§ 2. Уголовная ответственность комбатантов за нарушение норм международного гуманитарного права

Уголовная ответственность комбатантов за нарушение норм МГП является важным и неотъемлемым элементом их правового статуса. Правовое регулирование вопроса об уголовной ответственности за нарушение законов и обычаев войны практически началось лишь в XX веке.

В упомянутой ст. П1 Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г. во главу угла ставится вопрос о возмещении убытков, то есть о цивилистических последствиях нарушения законов и обычаев ведения войны. Далее в статье говорится о том, что воюющее государство будет ответственно за все действия, совершенные его военнослужащими во время войны. И это нередко трактовалось в том смысле, что только государство несет ответственность за нарушение законов и обычаев войны. Что же касается уголовной ответственности комбатантов, то в этой статье об этом не говорится.3

Несмотря на некоторую ограниченность ст. 28 Женевской конвенции об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях 1906 г., она довольно определенно говорила об уголовной ответственности нарушителей законов и обычаев войны, провозгласив, что правительства, подписавшие Конвенцию, при недостаточности их военно-уголовных законов обязаны принять необходимые меры для преследования во время войны отдельных случаев нарушения гуманитарных международных норм защиты больных и раненых в действующих армиях.4

См.

2 Merignac A De la sanction des intractions au droit des gens // Revue generate de Droit International Public, 1917.-№ l.-P. 17

3 См.: Полторак А.И., Савинский Л.И. Вооруженные конфликты и международное право. -С. 365-366

4 См.: Коровин Е.А. Международные договоры и акты нового времени. -М.: Государственное издательство Москва-Ленинград, 1925. -С. 389

Версальский договор 1919 г. предусмотрел положения о привлечении преступников войны к уголовной ответственности посредством создания: - специального международного суда над Вильгельмом II;

военных судов государств, в юрисдикцию которых входило рассмотрение дел о нарушениях законов и обычаев войны, направленных против их граждан;

- смешанных военных судов, состоящих из представителей нескольких заинтересованных государств по делам о военных преступлениях1

См.: Котляров И.И. Международное право и вооруженные конфликты. -С, 246; Полянский Н.Н. Международное правосудие и преступники войны. -М.: Изд. АН СССР, 1945. -С. 35-37

2 Сборник действующих договоров, соглашений и конвенций, заключенных СССР с иностранными государствами. Вып. XI. -М.: Госполитиздат, 1955. -С. 52

В период Второй мировой войны державы антигитлеровской коалиции при активном участии СССР заключили ряд международных соглашений о преследовании гитлеровцев за совершаемые преступления, о которых упоминалось выше. В документах отмечалось, что за совершаемые зверства добровольно принимающие в них участие германские офицеры и солдаты и члены нацистской партии будут отосланы в страны, в которых были совершены их преступления для того, чтобы они могли быть судимы и наказаны в соответствии с законами этих освобожденных стран и свободных правительств, которые будут там созданы. Три союзные державы выразили надежду найти их даже на краю света и передать в руки обвинителей, с тем чтобы могло свершиться правосудие, то есть фактически речь шла о подсудности нацистских преступников национальным судам государств, на территории которых они совершили преступления.

Наконец, в целях практического выполнения обязательств, закрепленных в международно-правовых актах, и положений о наказании военных преступников 8 августа 1945 г. в Лондоне было заключено Соглашение о судебном преследовании и наказании главных военных преступников европейских стран оси.2 Для реализации этих норм государства антигитлеровской коалиции учредили Международный Военный Трибунал для суда над главными военными немецкими преступниками, который провел процесс в Нюрнберге. В 1946 г. был создан такой же Трибунал для суда над главными японскими военными преступниками в Токио.

См.: Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны, 1941-1945 гг.: Сборник документов. -М.: Политиздат, 1978. Т. 6. -С. 463; Советско-английские отношения во время Великой Отечественной войны, 1941-1945: Документы и материалы. В 2-х томах. Т. 2. 1944-1945. -М.: Политиздат, 1983. -С. 280

2 См.: Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступниками. Сборник материалов в 7-ми томах. -М.: Воениздат, 1957. Т. 1. -С. 67-68

Согласно Уставу Международного Военного Трибунала (МВТ) для суда и наказания главных военных преступников европейских стран оси руководители, организаторы, подстрекатели и пособники, участвовавшие в составлении или в осуществлении общего плана или заговора, направленного к совершению любых из названных в нем преступлений, подлежали уголовной ответственности за все действия, совершенные любыми лицами в целях осуществления такого плана.

