<<

§ 1. Уголовно-правовой анализ составов преступлений, направленных против интересов службы и личности представителей исполнительной власти, сопряженных с насилием

К группе преступлений, направленных против интересов службы и личности представителей исполнительной власти сопряженные с насилием относятся: посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа (ст.

317 УК РФ); применение насилия в отношении представителя власти (ст. 318 УК РФ); дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества (ст. 321 УК РФ).

Насильственные преступления против представителей власти в русском уголовном праве известны еще со времен Русской правды.

Как принято считать в истории государства и права, до наших дней дошло более ста списков Русской Правды, которые, в свою очередь, распадаются на три основные редакции: Краткую, Пространную и Сокращенную. Древнейшей редакцией, подготовленной не позднее 1054 г., является Краткая Правда, состоящая из Правды Ярослава (ст. 1.18), Правды Ярославичей (ст. 19.41), Покона вирного (ст. 42), Урока мостников (ст. 43) .

Ряд насильственных преступлений против представителей кня-жеской власти можно обнаружить в ст. 19-27, входящих в Правду Ярославичей, которые, по мнению А.И. Преснякова, свидетельствуют об особой княжеской защите лиц, находящихся вне общей обычно-правовой юрисдикции .

Так, ст. 19 устанавливала ответственность за убийство наиболее знатных княжеских слуг - огнищанина и подъездного . Данная норма устанавливала повышенную плату за их убийство в обиду — 80 гривен. Привилегированность такой защиты обеспечивалась, во-первых, двойным размером взимаемого штрафа за убийство, во-вторых, специальным порядком взимания. Так, для того, чтобы сделать наказание более суровым, закон запрещал общине помогать преступнику в уплате штрафа, что означало конфискацию всего его имущества, а порой и продажу самого себя в рабство . При этом понятие «убийство в обиду» следует понимать как убийство, совершенное в отместку, в ответ на действия потерпевшего , как злонамеренное, заранее обдуманное убийство, совершенное по мотиву мести .

В ст. 20 устанавливалась ответственность за убийство предста-вителей княжеской власти - «в разбое». Под «разбоем» в контексте данной статьи следует понимать сопротивление представителю княжеской власти при осуществлении им свих властных полномочий (например, по сбору податей) . Говоря современным языком, речь в данном случае должна идти об убийстве представителя власти непосредственно при осуществлении им своей деятельности.

В ст. 21 содержалось предписание о немедленной расправе за ли-шение жизни огнищанина «за кражею». Убийство «за кражею» следует понимать как убийство при исполнении должностных обязанностей по охране княжеского имущества.

, Наконец, в ст. 22-27 устанавливалась ответственность за убийство иных приближенных к князю лиц.

Насильственные преступления против представителей власти предусматривались и во всем последующем уголовном законодательстве (Судебниках 1497 г. и 1550 г., Соборном Уложении 1949 г., Артикуле воинском 1715 г. и т. д.).

В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., в котором впервые был предусмотрен специальный раздел о преступлениях и проступках против порядка управления, были предусмотрены составы неповиновения, насильственного и ненасильственного сопротивления, вооруженного или невооруженного противодействия власти, а равно распространения слухов с целью побудить к неповиновению, сопротивлению либо противодействию власти .

В последнем дореволюционном кодифицированном уголовно-правовом акте - Уголовном уложении 1903 г. - преступления против порядка управления специально не выделялись. В полном объеме в действие это акт так и не вступил, в том числе не вступили в действие и интересующие нас насильственные преступления против представителей власти.

В первом советском УК 1922 г. вновь стали выделяться престу-пления против порядка управления. Однако, среди насильственных преступлений, сопряженным с посягательством на личность, можно выделить только одно - сопротивление отдельных граждан представителям власти при исполнении ими возложенных на них законом обязанностей, или принуждение к выполнению явно незаконных действий (ст.

86).

В следующем УК РСФСР 1926 г., особенно после внесения даль-нейших изменений и дополнений, таких преступлений стало значительно больше. К ним следует отнести: сопротивление представителям власти, принуждение представителя власти (ст. 73), угрозу должностным лицам и общественным работникам, насилие над общественными работниками (ст. 73.1).

Анализ составов указанных преступлений приводится, в частно-сти, в работе В.Д. Менынагина «Преступления против органов власти» (1939 г.) .

Так, сопротивление представителю власти по УК РСФСР 1926 г. делилось на простое и тяжкое. Простое сопротивление (ч. 2 ст. 73) не сопровождалось насилием (например, гражданин, к которому пред-ставитель власти явился для производства обыска, препятствует осмотру вещей и документов, не допуская к ним представителя власти). Тяжким видом сопротивления являлось сопротивление власти, сопровождающееся насилием над представителем власти (ч. 1 ст. 73). Характер насилия при этом не раскрывался, поэтому считалось, что оно могло носить самый разнообразный характер: удары, побои, легкие и тяжкие телесные повреждения, лишение свободы, убийство, а также психическое насилие (угрозы, запугивание).

Сопротивление представителю власти, сопряженное с насилием, в тот период следовало отграничивать от бандитизма (ст. 59.3 УК 1926 г.) и от террористического акта (ст. 58.8 УК 1926 г.), которые относились к так называемым контрреволюционным преступлениям. В.Д. Менынагин по этому поводу пишет: «В тех случаях, когда сопротивление представителю власти оказывается вооруженной бандой или отдельными членами этой банды (например, при поимке вооруженных бандитов), такое сопротивление власти должно рассматриваться как бандитизм, по ст. 59.3 УК РСФСР. Если сопротивление представителю власти с насилием оказано с контрреволюционной целью, то такое сопротивление власти должно рассматриваться как контрреволюционное преступление».

Следует отметить, что насильственное сопротивление предста-вителю власти, совершенное без контрреволюционной цели, по УК РСФСР 1926 г.

не считалось тяжким преступлением и наказывалось лишением свободы на срок до 10 лет, в то время как санкции за все контрреволюционные преступления в обязательном порядке предусматривали смертную казнь. Сопротивление представителю власти по УК РСФСР 1926 г. в качестве необходимого признака субъективной стороны предусматривало цель воспрепятствования выполнению представителем власти возложенных на него обязанностей. Применение насилия в отношении представителя власти по мотиву мести за его законную деятельность в тот период исключало состав преступления, предусмотренный ст. 73 УК, и влекло ответственность по другим статьям УК.

В ч. 3 ст. 73 УК РСФСР 1926 г. предусматривалась ответственность за принуждение представителей власти к совершению явно незаконных действий. Под принуждением при этом понималось насильственное, как физическое, так и психическое, воздействие на личность представителя власти. Принуждение к выполнению явно незаконных действий при этом приравнивалось к принуждению представителя власти к явно незаконному бездействию. В.Д. Мень- шагин приводит такой пример подобного деяния: принуждение силой сотрудника уголовного розыска от поимки и задержания преступника.

В ч. 1 ст. 73.1 УК РСФСР 1926 г., введенной постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 25 марта 1929 г., была предусмотрена ответственность за угрозу должностным лицам и общественным работникам. Под должностными лицами понимались как представители власти, так и любые должностные лица «всякого иного государственного учреждения и предприятия». Под общественными работниками понимались лица, активно работающие в общественных организациях, перечисленных в ст. 126 Конституции СССР 1936 г.: профессиональных союзах, кооперативных объединениях, организациях молодежи, спортивных и оборонных организациях, культурных, технических и научных обществах, коммунистической партии. Под угрозой в смысле ст. 73.1 УК 1926 г. понималась угроза убийством, истреблением имущества, совершением насилия, выраженная в устной или письменной форме, переданной непосредственно самим угрожающим или через третьих лиц.

Угроза должна была применяться в целях прекращения или изменения служебной или общественной деятельности должностных лиц и общественников в интересах угрожающего.

Угроза в смысле ч. 1 ст. 73.1 УК РСФСР 1926 г. отличалась от угрозы как одного из признаков сопротивления власти (ч. 1 ст. 73 УК 1926 г.). В.Д. Менынагин по этому поводу писал: «Различие это заключатся в следующем: угроза при сопротивлении власти имеет место в момент исполнения представителем власти его служебных обязанностей и служит средством воспрепятствования выполнению этих обязанностей, т. е. в этом случае угроза является одной из форм сопротивления власти. При угрозе же в смысле ч. 1 ст. 73.1 УК РСФСР не требуется, чтобы в момент угрозы были определенные взаимоотношения между должностным лицом и угрожающим. Угроза, предусмотренная ч. 1 ст. 73.1 УК РСФСР, является лишь средством в будущем предотвратить или изменить ту или иную дея-тельность должностного лица».

В ч. 2 ст. 73.1 УК РСФСР 1926 г., введенной постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 20 февраля 1932 г., предусматривалась ответственность за насилие над общественными работниками - активистами, ударниками на производстве, а также колхозниками в связи с их общественной и производственной деятельностью. Характер насилия при этом определялся в нанесении побоев или совершении иных насильственных действий. В случае причинения таким лицам тяжких телесных повреждений или их убийства уголовная ответственность наступала по ст. 58.8 УК 1926 г. (террористический акт).

В первоначальной редакции УК РСФСР 1960 г. было предусмотре-но два насильственных преступления против порядка управления: сопротивление представителю власти или представителю общественности, выполняющему обязанности по охране общественного лоряд- ка (ст. 191) и угроза или насилие в отношении должностного лица или гражданина, выполняющего общественный долг (ст. 193).

В ст. 191 УК 1960 г. была предусмотрена ответственность за со-противление представителю власти при исполнении им возложенных на него законом обязанностей или сопротивление представителю общественности, выполняющему обязанности по охране общественного порядка, либо принуждение их к выполнению явно незаконных действий, совершенные с насилием или с угрозой применения насилия.

Таким образом, в отличие от сопротивления представителю власти по УК 1926 г., была исключена ответственность за ненасильственное сопротивление. С другой стороны, в число потерпевших были включены и представители общественности, но только те из них, которые выполняют обязанности по охране общественного порядка.

В ст. 193 УК РСФСР была предусмотрена ответственность за угрозу убийством, нанесением тяжких телесных повреждений или уничтожением имущества путем поджога по отношению к должностному лицу или общественному работнику, примененную в целях прекращения служебной или общественной деятельности или изменения ее характера в интересах угрожающего, а равно такая же угроза по отношению к гражданину в связи с его участием в предупреждении, пресечении преступления или антиобщественного поступка (ч. 1 ст. 193), и за нанесение легкого телесного повреждения, побоев или совершение иных насильственных действий в отношении должностного лица или общественного работника в связи с его служебной деятельностью или выполнением общественного долга, а равно гражданина в связи с его участием в предупреждении, пресечении преступления или антиобщественного поступка (ч. 2 ст. 193).

Таким образом, в отличие от УК 1926 г., в котором предусма-тривалась ответственность за угрозу или насилие в отношении об-щественного работника, по УК 1960 г. в число потерпевших были включены также граждане, не являющиеся общественными работниками, но участвовавшие в предупреждении, пресечении преступления или антиобщественного поступка. Кроме того, ст. 193 УК 1960 г. дополнила конкретные виды угроз указанием на угрозу нанесения тяжких телесных повреждений. В этой статье был прямо назван единственный способ уничтожения имущества - поджог. Раньше об угрозе уничтожением имущества говорилось в общей форме. Вч. 2 ст. 193 УК 1960 г. назван такой вид насилия, как легкое телесное повреждение. Статья 73.1 УК РСФСР ничего не говорила о наказуемости насилия по отношению к должностному лицу. Это было сделано только в УК 1960 г.

