Убийство при превышении пределов необходимой обороны

Институт необходимой обороны в советском уголовном праве является одним из средств укрепления общественного порядка, защиты интересов Советского государства, общества и отдельных граждан.

Действия, направленные на отражение общественно опасного посягательства, вытекают из неотъемлемого права советских граждан на оборону, они не только не содержат состава преступления как не представляющие общественной опасности, но, наоборот, содействуют укреплению социалистического правопорядка, а правильное разрешение уголовных дел, связанных с применением института необходимой обороны, способствует активизации населения в борьбе с преступностью149. Только при превышении пределов необходимой обороны лицо, обороняющееся от общественно опасного посягательства, подлежит привлечению к уголовной ответственности. Но и в этом случае преступление признается совершенным при смягчающих обстоятельствах (п. 6 ст. 38 УК), однако оно, как правило, не влечет иную квалификацию. Убийство же при превышении пределов необходимой обороны подлежит квалификации по ст. 105 УК.

Для решения вопроса о том, было ли совершено убийство при превышении пределов необходимой обороны, должно быть выяснено, было ли состояние необходимой обороны. Очевидно, что нельзя превысить пределы необходимой обороны, если выясняется, что ее вообще не было.

Для правильной квалификации убийства по ст. 105 УК первостепенное значение имеет установление критерия, позволяющего сделать вывод о том, что пределы необходимой обороны действительно были превышены. Таким критерием закон считает явное несоответствие защиты характеру и опасности посягательства (ч. 2 ст. 13 УК). Такое указание законодателя значительно облегчает следственным и судебным органам решать в каждом конкретном случае вопрос о наличии или отсутствии превышения пределов необходимой обороны. Вместе с тем практика свидетельствует о том, что данный вопрос не во всех случаях разрешается правильно.

По нашему мнению, формулировка ч. 2 ст. 13 УК дает основания утверждать, что пределы необходимой обороны могут быть превышены как в результате несоразмерности средств защиты и нападения, включая интенсивность действий сторон и ценность защищаемого блага, так и в результате несвоевременной (запоздалой) обороны. 2.

Изучение судебной практики показывает, что превышение пределов необходимой обороны в результате несоразмерности средств защиты и нападения, включая оценку интенсивности действий сторон и ценности защищаемого блага, встречается чаще, чем превышение пределов необходимой обороны в результате несвоевременности защиты.

В ч. 1 ст. 13 УК указано, что право на необходимую оборону возникает, когда осуществляется защита от общественно опасного посягательства, направленного против интересов Советского государства, общественных интересов, личности или прав обороняющегося или другого лица. Из этого следует, что общественно опасное посягательство должно быть таким, чтобы в результате этого посягательства были поставлены под угрозу интересы Советского государства, общества или законные права личности.

Анализируя практику применения ст. 105 УК, когда пределы необходимой обороны оказываются превышенными в результате несоразмерности защиты с интенсивностью нападения и характером защищаемого интереса, необходимо отметить, что наиболее распространенной ошибкой по делам этой категории является сужение прав граждан на необходимую оборону. При этом лишение жизни нападающего в состоянии необходимой обороны ошибочно признается убийством при превышении пределов необходимой обороны. Пределы необходимой обороны признаются превышенными в тех случаях, когда интенсивность защиты или ее средства не соответствуют точно интенсивности или средствам нападения1 .

Пленум Верховного Суда СССР в упомянутом постановлении от 4 декабря 1969 г. подчеркнул, что некоторые суды полагают, что защищающийся имеет право отражать нападение только соразмерными средствами, и без учета конкретных обстоятельств дела признают пределы необходимой обороны превышенными в тех случаях, когда нет соразмерности между актом нападения и актом защиты в отношении как средств защиты, так и наступивших последствий.

Таким образом, разрешение вопроса о правомерности вреда, причиненного нападающему лицом, осуществляющим оборону, зависит от: характера (ценности) защищаемого интереса; соразмерности средств защиты и нападения; интенсивности средств защиты и нападения; ряда других обстоятельств, характеризующих соотношение сил нападающего и обороняющегося и обстановку посягательства.

А. Защита от общественно опасного посягательства уже в силу ее необходимости предполагает соответствие интереса (блага) защищаемого (важность его сохранения в неприкосновенности) тому вреду, который может быть причинен, но лишь в самых общих чертах. Закон признает неправомерным вред только при явном несоответствии ценности блага, которое защищалось, тому вреду, который причинен нападающему. Поэтому мы согласны с А. Я. Груном, который считает, что от нападения, опасного для жизни обороняющегося или другого лица, можно защищаться любыми средствами и способами, не угрожающими здоровью или жизни третьих лиц150 . В то же время это не означает, что от нападения, не угрожающего жизни, ни при каких обстоятельствах нельзя защищаться способом, угрожающим жизни нападающего. Очевидно, что женщина, подвергшаяся нападению лица, покушавшегося на изнасилование, вправе защищаться любыми средствами и причинить тяжкий вред нападающему.

Изучение практики в Верховном Суде СССР показало, что не всегда правильно оценивается ценность блага, на которое совершается посягательство.

нападением, хотя граждане, осуществляя свое право на необходимую оборону, вправе за-

2

щищать указанные интересы и от других посягательств .

Б. Соразмерность средств защиты и нападения — это прежде всего вопрос о том, какими средствами пользовался посягающий при нападении и чем, каким образом защищался обороняющийся. Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 4 декабря 1969 г. обязал суды при его разрешении учитывать то обстоятельство, что в случаях душевного волнения, вызванного нападением, его внезапностью, обороняющийся не всегда в состоянии точно взвесить характер опасности и избрать соразмерные средства защиты, что, естественно, может повлечь и более тяжкие последствия, за которые он не может нести ответственности .

Изучение практики показывает, что при определении соразмерности средств защиты и нападения чаще всего разрешается вопрос о правомерности применения оружия или предметов, его заменяющих, при защите от общественно опасного посягательства. Органам следствия и суду его приходится обсуждать почти по каждому уголовному делу, где речь идет о необходимой обороне или о превышении ее пределов. В тех случаях, когда обороняющийся применяет те же средства защиты, что и посягающий для нападения, этот вопрос, как правило, не вызывает больших трудностей. Он возникает тогда, когда при защите применены более эффективные средства, чем при нападении. В судебной практике встречаются случаи механического признания превышения пределов необходимой обороны лишь на том основании, что обороняющийся применил оружие, а нападающий не был вооружен.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда БССР отменила приговор, а дело производством прекратила, указав на то, что З. находилась в состоянии необходимой обороны. Однако это определение было отменено Пленумом Верховного Суда БССР и при новом рассмотрении дела в кассационном порядке действия З. были квалифицированы по ст. 103 УК БССР.

Пленум Верховного Суда СССР не согласился с такой оценкой действий З. и указал, что средства защиты, примененные ею, соответствуют конкретной обстановке, сложившейся в результате неправомерных действий К., степени и характеру угрожавшей опасности, а также силам и возможностям З. по отражению нападения. Пленум признал осуждение

З. необоснованным.

Приведенный пример убедительно показывает несостоятельность попыток заранее предопределить неправомерность вооруженной защиты от невооруженного нападения.

В. Анализ соотношения интенсивности нападения и защиты по многим делам этой категории имеет важное значение. В самом деле, чем интенсивнее действует нападающий, тем большую угрозу для обороняющегося он создает, заставляя его также действовать интенсивнее.

В настоящее время взгляд, согласно которому лицо, подвергшееся общественно опасному посягательству, вправе активно защищаться от нападения, в литературе считается общепризнанным.

Так, прокуратурой Брянской области был привлечен к уголовной ответственности работник милиции А. за убийство М. при следующих обстоятельствах. А. в 12 часов ночи шел домой из дома культуры по пустынной улице районного центра, прилегающей к парку. Неожиданно из-за столба выскочил М., бывший в нетрезвом состоянии, напал на А., угрожая «рассчитаться по всем правилам», а когда А. попытался убежать, то М. настиг его со словами: «Теперь ты от меня не уйдешь». В этот момент А. обнажил оружие, предупредил М. окриком и выстрелом вверх, но М. продолжал наступать с ножом в руке. А. выстрелил в М. и убил его.

Суд оправдал А., считая, что он действовал в состоянии необходимой обороны. По протесту прокурора оправдательный приговор был отменен. Только Президиум Верховного Суда РСФСР признал оправдательный приговор правильным и указал в постановлении, что у А. были все основания для активной обороны от общественно опасного посягательства.

Отступление от лица, совершающего общественно опасное посягательство, или бегство от него ни при каких условиях не может способствовать борьбе с правонарушениями. Наоборот, это создавало бы обстановку безнаказанности для правонарушителей. Тем более недопустимо выдвигать такое условие правомерности действий для работников милиции, призванных охранять общественный порядок. Бегство работника милиции от нападающего преступника при наличии возможности пресечь преступление должно рассматриваться как грубое нарушение им своих служебных обязанностей.

Выяснение соотношения интенсивности нападения и защиты по большинству дел позволяет более полно и всесторонне выяснить характер и опасность посягательства. В то же время необходимо учитывать, что понятие интенсивности нападения не всегда применимо для характеристики нападения. Нельзя, к примеру, один выстрел из ружья произвести более или менее интенсивно. Здесь общественная опасность достаточно полно характеризуется средством нападения.

Г. Чтобы правильно решить вопрос о наличии или отсутствии превышения пределов необходимой обороны в случае причинения смерти нападавшему, необходимо учитывать также обстоятельства, характеризующие соотношение сил сторон и обстановку посягательства. Учет такого рода обстоятельств по некоторым делам может иметь решающее значение для вынесения законного и обоснованного приговора. Так, не может не учитываться соотношение сил нападающего и обороняющегося, способность последнего к отражению посягательства. Имеет значение возраст, пол, физическая подготовка и сила. Например, для отражения нападения физически сильного невооруженного мужчины престарелым человеком или подростком будет оправдано применение в качестве средств защиты оружия или предметов, его заменяющих, и соответственное причинение вреда нападающему. Наоборот, для отражения нападения физически слабого человека лицом, обладающим достаточной физической силой, применение оружия может повлечь превышение пределов необходимой обороны.

Число лиц, совершающих общественно опасное посягательство, оказывает определенное влияние на его оценку. Пленум Верховного Суда СССР, признавая необоснованным осуждение Н. за убийство при превышении пределов необходимой обороны (он ударил потерпевшего И. камнем по голове), указал: «Н. применил средства защиты непосредственно в момент нападения, когда его здоровью и жизни угрожала реальная опасность, и примененные им средства защиты, имея в виду численное превосходство нападающих, уже дважды избивавших его в этот вечер... соответствовали характеру и опасности посягательства».

Даже тогда, когда нападение осуществляет одно лицо, а другие сообщники не проявляют активности и поддерживают его лишь своим присутствием, опасность посягательства возрастает. Для обороняющегося в таких случаях очевидно, что в любую минуту в результате вмешательства других лиц соотношение сил может резко измениться в пользу нападающего.