Таким образом, устанавливалась индивидуальная уголовная ответственность нацистских военных преступников за совершенные ими злодеяния в годы Второй мировой войны. В целях реализации справедливого наказания военных преступников государства обязались предпринимать необходимые меры, чтобы предоставить для расследования и суда главных военных преступников, подлежащих суду МВТ, включая тех из них, которые не находились на территории какой-либо страны, подписавшей соглашение о судебном преследовании и наказании главных военных преступников.

Приговор Нюрнбергского Трибунала получил международное одобрение в резолюции Генеральной Ассамблеи ООН 95 (I) от 11 декабря 1946 г., («Подтверждение принципов международного права, признанных Уставом Нюрнбергского Трибунала»).

Кроме того, в рамках ООН 26 ноября 1968 г. была принята Конвенция о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества. В ней закреплено положение о том, что никакие сроки давности не применяются к следующим преступлениям, независимо от времени их совершения: а) военные преступления, как они определяются в Уставе Нюрнбергского Международного Военного Трибунала от 8 августа 1945 г.; б) преступления против человечности, независимо от того, были ли они совершены во время войны или в мирное время.

Таким образом, положения Уставов и Приговоров Международных Военных Трибуналов установили следующие принципы уголовной ответственности комбатантов, виновных в совершении военных преступлений и преступлений против человечности: 1) каждое лицо, совершившее любое действие, которое по международному праву считается преступлением, несет ответственность и подлежит наказанию; 2) если государство не устанавливает наказание за действие, которое международным правом отнесено к категории преступлений против мира и человечества, то этот факт не является обстоятельством, освобождающим виновное в его совершении лицо от международной уголовной ответственности; 3) должностное положение лиц, совершивших международные преступления, не является обстоятельством, освобождающим от персональной ответственности.

Необходимо отметить, что создание Международного Военного Трибунала не умаляло компетенции и не ограничивало прав национальных или оккупационных судов, которые были созданы либо предусматривались для создания на любой союзной территории или в Германии для суда над военными преступниками. Судебные процессы над военными преступниками за совершенные ими злодеяния на территории СССР в годы Великой Отечественной войны были проведены советскими судами в Харькове, Краснодаре, Киеве, Минске, Ленинграде, Хабаровске и других городах. В том же Нюрнберге под эгидой американской военной юстиции было проведено 12 судебных процессов над крупнейшими руководителями гитлеровской армии, карательных органов, различных министерств, промышленных концернов.1

После Второй мировой войны институт уголовной ответственности комбатантов за совершенные ими в ходе вооруженного конфликта преступления получил дальнейшее развитие. Так, ст. 28 Конвенции о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта 1954 г. закрепила обязанность государств-участников Конвенции принять все меры, необходимые

См. подробнее: Полторак А.И. Нюрнбергский процесс. Основные правовые проблемы. -С. 285-302 для того, чтобы были выявлены и подвергнуты уголовным санкциям лица, независимо от их гражданства, нарушившие или приказавшие нарушить нормы данной Конвенции.1

Ряд норм Дополнительного протокола I (ст.ст. 86, 87 (п. 3), ст. 91) также направлен на закрепление данного принципа. О ст. 91 (ответственность) мы уже говорили, что касается п. 2 ст. 86 (ответственность командиров) — о ней речь пойдет ниже.

Статьи 22-33 Римского статута Международного уголовного суда полностью подтвердили принципы Нюрнбергского и Токийского военных трибуналов, а также Трибуналов по Югославии и Руанде. В частности, ст. 25 Статута устанавливает индивидуальную уголовную ответственность за совершение преступлений, подпадающих под юрисдикцию Суда, а ст. 27 закрепляет положение о том, что Римский статут применяется ко всем лицам, совершившим преступления, независимо от занимаемой должности. Это положение приобретает в настоящее время особую актуальность, поскольку регламентирует ответственность глав государств и правительств, по приказу или при попустительстве которых совершаются международные преступления.

