§ 2. Правовые конфликты, разрешаемые посредством признания вещного права отсутствующим

Известно, что социальный конфликт выступает закономерной и необходимой стадией общественного развития. Говоря о конфликте правовом, мы всегда говорим о конфликте социальном, а точнее, о конфликте, разрешаемом посредством права.

Справедливым следует считать утверждение о том, что каждое из предусмотренных законом средств защиты имеет собственный уникальный круг разрешаемых типовых конфликтов. Идентификация правовой цели субъектом является лишь первоначальной стадией организации деятельности по защите субъективного гражданского права, выбор надлежащего средства защиты неразрывно связан со спецификой конфликта, требующего правового решения.

Традиционной проблематикой в исследовании охранительных правоотношений является установление основания возникновения, изменения или прекращения охранительной связи, позволяющей правоприменителю квалифицировать требования истца как лица управомоченного в материальноправовом смысле. Динамику гражданских правоотношений обычно связывают с юридическими фактами, под которыми принято понимать факты реальной действительности, с которыми нормы права связывают наступление юридических последствий, т.е. возникновение, изменение гражданских правоотношений^[146]. Соответственно, и в основе охранительных правоотношений лежит особый юридический факт - гражданское правонарушение, которое, по мнению В.А. Белова, представляет собой деяния, производящие такие изменения в регулируемых правом фактических общественных отношениях, которые получают негативную правовую оценку^[147].

Учитывая, что правовой конфликт развивается в форме охранительного правоотношения, их основания имеют единое происхождение.

Исследуя право на иск в материальном смысле, М.А. Гурвич выступил с критикой понимания последнего, как самостоятельного субъективного права преобразовываемого из зародышного состояния в обязательство, полагая, что способность быть осуществленным в порядке принуждения является неотъемлемым свойством самого права, а наступление зрелости права означает некоторое его состояние, особый момент его развития^[149]. При этом объектом исследования ученым были взяты иски о присуждении, так как, по его мнению, только этими исками защищаются притязания^[150], то есть субъективные права, находящиеся в особом, очевидно нарушенном, состоянии. В таком случае возникает вопрос, что служит материально-правовым основанием исков, решения по которым носят эффект pronuntiatio, если не нарушенное право?

В упоминаемом ранее труде В.М. Гордона ученый связывает право на иск, предметом которого является подтверждение существования или несуществования правоотношения, с наличием юридического интереса, необходимость которого может возникнуть в том случае, когда обнаружится

неизвестность, неопределённость существования правоотношения . При этом уточняется, что источником неопределенности может быть лишь факт, ее обнаруживающей, который всегда является объективно-противоправным, хотя и заключается не в нарушении права, уже наступившем, но в таком, которого есть основания опасаться^{[151] [152].}

Отдельно упоминая о негативных исках о признании, В.М. Гордон полагает, что последний имеет своим основанием такой факт, который заключает в себе лишь угрозу наличности у противной стороны права на иск о присуждении^[153], критикуя Adolf Stolzel, видящего в негативных исках правопреемника provocatio ex lege diffamari, основанием которых является похвальба, приравниваемая к нарушению субъективного права.

Исходя из изложенного, очевидно, что и В.М. Гордон отстаивает точку зрения, согласно которой в основании исков о признании отсутствует такой юридический факт, как нарушение права, свойственный лишь искам о присуждении. В таком случае, логичным было бы предположить, что и конструкция охранительного обязательства не применима к целой группе правовых конфликтов.

Апеллируя приведенному тезису, Д.Н. Кархалев считает, что особенностью правоотношений по признанию права является то, что данная связь возникает в случае, когда субъективное право лица оспаривается, не признается, при этом в исключение из общего правила основанием данного охранительного правоотношения является нарушение гражданско-правового интереса, но не субъективного права^[154].

Иной точки зрения придерживались советские процессуалисты А.А. Добровольский и С.А. Иванов, утверждавшие, что многочисленная судебная практика свидетельствует в пользу того, что во многих случаях иски о признании служат средством защиты не только оспоренного и еще не нарушенного права, но и средством защиты права уже нарушенного, например, когда ответчик присваивает субъективное право истца^[155].