Имеет значение и обстановка, в которой происходит посягательство. Например, в лесу или на пустынной улице нападение требует более решительных средств защиты, чем нападение, совершенное днем на людной улице, где есть возможность прибегнуть к помощи других лиц. Правда, при этом необходимо иметь в виду, что при наличии общественно опасного посягательства, угрожающего жизни, не всегда есть возможность обратиться за помощью к другим лицам. Во всяком случае, как уже подчеркивалось, необращение за помощью к другим лицам не должно оказывать влияния на решение вопроса о правомерности причиненного вреда.

Приведенные выше обстоятельства, относящиеся к характеристике защищаемого блага, соразмерности средств защиты и нападения, их интенсивности, соотношения сил сторон и обстановки, в которой совершается посягательство, для правильного разрешения вопроса о квалификации убийства по ст. 105 УК должны оцениваться в совокупности. Разумеется, значимость указанных обстоятельств в каждом конкретном случае различна и подлежит индивидуальной оценке. 3.

Закон (ст. 13 УК) не содержит указания об определении начала и окончания состояния необходимой обороны.

Представляется, что не может быть состояния необходимой обороны до того, как возникла непосредственная угроза нападения и охраняемые законом права и интересы оказались в опасности. Вместе с тем право на необходимую оборону возникает не только при осуществлении нападения, но и в тех случаях, когда имеется реальная опасность приведения угрозы расправой в немедленное исполнение151 . С другой стороны, лицо, подвергшееся нападению, имеет право на оборону в течение всего общественно опасного посягательства до того момента, когда для него становится очевидным, что нападение окончилось. Это общие положения, которые, по нашему мнению, могли бы служить основой для определения границ состояния необходимой обороны во времени. В литературе по данному вопросу нет единого мнения. Многие авторы допускают возможность превышения пределов необходимой обороны не только вследствие несоразмерности защиты и характера происходящего нападения, но и вследствие несвоевременности обороны152.

В. Ф. Кириченко, И. И. Слуцкий и некоторые другие криминалисты полагают, что превышение пределов необходимой обороны возможно только при несоразмерности ин-

3

тенсивности защиты с интенсивностью нападения и характером защищаемого интереса . Несвоевременность защиты эти авторы либо рассматривают как второстепенный, дополняющий признак, либо вообще не относят к превышению пределов необходимой обороны, ссылаясь на то, что при нарушении границ необходимой обороны во времени отсутствует состояние необходимой обороны и потому не может быть и речи о превышении ее пределов.

По нашему мнению, наиболее обоснованна позиция, которую занимал А. А. Пионт- ковский. По его мнению, В. Ф. Кириченко и И. И. Слуцкий «правы лишь наполовину. В тех случаях, когда. . . опасность посягательства не была еще наличной, нельзя говорить о возникновении права на необходимую оборону. Поэтому причинение вреда лицу, которое может лишь в будущем совершить нападение, нельзя рассматривать как превышение пределов необходимой обороны153. Превышение пределов необходимой обороны при ее несвоевременности будет лишь тогда, когда преступное посягательство имело место в действительности, а потому и существовало право на необходимую оборону у потерпевшего или у других лиц, но преступник уже прекратил нападение: опасность нападения миновала или преступный результат уже полностью осуществлен. В этих случаях при определенных условиях (курсив наш. — С. Б.) можно говорить о превышении пределов необходимой обороны» 1 .

А. А. Пионтковский правильно исходил из того, что лицо, только что подвергшееся общественно опасному посягательству, не должно нести ответственность за причиненный вред нападавшему на общих основаниях. Ответственность в таких случаях должна быть менее строгой потому, что лицо находится еще под впечатлением произведенного на него нападения. Такая позиция подтверждается практикой Президиума Верховного Суда РСФСР. По приговору Хакасского областного суда Б. был осужден за убийство Л. из мести и за покушение на убийство К. Обстоятельства совершения преступления заключались в следующем. Б. проживал в г. Абакане в собственном доме по соседству с К. и Л., которые неоднократно выражали ему свою неприязнь. В один из дней они вызвали Б. из дома на улицу и начали беспричинно избивать его кулаками, ногами, обутыми в сапоги, и палкой. Во время избиения Б. вырвал у К. палку, забежал во двор и закрыл калитку. К. и Л., подбежав к калитке, начали ее дергать. Б. в это время забежал в дом, взял ружье и выстрелил в К., ранив его. Затем Б. выстрелил в пытавшегося убежать Л., который вскоре от полученного ранения умер. Рассмотрев дело, Президиум Верховного Суда РСФСР указал, что со стороны К. и Л. имело место неожиданное и ничем неспровоцированное нападение на Б. и избиение его. «Вместе с тем из описанных обстоятельств преступления видно, что после того, как Б. произвел первый выстрел и легко ранил К., нападение фактически было окончено. Стреляя после этого в Л., который пытался убежать, Б. совершил убийство с превышением пределов необходимой обороны».

В данном случае Б., стреляя в Л., действовал сразу же, без промедления. Его действия по сути дела явились продолжением отражения нападения, но были совершены в тот момент, когда для него было очевидно, что нападение фактически окончилось.

Анализ данного примера приводит к выводу, что впечатление о совершенном нападении, которым руководствуется виновный, «отражая» явно чрезмерными средствами защиты уже оконченное нападение, должно быть ограничено мгновенными ответными действиями. Если же после окончания общественно опасного посягательства виновный совершает убийство через более или менее длительный промежуток времени, то оно должно расцениваться в зависимости от конкретных обстоятельств дела совершенным либо в состоянии аффекта (ст. 104 УК), либо на почве мести (ст. 103 УК).

Изучение судебной практики показывает, что встречаются и такие случаи, когда защита применяется после окончания нападения при отсутствии внезапно возникшего сильного душевного волнения. Такое убийство, как правило, свидетельствует о проявлении различного рода низменных побуждений, с которыми в нашем обществе ведется решительная борьба. В таких случаях необходимо руководствоваться п. 4 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 4 декабря 1969 г., в котором говорится: «Не признаются законом совершенными в состоянии необходимой обороны действия обороняющегося, причинившие вред нападавшему, лишь в том случае, если они были совершены уже после того, как нападение было предотвращено или окончено и в применении средств защиты уже явно миновала необходимость, и, следовательно, эти действия выступали как акт мести — самочинной расправы. В этих случаях ответственность наступает на общих основаниях, как за умышленное преступление».

Таким образом, в зависимости от конкретных обстоятельств дела при запоздалой обороне, сопряженной с лишением жизни нападавшего, применение ст. 105 УК должно строго отграничиваться от других видов убийства. Проведенный выше анализ судебной практики показывает, что отграничение в этих случаях одного вида убийства от другого зависит от соотношения во времени нападения и применения в ответ на него средств защиты. В зависимости от этого применение одних и тех же средств защиты от одного и того же нападения может привести к различной квалификации убийства. Оно может быть признано совершенным, во-первых, при превышении пределов необходимой обороны, когда применение средств защиты последовало немедленно за окончившимся нападением, во-вторых, в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, когда нападение закончилось, но лицо, подвергшееся насилию, находилось в состоянии аффекта, в-третьих, в зависимости от других данных дела без отягчающих или при отягчающих обстоятельствах, когда состояние аффекта прошло и смерть нападавшему причиняется как акт самочинной расправы1 .

Наконец, когда нападение и защита совпадают во времени, лишение жизни может быть признано совершенным в состоянии необходимой обороны. Следовательно, убийство при превышении пределов необходимой обороны (ст. 105 УК) следует отграничивать и от состояния необходимой обороны. Это тем более важно, что в практике в отдельных случаях правомерные действия обороняющегося, причинившего смерть нападавшему, под предлогом запоздалой обороны признаются совершенными с превышением пределов необходимой обороны. Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 4 декабря 1969 г. разъяснил судам, что «состояние необходимой обороны наступает не только в самый момент нападения, но и в тех случаях, когда налицо реальная угроза нападения. Точно так же состояние необходимой обороны не может считаться устраненным и в том случае, когда акт самозащиты последовал непосредственно за актом хотя бы и оконченного нападения, но по обстоятельствам дела для обороняющегося не был ясен момент окончания нападения».

Пленум в данном случае исходит из того, что человек не всегда в состоянии быстро реагировать на изменение обстановки, тем более в сложных условиях отражения общественно опасного посягательства. Верховным Судом Татарской АССР в кассационном порядке был отменен приговор народного суда в отношении Н., осужденной по ст. 105 УК за убийство своего мужа. Было установлено, что муж Н. систематически пьянствовал, издевался над семьей, выгонял из дома, угрожал убийством. Во время очередного скандала он пытался задушить Н. Затем взял нож и приставил к ее спине, угрожая убийством. Н. в этот момент вырвала нож и нанесла им мужу удар в грудь, от которого он вскоре умер. Верховный суд Татарской АССР прекратил дело в отношении Н., признав, что она действовала в состоянии необходимой обороны. Такое решение является обоснованным. В данном случае нельзя считать, что Н. превысила пределы необходимой обороны, поскольку она подверглась нападению пьяного хулигана и после того, как вырвала у него нож, судя по обстоятельствам дела, имела все основания ждать продолжения нападения. Следовательно, в момент нанесения удара ножом потерпевшему Н. не утратила права на необходимую оборону. 4.

Для правильной квалификации убийств, совершенных при превышении пределов необходимой обороны, первостепенное значение имеет анализ субъективной стороны этого преступления. По данному вопросу были высказаны различные суждения. В. Ф. Кириченко полагает, что убийство при превышении пределов необходимой обороны может быть совершено как умышленно, так и по неосторожности. По его мнению, логически допустимы «четыре комбинации форм виновности: умысел и неосторожность в отношении причинения результата при неосторожном превышении пределов необходимой обороны и умысел и неосторожность в отношении причинения результата при умышленном превышении пределов необходимой обороны» 154 .

Соображения, высказанные по этому вопросу В. Ф. Кириченко, подробно разбирались в нашей литературе. Теоретически предлагаемая им конструкция форм вины при превышении пределов необходимой обороны возможна. Но вряд ли правильно анализировать субъективную сторону состава данного преступления отдельно по отношению к превышению пределов необходимой обороны и отдельно — к наступившим последствиям155. Для практики такое дробление единого деяния не имеет какого-либо значения, и, видимо, поэтому не было ею воспринято.

Другой взгляд высказал М. И. Якубович, который не только допускает неосторожное совершение убийства при превышении пределов необходимой обороны, но и считает эту форму вины единственно возможной, исключая умысел. Он пишет: «В самом деле, можно ли согласиться с утверждением о том, что обороняющийся, защищаясь от преступного посягательства на него или другое лицо, имеет умысел на лишение жизни нападающего. Нет, этого утверждать нельзя, ибо, причиняя вред нападающему, обороняющийся преследует единственную цель — отразить, пресечь преступное посягательство»156. Это положение также нельзя признать правильным. Прежде всего обороняющийся не всегда при превышении пределов необходимой обороны преследует единственную цель защиты. Сам же М. И. Якубович в той же работе пишет: «Применение явно чрезмерных средств защиты, когда защищающийся сознает, что он может без всякого риска для себя устранить грозящую опасность менее интенсивным способом, следует считать превышением пределов необходимой обороны»157 (курсив наш. — С. В.). Очевидно, что в этом случае М. И. Якубович признает возможность умышленного превышения пределов необходимой обороны. Кроме того, и в тех случаях, когда единственной целью обороняющегося является защита от нападения, это обстоятельство не устраняет умысла, так как умысел на убийство и цель защиты от нападения — разные понятия, не исключающие друг друга.

