§ 2. Защита субъективных гражданских прав в системе правовой деятельности

Рассмотрев концептуальные особенности инструментального подхода, следующей задачей служит определение границ его применения в деятельности человека, традиционно опосредующей гражданско-правовую защиту интересов субъектов гражданского оборота.

Предоставление эффективных средств правовой защиты является одной из центральных задач правового регулирования, поскольку гарантированность регулятивных обязательств, составляющих бытие частного права, всецело обеспечивается прочностью охранительных связей, уверенностью граждан в преимуществах правовых средств разрешения конфликтов.

В науке представлен широкий спектр подходов к пониманию категории защиты гражданских прав. Как и само право, защита имеет многоаспектный смысловой срез. В рамках так называемой «теории мер» защита раскрывается

через систему правоохранительных мер^{[55] [56] [57], в ряде работ представлена как}

61 62 совокупность норм или институт права , и, наконец, как правовая деятельность .

По мнению В.В. Груздева, с методологической точки зрения первостепенному

исследованию подлежит защита гражданских прав как деятельность, поскольку в ходе нее используются определенные меры и средства, а складывающиеся в соответствующей области общественные отношения подвергаются

63

целенаправленному правовому воздействию .

Таким образом, правовая деятельность по защите нарушенного или оспариваемого субъективного права или законного интереса, прежде всего, составляет исходный материал инструментального осмысления. Защиту как деятельность следует отличать от охраны гражданских прав, представляющую собой регулятивный институт, направленный на обеспечение беспрепятственного осуществления гражданских прав и исполнения обязанностей.

64

охраны в широком смысле и охраны в узком смысле , поскольку данные категории имеют принципиальные различия в целях. Если потенциал регулятивного воздействия охраны направлен на предотвращение нарушений нормального развития правовых связей, укрепляя стимулы сотрудничества сторон, то защита это деятельность по разрешению правового конфликта. Разумеется, что охрана и защита соотносятся как целое и часть, тем не менее, к примеру, институт обеспечения исполнения обязательств также, в свою очередь, представляет собой частный случай охраны, в таком случае не ясно, почему именно защита наделяется особыми качествами охраны в узком смысле.

Деятельность по гражданско-правовой защите обладает целым рядом специфических черт. В отличие от публично-правовой защиты, традиционно характеризующейся императивной природой и осуществляемой уполномоченными органами в вертикальных правоотношениях, частноправовая деятельность, как известно, основана на равенстве ее участников, диспозитивности и беспрепятственности ее осуществления. Как отмечает Р.Б. Брюхов, к проявлениям диспозитивности при защите субъективных гражданских ^{[58] [59] прав можно отнести выбор способа защиты права, объема права, подлежащего защите, а также возможность частично либо полностью отказаться от уже выбранного способа либо формы защиты, с учетом имеющихся пределов и ограничений[60]. При этом необходимо уточнить, что диспозитивность в выборе способа защиты следует понимать в двух аспектах: 1) как проблему выбора надлежащего правового средства с учетом специфики правового конфликта; 2) как субъективное право в случаях, предусмотренных законом, выбрать альтернативное правовое средство защиты.}

Свобода выбора способов защиты, - пишет А.П. Вершинин, - возникает в силу принципов самостоятельности и диспозитивности участников гражданского оборота, а также в результате закрепления в различных источниках многочисленных видов способов защиты и отдельных правил об их выборе заинтересованными лицами^[61].

Многообразие правовых конфликтов и инструментов их разрешения ставит перед субъектами правовой активности достаточно непростую задачу выбора не только пригодного средства, но и единственно возможного с учетом правил о недопустимости конкуренции исков. Так, на практике возникают сложности в соотношении кондикционного и реституционного требования, виндикационного иска и иска собственника о возврате имущества лицом, с которым собственник находится в обязательственном правоотношении, и иные пограничные ситуации, в которых, на первый взгляд, правовой эффект защиты является схожим, однако различны основания и условия защиты. Отсутствие в законодательстве ярко отличимых пограничных линий между средствами правовой защиты и изменчивый нрав все еще формирующейся судебной практики высвечивает новые рубежи научного поиска. В данном контексте инструментальный подход опредмечивает правозащитную деятельность как систему действий, направленных на достижение целей защиты, предлагая субъектам прозрачные приемы, технологию работы с правовыми средствами.

