censensu curiae eligendos esse censemus, qui contemplatione actuuin omnium possent respondere judicio. Eum vero qui, usque ad secundum evectus locum, administratio- nem aut aetate implere aut debilitare nequiverit, suffragium meritorum et transactae testimonium vitae, tanquam primus constituto tempore curiam rexerit, obtinese convenient [Было принято, что принципалы из курии в Галлии удалялись от дел не ранее чем по истечении пятнадцати лет их пребывания в должности... Потому что испытанного временем исполнения должности принципала и управления городами требует сама значительность [этой должности], без ущерба для порядка; мы думаем, что решением курии должны были выбираться те, которые, рассматривая все судебные дела, могли бы давать но ним заключения. Что же до того, кого полагалось возвести в должность вторым, то если он был не в состоянии пожизненно осуществлять управление или мог его ослабить, преемника определяли высокая оценка заслуг и свидетельство совершенной жизни, подобной той, какую вел первый, когда в свой срок управлял курией (лат.)]. 171. Cod. Th. De decur. 12— 1.

сти, когда прямой его наследник, второй после него (asque ad secundum evectus locum) был слишком стар или слишком слаб для управления делами, сенат делал выбор без всякого предупреждения к прямому наследнику, который там присутствовал и сохранял свои права (sine ordinis praejudicio). Principalis должен был исправлять должность целую жизнь или по крайней мере пятнадцать лет; но этот случай был слишком редок для старейшины сената. Несправедливо принимать principalis за судью: первый мог равняться с нынешним президентом коллегии, другой, напротив того, носил звание частное и личное. Притом каким образом судья у римлян исправлял бы должность в продолжение целой жизни? Таким образом, можно утверждать едва ли не наверное, что он не имел в своих руках власти судебной. Судебная власть в провинциях принадлежала правителю ее, заменявшему собой место императора; он отправлял должность или сам, или через своих подчиненных. Но из этого правила должно исключить города, пользовавшиеся jure italico: они имели особенное судопроизводство, с правом апелляции к начальнику провинции.

Весьма естественно, что лучшие правоведцы говорят часто о муниципальных судебных местах: они жили в Италии, где это постановление было общим. Напротив того, кодексы Феодо- сиев и Юстиниана, выражаясь весьма ясно насчет декурионов, почти ничего не упоминают относительно муниципальных су- дебныхмест: это оттого, что сии кодексы, предназначенные для двух империй, составлялись в провинциях, где декурионы составляли общее правило, а судебные места были исключением.

Провинции отличались еще от Италии установлением защитников (defensores). В первый раз мы находим постоянное введение этой должности в 365 г. Титул их есть следующий: defensores civitatis, plebis, loci. Они были избираемы не одними де- курионами, но целым городом. Главное дело их состояло в том, как показывает самое имя, чтобы защищать города от притеснений правителей. Кроме того, они решали дела, которых сумма, со времени Юстиниана, простиралась не свыше трехсот solidi. При них был один exceptor и два служителя. На их приговоры жалобы приносились правителю. По делам уголовным они производили только следствие; но Юстиниан дозволил им произносить приговоры по делам маловажным.

Таковые главные черты, которые характеризуют судебную власть в Италии и в провинциях. Нам остается бросить взгляд на внутреннее устройство сената в городах. Законное число сенаторов, кажется, простиралось до ста; но это правило не всегда строго соблюдалось. Отличались почетные (patroni) от обыкновенных. Патроны были из декурионов, достигших высших властей империи, или из значительных лиц, которых сенат принимал в свое звание из уважения или из тщеславия. Вот точное предписание сената, которое находим мы в album города Канузия, в 223 г.: Дабы представить вполне картину Италии и ее провинций, нам остается еще упомянуть о правах императорских начальников провинций и об устройстве правосудия. Императорские помощники были установлены сначала в провинциях, а потом в Италии; по постановлениям Константина они были везде, не различая Италии от провинций. Только тогда города стали иметь своих собственных чиновников; отношения городов к начальнику провинции сделались более благоприятными. Отделение гражданской администрации от власти военной составляло главное основание постановлений Константина. Но Юстиниан при конце своего царствования соединил эти две власти в одну. Гражданское управление принадлежало помощнику, который назывался rector, judex ordinarius. Было три класса этих помощников: consulares, correctores и praesides. Они отличались между собой важностью и обширностью управления; но власть их была одна и та же. Военная власть, под надзором magistri militum, была возложена на начальников, которых называли duces и из коих многие назывались comites. Эти начальники не отчуждались от власти судебной. Они производили суд и расправу по делам уголовным, когда обвиняемый принадлежал к военному сословию, и по делам гражданским между двумя тяжущимися, из которых один служил под знаменами, а другой соглашался судиться в военном суде.

Теперь, после всего вышесказанного, нам нетрудно изложить систему судебной организации. В Италии и городах привилегированных первую степень суда составляли городские судилища, а вторую (апелляционную) — начальник провинции; впрочем, начальник провинции имел право суда и в первой степени, когда дело шло о лицах привилегированных или о таких делах, которые простирались до известной суммы, но которой мы не знаем. В провинциях преторы имели судебную власть в первой степени до половины IV в., когда они были заменены защитниками города. Впрочем, форма правосудия нисколько не изменилась начиная от древних времен, и система осталась та же. Magistratus производил дело, определял, какой закон следовало применить, и постановлял условное решение. Тогда одно лицо, назначенное для производства дела (judex), определяло сущность предмета, поставляло его в соотношение с ученым началом, данным судилищем, и из этого сличения или соглашения происходило суждение определительное. Такая система называлась ordo judicum privatorum, и все, что magistratus постановлял без участия сих лиц, делалось extra ordinem. Это судопроизводство находилось как в муниципальных городах, так и в Риме; но при императорах некоторые дела рассматривались судебными местами (magistratus) без соучастия помянутых чиновников (extraordinarie cognitiones). Диоклетиан уничтожил совершенно древнюю систему; преторы сами произносили приговор по всем делам, и judex допускался только как исключение, когда накоплялось много дел. Наконец, Юстиниан решительно говорит, что со времени его это постановление уже более не существовало. Теперь понятно, отчего в Риме было достаточно двух преторов для разбора дел граждан и иностранцев. Содействие звания judex делало это возможным. Но каким образом, когда Диоклетиан уничтожил постановление, число это было достаточно? Еще в древней республике преторы имели при себе юрисконсультов, с которыми они совещались, особенно если сами не изучали науки права. Императоры, которые разрешали все дела империи, скоро были обязаны иметь при себе род коллегии (consistorium, auditorium), которая занималась делами всякого рода и резрешала во всех отношени- ях права, предоставленные в высшей степени суда императору. От императоров эти постановления перешли и к преторам, которые имели также свои коллегии. Таким образом здесь рассуждали о делах почти так же, как и в нынешних европейских судах, с тем только различием, что там решение всегда зависело от воли президента. Чиновники в муниципальных городах, защитники в провинциях стали подражать начальникам провинций, заняли места judex, и курия стала судебным местом.

Судебная власть обнимала два рода различных дел: торжественные акты древнего мира (legis actiones) и акты форм более новых. Под первыми должно понимать vindiciae, со всеми их применениями, отпущение рабов на волю, усыновление, эма- нципацию, которые составляли систему высшего права, предоставленного судилищу римского народа, и для которых судилища муниципальных городов и защитники не имели никакого права. Что касается до форм новых, то они относятся к временам императоров. С тех пор стали употреблять по всем делам протоколы перед публичными властями (gesta, acta). Эти протоколы стали употреблять при дарениях, сочинении духовных и их открытии. Эти акты были в ведении начальника провинции, но часто, для удобнейшего применения в практике, они относились и к куриям. На основании Гонориева постановления протоколы могли совершать перед судилищем только три principales и один exceptor. Там, где не было протоколов, защитники присутствовали при их совершении (о чем мы имеем ясное понятие по оставшимся документам): для того, кто являлся лично, протокол состоял в словесной беседе между ним и судилищем.

Вот постановления римского права во время падения Рима. Отделим от них постановления и права его победителей и властелинов — варваров.