Неубедительно и другое соображение М. И. Якубовича о том, что признанием убийства при превышении пределов необходимой обороны умышленным преступлением якобы совершается скачок от непреступления к умышленному преступлению, минуя промежуточное звено, т. е. неосторожную вину. Оно могло бы служить доводом в пользу излагаемой М. И. Якубовичем позиции только при том условии, если бы законодательство и теория советского уголовного права признавали неосторожность «промежуточным звеном» между непреступлением и преступлением. Между тем и законодательство и теория умысел и неосторожность признают самостоятельными формами вины.

Против признания превышения пределов необходимой обороны при убийстве неосторожным преступлением говорит и ч. 2 ст. 13 УК, в которой превышением пределов необходимой обороны признается явное несоответствие защиты характеру и опасности посягательства, что, по нашему мнению, исключает признание превышения пределов необходимой обороны неосторожным преступлением. Из Особенной части Уголовных кодексов всех союзных республик вытекает, что убийство при превышении пределов необходимой обороны является умышленным преступлением (см. п. «и» ст. 102 УК). Сложившаяся судебная практика также исходит из того, что убийство при превышении пределов необходимой обороны — это умышленное преступление. Пленум Верховного Суда СССР при рассмотрении дела по обвинению И. указал на то, что суд, отвергая наличие умысла на

лишение жизни, не мог квалифицировать действия осужденного как убийство при превышении пределов необходимой обороны158 . Такое решение вопроса представляется принципиальным, ориентирующим на то, что признание причинения смерти по неосторожности исключает квалификацию убийства по ст. 105 УК. Это, очевидно, должно служить критерием для разграничения квалификации убийств, подпадающих под признаки ст. ст. 105 и 106 УК159. 5.

Правильная квалификация убийства при превышении пределов необходимой обороны зависит также от критериев отграничения этого преступления от умышленных убийств, предусмотренных ст. ст. 104 и 103 УК.

А. Отграничение убийства при превышении пределов необходимой обороны от убийства, предусмотренного ст. 104 УК, необходимо проводить по признакам объективной и субъективной сторон.

В литературе по этому вопросу высказывался Г. А. Кригер. Он считает, что при разграничении убийства в состоянии аффекта и убийства при превышении пределов необходимой обороны очень важно выяснить характер противозаконного насилия, примененного потерпевшим и являвшегося первопричиной его смерти. Он пишет: «.. .в ст. 104 УК РСФСР прежде всего имеются в виду случаи убийства, когда насилие, являющееся первопричиной смерти, было по своему характеру заведомо неопасно для жизни и здоровья человека, а угрожало лишь его телесной неприкосновенности (удары, побои и т. п.). Когда же насилие было заведомо опасным для жизни либо здоровья лица или половой неприкосновенности женщины, у лица, подвергшегося такому насилию, возникает право на необходимую оборону, в процессе которой вполне возможно и причинение смерти нападавшему» .

В принципе это правильные соображения, но их нельзя принять без оговорок. Дело в том, что Г. А. Кригер оставляет без внимания некоторые ситуации, при которых насилие, хотя и «заведомо опасное для жизни либо здоровья лица или половой неприкосновенности женщины», в случае причинения смерти нападавшему вовсе не обязательно влечет применение ст. 105 УК. Хотя Г. А. Кригер и упоминает о «своевременности защиты» как признаке, имеющем значение для разграничения применения ст. ст. 104 и 105 УК, однако рассматривает его вне связи с характером насилия, исключая вообще возможность превышения пределов необходимой обороны при запоздалой обороне160. Г. А. Кригер правильно критикует М. Д. Шаргородского, который считал, что под понятие насилия, предусмотренного ст. 104 УК, подходят удары, побои, телесные повреждения, изнасилование, угрозы и т. п.161, и который исключал, таким образом, право женщины на необходимую оборону в случае причинения смерти насильнику. Вместе с тем изнасилование, причинение тяжкого телесного повреждения, покушение на убийство, явившиеся, как выражается Г. А. Кри- гер, «первопричиной» смерти потерпевшего, могут при определенной ситуации повлечь квалификацию действий виновного не по ст. 105 УК, например убийство нападавшего третьим лицом, которое пришло в состояние аффекта после того, как нападавший причинил кому-либо тяжкое телесное повреждение, или же убийство в состоянии аффекта, совершенное лицом, на жизнь которого покушался потерпевший, после окончания нападения и в некоторых других подобных случаях. Таким образом, рассмотрение в совокупности своевременности защиты и нападения с характером и интенсивностью посягательства дает основания для правильного разграничения применения ст. ст. 104 и 105 УК.

По форме вины убийства, предусмотренные ст. ст. 105 и 104 УК, одинаковы, они могут быть совершены только умышленно. Для разграничения этих преступлений используются мотивы их совершения. Прежде всего следует подчеркнуть, что при превышении пределов необходимой обороны, по нашему мнению, мотив и цель совпадают, равно как и при совершении убийства из корыстных побуждений и с корыстной целью. Отражая общественно опасное посягательство, лицо руководствуется мотивами необходимости защиты интересов Советского государства, общественных интересов, своих прав или прав других лиц. Целью при отражении общественно опасного посягательства также является защита указанных прав и интересов. Поэтому представляется неудавшейся попытка В. Н. Козака разграничить цель и мотив при превышении пределов необходимой обороны162 .

Как уже подчеркивалось, мотивом убийства, предусмотренного ст. 104 УК, может быть месть, ревность и другие побуждения, порожденные аффективным состоянием психики субъекта. При этом необходимо иметь в виду, что пределы необходимой обороны могут быть превышены также лицом, находящимся в состоянии аффекта, вызванного общественно опасным посягательством.

Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 4 декабря 1969 г. обратил внимание на важность отграничения убийства при превышении пределов необходимой обороны от умышленного убийства в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, имея в виду, что для преступлений, совершенных в состоянии сильного душевного волнения, характерно причинение вреда потерпевшему не с целью защиты от посягательства и, следовательно, не в состоянии необходимой обороны. Кроме того, для убийства, предусмотренного ст. 104 УК, состояние внезапно возникшего сильного душевного волнения является обязательным признаком, тогда как для убийства, предусмотренного ст. 105 УК, состояние сильного душевного волнения не составляет обязательного признака. И совсем не имеет никакого значения, было ли оно внезапно возникшим.

Б. Убийство при превышении пределов необходимой обороны чаще всего приходится отграничивать от простого умышленного убийства (ст. 103 УК) в случаях, когда можно предположить, что последнее было совершено по мотиву мести или в драке.

Как уже подчеркивалось, при отражении общественно опасного посягательства лицо, превысившее пределы необходимой обороны, руководствуется необходимостью защиты от общественно опасного посягательства. До тех пор пока оно руководствуется данным мотивом, причинение смерти посягавшему в такой ситуации квалифицируется по ст. 105 УК. Когда же необходимость защиты от общественно опасного посягательства миновала, а подвергшийся нападению тем не менее причиняет смерть нападавшему, эти действия, как подчеркнул Пленум Верховного Суда СССР в упомянутом постановлении, выступают «как акт мести — самочинной расправы». Такие действия при отсутствии отягчающих обстоятельств подпадают под признаки ст. 103 УК.

Сложнее решить вопрос о разграничении квалификации убийства по ст. 105 или ст. 103 УК, когда оно совершено в драке. Практика свидетельствует о том, что по общему правилу убийство в драке квалифицируется по ст. 103 УК, если отсутствуют отягчающие обстоятельства163. Однако представляется, что убийство в драке само по себе не исключает возможности рассматривать его совершенным с превышением пределов необходимой обороны или даже как лишение жизни в состоянии необходимой обороны. К сожалению, в постановлении от 4 декабря 1969 г. Пленум Верховного Суда СССР не дал каких-либо рекомендаций по данному вопросу. Между тем такие ошибки на практике продолжают встречаться164. В литературе указывалось на то, что органами следствия и судами нередко смешиваются два разных понятия: драка, т. е. взаимное нанесение ударов, и избиение — нанесение одним человеком побоев другому. В результате этого действия обороняющегося неправильно признаются умышленным преступлением против жизни и здоровья, не связанным с необходимой обороной. А это в свою очередь завершается осуждением лица, отражавшего нападение, за умышленное преступление без применения законодательства о необходимой обороне.

В. Н. Козак пишет о двух вариантах, когда в драках может возникать состояние необходимой обороны, дающее право на защиту от противоправного посягательства: а) состояние необходимой обороны лица, пытающегося предотвратить драку, а поэтому втянутого в нее; б) состояние необходимой обороны для обороняющихся лиц165 . Но таких вариантов может быть больше, например вступление в драку с тем, чтобы защитить слабого. Но дело, очевидно, не только и не столько в этом. Важно подчеркнуть необходимость анализа субъективной стороны действий участников драки.

Для разграничения квалификации убийства по ст. ст. 105 и 103 УК нужно выяснить прежде всего следующие вопросы: а) подверглось ли нападению лицо, причинившее смерть; б) каков характер данного посягательства; в) с какой целью действовало лицо, подвергшееся нападению. Для анализа убийства в драке необходимо установить, подвергалось ли нападению лицо, совершившее убийство. Военная коллегия Верховного Суда СССР при рассмотрении дела С, обвинявшегося в убийстве в драке (ст. 103 УК), отклонила жалобу адвоката о переквалификации действий С. на ст. 105 УК, указав, что

осужденный не находился в состоянии необходимой обороны, так как на него не было 2

нападения .

В тех случаях, когда установлено, что лицо, совершившее убийство в драке, действительно подверглось нападению, угрожавшему его здоровью или жизни, действовало с целью защиты от этого нападения, может идти речь о состоянии необходимой обороны или о превышении ее пределов. В данном случае применение ст. 103 УК исключается.

Если в действиях лица, причинившего смерть, не установлена цель защиты, то при отсутствии отягчающих обстоятельств и состояния внезапно возникшего сильного душевного волнения его действия должны быть квалифицированы по ст. 103 УК.

Особую сложность для разграничения квалификации представляют убийства в драке, в которой участвует несколько человек. В таких случаях правильную юридическую оценку можно дать только при всестороннем анализе обстоятельств, характеризующих обстановку происшествия. Тщательному разбору подлежат действия каждого участника драки, их роль в ее возникновении и продолжении, в особенности в момент, предшествовавший нанесению удара, повлекшего смертельный исход. Разумеется, вопрос разрешается с учетом обстоятельств, указывающих на состояние необходимой обороны или на превышение ее пределов.