Законодатель, регулируя общественные отношения, складывающиеся в сфере защиты гражданских прав, не ограничивается закреплением лишь способов, защита осуществляется целым комплексом правовых средств, который в науке принято именовать механизмом гражданско-правовой защиты.

Ю.Н. Андреев, замечая, что механизм гражданско-правовой защиты выступает частью механизма правового регулирования, к его элементам относит: общепризнанные принципы и нормы международного права (международные стандарты); национальную юридическую доктрину (идеологическая и теоретическая основа механизма); принципы правовой защиты, нормы позитивного гражданского права и законные интересы; соответствующие юридические факты (неправомерные действия); охранительные гражданские правоотношения; акты реализации прав и обязанностей; правоприменительные акты; гражданско-правовые средства и способы защиты, включая меры защиты и ответственности, организационные, процессуальные (процедурные) нормы, приемы и иные условия (факторы) защиты субъективных гражданских прав^[62]. При этом динамика функционирования механизма, в самом общем виде, ученым представлена в следующем виде: путем закрепления правоохранительных норм государство предоставляет субъектам перечень государственно-принудительных мер на случай нарушения субъективных гражданских прав; неправомерные действия (бездействия), как юридический факт, порождают охранительные правоотношения, содержанием которых выступают субъективное право на защиту, выражающееся в возможности применения мер принуждения, а также охранительная обязанность претерпевать и исполнять меры защиты и ответственности; в рамках охранительного правоотношения реализуются поведенческие акты субъектов; в условиях отсутствия добровольности исполнения обязательств со стороны должника, возможно наступление стадии правоприменения, характеризующейся государственно-властным принуждением и одновременным возникновением смежного гражданско-процессуального правоотношения.

В представленной Е.В. Вавилиным концепции механизма осуществления прав и исполнения обязанностей защита нарушенного права представляет собой факультативную стадию принудительного исполнения обязанности. Посвящая несоизмеримо меньшее внимание непосредственно механизму защиты субъективных гражданских прав, в работе представлена следующая дефиниция - это индивидуальная выстроенная система правовых средств и условий, направленная на достижение цели по юридическому и фактическому восстановлению нарушенных прав либо по пресечению их нарушения^[63].

Справедливо замечая необходимость не только юридического, но и фактического (реального) восстановления нарушенного права, тем не менее, остается открытым вопрос о том, что подразумевает автор под категорией системы правовых средств, поскольку сама категория «правовое средство» не раскрывается в работе, в связи с чем вполне резонно возразить, что не только средствами исчерпывается механизм, о чем, собственно, в последующем и убеждает нас сам автор, указывая на элементы механизма. Более того, на наш

взгляд, сомнения вызывает употребление словосочетания «индивидуальная система», страницей ранее конструируемого определения Е.В. Вавилин совершенно правильно отмечает, что как бы ни были разнообразны способы защиты, они не могут быть реализованы, эффективно использованы без выработки и закрепления в нормативно-правовых актах, в обычаях делового оборота или договорах механизма защиты субъективных гражданских прав^{[64] [65]. Вместе с тем, из вышеизложенного вероятны, как минимум, две взаимоисключающие гипотезы: 1) конструкция механизма идеальна и объективна, всецело описывая сферу бытия должного (позитивного); 2) конструкция механизма субъективна и всегда конкретна, раскрывая динамику}

индивидуального случая трансформации должного в реальное. По нашему убеждению, индивидуально выстроенная система правовых средств или, точнее, инструментарий не может рассматриваться с точки зрения правового механизма, если только не в предельно узком значении. Субъективна и конкретна лишь реальная правовая деятельность, соотносимая с правовыми механизмами в качестве элемента (стадии), именуемой С.С. Алексеевым в качестве стадии реализации субъективных прав и обязанностей . Правовые механизмы образуют фундаментальный каркас догматики права, объясняя, по каким закономерностям право претворяется в жизнь. Именно поэтому родовая категория механизма правового регулирования неизменно более широкая категория, чем правовая деятельность или совокупность правовых средств в их строго инструментальном значении.

Все большее внимание в исследованиях гражданско-правовой защиты в последнее время уделяется конструкции охранительного правоотношения. Известно, что субъективные гражданские права и обязанности существуют в рамках урегулированной правовой связи, принятой именовать правоотношением. Учитывая, что в науке встречаются точки зрения, согласно которым право на защиту представляет собой самостоятельное субъективное право, в теории

появилась идея разграничивать регулятивные и охранительные гражданские

71

правоотношения .