Когда готы, бургундцы, франки и ломбарды основали государства, они могли располагать побежденными римлянами по произволу; они могли истребить их или принудить жить на свой лад, вводя свои обычаи и свои законы; но они не сделали ни того, ни другого. Многие из римлян были изгнаны, умерщвлены или приведены в рабство; но систематическое разрушение целой нации никогда не входило в план варваров. Две нации, смешавшись на одном пространстве, сохранили свои обычаи и законы, и тогда гражданское право явило противоположность законов личных с правом областным. Мы, напротив того, следуем правилу, что право определяется областями государства: жить в какой-либо стране значит подчинить ее законодательству свою собственность и свои гражданские отношения. Разность, отличающая иностранца от гражданина, слаба, и туземное рождение имеет небольшое влияние. Но не так было в Средние века: в одной и той же стране, в одном городе ломбардец повиновался ломбардским законам, римлянин — праву римскому. То же различие встречаем и у других германских народов: франк, бургундец, гот жили вместе на одной земле, подчиняясь различным законам, и таким образом можно объяснить себе то, что епископ Агобар писал к Людовику Кроткому: «II arriva souvent que de cinq hommes reunis ensemble pas un n'a la meme loi» [«Часто бывало так, что в собрании из пяти человек все подчинялись разному закоіту» (франц.)].

Но когда же началось это личное право, долженствовавшее быть результатом не случая, но необходимости? Монтескье пишет, что «дух личных прав существовал у варваров, прежде чем они вышли из своих пределов, и что они проявили его в своих завоеваниях», и французский законоведец приписывает это их любви к свободе и независимости583. Странно приписывать такие действия подобной причине. Что германец, одинокий посреди чуждого народонаселения, желал быть судим по родному праву — это понятно; но каким образом народ чужеземный был принужден силой уступить этому желанию? Допустим даже, что с его стороны была уступка: и это будет составлять любовь к гостеприимству, а не к независимости. Если гот жил среди бургунд- цев, то кто мог оказать ему правосудие по закону готскому? Без сомнения, не бургундцы: они не знали этого закона. А с другой стороны, каким образом в стране чужеземной соединить значительное число готов? Должно обратиться к доводам более вероятным. Личное право должно быть необходимо и возможно у народов-завоевателей и у римлян побежденных; оно должно было утвердиться во всех новых государствах, основанных варварами на римских пределах. Таким образом законодательство образовалось из закона римского и из закона варварского. В начале завоевания сами германцы не были судимы на основании их права, вне их трибы и государства; но после, когда варвары воевали между собой, победители позволяли побежденным на всем пространстве их империи жить на основании закона, как делали они в отношении к римлянам. Таким образом на севере Галлии в начале владения франков закон их и римское право были одни в действии; но при Карловингах мы видим, что право визиготов, бургундцев, аллеманов, баварцев и саксонцев имело действие во всей империи, и если мы не говорим о ломбардском праве, то это потому, что Италия никогда не была провинцией монархии франкской.

Таким образом, во все эпохи завоеваний: и среди фанатизма первого нашествия, и в гордости владычества, которое тяготело, — римское право существует; исторические свидетельства неопровержимы. У франков закон Салический, которого издание старее других варварских законов, назначая меру наказания за убийство, различает только два класса лиц: франков и других германцев, потом римлян. Рипуарный закон, не столь древний, допускает, напротив того, вместе с законом франков право бургундцев и аллеманов. В Италии, в правление ломбардских королей, предоставлено было исключительно нотариусам составлять акты на основании римского или ломбардского закона. Ясно, что тогда римское право играло роль личного права, между тем как германское право, сильное оружием завоевателя, простирая свое владычество над иностранцами, было истинным областным правом.

Множество доказательств свидетельствуют о непреложности существования римского права. У визиготов, Breviarium, компиляция из римского права не оставляет ни малейшего сомнения в этом отношении, убуріундцев национальный закон был основан на действительности римского права, и позже сами бургундцы приняли редакцию книги римского права; у франков существование римского закона утверждается постановлением Хлотаря в 560 г. Через сто лет (в 660 г.) начало личных законов решительно выражено в формулах Маркульфа. Наконец, капитулярии Карломана и Людовика Кроткого признают римское право. В Ломбардии, Луитпранд знал только закон ломбардский и закон римский; но владычество Карловингов ввело в Италию систему личных законов с различием их последствий.

Личное право утвердилось везде; но, спрашивается, каким образом применяли его?584 Существовало правило, чтобы каж- дый жил по праву того народа, от которого он происходил по отцу. Из этого правила исключались женщины, которые следовали тому же закону, как их мужья; духовные, которые, как и самая церковь, сохраняли римское право; наконец, у некоторых народов — вольноотпущенные. В Италии, где, как мы уже видели, существовало большое различие в личных правилах, вошло в обыкновение означать в юридических актах права свидетелей и тяжущихся сторон. Притом эти объявления {professtones) мы находим только в Ломбардии. Неизвестно точно, каким образом поступали в таком случае, когда дело происходило между тяжущимися различных наций. Однако по документам, до нас дошедшим, можно полагать, что суд по преступлениям производился на основании законов обиженной стороны; что в делах гражданских приговор совершался на основании законов ответчика, а в актах юридических относительно присяги, договоров и духовных завещаний следовали законам того лица, которое производило иск. Бургундцы совершали духовную без различия то по римскому, то по бургундскому закону.

Система личных законов упала мало-помалу, и таким образом в Италии германские законы уступили место римскому праву и постановлениям городов; но этот переворот нескоро совершился. Напротив того, у франков личное право и право римское рано потеряли свою силу во многих местах королевства. Откуда произошел такой быстрый переворот? Известно, что во время издания гражданского права Северная Франция руководствовалась обычаями, Южная Франция — правом писаным. Начала этой разности восходят слишком далеко. Декрет 1220 г. говорит об этом перевороте как о деле уже давно существующем: «In Francia et nonnullis provinciis laici Romanorum imperetorum legibus non utuntur» [Во Франции и некоторых провинциях миряне не применяют законы римских императоров. (лат.)]. То же самое свидетельство находим мы в эдикте, уже приведенном нами, Карла Лысого 964 г., и это место тем более любопытно, что служит доказательством о неуничтожении римского права положительными законами: «Super illam legem (Romanam) vel centra ipsam legem nec antecessores nostri quodcunque capitulum statuerunt, nea nos aliquid constituimus» [«Сверх этого (римского) закона или в пределах такового и предшественники наши не ввели какого-либо раздела, и мы сами ничего не установили» (лат.)]. Но в то же время разность законодательства весьма заметна: «In ilia terra in qua judicia secundum legem Romanam terminantur, secundum ipsam legem judicatur. Et in ilia terra in quajudicia secundum legem Romanam non judicantur» [«В тех землях, где прекращается судопроизводство по римскому закону, судят по своему собственному закону. И там, где судопроизводство не осуществляется по римскому закону» (лат.)] и пр.

Отчего римское право, спрашивает Монтескье1, потерялось у франков? От больших преимуществ, предоставленных франку, варвару, или человеку, живущему под Салическим законом. Все оставляли римское право, чтобы жить под законами Салическими». Но это, кажется, несправедливо: предполагать, что каждый имел возможность самовольно избирать право, под которым он хотел жить, есть дело несбыточное и противоречит источникам, здраво рассмотренным; притом каким образом допустить, чтобы готы, бургундцы и римляне, жившие в странах, лежащих к югу, под владычеством франков, не последовали примеру обитателей севера и не хотели разделить преимуществ перемены законодательства? Причины этого переворота должно искать выше и уловить их в самую минуту поселения варваров. На севере Галлии, где было первое вторжение, франки ринулись ордами более многочисленными и поступали с туземцами с большим насилием и тиранством. Когда позже они раздвинули пределы своей империи, то прибыли в свои новые завоевания не с таким многочисленным ополчением и сделались снисходительнее в обращении с побежденными: таким образом на севере имели перевес франки, а на юге — римляне. Это, однако, не объясняет еще постановления обычаев и писаного права: ибо казалось естественнее, если в тех странах, где было мало римлян, им оставлялось родное законодательство, не принося их в жертву большинству, что значило следовать духу германских постановлений. Но эти самые постановления исчезали с древними племенами, и новые нации возникали мало-помалу из стольких элементов смешанных и разнородных; каким же образом тогда могло продолжаться личное право, почерпавшее свои начала из различия и силы племен? Свобода варваров была вытеснена феодализмом, и под его владычеством люди не принадлежали более к тому или другому племени, но к той или другой лене. На севере феодальное право соединилось с германским, и римское право, не могшее воспользо-

Esprit des lois. 23, гл. 4.

ваться свободой неделимых племен, исчезло. Напротив того, оно имело другое предназначение на юге; римское племя было здесь многочисленнее и утвердило свое владычество.