В. Убийство при превышении пределов необходимой обороны следует отграничивать от убийства, совершенного вследствие установки так называемых предохранительных предупредительных устройств.

Судебная практика показывает, что в отдельных случаях к убийствам при превышении пределов необходимой обороны относятся такие убийства, которые совершаются при помощи так называемых предупредительных мер (различного рода капканы, включение электрического тока в оголенный провод и т. д.), предпринимаемых в целях охраны от «возможных воров». Свердловский областной суд признал, например, что К. совершил убийство Н. при превышении пределов необходимой обороны. К. обмотал забор оголенной проволокой, через которую пропустил электрический ток. Чтобы украсть яблоки, Н. проник в сад, но, задев рукой провод, был убит. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР не согласилась с такой квалификацией и указала, что действия

К. следует рассматривать как умышленное убийство166. К., обмотав забор проволокой и пропустив электрический ток, создал угрозу для жизни граждан, и некоторые из них от случайного соприкосновения с проволокой ранее уже получали ожоги.

В таких случаях нет и не может быть необходимой обороны потому, что она допустима лишь против конкретного посягательства, которое уже происходит или неминуемо произойдет. Лица, устраивающие опасные для жизни людей приспособления «на всякий случай», не находятся в состоянии необходимой обороны и не могут превысить ее пределов. 6.

Убийство, совершенное при превышении пределов необходимой обороны, следует отличать от деяний, повлекших причинение смерти при мнимой обороне.

Под мнимой обороной понимают защиту от несуществующего в действительности нападения, когда лицо, применяющее средства защиты, ошибочно полагает, что оно отражает общественно опасное посягательство.

Вопросы о правовой природе мнимой обороны, о пределах уголовной ответственности за совершение деяния при мнимой обороне и при превышении пределов допустимого вреда в условиях аналогичного реального нападения в нашей литературе пока еще не разработаны. Нет каких-либо указаний по этому вопросу и в законодательстве.

Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 4 декабря 1969 г. указал, что «мнимая оборона исключает уголовную ответственность лишь в тех случаях, когда вся обстановка происшествия давала достаточные основания полагать лицу, применившему средства защиты, что имело место реальное посягательство, и оно не сознавало ошибочности своего предположения».

В постановлении Пленума Верховного Суда СССР по делу К. указывается, что «мнимая и необходимая оборона предполагает одно обязательное условие: необходимая оборона — наличие реального посягательства, мнимая оборона — совершение действий, принятых за посягательство». Комментируя это постановление, Н. Д. Дурманов подчеркнул: «Все обстоятельства, характеризующие необходимую оборону, при мнимой обороне отсутствуют, но в представлении лица, действующего в состоянии мнимой обороны, эти обстоятельства, прежде всего наличие общественно опасного посягательства, имеются»167.

Из этого следует, что основания освобождения от уголовной ответственности при мнимой обороне и при необходимой обороне различны.

Ответственность за вред, причиненный в состоянии мнимой обороны, наступает по общим правилам ответственности за фактическую ошибку. Если фактическая ошибка исключает умысел или неосторожность, то устраняется и уголовная ответственность за действия, совершенные в состоянии мнимой обороны. Поэтому причинение смерти в состоянии мнимой обороны, когда не установлены ни умысел, ни неосторожность, не влечет уголовной ответственности. Лицо, действующее в состоянии необходимой обороны, никакой ошибки не допускает. Оно освобождается от ответственности за вред, причиненный лицу, совершившему общественно опасное посягательство, если при этом не было допущено превышения пределов необходимой обороны.

В упомянутом постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 4 декабря 1969 г. говорится, что при так называемой мнимой обороне в зависимости от обстоятельств дела лицо может отвечать за неосторожные действия либо вообще не подлежит привлечению к уголовной ответственности, причем уголовная ответственность исключается в тех случаях, когда вся обстановка происшествия давала достаточные основания полагать лицу, применившему средства защиты, что имело место реальное посягательство, и оно не сознавало ошибочности своего предположения.

В том же постановлении Пленума указывается, что «в тех случаях, когда при мнимой обороне лицо причинило потерпевшему вред, явно превышающий пределы допустимого вреда в условиях соответствующего реального посягательства, оно подлежит ответственности, как за превышение пределов необходимой обороны».

Таким образом, в различных ситуациях, возникающих при мнимой обороне, подлежит применению законодательство о необходимой обороне или о превышении его пределов с соблюдением рассмотренных выше условий.

В связи с этим представляет интерес постановление Пленума Верховного Суда СССР по делу С., осужденного Владимирским областным судом за убийство Н. при следующих обстоятельствах. Осужденный, потерпевший и Л. поздно вечером случайно встретились в магазине, вскладчину купили бутылку водки, которую распили. Затем С. пошел домой. В пути следования он обратил внимание на то, что Н. и Л. идут за ним. Полагая, что они хотят его ограбить, С. пошел быстрее, а потом побежал. Н. и Л. побежали за ним. В проломе забора Н. догнал С. и схватил его за плечо. С. в этот момент вытащил имевшийся у него нож и ударил им в грудь Н., который здесь же умер.

Пленум Верховного Суда СССР, рассмотрев это дело, указал, что характер действий

Н. и Л. вполне мог породить у С. представление о том, что он подвергается реальному нападению и, следовательно, имеет право защищаться. Какие-либо другие причины нанесения удара ножом по делу не установлены. Следует также иметь в виду, что обстоятельства дела позволяют признать, что С. не сознавал ошибочности своего предположения о том, что на него совершается разбойное нападение, тем более что действительные намерения Н. так и остались неустановленными. Придя к выводу о том, что С. действовал в состоянии мнимой обороны, надлежит вместе с тем признать, что тот вред, который он причинил потерпевшему, явно превышал пределы допустимого вреда в условиях аналогичного реального нападения, в силу чего С. должен нести ответственность, как за убийство, явившееся результатом превышения пределов необходимой обороны.

При решении вопроса о том, было ли допущено превышение пределов обороны при отражении мнимого нападения, следует абстрагироваться, как полагает И. С. Тишкевич, от того факта, что нападение было кажущимся, т. е. предположить, что мнимое нападение было реальным, и установить, вправе ли был защищающийся причинить тот же вред при тех же условиях, отражая реальное нападение1 .

Изучение дел этой категории показывает, что при оценке фактической стороны происшествия не учитываются показания осужденных об отражении (по их мнению, в момент защиты) общественно опасного посягательства. Между тем показания этих лиц заслуживают самого серьезного внимания. В то же время обстоятельства, относящиеся к характеристике нападения, было бы неправильно рассматривать лишь с позиции лица, ссылающегося на то, что оно оборонялось от нападения. Эти объяснения должны быть обязательно сопоставлены с другими данными дела. Лицо, причинившее смерть другому человеку, может быть необъективным, объясняя свои действия, а в ряде случаев может ссылаться на необходимую оборону сознательно, желая избежать уголовной ответственности за совершенное преступление. При оценке фактических обстоятельств происшедшего нельзя не учитывать и состояние лица, которое в момент защиты добросовестно считало, что оно отражает общественно опасное посягательство. Может быть и так, что неправомерные в его представлении действия вызвали душевное волнение, которое могло помешать правильному восприятию происходящих событий. Все это следует обязательно иметь в виду при обсуждении вопроса о причинении смерти при обстоятельствах, свидетельству- ющих о наличии мнимой обороны или превышения ее пределов в условиях, аналогичных реальному посягательству. 7.

Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 июля 1966 г. «Об усилении ответственности за хулиганство» впервые в общесоюзном уголовном законодательстве дал общую юридическую оценку действиям, направленным на задержание преступника. В ст. 16 этого Указа говорится: «Действия граждан, направленные на пресечение преступных посягательств и задержание преступника, являются в соответствии с законодательством Союза ССР и союзных республик правомерными и не влекут уголовной или иной ответственности, даже если этими действиями вынуждено был причинен вред преступнику»168. Однако эти указания не получили дальнейшей конкретизации ни в общесоюзном законодательстве, ни в Уголовных кодексах союзных республик169. Лишь в Уголовных кодексах Украинской и Узбекской союзных республик с момента их принятия содержатся определенные конкретные нормы. В ч. 3 ст. 15 УК УССР говорится: «Действия, совершенные потерпевшим и другими лицами непосредственно после совершения посягательства с целью задержания преступника и доставления его соответствующим органам власти, как правомерные, приравниваются к необходимой обороне, если они были необходимы для задержания и соответствовали опасности посягательства и обстановке задержания преступника». Аналогична по содержанию ч. 3 ст. 13 УК Узбекской ССР.

Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 4 декабря 1969 г. разъяснил, что «действия граждан по задержанию преступника в целях пресечения его преступного посягательства или предпринятые непосредственно после посягательства для доставления преступника в соответствующие органы власти, должны рассматриваться судами как совершенные в состоянии необходимой обороны. Уголовная ответственность за причинение вреда преступнику в указанных случаях может наступить лишь при условиях, если действия, причинившие вред преступнику, не являлись необходимыми для его задержания, явно не соответствовали характеру и опасности посягательства и обстановке задержания»170.

Действия, совершаемые лицом при задержании преступника, по своей юридической природе близки к действиям, совершаемым в состоянии необходимой обороны. Поэтому вопрос о правомерности лишения жизни задерживаемого преступника должен разрешаться применительно к правилам о необходимой обороне.

Изучение судебной практики позволяет подчеркнуть некоторые, как нам представляется, важные моменты, которые должны учитываться при разрешении вопроса о виновном или правомерном лишении жизни задерживаемого.

Особенность задержания, отличающая его от необходимой обороны, состоит в том, что активно действует, как правило, не преступник, а лицо, предпринимающее меры к его задержанию. В то же время не исключено, что их роли могут меняться. Преступник может предпринять активные действия с тем, чтобы избавиться от преследователя и совершить нападение. В связи с этим очень важно исчерпывающе выяснить все обстоятельства, при которых была причинена смерть задерживаемому лицу.

К необходимой обороне могут быть приравнены только те действия, которые совершены с целью задержания. Они по обстоятельствам происшествия должны быть необходимыми. Это означает, что, применяя такие средства задержания преступника, которые повлекут его смерть, задерживающий должен сознавать, что иного выхода нет. Например, преступник совершил вооруженный разбой и пытается скрыться, лишение его жизни в такой ситуации будет правомерным только при отсутствии других средств задержания. Если же лицо, преследующее преступника, видит, что на помощь спешат работники милиции, и, несмотря на это, наносит смертельный удар задерживаемому, такие действия не могут быть признаны правомерными. Причинение смерти при сложившейся обстановке не вызывалось необходимостью. Действия по задержанию из общественно полезных превращаются в общественно опасные.

Субъективное мнение лица о необходимости применения крайних мер в отношении пытающегося скрыться преступника должно согласовываться с характером совершенного общественно опасного посягательства, личностью виновного и с обстановкой, в которой происходит задержание.