Наиболее последовательно конструкция охранительного правоотношения исследована в трудах Д.Н. Кархалева, по его мнению, это общественная связь, возникающая на основе охранительных норм права между потерпевшим лицом и правонарушителем в случае нарушения (или создания угрозы нарушения) права, содержанием которой является субъективное право на защиту и субъективная охранительная обязанность, реализуемая с целью обеспечения защиты нарушенного субъективного права (либо восстановления правового положения) . При этом по замыслу ученого, данное правоотношение носит самостоятельный характер, может возникать как независимо от регулятивного правоотношения, так и параллельно с ним, кроме того, в механизме правового регулирования выполняет роль средства, с помощью которого охранительные нормы

73

претворяются в жизнь .

Забегая вперед, заметим лишь, что последняя мысль вызывает некоторые возражения, так как сама сущность правоотношения состоит, скорее, в опредмечивании правовой реальности для целей правового регулирования. Как неоднократно отмечалось, в инструментальном смысле лишь реализованные в деятельности человека правовые средства трансформируют объективное право в субъективное (претворяют в жизнь). Правоотношение же, как регулятивное, так и охранительное, представляет собой форму, с помощью которой право высвечивает юридическую сторону результата правовой активности сторон, поэтому само правоотношение никакие нормы не реализует.

Как замечено О.С. Иоффе, правовое отношение есть способ преобразования или условие существования общественного отношения^{[66] [67] [68] [69]. Традиционным}

пониманием элементного содержания является единство субъекта, объекта, правомочия и обязанности. Благодаря наделению субъектов общественного отношения субъективными правами и обязанностями, отношение приобретает качество урегулированности, составляющее существо правоотношения.

Исходя из основ теории правоотношения, Д.Н. Кархалевым выстраивается структура охранительного правоотношения, в котором объектом выступают действия (поведение), которые совершает правонарушитель по восстановлению нарушенного субъективного гражданского права либо восстановлению правового положения лица, существовавшего до нарушения , субъектами выступают лица, обладающие качествами охранительной правоспособности и дееспособности^{[70] [71] [72] [73], а содержанием, соответственно, самостоятельное субъективное право на защиту и субъективная охранительная обязанность.}

Признавая концептуально верной описанную ученым теорию охранительного правоотношения, заметим, что сама конструкция правоотношения не в полной мере охватывает содержание правовой деятельности. Как заметила С.Ю. Филиппова, современная юриспруденция скрывает человека и его роль за ширмой правоотношения, представляющего собой модель реальной связи между людьми, полученной в результате «очищения» фактического отношения от его переходящих особенностей .

По мнению О.М. Родионовой, правоотношение, представляя собой схему специфического правового видения фактической ситуации с целью ее оценки посредством норм права, имеет свое реальное основание - совместную деятельность людей, которую оно опосредует . При этом сама человеческая деятельность представляет собой неизменно более содержательную категорию, чем правоотношение, которое преимущественно описывает, нежели объясняет.

Последовательное применение инструментальной методологии применительно к гражданско-правовой защите требует смены познавательной парадигмы с описания конструкции охранительного правоотношения в пользу непосредственного анализа правовой деятельности по защите нарушенного гражданского права.

Охранительное правоотношение, возникающее при наступлении

совокупности юридических фактов, при которых применимым становится использование признание вещного права отсутствующим в качестве средства защиты, позволит установить основания его возникновения, изменения, прекращения, определить субъектный состав, содержание и объект отношения. Безусловно, настоящая информация значима, однако бессодержательна для субъектов правореализационной активности, нуждающихся в прозрачных и конкретных ориентирах оперирования данным средством защиты.

Учитывая же, что виндикация, предъявление негаторного иска, взыскание неосновательного обогащения, как и защита нарушенного права посредством признания вещного права отсутствующим представляют собой разновидность правовой деятельности по защите нарушенного гражданского права, раскрытие ее концептуального строения имеет существенное значение, предопределяя теоретический каркас настоящего исследования.

В фундаментальном труде В.П. Грибанова, посвященному осуществлению и защите гражданских прав, ученым вскользь было замечено, что поведение людей всегда включает в себя два момента: момент субъективный, связанный с той или иной степенью осознания своего поведения человеком, и момент объективный, т.е. само фактически совершенное лицом действие^[74].

