§ 4.1. Институт обязательной юрисдикции Международного суда ООН в институциональном механизме обеспечения выполнения международных договорных обязательств

Судебные решения судов и трибуналов являются дополнительным источником международного права. Современная эпоха наблюдает создание значительного числа международных судов, трибуналов и иных квазисудебных международных механизмов.

Официалъный сайт ООН^[734]

Институциональный механизм обеспечения выполнения обязательств по международным договорам сложно представить без деятельности международных судебных органов, призванных мирным путем разрешать возникающие между субъектами международного права споры. Как отмечает Президент Российской ассоциации международного права А.Я. Капустин, институты международного правосудия предлагают государствам цивилизованные способы урегулирования разногласий^[735]. Однако, функция разрешения правовых споров не является единственно значимой в деятельности международных судебных органов. Особое значение приобретает способность международных судов оказывать влияние на формирование и поддержание международного правопорядка, обеспечение верховенства права в международных отношениях, формирование новой современной доктрины международного права^[736]. По верному замечанию С.В. Прилуцкого, многие споры, возникающие в современных международных отношениях, могут быть решены дипломатическим путем. Однако, когда такого способа недостаточно «... субъекты международного права могут прибегнуть к услугам системы органов и учреждений международного судопроизводства (судов, арбитражей, трибуналов и т.п.)»^[737]. Благодаря этим органам международный правопорядок приобретает большую стабильность, через них реализуется принцип верховенства права в международных отношениях^[738]. Г.Г. Шинкарецкая указывает, что «.истинная роль международных судебных процедур состоит в обеспечении господства права.», способствующего установлению единого правопорядка, в рамках которого каждое суверенное государство обладает свободой действий на основе общепризнанных юридических принципов и норм^[739].

Значение решений Международного суда ООН для обеспечения выполнения международных договорных обязательств. Современный международный правопорядок, в основу которого положен принцип верховенства права, формируется во многом благодаря правоприменительной деятельности Международного суда ООН как главного судебного органа классической международной межправительственной организации. Ф. Моррисон подчеркивал, что Международный суд ООН призван играть значительную роль в обеспечении будущего мирового порядка^[741]. Как отмечает В.С. Верещетин, «...более или менее глубокое постижение “живого”, действующего международного права невозможно без знания практики его применения Международным судом ООН, как, впрочем, и практики других органов международного правосудия»^[742]. Объясняется это тем обстоятельством, что международные суды посредством выносимых решений оказывают большое влияние на развитие различных международно-правовых отраслей и институтов^[743].

С.В. Гузей отмечает, что уяснение роли решений Международного суда ООН в современном международном праве является «.одной из первостепенных задач в связи с тем, что от этого зависят доверие сторон к суду, намерения обращаться в суд для разрешения правовых споров, равно как и исполнение решений суда»^[744].

По наблюдению П.М. Костоевой, современная практика Международного суда ООН направлена, в том числе, на разработку «... более демократичных и перспективных концепций международного права». При этом суд «.требует неукоснительного соблюдения международных обязательств от любых государств, оказавшихся в роли ответчиков»^[745]. Полагаем, не следует сводить роль Международного суда ООН как органа, обеспечивающего выполнение международных обязательств, только к влиянию на государство-ответчика в споре.

Так, Г. Шварценбергер занимал позицию, согласно которой «...решения международных судов и трибуналов не имеют силы прецедентов в техническом смысле английского права. значение, которое международные решения могут иметь, носит чисто убеждающий (англ. - persuasive) характер»^[746]. Как отмечает А.А. Сеидова, «.решения Международного суда ООН представляют собой сложный международно-правовой феномен. Не являясь формально источниками международного права, они обладают свойствами, присущими и договору, и обычаю. Решения представляют собой определенную форму закрепления права и обязательных действий сторон на его основе». При этом, ссылаясь на предыдущие решения Международного суда ООН, государства придают им преюдициальную силу^[747].

По мнению П.М. Костоевой, «.решения Международного суда входят в процесс нормообразования как часть международной практики в том, что касается констатации наличия норм международного права или их толкования»^[748]. При этом судебное решение, по утверждению П.М. Костоевой, «.имеет обязательную силу, носит характер окончательного постановления суда и принимается на основе действующего международного права», что позволяет говорить о нем как

0 res judicata^[749].