В целом же можно сказать, что в сфере ответственности за на-сильственные преступления против порядка управления УК 1960 г. в своей первоначальной редакции продолжил основные традиции УК 1926 г.

Спустя год с небольшим после вступления в действие УК 1960 г. увидел свет Указ Президиума Верховного Совета СССР от 15 февраля 1962 г. «Об усилении ответственности за посягательство на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции и народных дружинников» , который затем был включен в тексты УК всех союзных республик. В частности, Законом РСФСР от 25 июля 1962 г. УК РСФСР был дополнен тремя новыми статьями: ст. 191.1 «Сопротивление работнику милиции или народному дружиннику», ст. 191.2 «Посягательство на жизнь работника милиции или народного дружинника» ист. 192.1 «Оскорбление работника милиции или народного дружинника».

Следует отметить, что Указ Президиума Верховного Совета СССР от 15 февраля 1962 г. предусматривал также ответственность за злостное неповиновение законному распоряжению работника милиции или народного дружинника. Это деяние было отнесено к административным правонарушениям. В принятом спустя некоторое время постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г. «О судебной практике по применению законодательства об ответственности за посягательства на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции или народных дружинников» были рассмотрены, в частности, вопросы разграничения злостного неповиновения от уголовно-наказуемого сопротивления работнику милиции или народному дружиннику .

Принятие Указа Президиума Верховного Совета СССР от 15 фев-раля 1962 г. и последующее введение новых составов в главы о пре-ступлениях против порядка управления УК союзных республик было обусловлено конкретной социально-политической обстановкой, сложившейся в СССР в конце 50-х - начале 60-х гг. XX в. В отечественной истории этот период известен под названием «хрущевской оттепели».

Так, с конца 50-х гг. «на фоне идеологической эйфории о неда-леком коммунистическом будущем, руководством КПСС все шире пропагандировались идеи о постепенной передаче отдельных функций государственных органов в руки общественных организаций. С привлечением широчайших слоев к борьбе с преступностью лидеры партии связывали решение многих вопросов, в том числе экономических и политических» .

5 ноября 1958 г. ЦК КПСС принял постановление «О повышении роли общественности в борьбе с преступностью и нарушениями об-щественного порядка». Уже в ноябре 1958 г. среди ленинградских рабочих были созданы первые в стране добровольные народные дружины (ДНД). В январе 1959 г. вопрос о создании ДНД по всей стране был поднят на XIII съезде КПСС .

2 марта 1959 г. было принято совместное постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «Об участии трудящихся в охране обще-ственного порядка в стране» . Уже в 1959 г. в СССР насчитывалось 84 тысячи дружин, объединяющих 2,5 миллиона дружинников. В 1962 г. насчитывалось уже 130 тысяч ДНД и 4 миллиона дружинников . В ряде регионов создавались специализированные ДНД. Так, в начале 1960-х гг. в Вологодской области действовало около 40 специализированных групп дружинников по линии БХСС .

На основании постановления от 2 марта 1959 г. в союзных респу-бликах были приняты Положения о ДНД. В частности, в Положении о ДНД РСФСР по охране общественного порядка, утвержденном совместным постановлением Бюро ЦК КПСС по РСФСР и Совета Министров РСФСР говорилось, что народные дружины (органы общественности) обеспечивают порядок в общественных местах наряду с органами государственной власти, ведут борьбу с разного рода нарушениями и преступлениями. В Положении подчеркивалось, что дружинник при исполнении своих обязанностей по охране общественного порядка охраняется законом .

Одновременно «Н.С. Хрущевым было предложено ослабить меры наказания для граждан, совершивших незначительные преступления, и активнее привлекать трудовые коллективы для перевоспитания досрочно освободившихся преступников. Данные установки партийного лидера, их практическая реализация, сопровождались рядом организационных и финансовых мер правительства, которые привели к серьезному ослаблению органов внутренних дел, понижению ответственности сотрудников милиции за порученный участок работы и снижению их профессионализма в борьбе с преступностью» .

Уже осенью 1958 г. Министерство финансов предложило МВД с 1 октября 1958 г. сократить штатную численность офицерского состава не менее чем на 40 тысяч человек, что позволило бы сократить расходы на сумму до 100 миллионов рублей в год . В целом по РСФСР численность органов внутренних дел за 1958—1959 гг. была сокращена на 15 682 единицы .

13 января 1960 г. постановлением Совета Министров СССР было упразднено МВД СССР и его функции были переданы в МВД союзных республик.

Именно на волне усиления ДНД и ослабления органов внутренних дел увидел свет Указ Президиума Верховного Совета СССР от 15 февраля 1962 г., согласно которому лицо, занимающееся общественной деятельностью по поддержанию правопорядка, по сути дела наделялось теми же правами, как и облеченный законом сотрудник милиции, а противодействие дружинникам приравнивалось к аналогичным действиям против милиционера .

Однако вскоре после издания рассматриваемого Указа роль ми-лиции в охране общественного порядка и в борьбе с преступностью стала постепенно повышаться. 17 августа 1962 г. было принято совместное постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О мерах по улучшению деятельности советской милиции», а спустя некоторое время - новое Положение о советской милиции, и впервые был установлен ежегодный праздник - День советской милиции . 30 августа 1962 г. Президиум Верховного Совета РСФСР преобразовал республиканское МВД в Министерство охраны общественного порядка (МООП), аналогичные указы были приняты и в других союзных республиках.

Как представляется, эти события были обусловлены целым ком-плексом взаимосвязанных причин. Во-первых, при реализации имевших в то время место партийных установок об искоренении всяких правонарушений, ликвидации преступности, устранения всех причин, ее порождающих, стало очевидно, что сил ДНД для этого явно недостаточно. Во-вторых, для реализации этих же установок было решено переориентировать деятельность милиции на профилактику правонарушений, в частности на усиление охраны общественного порядка, что привело, в том числе, и к переименованию министерства. В-третьих, в условиях общей либерализации внутренней политики государства в то время происходила децентрализация силовых ведомств, окончательное отделение милиции от объединенных органов государственной безопасности и внутренних дел, выделение ее в качестве самостоятельного и основного звена всей правоохранительной системы.

В этих условиях работники милиции и народные дружинники стали наиболее охраняемыми уголовно-правовыми средствами ка-тегориями граждан в стране. В частности, в УК союзных республик появился по своему уникальный состав преступления, не знавший аналогов в прошлом - посягательство на жизнь работника милиции или народного дружинника (ст. 191.2 УК РСФСР).

Особенности состава преступления, предусмотренного ст. 191.2 УК РСФСР 1960 г., и уголовной ответственности за совершение этого преступления заключались в следующем: -

понятие «посягательство на жизнь», в соответствии со всеми последующими разъяснениями высших судебных органов, включило в себя как оконченное убийство, так и покушение на убийство; -

в структуру уголовно-правовой нормы, предусматривающей ответственность за посягательство на жизнь работника милиции или народного дружинника при отягчающих обстоятельствах, входила единственная в своем роде абсолютно определенная, безальтернативная санкция в виде смертной казни; ни каких иных санкциях уголовно-правовых норм указания на отягчающие обстоятельства не содержалось; -

посягательство на жизнь сотрудника милиции и народного дружинника, с учетом выделенных выше особенностей, стало наиболее тяжким из всех преступлений, предусмотренных УК, а порядок управления как основной объект данного преступления, таким образом, возглавил систему ценностей, охраняемых уголовным законом.

Следует отметить, что введение указанного состава преступления, отнесение его к преступлениям против порядка управления, встретило неоднозначную реакцию в науке уголовного права.

Так, например, П.П. Осипов писал, что «произведенное на осно-вании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 15 февраля 1962 г. исключение посягательства на жизнь работника милиции или народного дружинника из системы преступлений против личности и включение его в систему преступлений против порядка управления вряд ли можно признать обоснованным, так как жизнь этих лиц как таковая представляется более значимой, чем нарушение социального управления в сфере охраны общественного порядка. Учитывая, по-видимому, данное обстоятельство, некоторые авторы считают непосредственным объектом преступления, предусмотренного ст. 191.2 УК РСФСР и соответствующими статьями УК других союзных республик, не деятельность органов управления, охраняющих общественный порядок, а жизнь работников милиции и народных дружинников, хотя такое толкование не согласуется с законодательным решением вопроса о месте данного состава в системе Особенной части» .

П.В. Замосковцев, полемизируя с указанным автором, отмечал, что общественная опасность данного преступления заключается в том, что оно приводит к существенной дезорганизации отношений управления вплоть до их полного прекращения. Совершение данного преступления устраняет носителя этих отношений либо подвергает его такому интенсивному воздействию, которое в большинстве случаев практически исключает исполнение функции стабилизации общественного порядка. В этом, по мнению П.В. Замосковцева, заключается глубинное содержание, сущность такого преступления как посягательство на жизнь сотрудника милиции или народного дружинника .

Дальнейшее развитие уголовного законодательства привело к появлению в УК иных составов преступлений, предусматривающих ответственность за посягательство на жизнь.

Так, еще в условиях действия УК РСФСР 1960 г., в соответствии с ФЗ «О внесении изменений и дополнений в УК РСФСР и УПК РСФСР» от 18 мая 1995 г. была введена уголовная ответственность за посягательство на жизнь военнослужащего, сотрудника органа внутренних дел или иного лица при исполнении ими обязанностей по охране Государственной границы РФ, а также на жизнь членов их семей (ст. 191.5)1.

Наконец, в действующем УК РФ 1996 г. предусмотрено уже три вида подобных преступлений: посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля (ст. 277), посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование (ст. 295) и посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа (ст. 317). Все три вида посягательств на жизнь по УК РФ объединяет единый родовой объект - интересы государственной власти, единый дополнительный непосредственный объект - жизнь личности, одинаковые признаки объективной и субъективной стороны, а также субъекта преступления, одинаковая санкция, а различия заключается в основном непосредственном объекте и в круге потерпевших.

Таким образом, в этой сфере наблюдается явная преемственность традиций законодательного закрепления ответственности за посягательство на жизнь представителей государственной власти в УК РСФСР 1960 г. и УК РФ 1996 г. и дальнейшее их развитие.

В то же время, как видно, в УК РФ исключена ответственность за посягательство на жизнь народного дружинника. Причины такого законодательного решения нами уже анализировались в предыдущем параграфе. Характерно, что в других составах посягательств на жизнь по УК РФ представители общественности в круг потерпевших все-таки входят.

Так, ст. 277 УК РФ помимо посягательства на жизнь государ-ственного деятеля, одновременно предусматривает ответственность за аналогичное деяние в отношении общественного деятеля.

