§ 1. Институт юридического лица в российском гражданском праве и в некоторых зарубежных правопорядках

Категория юридического лица является одной из самых проблемных в цивилистической науке. Почти каждый ученый с известным именем раз­работал собственную теорию юридических лиц. Между тем исчерпываю­щий ответ на вопрос, что такое юридическое лицо, пока не найден.

Институт юридического лица как совокупность правовых норм, регу­лирующих процесс возникновения, функционирования и прекращения юридических лиц, сформировался в западноевропейском и российском праве во второй половине XIX в. Становление и развитие этого института происходило под влиянием отчасти римского права, отчасти христианской теологии, а позднее - немецкой классической философии, с учетом объек­тивно складывающейся экономической и политической ситуации^[9].

Общепризнанно, что юридическое лицо есть субъект права, как и ли­цо физическое^[10]. Но можно ли утверждать, что юридическое лицо есть ре­ально существующий субъект, самостоятельный участник правоотноше­ний, обладающий собственной волей? Сама терминология, которая ис­пользуется для обозначения юридического лица в разных правовых систе­мах, дает повод усомниться в этом: мистическое лицо, фиктивное лицо, искусственное лицо (artificial person), моральное лицо (persone morale, per­sona moralis), но чаще всего - юридическое лицо (legal person, juridical per­son, Juristische Person, ρersonne juridιque, personne civile and etc.). В странах англо-американского права приняты термины компания (company), корпо­рация (corporation)^[11]. Русский термин юридическое лицо заимствован из германского права.

Многие исследователи считают, что субъектами юридических отно­шений являются, прежде всего, люди, поскольку право - это явление об­щественное и установлено для удовлетворения потребностей составляю­щих общество людей^[12].

Возникает вопрос: кого считать юридическим лицом? С развитием товарно-денежных отношений в имущественном обороте появляются все новые виды организаций с правами юридического лица. Они создаются разными способами, имеют своеобразную внутреннюю структуру, право­вой режим имущества, неодинаковый объем правоспособности, но в граж­данском обороте все выступают как равноправные субъекты - юридиче­ские лица. Науке надлежит выработать такое определение юридического лица, которое подходило бы для всех этих субъектов, но при этом не ума­ляло своеобразия каждой юридической личности.

Как замечает И. А. Покровский, понятие субъекта права есть некото­рое техническое, условное понятие, которое вполне применимо к юриди­ческим лицам^[13].

Ученые-правоведы выявили основные признаки юридического лица как субъекта права: 1) организационное единство, т. е. независимость су­ществования юридического лица от его учредителей или входящих в его состав участников. Юридическое лицо есть особое образование, ведущее самостоятельную бессрочную жизнь, которая в первую очередь определя­ется его внутренним регламентом - уставом или положением, устанавли­вающим правовой статус данного юридического лица; 2) наличие само­стоятельных интересов и воли, не совпадающих с интересами и волей уч­редителей, участников или управляющих юридического лица; 3) само­стоятельное участие в правоотношениях (совершение сделок, заключение договоров и пр.); 4) собственное наименование (фирма), под которым юридическое лицо участвует в правоотношениях; 5) имущественная обо­собленность, т.

са или сметы; 6) самостоятельная имущественная ответственность по своим обязательствам принадлежащим ему имуществом; 7) процессуаль­ная правоспособность, т. е. возможность выступать в суде в качестве ист­ца, ответчика или третьего лица^[14].

Трудности, с которыми столкнулась российская правовая наука в процессе поиска определения понятия юридического лица, были вызваны не только сложностью проблемы или несовершенством законодательства, но также своеобразием политического и экономического развития нашей страны. На протяжении всего XX столетия в советской России господ­ствующей организационно-правовой формой юридического лица стали го­сударственные предприятия и организации, статус которых не всегда был достаточно определен и вызывал многочисленные споры.

После революции 1917 г. государственные предприятия были переве­дены на сметное финансирование, а их обязательства были аннулированы. Отсутствие хозяйственного расчета и твердой денежной единицы, обезли- ченность доходов и расходов предприятия ставили под вопрос наличие у предприятия имущественной независимости и самостоятельной ответст­венности. Строго говоря, государственные предприятия и учреждения эпохи «военного коммунизма» трудно признать юридическими лицами.

С переходом к НЭПу экономическая самостоятельность государст­венных предприятий была расширена, и они начали выступать по отноше­нию к государственным органам и государству в целом как самостоятель­ные в имущественном отношении хозяйственные единицы. По мнению С. Н. Братуся, правоспособность государственных предприятий не ставила

под сомнение их юридическую личность, хотя еще в 1921 г. официально они юридическими лицами не именовались^[15].

В российском законодательстве термин юридическое лицо упомина­ется в декрете ВЦИК и СНК РСФСР от 22 мая 1922 г.

Легальное определение юридического лица появилось в ГК РСФСР, принятом ВЦИК РСФСР 31 октября 1922 г. и введенном в действие с 1 ян­варя 1923 г.^[17] Согласно норме ст. 13 ГК РСФСР 1922 г. юридическими ли­цами признаются объединения лиц, учреждения или организации, которые могут, как таковые, приобретать права по имуществу, вступать в обяза­тельства, искать и отвечать в суде. Как видим, законодатель не предлагает четкого определения юридического лица, но его логика прослеживается достаточно ясно: юридическое лицо есть то, что, не будучи лицом физиче­ским, признается субъектом права.

Была сделана попытка точно установить момент возникновения юри­дического лица. В соответствии с нормами ст. 14 ГК РСФСР 1922 г. юри­дическое лицо должно иметь утвержденный, а в надлежащих случаях заре­гистрированный уполномоченным государственным органом устав или положение. Правоспособность юридического лица возникала с момента утверждения устава (положения), а в тех случаях, когда закон требует ре­гистрации юридического лица, - с момента таковой регистрации. В 1925 г. Гражданская Кассационная коллегия Верховного Суда РСФСР заняла

твердую позицию, указав, что правами юридического лица пользуются только такие объединения и организации, которым эти права предоставле­ны по закону, а также уставом или положением, определяющим круг их деятельности¹¹.