С целью всестороннего анализа института уголовной ответственности комбатантов за серьезные нарушения норм МГП рассмотрим некоторые вопросы, которые активно обсуждаются в международно-правовой литературе.

Проблема доктрины государственного акта в свете вопроса об уголовной ответственности комбатантов уходит корнями в начало XX века. На практике наиболее полно положения этой концепции были выражены на Нюрнбергском процессе адвокатом Ярайссом, выступавшим с речью по

См.: Международное право. Ведение боевых действий. Сборник Гаагских конвенций и иных соглашений. -С. 44 общеправовым вопросам. Он заявил, что ответственность за военные преступления и преступления против человечности, совершенные нацистами в ходе Второй мировой войны, должна нести Германская империя, но не отдельное лицо, будь оно даже главой государства.1

Подобное заблуждение объясняется тем, что теория международной ответственности изначально развивалась под сильным влиянием цивилистической концепции, согласно которой ответственность государств в международном праве строится по аналогии с ответственностью индивидов в гражданском праве.2 Цивилистическая концепция была господствующей и, по сути, единственной до момента принятия Версальского договора 1919 г., закрепившего положение об уголовной ответственности Вильгельма П и других высокопоставленных военных преступников Германии. После Первой мировой войны теория международной ответственности государств претерпела серьезные изменения. Появилась уголовно-правовая концепция ответственности, авторы которой утверждали, что последствием «государственного деликта» должна быть не только гражданско-правовая, но и уголовная ответственность. Правда, в определении субъекта уголовной ответственности они разошлись во мнениях. Так, греческий юрист Политис считал, что субъектами уголовной ответственности должны быть индивиды, а не государство как таковое.3 Кубинский международник Бустаманте, напротив, полагал, что не индивиды, действующие от имени и по поручению государства, а само государство-агрессор должно подвергаться уголовным санкциям.4

См.: Стенографический отчет Нюрнбергского процесса. Т. 25. -С. 363

2 См.: Baade H.W. Individual Responsibility. The Future of the International Legal Order. Vol. IV. -Princeton, 1972. -P. 7-8

3 См.: Politis N. Les nouvelles tendences du droit international. -Paris: Themis, 1927. -P. 127-129

4 См.: Bustamante A.S. у Sirven. Droit international public. Т. IV. -Paris: Libraire Monet, 1937.-P. 21-24

Сторонники доктрины государственного акта считали, что поскольку международное право имеет дело с государствами и нациями, а не с отдельными лицами, постольку ответственность должны нести только государства как таковые, а не конкретные исполнители преступлений. Но история международных отношений знает немало прецедентов привлечения к ответственности официальных и неофициальных лиц, совершивших преступления против человечества.1 Ряд примеров привлечения высших государственных деятелей к уголовной ответственности за серьезные нарушения норм МГП привел в своей работе В.Н. Дурденевский.2 Даже национальное правительство Германии, проводившее судебные процессы над союзными военнопленными по обвинению их в нарушении законов и обычаев войны, видимо, не сомневалось в существовании принципа индивидуальной уголовной ответственности.

Доктрина государственного акта подверглась серьезной критике отечественными учеными Ф.И. Кожевниковым, Н.Н. Полянским, А.Н. Трайниным3 и другими.

Таким образом, использование положений доктрины государственного акта в вопросе об уголовной ответственности комбатантов за серьезные нарушения норм МГП недопустимо, поскольку ведет к полной безнаказанности как государства, которое невозможно привлечь к уголовной ответственности, так и самих преступников, ссылающихся на то, что субъектом международного права являются не они, а государство, которое, по их мнению, и должно отвечать.

1 См. об этом: Janeczek Е. Nuremberg Judgement in the Light of International Law. -Geneva, 1949. -P. 90-93

2 Дурденевский B.H. На пути к международному уголовному правосудию // Научные записки Института внешней торговли Наркомвнешторга СССР. Вып. 1. -М., 1945. -С. 174-176

3 См.: Кожевников Ф.И. Учебное пособие по международному публичному праву (Очерки). -М.: Юриздат Министерства юстиции СССР, 1947. -С. 87; Полянский Н.Н. Указ. сочинение. -С. 82; Трайнин А.Н. Уголовная ответственность гитлеровцев. -М.: Юриздат, 1944. -С. 26

История показывает, что защитники военных преступников на судебных процессах часто пытались пустить в ход «теорию иммунитета военнопленных». Особенно активно они отстаивали свою позицию на Нюрнбергском процессе, пытаясь доказать, что комбатанты, попавшие в плен, не могут быть преданы суду за преступления, совершенные ими до плена. При этом они ссылались на нормы Гаагского положения о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г, и Женевской конвенции 1929 г., регламентировавшие положение военнопленных. Однако эти ссылки были опровергнуты Трибуналами.