В круг потерпевших в преступлении, предусмотренном ст. 295 УК РФ, входят присяжные заседатели и иные лица, участвующие в отправлении правосудия. В соответствии с ФЗ «О присяжных заседателях судов общей юрисдикции РФ» от 20 августа 2004 г. присяжные заседатели - это граждане, включенные в списки кандидатов в присяжные заседатели, и призванные в установленном УПК

РФ порядке к участию в рассмотрении судом уголовного дела, а участие в осуществлении правосудия в качестве присяжных заседателей граждан является их гражданским долгом и одновременно конституционным правом граждан РФ (ч. 5 ст. 33 Конституции РФ). Иным лицом, участвующим в отправлении правосудия, является арбитражный заседатель (ст. 17, 19 Арбитражного процессуального кодекса РФ). Присяжных и арбитражных заседателей, реализующих свое конституционно право на участие в управлении делами государства, также можно назвать представителями общественности.

Еще одно отличие в ответственности за аналогичное преступление в УК 1960 и УК 1996 г. заключается в том, что из санкции исключено указание на отягчающие обстоятельства, а сама она перестала быть абсолютно определенной и безальтернативной.

По поводу отягчающих обстоятельств посягательства на жизнь, а также санкции за его совершение в литературе последних лет раз-вернулась дискуссия.

Так, С.А. Денисов, анализируя состав преступления, предусмо-тренного ст. 295 УК РФ, пишет, что «законодатель не в полной мере учитывает возможные обстоятельства совершения этого преступления, которые резко усиливают степень его опасности». Он предлагает вернуться к опыту УК 1960 г. и включить в санкцию ст. 295 следующие положения; «при наличии отягчающих обстоятельств наказание в виде лишения свободы назначается не ниже 15 лет» .

А.В. Шрамченко предлагает ввести в ст. 317 УК РФ часть вторую, в которой предусмотреть такие квалифицирующие признаки, как совершение данного преступления в отношении двух или более лиц, с использованием беспомощного состояния потерпевшего, с особой жестокостью, по предварительному сговору или организованной группой. В качестве наказания в предлагаемой им ч. 2 ст. 317 УК РФ указанный автор предлагает пожизненное лишение свободы или смертную казнь .

Предложения этих авторов по поводу ответственности за посяга-тельство на жизнь, совершенное при отягчающих обстоятельствах, в целом следует поддержать, и к этому вопросу мы вернемся ниже.

Что касается наказания за подобные деяния, то сразу же следует отметить неприемлемость предложения А.В. Шрамченко. Санкция в виде пожизненного лишения свободы или смертной казни, несмотря на наличие разделительного союза «или», на самом деле не предполагает никакой альтернативы, ввиду того, что смертная казнь в современной России не применяется. Введение в уголовный закон абсолютно определенной санкции в сегодняшних условиях было бы несомненным и неоправданным шагом назад.

Много нареканий в уголовно-правовой литературе вызывает упо-требление в названии и в диспозиции ст. 317, а также в ст. 277 и 295 УК РФ самого термина «посягательство».

Во-первых, употребление этого термина не верно с этимологи-ческой точки зрения. В русском языке глагол «посягать» означает покушаться, замышлять, намеревать , а слово «посягательство» означает: «попытку (незаконную или осуждаемую) сделать что- либо, посягнуть на чью либо свободу, самостоятельность..., посягнуть на чужую жизнь (попытаться убить) . Таким образом, в соответствии с точным этимологическом толкованием понятие «посягательство на жизнь» означает ничто иное, как покушение на жизнь. Однако, несмотря на это, как в УК РСФСР, так в УК РФ под посягательством на жизнь в первую очередь понимается оконченное убийство.

Во-вторых, как справедливо указывает С.А. Денисов, «в рамках Общей части уголовного права посягательство давно уже является синонимом умышленного преступления, совершаемого в форме активного преступного поведения. Именно в этом смысле законодатель употребляет этот термин в ст. 2 уголовного закона, указывая на задачи, которые решает УК» . Таким образом, употребление термина «посягательство» в Особенной части УК, предусматривавшей ответственность за конкретные виды преступлений, не является обоснованным.

В-третьих, неопределенность понятия «посягательство на жизнь» время от времени порождает дискуссии по поводу его объема. Эти дискуссии возникали как непосредственно после принятия Указа от 15 февраля 1962 г., так и в более позднее время.

Так, Н. Дементьев под посягательством на жизнь понимал убий-ство, покушение на убийство и причинение тяжких телесных по-вреждений, повлекшее смерть потерпевшего . П.Ф. Гришаев и А.П. Журавлев, также включая в понятие посягательство на жизнь тяжкие телесные повреждения, полагали, что это должны быть повреждения, опасные для жизни в момент причинения . Достаточно широкое понимание посягательства на жизнь было предложено Е.А. Сухаревым, который считал, что кроме убийства и покушения на убийство в это понятие входят и другие насильственные действия, «направленные на причинение любого вреда работнику милиции и заведомо для виновного создающее реальную возможность наступления смерти потерпевшему» .

В то же время, например, Э.Ф. Побегайло полагал, что посяга-тельство на жизнь, исходя из строго этимологического толкования этого понятия, означает только покушение на убийство .

Однако наиболее распространенная точка зрения заключалась в том, что посягательство на жизнь включает в себя убийство и покушение на него . Такое понимание посягательства на жизнь получило закрепление в принятом вскоре после введения ответственности за это преступление постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г. № 7 «О судебной практике по применению законодательства об ответственности за посягательство на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции и народных дружинников» , и было подтверждено в последующих разъяснениях высших судебных органов; постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 29 сентября 1989 г. № 9 «О применении судами законодательства об ответственности за посягательство на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции, народных дружинников, а также военнослужащих в связи с выполнением ими обязанностей по охране общественного порядка» и в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 24 сентября 1991 г. № 3 «О судебной практике но делам о посягательстве на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции, народных дружинников и военнослужащих в связи с выполнением ими обязанностей по охране общественного порядка» .

Тем не менее, столь однозначное судебное толкование рассматри-ваемого термина не положило конец дискуссиям по этому поводу.

Так, например, Н.И. Ветров в 1989 г. в понятие посягательства на жизнь включал умышленное тяжкое телесное повреждение, опасное для жизни в момент его нанесения или повлекшее смерть потерпевшего . Ограничительное токование рассматриваемого термина предлагал П.П. Осипов, считая, что наступление смерти при посягательстве на жизнь лежит за рамками состава данного преступления и такое последствие может служить лишь отягчающим обстоятельством .

Позицию высших судебных органов по поводу понимания пося-гательства на жизнь в свое время убедительно обосновала З.А. Николаева. Критикуя включение некоторыми авторами в понятие посягательства на жизнь тяжких телесных повреждений, повлекших смерть потерпевшего, она писала, что такое деяние не может охватываться составом преступления, предусмотренного ст. 191.2 УК, а соответствующая квалификация возможна лишь тогда, когда вина субъекта преступления по отношению к более тяжким последствиям выражена в преступной неосторожности, тогда как при посягательстве на жизнь работника милиции должен быть умысел на лишение жизни потерпевшего .

Продолжая мысль З.А. Николаевой, отметим, что высшие судебные органы неоднократно отмечали, что покушение на убийство возможно только с прямым умыслом . Об этом прямо сказано также в действующем постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. № 1 «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК)» (п. 2) .

Все это в полной мере относится и к посягательству на жизнь, ко-торое было предусмотрено ст. 191.2 УК РСФСР, и которое предусмотрено в настоящее время ст. 277, 295 и 317 УК РФ.

Правильно по этому поводу в свое время писал П.С. Елизаров: «Посягательство на жизнь работника милиции или народного дру-жинника в связи с их деятельностью по охране общественного порядка характеризуется виной умышленной. Виновный сознает, что он посягает на жизнь работника милиции или народного дружинника в связи с выполнением ими обязанностей по охране общественного порядка, предвидит возможность или неизбежность наступления смерти потерпевшего и желает или сознательно допускает наступление такого результата. При этом убийство потерпевшего может быть совершено как с прямым, так и с косвенным умыслом, а покушение на убийство, когда смерть потерпевшего не наступила по причинам, не зависящим от воли виновного, - только с прямым, так как покушение на совершение любого преступления с косвенным умыслом вообще невозможно» .

Надо отметить, что именно на этой позиции твердо стоит и совре-менная судебная практика.

Так, Пермским областным судом 23 апреля 1998 г. Саднев был осужден по ч. 3 ст. 213 и по ч. 2 ст. 318 УК РФ. Он был признан виновным в хулиганстве, совершенном с применением ножа, и в применении насилия, опасного для жизни и здоровья, в отношении представителя власти Боринских в связи с исполнением им своих должностных обязанностей.

Заместитель прокурора Пермской области, не оспаривая приговор в отношении осуждения Садиева за хулиганство, в кассационном протесте поставил вопрос об отмене приговора в части его осуждения по ч. 2 ст. 318 УК РФ с направлением дела на новое рассмотрение, указав, что Садиев ударами ножа причинил работнику милиции Боринских колото-резаные ранения в левой паховой области и на левой ушной раковине и пытался нанести еще несколько ударов, т. е. совершил посягательство на жизнь работника милиции, в связи с чем органы предварительного следствия обоснованно квалифицировали его действия по ст. 317 УК РФ.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ 30 сентября 1998 г. приговор Пермского областного суда оставила без изменения, а кассационный протест - без удовлетворения, указав следующее; Садиев осужден обоснованно. Доводы прокурора о не-обходимости изменения квалификации действий Садиева опровергаются материалами дела. Вина Садиева в применении насилия, опасного для жизни и здоровья, в отношении представителя власти установлена показаниями потерпевшего Боринских, свидетелей, работников милиции Вяткина, Фотина и других, протоколом осмотра места происшествия, заключением судебно-медицинского эксперта о тяжести причиненного потерпевшему телесного повреждения и другими доказательствами. Осужденный не отрицал, что причинил Боринских телесные повреждения ножом. Однако как на предварительном следствии, так и в судебном заседании он утверждал, что не имел умысла на посягательство на жизнь работника милиции. Показания Садиева об отсутствии у него умысла на убийство материалами дела не опровергнуты. По смыслу закона лицо может быть признано виновным в посягательстве на жизнь сотрудника правоохранительного органа только при наличии прямого умысла, т. е. когда действия виновного свидетельствуют о том, что он предвидел наступление смерти и желал этого. В протесте не приведены дока-зательства наличия у Садиева прямого умысла на убийство потерпевшего. Высказывание осужденного во время совершения хулиганства, что он всех порежет, в том числе и себя, не свидетельствует о прямом умысле на убийство Боринских, поскольку конкретно кому-либо убийством он не угрожал, а, как видно из его показаний, размахивал ножом, пытаясь закрыть дверь и не пустить сотрудников милиции в свою квартиру, в результате чего Боринских были причинены легкие телесные повреждения в паху и на левой ушной раковине. При таких обстоятельствах, оценив показания Садиева, потерпевшего Боринских и свидетелей в совокупности со всеми материалами дела, суд обоснованно пришел к выводу об отсутствии у виновного прямого умысла на посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа и правильно квалифицировал его действия по ч. 2 ст. 318 УК РФ как применение насилия, опасного для жизни или здоровья, в отношении представителя власти .

Таким образом, большинство ученых и судебная практика твердо стоят на той позиции, что посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа означает покушение на убийство и оконченное убийство. Все иные действия: причинение вреда здоровью любой степени тяжести, в том числе тяжкого вреда, совершенное без прямого умысла на убийство, а также угроза убийством, не могут квалифицироваться по ст. 317 УК РФ.