Север Франции не сохранил ни малейшего воспоминания о первоначальном праве племен: таким образом, даже имя Салических законов не было произносимо, и местные обычаи заняли место древнего права. Напротив того, на юге римское право сохранило навсегда свою древнюю форму и свое единство, хотя римское племя, так же, как и племя франков, потерялось в новой нации. Вот причина этой противоположности: древнее германское право, строгое в своей самобытности, суровое, ограниченное, не могло удержаться при малейшем перевороте, ни даже испытать преобразование, между тем как римское право, богатое знаниями и идеями, обширное и вместе с тем снисходительное, следило без усталости и с величием за движением общества, которому оно умело служить и удовлетворять его потребностям.

Теперь рассмотрим, какие постановления внесли варвары при своем нашествии и каким образом они чинили суд и расправу. Многие новейшие писатели, в числе их и г. Сисмонди, представляют нам варваров разбойниками, которые решились разрушить Римскую империю, не имевшими до их нашествия ни отечества, ни национальных нравов и никаких постановлений. Этот беглый и легкий взгляд не может выдержать испытаний. Однако трудно узнать эти постановления и эти нравы: нет первоначальных памятников, и то, что мы знаем, перешло к нам от римлян, подвергшись их толкованиям, невежеству и предрассудкам. Всегда есть средство собрать многие верные замечания: стоит только обратиться к верным источникам, которые были непосредственно после нашествия. Узнать, какие постановления находились у варваров во время поселения их в разных странах, значит собрать возможные черты истинного германского устройства и его духа, потому что дух этот не мог угаснуть в то время, когда племена сохранили еще свою независимость и самобытность.

У германцев нация состояла из людей свободных, которые одни имели всю власть и все права. Политическое их устройство соответствовало разделению страны на уезды или кантоны, которые назывались Gav (волостями). Каждая Gau, свободные люди которой составляли между собой местное общество, имела своим начальником графа, который водил свободных людей на войну и председательствовал на суде, не имея решительного голоса. Решение принадлежало всем свободным людям Gau. Они применяли право и постановляли приговор на предстоящий случай, иногда в общем собрании, а иногда отдельно. При Карломане это изменилось. Были избраны свободные люди, которым предоставлено было право судить и рядить, но не исключали и других. Этих свободных людей, назначаемых в качестве судей, в законах и актах называли scabini (старостами).

Свободные люди во всех германских племенах составляли основание общества и постановления. Состояние свободного человека прекрасно выражает слово, которое употребляет Мёзер, — Ehrevi caput у римлян. Свободные люди имели также собственность по преимуществу: это то же, что у римлян dominium ex jure Quiritium. У ломбардцев свободные люди назывались атгтапі, а у франков — rachimburgii, boni homines. Фризы, англы и саксы имели также, без сомнения, своих свободных людей; но о них нам мало известно.

Scabini, или старосты, были установлены везде при Карломане. Под председательством графа, его помощника или одного из missi dominici они давали суд. Можно принять за верное, что это постановление не было у германцев ни древним, ни первоначальным; слово scabini мы не встречаем до Карлома- на, и, вероятно, вначале все свободные люди судили. Но когда франки, живя под правлением обширной монархии, утратили дух варварских нравов, тогда то, что составляло преимущество, показалось тягостью, и право судить своих пэров они должны были предоставить знатнейшим свободным людям, избранным народом, для которых это право стало обязанностью. Scabini рассуждали вместе о деле и праве и должны были принадлежать к одной нации с тяжущимися сторонами, для того чтобы производить над ними суд по собственному их закону.

Графы, мы уже сказали, председательствовали на судилище и водили людей свободных на войну. Сначала их назначал народ; но со времени завоевания Рима, утвердившего между варварами монархическую власть, они были прямыми депутатами короля, который назначал их и поручал им гражданскую власть. Grafio было варварское имя их у франков, comes — по римскому переводу. Помощник их, разбиравший маловажные дела, назывался tunginus или centenarius. Они имели еще других помощников чрезвычайных. Назначение графов есть общее у варваров. Вы встречаете его у саксонцев, баварцев и визиготов. Цель уч- реждения этого звания у разных племен состояла в том, чтобы соединить в одном лице гражданское правосудие и военное начальство. Англосаксы и ломбардцы также имели графов, но это звание у них совсем не походило на выше нами изложенное; настоящее назначение его можно узнать только из истории этих народов.

Теперь обратимся к судьбам римского права и римских постановлений во время завоевания, когда они получили удар от учреждений варваров, когда смешались и победители и побежденные. Тогда произошли перемены, особенно в высших властях. Таким образом в Галлии и Италии начальники римских провинций были заменены германскими графами. Но какова была участь муниципальных постановлений, с их сенатом, их дуумвирами или защитниками, и их судебной властью? Г. Савиньи доказывает, что муниципальное правление не было уничтожено завоеванием.

Германцы, повторяем, никогда не думали ни уничтожать римлян, ни преобразовывать их на свой лад. На это есть неоспоримое доказательство, именно влияние латинского языка на языки новых, вышедших из этого смешения наций и сохранение римского гражданского права. И если римское право пережило, то это продолжение его не заключает ли в себе уже продолжения по крайней мере части его судебных постановлений? Кроме того, гражданское римское судопроизводство легко могло сойтись с германским учреждением. Есть много сходства между дуумвиром и дефенсором, с одной стороны, и центенарием и скуттетом — с другой; и низшие власти, разбиравшие дела победителей и побежденных, были подчинены власти графа, начальствовавшего над варварами и римлянами. Декурионы и рахимбурги также несколько сходны между собой, и, может быть, декурион римский не был чужд учреждению старосты, избираемого и постоянного, как мы видели то у франков. Достоверно, что германцы, не любившие городов, долгое время не имели ничего общего с муниципальным устройством, и слово habitator (обыватель), которое часто встречаем в хартиях VIII—IX вв., прекрасно характеризует быт германцев, которые имели случайное пребывание в городах. Сделавшись многочисленнее, они составляли общины, подобные римским; позже они соединились вместе: тогда и победители и побежденные уже образовали одну общую общину, составленную из Двух определенных элементов, под правлением коллегии гер- манских scaabini и римских ordo. Так произошло смешение, из которого возникли новые нации; так коснулись одна другой и смешались германские племена и римская нация — и вот начало самобытности и рождения новой Европы! Теперь рассмотрим отдельно каждый из варварских народов.

Нам известно, каким образом бургундцы разделили земли; но об устройстве их мы не имеем источников, современных завоеванию. В предисловии к «Бургундским законам» говорится о графах; но ни слова не упоминается о муниципальном правлении городов; однако ж должно верить в их существование, как по причине уже нами сказанной, так и по свидетельству Авита, венского архиепископа, умершего в 525 г. Этот прелат сказал, что во время его преемника венская курия состояла из множества знаменитых людей.

У визиготов, напротив того, Breviarium, или Римский кодекс, составленный в 506 г., сто лет после завоевания, свидетельствует о сохранении постановлений побежденных. Он состоял из двух частей: из самого текста римского права и толкования. Римское право Бревиария проливает немного света на устройство; толкование, напротив того, проясняет все публичное право, особенно когда оно удаляется от текста и передает дух самого времени. Все исторические вероятности, изложенные выше, о продолжении римских постановлений, подтверждаются этим комментарием. Здесь встречаете муниципальное право с его судебной властью и его декурионами и judex, слово, которое означает то графа готов, то дуумвира или защитника (defensor) римлян. Позже визиготские короли, желая уничтожить совершенно римское право в своем народе, запретили практическое его применение в частном быту. По крайней мере после этого мы встречаем еще титулы judex и defensor в национальных законах.

Теперь представим вкратце великие результаты сохранения муниципальных постановлений.

Первое иго, под которым тяготела Италия, было наложено Одоакром и герулами; но они только прошли, не имев, так сказать, времени для управления. Явились остроготы, которых владение было славно и могущественно. Имя Феодорика, так же как и Карломаново, увековечено историей и поэзией. Остроготы, устройство которых отличалось от устройства других варваров, уважали постановления римлян. Кассиодор свидетельствует положительно о муниципальном управлении. Он также проясняет судопроизводство. Дела между римляна- ми производились на основании древнего судопроизводства; споры готов решал приговор их графа, а процессы римлян с готами были разбираемы графом, но в присутствии римского юрисконсульта.

Готы были изгнаны из Италии греками, которые, в свою очередь, были выгнаны лангобардами и только сохранили Раве- ну с Экзархатом, Рим с его окрестностями и несколько частей Нижней Италии. Около половины VIII в. они потеряли даже Рим и Экзархат. При греках положено новое устройство Италии, чему служит доказательством разделение гражданской власти и военного начальства. Оригинальные акты этого времени, изданные ученым Марини, ясно утверждают продолжение муниципального правления с его судопроизводством; «Письма» Григория Великого также это подтверждают: поэтому Италия в VII в. была совершенно римской.