Утвержденное постановлением СНК СССР от 20 октября 1925 г. По- - 12

ложение о торговой регистрации распространялось только на юридиче­ские лица, занимающиеся промышленной и торговой деятельностью. Большинство юридических лиц того времени, как правило, подпадали под действие специальных законов, на основании которых они учреждались, и где был установлен иной порядок их создания и функционирования.

При отсутствии факта государственной регистрации суды нередко вставали в тупик, когда в ходе рассмотрения конкретного спора трудно было определить наличие или отсутствие у предприятия или организации прав юридического лица. Более того, приспосабливаясь к потребностям социалистического строительства, судебная практика тех лет, по сути, ле­гализовала «фактические» юридические лица. Обобщив практику по гра­жданским делам за 1925 год, Верховный суд РСФСР признал, что принци­пиально правильное положение ст. 14 ГК РСФСР 1922 г. не может быть выдержано до конца: «наш суд и наше право не придают форме чрезмер­ного значения при правильности материальной стороны дела. Жизнь за­ставила отступить от этой позиции и делать исключения из общего прави­ла», ибо «нельзя закрывать глаза на факты жизни». Например, самостоя­тельными участниками гражданского оборота были признаны фабричные (заводские) комитеты профсоюзов (фабзавкомы), которые в процессе реа­лизации широко распространенного в то время «рабочего кредита» само­стоятельно выступали в интересах рабочих и служащих. В одном из своих решений Гражданская кассационная коллегия Верховного Суда РСФСР

“ Сборник разъяснений Верховного Суда РСФСР. М., 1931. С. 52-55.

признала ответственным за совершение сделки фабричный заводской ко­митет (фабзавком), сославшись на тот факт, что в обороте он выступил как самостоятельный участник, хотя и не являлся юридическим лицом^{[18] [19].}

Вопрос о статусе государственных предприятий был запутан еще больше, когда в середине 20-х гг. XX столетия в имущественном обороте советской России появились «трестированные предприятия», т. е. заводы и фабрики, которые входили в состав крупных объединений на правах структурных подразделений^[20]. Первоначально юридическим лицом при­знавалось только само объединение, но не входящие в его состав предпри­ятия. В Положении о государственных промышленных трестах, утвер­жденном декретом ВЦИК и СНК РСФСР от 10 апреля 1923 г.

вий директор предприятия может действовать только от имени треста на основании доверенности^[24]. Между тем в судебной практике 20-х и 30-х гг. XX в. были случаи, когда сделка, заключенная директором трестированно­го предприятия от имени треста, признавалась сделкой самого предпри­ятия, чтобы исключить ответственность треста по обязательствам пред­приятия^{[25] [26]. В дальнейшем, после некоторых колебаний, судебная практика окончательно признала трестированные предприятия юридическими ли­цами, полностью исключив тем самым ответственность треста по долгам}

20

входящего в него предприятия .

Постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 27 сентября 1926 г. «О хо­зяйственных операциях учреждений, состоящих на государственном бюд­жете»^[27] не называет госбюджетные учреждения юридическими лицами. Однако анализ его содержания позволяет сделать однозначный вывод о признании этих учреждений субъектами гражданского права.

Серьезные сомнения возникали по поводу правового статуса подраз­делений, составляющих часть или отдел другого государственного учреж­дения. Например, в одном из постановлений 1926 г. Гражданская Касса­ционная коллегия Верховного Суда РСФСР указала, что Отдел местного хозяйства Исполнительного комитета Таганрогского Совета депутатов трудящихся не имел права выдавать векселя, поскольку «отделам испол­комов не присвоены права юридического лица».

Между тем в разъяснении от 28 июня 1926 г. (протокол № 10) «О пра­воспособности государственных учреждений в связи с вопросом об их участии в гражданском обороте в качестве фактических юридических лиц» Пленум Верховного Суда РСФСР указал, что отсутствие государст­венной регистрации в качестве юридического лица не запрещает призна­

вать, в частности, отделы исполкомов Советов депутатов трудящихся фак­тическими юридическими лицами», в связи с совершением ими юридиче­ских сделок, направленных на выполнение возложенных на них задач^{21 [28].}

Таким образом, с конца 20-х до начала 60-х гг. XX в. советские госу­дарственные предприятия и учреждения, по сути, не имели законодатель­но признанных прав юридического лица и тем более каких-либо вещных прав на закрепленное за ними государственное имущество^[29].

Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных рес­публик 1961 г.^[30] и ГК РСФСР 1964 г. ^[31] также определили юридическое лицо путем перечисления его отличительных признаков и свойств. Со­гласно ст. 11 Основ и ст. 23 ГК РСФСР юридическими лицами признаются организации, которые обладают обособленным имуществом, могут от сво­его имени приобретать имущественные и личные неимущественные права и нести обязанности, быть истцами и ответчиками в суде, арбитраже или третейском суде. В ст. 24 ГК РСФСР 1964 г. содержался перечень юриди­ческих лиц, среди которых были названы государственные предприятия, «состоящие на хозяйственном расчете, имеющие закрепленные за ними основные и оборотные средства и самостоятельный баланс».

Законодатель пытался четко закрепить правовой статус государствен­ных предприятий, точно указать момент возникновения у них прав юри­дического лица. Положение о социалистическом государственном произ­водственном предприятии, утвержденное постановлением Совета Мини­стров СССР от 4 октября 1965 г. № 731 содержало прямое указание, что

предприятие является юридическим лицом (п. 2)^[32]. Согласно ст. 26 ГК РСФСР 1964 г. правоспособность юридического лица возникает с момента утверждения его устава или положения (обычно вышестоящим органом управления - министерством, ведомством и т.п.).