Следует заметить, что схожий подход представлен и в некоторых современных работах, в частности, О.Л. Серегина настаивает на том, что в основании исков о признании должно быть нарушение, выражаемое в противоправном действии или пассивном непризнании-бездействии^[156].

Более категорична точка зрения Р.Ш. Менглиева, по его мнению, в качестве основания выступает правонарушение, выражающееся в оспаривании вещного права или права титульного владения, последствием чего является невозможность нормально владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом^[157]. Разумеется, защита титульного владения не является объектом правовой охраны по искам о признании, более того, если нарушение сопряжено с лишением владения, то надлежащим средством является исключительно виндикация. Оригинален и сам подход исследования исков о признании в рамках диссертации, посвященной защите владения в гражданском праве.

В специально посвященной искам о признании работе Д.Н. Латыпов отмечает, что одним из условий применения признания права является наличие спора о праве (наличие оспариваемого или нарушенного права), обосновывая это тем, что согласно ст.3 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации^[158] (далее - ГПК РФ) защите подлежит лишь нарушенное право (законный интерес)^[159].

Конечно, наличие оспариваемого или нарушенного права является, скорее, не условием, а причиной, основанием правовой защиты, тем не менее, приведенный подход, как представляется, в наибольшей мере отвечает как положениям действующего законодательства, так и практике его применения. Вывод о том, что в основании правового конфликта при признании вещного права отсутствующим лежит именно нарушенное субъективное право подтверждается буквальным прочтением абз. 4 п. 52 Постановления № 10/22, в котором, как известно, речь идет о случаях, когда запись в ЕГРП нарушает право истца, которое не может быть защищено иным образом. Разумеется, никакие записи, содержащиеся в реестрах сами по себе нарушать чьих-либо прав не могут, нарушение возникает, например, вследствие действий субъекта гражданского оборота по регистрации чужого права, в отсутствие должных правовых оснований или вследствие регистрации прав на объект, не соответствующий заявленным правовым качествам. Наличие регистрационной записи лишь материализует (объективирует) и придает юридическую силу противоправным действиям (бездействию) нарушителя.

Поэтому совершенно очевидно, что конфликт возникает не между управомоченным и регистрационной записью либо управомоченным и регистрационным органом, его основанием служит нарушенное субъективное гражданское право, находящееся в причинно-следственной связи с действиями (бездействием) нарушителя, что и обуславливает частноправовую природу и исковую форму разрешения возникшего спора.

Шестнадцатый арбитражный апелляционный суд Российской Федерации в Постановлении от 23 апреля 2014 года по делу № А15-2790/2013^[160], рассматривая спор между Федеральным агентством по управлению государственным имуществом и Министерством по управлению государственным имуществом субъекта о признании отсутствующим права собственности субъекта на земельный участок из особо охраняемых земель, указал, что государственная регистрация права на одно и то же недвижимое имущество за разными лицами по своему характеру нарушения является условием для предъявления одним лицом иска о признании права отсутствующим у другого, что позволяет по результатам исследования и оценки оснований возникновения такого права обеспечить восстановление нарушенного права.

Таким образом, по мнению суда апелляционной инстанции,

рассматриваемым средством защищается именно нарушенное право, которое путем вынесения законного решения восстанавливается. Это имеет важное теоретическое значение, поскольку ни юридический интерес в определенности правового состояния, ни угроза нарушения права не могут быть восстановлены судом, эффект восстановления потенциален лишь нарушенному состоянию.

Данный подход основан на представлении о природе вещных прав как абсолютных, оформляющих отношения принадлежности вещей, статику имущественных отношений. Как отмечает Ю.Н. Андреев, благодаря праву собственности государство и общество признают факт принадлежности того или иного имущества (вещи) за тем или иным субъектом права, обеспечивают присвоенность вещного объекта, публично и гласно закрепляют за последним соответствующие юридические права и возможности, принуждают третьих лиц уважать права собственника, позволяя обращаться к государственной защите в случае нарушения его имущественных прав и законных интересов^[161]. Состояние присвоенности мыслимо лишь как социальное отношение, поэтому право собственности, прежде всего, выступает инструментом противопоставления воли собственника неопределенному кругу обязанных лиц.