К компонентам правовой деятельности человека, как

сложноструктурированной системы, С.Ю. Филиппова относит субъектов, их правовые цели, объект деятельности, правовые средства^[75]. По замыслу ученого, взаимодействие автономных правовых деятельностей субъектов образует группу

лиц с организованными правовыми целями, учитывая же, что во вновь образованной системе объединены противоположные цели, в правовой деятельности присутствуют две противоположные силы, это силы

сотрудничества, с одной стороны, и конфликта - с другой^[76].

Представляется, что приведенная система требует некоторых уточнений, особенно применительно к деятельности по защите субъективного гражданского права. Правовая деятельность, являясь продуктом человеческого сознания, представляет собой единство объективных и субъективных элементов системы. Если субъективный срез объединяет психофизиологические явления,

правосознание, правовые цели, волю, то объективный включает правовые средства в реализованном состоянии и внешний преобразуемый компонент, правовую ситуацию, в связи с разрешением которой у субъекта формируется правовая цель (при достаточном уровне правосознания), избираются правовые средства и проявляется воля в ее разрешении. В процессе движения и развития образованная социальная система испытывает воздействие сил сотрудничества и разрушения (конфликта), в связи с чем, в различные временные интервалы система способна менять свои качественные состояния. Накопление в системе сил разрушения, противоборства приводит ее к точке бифуркации, когда состояние стабильности сменяется открытым конфликтом. Данный процесс совпадает со стадией смены регулятивного правоотношения охранительным или появлением акцессорного охранительного отношения. Образованный правовой конфликт, обладая качествами подсистемы, в свою очередь, включает субъектов, основания, условия и объект, по-прежнему описывая совокупность внешних обстоятельств, в которых неизменно осуществляется деятельность. Настоящая динамика графически может быть представлена в следующем виде (Рис. 1.1):

Сотрудничество

t

Конфликт

Рис. 1.1. Система правовой деятельности Приведенная система правовой деятельности тесно связана с ранее отмеченной проблемой выбора надлежащего средства защиты, поскольку предлагает известный алгоритм организации деятельности по защите субъективного гражданского права. В частности, идентификация элементов правового конфликта позволяет субъектам корректно сформировать цель правовой защиты, избежать применения правовых средств в отношении ненадлежащей стороны или в условиях отсутствия предусмотренных законом оснований и условий, установление объекта конфликта, как его источника, позволяет на самых ранних стадиях применить правовые средства примирения сторон, избежать развития конфликта. Соотнесение элементов правового конфликта и цели, в конечном итоге, приводит к выбору субъектом наиболее пригодного и единственно возможного правового средства защиты, которое в приложении воли обретает деятельностную силу.

Признание вещного права отсутствующим, вне всяких сомнений, обладает качествами средства правовой защиты, в связи с чем деятельность по его

использованию соотносима с вышеизложенной системой в родовидовом отношении. Несмотря на то, что на законодательном уровне практически отсутствует упоминание о данном средстве защиты, о чем подробнее § 1 последующей главы, судебная практика убедительно свидетельствует о его широкой применимости и востребованности со стороны субъектов гражданского оборота. Тем не менее, до настоящего времени как у субъектов правоприменительной деятельности, так и в доктрине права нет ясных представлений о специфике правовых конфликтов, разрешаемых данным средством, о целях правовой защиты, о правовой природе признания вещного права отсутствующим в системе средств защиты гражданских прав, что обуславливает актуальность использования инструментального метода в настоящем исследовании. Результатом приложения настоящего метода служит выявление закономерностей организации деятельности по применению иска о признании вещного права отсутствующим в качестве средства защиты.

Т.И. Илларионова замечает, что гражданское право возникло из коллизии социально возможного и должного, а его развитие идет по пути избрания и совершенствования способов удовлетворения интересов участников обычных социальных связей и форм разрешения конфликтных ситуаций^[77]. Указанным векторам соответствует регулятивная и охранительная подсистемы гражданского права. Используя системно-структурный и функционально-целевой метод, ученым убедительно доказано обособление указанных подсистем самостоятельными группами регулятивных и охранительных мер, между которыми образуются устойчивые функциональные зависимости.