В результате регулярно проводимых реформ управления экономикой, направленных на «укрепление хозяйственной самостоятельности предпри­ятий», повсеместное внедрение принципа «хозяйственного расчета», в том числе в отношениях между отдельными звеньями внутри «производствен­но-хозяйственных комплексов», в имущественном обороте советской Рос­сии появилось множество государственных предприятий, которые, не яв­ляясь юридическими лицами, имели все атрибуты юридического лица. Они могли от своего имени заключать договоры, несли по ним самостоя­тельную имущественную ответственность, выступали от собственного имени в суде с правами соответствующей стороны по спору, возникшему из этого договора. Как правило, предприятие имело самостоятельный (от­дельный) баланс, а также гербовую печать, наличие которой на практике считалось едва ли не исключительным признаком юридического лица. Тем самым относительно устойчивое понятие «юридическое лицо» вновь ока­залось размытым, а определение статуса государственного предприятия по-прежнему оставалось проблемой не только для цивилистической нау­ки, но и в практической деятельности,

В качестве иллюстрации достаточно привести норму п. 10 Положения о предприятии 1965 г., согласно которой «комбинат, трест, фирма или иная хозяйственная организация, в состав которой входят производствен­ные единицы, не являющиеся самостоятельными предприятиями, дейст­вуют в соответствии с настоящим Положением как производственное предприятие. Хозяйственная организация, которой подчинены самостоя­

тельные предприятия, действует по отношению к ним как орган хозяйст­венного управления. Организация, которая имеет в составе производст­венные единицы, не являющиеся самостоятельными предприятиями, и ко­торой подчинены самостоятельные предприятия, осуществляет в отноше­нии первых и в отношении выполняемой непосредственно самой органи­зацией производственной деятельности права и обязанности производст­венного предприятия в соответствии с настоящим Положением, а в отно­шении подчиненных ей самостоятельных предприятий действует в качест­ве органа хозяйственного управления». Как видим, законодатель опериру­ет понятием «самостоятельное предприятие», не раскрывая его смысл, и не указывая прямо, что речь идет о юридических лицах.

Анализируя нормативные акты того периода, советская цивилистиче- ская наука пыталась выявить сущность юридического лица. Исходя из бу­квального толкования правовых норм, получалось, что юридическим ли­цом признается организация, обладающая признаками, указанными в за­коне (ст. 11 Основ ГЗ 1961 г., ст. 23 ГК РСФСР 1964 г.). Следовательно, достаточно найти у какой-либо организации все эти признаки, и можно утверждать, что она является юридическим лицом.

Как утверждает И. В. Елисеев, признаки юридического лица - это та­кие внутренне присущие ему свойства, каждое из которых необходимо, а все вместе - достаточны для того, чтобы организация могла признаваться субъектом гражданского права²⁷.

По мнению С. Н. Братуся, признание или непризнание данного обще­ственного образования юридическим лицом зависит не столько от наличия или отсутствия в законе, конкретном уставе или положении формулы «пользуется всеми правами юридического лица» либо «является юридиче­ским лицом», сколько от существа дела, т.е. от того, обладает или не обла-

дает данное общественное образование той очерченной точными призна­ками мерой имущественной и оперативной самостоятельности, которая

28

составляет содержание понятия юридического лица .

Подобные рассуждения мы находим у многих авторитетных циви­листов: А. А. Пушкина^[33], Б. И. Пугинского^[34], М. И. Брагинского^[35]; и др.

Некоторые правоведы даже выделили особый, признаковый способ образования юридических лиц, который характеризуется тем, что статус юридического лица определяется только исходя из наличия у конкретной организации признаков, характерных для юридического лица^[36].

Научная обоснованность такого подхода представляется сомнитель­ной как с точки зрения теории, так и правоприменительной практики. При заключении договора или возникновении конкретного спора с участием какого-либо предприятия (организации) его контрагентам, суду или орга­нам арбитража, иным заинтересованным лицам приходилось вниматель­но анализировать содержание устава (положения), регламентирующего правовой статус данного предприятия (организации). Как правило, в уста­вах (положениях) большинства предприятий (организаций) прямо указы­валось, что данное предприятие (организация) «имеет права юридическо­го лица», либо «не является юридическим лицом». Но встречались уставы (положения), в которых не было прямых записей о наличии или отсутст­вии у данного предприятия (организации) прав юридического лица. В этих случаях вывод о том, является ли конкретное предприятие (организация) юридическим лицом, мог быть сделан после выявления у него указанных в

законе признаков юридического лица. Очевидно, что при таком подходе ошибки были неизбежны.

С 1991 по 1993 г. длился спор по иску Прокуратуры г. Москвы к ТОО «Жилтоварищество - Наш Дом» и Дирекции № 7 московского Муници­пального предприятия по эксплуатации высотных административных и жилых домов о признании недействительным договора аренды. Дело про­шло все инстанции, несколько раз направлялось на новое рассмотрение. Речь шла о законности передачи большого жилого дома на ул. Солянка в аренду и эксплуатацию его жильцам, проживающим преимущественно в коммунальных квартирах и пытавшихся самостоятельно улучшить свои жилищные условия. Исход спора был сведен к получению ответа на един­ственный вопрос: являлась ли на момент заключения договора Дирекция № 7 названного предприятия юридическим лицом или не являлась? Дос­товерно установить это было сложно, учитывая, что она создавалась в 30-е гг. XX в. Получалось, что от субъективной оценки судебными инстанция­ми содержания Положения об этой Дирекции зависит судьба сотен корен­ных москвичей - жителей старого дома. Поскольку в Положении имелась запись, что Дирекция № 7 является юридическим лицом, в итоге Госар­битраж г. Москвы отказал прокуратуре к иске.

Практика советского периода наглядно показала, что, с точки зрения цивилистической науки, простое перечисление в законе признаков юриди­ческого лица не может быть признано удовлетворительным в качестве критерия для определения правосубъектности конкретной организации. Наглядно это можно увидеть на примере анализа правового положения структурных подразделений государственных строительных трестов, про­изводственных и научно-производственных объединений (ПО, НПО), ко­торые, начиная с середины 70-х и до начала 90-х гг. XX в. являлись наи­более распространенной формой юридического лица.

В соответствии с Положением о производственном объединении (ПО), утвержденным постановлением СМ СССР от 27 марта 1974 г. № 212^[37], Положением о научно-производственном объединении (НПО), ут­вержденным Постановлением СМ СССР от 30 декабря 1975 г. № 1062^[38], а впоследствии - согласно Закону СССР от 30 июня 1987 г. «О государст­венном предприятии (объединении)»^[39] в состав производственного или научно-производственного объединения входили структурные (производ­ственные) единицы, действующие на основе положений, утверждаемых самим объединением. Структурная (производственная) единица осуществ­ляла промышленную, торговую и другую деятельность на началах хозяй­ственного расчета, могла иметь отдельный баланс и счета в учреждениях банков, была вправе заключать от своего имени хозяйственные договоры и несла по ним ответственность закрепленным за ней имуществом (ст. 5).