потенциальный субъект, способный его нарушить.

Наличие двух регистрационных записей, удостоверяющих вещные права на один и тот же объект недвижимости, это не «похвальба» и не состояние оспаривания права, а непосредственное нарушение абсолютной правовой связи, превращающее субъективное право в nudum jus. Собственник не только лишается уверенности в законности собственного владения, но и ограничивается в возможности распоряжения, придающего смыслообразующее значение праву собственности, ибо ни один из добросовестных контрагентов не пожелает вступать в правовую связь с лицом, в чьем правовом титуле на вещь имеются существенные сомнения.

Данный аспект отражен и в некоторых публикациях, так, С.А. Синицын справедливо замечает, что безосновательная замена собственника в реестре прав на недвижимость лицом, не имеющим материально-правового статуса субъекта

права, не влечет раздвоения права, а является особым видом нарушения

168

существующего вещного права .

Довольно часто судебная практика сталкивается с правовыми конфликтами, когда субъекты стремятся устранить неопределенность в принадлежности ограниченного вещного права, обременяющего права собственника. Наиболее типичным из них следует считать требование о признании отсутствующим прекращенного залога (ипотеки) недвижимого имущества.

Так, Апелляционным определением Алтайского краевого суда от 26 августа 2014 года по делу № 33-6972/2014^{[162] [163] была рассмотрена апелляционная жалоба на решение суда первой инстанции, которым были удовлетворены требования истцов о признании отсутствующим обременения в виде ипотеки, в силу того, что обязательства из договора купли-продажи были исполнены истцами в полном объеме, однако ответчик, в нарушение действующего законодательства, не произвел действия по снятию обременения. Характерно, что обращаясь в суд первой инстанции, истцы обосновали требования тем, что наличие регистрационной записи об ипотеке ограничивает их право собственности в части распоряжения приобретенным имуществом.}

Нормативной основой подобной защиты могут служить положения абз.2 п.2 ст. 352 ГК РФ, согласно которым залогодатель вправе требовать от залогодержателя совершения всех необходимых действий, направленных на внесение записи о прекращении залога.

Контекст обсуждаемого вынуждает обратиться к следующей ранее нерассмотренной проблематике - как известно, в Постановлении № 10/22 в качестве одного из примеров конфликта, разрешаемого посредством иска о признании вещного права отсутствующим, приводится ситуация, когда ипотека или иное обременение прекратились. Соответственно, самостоятельным объектом негативного правового признания выступает обременение. Тем не менее, следует признать, что ни в законодательстве, ни в доктрине частного права до настоящего времени не сформировано сколько-нибудь ясного представления о природе данного правового явления. Так, действующее законодательство под гражданскоправовым обременением может одновременно понимать охранное обязательство, обременяющее приватизируемый объект культурного наследия (ч. 3 ст. 29 Федерального закона от 21.12.2001 г. № 178-ФЗ «О приватизации государственного и муниципального имущества» ), обязательственные права,

обременяющие имущество Банка России (ст.2 Федерального закона от 10.07.2002 г. № 86-ФЗ «О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)» ), сервитут (п. 2 ст. 274 ГК РФ), права третьих лиц на предмет купли-продажи (п. 1 ст. 460 ГК РФ) и др.

Вероятно, настоящая проблематика не имела бы столь принципиального значения, если бы не стойкое намерение законодателя не только оперировать данным термином в лексическом значении, но и попытки придать данной категории строго юридическое значение. Разумеется, речь идет о закрепленном в ст. 1 Федерального закона от 21.07.1997 г. № 122-ФЗ «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним» понятии ограничения (обременения), которое определяется как наличие установленных законом или уполномоченными органами в предусмотренном законом порядке ^{[164] [165]}

условий, запрещений, стесняющих правообладателя при осуществлении права собственности либо иных вещных прав на конкретный объект недвижимого имущества (сервитута, ипотеки, доверительного управления, аренды,

концессионного соглашения, ареста имущества и других).