Охранительная подсистема обеспечивает субъектов деятельности по защите субъективного гражданского права системой правовых средств защиты, которые действующим законодательством поименованы в качестве способов защиты. Заметим, что до настоящего времени в науке встречаются примеры дискуссий о понятии и соотношении категорий «способ», «мера», «средство» защиты и др.

Так, проведенное исследование позволило А. А. Кравченко прийти к выводу о том, что способ защиты гражданских прав - это принудительное правовое последствие, закрепленное законом, применяемое по инициативе

управомоченного лица в целях удовлетворения его законных интересов, затрагивающее интересы обязанного лица^{[78] [79]. При этом автор уверен в том, что категория «средство» не совсем пригодна в качестве родового понятия способа ввиду многозначности данного термина; к мерам же можно относить лишь ту часть способов защиты гражданских прав, которая реализуется в охранительных}

84

правоотношениях .

Критикуя предложенный А.П. Вершининым подход в определении способа защиты как материально правовых действий, М.С. Мурашко отстаивает точку зрения, согласно которой не действия, предпринимаемые для восстановления права и получения возмещения, а состояние восстановленного субъективного права, материальная компенсация негативных последствий посягательства выступают непреложной и отличительной особенностью способа защиты^{[80] [81].}

В.В. Витрянский отмечает, что под способами защиты гражданских прав обычно понимаются предусмотренные законодательством средства, с помощью которых могут быть достигнуты пресечение, предотвращение, устранение

нарушений права, его восстановление и (или) компенсация потерь, вызванных

86

нарушением права .

Имманентная склонность юридической науки к систематизации и классификации категориального аппарата не могла не привести к появлению подходов, выступающих за строгое разграничение понятий «мера», «средство», «форма», «способ». В данной связи заслуживает внимания точка зрения В.В. Груздева, по мнению которого способ гражданско-правовой защиты - это мыслимое направление защитительной деятельности управомоченного лица в конкретной ситуации нарушения или угрозы нарушения права, указывающее на то, какие меру, средство и в какой форме надлежит использовать для достижения цели данной деятельности . В данной концепции мера представляет собой защитительное действие, предписываемое охранительным правомочием, а средство приобретает характер конкретного действия по ее реализации в определенной форме.

Ценным приведенный подход является хотя бы потому, что представляет собой один из немногочисленных примеров деятельностного подхода к изучению правовой реальности, в котором предложено не филологически выверенная дефиниция, а предпринята попытка обнаружить закономерности использования способов защиты в системной деятельности человека. Тем не менее, несмотря на наличие указанных достоинств, ряд выводов автора вызывают определенные возражения.

Представляется, что в аспекте инструментального исследования дискуссия о соотношении способа и средства защиты имеет под собой решительно иное содержательное основание, имеющее в отличие от ранее приведенной дискуссии прямое практическое значение. Как отмечалось ранее, догматика, социология и философия права составляют единство частноправовой науки, тем не менее, это не исключает дифференциацию теоретических изысканий внутри названных смысловых блоков, что обуславливает, в том числе, и специфику используемого категориального аппарата. Инструментализм, оперируя категорией средства защиты, как разновидности правовых средств, не должен затрагивать и разрушать понятийный арсенал законодательства (догматика), в котором термины употребляемы в строго юридическом значении. В настоящее время в гражданском законодательстве закреплен перечень способов защиты гражданских прав, который правовой доктриной успешно классифицируется на меры защиты, меры ответственности, меры оперативного воздействия и меры самозащиты. Введение ^[82] правовых средств в данный терминологический ряд лишь внесет неясность в понимание относительно схожих правовых явлений.

Включенные же в деятельность по защите субъективного гражданского права способы, в инструментальном смысле приобретают значение правовых средств защиты, которые в предложенной С.Ю. Филипповой классификации могут быть отнесены к группе средств-способов, то есть приемов правовой деятельности. В данной связи одной из ключевых задач для субъекта правореализационной активности становится выбор средств, которые соответствуют способам и мерам закрепленным в законе, в противном случае средства не приобретают характер правовых и должны быть квалифицированы в качестве ненадлежащих средств защиты.