Г.В. Игнатенко полагал, что юридический характер правовых позиций международного суда имеет двойственную природу. С одной стороны, они выступают как партикулярные нормы, имеющие значение только для спорящих сторон. С другой - при рассмотрении аналогичного спора суд не может игнорировать свою прежнюю позицию с точки зрения применимого права, иначе был бы нарушен общепризнанный принцип права - принцип справедливости^[750].

Существование прецедента как такового благоприятно для судебной практики, так как сходные дела должны разрешаться одинаково, а мотивировочная часть должна содержать ссылки на одинаковые выводы^[751]. Кроме того, прецедентный характер судебных решений способствует установлению единства права. Применительно к Международному суду ООН следует говорить также о необходимости учета судом не только интересов спорящих сторон, но и интересов всего международного сообщества. В этом смысле последовательная позиция Международного суда, проявляющаяся в его решениях, представляется более чем логичной. Следует иметь в виду, что, разрешая споры между государствами, касающиеся обязательств по международным договорам, Международный суд ООН использует, по крайней мере, две методики. Во-первых, просто разъясняет нормы международных договоров, что укладывается в смысл и содержание ст. 38 Статута Международного суда ООН. В этом случае дается разъяснение в объеме, необходимом для выяснения смысла договорных норм с целью дальнейшего добросовестного выполнения обязательств, вытекающих из них. При такой методике не возникает сомнений в правоприменительной (а не правотворческой) роли Международного суда ООН. Во-вторых, Международный суд может уточнять нормы международных договоров с тем, чтобы обеспечить прогрессивное развитие международного права. И в этом случае судебное толкование договорных норм будет в значительной степени отличаться от доктринального, так как последнее в формальном смысле не может стать источником права, тогда как первое вполне претендует на то, чтобы стать правовой нормой (хотя и партикулярной, актуальной для спорящих сторон). Полагаем, обоснование прецедентного характера решений Международного суда ООН имеет исключительно практическую (прагматическую) ценность, которая, как указывал Л.А. Камаровский, в принципе обусловливает создание международной юстиции^[752]. Именно постоянство судебной практики во многом обеспечивает однородность выполнения международных договорных обязательств и, как минимум, их единообразное понимание.

С этой же прагматической точки зрения краеугольным камнем деятельности Международного суда ООН является вопрос о его обязательной юрисдикции. Ф.Ф. Мартенс писал: «...нет сомнения, что достигнуть учреждения постоянного обязательного суда над государствами едва ли возможно»^[753]. Среди представителей современной доктрины международного права существуют прямо противоположные мнения. Так, бывший председатель Международного суда ООН М. Беджауи поддерживает мнение о необходимости создания «империи правосудия» во главе с Международным судом ООН, что во многом обусловливается обязательной юрисдикцией суда по всем спорам без исключения^[754]. Бывший Г енеральный секретарь ООН в своем докладе «Повестка дня для мира» выражал озабоченность тем, что государства не признают обязательную юрисдикцию Международного суда ООН, в связи с чем последний используется не в полной мере, хотя его более широкое использование могло бы стать важным вкладом в миротворческую деятельность ООН^[755]. В свое время Х. Лаутерпахт и Л. Гросс предлагали внести изменения в учредительные документы ООН для закрепления обязательной юрисдикции Международного суда по всем делам и в отношении всех государств, кроме тех, которые не заявят обратное^[756]. Среди западных исследователей существует и более жесткая позиция по этому вопросу, в соответствии с которой всем государствам- членам ООН надлежит признать обязательную юрисдикцию Международного суда ООН без всяких оговорок^[757]. Среди отечественных исследователей следует отметить позицию Н.Н. Гончаровой, которая полагает признание обязательной юрисдикции Международного суда ООН основой повышения эффективности его деятельности. В этом смысле наиболее желаемым результатом, указывает Н.Н. Гончарова, «...было бы признание полной и безоговорочной обязательной юрисдикции всеми государствами»^[758].

С.В. Гузей не разделяет оптимизма указанных ученых и полагает, что «... установление обязательной юрисдикции Международного суда ООН над всеми категориями споров может не только не сделать его работу более эффективной, но и создать дополнительные трудности для мирного разрешения спора».

По наблюдению А.Б. Мезяева, в международных судах никогда не было юристов, представляющих исламское (или другое религиозное) либо обычное право^[761].