Но что же стало с ней при лангобардах? Для продолжительности постановлений надлежало, чтобы победители их уважали. От этого о судьбе римлян в сказанную эпоху существуют две противоположные системы. Маффеи утверждает, что лангобарды вошли в государство в небольшом числе и что итальянское племя сохранилось до наших дней почти во всей своей чистоте. Люпи убежден, напротив, что лангобарды все истребили, пощадив только простой народ, и что нынешние римляне суть потомки лангобардов. Преувеличение с обеих сторон, однако Маффеи ближе к истине. Даже при недостатке других доказательств большое число римских поколений, первенствовавших в итальянском языке, опровергает систему Люпи. Но поведение лангобардов, подражавших остроготам в способе разделения земель и оставлявших побежденным большую часть имуществ, также доказывает ее неосновательность. Если завоевание по разделе земель уничтожило высшие власти римского устройства, то должно признать, что муниципальное правление пережило. Свобода еще существовала и при лангобардах, но зато, правда, неопределенная, без славы и как бы предназначенная только предуготовить будущность поколений более отважных. Она произвела те постановления XII в., которые так походят на римские муниципалии и которых нельзя изъяснить, если не сравнить их с древними постановлениями, измененными и затемненными временем, но не совершенно уничтоженными.

Римское право пережило завоевание с его муниципальными и судебными постановлениями; но было ли оно в то же время преподаваемо в школах и теория спаслась ли так же счастливо от практики? Во время Ульпиана право особенно преподавали в Риме, и профессоры пользовались там особенными преимуществами. В 425 г. была основана публичная школа в Константинополе, составленная из тридцати одного профессора, из коих двадцать восемь преподавали язык и литературу римскую, один — философию и двое — науку права. Через столетие, в 533 г., Юстиниан обнародовал знаменитое постановление ad antecessors, которым он уничтожил все юридические школы, кроме Беритской и находившихся в столицах империи, то есть в Риме и Константинополе. Таким образом, осталось три школы для столь огромной империи. Известно, что одно преподавание было недостаточно для познания права: для этого нужна была практика. В городах римских сенаторы так, как у германцев Scabini, приобретали это знание посредством управления делами и передавали его своим наследникам. Должность нотариуса была также средством распространения сих познаний: tabelliones и notarii были преемниками юрисконсультов Древнего Рима, которые всегда имели в своих руках акты частного судопроизводства; они списывали буквально формы, которых не понимали, й передали таким образом нам драгоценные свидетельства: только не должно легко верить действительному и практическому применению этих формул и идей, которые часто теряли свое значение и достоинство.

Наконец мы достигли до источников и самих памятников римского права во время вторжения и поселения варваров; рассмотрим вместе и новые кодексы, составленные для побежденных, и законы победителей.

Римское право у бургундцев продолжалось положительно и со всей силой. «Бургундские законы», собранные Гондебодом и умноженные сыном его Сигизмундом, представляют нам во многих местах начала и дух, которым они следовали. Нет мест, на которые бы буквально ссылались; но известно, что редакторы должны были иметь под рукой Breviarium. визиготов с его толкованием. Когда франки завоевали Бургундию, эти законы не исчезли и всегда первенствовали как право личное; в IX в. еще говорили о них; и Агобар писал к Людовику Кроткому, что немногие следуют бургундскому закону; он просил императора уничтожить его и подчинить франкским законам немногих оставшихся бургундцев.

Около половины XVI в. Кюжо издал одно небольшое сочинение, впоследствии несколько раз перепечатанное под заглавием «Раріапі liber responsorum», или «Раріапі responsum». Это небольшое сочинение есть кодекс, который в предисловии к «Бургундским законам» в 1517 г. был обещан побежденным. Об этом факте мы имеем неопровержимое доказательство: это сходство титулов между «Бургундским законом» и книгой Папиана и почти буквальное внесение нескольких глав Папи- ана в первое дополнение к «Бургундским законам». Кюжо первый открыл бургундское происхождение папиановых ответов, Линденброг изложил это открытие с отчетливостью, Гейнек- ций утвердил его прочным указанием. Папиан1, состоящий из сорока семи глав, составлен то из Бревиария визиготов, то из самых источников древнего права; он драгоценен для истории законодательства, но до сих пор был слишком мало обработан.

У визиготов редакция римского закона предшествовала собранию готских законов. Аларик созвал римских юрисконсультов, которые составили в 506 г. в городе Эре, в Гасконии, Breviarium Alaricianurr?. Епископы и светские римляне, которым это творение отдано было для рассмотрения, одобрили его. Король послал каждому графу копию, подписанную Анианием, его референдарием, и в то же время он отправил к ним рескрипт (commonitorium), которым предписывалось им строгое соблюдение римского закона под опасением строжайших наказаний. Редакторы кодекса черпали из двух важных источников римского права — постановлений императоров (leges) и сочинений юрисконсультов (jus). Они не следовали методе компиляторов Дигестов; творения не были перемешаны, но разделены в следующем порядке:

С именем Папиана не должно соединить никакого понятия и особенно приписывать его книгу известному Папиану. Кюжо в восторге своего открытия тотчас впал в это заблуждение: но он изменил потом свое мнение, приписав эту книгу одному юрисконсульту, жившему гораздо после, которого имя также Папиан. Но этот Папнан никогда не существовал, а его имя есть только испорченное название Папиана, о котором упоминали в одном месте при конце полных манускриптов Breviarium. г. Савиньи полагает, что это обстоятельство ввело Кюжо вдвойное заблуждение.

2 Это заглавие было дано в XVI в. 1) Кодекс. Феодосия, 16 книг. Феодосия.

2) Ноэ^длы;

Валентиниана.

Марциана.

Маиориана.

Севера. Институты Гая.

Пять книг мнений Павла.

Грегорианский кодекс1, 13 глав.

Гермогенианский, 2 главы.

Весьма краткое место из Папиниана, кн. 1-й Responsorum.

Компиляторы Бревиария извлекли и истолковали все эти творения, но не изменив самого текста; один Гай был изменен. Прискорбно, что для своего труда, который, впрочем, не без достоинства, они сделали столь худой выбор между источниками древнего права. В этом собрании творений едва упоминается об имени Папиниана, Ульпиан даже и не поименован, а Гай весьма сокращен; один Павел передан нам вполне в его творении, самом посредственном и, может быть, слабейшем во всей римской юриспруденции.

Мы имеем собрание визиготских законов, творение, состоящее из двенадцати книг: оно содержит в себе два рода законов: приписываемые их королю Хиндасвинду, его сыну Расесвин- ду, и законы неизвестно чьи, получившие название antiqua. Эти законы необходимы для истории римского права, как потому что они много заимствовали от него, так и оттого что они отменили это право. Черпая единственно из Бревиария, они взяли от него многие правила или буквально, или с некоторым изменением. В половине VII в. эти законы царствовали одни, уничтожив римское право, которого соперничество было для них страшно. Так погибло у визиготов начало личного права, и пра-

' Грегорианский и Гермогенианский кодексы помещены между сочинениями юрисконсультов (jus), потому что они были составлены без утверждения верховной власти.

во областное первенствовало. В XIII в. Альфонс X собрал с чес- тию книги Юстиниана, которые из Болонии уже распространились по целой Европе; он даже приказал сочинить новый кодекс (partidas), почти совершенно основанный на римском праве, и благоприятствовал преподаванию этой науки.

У франков римское право не получило новой формы от частной редакции, что весьма естественно: ибо законы, существовавшие до нашествия, были весьма достаточны в практическом применении. Но мы находим непреложные следы римского законодательства в варварских законах, в актах этой эпохи, во многих методах преподавания римского права и даже в некоторых творениях об этом предмете.

Законы франков разделяются на законы отдельного народа и на капитуларии. Законы боварцев, алеманнов и франков рипуарных запечатлены в некоторых местах римским духом. Капитуларии, то есть законы франкских королей, которые не были исключительно предоставлены для одной нации, дошли до нас или отдельно, или в собраниях. Они проявляют много начал римского законодательства, особенно три книги, худо составленные в IX в. Бенедиктом Левитом, который руководствовался Бревиарием, кодексами Феодосия, Юстиниана и «Новеллами» в переводе Жюльена.

Акты, составляемые частными лицами у франков, свидетельствуют о практическом применении римского права. Сравнивая их, должно различать провинции, в которых они были составляемы, и изучать различные изменения, которым они подвергались, применяя законодательство побежденных.