К примеру, Определением Конституционного суда Российской Федерации от

оо

07 февраля 2008 года №242-О-О были разъяснены положения п. 4 ст. 252 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее - ГК РФ). В частности заявители посчитали, что положения данной статьи нарушают их

конституционные права, поскольку по смыслу, придаваемому правоприменительной практикой, позволяют судам общей юрисдикции в случае невозможности совместного пользования общим имуществом в виде жилого помещения и выдела доли в натуре прекращать право собственности на долю в таком жилом помещении против воли ее собственника (и не в связи с его обращением), одновременно обязывая других участников долевой собственности выплатить ему компенсацию, и допускает тем самым принудительное лишение права собственности участника долевой собственности. Разъясняя данные положения, Конституционный суд Российской Федерации (далее - КС РФ) правомерно указал, что нормоположения гражданского законодательства, ^{[83] [84] предусматривающие возможность в исключительных случаях без согласия участника долевой собственности принять решение о компенсации остальными собственниками денежной компенсации вместо выдела его доли в натуре не предусматривают возможность заявления одним участником общей собственности требования о лишении другого участника права на долю с выплатой ему компенсации, даже если этот участник не имеет существенного интереса в использовании общего имущества и его доля незначительна. Таким образом, КС РФ достаточно ясно разъяснил, что такое средство защиты, как заявление требования одним из участников долевой собственности о прекращении права собственности на долю другого без его согласия противоречит принципу неприкосновенности собственности и, соответственно, должно быть квалифицировано судом в качестве ненадлежащего.}

Применительно к проблематике настоящего исследования следует заметить, что действующему законодательству не известен такой способ защиты гражданского права, как признание вещного права отсутствующим. Учитывая, что данное явление генетически связано со сферой и потребностями правовой деятельности, вне всяких сомнений, оно должно быть квалифицировано в качестве средства защиты. Однако, в связи с тем, что действующее гражданское законодательство исходит из правила об исчерпывающем перечне нормативно закрепленных способов защиты, возникает вопрос: является ли данное средство надлежащим, как оно соотносится с системой способов защиты гражданских прав, закрепленных в законе. Поставленные таким образом вопросы разрешают не понятийную дискуссию, а позволяют решить конкретные утилитарные задачи правоприменения, в частности помимо отмеченной проблематики о допустимости, установление правовой природы иска о признании вещного права отсутствующим предоставляет возможность определить круг нормоположений, применимых в условиях пробельности правового регулирования данной сферы общественных отношений.

Вышеизложенные замечания о соотношении способов и средств защиты соответствуют принципу, закрепленному в ст. 45 Конституции Российской

Федерации^[85], которая предусматривает право каждого защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом. Несмотря на то, что Конституция РФ использует категорию способа, на наш взгляд, данный термин подразумевает под собой правовые средства, приемы правовой деятельности, соответствующие букве и духу закона и направленные на защиту нарушенных интересов. В противном случае имело бы место отмеченная О.А. Кузнецовой^[86] коллизия между конституционными нормами и нормами гражданского законодательства.

Таким образом, одним из ключевых требований организации деятельности по защите субъективных гражданских прав является совпадение избранных субъектами правовых средств системе предусмотренных законом способов защиты нарушенных прав. При этом важно избежать следующей методологической ошибки, обычно свойственной догматическим исследованиям - невозможно верно квалифицировать иск о признании вещного права отсутствующим путем искусственного наложения закрепленных правовых моделей на область общественных отношений, которая ранее не была урегулирована правом. В отрыве от изучения реалий правовой жизни, сколько бы верными не были логические операции по доказыванию самостоятельной ли природы признания вещного права отсутствующим, вещной ли,

обязательственной, правовое исследование неизбежно встанет на путь теоретической схоластики.

В данной связи, как неоднократно отмечалось выше, именно область правовой деятельности должна служить основным источником появления новых знаний о качествах признания вещного права отсутствующим как правового средства. С учетом названных методологических предпосылок в последующем предлагается обратить внимание на следующие ключевые аспекты: необходимо установить правовую цель субъектов, применяющих иск о признании вещного права отсутствующим; выявить специфику разрешаемых им правовых конфликтов; соотнести с действующим правовым регулированием, определив природу и место исследуемого средства в системе способов защиты гражданских прав. Таким образом, будет выстроена целостная теоретическая концепция понимания признания вещного права отсутствующим как правового средства, сконструировано его понятие, определены признаки, конкретные основания и условия, при которых оно применимо, что, в конечном итоге, призвано прояснить и упорядочить правореализационную активность субъектов.

81