Вышеизложенное не могло не привести к тому, что в последнее время появились работы, непосредственно посвященные изучению правовой природы гражданско-правовых обременений.

Настаивая на категориальной противоположности (нетождественности) понятий ограничений и обременений права собственности, В.А. Микрюков определяет последние, как наличие вещных прав третьих лиц, установленных законом, договором или актом собственника дополнительно к праву собственности на имущество или в отношении личности собственника в связи с обладанием им этим имуществом, предполагающих компенсацию собственнику, обладающих свойством следования за объектом права собственности и подлежащих абсолютной защите независимо от смены собственника . Определяя природу ограничений как сужения границ (пределов) осуществления права собственности, в работе приводится пример с наложением ареста, представляющего специальный вид ограничений, подлежащих государственной регистрации , обременить же право собственности на вещь, по убеждению

174

автора, можно только вещным правом другого лица на эту вещь , что обуславливает вывод о том, что всякое ограниченное вещное право является обременением . Определяя ключевым качеством гражданско-правовых обременений свойство следования за вещью, ученый отстаивает позицию, согласно которой право доверительного управляющего не обременяет вещь и нуждается, соответственно, в исключении из перечня регистрируемых ограничений и обременений¹⁷⁶. Правовая природа обременений при данном

172

173

174

175

176

Микрюков В.А. Ограничения и обременения права собственности и иных вещных прав: дис. канд. юрид. наук: 12.00.03 / Микрюков Виктор Алексеевич. - Пермь, 2004. - C. 12.

Там же. С. 30.

Там же. С. 63.

Там же. С. 62.

Там же. С. 69.

подходе обосновывается через обязанности собственника, корреспондирующие субъективным вещным правам третьих лиц.

Следует заметить, что приведенная концепция фактически лишает понятие гражданско-правового обременения собственного юридического содержания, более того, определение природы обременений через корреспондирующие обязанности собственника противоречит общеизвестному пониманию

абсолютности вещных прав, которым противостоит единственно возможная пассивная обязанность неопределенного круга лиц, в том числе собственника, не создавать препятствия в реализации вещного права. Сама идея разграничения вещных и обязательственных прав основана на том, что удовлетворение интереса управомоченного лица в вещных правоотношениях достигается собственными активными действиями, в то время как обязательства оформляют права на чужие действия. Поэтому, коль скоро обременения представляют собой не что иное как ограниченное вещное право, никаких относительных обязанностей

(положительных) на стороне собственника не возникает.

Совершенно иной подход представлен в работе О.К. Тикк, специально посвященной категории обременений в гражданском праве, автор использовал теорию «объективного стечения» субъективных гражданских прав, на основе которой сформулировано определение обременения как субъективного гражданского права одного лица, корреспондирующего обязанности-ограничению субъективного гражданского права другого лица .

Учитывая, что это первый вывод, выносимый на защиту, на дальнейшем обсуждении приведенной работы, применительно к исследуемой проблематике, следовало бы поставить точку, ибо буквальное прочтение свидетельствует о том, что обременение - это обязательство, которое, как известно, оформляет динамику гражданского оборота и к дисфункции абсолютных правоотношений имеет предельно косвенное отношение. Однако радикальность последующих выводов не может быть не обсуждена. ^[166]

Так, выясняется, что свойство следования, ранее считавшееся имманентно присущим обременениям, не является обязательным признаком , а объектом обременений могут выступать права на недвижимое имущество, за исключением права собственности^{[167] [168] [169], при этом последний тезис вовсе предлагается закрепить в ранее цитируемом законе о регистрации прав на недвижимое имущество.}

Действительно, объектом ограниченного вещного права является чужая вещь, а не право собственности, несмотря на производность первого от второго. Из последующего изложения известно, что О.К. Тикк классифицирует обременения на вещные, обязательственные и обременения в сфере прав на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации, при этом, к числу вещных относит все ограниченные вещные права . С этой точки зрения, разумеется, объектом вещных обременений не может быть право собственности, в таком случае возникает вопрос, о каких иных объектах-правах на недвижимое имущество идет речь, если всегда обременяется имущество, а не права на него.