Не было училища для преподавания римского права; но достоверно, что его преподавали в училищах грамматики. Историки того времени упоминают о многих лицах, сведущих в римской юриспруденции. Еще достовернее труды писателей того времени о Бревиарии визиготов, особенно формулы Маркульфа и изданные Сирмоном, Валюзом и Линдеброгом, где так часто видны следы Бревиария. Наконец, явилось сочинение даже о самом римском праве: Petri exceptiones legum Romanarium1, которое, вероятно, было составлено во Франции, в окружности Валенции, около половины XI в., прежде Болонской школы, которой приемов и методы оно не имело ни в каком отношении. Это уже система права, и особенно римского, разделенного на четыре книги, из

Exceptio имело в Средние века значение извлечения.

которых первая содержит в себе право лиц, вторая — контракты, третья — преступления, а четвертая — судопроизводство. Автор, Петр, которого мы знаем одно только имя, показывает глубокое знание истории и необыкновенную самостоятельность духа. Известно, что он выше первых опытов глоссатора Ирнерия и его школы. Он руководствовался институтами, пандектами, кодексом и латинским жюльеновым переводом «Новелл».

Когда в Англии рушилось владычество римлян, следы, оставленные римским правом, были столь слабы, что легко могли позабыть их. Однако, взглядываясь ближе, мы увидим, что национальные законы заняли от них кое-что, и римское право хотя и не применяли в практике, но считали необходимой наукой для умственного образования1.

В 500 г. Италия получила эдикт Феодорика, изданный им для готов и римлян. Он хотел смешать две нации: оставить варварам военное первенство, но распространить во всей империи римскую цивилизацию. Он также изменил прежнее право готов, но не уничтожил его, но все источники эдикта римские; то же разделение, которое и в Бревиарии; большая часть их взята из «Мнений» Павла, которые были практическим образцом в то время. Что касается до редакции, то нельзя отозваться о ней хорошо; источники были перемешаны, кроме того что многих и не знали. Между тем в это время право было понято и изучаемо: доказательством тому служит Боэций, который в своих сочинениях руководствовался лучшими юрисконсультами. Но этому времени недоставало силы, чтобы привести в стройный порядок мысли, обобщить их, составить систему, кодекс. В 554 г. Юстиниан, повелитель Италии, усвоил эту силу для своего законодательства; эдикт Феодорика был скоро забыт и остался, впрочем, для побежденных. Но мы имеем некоторые юридические труды этого времени — трактаты Жюльена о «Новеллах», Dietatum de consiliaris, Collectio de rectoribus. Рим, Равенна и Экзархат, остававшиеся некоторое время у греков, во время владычества лангобардов, сохранили римское право.

Лангобарды, подобно франкам, не составляли нового кодекса для своих римских подданных: книги Юстиниана были довольно богаты, чтобы избавить их от нового труда. История должна собрать в национальных законах документы, акты и самих писа-

Для познания истории права в Англии во время Средних веков должно ознакомиться с рассуждением Сельдена ad Fletam. у

телей для доказательств продолжения римского права. Есть два рода коллекций лангобардских законов: одна хронологическая, а другая систематическая, называемая Lombarda. Содержание их одно и то же, различие состоит только в методе изложения. Эти законы утвердили достоинство римского права и заимствовали от него многие начала. В это время уже встречаются документы и акты, которые доказывают положительную силу римских законов. Не останавливаясь здесь, перейдем к сочинениям о римском праве, написанном в лангобардском царстве. В 900 г. Бревиарий был вновь издан, более сообразно с ломбардо-римскими законами, под заглавием Lex Romana Utinensis. Этот новый труд слишком посредственен. Потом Муратори издал Quaestiones ас monita, которые доказывают это знание всех частей юстинианова законодательства. Толкования на лангобардские законы, принадлежащие к этому времени, то же самое доказывают. Наконец, мы имеем еще одно сочинение того же времени, известное давно под именем Brachylogus, которое было сочинено в Итальянской Ломбардии. Оно новее кодекса Utinensis и Quaestiones ас monita, но стоит выше их, хотя и само имеет недостатки. О настоящем появлении этого сочинения были разные мнения: одни относили его к временам Юстиниана, другие к XVI в.; но есть положительное доказательство, что оно не может быть отнесено ко временам позднее Людовика Кроткого, и если было писано в начале XII столетия, то Ирнерия можно считать автором этого творения. Это систематическое изложение римского права, составленное без всякого таланта по книгам Юстиниана; но оно важно для истории права. Итак, право Юстиниана всегда существовало у лангобардов. Если при Карломане Бревиарий проник в Ломбардию и подвергся изменениям, нам уже известным, то источники права также утратили свою власть, без чего короли не помышляли бы об уничтожении их.

До сих пор мы ничего не сказали о церкви. Это оттого, что церковь составляла тогда для всей Европы мир всеобщий и отдельный, глубоко от нее отличавшийся, существовавший отдельно и властвовавший над ее духом. Что касается до нее, то здесь всеобщий тип всегда преобладал над характером местным; здесь, собственно говоря, вы не встретите разности страны и племен: везде церковь обрабатывала римское право и руководствовалась его началами. Доказательством этому служат отдельные сочинения, как то: «Письма» Григория Великого, сочинение Агобара, «Письма» папы Иоанна VIII, творения епископа Гинкмара и другие документы; наконец, собрания канонического права.

Здесь оканчивается первая и важнейшая часть книги г. Савиньи, доказывающая светлыми доводами продолжение римского права во время и после завоеваний варваров. Ясно, что римское право стало одним из элементов нового мира и что, соединяясь с учреждениями варваров и христианством, оно вместе с ними служило основанием политического и юридического устройства Европы. Такой результат выводится изо всех фактов, собранных г. Савиньи.

Теперь перейдем к другому отделу — к истории римского права начиная с XII в.

До XII в. существовало положительное законодательство побежденных и было одним из элементов гражданственности Средних веков, служивших для применения к практическим делам и к гражданскому быту. Но в XII в. появились школы, образовалась теория, которая вместе с богословием и схоластикой разделила область науки. Пример единственный в истории: мертвое законодательство покоренного народа стало для Европы наукой общественной и политической, которого теория сделалась столь же необходимой и цветущей, как и практика. Особенно Франция с самых Средних веков не могла избегнуть влияния римского духа, проявляющегося в ее литературе и законах.

Происхождение, начало и первое время ученого обрабатывания римского права в Европе — вот предмет второй части сочинения г. Савиньи, которое до сих пор есть чисто литературная история. Г. Савиньи начинает критическим рассмотрением всех источников и всех сочинений об этом предмете — труд тягостный, но драгоценный для науки. Только германское терпение могло обречь себя на подобное занятие. Половину тома он посвящает истории первых университетов Средних веков и их устройству; доходит до глоссаторов и тут излагает, какими источниками римского права они могли руководствоваться, какие материалы имели они под рукой; исследует вообще их влияние, труды ученых и писателей, наконец, представляет их жизнеописание. Почти весь четвертый том наполнен частностями и подробностями, которые могут показаться чуждыми для науки права, но г. Савиньи изложил в начале его некоторые объяснения, которые походят на защитительную речь. Он доказывает, как необходима в науке права история его литерату- ры для догматической истории. Что касается до истории науки, то для сравнения характера и самобытности различных эпох можно избрать две различные точки зрения, то есть или изучать положительные открытия того века, или независимо от точных результатов стараться узнать направление науки в каждое время и то, каким образом она проявлялась в людях, наиболее замечательных. Иногда, правда, эти драгоценные следы истребляются переворотами, и, однако, как полезно не терять их из виду. Каждая эпоха имела сильное влияние, и если мы всегда в состоянии присоединить к своим силам силы прошедших времен, то мы их увидим. Одна только история литературы может воскресить времена минувшие; она успеет в этом, особенно если не удалится от фактов и подробностей, рассматривая их с критическим разбором, что может доставить обширная ученость. Надобно уметь сделать выбор. Когда всеобщий дух науки проявляется иногда под особыми формами и когда из смеси общей особности происходит то, что мы называем самобытностью, то здесь и должно остановиться долгое время с ученой любознательностью. Таким образом, обращаясь к истории права, он говорит, что глоссаторы сделали гораздо более, чем их последователи. Глоссаторы удивляют вас своим знанием, живым и свободным, тогда как их последователи идут по протоптанной дороге без независимости и силы. Должно более распространяться о XII и XIII столетиях, чем о XTV и XV, и при помощи манускриптов вызвать из забвения творения, которые были в таком пренебрежении. Вот каким образом г. Савиньи понимает историю права, и таковы выводы, которые обещает себе этот ученый законоведец.

Представим самые главные результаты этих двух томов.