Так, например, Президиум Верховного Суда РФ удовлетворил протест заместителя Председателя Верховного Суда РФ и переква-лифицировал действия осужденного Т. со ст. 317 УК РФ на ч. 1 ст. 318 УК РФ. Президиум Верховного Суда РФ в своем постановлении по этому делу указал следующее: Из материалов дела видно, что Т., держа в руке нож и угрожая участковому инспектору В. убийством, пытался приблизиться к нему. Однако В. удалось обезоружить Т. Квалифицируя содеянное Т. по ст. 317 УК РФ, суд в приговоре не обосновал свой вывод о наличии в действиях Т. прямого умысла на убийство В. Между тем, как утверждал осужденный Т., «умысла на убийство участкового инспектора В. не имел и ножом на него не замахивался». Потерпевший В. в суде пояснил, что «он (В.) сразу выбил нож у Т., не дав ему возможности замахнуться». Президиум Верховного Суда РФ согласился с доводами протеста о том, что поскольку вид угрозы в законе не конкретизирован, то это может быть как угроза нанесения побоев, так и угроза убийством, а равно угроза насилия неопределенного характера, что и имело место в данном конкретном случае. При таких обстоятельствах действия Т. в отношении В. охватываются диспозицией ч. 1 ст. 318 УК РФ как угроза применения насилия в отношении представителя власти в связи с исполнением им своих служебных обязанностей .

Признание того обстоятельства, что в понятие посягательства на жизнь сотрудника правоохранительного органа входит покушение на убийство означает, помимо прочего, то, что данное преступление считается оконченным вне зависимости от того, наступила ли смерть потерпевшего или нет. Возникает вопрос: каким образом следует назначать наказание в том случае, если смерть потерпевшего не наступила, особенно, если речь идет о пожизненном лишении свободы или смертной казни.

Так, гражданин С.Х. Тимирбулатов в феврале 2001 г. был осужден Верховным Судом Кабардино-Балкарской Республики за организацию посягательства на жизнь военнослужащих в целях воспрепятствования их законной деятельности по охране общественного порядка и обеспечению общественной безопасности по ч. 3 ст. 33 и ст. 317 УК РФ, и ряд других тяжких и особо тяжких преступлений. По совокупности совершенных преступлений ему назначено наказание в виде пожизненного лишения свободы с конфискацией имущества. Считая вынесенный в отношении него приговор незаконным, С.Х. Тимирбулатов обратился в Конституционный Суд РФ с просьбой признать ст. 317 УК РФ не соответствующей статьям 19 (ч. 1), 45 (ч. 1), и 46 (ч. 1) Конституции РФ. По мнению заявителя, то обстоятельство, что эта статья предусматривает в качестве наказания за посягательство на жизнь военнослужащего пожизненное лишение свободы независимо от того, наступила смерть потерпевшего или нет, в то время как ч. 4 ст. 66 УК РФ исключает возмож-ность назначения пожизненного лишения свободы за приготовление к преступлению и покушение на преступление, создает неопределенность в правовом регулировании, позволяя судам по-разному решать вопрос о наказании за покушение на убийство.

Конституционный Суд РФ отказал в принятии данной жалобы и разъяснил следующее: ст. 317 УК РФ устанавливает ответственность за посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа, военнослужащего, а равно их близких в целях воспрепятствования законной деятельности указанных лиц по охране общественного порядка и общественной безопасности, либо из мести за такую деятельность. С учетом особой опасности действий, направленных на лишение жизни сотрудников правоохранительных органов, военнослужащих и их близких, состав предусмотренного ст. 317 УК РФ преступления сформулирован законодателем таким образом, что для признания его оконченным достаточно совершения виновным лицом соответствующих действий, и не требуется обязательного наступления такого общественно-опасного последствия, как смерть указанных в ней лиц. В связи с этим установление в санкции данной статьи наказания в виде смертной казни или пожизненного лишения свободы уже за саму попытку лишения жизни сотрудника правоохранительного органа, военнослужащего или их близких не порождает неопределенности с точки зрения согласованности этой санкции с положением ч. 4 ст. 66 УК РФ, поскольку установленный ею запрет назначения в качестве наказания пожизненного лишения свободы относится лишь к приготовлению и покушению на особо тяжкие преступления против жизни и не касается оконченных преступлений. Следовательно, исключается возможность не только произвольной квалификации посягательства на жизнь сотрудника правоохранительного органа, военнослужащего или членов их семей по различным статьям УК РФ, но и разного подхода к решению вопроса о применении к этим действиям положений ч. 4 ст. 66 УК РФ. Таким образом, самой по себе ст. 317 УК РФ конституционные права С.Х. Тимирбулатова не нарушаются. Кроме того, уголовный закон, предусматривая в санкции ст. 317 УК РФ наказания в виде лишения свободы на срок от двенадцати до двадцати лет, смертной казни или пожизненного лишения свободы, а также допуская возможность назначения в порядке ст. 64 УК РФ более мягкого наказания, чем предусмотрено заданное преступление, позволяет суду дифференцированно решать вопрос о наказании лица, совершившего посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа, военнослужащего или их близких, в том числе в зависимости от того, наступила или нет в результате этих действий смерть потерпевшего .

Как представляется, Конституционный Суд РФ, в сущности, са-моустранился от решения важного вопроса. Если бы по данной жалобе было проведено судебное заседание с участием представителей сторон, экспертов в области конституционного и уголовного права, возможно, в этом случае решение могло бы быть иным.

Действительно, в российском уголовном праве имеется достаточно большое число составов преступлений, которые считаются оконченными в момент совершения общественной опасного деяния независимо от наступивших последствий (формальных и усеченных). Назначение наказания за такие преступления как за оконченные без учета положений ст. 66 УК РФ в целом не вызывает возражений, поскольку в противном случае потеряло бы всякий смысл само конструирование состава преступления в качестве формального либо усеченного.

Однако, все вышеизложенное отнюдь не бесспорно в случае на-значения наказания по ст. 317, а также по ст. 277 и 295 УК РФ. Пре-ступления, предусмотренные этими статьями, составляют на сегодняшний день большинство преступлений, за которые может быть назначен пожизненное лишение свободы. В УК РФ наказание в виде пожизненное лишение свободы установлено за совершение пяти видов преступлений. Помимо преступлений, предусмотренных ст. 277, 295 и 317 УК РФ, к ним относятся убийство при отягчающих обстоятельствах (ч. 2 ст. 105 УК РФ) и геноцид (ст. 357 УК РФ). С недавнего времени пожизненное лишение свободы в качестве наказания предусмотрено также в санкции ч. 3 ст. 205 в редакции ФЗ от 21 июля 2004 г. (терроризм при особо отягчающих обстоятельствах). Других санкций, предусматривающих пожизненное лишение свободы, в УК РФ не предусмотрено. В настоящее время пожиз-ненное лишение свободы является самым строгим видом наказания из всех существующих. В этих условиях назначение в качестве наказания пожизненного лишения свободы за деяние, реально не причинившее смерти потерпевшего, а тем более не причинившее никакого вреда (как это вытекает из рассмотренной выше жалобы С.Х. Темирбулатова), вряд ли соответствует уголовно-правовым принципам справедливости и гуманизма.

В своем определении по рассматриваемой жалобе Конституцион-ный Суд РФ прав был лишь формально. Не представляются убеди-тельными и доводы С.Х. Темирбулатова, полагавшего, что ст. 317 УК РФ противоречит ч. 1 ст. 19 (все равны перед законом и судом), ч. 1 ст. 45 (государственная защита прав и свобод человека и гражданина в РФ гарантируется), ч. 1 ст. 46 (каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод) Конституции РФ. Речь, по-видимому, должна была идти о других, фундаментальных принципах, закрепленных в Конституции РФ: принципу правового государства (ст. 1), приоритета прав и свобод человека и гражданина (ст. 2). Конституционный Суд РФ, на наш взгляд, вполне мог бы принять иное решение и обязать законодателя изменить формулировки ст. 277, 295, 317 УК РФ.

Как представляется, наступило время отказаться, наконец, от неоднозначно толкуемого термина «посягательство на жизнь». Усто-явшееся с 1963 г. судебное толкование сковывает судебную практику. Хотя руководящие разъяснения высших судебных органов не признаются официально источником права в нашей стране, фактически они становятся именно таковыми, приобретают общеобязательную силу не только для нижестоящих судов, но и для всех правоприменительных органов. Нередки случаи, когда суды, рассматривая конкретные уголовные дела, прямо ссылаются на постановления Пленума Верховного Суда РФ . Не исключено также, что в последующем Пленум Верховного Суда РФ даст какое-либо иное толкование термина «посягательство на жизнь». Сложившееся положение дел мог бы исправить законодатель.

В литературе уже предлагалось отказаться от употребления термина «посягательство» в ст. 317 УК РФ, заменив его термином «убийство». Правда, при этом одновременно предлагается исключить из текста уголовного закона ч. 3 ст. 66 УК РФ, устанавливающую обязательность сокращения сроков наказания при приготовлении к преступлению и покушении на него . Последнее предложение представляется явно неприемлемым. В то же время во избежание как расширительного, так и ограничительного толкования этого термина, замена термина «посягательство на жизнь» термином «убийство» является желательным.

При таком решении вопроса станет возможным учет положений ст. 66 УК РФ «Назначение наказание за неоконченное преступление», а более строгое наказание за убийство сотрудника правоохранительного органа вполне может быть обеспечено тем, что нижний предел санкции в виде лишения свободы в ст. 317 УК составляет двенадцать лет, а в ч. 2 ст. 105 УК РФ - восемь лет.

Следует согласиться с предложениями ряда авторов о необходи-мости учета отягчающих обстоятельств при совершении преступлений, предусмотренных ст. 277, 295 и 317 УК РФ . Думается, при этом вполне достаточным будет указание на отягчающие обстоятельства, предусмотренные ч. 2 ст. 105 УК РФ.

Выше мы уже отмечали, что все три состава посягательств на жизнь, предусмотренных УК РФ (ст. 277, 295 и 317), обладают рядом общих признаков. Количество таких общих признаков ставит под сомнение целесообразность закрепления в УК РФ трех практически одинаковых составов преступлений. Все три преступления, к тому же, посягают на один и тот же родовой объект - интересы государственного власти. Все категории потерпевших в преступлениях, предусмотренных ст. 277, 295 и 327 УК РФ, вполне можно объединить понятием «представитель власти» (законодательной, исполнительной и судебной, а также муниципальной), и из трех существующих оставить одну - ст. 277, назвав ее «Убийство представителя власти».

В диспозиции предлагаемой новой редакции ст. 277 следует за-писать: Убийство представителя власти или общественного деятеля, лица, участвующего в отправлении правосудия или содействующего ему, а равно их близких в целях прекращения или воспрепятствования его законной деятельности либо из мести за такую деятельность». Одновременно следует предусмотреть ч. 2 ст. 277 УК РФ следующего содержания: «То же деяние, совершенное при наличии отягчающих обстоятельств, предусмотренных частью второй статьи 105 настоящего Кодекса». Наказание за совершение преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 277 УК РФ, оставить таким же, каким оно является в существующих санкциях ст. 277, 295, 327 УК РФ, а санкцию ч. 2 ст. 277 УК РФ изложить следующим образом: «наказывается лишением свободы на срок от пятнадцати до двадцати лет, либо пожизненным лишением свободы».