На основании норм ст. 15 Закона СССР от 30 ноября 1979 г. «О Госу­дарственном арбитраже в СССР»^[40] и ст. 16 Правил рассмотрения хозяйст­венных споров государственными арбитражами, утвержденных постанов­лением Совета Министров СССР от 5 июня 1980 г. № 440 (в редакции по­становления СМ СССР от 16 апреля 1988 г. № 490)^[41] такая структурная (производственная) единица могла от собственного имени участвовать в арбитражном процессе со всеми правами и обязанностями соответствую­щей стороны, т.к. это было прямо предусмотрено законодательством.

Между тем арбитражные суды не признавали эти производственные единицы юридическими лицами. В Информационном письме Высшего Арбитражного Суда РФ от 30 июня 1993 г. № С-13/ОП-2Ю «Об отдельных рекомендациях, принятых на совещаниях по судебно-арбитражной прак-

тике»^ї8 сказано, что «наделение правами юридического лица не означает создание юридического лица». При решении вопроса о том, является ли структурная единица юридическим лицом, суд обязан проверять, вправе ли был орган, который наделил структурную единицу правами юридиче­ского лица, учреждать предприятие. Кроме того, нужно выяснить, облада­ет ли созданное предприятие всеми правами юридического лица, и какое законодательство об учреждении предприятия действовало в тот период.

В условиях социалистического планового хозяйства само по себе на­личие или отсутствие у конкретного предприятия прав юридического лица мало влияло на его статус как участника имущественных отношений. Так, в положениях о заводах, входящих в состав ПО «АЗЛК», содержалась за­пись, что заводы являются юридическими лицами. Напротив, в положени­ях о заводах в составе ПО «ЗИЛ» говорилось, что они не имеют прав юридического лица. По сути, разница сводилась к тому, что директор, на­пример, Московского автоагрегатного завода ПО «ЗИЛ» заключал догово­ры от имени объединения, а не от имени самого завода, и в случае возник­новения спора в качестве ответчика привлекалось само объединение. Со­гласно Положению о Московском автоагрегатном заводе ПО «ЗИЛ», ут­вержденному Генеральным директором объединения в 1985 г., завод «са­мостоятельно распоряжается закрепленными за ним основными и оборот­ными средствами, трудовыми и материальными ресурсами», осуществляет свою деятельность на основе хозрасчета (п. 1.5.1); несет ответственность по заключенным договорам, имеет расчетный счет (л. 1.5.2), печать со своим наименованием и наименованием объединения (п. 1.9) и т.д?⁹

В советский период хозяйственные договоры заключались предпри­ятиями (организациями) по прямому указанию вышестоящих планирую­щих и снабженческо-сбытовых органов, на основании планов прикрепле- ^[42]

ния и заказ-нарядов. Контракты носили схематичный характер, поскольку их содержание определялось нормативными актами^{[43] [44] либо типовыми до­говорами, имеющими силу обязательного для сторон нормативного акта[45]. В случае невыполнения обязательств предприятие несло ограниченную ответственность, а нередко просто освобождалось от нее по решению Со­вета Министров СССР. Даже вынесение арбитражем решения о взыскании некой суммы с одного предприятия в пользу другого не имело для ответ­чика большого значения, поскольку фактически сводилось к перекладыва­нию денег из одного государственного кармана в другой. Обращение взы­скания на иное имущество предприятия, тем более привлечение к допол­нительной ответственности его руководителей было принципиально не­возможно. При всех вариантах предприятие оставалось полностью подчи­ненным государственной власти.}

Существо научной дискуссии, которая разгорелась среди российских цивилистов по поводу правового статуса структурных подразделений с правами юридического лица и самих понятий юридическое лицо, субъект права, была кратко и остроумно сформулирована после доклада А. А. Пушкина на Всесоюзной научной конференции 3-6 октября 1978 г., утверждавшего, что производственные единицы объединений хотя и не юридические лица, но все же выступают в обороте, они ~ «почти юриди­ческие лица»:

Смешались в кучу лица и не лица,

И это - Пушкина дерзанье.

Субъектом стала единица?

Иль юридическому лицу он сделал обрезание?^{41 [46]}

Очевидно, что только введение процедуры обязательной государст­

венной регистрации всех видов юридических лиц поможет избежать оши­бок при определении правового статуса конкретной организации. Вклю­чение юридического лица в единый государственный реестр придает фак­ту его существования публичную достоверность, устраняя на этот счет всякие сомнения. Требование государственной регистрации предприятий было установлено ст. 33 Закона РСФСР от 25 декабря 1990 г. «О предпри­ятиях и предпринимательской деятельности»^[47], где было сказано, что предприятие может быть учреждено либо по решению собственника иму­щества или уполномоченного им органа, либо по решению трудового кол­лектива государственного или муниципального предприятия в случае и порядке, предусмотренных законодательными актами РСФСР. Предпри­ятие считается учрежденным и приобретает права юридического лица только с момента его государственной регистрации. Следовательно, если по новому законодательству орган, наделивший структурную единицу правами юридического лица, был не вправе учреждать предприятие, ар­битражный суд не признавал такое предприятие юридическим лицом, да­же если в уставе предприятия, утвержденном его учредителем, содержа­лась запись, что предприятие является юридическим лицом (наделено правами юридического лица)^[48].