Римское право существовало в Европе; его применяли к делам и изучали; но практика и теория не имели ни силы, ни блеска, как вдруг в XII в. оно пробудилось от своей дремоты и пролило живой луч света. В Болонии образовался блестящий университет, о котором слава проникла за Альпы; многочисленные ученики стекались туда из всех стран Европы и, возвращаясь на родину, передавали прекрасные знания, ими приобретенные, распространяли их там разным образом — посредством приговоров, ими произносимых, посредством своих сочинений и, наконец, посредством самых университетов, образованных в подражание болонскому. знатное дворянство (capitanei), малое дворянство (valvassores) и граждане (populares, plebs). К третьему классу относились римляне и ариманы без лен. Соединение трех классов вместе составляло общину. Община имела верховную власть и проявляла ее посредством своих представителей, созываемых на общее собрание; она имела право быть управлямой своими собственными постановлениями, иметь свой суд и назначать главных сановников, особенно консулов, которых она могла выбирать из всех трех классов. Всем известны борьба, поддерживаемая городами против императоров, сейм в Ронкалье и, наконец, Констансский мир, который утвердил их самостоятельность. Но в XIII в. народ, обогащенный торговлей и промышленностью, не хотел довольствоваться тем влиянием и могуществом, которые были ему предоставлены. Не уничтожая совершенно древнюю общину, он разделился на отдельные цехи, в которые назначал начальников таким образом, что в короткое время эти мелкие чиновники успели приобрести себе власть в республике. Благородные были угнетаемы и преследуемы, и многие, для того чтобы сохранить некоторое влияние или только некоторую безопасность, вступили в цех ремесленников. Но в первой половине XIV в. эта наглая демократия уступила место дикому тиранству нескольких граждан. Угнетение дворянства повело за собой разрушение прав личных: явилось рабство.

Болония имела те же постановления и то же предназначение, как и другие лангобардские города. Здесь встречаются различия столь ничтожные, что о них не стоит и упоминать. Теперь перейдем к университетам.

С XII в. университеты играли важную роль в умственном быту Европы. Везде они доставили своим ученикам великую независимость духа и даже пытались развить ее более. Вот что сделали их сила и их достоинство; в этом и состоит общая черта сходства, которая сближает нынешние университеты с университетами Средних веков. Но сии последние были более необходимы, нежели наши, для успехов просвещения: ибо тогда не было того бесчисленного множества книг и сочинений, которые ныне наполняют и просвещают Европу; изустное преподавание было единственным средством для передачи и приобретения знаний. Оттого в университетах Средних веков ученики занимались дольше, чем в нынешних: то были часто люди зрелого возраста, значительные по своему знанию и занимаемым ими местам. Университеты Средних веков отличаются от нынешних еще своим происхождением. Они не обязаны своим учреждением ни воле государей, ни щедрости городов; но вот каким образом получали свое начало: человек, движимый любовью к наукам, собирает вокруг себя многих учеников; несколько профессоров присоединяются к нему; круг слушателей увеличивается, и без чуждой помощи основывают училище.

Три университета процветали в одно время: Париж славился преподаванием богословия и философии, Болония — римского права, Салерна — медицины. Но Салерна не простирала влияние далее своего круга: ибо медицинские школы, образовавшиеся впоследствии, скоро стали подражать своим устройством училищам правоведения и медицины. Напротив того, Париж и Болония служили образцом для других университетов; устройство их представляет замечательную противоположность. В Париже сами профессора составляли особенное сословие, имели власть, а ученики их были подданными, состоящими как бы под зависимостью небольшого государства. В Бо- лонии, напротив того, ученики составляли особенное сословие, выбирали из себя начальников, и профессора зависели от них. Это происходило от того, что в Болонии царствовал республиканский дух, а в Париже главную роль играло богословие, необходимую принадлежность которого составляют покорность и смирение. Италия, Испания и Франция подражали Болонии; Англия и Германия — Парижу.

Твердили, что Болонский университет обязан своим существованием Феодосию II; но это предание не имеет никакого основания. Собрание учеников вокруг знаменитого профессора — вот происхождение школы, которая вначале была далека от того, чтобы составить особенное сословие. Через несколько времени привилегия Фридерика I, данная на Ронкальянском сейме, предоставляла особенное покровительство чужеземным ученикам, которые из любви к наукам переносили столько трудностей; запрещено было, под опасением строжайших наказаний, беспокоить их во время путешествия; они были подчинены особому суду епископа и своим профессорам. Но в конце XII в. своеволие учеников заставило профессоров отказаться от уголовного суда и удержать над ними только суд гражданский. Однако спустя столетие они опять приняли в свои руки уголовный суд.

Сначала в Болонии было одно только училище правоведения, и оттого должен был образоваться один университет; но на самом деле их было два, и они различались между собой толь- ко числом учеников — ultramontani и citramontani. Впоследствии многочисленные ученики, занимаясь медициной и искусствами под руководством отличнейших профессоров, пожелали также иметь свои университеты. Они встретили сильное сопротивление со стороны юристов; но в 1316 г. новопришельцы восторжествовали, образовали значительное сословие и приняли название philosophi et medici vel physici и общее имя artistae. Наконец, во второй половине XIV в. Иннокентий VI основал в Болонии училище богословия. С этого времени в Болонии находилось четыре университета: два — правоведения, один — медицины и философии и один — богословия. Два первые, где преподавалось право, отличались совершенно от двух других и составляли одно сословие; часто принимали их за один и тот же университет.

Чужеземные ученики имели полное право гражданства и каждый год приносили присягу на покорность ректору и законным установлениям. Собрание их, созываемое ректором, составляло университет в собственном значении этого слова. Здесь надлежало бывать по крайней мере три раза в год, чтобы не потерять права гражданства. Болонские уроженцы были избавлены от этого собрания и от обязанностей университета. Причина такого различия заключалась в привилегии Фриде- рика I и в той зависимости, в которой Болония находилась от своих жителей. Профессора были точно так же подчинены, как и ученики; они, подобно им, присягали, были в зависимости от суда ректора, который имел право наложить на них штраф и отрешать от должностей; наконец, в прениях университетских они не могли подавать голоса, если не были ректорами. Помощниками университета избирали всех артистов, которые приносили присягу в верности ему, должны были ему повиноваться и работали в особенности для учеников: таковы были писцы и переплетчики. Наконец, каждогодно избирали купцов для торговых сношений с учениками, и последние обязаны были так же, как и предыдущие, давать присягу перед лицом ректора.

Первое место принадлежало ректору. Для достижения этого звания надлежало быть учеником или профессором, духовным, холостым, не принадлежать пи к какому религиозному обществу и изучать пять лет, на свой счет, правоведение. Ректоры были избираемы ежегодно прежними ректорами, советниками и известным числом избирателей, назначаемых университетом. Они производили суд и расправу по делам гражданским и уголовным. За ректорами следовали советники наций, синдики и другие низшие должности. Понятно, как любопытна должна была казаться Болония по блеску своего университета. Он предоставлял многие привилегии профессорам и ученикам; заботился даже о доставлении им удовольствия: ибо приказывал жидам платить каждый год известную сумму юристам и артистам на увеселение во время Масленицы. Смерть и конфискация имений были наказанием тому, кто вздумал бы подговаривать учеников переходить в другую школу.

Перейдем к преподаванию. Слово doctor составляло прежде почетный титул профессора, а не достоинство, не должность; но когда, около половины XII в., университет получил прочное основание, тогда имя и достоинство доктора, предоставлявшее право преподавания, нельзя было получить иначе, как подвергнувшись испытанию1. Эти испытания были двух родов — частные и публичные. Прежде частного экзамена кандидату давали две темы для изъяснения. В тот же самый день кандидат должен был читать свое сочинение. Доктор, представлявший его, рассматривал один, а другие доктора могли только предлагать вопросы и суждения касательно заданной темы. Тотчас после экзамена приступали к собиранию голосов, и если кандидат был допускаем, то получал степень доктора. Публичный экзамен, особенное испытание на доктора, производился в соборе, куда собирались с торжественной процессией. Получающий степень доктора произносил речь и потом рассуждение; тут ученики, а не доктора входили с ним в диспут. Испытание оканчивалось речью президента, который провозглашал нового доктора. Ему тотчас представляли знаки его нового достоинства: книгу, кольцо и докторскую шапку; потом возвращались с таким же церемониалом, как и пришли.

Доктора имели право преподавать не только в Болонии, но, на основании повеления папы, и во всех других университетах.