Соблюдение этих условий обязательно. В самом деле, лишение жизни пытающегося скрыться преступника при задержании может быть оправдано только тогда, когда он является совершившим новое преступление особо опасным рецидивистом либо лицом, совершившим умышленное убийство, бандитизм, разбой, изнасилование или другое тяжкое преступление. Круг этих преступлений должен быть ограничен преступлениями, перечисленными в ст. 7171 Основ уголовного законодательства. При совершении таких преступлений оставление виновного на свободе может привести к тому, что он совершит и другие общественно опасные действия. Поэтому лишение жизни лица, совершившего тяжкое преступление, при невозможности его задержания следует рассматривать как средство пресечения деятельности, особо опасной для общества. Такие действия, безусловно, являются правомерными.

В то же время применение такой меры, как лишение жизни с целью задержания, например, в отношении пытающегося скрыться лица, подозреваемого в совершении преступления, не представляющего большой опасности для общества, не может быть приравнено ни к необходимой обороне, ни к превышению ее пределов. Например, участковый инспектор В. вел наблюдение за домом П., в квартире которой накануне были обнаружены и изъяты похищенные из магазина вещи. В 12 часов ночи из этого дома вышли два подростка, которых В. посчитал причастными к краже. Остановив их, он спросил, кто они такие. Ребята нагрубили ему, а затем побежали. В. произвел выстрел и убил одного из подростков. В. был осужден за убийство по ст. 103 УК1. Очевидно, что такие действия не могут быть приравнены к превышению пределов необходимой обороны.

Вместе с тем возникает вопрос: в каких случаях причинение смерти при задержании должно признаваться совершенным с превышением пределов необходимости и приравниваться к убийству, предусмотренному ст. 105 УК?

В следственной и судебной практике дела этой категории встречаются. Так, Архангельским областным судом Р. был осужден за убийство К. в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения. Как видно из дела, К. дебоширил в чайной, откуда был выведен, при этом ударил ножом Р. в плечо и побежал. Р. предложил находившемуся там же Ж. догнать К., отобрать у него нож и отвести в сельский Совет. Когда Р. догнал К. и пытался его задержать, К. нанес Р. четыре ножевых ранения. Затем подбежал Ж. и попытался схватить сзади К., который укусил ему палец. В этот момент Р. вырвал у К. нож и нанес ему несколько ударов в грудь, от которых он умер.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР признала, что Р., принимая меры к задержанию К., действовал в интересах охраны общественного порядка. Однако его действия, хотя и направленные на задержание правонарушителя, были сопряжены с причинением смерти последнему, что при данных условиях не вызывалось необходимостью. Судебная коллегия признала, что Р. должен нести ответственность за убийство, совершенное при превышении пределов необходимой обороны. Как видно из определения, Судебная коллегия, признав действия Р. совершенными при превышении пределов необходимой обороны, сослалась на то, что причинение смерти К. в данных условиях не вызывалось необходимостью.

М. И. Якубович, специально рассматривавший этот вопрос, также по существу ограничивается указанием на то, что он должен разрешаться по правилам о необходимой обороне172 . Подобные рекомендации нельзя не признать слишком общими и неконкретными. Во всяком случае они не могут считаться критерием для разграничения причинения смерти при задержании, когда превышены пределы необходимой обороны, и причинения смерти при задержании, которое является умышленным убийством без смягчающих обстоятельств. В приведенных примерах убийство вора после кражи кошелька, так же как и убийство, совершенное Р. при задержании К., не вызывалось необходимостью. Следовательно, признание этого обстоятельства установленным не может служить, например, основанием для решения вопроса о разграничении применения ст. ст. 105 и 103 УК. Кроме того, формула «не вызывалось необходимостью» также не может быть признана достаточной при всех возможных ситуациях и для разграничения причинения смерти в момент задержания, когда уголовная ответственность исключается или когда она наступает по ст. 105 УК.

При решении поставленного вопроса, как мы полагаем, необходимо исходить из следующих положений.

Прежде всего, степень тяжести совершенного преступления лицом, о задержании которого идет речь, сама по себе не может служить критерием для решения вопроса о том, было ли допущено превышение пределов необходимой обороны. Степень тяжести преступления является лишь условием, при котором причинение смерти в момент задержания может признаваться или не признаваться правомерным. В связи с этим все возможные случаи причинения смерти преступнику при задержании для решения вопроса об их правомерности подлежат разграничению на две группы: 1) когда по тяжести совершенного преступления ни при каких обстоятельствах не могут применяться такие средства, в результате применения которых может быть причинена смерть задерживаемому173; 2) когда по тяжести совершенного преступления при задержании могут быть применены любые средства, не ставящие под угрозу безопасность третьих лиц174.

Очевидно, что о превышении пределов необходимой обороны нельзя говорить при задержании лиц, отнесенных нами к первой группе, если такие лица не оказывают сопротивления при задержании. Только при оказании активного сопротивления вопрос о правомерности действий лица, производящего задержание, в случае причинения смерти преступнику подлежит разрешению по общим правилам применения ст. ст. 13 и 105 УК. В случае причинения смерти при задержании лицам, которые не оказывали сопротивления, а лишь пытались уклониться от задержания, причинение смерти должно признаваться убийством без смягчающих и без отягчающих обстоятельств соответственно при отсутствии признаков ст. ст. 104 и 102 УК. Например, действия Ш., совершившего убийство браконьера, пытавшегося скрыться, были квалифицированы по ст. 103 УК. Это дело рассматривалось Пленумом Верховного Суда СССР, который признал, что, хотя Ш. перед прицельным выстрелом произвел предупредительный выстрел, его действия являются актом самочинной расправы и не могут быть признаны совершенными при превышении пределов необходимой обороны.

Что касается лиц, отнесенных нами ко второй группе, то в случае причинения им смерти в момент задержания при определенных обстоятельствах может возникнуть вопрос об ответственности лица, производившего задержание, по ст. 105 УК.

При задержании в таких случаях мыслимы три ситуации: а) преступник скрывается (убегает, уезжает и т. п.); б) оказывает сопротивление; в) не пытается скрыться и не оказывает сопротивления.

При первой ситуации причинение смерти преступнику приравнивается к убийству с превышением пределов необходимой обороны тогда, когда лицо, имея реальную возможность задержать преступника без причинения ему смерти, должно было и могло предвидеть эту возможность. Если же лицо сознавало, что имеется реальная возможность для задержания преступника без причинения ему смерти, и тем не менее не воспользовалось этой возможностью, причинение смерти необходимо признавать умышленным убийством без смягчающих обстоятельств.

При второй ситуации, когда преступник оказывает сопротивление, вопрос об ответственности за причинение ему смерти должен решаться по общим правилам ответственности за совершение деяния в состоянии необходимой обороны или при превышении ее пределов.

При третьей ситуации (встречающейся крайне редко) ответственность за лишение жизни задерживаемого наступает, как за умышленное убийство, которое квалифицируется по общим правилам применения ст. ст. 102, 103 и 104 УК.

Вопрос об ответственности лица, производившего задержание, при причинении смерти преступнику не следует связывать с тем, причинена ли смерть в момент общественно опасного посягательства, непосредственно после него или спустя какое-то время. Лишение жизни лица в момент совершения им общественно опасного посягательства вообще не относится к вопросу о причинении смерти при задержании преступника, поскольку попытка задержать преступника в этом случае является пресечением общественно опасного посягательства и ничем не отличается от причинения смерти лицу в состоянии необходимой обороны или при превышении ее пределов. Поэтому нельзя согласиться с тем, что причинение смерти при пресечении общественно опасного посягательства относится к задержанию1 . Не имеет значения и время, истекшее с момента совершения виновным преступления до задержания. Необходимо лишь, чтобы во всех этих случаях лицо было заведомо уверено (твердо убеждено), что меры для задержания применяются именно в отношении преступника, подлежащего задержанию.

В связи с этим представляется спорным и, по меньшей мере, не обязательным для каждого случая указание ст. 15 УК Украинской ССР о том, что действия, направленные на задержание преступника, должны быть совершены непосредственно после общественно опасного посягательства. Преступнику иногда удается скрыться сразу после совершения преступления, а спустя некоторое время потерпевший либо работники милиции или народные дружинники его опознают. Вряд ли есть достаточные основания не признавать правомерными в таких случаях активные меры для задержания опасного преступника и считать, что при причинении ему тяжкого вреда лица, производившие задержание, должны отвечать за это по общим правилам уголовной ответственности, а не по правилам ответственности за действия, совершенные в состоянии необходимой обороны или при превышении ее пределов. Кроме того, указание, что задержание должно следовать непосредственно за преступлением, совершенным лицом, подлежащим задержанию, исключает возможность рассматривать по правилам необходимой обороны вопросы об ответственности лиц, задерживающих осужденных, бежавших из мест лишения свободы. 1. Неосторожное убийство по сравнению с умышленными убийствами, особенно предусмотренными ст. ст. 102 и 103 УК, несомненно менее опасно. Его общественная опасность определяется не столько опасностью субъекта, его действия или бездействия, сколько тяжестью наступающего последствия — лишения жизни человека.

В ст. 106 УК установлена ответственность лишь того лица, которое причинило по неосторожности смерть другому человеку. Ответственность за «грубейшую неосторожность» (нарушение правил обращения с оружием, правил охоты и т. п.), заключающую в себе реальную опасность для жизни человека, но фактически не приведшую к определенным последствиям, в ст. 106 УК не предусмотрена175.

Статья 106 УК не разграничивает ответственность за неосторожное убийство в зависимости от вида неосторожности: преступной самонадеянности или преступной небрежности. Чаще всего формой вины в неосторожном убийстве является небрежность.

Вопрос о разграничении вида неосторожности не во всех кодексах союзных республик решается одинаково. Например, в ч. 2 ст. 99 УК Киргизской ССР предусмотрена ответственность за неосторожное убийство в результате сознательного несоблюдения правил предосторожности, а равно за неосторожное убийство двух или более лиц176. Следовательно, здесь в качестве признаков, отягчающих неосторожное убийство, выдвигаются: 1) преступная самонадеянность, 2) тяжесть последствий, которые могут наступить в результате как преступной самонадеянности, так и небрежности. Такому конструированию ответственности за неосторожное убийство следует отдать предпочтение в связи с тем, что, во-первых, убийство в результате преступной самонадеянности, как правило, представляет большую общественную опасность, чем убийство по небрежности, во-вторых, несомненна повышенная опасность убийства по неосторожности двух или более лиц.

Различие общественной опасности убийства в результате самонадеянности и убийства по небрежности объясняется неодинаковым психическим отношением лица к возможности наступления смерти потерпевшего. Если в первом случае виновный предвидит эту возможность, по легкомысленно надеется ее предотвратить, то во втором — он не предвидит этой возможности, но должен был и мог ее предвидеть. Повышенная опасность убийства в результате самонадеянности, как следует, например, из ст. 99 УК Киргизской ССР, объясняется тем, что здесь речь идет о сознательном нарушении каких-либо правил предосторожности, охраняющих человеческую жизнь.