В соответствии с нормами ст. 1 Закона РФ от 4 июля 1991 г. «Об ар­битражном суде»^[49] и ст. 2 АПК РФ от 5 марта 1992 г. (вступил в силу с 15

апреля 1992 г.)^[50] предприятия и организации, не являющиеся юридиче­скими лицами, могли быть сторонами в арбитражном процессе только в случаях, установленных законодательными актами РФ. Поэтому когда 7 марта 1991 г. Закон СССР о государственном предприятии (объединении) утратил силу^[51], арбитражные суды прекратили производство по всем де­лам, в которых истцами или ответчиками выступали такого рода струк­турные подразделения предприятий (объединений), с мотивировкой, что согласно ст. 2 АПК РФ (1992 г.) право на обращение в арбитражный суд имеют организации, являющиеся юридическими лицами. Хотя многие структурные подразделения, входившие в состав объединений, обладали правом заключать от своего имени договоры, несли по ним самостоятель­ную имущественную ответственность, имели отдельные балансы, расчет­ные счета в банках и даже гербовую печать, в положениях о таких подраз­делениях было записано, что правами юридического лица они не облада­ют. Поэтому арбитражный суд обоснованно указывал, что право высту­пать в качестве истца или ответчика по спору принадлежит юридическому лицу (предприятию, объединению), а не его структурным подразделениям.

Как ни странно, с похожими ситуациями можно столкнуться сегодня. Известно, что филиалы и представительства юридического лица не

являются субъектами права (ст. 55 ГК РФ 1994 г.)^[52]. Однако многие ком­мерческие организации наделяют свои филиалы и представительства столь широкими полномочиями, что они фактически приобретают все права юридического лица. Сумятицу в умы предпринимателей вносит правило, содержащееся в постановлении Пленума Верховного Суда РФ и Пленума

Высшего Арбитражного Суда РФ от 1 июля 1996 г. № 6/8 «О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»⁴⁹, В п. 20 данного постановления говорится, что представительства и филиалы не являются юридическими лицами, однако если у руководителя этого филиала имелись соответствующие полномо­чия, выраженные в положении о филиале и доверенности, то в этом случае договоры, подписанные от имени филиала его руководителем, следует считать совершенными от имени юридического лица.

Между тем оказалось, что «быть юридическим лицом» и «иметь пра­ва, свойственные юридическому лицу» - далеко не одно и то же.

В середине 90-х гг. XX в. арбитражные суды на основании п.п. 1 п. 1 ст. 107 АПК РФ 1995 г.⁵⁰ регулярно отказывали филиалам коммерческих банков в принятии исковых заявлений о взыскании задолженности по кре­дитному договору, с мотивировкой, что филиал банка, хотя и может быть признан стороной по кредитному договору, но не является юридическим лицом, тогда как в соответствии со ст. 22 АПК РФ арбитражному суду подведомственны споры с участием граждан-предпринимателей, юриди­ческих лиц, а также Российской Федерации и ее субъектов.

Чтобы разрешить возникающие коллизии материального и процессу­ального права, в Информационном письме Высшего Арбитражного Суда РФ от 14 мая 1998 г. № 34 «О рассмотрении исков, вытекающих из дея­тельности обособленных подразделений юридических лиц» сказано, что обособленное подразделение, не являющееся юридическим лицом, может предъявлять иск только от имени юридического лица (п. 1). Если подпи­санный руководителем обособленного подразделения иск предъявлен от имени этого обособленного подразделения или иск предъявлен к обособ­ленному подразделению, а не к юридическому лицу, арбитражный суд

^w Бюллетень ВС РФ. 1996. № 9; Вестник ВАС РФ. 1996. № 9.

возвращает исковое заявление. Однако в случаях, когда такой иск принят к производству, но у руководителя подразделения имеются соответствую­щие полномочия от юридического лица, истцом или ответчиком по делу следует считать юридическое лицо и рассматривать спор по существу с участием юридического лица(п. 3)^{[53] [54]}.

С переходом к рыночной экономике вопрос о понятии юридического лица встал с особенной остротой. В гражданском обороте появились организации-собственники, которые не зависят в имущественном отношении от государства, осуществляют свою коммерческую или иную деятельность на свой страх и риск, несут за нее ответственность всем принадлежащим им имуществом. В правоотношениях участвуют юридические лица, субсидиарную ответственность по долгам которых могут нести их учредители или собственники имущества, а в некоторых случаях даже руководители (ст. 56, 69, 82, 95 и др. ГК РФ 1994 г.). Институт юридического лица перестал быть игрушкой в руках государства, которое вступало в отношения фактически с самим собой через принадлежащие ему предприятия. Законодательное закрепление правового статуса различных видов юридических лиц стало прин4Ї0пініль(М©'ваЬ4іОннов гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г.⁵², юридическим лицом - субъектом права признается ор­ганизация, которая имеет в собственности, полном хозяйственном ведении или оперативном управлении обособленное имущество, отвечает по своим обязательством этим имуществом и выступает в суде, арбитражном суде и третейском суде от своего имени. Как видим, определение юридического

лица несколько расширено в сторону конкретизации имущественного по­ложения различных организаций, характера приобретаемых ими прав и обязанностей, хотя очевидно, что обладание указанными признаками не может служить основанием для признания или непризнания некой органи­зации юридическим лицом. Решение вопроса о правовом статусе органи­заций было существенно облегчено тем, что в ст. 13 Основ ГЗ 1991 г. пря­мо указывалось, что юридическое лицо считается созданным с момента его государственной регистрации. Таким образом, вывод о существовании конкретного юридического лица мог быть сделан на основании наличия или отсутствия у него свидетельства о государственной регистрации.

Что касается предприятий и организаций, созданных до введения по­рядка обязательной государственной регистрации всех юридических лиц, то здесь по-прежнему все не так однозначно.

По-прежнему неясен правовой статус воинских частей^[55]. Согласно за­кону к воинским частям относятся учреждения, военно-учебные заведе­ния, предприятия и организации Вооруженных Сил РФ, ведущие свое хо­зяйство на правах отдельной воинской части^[56]. Юридическими лицами признаны учреждения и организации армии и флота^[57], военно-учебные и медицинские учреждения Министерства обороны РФ^[58], военные комисса­риаты^[59]. В соответствии с п. 12 ст. 1 Федерального закона «Об обороне» имущество Вооруженных Сил РФ, других войск, воинских формирований и органов является федеральной собственностью и находится у них на

правах хозяйственного ведения или оперативного управления. Однако многие подразделения ВС РФ, также именуемые «воинскими частями», имеют весьма неопределенный правовой статус. Они заключали и про­должают заключать хозяйственные и иные договоры, исполняют принятые на себя обязательства, подают иски в суды или привлекаются в качестве ответчиков. Иногда уже при рассмотрении спора в высших судебных ин­станциях выясняется, что данная воинская часть не является юридическим лицом, хотя имеет все атрибуты, свойственные юридическому лицу. До недавнего времени при обнаружении у конкретной воинской части всех признаков, характерных для юридического лица (ст. 48 ГК РФ), ее призна­вали субъектом права^[60].