При этом понятие «лицо, участвующее в отправлении правосудия или содействующее ему» будет включать в себя: присяжного и арбитражного заседателя; защитника; судебного пристава по обеспечению установленного порядка деятельности судов и судебного пристава-исполнителя; прокурора, следователя, дознавателя, участвующего в производстве предварительного расследования или в рассмотрении дел или материалов в суде.

Такое решение вопроса существенно облегчит решение многих сложных вопросов квалификации преступлений. В частности, отпадет необходимость решать в каждом случае вопрос о том, являлась ли деятельность сотрудника правоохранительного органа деятельностью по охране общественного порядка или по обеспечению общественной безопасности, что необходимо для квалификации действий виновного по ст. 317 УК РФ.

Понятие общественного порядка во многом является теоретиче-ским. В теории государства и права общественный порядок принято соотносить с понятием правопорядка.

Так, по мнению Л.И. Спиридонова, правопорядок - это обще-ственный порядок, закрепленный нормами права. Далее он пишет, что «понятие правопорядка уже общественного порядка, ибо право закрепляет лишь общественные отношения, которые способствуют функционированию общества как целого. Все иные социальные связи остаются вне юридического воздействия и правопорядком не охватываются» .

А.С. Шабуров общественный порядок понимает как состояние урегулированности общественных отношений, основанное на реализации всех социальных норм и принципов. В отличие от правопорядка общественный порядок образуется под воздействием не только правовых, но и иных социальных норм: норм морали, обычаев, корпоративных норм и т. д.

Э.П. Григонис предлагает общественный порядок понимать в узком и широком смыслах. В узком смысле это порядок в так называемых общественных местах (улицах, парках, на транспорте и т. д.). В этом смысле общественный порядок преимущественно понимается в административном и уголовном праве. В широком смысле общественный порядок - это сложившиеся в обществе отношения, основанные на соблюдении и исполнении не только правовых, но и всех иных социальных норм, в первую очередь норм морали. В этом смысле понятие общественного порядка шире понятия правопорядка, в то время как общественный порядок в узком смысле - это часть правопорядка и общественного порядка в широком смысле .

В науке уголовного права предлагаются различные формулировки общественного порядка как в широком, так и в узком смыслах.

Так, в достаточно широком смысле понимает общественный по-рядок П.В. Замосковцев. По его мнению, «общественный порядок, прежде всего, предполагает состояние нормального функционирования каждого отдельно взятого человека в соответствии с его социальной и биологической природой на уровнях индивидуального и социального общения. Его первостепенной целью является гарантирование обществом, государством взаимодействия людей в процессе столкновения индивидуальных интересов в любой без исключения сфере социальной жизни таким образом, чтобы при этом оставались в неприкосновенности жизнь, здоровье, честь, достоинство, свобода личности, социально-политические права и законные интересы гражданина как выражение коренных потребностей человека» .

Ф.Е. Колонтаевский предлагает понимание общественного по-рядка в узком смысле как системы волевых общественных отношений, складывающихся и развивающихся главным образом в общественных местах на основе соблюдения норм права и иных социальных норм, направленных на обеспечение личной безопасности граждан, общественной безопасности, на создание благоприятных условий для нормального функционирования предприятий, учреждений, организаций и общественных организаций и общественных объединений, для труда и отдыха граждан, уважения их чести, человеческого достоинства и общественной нравственности .

До принятия в 1989 г. постановления Пленума Верховного Суда СССР, в котором было дано разъяснение понятия «выполнение обя-занностей по охране общественного порядка», в уголовно-правовой литературе предлагался достаточно широкий перечень видов дея-тельности органов внутренних дел и народных дружин по охране общественного порядка.

Так, П.В. Замосковцев, придерживавшийся широкой трактовки общественного порядка, выделял четыре группы видов такой де-ятельности. В первую группу он включал деятельность по охране прав и законных интересов личности - ее жизни и здоровья .

Во вторую группу, по его мнению, «необходимо включить дея-тельность работников милиции и народных дружинников по охране интересов социальных общностей и, что вполне естественно, интересов их представителей, из единения которых общность только и может существовать. Данная группа управленческой деятельности реализуется в первую очередь при обеспечении интересов неопределенно большого круга людей, посредством чего гарантируется защита интересов, прав и свобод каждой конкретной личности». В эту группу П.В. Замосковцев включал обеспечение органами внутренних дел и народными дружинниками: соблюдения гражданами взаимодействия с социальными общностями, общностей между собой в общественных местах, на улицах, транспортных магистралях, т. е. в местах групповых контактов людей; охраны нормальной деятельности предприятий, учреждений, организаций от различного рода правонарушений и иных антиобщественных поступков, совершаемых гражданами; борьбы с пьянством и иными антиобщественными явлениями, способствующими совершению престу-плений; паспортного режима, контроля за правилами проживания иностранцев и лиц без гражданства; контроля за безопасностью дорожного движения и др.

Третью группу составляет деятельность органов внутренних дел и народных дружин по охране собственности, а четвертую - охрана природных богатств, борьба с браконьерством и нарушениями правил охоты и рыболовства.

Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 22 сентября 1989 г. «О применении судами законодательства об ответственности за посягательства на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции, народных дружинников, а также военнослужащих в связи с выполнением ими обязанностей по охране общественного порядка» в п. 5 разъяснил, что «под исполнением обязанностей по охране общественного порядка работниками милиции, народными дружинниками, а также военнослужащими следует понимать несение ими постовой или патрульной службы на улицах и в общественных местах; поддержание порядка во время проведения демонстраций, митингов, зрелищ, спортивных соревнований и других массовых мероприятий, при ликвидации последствий аварий, общественных и стихийных бедствий; предотвращение или пресечение противоправных посягательств»1.

Таким образом, в судебной практике общественный порядок стал пониматься строго в узком смысле. Исходя из такого толкования, за рамками действия ст. 191.2 УК РСФСР остались многие не менее значимые в деле борьбы с преступностью направления деятельности милиции: оперативно-розыскная, уголовно-процессуальная, исполнение судебных решений и т. д. Не учитывалась законная деятельность других, помимо милиции, составных частей органов внутренних дел: следственного аппарата, исправительно-трудовых учреждений, пожарной охраны, а также других правоохранительных органов.

В этом смысле расширение круга потерпевших от работников милиции до сотрудников правоохранительных органов в ст. 317 УК РФ 1996 г. следует признать абсолютно правильным. Однако сохранившееся в диспозиции ст. 317 УК РФ указание на деятельность по охране общественного порядка по-прежнему значительно сужает сферу применения этой статьи.

Правда, в отличие от ст. 191.1 УК РСФСР, в ст. 317 УК РФ допол-нительно появилось указание на деятельность сотрудника правоо-хранительного органа по обеспечению общественной безопасности. Если виды деятельности по охране общественного порядка каким- то образом определены в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 22 сентября 1989 г., то по поводу деятельности по обеспечению общественной безопасности подобные разъяснения пока отсутствуют.

В литературе понятие общественной безопасности обычно связы-вают с понятием общественного порядка. Одни авторы рассматривают общественный порядок как необходимый компонент общественной безопасности . Другие считают, что общественный порядок и общественная безопасность - это однопорядковые и дополняющие друг друга понятия .

При определении самой общественной безопасности в литературе обычно обращаются к понятию безопасности, сформулированному в ст. 1 Закона РФ «О безопасности» от 5 марта 1992 г. В указанной статье под безопасностью понимается состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз . Данное определение, на наш взгляд, достаточно трудно конкретизировать и определить конкретные виды деятельности по обеспечению именно общественной, а не какой- либо иной безопасности .

Таким образом, употребляемое в диспозиции ст. 317 УК РФ по-нятие «охрана общественного порядка и обеспечение общественной безопасности» страдает неопределенностью. Его можно толковать либо неоправданно узко, основываясь на положения постановления Пленума Верховного Суда СССР от 22 сентября 1989 г., либо неоправданно широко, учитывая неопределенность самого термина «общественная безопасность».

Исходя из вышеизложенного, более предпочтительным является предложенный нами вариант новой редакции ст. 277 УК РФ с одно-временным исключением из УК РФ ст. 317 и 295.

В завершении анализа преступления, предусмотренного ст. 317 УК РФ, отметим, что аналогичная ст. 191.2 УК РСФСР была введена в конкретных социально-политических условиях начала 60-х гг. XX в., благодаря действующим в то время партийным установкам, а ее реконструкция, несмотря на некоторую модернизацию, не отвечает потребностям современной правоприменительной практики.

Сказанное в полной мере относится и к следующему составу на-сильственного преступления, предусмотренному главой 32 - применению насилия в отношении представителя власти (ст. 318). Следует сразу же отметить, что редакция ст. 318 УК РФ намного удачнее редакции ст. 317. В ней предусмотрен более широкий круг потерпевших, имеется указание на исполнение потерпевшим любых должностных обязанностей.

Однако если оставить без изменений редакцию ст. 317 УК РФ, то могут возникать ситуации, трудно объяснимые с логической точки зрения. Так, например, если применено насилие в отношении сотрудника милиции, производящего обыск по поручению следователя, то виновный будет отвечать по ст. 318 УК РФ, т. е. как за преступление против порядка управления. Если же в отношении этого же сотрудника будет место посягательство на его жизнь, то ответственность наступит по п. «б» ч. 2 ст. 105 УК РФ как за преступление против личности. Таким образом, получается, что преступления, совершенные в отношении одного и того же лица в связи с осуществлением им одной и той же деятельности посягают на различные объекты уголовно-правовой охраны.

Преступлением, во многом аналогичным предусмотренному ст. 318 УК РФ, является угроза или насильственные действия в связи с осуществлением правосудия или производством предварительного расследования (ст. 296), относящееся к преступлениям против правосудия. В то же время в главе 29 УК РФ «Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства» аналогичное преступление не предусмотрено, несмотря на то, что в этой главе имеется ст. 277, предусматривающая ответственность за посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля. Таким образом, опять складывается парадоксальная ситуация: если в отношении государственного или общественного деятеля применено насилие, то речь идет о преступлении против личности, а, если имеет место посягательство на его жизнь, то основным объектом преступления становятся основы конституционного строя и безопасности государства.

В целях согласования указанных уголовно-правовых норм и в русле вышеизложенных выводов относительно дальнейшей судьбы ст. 317 УК РФ, предлагаем ввести в УК РФ новую статью 277.1 «Применение насилия в отношении представителя власти», а ст. 296 и 318 из УК исключить; в новой статье 277.1 определить тот же круг потерпевших, что и в предлагаемой нами новой редакции ст. 277 УК РФ.

Предлагаемые нами изменения в УК РФ в никоей степени не влияют на иные, устоявшиеся в науке уголовного права, правила квалификации преступлений, предусмотренных ст. 317 и 318 УК РФ. Изученные нами судебные решения свидетельствуют, что суды в основном правильно разрешают дела по указанным категориям преступлений, исправляя при этом ошибки предварительного следствия.

Так, с объективной стороны деятельность потерпевшего - со-трудника правоохранительного органа в ст. 317 УК РФ или представителя власти в ст. 318 УК РФ обязательно должна быть законной. Однако органы предварительного следствия еще не всегда правильно оценивают характер деятельности потерпевших на предмет ее законности.