При причинении смерти потерпевшему в результате преступной самонадеянности виновный сознательно нарушает определенные правила предосторожности. Это нарушение может быть следствием: 1) умышленного преступного действия, 2) действия, запрещенного законом, но не являющегося преступным, 3) действия, запрещенного каким-либо правилом, например превышение скорости на автомототранспорте, нарушение спортивных правил и т. д., 4) действия, противоречащего данным науки и профессиональным прави- лам, 5) действия, нарушающего нормальные правила предосторожности в общежитии, 6) действия или занятия профессией, на которые данное лицо не имело права177 .

Различие общественной опасности убийства в результате самонадеянности и небрежности обязывает каждый раз устанавливать вид неосторожности при совершении деяния и в тех случаях, когда виновный привлекается к ответственности по Уголовному кодексу, предусматривающему единый состав неосторожного убийства. Это необходимо сделать для того, чтобы отграничить, с одной стороны, неосторожное убийство от умышленного, а с другой — от случайного причинения смерти. 2.

Для правильного применения ст. 106 УК прежде всего имеет значение отграничение неосторожного убийства от убийства, совершенного умышленно.

Изучение практики показывает, что следователи и суды не всегда правильно определяют форму вины лица, совершившего убийство, что нередко объясняется сложностью решения данного вопроса. В связи с этим не являются исключением факты, когда приговоры по таким делам пересматриваются в судебных инстанциях неоднократно. Допускаемые ошибки вызываются различными причинами. В одних случаях они являются следствием неполноты собранных по делу доказательств, обрисовывающих обстоятельства убийства. В других случаях, что чаще встречается, ошибки оказываются следствием, неправильного применения закона. При этом необходимо отметить, что такие ошибки носят сравнительно

односторонний характер и состоят в том, что убийство по неосторожности необоснованно

2

признается умышленным .

Вопрос о разграничении убийства по неосторожности и умышленного убийства имеет различные аспекты, которые выявляются при изучении следственной и судебной практики.

А. Из дел, рассмотренных Верховным Судом РСФСР, видно, что суды иногда смешивают убийство по неосторожности и умышленное убийство в случаях, когда действия виновного выражались в небрежном обращении с оружием, приведшем к смерти потерпевшего. Например, народным судом г. Ржева Т. был осужден за умышленное убийство своей знакомой В. Было установлено, что осужденный и потерпевшая длительное время находились в дружеских отношениях. Однажды они возвращались домой с танцев из д. Гладкое. У Т. имелось ружье. Шедшая рядом В. спросила, зачем он брал с собой ружье. Т. ответил, что намеревается пострелять дичь. В. забежала вперед, подняла руки и сказала: «Стреляй, сдаюсь». Последовал выстрел, и В. упала. Увидев В. лежащей на земле, Т. крикнул: «Что я наделал!» и побежал вызвать врача. Затем он сопровождал В. до больницы, а когда она умерла, явился в милицию и рассказал о случившемся. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР, рассматривавшая дело в порядке надзора, признала, что характер отношений между потерпевшей и осужденным, обстановка, в которой было совершено преступление, поведение Т. после его совершения свидетельствуют о том, что у него не было умысла на убийство и преступление он совершил по неосторожности. Из дела видно, что в судебном заседании Т. утверждал, что он забыл о наличии боевого патрона в стволе.

По другому деду народным судом Борисоглебского р-на Ярославской области был осужден Ж., 17 лет, за умышленное убийство девочки Н., 13 лет. Возвращаясь с охоты, Ж. встретил Н. и решил ее попугать. Для этого наставил на нее ружье, забыв, что там оставлен заряженный патрон, нажал на спусковой крючок и происшедшим выстрелом убил Н. Труп потерпевшей Ж. спрятал в кустах. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР признала, что Ж. совершил убийство по неосторожности, а за умышленное убийство осужден необоснованно.

Как в первом, так и во втором случае обстоятельства совершения убийства существенно отличаются от обычно приводимых в литературе примеров убийства по неосторожности вследствие небрежного обращения с оружием, когда виновный нечаянно задел спусковой крючок, или уронил ружье, которое выстрелило, или стрелял из чужого оружия, полагая, что оно не заряжено, и т. д. В таких случаях не возникает сомнений в том, что виновный, не сознавая фактической стороны совершаемых им действий, допускал небрежность, т. е. должен был и мог предвидеть возможность причинения смерти другим лицам (народная мудрость гласит: «И незаряженное ружье раз в год стреляет»). Наоборот, в указанных выше случаях виновный сознавал фактическую сторону своих действий: лично заряжал ружье, наставлял его на потерпевшего, умышленно нажимал спусковой крючок. Эти обстоятельства и признавались нижестоящими судами свидетельством совершения Т. и Ж. умышленного убийства. С внешней стороны эти обстоятельства как бы подтверждают умысел на убийство. Но в связи с этим возникает вопрос: опровергают пи приведенные выше обстоятельства заявление Т. и Ж. о том, что каждый из них «забыл» о наличии патрона в патроннике? Очевидно, что утвердительно ответить на этот вопрос с уверенностью нельзя, так как о субъективной стороне убийства не всегда можно судить только по одним данным, характеризующим образ действий виновного. Для этого необходимо учитывать все материалы, собранные по делу, и в первую очередь взаимоотношения между потерпевшим и осужденным, обстановку совершения убийства, действия виновного после убийства178. Вместе с тем следует заметить, что действия виновного после убийства сами по себе не имеют самостоятельного значения для правильного решения вопроса. Необходимо учитывать, что сокрытие трупа, как это сделал Ж. в приведенном примере, или уклонение виновного от следствия и суда нельзя считать доказательством, свидетельствующим об умысле на убийство.

Б. В судебной практике не единичны факты отнесения неосторожных убийств к умышленным, когда смерть потерпевшего наступила в результате падения от сильного толчка или удара, нанесенного виновным. Так, по приговору Верховного Суда Марийской АССР О. был осужден за умышленное убийство своей мачехи. Между осужденным и потерпевшей на почве неприязненных отношений возникла ссора, во время которой О. сильно толкнул потерпевшую, от чего она упала и ударилась головой о деревянное корыто, стоявшее неподалеку. В результате этого потерпевшая получила перелом костей свода и основания черепа и умерла. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР признала, что О. осужден за умышленное убийство необоснованно, сославшись на то, что не собрано никаких доказательств вины О. в умышленном убийстве. Сильно толкая потерпевшую, он не предвидел возможность наступления смерти, но должен был и мог это предвидеть. Его действия фактически образуют неосторожное убийство.

Принятие правильного решения о квалификации причинения смерти О., очевидно, затруднялось тем, что действия осужденного носили умышленный характер. Это привело к тому, что сознательное отношение виновного к фактической стороне своих действий суд неправильно признал свидетельством предвидения им смерти потерпевшей179 .

Таким образом, для отграничения неосторожного убийства по небрежности от умышленного убийства в подобных случаях всякий раз необходимо установить отсутствие при небрежности и наличие при умысле предвидения виновным конкретных общественно опасных последствий своих действий.

В. При разграничении неосторожного и умышленного убийства решающее значение имеет выяснение различий преступной самонадеянности и косвенного умысла. Эти различия вытекают из сопоставления ст. ст. 8 и 9 Основ уголовного законодательства, но в литературе не всегда последовательно проводятся. Так, Н. И. Загородников пишет, что при преступной самонадеянности «виновный может и должен предвидеть, что обстоятельства, на которые он рассчитывает при сложившихся условиях, не могут предотвратить наступления смерти»180 (курсив наш. — С. Б.). Здесь явная неточность. Получается, что виновный при преступной самонадеянности может и должен предвидеть как результат своих действий неизбежность наступления смерти другого лица. Но это уже умышленная вина.

Допускаются ошибки и в судебной практике. Ленинградским областным судом Ш. был осужден по ст. 103 и ч. 2 ст. 163 УК. Занимаясь незаконным ловом рыбы, он, чтобы предупредить возможную кражу, сделал сигнализацию от мостков на берегу реки к дому, где установил звонок, включив от сети электрический ток. О сигнализации Ш. рассказал соседям. Подросток О., желая отключить сигнализацию, пытался разъединить провод, но был убит электрическим током. Рассматривая дело, Пленум Верховного Суда СССР признал, что суд, квалифицируя содеянное Ш. как умышленное убийство, не учел, что он сделал электропроводку не в целях использования электротока как средства поражения, что давало бы основания признать наличие у него умысла по отношению к смерти потерпевшего, а только для питания электрического устройства — сигнализации, не рассчитанного на причинение повреждений человеку. С учетом изложенного вывод суда о виновности Ш. в умышленном убийстве следует признать неправильным. Материалы дела дают основание заключить, что в данном случае Ш. проявил преступную самонадеянность, поскольку он знал об опасности, которую представляет для человека электрический ток напряжением в 220 вольт, но легкомысленно надеялся на предотвращение тяжких последствий. При этом он рассчитывал не на случайность, а на такие объективные факторы, которые, по его мнению, исключали возможность наступления тяжких последствий. Следовательно, Ш. совершил убийство по неосторожности, предусмотренное ст. 106 УК181.

При убийстве в результате преступной самонадеянности виновный предвидит возмож-

4

ность наступления смерти потерпевшего в аналогичных случаях, но легкомысленно считает, что при данных конкретных обстоятельствах этот результат не наступит. При совершении убийства с косвенным умыслом виновный предвидит не только возможность, но и вероятность наступления смерти потерпевшего именно в данном случае. Отношение к смерти потерпевшего при самонадеянности состоит в том, что лицо рассчитывает на определенные конкретные обстоятельства, которые предотвратят ее, но расчет оказывается легкомысленным. Если виновный, предвидя наступление смерти потерпевшего, рассчитывает на счастливый случай, или, как говорят, на «авось», или на какие-то иные тому подобные обстоятельства, то он действует с косвенным умыслом. С учетом этого должен решаться вопрос и о том, можно ли считать убийство совершенным в результате преступной самонадеянности, если виновный легкомысленно рассчитывал на его предотвращение в результате действия сил природы. Здесь, по нашему мнению, Н. И. Загородни- ков обоснованно считает, что по делам об убийстве расчет на силы природы как признак самонадеянности исключается1 .

Дело в том, что расчет на силы природы не создает полной уверенности в предотвращении смерти потерпевшего. В сознании виновного остаются сомнения о возможности предотвратить гибель человека, но он все же идет на это, не исключая по существу вероятность наступления смерти. Следовательно, психическое отношение виновного к последствиям характеризуется безразличием. т. е. косвенным умыслом.