Кроме того, представленный подход по-прежнему не отвечает на основной интересующий нас вопрос: каким собственным содержанием наполняются вещные обременения, тем более, если это самостоятельное субъективное право?

В исследовании А.А. Савельева под обременениями предлагается понимать правило, установленное в предусмотренных законом либо пределах, стесняющее осуществление права собственности необходимостью воздержаться от собственных действий, допускать действия управомоченных собственником лиц и понуждающее к совершению определенных действий вследствие возникновения и в целях обеспечения возможности реализации прав указанных лиц на имущество собственника^[170].

Определяя ограничения права собственности также через родовое понятие «правило», автор поясняет, что данная категория характеризует ограничения как способ правового регулирования^[171]. Представляется, что попытка определить обременения в качестве способа регулирования не привносит какое-либо понимание относительно правовой природы интересующего нас явления. По ходу изложения ученый пытается убедить нас в том, что обременение вещи невозможно, в связи с этим обременяется именно субъективное право^[172]. Далее автор отмечает, что обременения устанавливают пределы осуществления прав несобственника в отношении имущества собственника^[173]. Принято считать, что мера дозволенного поведения опосредуется в праве при помощи конструкции субъективного права. В вещных же правоотношениях существование субъективных прав в отрыве от той ценности, которая является его объектом, не может удовлетворять интересов участников оборота^[174].

По мнению В.В. Долинской на один объект помимо основного права - права собственности - в качестве обременений могут устанавливаться дополнительные права, зависимые от права собственности^[175]. Аналогичный подход выразил В.П. Камышанским, с его точки зрения, обременением можно назвать права третьих лиц на имущество собственника, а ограничением реакцию собственника на обременение^[176].

На наш взгляд, никаких прав, зависимых от права собственности в вещных отношениях, помимо установления ограниченных вещных прав на имущественный объект, быть не может. Вовсе не ограничение является реакцией собственника на обременение, как это полагает В.П. Камышанский, а обременение предстает тенью, отражением ограниченного вещного права. Свойства данного отражения принципиально схожи с всеобщей корреспондирующей обязанностью в абсолютных правовых связях по воздержанию от совершения действий ущемляющих правообладателя. Поэтому, образно говоря, оспаривать нужно именно право, а не тень его отражающую.

Приведенные наблюдения не носят революционный характер, схожие взгляды были выражены, к примеру, А.Н. Лужиной. По ее мнению, объект ограничений и обременений полностью совпадает с объектом и права собственности и ограниченных вещных прав и в этом случае нельзя говорить о

наличии каких-либо существенных различий между вышеуказанными правовыми

188

явлениями .

Непосредственный анализ положений ст. 1 Федерального закона от

21.07.1997 г. № 122-ФЗ «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним» свидетельствует о том, что из упоминаемых ограничений (обременений) арест выступает публично-правовым ограничением, доверительное управление не является ни ограничением, ни обременением и вовсе нуждается в исключении из перечня регистрируемых прав, в чем единодушны и В.А. Микрюков, и О.К. Тикк, все остальное относимо к ограниченным вещным правам.

Создается впечатление, что законодатель искусственно объединил различные по своей природе явления, дабы избежать непрекращающихся теоретических споров, окружающих теорию ограниченных вещных прав. В настоящее время, все более уверенно звучат идеи о том, что право аренды, залог, права нанимателя, право удержания обладают качествами вещных прав. В частности, В.А. Белов утверждает, что право арендатора по договору владельческой аренды (право владеющего арендатора) может быть описано как абсолютное субъективное право владения и пользования, осуществляемое в пределах, установленных законом, и

189

условно-распоряжаемое . ^{[177] [178]}

Во многом благодаря Е.А. Суханову в науке уже давно сложились представления о залоге как об ограниченном вещном праве^[179], что было отражено и в проекте Федерального закона №47538-6 «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (далее - проект Федерального закона № 47538-6)^[180].