Любопытно исследовать, отчего впоследствии доктора не принадлежали более к факультетам университета. Первые доктора составляли из себя факультет, который рассуждал о достоинстве кандидатов и жаловал им докторство. Болонские профессора для удержания этих достоинств за своими фамилиями отказывали в докторстве представлявшимся кандидатам. Стали восставать против сих несправедливых притязаний — надлежало уступить; но профессора настояли, чтобы новые доктора не были более членами факультета. Таким образом доктора не пользовались уже полным правом университетских профессоров.

Они содействовали также избранию новых докторов, когда сами принадлежали к факультету. Факультет, отличавшийся от университета, состоял из докторов, которые располагали повышениями в степени. Он имел свои уставы и привилегии.

Лиценциаты не имели права преподавать. Считаясь в числе учеников, они не имели никаких преимуществ; но ученики могли, с дозволения ректора, читать трактат или комментарии: ученик, читавший лекции, назывался бакалавром.

Профессоры были за преподавание награждаемы иногда от городов, а чаще от самих учеников, которые выбирали известнейших законоведцев; но в Болонии профессоры имели столько источников к обогащению, что часто преподавали без всякой награды.

Курс разделялся на ординарный и экстраординарный (ordinariae, extraordinariae lecturae). Это потому, что книги, по которым учились, разделялись на книги ординарные и экстраординарные. К первым книгам относилось римское право, или дигесты, и каноническое право, которое составляли постановления и декреталии. Все другие книги были экстраординарными. Оттого и курсы учения разделялись на два рода, смотря по тому, по каким книгам проходили. Ординарными профессорами назывались те, которые были торжественно уполномочены преподавать по обыковенным книгам; экстраординарные профессоры могли преподавать только по другим книгам.

Таков был Болонский университет в главных его основаниях. После него процветали университеты в Падуе, Пизе, в Вер- челли, вАрензо, в Ферраре, в Риме; основанный в Неаполе Фридрихом 11 отличался от других своим устройством; кроме того, находились еще университеты в Пиаченце, Модене, Ред- жио, Павии и Турине.

Париж славился преподаванием богословия, как Болония — правоведением, и его университет имел такую же власть. Древнейшие свидетельства, доказывающие его учреждение, суть два предписания папы Александра III в конце XI в.; потом привилегия, данная Филиппом-Августом в 1200 г., которую по ошибке приняли за основание университета. Этот университет отличался своим политическим влиянием, преувеличенным чувством о своем достоинстве и необыкновенным расположением к нему народа. Он сам составлял для себя правила, предоставлял всю власть профессорам, вмешивался во все богословские прения, защищал долгое время свои права на судебную власть против парламента и, наконец, гордился тем, что был «старшей дочерью» королей.

Но здесь должно рассмотреть, каким образом трактовали о римском праве. В начале Средних веков римская церковь любила и обрабатывала римское право; она часто умела извлекать из него свои выгоды, и обязана ему многим. Но в XII в., когда она увидела, что юриспруденция возвышается и может с ней соперничать, порабощает умы и похищает большое число тех пылких людей, которые пристрастились к науке, она тотчас изменила свой образ мыслей, и св. Бернард горько сетовал, что даже в палатах папы следовали не Божьему, а Юстиниано- ву закону. На Реймсском соборе запрещено монахам в 1131 г. изучение римского права и медицины, и это запрещение было подтверждено и другими соборами. Гонорий в 1220 г. запретил священникам изучать римское право. Однако нашли средство к смягчению этого строгого повеления и исходатайствовали многие разрешения. Но тем же самым определением Гонорий запрещал преподавание римского права в Париже и его окрестностях под тем предлогом, что его не применяли в судах. Притязания папы понятны: Парижская школа была главным местом преподавания богословия и была подчинена его надзору. Но какое было в самом деле предназначение римского права? Несмотря на преобладание богословия и философии, оно появилось в Париже в XII в. и было обрабатываемо здесь с усердием. Вот причина повеления Гонория. Ему повиновались еще в XV в.; но в 1568 г., парижский парламент дозволил преподавание римского права. Через несколько лет, именно в 1576 г., он издал повеление, которым предоставил право преподавания известному Кюжо; через три года опять было возобновлено прежнее запрещение; наконец в 1679 г. оно было навсегда уничтожено.

Мы не станем рассматривать в подробности университетов: Монпельерского, основанного в 1289 г.; Орлеанского, который слишком рано имел знаменитое училище правоведения; Тулуз- ского, Валенцского и Буржуского, которые славились в XVI в.

Испанские университеты гораздо позже приобрели известность преподаванием римского права: преимущественно же основанные в XIII в. в Саламанке и в XVI в. в Алкале. Английские остались почти чуждыми сему преподаванию.

Таково было поприще глоссаторов; таковы были учреждения для преподавания наук, открытые правоведцам. Но прежде чем приступим к рассмотрению их трудов, необходимо показать те творения и материалы, которые были у них под рукой, — пандекты, кодекс, институты и труд Жюльена. Все, что мы знаем о римском праве, кроме этих источников, им было неизвестно. Они имели еще закон Лангобардский, собрание, посвященное ломбардскому феодальному праву; новые императорские законы, постановления городов и канонические книги. Из всего этого мы будем рассматривать только пандекты, которые стали известны в Болонии только постепенно и по частям.

Касательно текста, подлежат рассмотрению два важных вопроса: должно знать наперед, какие манускрипты мы имеем и какое их сравнительное достоинство; какие манускрипты имели глоссаторы и что извлекли они для объяснения текста. Мы обладаем Флорентийским манускриптом, который содержит в себе все пандекты и большое число других манускриптов, в которых заключались только некоторые их отрывки. Сии последние манускрипты согласуются ли с флорентийскими, или их текст различен? Писатели разных об этом мнений. Одни рассматривали их как простое повторение флорентийских; другие, во главе которых Кюжо, доказывают, что эти манускрипты имеют основанием, независимо от флорентийских, первоначальные манускрипты, и таким образом уроки будут иметь оригинальное достоинство. Это мнение Кюжо имеет неопровержимые доказательства. Теперь рассмотрим, какие манускрипты имели глоссаторы. Должно принять за верное, что они, кроме Флорентийского, знали еще древние манускрипты и что, признавая выше всех текст Флорентийский, они употребляли и другие, для того чтобы составить новый текст, который мы можем назвать Болонским: вот происхождение и изъяснение толкования. Весьма несправедливо будет, если мы станем представлять себе этот труд предприятием систематическим и общим, что не соответствует ни идеям, ни силе того времени. Нет, каждый работал со своей стороны; направление могло быть единообразное, но вход оставался независимым, и от этих-то частных работ происходило толкование. Такое обширное обрабатывание должно принадлежать Ирнериусу; оно кончилось с Аккюрсом.

Глоссаторы были в одно и то же время профессорами и писателями. Курс их состоял из пяти частей Corpus juris. Еще и теперь мы имеем уроки Одофреда о трех частях дигестов и девяти первых книгах кодекса. Один и тот же профессор преподавал многие курсы (и сим объясняется нам, отчего один учитель мог заниматься с множеством учеников); каждый курс продолжался один год и каждый урок — час. В первой половине XIV в. произошли некоторые перемены в разделении курсов. Два доктора преподавали в одно время три части дигестов и кодекс. Институты, феодальное право, императорские постановления и три последние книги кодекса были преподаваемы одним профессором. Позже были введены специальные курсы на один только предмет. Курсы ординарных книг считались необходимыми, а к другим не принуждали учеников. На основании устава должны были преподавать только римское каноническое право; однако же есть доказательства, что преподавали еще лекции о занятиях нотариуса. Нотариусы образовали в Болонии многочисленное сословие и также имели свои лекции и даже давали степени докторов.

Теперь представим очерк методы правоведцев, которой они следовали в своих курсах. Прежде всего они бросали общий взгляд на предмет (summa); потом читали текст со своим объяснением; далее изъясняли трудности, противоречия и особые случаи (casus); представляли вкратце главные правила (brocarda) и, наконец, диспутировали о сомнительных местах (quaestiones). Впрочем, каждый профессор был свободен в выборе методы и способе преподавания. Ученики записывали под диктовку, разговаривали во время лекции и имели право спрашивать профессора: оно не имело места в ординарных курсах, которые читались утром; им пользовались только в курсах экстраординарных после обеда.