Отдавая должное качественному составу судей Международного суда ООН и соглашаясь с мнением В.Л. Толстых о том, что международное правосудие вообще является правосудием человека над государством, чем фундаментально отличается от национального правосудия^[762], отметим, тем не менее, что проблема признания обязательной юрисдикции Международного суда ООН связана скорее не с субъектными характеристиками состава суда, а с извечной проблемой государственного суверенитета. Как отмечал Л.А. Камаровский «...все международное право... покоится на двух основных началах. эти начала - суверенитет и общение»^[763]. В свою очередь именно изучение суверенитета, по утверждению ученого, указывает на принципиальную возможность международного суда как такового^[764].

Именно концепция государственного суверенитета является основным сдерживающим фактором автоматической обязательной юрисдикции Международного суда ООН. Такую юрисдикцию в принципе не следует считать панацеей, хотя по некоторым категориям споров, по наблюдению А. Бойла, она вполне может себя оправдать^[765].

Думается, проблема юрисдикции Международного суда ООН и отношение к ней со стороны государств является наиболее принципиальной с точки зрения институционального механизма обеспечения выполнения обязательств по международным договорам. Номинальное существование Суда вряд ли станет действенным элементом институционального обеспечительного механизма. В этой связи следует подробно проанализировать юрисдикционные возможности Международного суда ООН и их реальную и потенциальную способность обеспечивать выполнение международных договорных обязательств.

Проблема обязательной юрисдикции Международного суда ООН: способы признания. Принцип, в соответствии с которым Международный суд ООН осуществляет свою юрисдикцию над государствами только с их согласия, является общепризнанным принципом международного права, вытекающим из норм Статута суда^[766]. При этом государства не могут быть принуждены к выражению такого согласия, оно является добровольным. Как отмечает А. Моррисон, обязательная юрисдикция Международного суда ООН является факультативной. Каждое государство должно определить для себя, воспользоваться ли такой факультативной возможностью и, если да - до какой степени^[767]. Юрисдикция Международного суда ООН не является юрисдикцией per se^[768], даже если речь идет об обязательствах erga omnes или императивных нормах jus cogens^[769]. Компетенция Международного суда ООН носит добровольный, факультативный характер, отмечают Ф.И. Кожевников и Г.В. Шармазанашвили, а подсудность дел, «...в отличие от подсудности внутригосударственным судам, всецело зависит от воли самих спорящих сторон»^[770].

Для юрисдикции Международного суда ООН необходимы два условия. Во- первых, государство должно быть участником Статута Международного суда ООН: «суд открыт для государств, являющихся участниками настоящего Статута (ч. 1 ст. 35 Статута)». Во-вторых, государство должно явно выразить согласие признать юрисдикцию Международного суда ООН. По замечанию самого Суда, «...в отсутствие ясно сформулированного соглашения между сторонами... суд не имеет юрисдикции рассматривать дело по существу»^[771].

Второе условие, связанное с выражением согласия о признании юрисдикции Международного суда ООН, представляется достаточно сложным в силу того, что такое согласие может быть выражено несколькими способами.

Первый способ признания обязательной юрисдикции Суда - передача ему на рассмотрение определенного уже существующего спора. Такая передача возможна несколькими путями.

Во-первых, государства, являющиеся сторонами в споре, могут передать этот спор на рассмотрение Международного суда ООН по ad hoc соглашению, касающемуся определенного спора, именуемому специальным соглашением или компромисом (англ. - compromis). Такая юрисдикция Международного суда ООН в соответствии с нормой ч. 1 ст. 36 Статута суда признается добровольной юрисдикцией/добровольной подсудностью (англ. - voluntary jurisdiction). В данном случае стороны выражают свое разовое согласие, которое по сути представляет собой ходатайство перед Судом о рассмотрении конкретного правового спора. Предполагается, что в Суд обратились все спорящие стороны, если специальное соглашение заключено и нотифицировано Суду. По состоянию на 1 июля 2014 г. Международный суд ООН рассмотрел 17 дел на основании специального соглашения, что составляет около 15 % от общего количества дел^[772]. Чаще всего специальное соглашение заключается между государствами для рассмотрения споров, касающихся территориального суверенитета либо делимитации сухопутных или морских границ. При выражении согласия с юрисдикцией Международного суда ООН таким образом предварительные возражения не высказываются и практически не возникает проблемы с исполнением судебного решения, поскольку специальное соглашение является по природе своей договором между государствами, преследующим единственную цель - передать спор на рассмотрение Международного суда ООН^[773]. Специальное соглашение должно содержать определение спора или формулировку правового вопроса, которые должен разрешить Международный суд, и этот аспект является ключевым во всей схеме разрешения спора на основании специального соглашения. Так определяется предметная юрисдикция Суда (ratione materiae), за пределы которой Суд выйти не может. Как указывалось выше, зачастую специальные соглашения передают на рассмотрение Международного суда ООН споры, касающиеся территориального суверенитета либо делимитации сухопутных или морских границ и в этой связи ratione materiae Суда определяется достаточно стандартно^[774].