Вышеизложенное наталкивает нас на мысль о том, что объектом негативного правового признания всегда выступает вещное право, будь то право собственности или ограниченное вещное право. Тот факт, что в Постановлении № 10/22 в качестве объекта названо обременение, обусловлен техническим происхождением настоящего термина, связанного исключительно со сферой действующей системы регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним. Представляется, что в строгом смысле гражданско-правовые обременения лишены собственного юридического содержания, используются законодателем в хаотичном порядке, порой в лексическом значении, и не обладают качествами, достаточными для включения в категориальный каркас теории вещных прав.

Таким образом, допустимо сокращение в наименовании рассматриваемого средства защиты путем исключения категории обременений из объектов отрицательного признания. Именно поэтому в тексте работы в качестве более точной терминологии используется понятие «признание вещного права отсутствующим» вместо принятого в судебной практике «признания права или обременения отсутствующим».

Возвращаясь к проблеме основания правовых конфликтов, разрешаемых посредством негативного правового признания, следует указать, что в случае предъявления требования о признании отсутствующим ограниченного вещного права (обременения) объектом правовой охраны выступает ограничиваемое право. В результате незаконных действий (бездействий) нарушителя содержание субъективного права незаконно приобретает усеченный состав, что обуславливает необходимость его восстановления в первоначальном виде.

Аналогичный характер приобретает правовой конфликт в случае возведения и регистрации объекта, не отвечающего признакам недвижимого имущества. Принимая во внимание общеизвестный принцип superficies solo cedit, связывающий юридическую судьбу строения с земельным участком, действия по регистрации прав на недвижимое имущество неизбежно ограничивают права собственника. В случае же регистрации прав на объект, не отвечающий признакам недвижимого, ограничения приобретают характер правонарушения, возлагая на собственника земельного участка целый комплекс неблагоприятных правовых последствий.

Следует заметить, что появление особого средства оспаривания свойств объекта имущественных прав и многочисленная судебная практика убедительно свидетельствуют против юридической доктрины понятия недвижимости. Наиболее ярким представителем данного направления является Е.А. Суханов, считающий недвижимость категорией юридической, а не физической (фактической) , в связи с чем, государственная регистрация выступает ее

неотъемлемым и имманентно присущим признаком. Вместе с тем, если это было бы так, то ни о каком оспаривании свойств зарегистрированного объекта нельзя было бы вести речь, ибо государственная регистрация являлась бы единственным и достаточным доказательством его недвижимой природы.

В данной связи более чем убедительной является позиция С. А. Степанова о том, что не право порождает недвижимую вещь, а недвижимость, признанная таковой в силу природных свойств или указания закона, требует регистрации ^[181]

права на нее . В полной мере данный подход реализован в судебной практике, в частности, как указал Президиум ВАС РФ в постановлении от 04 сентября 2012 года № 3809/12^{[182] [183] сам по себе факт регистрации объекта как недвижимого имущества, в отрыве от его физических характеристик, в едином государственном реестре прав не является препятствием для предъявления иска о признании вещного права или обременения отсутствующим.}

Существенный вклад в опровержение юридической доктрины понятия недвижимости внесло Постановление Пленума ВС РФ от 23.06.2015 года «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»^[184], в частности согласно абз.3 п.38 данного постановления по смыслу статьи 131 ГК РФ закон в целях обеспечения стабильности гражданского оборота устанавливает необходимость государственной регистрации права собственности и других вещных прав на недвижимые вещи, ограничения этих прав, их возникновение, переход и прекращение, при этом по общему правилу государственная регистрация права на вещь не является обязательным условием для признания ее объектом недвижимости.