Так, согласно приговору военного суда Майкопского гарнизона Панаетов был признан виновным в применении насилия, не опасного для жизни и здоровья, в отношении представителя власти в связи с исполнением им своих должностных обязанностей и осужден по ч. 1 ст. 318 УК РФ. Суд установил, что во время следования на принадлежащем ему автомобиле ВАЗ-2103 Панаетов был остановлен сотрудниками ДПС ГАИ. Проверив документы Панаетова, сотрудник ГАИ заподозрил, что Панаетов находится в состоянии алкогольного опьянения, и предложил ему отдать ключи от автомашины, а также проехать в медицинское учреждение для освидетельствования. Однако Панаетов указание работников милиции выполнить отказался, а когда работники милиции, используя физическую силу, стали отбирать у него ключи от машины и надевать наручники, оказал им сопротивление, в ходе которого на- нес сержанту милиции Богатыреву удар ногой по ноге, причинив последнему телесные повреждения в виде ушиба, кровоподтека и ссадины, не вызвавшие расстройства здоровья или утраты трудоспособности.

Военный суд Северо-Кавказского военного округа, рассмотрев дело по протесту председателя суда, отменил приговор и прекратил дело по следующим основаниям.

Согласно ч. 1 ст. 318 УК РФ уголовная ответственность за приме-нение насилия, не опасного для жизни или здоровья, в отношении представителя власти наступает лишь в том случае, если насилие было применено в связи с исполнением представителем власти своих должностных обязанностей. При этом должностные обязанности каждого представителя власти (в том числе и сотрудников милиции) подробно регламентированы в нормативных актах, которыми они обязаны строго руководствоваться при осуществлении возложенных на них функций, то есть действия представителей власти должны быть правомерными. Однако из материалов дела следует, что действия, предпринятые сотрудниками ГАИ в отношении Па- наетова, правомерными не являлись.

Заподозрив водителя в управлении транспортным средством в состоянии опьянения, то есть в совершении правонарушения, предусмотренного ст. 117 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях, инспектор ГАИ Богатырев обязан был руковод-ствоваться ст. 245 этого Кодекса а также инструкцией по организации в органах внутренних дел производства по делам об административных нарушениях правил дорожного движения и иных форм, действующих в сфере обеспечения безопасности дорожного движения, введенной в действие приказом Министра внутренних дел РФ № 130 от 23 марта 1993 г., устанавливающими порядок действий сотрудника милиции в таких ситуациях. Согласно п. 2.6.4 указанной инструкции в случае, когда в отношении водителя транспортного средства имеются достаточные основания полагать, что он находится в состоянии опьянения, в установленном порядке проводится его освидетельствование на состояние опьянения с применением индикаторной трубки «Контроль трезвости» или других предназначенных для этих целей технических средств. Осви-детельствование и его результаты оформляются протоколом осви-детельствования с использованием индикаторной трубки «Контроль трезвости» или других предназначенных для этих целей технических средств. При этом обязательно присутствие не менее двух свидетелей. Если водитель не согласен проходить освидетельствование на состояние опьянения с применением индикаторной трубки «Контроль трезвости» либо других технических средств, а также в случае несогласия с результатами проведенного с применением указанных средств освидетельствования, он направляется на медицинское освидетельствование. При подтверждении факта нахождения водителя в состоянии опьянения составляется административный протокол.

При этом п. 2.6.5 этой инструкции предусматривает, что в случаях уклонения водителя от прохождения освидетельствования на состояние опьянения в административном протоколе указываются имеющиеся у нарушителя признаки опьянения и его действия, характеризующие факт уклонения от освидетельствования. Протокол составляется в присутствии двух свидетелей. Каких-либо оснований для административного задержания Панаетова, личность которого была установлена по предъявленным им документам, КОАП и другие нормативные акты, регулирующие порядок действий работников милиции в данной ситуации, не предусматривают. Отсутствовали у них и основания для задержания автомашины Панаетова.

Из материалов дела следует, что по вызову Панаетова к нему приезжал офицер Кочнев, чтобы отогнать автомашину на стоянку в целях обеспечения ее сохранности. Будучи отстраненным от управления транспортным средством в связи с подозрением в употреблении спиртных напитков, Панаетов имел право передать свой автомобиль офицеру Кочневу для обеспечения его сохранности, однако находившиеся рядом работники милиции неправомерно воспрепятствовали ему в этом.

Более того, они, в нарушение ст. 13 и 14 Закона РФ «О милиции», предусматривающих исключительный перечень оснований и порядок применения сотрудниками милиции физической силы и специальных средств, применили к Панаетову силу и специальное средство - наручники. Таким образом, действия сотрудников милиции, при которых один из них получил удар от Панаетова, были неправомерными, поэтому применение Панаетовым насилия в отношении сержанта милиции Богатырева не может быть расценено как связанное с исполнением последним своих должностных обязанностей, в связи с чем в действиях Панаетова отсутствует состав преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 318 УК РФ. Поскольку Панаетов нанес удар Богатыреву, защищаясь от его неправомерных действий, военный суд Северо-Кавказского военного окру-

га прекратил в отношении Панаетова дело за отсутствием состава преступления .

Квалифицируя рассматриваемые преступления с субъективной стороны, необходимо установить то обстоятельство, что виновный осознавал, что совершает преступление именно в отношении сотрудника правоохранительного органа или представителя власти. Характерен в этом отношении следующий пример из судебной практики.

Так, работник милиции Л., одетый в гражданскую одежду, заметил, как на другой стороне улицы некто М., находясь в нетрезвом состоянии, размахивает ножом перед случайным прохожим. Л., подходя к М., потребовал прекратить такие действия. Когда М. в ответ на эти требования обругал Л., то Л. схватил М. за руки, пытаясь их скрутить. Однако М. вырвался и нанес удар Л. ножом в правое плечо, которым прорезал одежду и оставил небольшую царапину на плече. Л. отбежал назад. Когда М. сделал попытку нанести удар в очередной раз, Л. вытащил табельное оружие и сделал выстрел в воздух, после чего М. убежал. Органы предварительного следствия квалифицировали действия М. по ст. 317 УК РФ. Однако суд переквалифицировал действия М на п. «б» ч. 2 ст. 213 УК РФ, указав в приговоре на отсутствие доказательств того, что М. осознавал направленность своих действий против сотрудника правоохранительного органа в целях воспрепятствования его законной деятельности по охране общественного порядка и обеспечению общественной безопасности .

В завершение анализа состава преступления, предусмотренного % ст. 318 УК РФ, отметим, что в целом он совпадает с составами пре-ступлений, которые в УК РСФСР 1960 г. были предусмотрены ст. 191 «Сопротивление представителю власти или представителю об-щественности, выполняющему обязанности по охране общественного порядка» и ст. 191.1 «Сопротивление работнику милиции или народному дружиннику», за исключением уголовной ответственности за так называемое ненасильственное сопротивление (ч. 1 ст. 191.1

УК РСФСР).

Российский законодатель отказался от самого термина «сопро-тивление», однако суть этого деяния не изменилась. Само слово «со-противление» в русском языке означает, в частности, противодей- ствовать, противиться, не покоряться . Таким образом, применение насилия в отношении представителя власти, пресекающего непра-вомерные действия виновного, задерживающего виновного за совер-шение правонарушения и т.п. есть ни что иное, как насильственное сопротивление (сопротивление с применением насилия). Кстати, аналогичная статья в УК АР называется «Сопротивление или при-менение насилия в отношении представителя власти» (ст. 315), а в диспозиции данной статьи говорится, в частности, о сопротивлении с применением насилия.

В этой связи остаются в силе некоторые разъяснения Пленума Верховного Суда СССР от 22 сентября 1989 г. и Пленума Верховного Суда РФ от 24 сентября 1991 г., принятые в период действия УК РСФСР I960 г., в части, касающейся ответственности за сопротивление работнику милиции или народному дружиннику, но с некоторыми необходимыми поправками.

Так, в п. 5 постановления от 24 сентября 1991 г. было разъяснено, что хулиганские действия, сопряженные с сопротивлением работнику милиции или народному дружиннику при исполнении ими обязанностей по охране общественного порядка, в том числе и сое-диненные с насилием или угрозой его применения в отношении этих лиц, полностью охватываются диспозицией ч. 2 ст. 206 УК РСФСР (в настоящее время - ч. 2 ст. 213 УК РФ) «хулиганство» и дополнительной квалификации по другим статьям УК не требуют . Аналогичные разъяснение содержалось и в п. 3 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24 декабря 1991 г. «О судебной практике по делам о хулиганстве» .

В настоящее время указанные правила квалификации должны относиться лишь к случаям применения насилия, не опасного для жизни и здоровья, либо к угрозе применения насилия в отношении представителя власти, т. е. к деяниям, предусмотренными. 1 ст. 318 УК РФ. Бели же имело место насилие, опасное для жизни или здоровья, в отношении представителя власти (ч. 2 ст. 318 УК РФ), то оно не должно квалифицироваться по ч. 2 ст. 213 УК РФ (санкция ч. 2 ст. 213 - лишение свободы на срок до семи лет; санкция ч. 2 ст. 318 УК РФ - лишение свободы на срок от пяти до десяти лет).

В то же время в полной мере должно действовать разъяснение Пленума Верховного Суда СССР от 22 сентября 1989 г. о том, что нанесение легких и менее тяжких телесных повреждений (в настоящее время - побоев, легкого, средней тяжести и тяжкого вреда здоровью в результате оказания сопротивления работнику милиции, народному дружиннику или военнослужащему, либо применение в отношении этих лиц насилия с целью принуждения их к выполнению незаконных действий, охватывается составом преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 191.1 УК РСФСР (ч. 2 ст. 318 УК РФ) и дополнительной квалификации по другим статьям УК не требует. Нанесение при указанных выше обстоятельствах тяжкого или менее тяжкого телесного повреждения (тяжкого или средней тяжести вреда здоровью), если последнее по закону влечет за собой более строгое наказание, чем то, которое предусмотрено ч. 2 ст. 191.1 УК РСФСР (ч. 2 ст. 318 УК РФ), должно квалифицироваться по совокупности преступлений (п. п. «в» п. 7)1.

В настоящее время это правило применимо в тех случаях, когда виновным одновременно совершены деяния, входящие в объективную сторону преступлений, предусмотренных ч. 3 и 4 ст. 111 УК РФ.

В п.п. «б» п. 7 указанного постановления было отмечено также, что если виновным совершен ряд непрерывных и взаимосвязанных действий, каждое из которых образует состав самостоятельного преступления против порядка управления (например, оскорбление и сопротивление, сопротивление и посягательство на жизнь), то все содеянное надлежит квалифицировать по статье закона, предусма-тривающей ответственность за наиболее тяжкое преступление. Такие же действия, совершенные в разное время, должны квалифицироваться по совокупности преступлений, если даже они совершены в отношении одного и того же работника милиции, народного дру-жинника или военнослужащего. Все вышеизложенное не потеряло актуальности и в настоящее время.