Во-вторых, государство может выразить свое согласие о признании юрисдикции Международного суда ООН, приняв рекомендацию Совета Безопасности ООН о направлении спора на разрешение суда, вынесенную на основании ст. ст. 33 и 36 Устава ООН. Например, в деле о проливе Корфу (Соединенное Королев- ство против Албании) Албания заявила, что принимает рекомендацию Совета Безопасности ООН направить спор на рассмотрение Международного суда ООН^[775].

В-третьих, государство может дать согласие на осуществление юрисдикции Международным судом ООН посредством явного или имплицитного выражения своего намерения принять юрисдикцию Суда в отношении спора уже переданного на рассмотрение^[776] (доктрина forum prorogatum^[777]). В соответствии с названной доктриной государство может в одностороннем порядке обратиться в Международный суд ООН для разрешения правового спора без согласия государства- ответчика. Однако на этапе обращения Суд не обладает юрисдикцией разрешать спор по существу, а лишь направляет заявление потенциальному государству- ответчику. Юрисдикция на разрешение спора как таковая возникает в случае, когда государство, против которого подано заявление, дает свое согласие для целей данного дела. В таком случае допускаются прямые (заявление) либо конклюдентные (подача состязательного документа или явка в суд) действия государства- ответчика. Примечательно, что доктрина forum prorogatum применялась Международным судом ООН примерно в 10 % случаев^[778].

Второй способ признания обязательной юрисдикции Международного суда ООН - передача на его рассмотрение всех будущих юридических споров определенной категории. При этом спором следует считать разногласие по вопросу права или фактов, противоречие, противостояние правовых аргументов или интересов сторон^[779]. Юрисдикция Международного суда ООН, осуществляемая на таком основании, считается собственно обязательной юрисдикцией (англ. - compulsory jurisdiction). В этом контексте государства также обладают несколькими возможностями выражения согласия.

Во-первых, согласие может быть выражено в договоре^[780], как предусмотрено ч. 1 ст. 36 Статута Международного суда ООН. В этом случае юрисдикция Суда имеет договорную основу, и Суд может принять дело к рассмотрению на основании одностороннего заявления одного из договаривающихся государств. В настоящее время действует более 300 многосторонних^[781] и двусторонних^[782] международных договоров, предусматривающих обязательную юрисдикцию Международного суда ООН. Около 40 % дел были переданы на рассмотрение Международного суда именно на основании международного договора^[783]. Государства выражают свое согласие на рассмотрение споров Международным судом ООН, присоединяясь к международному договору, так что последующего согласия на рассмотрение конкретного возникшего спора уже не требуется. Любое государство-участник международного договора^[784] может направить на разрешение Международного суда ООН спор с любым другим участником этого международного договора без какого бы то ни было специального соглашения (соглашения ad hoc) с ответчиком в споре. По заявлению Международного суда ООН характеристиками обязательной юрисдикции являются: 1) тот факт, что она вытекает из предыдущего соглашения, которое делает возможным разрешение спора в суде без специального соглашения, и 2) то, что в отношении спора, представленного на рассмотрение Суда, последний обладает юрисдикцией на основании иска одной из сторон^[785]. Следует указать, что, по замечанию С.А. Александрова, такая юрисдикция Международного суда ООН не является обязательной в полном смысле этого слова. Г осу- дарства заключают международные договоры (или присоединяются к уже действующим) и принимают на себя соответствующие международные обязательства как суверенные акторы. Они не могут быть принуждены к участию в том или ином международном договоре, не говоря уже о принуждении к признанию юрисдикции Международного суда разрешать споры по данному договору^[786].