С 1 января 2003 г. на основании ст. 26 Федерального закона от 13 ию­ля 2001 г. (в ред. от 4 июня 2003 г.) «О государственной регистрации юри­дических лиц и индивидуальных предпринимателей»^[61] воинские части стали признаваться юридическими лицами лишь при условии их внесения в Единый государственный реестр юридических лиц. Судебная практика изобилует случаями прекращения дел с участием воинских частей по при­чине отсутствия у них прав юридического лица^[62]. В качестве мотивировки суды обоснованно ссылаются на отсутствие государственной регистрации воинской части как юридического лица, отсутствие общего или специаль­ного законодательного акта, признающего данную разновидность подраз­деления Вооруженных Сил Российской Федерации юридическим лицом.

Однако вопрос о том, какие воинские подразделения следует призна­вать воинскими частями и регистрировать в качестве юридических лиц, какова должна быть их организационно-правовая форма, по-прежнему ос-

РОССИЙСКАЯ

ГОСУДАРСТВЕННАЯ

KM^rj∏l*C∙'.!≈KA

тается открытым^[63]. Урегулировать правоотношения с участием военных организаций и разрешить многие спорные вопросы, в том числе о статусе военных организаций как юридических лиц, их учредителях, имуществе и другие проблемы будет призван Федеральный закон «О правовом положе­нии военных организаций», проект которого разрабатывается^[64].

Сходная ситуация складывается в отношении подразделений МВД^[65]. Нечетко определено правовое положение многих государственных

образовательных учреждений^[66], в том числе Московского государственно­го университета имени М. В. Ломоносова, созданного по Указу Императ­рицы Елизаветы Петровны 25 (12) января 1755 г. Достаточно сказать, что Указом Президента РФ от 24 января 1992 г. № 48 (в редакции от 24 де­кабря 1996 г. № 1759)^[67] МГУ был предоставлен статус «самоуправляемого государственного высшего учебного заведения», тогда как согласно ст. 48, 50, 120, 296, 298 ГК РФ он является государственным учреждением, иму­щество которого находится в собственности Российской Федерации и пе­редано университету на праве оперативного управления. Устав МГУ, при­нятый на конференции трудового коллектива (Совет Ученых Советов МГУ) 2 ноября 1998 г. и зарегистрированный Московской регистрацион­ной Палатой 30 декабря 1998 г. (п. 3.2)^[68], воспроизвел непонятные, с точ­ки зрения юриста, нормы п. 7 ст. 12 Федерального закона от 10 июля 1992 г. «Об образовании» (в редакции закона от 13 января 1996 г.)^[69] и Феде­рального закона от 19 июля 1996 г. «О высшем и послевузовском профес-

сиональном образовании»^{[70] [71] [72], что «структурные подразделения высшего учебного заведения могут наделяться по доверенности полностью или час­тично правомочиями юридического лица в порядке, предусмотренном ус­тавом высшего учебного заведения». Эти положения противоречат ст. 51, 52 ГК РФ, а потому не подлежат применению (ст. 3 ГК РФ).}

Как отмечает Е. А. Суханов, отечественный законодатель не смог юридически грамотно выразить мысль о том, что высшее учебное заведе­ние, например, университет, вправе наделять некоторые свои структурные подразделения правами юридического лица (учреждения), чтобы предос­тавить им определенную самостоятельность в имущественной сфере при

„ 69

сохранении полного контроля за их основной деятельностью .

Возникают проблемы в связи с определением статуса публично­правовых образований. Действующее российское законодательство (гл. 5 ГК РФ) считает государство, государственные и муниципальные образо­вания самостоятельными, особыми субъектами права (sui generis), сущест­вующими наряду с физическими (гл. 3 ГК РФ) и юридическими лицами (гл. 4 ГК РФ). От имени Российской Федерации и ее субъектов в граждан­ском обороте участвуют органы государственной власти в рамках их ком­петенции, установленной актами, определяющими статус этих органов (п. 1 ст. 125 ГК РФ). От имени муниципальных образований действуют орга­ны местного самоуправления в рамках их компетенции, установленной ак­тами, определяющими статус этих органов (п. 2 ст. 125 ГК РФ). Кроме то­го, в случаях и порядке, предусмотренных федеральными законами, ука­зами Президента РФ и постановлениями Правительства РФ, нормативны­ми актами субъектов РФ и муниципальных образований, по их специаль­ному поручению от их имени могут выступать государственные органы,

органы местного самоуправления, а также юридические лица и граждане (п. Зет. 125 ГК РФ).

Как указывается в литературе, органы публичного образования (Фе­деральное Собрание, Правительство РФ и др.), сами по себе не являются субъектами правоотношений, т. к. действуют от имени публичного обра­зования (Российской Федерации и др.), а потому у них не может быть ка­ких-либо организационных форм⁷⁰.

Между тем ряд ученых считают, что органы публичного образования сами являются юридическими лицами^{[73] [74]. В большинстве случаев аналогич­ная позиция поддерживается законодателем и судебной практикой. Так, в постановлении Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 21 октяб­ря 1997 г. по делу № 4051/97 «без каких-либо правовых оснований» опре­делено, что Управление федерального казначейства по Самарской области}

72

является учреждением .

Некоторые исследователи полагают, что органы публичного образо­вания являются самостоятельными участниками гражданско-правовых от­ношений, имея особый статус квазиюридического лица^[75].

Указанные теоретические разногласия приводят к тому, что при за­ключении конкретного договора или в случае возникновения спора с уча­стием публично-правового образования юристы нередко заходят в тупик. Встречаются ситуации, когда трудно квалифицировать характер сущест­вующего правоотношения и определить, какие субъекты являются его уча-

станками: само публичное образование или его органы, которые нередко имеют статус юридического лица.