Г. При разграничении умысла и неосторожности при убийстве возникают и другие вопросы, например: каково значение предупреждения со стороны потерпевшего или других лиц о том, что определенные действия виновного при их продолжении могут повлечь наступление смерти? Так, П. совершил убийство 12-летней Г. — ученицы 6 класса. Группа учеников с двумя учителями отдыхала во время экскурсии на берегу реки Старицы под крутым обрывом. П. проходил мимо над обрывом. Увидев внизу людей, он взял ящик гудрона весом 10 кг и бросил к реке в направлении сидевших учеников. Ящик застрял в кустах. Учителя предупредили П. о том, что ящиком можно убить кого-нибудь. Несмотря на это, П. взял другой ящик с гудроном в два раза тяжелей и бросил его вниз в том же направлении. Этим ящиком и была убита Г. Омский областной суд квалифицировал эти действия по пп. «б» и «д» ст. 102 УК, а Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР переквалифицировала их на ст. 106 УК. Судебная коллегия сослалась на то, что П., по его словам, хотел лишь попугать учеников. Других доводов в определении не приводится, а значению предупреждения со стороны учителей не дается никакой оценки. С решением Судебной коллегии можно было бы согласиться, если бы последствия наступили после того, как П. бросил первый ящик. В данном случае предупреждение об опасности причинить смерть при продолжении начатых действий дает основание считать, что П. действовал с косвенным умыслом — безразлично относился к последствиям, которые могут наступить. В самом деле, вряд ли можно утверждать, что в этой ситуации виновный только должен был и мог предвидеть наступление смерти потерпевшей. Разумеется, это нельзя сформулировать как общее правило, но предупреждение в указанном смысле в конкретных случаях должно всегда получить соответствующую оценку.

Д. О признании убийства совершенным по неосторожности возникает вопрос и при так называемом отклонении действия. Это вид фактической ошибки, когда осуществление преступного намерения в отношении другого потерпевшего происходит не вследствие того, что виновный ошибочно принимает его за человека, которого он намерен лишить жизни, а вследствие каких-то других причин, которые от него не зависят. К-н осужден за неосторожное убийство Ш. и покушение на убийство О. и К. Было установлено, что О. и К. напали на улице на К-на, избили его, а позже пришли к его дому, кричали, вызывали его для расправы, разбили стекло в окне. К-н схватил ружье, зарядил его одним патроном, выбежал на улицу и выстрелил в убегавших О. и К. В это время к дому К-на по склону оврага поднималась группа молодежи, среди которой находилась Ш. Она-то и была убита картечью. По обстоятельствам, которые изложены, К-н не предвидел, но мог и должен был предвидеть причинение смерти не только О. и К., но и другим лицам. В данном случае умышленное действие, направленное на убийство О и К., повлекло смерть

Ш. Эта смерть явилась результатом неосторожности К-на. Совершенное им преступление судом правильно квалифицировано в этой части по ст. 106 УК1.

Отклонение действия необходимо отграничивать от ошибки в объекте (при убийстве — в личности потерпевшего). В действиях К-на налицо совокупность неосторожного убийства с покушением на умышленное убийство в состоянии аффекта, т. е. «двойная вина». Ошибка в личности потерпевшего при убийстве не изменяет формы вины и не оказывает влияния на квалификацию. 3.

Убийство, совершенное по неосторожности, необходимо отграничивать от случайного причинения смерти, когда уголовная ответственность за лишение жизни другого человека не наступает, поскольку лицо, причинившее смерть, не предвидело этих последствий и не могло их предвидеть. Это положение прямо в законе не отражено, но оно вытекает из общего указания о том, что уголовной ответственности и наказанию подлежит только лицо, виновное в совершении преступления.

Случайное причинение смерти должно отграничиваться от обоих видов неосторожного убийства, совершаемых в результате как преступной самонадеянности, так и небрежности.

Если лицо предвидит возможность причинения смерти другому человеку и предпринимает с должной осторожностью и предусмотрительностью все необходимые меры для предотвращения ее наступления, но смерть все же наступает по причинам, от него независящим, оно не может нести ответственность за последствия, так как оно не проявило самонадеянности и наступивший результат является «случаем». При этом условии отсутствует сознание противоправности и общественной опасности совершаемых действий. При самонадеянности же у виновного всегда имеется сознание противоправности (общественной опасности) своего поведения.

При расследовании и рассмотрении дел об убийстве указанное различие не всегда учитывается. Так, за неосторожное убийство был осужден Б., который, являясь директором кинотеатра, не обеспечил соблюдения правил пожарной безопасности, в результате чего во время возникшей паники погибло пять человек. Суд установил, что при демонстрации кинофильма начал тлеть трансформатор и в зрительном зале появился дым. В этот момент раздался крик неизвестной женщины; «Горим, пожар!» Все бросились к дверям, в результате образовалась давка и наступили указанные тяжкие последствия.

Вышестоящий суд, рассмотрев дело в кассационном порядке, признал осуждение Б. по ст. 106 УК неправильным. Экспертиза установила, что кинотеатр отвечал всем требованиям противопожарной безопасности, все предписания пожарной охраны администрацией выполнялись, никакой реальной опасности гибели граждан от пожара не существовало. Трагедия произошла в результате паники, возникшей после крика неизвестной женщины.

В судебной практике случайное причинение смерти рассматривается как убийство по небрежности чаще, чем как убийство в результате самонадеянности.

Для отграничения неосторожного убийства от случайного причинения смерти имеет значение наличие или отсутствие условий, позволяющих сделать обоснованный вывод о возможности предвидения лицом наступления смерти потерпевшего. Эти условия зависят от конкретных обстоятельств, в которых совершается деяние. Характерно в этом отношении дело Ж., осужденного за неосторожное убийство по ст. 106 УК. Общественные инспектора Ж. и Б. со своими знакомыми, выехав на охоту, одновременно совершили рейс по реке Суре на моторной лодке по пресечению возможных случаев браконьерства. Но у лодки испортился мотор, и она медленно плыла по течению. Находившиеся на берегу

А., М. и К., заподозрив, что проплывавшие забрали установленные ими на берегу удочки, сели в моторную лодку и на большой скорости стали догонять удаляющуюся лодку. Подплыв к лодке Ж. и увидев направленный в их сторону ствол ружья, которое держал в руках Ж., А. схватил за ствол ружья. Ж., зная, что его ружье заряжено, и не предупредив об этом, держась за шейку приклада, стал резко вырывать его у А. и в это время случайно нажал спусковой крючок, вследствие чего произошел выстрел, которым был убит А. Пленум Верховного Суда СССР, признав осуждение Ж. неправильным, указал в постановлении: «... если даже согласиться с судом, что Ж., отнимая свое ружье у А., мог случайно нажать на крючок, то и в этом случае нельзя признать за ним неосторожной вины. Необходимо учесть, что в создавшейся обстановке, при том быстротечном развитии событий, когда М., К. и А., догнавшие лодку Ж., без всяких оснований стали выхватывать у него и ехавших с ним ружья, в борьбе с А. за ружье, которая длилась несколько секунд, Ж. практически не мог ни предвидеть возможность столь неожиданной развязки, ни предупредить А. о том, что ружье заряжено» 1 .

Таким образом, Пленум пришел к обоснованному выводу о том, что смерть А. наступила без вины Ж.

С нашей точки зрения, при тех же обстоятельствах, но не содержащих быстротечности событий, нельзя было бы исключить ответственность Ж. за неосторожное убийство. Он, как опытный охотник (общественный инспектор), имел бы возможность проявить осторожность: предупредить потерпевшего о том, что ружье заряжено, и об опасности своих действий.

Ответственность исключается и при отсутствии причинной связи между действиями лица и наступившими последствиями. Сложнее решить вопрос тогда, когда условия, в которых наступило последствие, были созданы сознательными действиями лица, с которыми это последствие находится в причинной связи.

Как уже подчеркивалось, для ответственности за наступившие последствия по небрежности не имеет значения, сознавало ли лицо фактическую сторону своих действий. Важно установить, была ли исключена возможность осознания лицом наступления общественно опасных последствий. Если такая возможность была исключена, то ответственность лица не наступает. Если же такая возможность не исключается и лицо должно было (объективный критерий) и могло (субъективный критерий) предвидеть наступление общественно опасных последствий, оно отвечает за допущенную небрежность. Именно на эти обстоятельства указано в ст. 9 Основ уголовного законодательства.

Только в результате сочетания объективного и субъективного критериев при оценке конкретных условий деяния можно прийти к правильному выводу о разграничении убийства, совершенного по небрежности, и случайного причинения смерти. 1. Установление признаков, необходимых для наступления уголовной ответственности за доведение до самоубийства по ст. 107 УК, одновременно означает и установление признаков, необходимых для квалификации182 .

Из ст. 107 УК следует, что прежде всего необходимо установить материальную или иную зависимость потерпевшего от виновного. Изучение практики показывает, что чаще всего это материальная зависимость, основанная на сложившихся семейных отношениях между супругами, родителями и детьми. Но зависимость, возникающая между членами семьи, может быть не только материального характера. Президиум Верховного Суда РСФСР, например, по делу Б., осужденного по ст. 107 УК, признал, что потерпевшая — жена Б. «состояла с осужденным в брачных отношениях и имела от брака трех малолетних детей. Эти семейные отношения создавали определенную зависимость между супругами, и такая зависимость, основанная на брачных отношениях, может явиться одним из условий уголовной ответственности, предусмотренной ст. 107 УК РСФСР»183.

Ошибки чаще всего допускаются в тех случаях, когда под «иной зависимостью» потерпевшего от виновного понимают зависимость, возникающую в результате сожительства, прекращение которого или отказ от регистрации брака расценивается как причина доведения до самоубийства. Простое сожительство никакой зависимости не создает184, и, следовательно, прекращение его или отказ от регистрации брака не может рассматриваться как причина доведения до самоубийства.

Для материальной или иной зависимости предпосылкой является наличие каких-либо отношений между потерпевшим и виновным. Они могут возникать не только в сфере семейных отношений или отношений между мужчиной и женщиной, но и по службе или при совместном проживании посторонних лиц на жилой площади, принадлежащей одному из них. Практика показывает, что в некоторых случаях ст. 107 УК применяется, когда между потерпевшим и виновным вообще не было отношений, которые бы могли породить зависимость. По приговору Дахадаевского районного народного суда Дагестанской АССР С. был осужден по ст. 107 УК за доведение до самоубийства сестры своей жены Ш., которая проживала с мужем отдельно. С. распустил по селению слух, что у него три жены, имея в виду жену, тещу и Ш. Он рассказывал всем, что Ш. находится с ним в интимных отношениях, чего в действительности не было. В результате этого от Ш. ушел муж и она покончила жизнь самоубийством. В данном случае ни материальной, ни какой-либо иной зависимости Ш. от С. не было и, по нашему мнению, действия осужденного в связи с этим квалифицированы по ст. 107 УК неправильно. В соответствии с действующим законом их следовало квалифицировать по ч. 1 ст. 130 УК.

Однако если расценивать действия С. по существу, то они явились причиной самоубийства Ш. Он, в полном смысле этого слова, довел потерпевшую до самоубийства путем распространения злостных клеветнических измышлений. Представляется, что дело С. подтверждает несовершенство редакции ст. 107 УК. Как уже подчеркивалось, ряд кодексов союзных республик помимо ч. 1, соответствующей ст. 107 УК РСФСР, имеют еще ч. 2 следующей редакции: «Доведение до самоубийства или до покушения на самоубийство вследствие систематической травли или клеветы со стороны лица, от которого потерпевший не был в материальной или иной зависимости» (ч. 2 ст. 99 УК Украинской ССР). Преступление, совершенное С., прямо предусмотрено приведенной из Уголовного кодекса УССР нормой. Сказанное дает основания считать целесообразным дополнить ст. 107 УК РСФСР ч. 2 аналогичного содержания. 2.