Во-вторых, согласие о признании юрисдикции Международного суда ООН может быть выражено в форме одностороннего заявления в соответствии с ч. 2 ст. 36 Статута суда: государства могут в любое время заявить, что они признают без особого о том соглашения, ipso facto, в отношении любого иного государства, принявшего такое же обязательство, юрисдикцию Суда обязательной по всем правовым спорам, касающимся: a) толкования договора; b) любого вопроса международного права; c) наличия факта, который, если он будет установлен, представит собой нарушение международного обязательства; d) характера и размеров возмещения, причитающегося за нарушение международного обязательства.

По состоянию на 1 июля 2014 г. 70 государств сделали односторонние заявления о признании юрисдикции Международного суда ООН. Приведенная норма Статута Международного суда ООН позволяет заключить, что односторонний акт признания юрисдикции должен исходить как от истца, так и от ответчика в споре. Таким образом, обязательная юрисдикция Международного суда ООН, вытекающая из ч. 2 ст. 36 Статута, также основывается на согласии спорящих сторон, выраженном в соответствующих односторонних заявлениях. Следовательно, юрисдикция Международного суда ООН была и остается факультативной. За государствами сохраняется право принять юрисдикцию суда на условиях, которые определили они сами. В деле о военной и полувоенной деятельности в и против Никарагуа (Никарагуа против США) Международный суд ООН отметил, что «...заявления о признании обязательной юрисдикции Суда являются факультативными, односторонними актами, которые государства абсолютно свободно могут совершить или воздержаться от их совершения. Делая заявление о признании юрисдикции суда государство также свободно в том, чтобы сделать это безусловно и бессрочно, либо с определенными условиями или оговорками»^[787].

Схожая концепция обязательной юрисдикции применяется в деятельности других международных судебных и квази-судебных органов, в частности, Международного центра по урегулированию инвестиционных споров (МЦУИС) в соответствии с Конвенцией об урегулировании инвестиционных споров между государствами и гражданами других государств от 18 марта 1965 г.

Факультативная клаузула (заявление) о признании юрисдикции. Интересно, что при обсуждении вопроса об обязательной юрисдикции Постоянной палаты международного правосудия в Комитете юристов Лиги Наций преобладало мнение о необходимости включать в статут Палаты положение об автоматической обязательной юрисдикции. Однако Ассамблея Лиги Наций приняла факультативную клаузулу (англ. - optional clause), в соответствии с которой государства могли придерживаться обязательной юрисдикции Палаты, выразив для этого свое согласие^[788]. Вместе с тем, однако, в случае, когда государство делает одностороннее заявление, требуемое для признания юрисдикции Палаты, оно связывает себя обязательством следовать заявленному. Дискуссия о факультативной клаузуле имела место и во время обсуждения Статута Международного суда ООН^[789].

Можно задаться вопросом, почему такого рода юрисдикция Международного суда ООН все же называется «обязательной». Заявление в соответствии с ч. 2 ст. 36 Статута является односторонним добровольным актом государства, который, однако, создает международное обязательство^[790]. В силу своего заявления государство, сделавшее его, принимает международное обязательство передать спор на разрешение Международного суда ООН. Заявление о признании юрисдикции порождает отношения как между государством и Судом, так и между государством, сделавшим заявление, и всеми иными государствами. По мнению Г. Бриггса, юрисдикция Международного суда ООН, вытекающая из ч. 2 ст. 36 Статута, «является по своей природе публичной офертой (предложение любому заинтересованному субъекту, англ. - general offer; - примеч. Н.С.) всем иным государствам, принимающим тождественные обязательства по Статуту»^[791]. В результате все иные государства приобретают право возбуждать дело в Международном суде ООН против государства, сделавшего заявление о признании юрисдикции суда (наряду с правом заявившего государства возбуждать дела против всех иных государств).

Следует отметить, что заявление о признании юрисдикции предназначено не для всех иных государств, а для тех, которые принимают те же самые обязательства. Это является логичным, так как юрисдикция Международного суда ООН не может осуществляться без согласия спорящих сторон, которое в соответствии с ч. 2 ст. 36 Статута, выражается посредством одностороннего заявления^[792]. Таким образом, юрисдикция Международного суда ООН базируется на предварительном согласии обеих сторон и касается споров, лимитированных этим согласием. В этом смысле заявление, сделанное в соответствии с ч. 2 ст. 36 Статута, идентично договорному обязательству, в соответствии с которым одна сторона соглашается присоединиться к правам и обязанностям, вытекающим из договора^[793]. Данный тезис был подтвержден Международным судом ООН в ряде решений^[794]. В деле о военной и полувоенной деятельности в и против Никарагуа Суд указал, что одностороннее заявление «... создает ряд двусторонних обязательств в отношении других государств, также признавших обязательную юрисдикцию Суда», а также назвал факультативную клаузулу «сетью обязательств» (англ. - network of engagements)^[795]. Позднее Международный суд ООН подтвердил, что «.заявление о признании обязательной юрисдикции. является односторонним актом суверенного государства», который в то же время «.создает консенсусное обязательство и возможность для юрисдикционной связи с другими государствами, которые сделали соответствующие заявления по ч. 2 ст. 36 Статута суда»^[796].