Еще одним насильственным преступлением против порядка управления является преступление, предусмотренное ст. 321 «Дезор-ганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества». В УК РСФСР 1960 г. существовала ст. 77.1 с похожим названием «Действия, дезорганизующие работу исправительно- трудовых учреждений». Однако суть преступления, предусмотрен- ного ст. 77.1 УК РСФСР, была несколько иной и, в первую очередь, оно не было чисто насильственным преступлением, как преступление, предусмотренное ст. 321 УК РФ.

На правовую природу преступления, которое было предусмотрено ст. 77.1 УК РСФСР, указывает расположение указанной статьи в главе о государственных преступлениях сразу же после ст. 77 «Бандитизм».

Предыстория появления ст. 77.1 УК РСФСР такова. В 40-50 гг. в местах лишения свободы появились крупные преступные груп-пировки осужденных - «цветные, полуцветные, махновцы, беспредел, один на льдине, красная шапочка, польские воры, привоваров- цы, упоровцы, опоясанный ломом» и т. д., враждовавшие между собой и притеснявшие все остальные категории осужденных» .

В этих условиях по ходатайству МВД СССР Президиум Верхов-ного Совета СССР принял Указ от 13 января 1953 г. «О мерах по уси-лению борьбы с особо злостными проявлениями бандитизма среди заключенных в исправительно-трудовых лагерях», которым среди видов наказания была предусмотрена и смертная казнь. В течение семи дней после выхода Указа в лагерях и колониях была проведена работа по объявлению осужденным под роспись его содержания. Дела о «лагерном бандитизме» рассматривались военными трибуналами .

При принятии УК РСФСР 1960 г. подобный состав преступления первоначально предусмотрен не был. Однако уже спустя полгода после введения его в действие Законом РСФСР от 25 июля 1962 г. в УК была введена новая ст. 77.1.

Согласно ч. 1 ст. 77.1 УК РСФСР лица, отбывающие наказание в виде лишения свободы, терроризирующие в местах лишения свободы осужденных, вставших на путь исправления, или совершающие нападения на администрацию, а также организующие в этих целях преступные группировки или активно участвующие в таких груп-пировках, наказывались лишением свободы на срок от трех до восьми лет. Особо опасные рецидивисты, а также лица, осужденные за тяжкие преступления, совершившие действия, предусмотренные ч. 1 ст. 77.1, наказывались лишением свободы на срок от восьми до пятнадцати лет или смертной казнью (ч. 2) .

Основные вопросы квалификации преступления, предусмотренного ст. 77.1 УК РСФСР и соответствующих статей УК других союзных республик, были рассмотрены в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 3 декабря 1962 г. № 16 и в более позднем постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 21 июня 1985 г. № 10 «О судебной практике по делам об уголовной ответственности за действия, дезорганизующие работу исправительно-трудовых учреждений» .

Так, под терроризированием осужденных, вставших на путь ис-правления, в указанных постановлениях понималось применение насилия или угрозы применения насилия с целью заставить отка-заться от добросовестного отношения к труду и соблюдения правил режима, а равно такие же действия, совершенные на почве мести за выполнение общественных обязанностей по укреплению дисциплины и порядка в исправительно-трудовом учреждении. Терроризированием должно признаваться также глумление и издевательство над осужденными в целях их устрашения и воспрепятствования пе-ревоспитанию.

От терроризирования осужденных, ставших на путь исправле-ния, предлагалось отличать другие, сходные по объективной стороне преступные проявления (нанесение побоев, причинение телесных повреждений и т.п.), которые были совершены на почве ссор, личных взаимоотношений подсудимого с потерпевшим и при иных подобных обстоятельствах.

Организация преступных группировок в целях нападения на администрацию или терроризирования осужденных, вставших на путь исправления, либо активное участие в таких группировках об-разовывала состав преступления, предусмотренного ст. 77.1 УК РФ и соответствующими статьями УК других союзных республик, и в том случае, когда группировка еще не совершила намеченных преступных действий. При рассмотрении таких дел судам предлагалось уделять особое внимание установлению действительной роли каждого подсудимого с тем, чтобы исключить осуждение по названной статье закона за прикосновенность к группировке.

В диспозиции ст. 321 УК РФ отсутствуют указания на терроризирование осужденных и на организацию преступных группировок.

, Вместо терроризирования в ч. 1 ст. 321 УК РФ установлена ответственность за применение насилия, не опасного для жизни или здоровья осужденного, либо угрозу применения насилия в отношении его, с целью воспрепятствовать исправлению осужденного или из мести за оказание им содействия администрации учреждения или органа уголовно-исполнительной системы. При применении в отно-шении тех же лиц и в тех же целях насилия, опасного для жизни или здоровья, ответственность наступает по ч. 3 ст. 321 УК РФ. Таким образом, хотя понятие терроризирования осужденных в УК РФ отсутствует, суть этого явления, в целом, сохранилась.

Что касается организации преступных группировок в целях нападения на администрацию или терроризирования осужденных, вставших на путь исправления, либо активное участие в таких группировках, то в ст. 321 УК РФ упоминания об этом более не со-держится.

Об организации группировок осужденных к лишению свободы и об активном участии в них в настоящее время говорится в ч. 1 ст. 116 УИК РФ «Злостное нарушение установленного порядка отбывания наказания осужденными к лишению свободы». Исходя из смысла ч. 1 ст. 116 УИК РФ, такие группировки создаются в целях совершения правонарушений, составляющих злостное нарушение установленного порядка отбывания наказания осужденными к лишению свободы. К таким правонарушениям в ч. 1 ст. 116 УИК РФ относятся: употребление спиртных напитков либо наркотических средств или психотропных веществ; мелкое хулиганство; угроза, неповиновение представителям администрации исправительного учреждения или их оскорбление при отсутствии признаков преступления; изготовление, хранение или передача запрещенных предметов; уклонение от исполнения принудительных мер медицинского характера или от обязательного лечения, назначенного судом или решением медицинской комиссии; организация забастовок или иных групповых неповиновений, а равно активное участие в них; мужеложство, лесбиянство, отказ от работы или прекращение работы без уважительных причин.

Таким образом, по УИК РФ организация группировок осужден-ных к лишению свободы и активное участие в них направлены не на совершение преступлений, а иных правонарушений, предусмотренных уголовно-исполнительным законодательством и признаваемых им в качестве злостных нарушений установленного порядка отбывания наказания осужденными к лишению свободы.

Не равнозначно понятие преступной группировки и понятию организованной группы, о которой речь идет в ч. 3 ст. 321 УК РФ. В ней предусматривается ответственность за действия, предусмотренные ч. 1 и 2 ст. 321 УК РФ, совершенные организованной группой. Признаки организованной группы, общие для всех преступлений, установлены в ч. 3 ст. 35 УК РФ. Ею признается устойчивая группа лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких преступлений. Из этого определения следует, что действия виновных подлежат квалификации по ч. 3 ст. 321 УК РФ в том случае, если ими уже совершены действия, входящие в состав оконченного преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 321 УК РФ (применено насилие в отношении осужденного), ч. 2 ст. 321 УК РФ (применено насилие в отношении сотрудника уголовно-исполнительной системы). Само создание группы при наличии соответствующих признаков (приискание соучастников преступления, сговор на совершение преступления) может быть квалифицировано лишь в качестве при-готовления к совершению преступления, предусмотренного ст. 321 УК РФ.

Специалисты в области уголовно-исполнительного права, как правило, считают такую ситуацию ненормальной, ослабляющей борьбу с организованной преступностью в местах лишения свободы1. При этом предлагаются различные варианты решения проблемы.

Так, B.C. Ишигеев считает, что понятие «преступная группировка», которое использовалось в ст. 77.1 УК РСФСР, больше подходит под понятие преступного сообщества (преступной организации), и предлагает в ч. 3 ст. 321 УК РФ указывать на все предусмотренные законом формы соучастия; соисполнительство без предварительного сговора, соисполнительство с предварительным сговором, организованную группу и преступное сообщество (преступную организацию). Однако указание на преступную группу (преступную организацию) не характерно для статей Особенной части УК.

Предлагается также к действиям, дезоорганизующим деятель-ность учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, со-вершенные организованными группами, относить: создание «во-ровских касс» с целью материального обеспечения криминальных лидеров и их окружение, оказания поддержки осужденным, ока-зывающим противодействие администрации; утверждение и под-держание в качестве образца поведения осужденных, соблюдающих «воровские традиции», бойкотирование и избиение осужденных, вставших на путь исправления; установление и поддержание нелегальных связей с преступниками, отбывающими наказание в других исправительных учреждениях, а также находящимися на свободе, организация иерархической структуры неофициального управления осужденными в местах лишения свободы (рассылка «постановочных писем», назначение «смотрящих» и т.п.); организация и руководство мероприятиями, направленными на дестабилизацию обстановки в исправительных учреждениях, нарушения нормальной работы (проведение голодовок, отказов от работы и т. д.), ведение контрразведывательной деятельности в отношении оперативно-режимных аппаратов исправительных учреждений .

С этим предложением согласиться достаточно трудно. Большинство перечисленных действий не подпадает даже под признаки злостного нарушения установленного порядка отбывания наказания осужденными к лишению свободы, не говоря уже о признаках преступления.

Гораздо лучше выглядят высказанные в литературе предложе-ния использовать для борьбы с организованной преступностью в ме-стах лишения свободы возможности ст. 210 УК РФ «Организация преступного сообщества (преступной организации)» . К тому же не надо забывать, что при совершении любого преступления осужден-ными лицами во время отбывания наказания, в том числе и пред-усмотренного ст. 321 УК РФ, действуют правила назначения нака-зания по совокупности приговоров (ст. 70 УК РФ) и окончательное наказание в этих случаях может достичь 30 лет лишения свободы. Таким образом, уголовно-правовые меры борьбы с организованной преступностью в местах лишения свободы в настоящее время доста-точно эффективны. Вносить какие-либо изменения в ч. 3 ст. 321 УК РФ не представляется целесообразным.

Обратимся к другим вопросам уголовной ответственности за дезорганизацию деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества. Напомним, что в параграфе 1.2. мы уже сформулировали выводы по поводу категорий потерпевших в данном преступлении. Мы предложили считать ими, во-первых, не только сотрудников, но и работников мест лишения свободы или мест содержания под стражей, а, во-вторых, считать таковыми лиц, содержащихся под стражей, если они подверглись насилию из мести за оказанное ими содействие администрации учреждения или органа УИС.

Эти наши предложения, в свою очередь, связаны с вопросом о месте совершения данного преступления.

В этом отношении наблюдается явная несогласованность тер-минологии, употребляемой в названии и в тексте ст. 321 УК РФ. Так, в названии статьи говорится об учреждениях, обеспечивающих изоляцию от общества, в ч. 1 ст. 321 об учреждении или органе уголовно-исполнительной системы (ФСИН), а в ч. 2 ст. 321 - о месте лишения свободы или месте содержания под стражей. Употребление же понятия «осужденный» (в качестве потерпевшего) в ч. 1 ст. 321 УК РФ указывает на место лишения свободы, но не на место содержания под стражей.

Понятие «учреждение, обеспечивающее изоляцию от общества» вообще неизвестно никакому иному законодательству, кроме уго-ловного. В то же'время в современной литературе получает распро-странение понятие принудительных мер, связанных с изоляцией от общества . В частности, Ф.М. Городинец указанные меры определяет как принудительные меры уголовно-правового, уголовно-процессуального, административного характера, ограничивающие конституционное право человека и гражданина на свободу и личную неприкосновенность, применение которых обусловлено судебным решением .