Необходимым условием применения ст. 107 УК является также содержащееся в ней требование, чтобы доведение до самоубийства явилось результатам жестокого обращения виновного с потерпевшим или систематического унижения его личного достоинства.

Изучение дел этой категории показывает, что чаще всего самоубийство или покушение на самоубийство происходит в результате сочетания жестокости и унижения личного достоинства. Так, Г. был осужден по ст. 107 УК за доведение до самоубийства своей жены путем жестокого обращения и унижения ее личного достоинства: систематически избивал потерпевшую, не оставлял продуктов и денег на питание, в ночное время зимой без одежды выгонял на улицу, оскорблял при посторонних. Все это привело к тому, что потерпевшая пыталась повеситься, но была вынута из петли и в тяжелом состоянии отправлена в больницу. Здесь трудно разграничить жестокое обращение виновного с потерпевшей и унижение ее личного достоинства. По нашему мнению, жестокое обращение, если оно совершается систематически, одновременно является и унижением личного достоинства.

Унижение личного достоинства потерпевшего реже, чем жестокое обращение, оказывается самостоятельным признаком применения ст. 107 УК. М., например, был осужден по этой статье за доведение до самоубийства жены. Суд установил, что М. сожительствовал с соседкой, которой делал подарки, и даже отдавал заработанные женой деньги. О своих действиях М. рассказывал потерпевшей и другим лицам. В результате жена М. отравилась. Как видно из приговора по этому делу, суд оценил эти действия М. как систематически унижающие личное достоинство потерпевшей.

Унижение личного достоинства может выразиться и в распространении клеветнических слухов, в ложном обвинении в совершении тяжкого преступления.

Жестокое обращение и систематическое унижение личного достоинства в ряде случаев содержат состав самостоятельного преступления. В связи с этим возникает необходимость в дополнительной квалификации преступных действий виновного. 3.

Практика показывает, что единого взгляда на квалификацию преступлений, составляющих идеальную совокупность со ст. 107 УК, не имеется.

Чаще других наряду со ст. 107 применяется ст. 113 УК. Но и этот вопрос разрешается по-разному. Березниковским городским народным судом Пермской области З. осужден за то, что систематически избивал свою жену, в результате чего она отравилась, выпив смертельную дозу уксусной эссенции. Суд квалифицировал действия З. по ст. ст. 107 и 113 УК. По другому делу Зареченским народным судом г. Тулы П. осужден только по ст. 107 УК, хотя его действия ничем от действий З. не отличались. Он также систематически избивал жену, которая покончила собой, нанеся себе смертельное ранение ножом.

Такие же вопросы возникают при квалификации доведения до самоубийства по совокупности с причинением телесных повреждений (ч. 1 ст. 108, ст.ст. 109 и 112 УК), с угрозой убийством (ст. 207 УК).

О квалификации преступлений, совершенных при идеальной совокупности, в литературе высказаны различные мнения. Л. Андреева полагает, что «при совершении преступлений способом, образующим в свою очередь самостоятельное преступление с иным объектом посягательства, когда к тому же этот способ в числе признаков первого преступления конкретно не перечислен, следует содеянное квалифицировать как идеальную совокупность двух преступлений»185.

Эта позиция подверглась критике Ю. Ронжиным и Б. Волковым. Они рассуждают следующим образом. Нельзя согласиться с тем, что если тот или иной способ не указан в диспозиции соответствующей статьи, то он всегда должен найти отражение в квалификации. Признание того или иного способа совершения преступления признаком состава зависит не только и не столько от того, упоминается ли он в диспозиции соответствующей статьи, сколько от его специфики и содержания. При этом важно учитывать степень общественной опасности как самого совершенного преступления, так и способа действия виновного. Доведение до самоубийства имеет ту отличительную особенность, что с внешней стороны оно может выражаться в самых различных и по содержанию и по форме посягательствах против личности, в том числе и таких, которые предусмотрены в качестве самостоятельных преступлений. Однако их объединяет и служит основанием для выделения в один состав то, что эти действия выступают как непосредственная причина более тяжких последствий — самоубийства или покушения на него. Это обстоятельство имеет важное значение в оценке и квалификации доведения до самоубийства186.

В тех случаях, когда жестокое обращение выражается в насильственных действиях, представляющих по сравнению с доведением до самоубийства меньшую общественную опасность, они не должны получать самостоятельного отражения в квалификации. Например, самоубийство, явившееся результатом таких действий, как побои, телесные повреждения, истязание, систематические оскорбления, должно квалифицироваться только по ст. 107 УК без применения других, соответствующих перечисленным деяниям, статей Уголовного кодекса. Они теряют значение самостоятельного состава и оказываются лишь этапом доведения до самоубийства.

Если же жестокое обращение состояло в совершении действий, которые расцениваются законом как более тяжкое преступление, чем доведение до самоубийства (например, причинение тяжкого телесного повреждения), то они должны квалифицироваться по совокупности ст. ст. 107 и 108 УК.

Ю. Ронжин и Б. Волков исходят из того же принципа, что и Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 16 октября 1972 г., в котором речь идет о квалификации хулиганства по совокупности только с более тяжким, чем хулиганство, преступлением187. По нашему мнению, это правильное решение вопроса. Менее тяжкие преступления, совершаемые при доведении до самоубийства, следует расценивать лишь как способ доведения до самоубийства, как один из признаков его объективной стороны. В тех же случаях, когда совершается более тяжкое преступление, чем доведение до самоубийства, оно становится конкурирующим деликтом, выходящим по своим последствиям за пределы объективной стороны доведения до самоубийства и поэтому заслуживающим самостоятельной юридической оценки.

Доведение до самоубийства может оказаться совершенным в совокупности с другим преступлением, когда самоубийство потерпевшего оказывается результатом действий, составляющих объективную сторону другого преступного деяния (например, посягательства на личность и права граждан под видом исполнения религиозных обрядов — ст. 227 УК), либо является последствием, характеризующим также объективную сторону другого преступления (например, изнасилования, повлекшего особо тяжкие последствия, — ч. 3 ст. 117 УК).

По приговору Московского областного суда Ф., А. и С. были осуждены по ст. ст. 107 и 227 УК за то, что они, действуя как руководители и проповедники религиозной секты пятидесятников-«трясунов», доводили до самоубийства вовлеченных в секту людей. Эти лица систематически проводили сборища и моления сектантов, которые сопровождались изуверскими обрядами, доводившими их до исступления. А. и С. в своих проповедях и беседах с верующей К. внушали мысль о том, что «ради жизни вечной и господа бога» необходимо идти на любые жертвы. В результате К. пыталась толкнуть несовершеннолетнюю дочь под автомашину, а также столкнуть ее с обрыва в реку. Доведенная до состояния депрессии, К. покончила жизнь самоубийством, бросилась под поезд. Такими же действиями была доведена до самоубийства покончившая собой верующая Н. Заключением судебно-психиатрической экспертизы было подтверждено, что К. и Н. покончили жизнь самоубийством вследствие истерического психоза, развившегося в результате исполнения изуверских обрядов в секте188.

Таким образом, К. и Н., вступив в секту, подпали под влияние опытных преступников, оказались в зависимости от них и подвергались систематическому жестокому обращению. Действия осужденных составляют объективную сторону одновременно двух преступлений, однако последствия, предусмотренные ст. ст. 107 и 227 УК, различны. Поэтому квалификация совершенных осужденными преступлений была признана Верховным Судом РСФСР правильной.

По-другому должен решаться вопрос о квалификации изнасилования, повлекшего самоубийство потерпевшей. Здесь самоубийство оказывается особо тяжким последствием, предусмотренным ч. 3 ст. 117 УК. Определение Военной коллегии Верховного Суда СССР по делу Ч., осужденного за изнасилование Л., покончившей затем жизнь самоубийством, опубликовано под таким заголовком: «Самоубийство несовершеннолетней потерпевшей в связи с совершенным над ней насилием дает основание для квалификации изнасилования как повлекшего особо тяжкие последствия»189. Кроме того, для применения ст. 107 УК в данном случае нет оснований, так как отсутствуют признаки, характеризующие доведение до самоубийства, совершенного в идеальной совокупности с изнасилованием. 4.

Анализ действий потерпевшего, покончившего жизнь самоубийством, в каждом случае должен показать, что оно явилось результатом его умышленных действий. Это обстоятельство не всегда учитывается на практике. Так, Р. был осужден народным судом за причинение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть потерпевшей (по п. «в» ст. 88 УК Узбекской ССР). После распития спиртных напитков между Р. и его женой возникла ссора, во время которой Р. стал избивать жену. Убегая, она выпрыгнула из окна со второго этажа. Внизу под окном стояла кровать с торчащими вверх железными прутьями. При падении потерпевшая, ударившись о прутья кровати, получила тяжелую травму. Р. также выпрыгнул в окно и продолжал избивать жену, находившуюся в тяжелом состоянии. В результате полученных тяжких телесных повреждений жена Р. на следующий день скончалась. Судебная коллегия по уголовным делам, Президиум и Пленум Верховного Суда Узбекской ССР расценили действия Р. как доведение до самоубийства и квалифицировали по ст. 87 УК Узбекской ССР. Пленум Верховного Суда СССР признал решения этих судебных инстанций неправильными. Доведение до самоубийства по смыслу закона предполагает умышленное лишение себя жизни потерпевшим, доведенным до этого действиями виновного, предусмотренными в диспозиции ст. 87 УК Узбекской ССР190.

Мы уже подчеркивали, что лишение жизни себя по неосторожности не является самоубийством.

5. От доведения до самоубийства необходимо отличать подстрекательство к самоубийству и пособничество ему. Советским уголовным законодательством ответственность за эти деяния не установлена. Между тем они представляют значительную опасность для общества и, с нашей точки зрения, должны влечь уголовную ответственность191, когда они совершены не только в отношении несовершеннолетнего или невменяемого (здесь, как отмечалось, налицо убийство), но и в отношении психически здорового и совершеннолетнего, покончившего жизнь самоубийством. Представляется, что Уголовные кодексы союзных республик следовало бы дополнить специальной нормой.

Не предусмотрена уголовная ответственность по советскому праву и за попустительство самоубийству, которое может проявляться в форме непринятия мер предупреждения готовящегося самоубийства в тех случаях, когда лицу об этом достоверно известно. К попустительству следует отнести случаи невоспрепятствования самоубийству в момент его совершения, когда лицо имеет возможность пресечь его. Не наступает уголовная ответственность и за недоносительство о достоверно известном готовящемся или совершенном самоубийстве. Здесь, как нам кажется, должны применяться меры общественного воздействия.