Для Международного суда ООН крайне важно установить объем согласия государства, сделавшего заявление о признании юрисдикции, т.е. объем самой юрисдикции, которую государство намеревалось передать Суду. Затем Суд должен установить, оба ли государства (истец и ответчик) согласны передать спор на рассмотрение Суда в соответствии с их односторонними заявлениями. Международный суд ООН отметил, что заявление «... должно толковаться как оно есть относительно используемых в нем слов»^[797]. А.А. Сеидова отмечает, что «.при разрешении спорных вопросов Суд должен ограничиваться буквальным толкованием права, воздерживаясь от присвоения себе функции международного правотворчества»^[798]. В деле о рыболовной юрисдикции (Испания против Канады) Суд подчеркнул, что он должен «.толковать соответствующие слова заявления, включая имеющиеся оговорки, естественным и разумным образом, обращая должное внимание на намерения государства, имевшие место в момент признания обязательной юрисдикции Суда»^[799]. Следовательно, Суд должен толковать заявление о признании юрисдикции с целью определить объем обязательств, принимаемых государством, сделавшим такое заявление.

Таким образом, государство заранее выражает свое согласие быть связанным юрисдикцией Международного суда ООН по всем спорам или по определенной категории споров. В случае, когда спор, подпадающий под такую категорию, передается на рассмотрение Суда, государство обязано подчиниться юрисдикции Суда. Поскольку согласие с юрисдикцией выражается заранее, государства сталкиваются с определенной степенью непредсказуемости и в этом смысле являются уязвимыми, что нашло подтверждение, в частности, в деле о военной и полувоен

ной деятельности в и против Никарагуа^[800].

Элемент непредсказуемости и уязвимости присущ юридической природе обязательной юрисдикции. Односторонние заявления о признании юрисдикции создают обязательства erga omnes, поскольку согласие выражено, государство «...должно принимать в расчет возможность того, что, в результате, согласно Статуту Суда, оно может в любое время оказаться перед необходимостью выполнить обязательство по ч. 2 ст. 36 в отношении другого государства»^[801]. По мнению ряда исследователей, в данном случае имеет место эффект «легкой мишени» (англ. - «sitting duck»)^[802]. Указанная проблема стала центральным элементом разбирательства по делу о сухопутной и морской границе между Камеруном и Нигерией, в рамках которого Суд пришел к выводу, что государство, сделавшее заявление в соответствии с ч. 2 ст. 36 Статута Суда, становится «легкой мишенью», так как его «.постоянно открытое предложение» (англ. - standing offer) предназначено для всех других государств, принимающих то же обязательство по передаче спора на рассмотрение Международного суда ООН^[803].

Обязательная юрисдикция Международного суда ООН, по верному замечанию С.А. Александрова, является обязательной в контексте согласия с юрисдикцией, заранее данного государством в отношении всех споров или их определенной категории, в связи с чем при возникновении такого спора государство становится связанным обязательством передать спор на рассмотрение Международного суда ООН^[804]. В этом же смысле государство становится связанным будущим решением Суда и обязуется добросовестно выполнить его, в том числе устранить нарушения международных обязательств, явившихся предметом спора.

Оговорки в рамках факультативной клаузулы о признании юрисдикции Международного суда ООН. Принимая во внимание, что признание обязательной юрисдикции Международного суда ООН является добровольным волеизъявлением, государства могут включать в свои заявления о признании юрисдикции оговорки, т.е. ограничения, изъятия или условия в отношении указанных в заявлении обязательств. При этом такие оговорки не должны противоречить Статуту суда. Предполагается, что оговорки к заявлениям о признании юрисдикции призваны обеспечивать оговоренную степень защиты государства от нежелательного участия в судебных разбирательствах. Однако следует иметь в виду, что заявления делаются на условиях взаимности, что означает - любая оговорка в той же степени ограничивает возможности государства, сделавшего заявление, передать Международному суду дело против другого государства. Любое государство, против которого подан иск в Международный суд ООН, может сослаться на оговорку, сделанную государством-заявителем, против самого государства-заявителя.