Хотя, как уже отмечалось, Положение о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г. не содержит специального указания об уголовной ответственности военнопленных за преступления, совершенные ими до попадания в плен, толкование отдельных статей Положения дает основание утверждать, что оно все же предусматривает привлечение их к ответственности.1 Так, ст. ХП Положения гласит: «Каждый военнопленный, отпущенный под честное слово и затем вновь взятый в действиях с оружием в руках против того Правительства, перед коим он обязался честью, или против союзников последнего, теряет права, предоставленные военнопленным, и может быть предан суду». Более того, такого рода ответственность была прямо предусмотрена еще Оксфордской сессией Института международного права 1880 г.2, положенной наряду с резолюцией Брюссельской конференции 1874 г. в основу Гаагского положения о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г.

См.: Левин Д.Б. Об уголовной ответственности военнопленных // Вопросы уголовного права. Сборник 1. Под ред. В. Маньковского и А. Трайнина. -1944. -С. 86

2 См.: Кожевников Ф.И. Русское государство и международное право (до XX века).-С. 186

Доктрина международного права почти всегда разрешала вопрос об уголовной ответственности военнопленных за преступления, совершенные ими до плена, в положительном смысле. Так, немецкий международник И. Блюнчли считал, что лица, подлежащие уголовной ответственности перед государством, взявшим их в плен, за преступления, совершенные до пленения, могут бытьпреследуемы и наказаны судом и после захвата их в военный плен.1 Английский юрист К. Фили пеон выступал категорически против придания захваченным комбатантам, нарушившим законы и обычаи войны, статуса военнопленных, призывая предавать их военному суду как военных преступников.2 Такого же мнения придерживался и А. Фердросс.

Трудно не согласиться с изложенными мнениями, учитывая, что нормы МГП и судебная практика после Второй мировой войны разрешают данный вопрос исключительно в положительном смысле.

3 См.: Фердросс А. Указ. сочинение. -С. 148-149

В связи с вооруженными конфликтами в Афганистане (2001 г.) и в Ираке (2003 г.) вопрос об уголовной ответственности военнопленных за преступления, совершенные ими до плена, приобрел актуальность. Так, в ходе вооруженного конфликта в Афганистане Вооруженные Силы США захватили в плен около 160 членов организации «Аль-Каида» и талибов. Эти лица были перевезены американцами на базу Гуантанамо (Куба), в связи с чем возник вопрос: распространяется ли на них Женевская конвенция об обращении с военнопленными 1949 г. и, соответственно, какие суды должны решать вопрос о привлечении к ответственности лиц, совершивших преступления? По справедливому мнению профессора О.Н. Хлестова, к этому вопросу следует подходить неоднозначно. На членов «Аль-Каиды» — террористическую организацию, не входящую в состав вооруженных сил движения «Талибан» -режим военнопленных не должен распространяться: они подпадают под действие норм национального уголовного права. В отношении захваченных талибов О.Н. Хлестов говорит о двух аспектах: 1. Отношения между правительством Афганистана и талибами. В стране происходил внутренний вооруженный конфликт, на который распространяются нормы Дополнительного протокола И. Этот документ не может предоставлять талибам статус военнопленных. Таким образом, они подпадали под действие норм внутреннего уголовного права Афганистана; 2. отношения между США и талибами. Как мы уже отмечали, военные действия США против Афганистана подпадают под нормы МГП, регламентирующие международный вооруженный конфликт. Ст.ст. 43-44 Дополнительного протокола I указывают, что на вооруженные силы противоборствующих сторон распространяются нормы гуманитарного права, в том числе и режим военнопленных, «даже, если... сторона представлена правительством или властью, не признанными противной стороной» (ст. 43).1 Следовательно, талибы, захваченные вооруженными силами США в плен в ходе международного вооруженного конфликта, считаются военнопленными, а их правовой статус регламентируется нормами Женевской конвенции об обращении с военнопленными 1949 г.