Книги явились только по окончании курсов и имели один и тот же предмет — толкование Corpus juris, так что в это время глоссы составляли главный предмет юридической литературы. Вначале они состояли из примечаний, писанных профессорами на полях экземпляров текстов, были улучшаемы ими во все продолжение их занятий и по смерти их отыскивались ревностно. Эти примечания были драгоценны, потому что заключали в себе все, что наука, которой занимался автор, имела точного и существенного. Потом они увеличились, и из объяснений слов составился комментарий. После глосс юридическая литература заключала в себе краткие извлечения, объяснения особых случаев (casus), сокращение общих правил; постановленное глоссаторами; вопросы о судопроизводстве (ordo judiciarius), рассуждения о делах и, наконец, собрание прений (discussiones dominorum). Эти творения отличались многочисленностью курсов, но по своей форме они составляли тетради, а не книги. Знаменитейшие глоссаторы собирали вокруг себя учеников, которые были вместе их писцами и издателями; тетради переходили из рук в руки и служили для справок, как книги.

Ирнерий есть начальник и основатель Болонского университета; он тут и родился, хотя многие ученые с XVI в. считали родиной его Германию. Он был магистр свободных художеств. Когда книги о праве были изданы, он начал изучать их один, без учителя, и скоро стал преподавать. Приобретши большую известность юридическими знаниями, он явился в делах публичных между 1113 и 1118 гг. С 1116 по 1118 г. он находился в службе императора Генриха V, часто был при его свите и получил важное поручение в Риме. Он оставил известных учеников; его творения в особенности обращают на себя внимание: они служат исходною точкой нынешней юридической литературы. Мы имеем еще, в целости и по частям, глоссы; но до нас дошли только перечни формул для нотариусов, вопросов и деловых книг его (actiones).

Невозможно произнести суждение о глоссах Ирнерия, потому что мы обладаем только одной частью. Вначале изъяснения писались под строками, потом на полях; но они не имели, как позднейшие, систематического плана; однако же известно, что их весьма уважали и что они доставили Ирнерию прозвание lucerna juris. Этот правоведец сначала довольствовался тем, что объяснял одно слово другим; потом мало-помалу в своих примечаниях на полях он проникал в самый текст, смысл и идеи которого он старался сократить. Даже находим первый опыт критики для очищения текста. Какая сила самобытности в этом Ирнерии, который все создал из самого себя и не знал тех трудов, которые в предшествующие века посвящали праву! В большей части манускриптов и во всех изданиях кодекса находится значительное число извлечений из «Новелл», которыми уничтожались постановления; эти извлечения приводили и на них ссылались, как на самые законы. Их называли предписаниями закона, и начиная с Средних веков общее мнение приписывало их Ирнерию; но потом многие писатели относили их к разному времени, и оттого произошла обширная полемика о хронологии и об авторе этих достоверных «предписаний», продолжающаяся и до наших дней. Бесспорно Ирнерий есть автор большей части их. Много спорили об их достоинстве: одни хвалили верность их, другие порицали их в неточности. Эта укоризна отчасти имеет основание. Но, чтобы вернее оценить эти акты, не должно отделять их от других трудов глоссаторов и забывать век, в котором их составляли.

Теперь обратимся к первым глоссаторам.

Четыре доктора, непосредственные питомцы Ирнерия, жившие в половине XII в., суть Булгар, Мартин Гозия, Иаков и Гуго. Император на Ронкаглиянском сейме потребовал их для восстановления прав короны, во зло употребленных городами. По отказу их приняться за дело столь щекотливое император назначил двадцать восемь судей, двух для каждого города, на которых возложена была обязанность составить вместе с четырьмя докторами точное исчисление императорских прав. В этом совещании четыре юрисконсульта имели большой перевес, и историки утверждают, что они употребляли римское право для увеличения перевеса власти императоров1. Справедливо ли, что римское право служило основанием императорских прав? Так и должно быть. Эти преимущества основываются на обычаях и правилах законов феодальных. Потом является зако- новедец Плацентин, который укорял четырех докторов совершенно в противном, именно в том, что они не руководствовались пандектами, на основании которых Италия, по итальянскому праву, была освобождена от всех налогов. Но Плацентин забыл, что Италия со времен Диоклетиана платила налоги, как и другие провинции. Приговор тридцати двух судей, собранных в Ронкаглии, не мог быть подвергнут укоризне; законы Фриде- рика были известны и служили опорой римскому праву.

После четырех докторов являются Рожер, Алберик, Алд- рик, Вильгельм Гебриано, Одерик; Плацентин, часто путешествовавший из своей родины в Монпелье и сочинения которого по несчастью были напечатаны по худому манускрипту неискусным издателем; Генрих Байла, который, по словам одного из его современников, был храбрый рыцарь, но посредственный юрисконсульт; Бассиан, Пилиус, оставивший Болонию, чтобы преподавать в Модене; Китриан, Галгозин, Отто, Лотар, соперник и современник Азона, Бандин, Бургундий, который был послан от города Пизы в Константинополь, присутствовал на Латеранском соборе в 1179 г. и который, не будучи ни профессором, ни писателем, принес пользу науке латинским переводом греческих мест из пандектов; Ваккарий, который из Ломбардии переехал в Англию, преподавал там римское право

См. Сисмонди и Раумера.

и составил для бедных учеников краткое руководство к познанию законоведения «Liber ex universo enucleato jure exceptus et pauperibus praesertim destinatus». Одно исчисление творений всех этих глоссаторов, из которых большая часть осталась в рукописях, показывает, какая должна быть деятельность духа этих людей, независимость их мнений и труд их, в котором теория соединялась с практикой. Вот начало пробуждения европейской юриспруденции и блестящего ее развития.

Этим оканчивается творение Савиньи. В пятом томе он излагает историю литературы права XIII в., а в шестом — XIV и XV.

Если станем оценивать в целости представленное нами творение, мы легко отличим его от всех историй права, написанных доныне. Везде видна его самобытность. Это не простая историческая компиляция, где только набросаны факты; напротив того, книга берлинского профессора расширила область права. Савиньи явился как историк и законоведец, и в нем мы видим счастливое соединение науки права с историей. Два первых тома, где изображена политическая участь римского права в Средние века, носят на себе отпечаток строгого единства; указания автора точны, в его обширных выводах виден глубокий ум. Савиньи показал здесь талант, редкий и в Германии. Но главный недостаток этого ученого состоит в том, что он слишком увлекся своей школой. Это школа историческая: ей-то заплатил он дань в этом во всех отношениях превосходном творении. Хотя г. Савиньи отличается особенно редким искусством проникать в отдельный характер фактов внешних и положительных, хотя он умеет схватить то, что в народе есть отличительного и национального, и в малейших подробностях находит ценность и значение; но ему недостает, кажется, общего взгляда, той силы и расположения ума, которая из частных фактов умеет выводить общие заключения, то есть, говоря одним словом, философского духа.

Нам остается удивляться превосходным познаниям Савиньи в римском праве: он лучше всех современных юристов понял его дух и обнял все подробности. Его «Трактат о владении» есть бесспорно превосходнейшая книга римского права из всех написанных начиная с XVI в. Его «Исторический журнал» содержит в себе также оригинальные опыты. Здесь Савиньи умел чудесно применить свой исторический взгляд; подобно Кюжо, он отыскивает римское право в его первоначальной простоте и всегда бывает в состоянии изложить его без влияния чужестороннего.

<< | >>
Источник: Новгородцев П., Муромцев С., Кареев Н.. Немецкая историческая школа права. — Челябинск: Социум,. — 528 с.. 2010

Еще по теме Ф. К. фон Самка О РИМСКОМ ПРАВЕ В СРЕДНИЕ ВЕКА в изложении Е. Бутовича-Бутовского:

  1. Ф. К. фон Самка О РИМСКОМ ПРАВЕ В СРЕДНИЕ ВЕКА в изложении Е. Бутовича-Бутовского
- Авторское право - Аграрное право - Адвокатура - Административное право - Административный процесс - Арбитражный процесс - Банковское право - Вещное право - Государство и право - Гражданский процесс - Гражданское право - Дипломатическое право - Договорное право - Жилищное право - Зарубежное право - Земельное право - Избирательное право - Инвестиционное право - Информационное право - Исполнительное производство - История - Конкурсное право - Конституционное право - Корпоративное право - Криминалистика - Криминология - Медицинское право - Международное право. Европейское право - Морское право - Муниципальное право - Налоговое право - Наследственное право - Нотариат - Обязательственное право - Оперативно-розыскная деятельность - Политология - Права человека - Право зарубежных стран - Право собственности - Право социального обеспечения - Правоведение - Правоохранительная деятельность - Предотвращение COVID-19 - Семейное право - Судебная психиатрия - Судопроизводство - Таможенное право - Теория и история права и государства - Трудовое право - Уголовно-исполнительное право - Уголовное право - Уголовный процесс - Философия - Финансовое право - Хозяйственное право - Хозяйственный процесс - Экологическое право - Ювенальное право - Юридическая техника - Юридические лица -