Оговорка может быть сделана для того, чтобы исключить из юрисдикции Суда конкретные категории споров, например, споры, касающиеся конкретного договора (или категории договоров), конкретных фактических ситуаций (например, вооруженных конфликтов) или конкретных правовых областей (например, территориального суверенитета или делимитации границ). Категория споров, в отношении которой нередко применяются оговорки, - это споры, имеющие отношение к национальной юрисдикции государств.

Иллюстрацией оговорок к факультативной клаузуле о признании юрисдикции Международного суда ООН может служить пример Соединённых Штатов

Америки, использовавших три различных вида оговорок. Первая оговорка касалась споров, которые стороны договорились разрешать иным способом, нежели предавать на рассмотрение Международного суда ООН^[805]. Вторая оговорка была призвана защищать национальную юрисдикцию США^[806]. Такой тип оговорок представляется наиболее противоречивым, так как предполагает самостоятельную оценку государством спора как подпадающего под понятие «национальная юрисдикция». Третья оговорка, касающаяся многосторонних международных договоров, известна как «оговорка Ванденберга»^[807].

Интересен пример Австралии, которая в 2002 г. заявила оговорку к факультативной клаузуле о признании обязательной юрисдикции Международного суда ООН, исключающую из сферы деятельности суда все споры, связанные с делимитацией морских пространств. По замечанию Дж. Триггса и Д. Биалека, названная оговорка вызвала удивление в силу того, что Австралия всегда оставалась верной своему заявлению о признании обязательной юрисдикции Международного суда ООН с 1975 г., даже несмотря на два прошлых иска в отношении нее со стороны Португалии^[808] и Науру^[809]. По заявлению премьер-министра Восточного Тимора Мари Акатири, подобная оговорка демонстрирует «...отсутствие доверия к нам (Восточном Тимору. - примеч. Н.С.) и является недружественным актом»^[810]. По мнению Дж. Триггса и Д. Биалека, объяснение австралийской оговорке нужно искать в ситуации продолжающейся неопределенности по поводу принадлежности морского дна между Австралией и Восточным Тимором, которая как раз и вынудила правительство Австралии сделать поправку к устоявшемуся заявлению о признании обязательной юрисдикции Международного суда ООН^[811]. Сложность и конфликтность отношений между государствами при делимитации зон национальной юрисдикции отмечается и отечественными авторами, в частности, Б.В. Кутелия. Он полагает, что основную задачу по плодотворному развитию международного права в этой области должен выполнять применяемый Международным судом ООН принцип справедливости^[812] (ex aequo et bono^[813]).

Обращает на себя внимание спор, возникший между Пакистаном и Индией в 1999 г., затронувший проблему оговорок к заявлению о признании обязательной юрисдикции Международного суда ООН^[814]. Пакистан счел, что заявленные Индией оговорки противоречат принципам суверенного равенства и добросовестного выполнения международных обязательств, универсальному характеру прав и обязанностей государств, а также ряду положений Устава ООН и Статута Суда. При этом Пакистан выдвинул теорию «оговорок, выходящих за рамки Статута»^[815].

Суд отклонил этот аргумент Пакистана, а также, принимая во внимание буквальный текст оговорки, не согласился с тем, что единственной целью, которую преследует оговорка Индии - дискриминация Пакистана, так как она распространяется и на другие государства-члены Британского содружества.

По мнению Н.Н. Гончаровой, целесообразно установить ряд ограничений при формулировании оговорок к заявлениям о признании обязательной юрисдикции Международного суда ООН. К таким ограничениям предлагается отнести: 1) признание на основе специального постановления Суда, что оговорка не имеет юридической силы; 2) признание Судом оговорки как затрагивающей объект и цель самого заявления, что делает ее юридически недействительной; 3) ограничение свободы оговорок и признание за некоторыми из них противоречия принципам международного права; 4) создание независимой комиссии по проверке текстов существующих оговорок с правом вынесения заключений о соответствии принципам международного права и признанию обязательной юрисдикции Суда^[816].