Вопрос об уголовной ответственности комбатантов за выполнение преступного приказа сложен в теоретическом плане, но крайне важен с позиции судебной практики по делам о военных преступлениях. Случаи нарушения норм МГП со ссылкой при этом на «приказ сверху» хорошо известны, как это показали Нюрнбергский и Токийский судебные процессы. Спустя десятилетия к этому «аргументу» прибегла и защита лейтенанта У. Колли (США), взвод которого уничтожил вьетнамскую деревню Сонгми.

По данной проблеме написано немало.3 Это очень сложная проблема, и простых решений здесь нет.

Хлестов О.Н. Международно-правовые аспекты борьбы с терроризмом // Российский ежегодник международного права. -СПб., 2002. -С. 312-313

2 См.: Арцибасов И.Н., Егоров С.А. Вооруженный конфликт: право, политика, дипломатия. -С. 197

3 См., например: Mueller-Rappard Е. L'ordre superieur militaire et la responsabilite" penale du subordonne, thesis. -Paris, Pedone, 1965; Greene L.C. Superior Orders in National and International Law. -Leyden, Sijthoff, 1976

Задолго до принятия Устава Нюрнбергского Международного Военного Трибунала данный вопрос находил разрешение в том смысле, что исполнение преступного приказа не освобождало комбатанта от уголовной ответственности.

В докладе Комиссии по ответственности и наказанию виновников войны, образованной Версальским договором 1919 г., по поводу значения приказа командира (начальника) было отмечено, что «...ни гражданские, ни военные власти не могут быть освобождены от ответственности только в силу того, что вышеуказанная власть может быть осуждена за то же самое преступление. Суд должен в каждом отдельном случае решить, является ли достаточным основанием для оправдания ссылка лица, которому вменяется в вину совершение поступка, предусмотренного докладом об ответственности, на то, что оно действовало, исполняя приказ начальника».1

Даже во время неудавшегося судебного процесса над преступниками Первой мировой войны в Лейпциге немецкий императорский суд в 1921 г. по делу одного из обвиняемых офицера Литмара, торпедировавшего по приказу командира подводной лодки английское госпитальное судно и стрелявшего по спасательным шлюпкам, признал, что явно преступный приказ начальника не освобождает подчиненного от уголовной ответственности за совершенное преступление.2

Довольно четко разрешал вопрос об уголовной ответственности комбатантов за выполнение преступного приказа Вашингтонский договор 1922 г. об охране на море жизни нейтральных и невоюющих граждан. В нем, в частности, указывалось, что любое лицо, нарушившее хотя бы одно из правил, закрепленное Договором, независимо от того, находилось ли оно в подчинении у правительственных должностных лиц или нет, должно рассматриваться как нарушитель законов войны и подлежит суду и наказанию (ст. З).3

1 См.: American Journal of Internationa] Law. -1980. -№ 74. -P. 118

2 См.: Полянский H.H. Исторические прецеденты привлечения к ответственности преступников войны // Исторический журнал. -1943. -№ 1. -С. 33-35

3 См.: Вашингтонская конференция 1921-1922 годов. -М.: Литиздат НКИД, 1924. -С. 67

Во время Второй мировой войны провозглашение такого принципа имело тем большее значение, что военные преступления германского фашизма

Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны, 1941-1945 гг.: Сборник документов. -С. 445-463 2 См.: Greenspan М. The Modem Law of Land Warfare. -Los Angeles: L. Springer P.h., 1959.-P. 431