АПК РФ 2002 г.^[76] прямо допускает возможность участия в арбитраж­ном процессе образований, не являющихся юридическими лицами. В ча­стности, согласно п. 2 ст. 27 АПК РФ арбитражные суды рассматривают дела с участием организаций, являющихся юридическими лицами, а в слу­чаях, предусмотренных законом, также с участием Российской Федерации, субъектов РФ, муниципальных образований, государственных органов, органов местного самоуправления, иных органов, должностных лиц, обра­зований, не имеющих статуса юридического лица.

Следуя традициям российского законодательства п. 1 ст. 48 ГК РФ 1994 г. определяет понятие юридического лица, исходя из его признаков. Юридическим лицом признается организация, которая имеет в собствен­ности, хозяйственном ведении или оперативном управлении обособленное имущество и отвечает по своим обязательством этим имуществом, может от своего имени приобретать и осуществлять имущественные и личные неимущественные права, нести обязанности, быть истцом и ответчиком в суде. В п. 2 ст. 51 ГК РФ сказано о необходимости государственной реги­страции для возникновения юридического лица.

Однако легальное определение юридического лица, данное путем пе­речисления его признаков, не устраивает современную науку. В. А. Рахми­лович справедливо отмечает, что п. 1 ст. 48 ГК РФ прямо указывает право­вые формы, в которых может быть выражено имущественное обособление юридического лица: право собственности, право хозяйственного ведения и право оперативного управления, умалчивая о других допустимых формах имущественного обособления. Инвестиционный институт, имеющий де­нежные средства на счетах в банках, но арендующий помещение и обору­

дование, обладает лишь обязательственными правами требования и пра­вами пользования. Буквальное толкование п. 1 ст. 48 ГК РФ может привес­ти к выводу, что такая организация не признается юридическим лицом. В действительности обособление имущества юридического лица возможно посредством не только вещных прав, но и с помощью других правовых форм (институтов). Отсутствие у организации имущества на праве собст­венности, хозяйственного ведения или оперативного управления не может

служить основанием для отказа в признании ее юридическим лицом и ре- 75

гистрации в качестве такового .

Системный анализ норм ст. 18, п. 1 ст. 56, п. 2 ст. 63, ст. 128, п. 4 ст. 454 и др. ГК РФ, иных законодательных актов и судебной практики при­водит к выводу, что имущественные права есть составная часть имущества любого субъекта, что является общепризнанным и в правовой теории^{[77] [78].}

Проблема понятия юридического лица есть и в зарубежном праве.

Представляет интерес определение, данное китайским законодателем. Согласно Общим положениям гражданского права Китайской народной республики^[79] юридическими лицами являются организации, которые об­ладают гражданской правоспособностью и гражданской дееспособностью, самостоятельно согласно закону приобретают гражданские права и несут гражданские обязанности (ч. 1 ст. 36). Юридические лица должны иметь свое наименование, организационную структуру и место нахождения; об­

ладать необходимым имуществом и нести расходы; самостоятельно нести гражданскую ответственность, а также быть учрежденными согласно за­кону (ст. 37). Гражданская правоспособность и дееспособность юридиче­ского лица возникают с момента его образования и прекращаются в мо­мент его ликвидации (ч. 2 ст. 36).

Давая легальные определения юридическим понятиям и конструкци­ям, законодателю следует быть весьма осторожным. Желательно вообще избегать дефиниций для сложных правовых институтов. Не зря римские юристы выработали правило: omnis defιnitio - periculosa est, что можно перевести: «Всякое определение таит опасность». А. И. Каминка замечает, что опасность юридического определения заключается не столько в его трудностях, хотя и они довольно велики, сколько в изменчивости норми­руемых законом явлений. Если законом дано точное определение извест­ных отношений, становится затруднительным применять постановления закона, если отношения претерпели хотя бы незначительное изменение^{[80] [81].}

Не случайно иностранный законодатель, как правило, избегает опре­делений юридического лица. Например, в ст. 1-3 книги 2 ГК Нидерлан-

79

дов только перечисляются отличительные признаки и возможные разно­видности юридических лиц.

В большинстве зарубежных правопорядков, как и в российском праве, юридическое лицо считается созданным с момента государственной реги­страции. ГК Швейцарии 1907 г. признает юридическими лицами объеди­нения лиц, имеющие корпоративное устройство, и созданные для особых

целей самостоятельные учреждения, которые приобретают права юриди­ческого лица посредством их внесения в торговый реестр (ст. 52) ^[82].

Между тем правовая наука и судебная практика не считают этот кри­терий достаточно надежным для определения наличия или отсутствия у конкретной организации статуса или признаков юридического лица.

В англо-американском корпоративном праве длительное время суще­ствовало учение о фактическом юридическом лице.

Как пишет Е. А. Флейшиц, судебная практика США, а также законо­дательство ряда штатов (Аризона, Калифорния, Луизиана, Мериленд, Монтана, Невада, Оклахома, Орегон, Южная Каролина, Южная Дакота и др.) признали существование наряду с корпорацией юридической (de jure) корпорацию фактическую (de facto). Фактическая корпорация (corporation de facto) есть не оформленная в качестве юридического лица организация, не выполнившая какого-либо требования для того, чтобы закон признал ее юридическим лицом. Однако в ходе рассмотрения спора суд может при­знать ее юридическим лицом и применить к ней принцип ограниченной ответственности только корпоративным имуществом, при наличии трех условий: 1) если в данном штате существует закон о корпорациях; 2) если была сделана добросовестная, но не доведенная до конца попытка органи­зовать корпорацию в соответствии с законом; 3) если организация ведет свои дела на «корпоративных началах».

Претворение в жизнь доктрины «фактической корпорации» объясня­ется двумя положениями. Во-первых, «общественное доверие» требует признать не увенчавшуюся успехом, но добросовестную попытку инкор­порирования. Поэтому нельзя давать организации или ее контрагентам, которые знают о попытке создания корпорации, право ссылаться на то, что

формальности инкорпорирования не были соблюдены. Во-вторых, органи­зация действовала как юридическое лицо, и контрагенты вступили с ней в сделку как с корпорацией. Тем самым участники сделки лишили себя пра­ва ссылаться на то, что с точки зрения закона организация не была юриди­ческим лицом^[83].