Исходя из этого, правильного, на наш взгляд, определения, к учреждениям, обеспечивающим изоляцию от общества, следует от-носить, например, специальные приемники для содержания лиц, арестованных в административном порядке, входящие в состав ми-лиции общественной безопасности. Такими учреждениями следует считать психиатрические стационары специализированного типа, в которых исполняются принудительные меры медицинского харак-тера, предусмотренные ст. 98 УК РФ, а также специальное учебно- воспитательное учреждение закрытого типа органа управления об-разованием, в котором исполняется принудительная мера воспи-тательного воздействия (ч. 2 ст. 92 УК РФ). Очевидно, что не эти учреждения имеются в виду в названии ст. 321 УК РФ. Тем более, этот вывод подтверждает текст самой статьи.

Так, в ч. 1 ст. 321 УК РФ речь идет об учреждениях ФСИН. В соответствии со ст. 5 Закона РФ «Об учреждениях и органах, ис-полняющих наказание в виде лишения свободы» от 21 июля 1993 г. УИС включает в себя: учреждения, исполняющие наказания; тер-риториальные органы УИС; федеральный орган исполнительной власти, уполномоченный в области исполнения наказаний (феде-ральный орган уголовно-исполнительной системы). В ФСИН по ре-шению Правительства РФ могут входить следственные изоляторы, предприятия, специально созданные для обеспечения деятельности уголовно-исполнительной системы, научно-исследовательские, про-ектные, лечебные, учебные и иные учреждения1.

Учреждения, исполняющие наказания в виде лишения свободы, входящие в ФСИН, перечислены в ч. 9 ст. 16 УИК РФ. К ним относятся: колонии-поселения, воспитательные колонии, лечебные ис-правительные учреждения, исправительные колонии общего, строгого или особого режима, тюрьмы. В отношении лиц, оставленных для выполнения работ по хозяйственному обслуживанию в следственных изоляторах, наказание в виде лишения свободы исполняется этими изоляторами. Именно эти учреждения, исходя из смысла ст. 321 УК РФ, имеются в виду, когда речь идет о применении насилия в отношении осужденного из мести за оказанное им содействие администрации учреждения УИС.

В ч. 1 ст. 321 УК РФ упоминается также об органе УИС. Веро-ятно, здесь законодателем допущена техническая ошибка. Трудно себе представить, чтобы осужденный, находясь в конкретной колонии, оказывал содействие территориальному, а тем более, ФСИН. Лишено смысла и выражение «администрация органа УИС».

В ч. 2 ст. 322 УК РФ установлена ответственность за применение насилия в отношении сотрудника места лишения свободы или места содержания под стражей. Понятие «место лишения свободы» по своєму смыслу идентично понятию учреждения, исполняющего на-казание в виде лишения свободы (ч. 6 ст. 16 УИК РФ).

Места содержания под стражей определены в ст. 7 ФЗ «О содер-жании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» от 15 июля 1995 г. К ним относятся: следственные изоляторы (СИЗО) УИС, изоляторы временного содержания подо-зреваемых и обвиняемых (ИВС), ИВС пограничных органов ФСБ. В случаях, предусмотренных указанным ФЗ, местами содержания под стражей подозреваемых и обвиняемых могут являться учреждения УИС, исполняющие уголовное наказание в виде лишения свободы и гауптвахты. В случаях, когда задержание по подозрению в совершении преступления осуществляется в соответствии с УПК РФ капитанами морских судов, находящихся в дальнем плавании, или начальниками зимовок в период отсутствия транспортных связей с зимовками, подозреваемые содержатся в помещениях, которые определены указанными должностными лицами и приспособлены для этих целей .

До самого последнего времени к местам содержания под стражей относились также СИЗО ФСБ, однако в соответствии с Указом Президента РФ от 12 июля 2005*г. № 796 «О дополнительных гарантиях обеспечения охраны прав, свобод и законных интересов лиц, подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» они переданы в ведение Федеральной службы исполнения наказания, являющейся федеральным органом УИС .

Отнесение к местам содержания под стражей СИЗО и ИВС не вызывает никаких сомнений. Сложнее обстоит дело с помещениями, выделяемыми капитанами морских судов и начальниками зимовок, в которых содержатся задержанные ими подозреваемые в совершении преступлений.

Так, по мнению B.C. Ишигеева, применение насилия в отноше-нии лиц, охраняющих подозреваемых в этих помещениях, не может квалифицироваться по ст. 321 УК РФ, так как деятельность по охране подозреваемых не является для них основной .

Такое утверждение не основано на законе. Автор не обратил внимания на ч. 2 ст. 12 ФЗ «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» в которой прямо установ-лено, что на период исполнения обязанностей по обеспечению режима содержания под стражей капитаны морских судов и начальники зимовок, а также уполномоченные ими лица несут обязанности и пользуются правами, предоставляемыми указанным ФЗ сотрудникам мест содержания под стражей. В ч. 1 ст. 12 рассматриваемого ФЗ определено, что к сотрудникам мест содержания под стражей относятся лица рядового и начальствующего состава органов внутренних дел, сотрудники УИС, военнослужащие органов и пограничных ФСБ и Вооруженных Сил РФ, исполняющие обязанности по обеспечению режима содержания под стражей. Именно эти лица являются потерпевшими в преступлении, предусмотренном ч. 2 ст. 321 УК РФ.

Исходя из изложенного в целях согласования и уточнения терминов, используемых в ст. 321 УК РФ, и учитывая другие ранее сформулированные нами выводы, предлагаем в названии статьи вместо учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, указать на места лишения свободы и места содержания под стражей. Одновре-менно мы предлагаем отказаться от термина «дезорганизация», ко-торый заимствован из УК РСФСР 1960 г., и не отражает реальной сущности нового состава преступления. В этом отношении стоит со-гласиться с С.Ф. Милюковым, что состав преступления, предусмо-тренного ст. 321 УК РФ, «подвергся той же операции, что и состав бандитизма, то есть, выхолощен, оскоплен...» .

В этой связи предлагаем новое название ст. 321 УК РФ - «Применение насилия в местах лишения свободы или местах содержания под стражей».

Следующее наше предложение заключается в том, что в ч. 1 ст. 321 УК РФ слова «содействие администрации учреждения или органа уголовно-исполнительной системы» заменить словами «содействие администрации места лишения свободы или места содержания под стражей».

Другие основные выводы и предложения по данному параграфу заключаются в следующем: 1.

В УК РФ 1996 г. предусмотрено три вида фактически одинаковых по основным признакам состава преступления: посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля (ст. 277), посягательство на жизнь лиц, осуществляющего правосудие или предварительное расследование (ст. 295) и посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа (ст. 317). Все три вида посягательств на жизнь по УК РФ объединяет единый родовой объект - интересы государственной власти, единый дополнительный непосредственный объект - жизнь личности, одинаковые признаки объективной и субъективной стороны, а также субъекта преступления, одинаковая санкция, а различия заключается в основном не-посредственном объекте и в круге потерпевших. 2.

Целесообразно статью 277 УК РФ назвать «Убийство представителя власти» и изложить ее в следующей редакции: 1.

Убийство представителя власти или общественного деятеля, лица, участвующего в отправлении правосудия или содействующего ему, а равно их близких в целях прекращения или воспрепятствования его законной деятельности либо из мести за такую деятельность, - наказывается лишением свободы на срок от двенадцати до двадцати лет, либо пожизненным лишением свободы, либо смертной казнью. 2.

То же деяние, совершенное прр наличии отягчающих обстоя-тельств, предусмотренных частью второй статьи 105 настоящего Кодекса, - наказывается лишением свободы на срок от пятнад цати до двадцати лет, либо пожизненным лишением свободы, либо смертной казнью. 3.

В целях согласования указанных уголовно-правовых норм и в русле вышеизложенных выводов относительно дальнейшей судьбы ст. 317 УК РФ, предлагаем ввести в УК РФ новую статью 277.1 «При-менение насилия в отношении представителя власти», а ст. 296 и 318 из УК исключить; в новой статье 277.1 определить тот же круг потерпевших, что и в предлагаемой нами новой редакции ст. 277 УК РФ. 4.

Эффективность борьбы с организованной преступностью в местах лишения свободы вполне может обеспечить применение ст. 210 УК РФ «Организация преступного сообщества (преступной органи-зации)». К тому же, при совершении любого преступления осужден-ными лицами во время отбывания наказания, в том числе и пред-усмотренного ст. 321 УК РФ, действуют правила назначения нака-зания по совокупности приговоров (ст. 70 УК РФ) и окончательное наказание в этих случаях может достичь 30 лет лишения свободы. Вносить какие-либо изменения в ч. 3 ст. 321 УК РФ нецелесообразно.

<< |
Источник: Агаев, Г. А.. Оптимизация механизма уголовно-правового противодействия преступности в сфере исполнительной власти: монография / под ред. В. М. Боера; Г. А. Агаев, Ф. Ю. Сафин. - СПб.: ГУАП. -124 с.. 2010

Еще по теме § 1. Уголовно-правовой анализ составов преступлений, направленных против интересов службы и личности представителей исполнительной власти, сопряженных с насилием:

  1. 4.2 Характеристика личностной приемлемости преступного способа действий как основы криминогенной сущности личности преступника
  2. 4. Преступления, нарушающие общие правила безопасности. Характеристика отдельных видов преступлений против общественной безопасности
  3. 6. Преступления, препятствующие исполнению наказания или возмещению причиненного вреда
  4. § 1. Уголовно-правовой анализ составов преступлений, направленных против интересов службы и личности представителей исполнительной власти, сопряженных с насилием
  5. РЕФОРМИРОВАНИЕ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА И ЭВОЛЮЦИЯ ПЕНИТЕНЦИАРНОЙ ПОЛИТИКИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в.
  6. § 1. Механизм преступного поведения личности, посягающей на права, свободы и законные интересы участников уголовного судопроизводства
  7. §3. Квалифицирующие и особо квалифицирующие признаки умышленного причинения тяжкого вреда здоровью
- Авторское право - Аграрное право - Адвокатура - Административное право - Административный процесс - Арбитражный процесс - Банковское право - Вещное право - Государство и право - Гражданский процесс - Гражданское право - Дипломатическое право - Договорное право - Жилищное право - Зарубежное право - Земельное право - Избирательное право - Инвестиционное право - Информационное право - Исполнительное производство - История - Конкурсное право - Конституционное право - Корпоративное право - Криминалистика - Криминология - Медицинское право - Международное право. Европейское право - Морское право - Муниципальное право - Налоговое право - Наследственное право - Нотариат - Обязательственное право - Оперативно-розыскная деятельность - Политология - Права человека - Право зарубежных стран - Право собственности - Право социального обеспечения - Правоведение - Правоохранительная деятельность - Предотвращение COVID-19 - Семейное право - Судебная психиатрия - Судопроизводство - Таможенное право - Теория и история права и государства - Трудовое право - Уголовно-исполнительное право - Уголовное право - Уголовный процесс - Философия - Финансовое право - Хозяйственное право - Хозяйственный процесс - Экологическое право - Ювенальное право - Юридическая техника - Юридические лица -