совершались по строго разработанной системе приказов германского верховного командования. Именно в этот период в международно-правовых документах было четко сформулировано: лицо, выполняющее преступный приказ, не может рассчитывать на полную безнаказанность. Так, 13 января 1942 г. страны, воевавшие против фашизма, подписали Декларацию о наказании за преступления, совершенные во время войны, в которой объявили одной из целей наказание тех, кто виновен за преступления, независимо от того, совершены ли последние по их приказу, или лично, или при их соучастии в любой форме. Аналогичное положение содержалось в Предупреждении правительств Советского Союза, Соединенных Штатов Америки, Великобритании всем германским комендантам, охране и служащим гестапо, сделанном от имени всех Объединенных Наций 23 апреля 1945 г.1 Германский военный уголовный кодекс (Militarstrafgesetzbuch) предусматривал, что если уголовное право нарушено исполнением приказа по службе, вышестоящий начальник, отдавший приказ, один отвечает за это. Однако подчиненный, исполнивший приказ, отвечает как соучастник, если он: 1) превысил отданный ему приказ или 2) сознавал, что этот приказ имел своей целью совершение общего или воинского преступления (ст. 47). Таким образом, даже по германскому военному праву исполнение заведомо преступного приказа не освобождало исполнителя от ответственности. Аналогичные указания имелись и в английском военном законодательстве. Так, в английском Руководстве по военному праву было записано: «Представители вооруженных сил обязаны повиноваться только законным приказам, а потому не могут избежать ответственности, если, подчиняясь приказу, они совершают поступки, нарушающие одинаково как общеобязательные правила ведения войны, так и чувство человечности».1

На Нюрнбергском судебном процессе обвинитель Р. Руденко в своей речи отметил, что авторы Устава МВТ были в полной мере ориентированы в специфической обстановке гитлеровской Германии (по материалам Харьковского и иных судебных процессов) в попытках подсудимых прятаться за приказы Гитлера и именно потому они специально оговорили, что «исполнение явно преступного приказа не освобождает от уголовной ответственности».2

1 См.: Greenspan М. Op. cit. -Р. 490

2 Нюрнбергский процесс над главными военными немецкими преступниками. Т. 7. -С. 202

3 Стенографический отчет Нюрнбергского процесса. Т. 31. -С. 14979

Напротив, защита как на Нюрнбергском, так и на последующих процессах военных преступников всячески стремилась обосновать ссылки на приказ как на обстоятельство, исключающее уголовную ответственность за последствия его исполнения. Этот аргумент в наиболее общей форме был выдвинут на Нюрнбергском процессе от имени защиты профессором Ярайссом в его речи по общеправовым вопросам. Причем в отличие от других теоретиков, которые обычно ограничивали применение ссылки на исполнение военного приказа только военной средой, Ярайсс распространил эту ссылку и на гражданских лиц. Впрочем, понимая, что вопрос об ответственности за исполнение преступного приказа далеко не нов, что он уже возникал в истории не раз и что после окончания Первой мировой войны он дебатировался на лейпцигских процессах далеко не в пользу тех, кто на него ссылался, Ярайсс облек свою аргументацию в новую форму: он ссылался на «принцип фюрерства», который, по его словам, был «в глазах немецкого народа, всей мировой общественности, начиная с 1933 года... основным организационным принципом развития империи» и наличие которого якобы исключало возможность каких бы то ни было попыток неисполнения приказа, «даже чудовищно преступного».

Аналогичной позиции придерживались А. Книрим, Г. Кельзен1 и другие юристы. В наиболее острой форме выразил ее английский юрист Р. Пейджет. «Вопрос о том, соответствует или не соответствует тот или иной приказ международному праву, касается правительства и не имеет никакого отношения к генералу, командующему войсками. Приказ может быть в вопиющем противоречии с международным правом, он может предписывать убийство мирных граждан или нейтральных подданных - все равно это приказ и генерал обязан его исполнить».2

Однако подобная позиция, основанная на полной безответственности военного преступника, если устанавливать, что он действовал по приказу свыше, противоречит элементарным основам МГП.

За привлечение к уголовной ответственности комбатантов, совершивших преступления по приказу военного начальства, решительно высказывались такие теоретики международного права, как К. Филипсон, А. Мериньяк и другие исследователи.3 Известный швейцарский юрист М. Обер справедливо заметил, что вопрос о ссылке на приказы вышестоящих начальников в качестве оправдания не имеет в международном праве ни убедительного обоснования, ни точной формулировки. Поэтому, по его мнению, этот вопрос должны решать государства, учитывая особенности национального законодательства.4

1 См.: Knieriem A. The Nuremberg Trials. -Chicago: J J. Smith Publishing, 1959. -P. 242; Kelsen H. Peace Through Law. -Chapel Hill, 1944. -P. 105