Современные исследователи отмечают, что после того, как новая ре­дакция Примерного закона о предпринимательских корпорациях (Model Business Corporation Act) и законы многих штатов (Делавэр, Калифорния, Мичиган, Нью-Йорк и др.) предельное упростили процесс регистрации корпораций, установив, что корпорация возникает в момент представле­ния устава в соответствующее государственное учреждение, корпорации de facto лишились правовой защиты^[84].

Любопытная норма содержится в ст. 331 ГК Квебека. Суд вправе пре­доставить правосубъектность, придав ей обратную силу, юридическому лицу, которое, еще не будучи учрежденным, публично, непрерывно и оп­ределенно демонстрировало все внешние признаки юридического лица и действовало в качестве такового как в отношениях со своими участника­ми, так и в отношениях с третьими лицами^[85].

В других случаях, например, при заключении договора дочерней кор­порацией, входящей в холдинг, американские суды в интересах истца или ответчика признают стороной по договору именно холдинг, как предпри­ятие, экономическое единство, хотя и не оформленное юридически. Если имущества дочерней компании не хватает для возмещения убытков, при­чиненных кредитору, суд игнорирует юридическую обособленность уча­стников холдинга и возлагает имущественную ответственность не только на дочернюю корпорацию, но и на других участников холдинга.

Английский суд при рассмотрении иска к юридическому лицу может привлечь к солидарной или субсидиарной ответственности фактических владельцев компании - ее учредителей или участников. Эта процедура на­зывается «снятие корпоративных покровов», «поднятие корпоративной вуали» (lifting the corporate viel; piercing of the viel of incorporation). Иногда при решении вопроса об ответственности юридического лица суд возлага­ет ответственность на его органы управления - физических или юридиче­ских лиц. Получается, что в конкретной ситуации суд на основании оцен­ки имеющихся фактов может признать или не признать наличие юридиче­ского лица. Такое положение вещей англо-американские юристы называ­ют «неустойчивостью юридического лица».

Отступления от принципа корпоративной целостности обнаружива­ются и в других областях английского права. Если компания является чле­ном холдинга или группы компаний, то ее права как арендатора или арен­додателя могут распространяться и на другие компании, входящие в дан­ный холдинг (группу). С точки зрения трудового законодательства, пере­ход лица на работу в другую компанию в пределах одного холдинга или группы компаний не рассматривается как перемена места работы^{* [86].}

Ссылаясь на немецкие источники, С. Н. Братусь замечает, что по германскому праву лишенные правоспособности ферейны (Fereine ohne Rechtsfahigkeit), т. е. союзы, не признанные юридическими лицами, обла­дают пассивной процессуальной правоспособностью, т. е. могут выступать на суде от своего имени как самостоятельные субъекты имущественной

ответственности. Допускается также принудительное обращение взыска­ния на имущество неправоспособного ферейна^[87].

В современном законодательстве многих европейских стран (Бельгия, Люксембург, Испания, Италия, Франция и* др.) полные и коммандитные торговые товарищества признаются юридическими лицами. По законода­тельству Великобритании, Германии и некоторых других стран эти това­рищества юридическими лицами не являются. Однако в правоотношениях они пользуются отдельными правомочиями юридического лица. В Герма­нии полные и коммандитные товарищества считаются юридическими ли­цами торгового права и могут от своего имени заключать сделки, высту­пать в суде в качестве истцов и ответчиков. В Великобритании самостоя­тельным субъектом права товарищество (partnership) может признать суд при рассмотрении конкретного спора. Ученые-правоведы объясняют, что законодательство ряда стран допускает существование юридических лиц, не имеющих собственного обособленного имущества и обладающих лишь некоторыми признаками, свойственными юридическому лицу. Это так на­зываемые «относительные» или «усеченные» юридические лица^[88].

По законодательству Германии, до регистрации в торговом реестре ни акционерное общество, ни общество с ограниченной ответственностью как юридические лица не существуют^[89].

Однако на стадии между учреждением (подписанием учредителями договора об обществе или устава)^[90] и регистрацией общества существует предварительное общество, которое рассматривается правовой наукой и судебной практикой как объединение особого вида, не являющееся юри­

дическим лицом, но обладающее некоторыми правомочиями, свойствен­ными субъекту права^{88 [91]. Похожие образования существуют в финском пра­ве (сек. 14 гл.2 Закона о компаниях)[92] [93] [94].}

Решением Высшего федерального суда Германии от 29 января 2001 г. статус юридического лица был признан за таким аморфным, с точки зре­ния формы и содержания, объединением лиц, как простое товарищество. В соответствии с этим решением в отношениях с третьими лицами простое товарищество от своего имени может заключать договоры, иметь права и исполнять обязанности, выступать в суде и вне суда в качестве истца и от­ветчика, Форма простого товарищества является основой для правового регулирования деятельности полных и коммандитных товариществ, и в

случае наличия пробелов в законодательстве о торговых объединениях 91

закон предписывает применять нормы о простом товариществе .

До недавнего времени товарищество (partnership) не признавалось

юридическим лицом и в США. Между тем, как пишет О. Н. Сыродоева, по

мнению американских правоведов, новая редакция Единообразного закона

о товариществах (Union Partnership Act) признала, что товарищество явля- 92

ется не «совокупностью лиц», а юридическим лицом .

Таким образом, набор признаков юридического лица не является ре­шающим для признания общественного образования субъектом права. Практически в любой законодательной системе можно обнаружить орга­низации, обладающие отличительными чертами юридического лица, но не являющиеся субъектами права, и, напротив, субъекты права, не имеющие всех признаков юридического лица. Пока цивилисты пытаются объяснить природу этих организаций, они существуют, вызывая многочисленные споры.

Вслед за образованием юридических институтов появляются доктри­ны, пытающиеся осмыслить эти институты. Для понимания сущности юридического лица необходимо кратко проанализировать позиции ученых о его природе, чтобы показать, какое практическое значение они имели, как повлияли на законодательство, в каком направлении возможна даль­нейшая эволюция этого института. Только опираясь на достижения ми­ровой философской и юридической мысли, можно объяснить феномен юридического лица.