Думается, предложенные ограничения несколько диссонируют с существующими в международно-правовой практике критериями добросовестности при формулировании оговорок к международным договорам. Так, анализ оговорок к заявлениям о признании юрисдикции возможен в рамках рассмотрения судом правового спора, в частности, на стадии заявления предварительных возражений (если спор передан суду не на основании специального соглашения). Полагаем, отдельное судебное разбирательство с вынесением судебного постановления, касающегося исключительно вопроса о недействительности оговорки к заявлению о признании юрисдикции, будет неоправданным, в том числе с точки зрения временных и ресурсных затрат. Кроме того, заявление о признании юрисдикции Международного суда ООН делается с единственной целью - наделить Суд правом рассматривать правовые споры с участием государства, сделавшего заявление, в связи с чем любая оговорка может восприниматься как не соответствующая этой цели. Предоставление Международному суду ООН возможности признавать оговорки рассматриваемого типа недействительными будет означать по сути лишение государства его суверенного права на формулирование оговорок, что, в конечном счете, не только не повысит эффективность деятельности Международного суда ООН, но и предостережет государства от признания его обязательной юрисдикции в каком бы то ни было объеме.

Ограничение свободы оговорок путем признания некоторых из них противоречащими принципам международного права также не представляется обоснованным. Многолетняя практика формулирования оговорок к заявлениям о признании юрисдикции Международного суда ООН выработала несколько типов оговорок, каждый из которых хорошо известен государствам и не вызывает сомнений в логичности, разумности и правомерности. Более того, необходимо принимать в расчет и то обстоятельство, что любая сформулированная оговорка действует на основании принципа взаимности, т.е. может быть применена в отношении (против) государства, ее сформулировавшего.

И, наконец, предложение о создании специальной комиссии по проверке правомерности оговорок к заявлениям о признании юрисдикции Международного суда ООН не выдерживает критики в силу того, что признание юрисдикции Суда - это добровольный односторонний акт суверенного государства, которое вправе самостоятельно определить объем передаваемых Суду полномочий. Существование специальной комиссии с большой долей вероятности сократит желание государств соглашаться с юрисдикцией Международного суда ООН.

Полагаем, возможность формулировать оговорки в рамках факультативной клаузулы о признании обязательной юрисдикции Международного суда ООН должна восприниматься не только как суверенное право государства, но и как способ повысить эффективность деятельности Суда, не прибегая к кардинальным изменениям его Статута относительно закрепления автоматической обязательной юрисдикции. Указанная возможность позволяет Международному суду ООН, сохраняя баланс между государственным суверенитетом и необходимостью обеспечения верховенства права в международных отношениях, осуществлять свою юрисдикцию в определенном объеме, способствуя добросовестному выполнению международных обязательств государством, добровольно наделившим Суд строго определенной юрисдикцией.

Выводы. Исследование института обязательной юрисдикции Международного суда ООН позволяет сделать ряд важных выводов. Во-первых, международные суды учреждаются для разрешения правовых споров между субъектами международного права, а также способствуют формированию международного правопорядка на основе верховенства права. Особая роль в этом процессе отводится Международному суду ООН. Во-вторых, решения Международного суда ООН являются res judicata для спорящих сторон, что позволяет им обеспечивать выполнение международных договорных обязательств и развитие норм международного права. В-третьих, одним из важнейших в деятельности Международного суда ООН является вопрос признания его обязательной юрисдикции. Государствам предоставлен широкий спектр возможностей для признания определенного объема обязательной юрисдикции Международного суда ООН без ущерба для государственного суверенитета и национальных интересов. В-четвертых, клаузула о признании юрисдикции Международного суда ООН является факультативной, т.е. зависит от одностороннего добровольного волеизъявления конкретного государства. Вместе с тем, будучи заявленной, клаузула порождает международное обязательство государства передать спор на рассмотрение Международного суда ООН (обязательство erga omnes). В этом проявляется обязательный характер юрисдикции Международного суда ООН. В-пятых, концепция государственного суверенитета положена в основу права на формулирование оговорок к заявлениям о признании обязательной юрисдикции Международного суда ООН. Такие оговорки обеспечивают определенную степень защиты государства от нежелательных судебных разбирательств, а с точки зрения деятельности Международного суда ООН позволяют последнему сохранять баланс между государственным суверенитетом и обеспечением верховенства права в международных отношениях. Такое положение вещей способствует добросовестному выполнению международных обязательств.