2 См.: Paget R. Manstein, his Campaigns and his Trial. -London: Kettel P.h., 1951. -P. 117

3 См.: Philipson C. Op. cit. -P. 260-261; Merignhac A. Op. cit. -P. 21. См. также: Sack A. Punishment of War Criminals and the Defence of Superior Order. Law Quarter by Review, 1944. -P. 60

4 См.: Обер M. Вопрос о приказах старших войсковых начальников и ответственности командиров // Пресечение нарушений международного гуманитарного права. -М: МККК, 1998. -С. 134-135

Подавляющее большинство отечественных исследователей высказываются в пользу уголовной ответственности комбатантов за исполнение преступного приказа. Такую позицию отстаивали А.Н. Трайнин, П.С. Ромашкин, Н.Н. Полянский, В.Н. Дурденевский1 и др.

Устав Нюрнбергского трибунала также не признал приказ начальника обстоятельством, исключающим уголовную ответственность комбатантов за совершение предусмотренных им преступлений (ст. 8).

Дипломатическая конференция 1974-1977 гг. не смогла выработать общеприемлемого положения по вопросу уголовной ответственности со ссылкой на приказ старшего начальника, поэтому в Дополнительном протоколе I нет нормы, касающейся этого вопроса. Здесь, по мнению С.А. Егорова, остаются в силе нормы обычного права.2 Кроме того, действует норма Дополнительного протокола I, которая устанавливает уголовную и дисциплинарную ответственность командиров за действия своих подчиненных (п. 2 ст. 86).

Международные трибуналы по Югославии (1993 г.) и Руанде (1994 г.) также закрепили в своих Уставах принцип ответственности за выполнение преступного приказа (п. 4 ст. 7 Устава МТ по Югославии; п. 4 ст. 6 Устава МТ по Руанде).

См.: Трайнин А.Н. Защита мира и борьба с преступлениями против человечества. -С. 79; Ромашкин П.С. Преступления против мира и человечества. —М.: Наука, 1967. -С. 118; Полянский H.R Международное правосудие и преступники войны. -С. 85; Дурденевский В.Н. Указ. сочинение. -С. 74

2 См.: Егоров С.А. Актуальные проблемы права вооруженных конфликтов. -С. 137

Таким образом, современное МГП требует от комбатанта, в том числе действующего по приказу военного командира (начальника), самостоятельной оценки ситуации и проявления самостоятельной воли под угрозой индивидуального наказания. Иными словами, исполнение преступного приказа своего правительства или начальника не является основанием освобождения комбатанта от ответственности по международному праву, если сознательный выбор был фактически для него возможен.

Вопрос об ответственности командиров за преступное бездействие, когда требуется выполнение норм МГП, активно обсуждается в международно-правовой литературе. Речь идет о ситуациях, когда командир обязан своими решительными действиями положить конец нарушениям норм и принципов МГП (п. 3 ст. 87 Дополнительного протокола I). Если он этого не делает, то может быть привлечен к уголовной ответственности, так как является единолично ответственным за действия своих подчиненных. МГП возлагает личную ответственность на командира любого соединения за то, чтобы на территории, занимаемой его войсками, не совершалось преступлений против законов и обычаев войны. Впрочем, в доктрине международного права существует и точка зрения, согласно которой командир «несет ответственность не за все действия своих подчиненных, а только за те, которые он сам совершил или приказал совершить».1

Норма об ответственности командиров включена в Дополнительный протокол I. Диспозиция этой статьи исходит из того, что командир обязан заблаговременно принять все возможные меры в пределах своих полномочий для предотвращения или пресечения нарушений (п. 2 ст. 86).

В Уставах Международных трибуналов по Югославии и Руанде норма об ответственности командиров за преступное бездействие закреплена в ст. 7 Устава МТ по Югославии (п. 3) и ст. 6 Устава МТ по Руанде (п. 3).

1 См.: Friedrich W. Die VClkerrechtHche Stellung von S6ldnertruppen im Kriege. -Berlin: Kriegsverlag, 1974. -S. 107

Важное значение при решении данного вопроса имеет ст. 28 Статута Международного уголовного суда 1998 г. («Ответственность командиров и других начальников»), которая закрепляет, что военный командир (начальник) подлежит уголовной ответственности за преступления, подпадающие под юрисдикцию Суда, совершенные силами, находящимися под его эффективным командованием и контролем, в результате неосуществления им контроля надлежащим образом над такими силами, когда: 1) такой военный командир знает (или должен был знать), что эти силы совершили или намеревались совершить такие преступления; и 2) такой военный командир не принял всех необходимых и разумных мер в рамках его полномочий для предотвращения или пресечения их совершения либо для передачи данного вопроса в компетентные органы для расследования и уголовного преследования.

Кроме того, командир (начальник) подлежит уголовной ответственности за преступления, подпадающие под юрисдикцию Суда, совершенные подчиненными, находящимися под его эффективной властью и контролем, в результате неосуществления им контроля надлежащим образом над такими подчиненными, когда: 1) он либо знал, либо сознательно проигнорировал информацию, которая явно указывала на то, что подчиненные совершали или намеревались совершить такие преступления; 2) преступления затрагивали деятельность, подпадающую под эффективную ответственность и контроль начальника; и 3) начальник не принял всех необходимых и разумных мер в рамках его полномочий для предотвращения или пресечения их совершения либо для передачи данного вопроса в компетентные органы для расследования и уголовного преследования.

Несомненно, ответственность командира, по приказу или при попустительстве которого комбатанты совершают преступления, намного выше ответственности непосредственных исполнителей этих преступлений. Это подтверждается многочисленными примерами из судебной практики Нюрнбергского и Токийского военных трибуналов, а также Трибуналов по Югославии и Руанде. Так, генерал Т. Блашкич, командир хорватских военных соединений, допустивший в апреле 1993 г. убийство своими подчиненными 116 боснийских мусульман, проживавших в деревне Ахмичи, был осужден Международным Гаагским трибуналом по Югославии к 45 годам лишения свободы. А рядовой боец армии боснийских сербов Д. Эрдемович, который был вынужден, выполняя преступный приказ, участвовать в расстреле почти ста человек под Сребреницей (июль 1995 г.) «получил» всего пять лет.1 Такова разница между ответственностью солдата и генерала.

Таким образом, можно сделать вывод о существовании целого ряда норм, регламентирующих уголовную ответственность комбатантов за совершение геноцида, военных преступлений и преступлений против человечности, которые содержатся в важнейших международно-правовых актах: Уставах Международных Военных Трибуналов, созданных ad hoc после Второй мировой войны, Уставах Трибуналов по Югославии и Руанде, созданных аналогичным образом в конце XX века, в универсальном международном договоре — Статуте Международного уголовного суда и ряде других документов.

Другое дело — насколько реально выполняются данные нормы. Вооруженные конфликты последнего десятилетия (Югославия, Афганистан, Ирак) свидетельствуют о грубейших нарушениях прав человека в ходе ведения военных действий. Так, вопреки нормам МГП (ст.ст. 51-53 Дополнительного протокола I), США и Великобритания во время войны в Ираке не жалели ракет и авиабомб и, наряду с военными объектами и правительственными учреждениями, уничтожали мирное население, гражданские объекты и культурные ценности, то есть совершали нападения неизбирательного характера, которые квалифицируются как серьезные нарушения норм МГП. По справедливому замечанию В.Ю. Замятина, военная операция США и Великобритании «Freedom of Iraq» противоречит принципам и нормам международного права и является международным преступлением.2

См.: Шарый А. Трибунал. Хроника незаконченной войны. -С. 55 2 См.: Замятин В.Ю. Военная операция «Freedom of Iraq» и международное право // Московский журнал международного права. -2003. -№ 4. -С. 53

Международный уголовный суд приступил к работе совсем недавно, в июле 2002 г. Как будут исполняться нормы Римского статута на практике — покажет время. Пока же можно судить о плодотворной деятельности Нюрнбергского и Токийского военных трибуналов, уже ставших историческими, и Трибуналов по Югославии и Руанде, которые продолжают свою работу по выявлению и наказанию преступников.

Анализ международных документов позволяет говорить о существовании института уголовной ответственности комбатантов за серьезные нарушения норм МГП. На наш взгляд, для совершенствования данного института необходима имплементация положений Римского статута Международного уголовного суда в национальное законодательство России.

174