В числе признаков недвижимого имущество обычно называют: прочную связь с землей, невозможность перемещения объекта без несоразмерного ущерба его назначению, индивидуальную определенность. С развитием имущественного оборота в сферу правового регулирования включаются новые объекты имущественных прав, в отношении которых приведенные признаки не всегда позволяют верно установить их правовую природу.

Анализ судебной практики свидетельствует о том, что в качестве одного из ключевых критериев квалификации имущества в качестве недвижимого, суды используют критерий капитальности возведенного объекта, оставляя разрешение данного вопроса области специальных знаний строительно-технической экспертизы. Например, постановлением Десятого арбитражного апелляционного суда от 30 октября 2014 года по делу № А41-27828/13^[185] было пересмотрено решение суда первой инстанции по апелляционной жалобе органа местного самоуправления и признано отсутствующим зарегистрированное право ответчика на диспетчерско-распределительную площадку. Обоснованием принятого решения послужили результаты судебной строительно-технической экспертизы, согласно которой диспетчерско-распределительная площадка не является объектом капитального строительства, так как в силу своих конструктивных особенностей не относится к зданиям, строениям, сооружениям, имеющим заглубленный фундамент (т.е. прочно связан с землей), кроме того, назначение данного объекта носит вспомогательный (обслуживающий) характер.

Критерий капитальности возведенного объекта, как и саму возможность экспертного заключения по данному вопросу, следует отнести к числу небесспорных. Данный тип исследований фактически заключает в себе вывод о недвижимой природе объекта, относимый к исключительной компетенции суда, кроме того, до настоящего времени отсутствуют прозрачные ориентиры, позволяющие идентифицировать капитальный характер строения. Равным образом отсутствуют соответствующие разъяснения и в градостроительном законодательстве^[186], использующем термин «объект капитального строительства», под которым понимается здание, строение, сооружение, объекты, строительство которых не завершено, за исключением временных построек, киосков, навесов и других подобных построек. Очевидно, что в приведенном определении использована техника перечисления, хотя для целей правоприменения было бы эффективнее закрепить признаки капитальных объектов.

Совершенно противоположный характер носит определение Ленинградского областного суда от 06 марта 2014 г. №33-1212/2014 . По мнению судебной

коллегии по гражданским делам, назначенная судом первой инстанции строительно-техническая экспертиза с целью выяснения вопроса о том, имеются ли признаки капитального строительства в возведенном ответчиком сооружении, не имеет правового значения. При этом как указал суд апелляционной инстанции, при разрешении данной категории споров необходимо установить волеизъявление собственника земельного участка относительно возведения ответчиком объекта строительства. Исследовав находящиеся в деле доказательства, суд пришел к выводу, что исходя из условий договора аренды, стороны пришли к соглашению относительно создания такого объекта строительства, который в случае досрочного расторжения договора мог быть подвергнут эвакуации с занимаемого земельного участка. В данной связи возведенный ответчиком остановочный павильон, совмещенный с торговым павильоном, является исключительно движимым имуществом.

Приведенная позиция суда требует некоторых замечаний. Действительно, воля арендодателя как собственника земельного участка имеет значение, позволяя установить факт нарушения права, тем не менее, воля субъектов всегда носит идеальный характер и не имеет ничего общего с реальными свойствами объектов имущественных прав. Если по своим объективным качествам возведенный объект является недвижимым, то правовой конфликт приобретает иное основание и должен быть разрешен соответствующими правовыми средствами, в частности требованием о сносе самовольной постройки. Как было исследовано ранее, иной характер приобретает и правовая цель субъекта нарушенного права. Восстановление положения, существовавшего до нарушения, при незаконном возведении и регистрации прав на недвижимое имущество невозможно достичь исключительно юридическими средствами, для этого требуются фактические действия, не свойственные искам о признании вещного права отсутствующим. ^[187]

Таким образом, до настоящего времени не утратила актуальности классификационная проблематика деления вещей на движимые и недвижимые. Довольно часто практика сталкивается с необходимостью судебного подтверждения правовых свойств объекта имущественных прав, что и обуславливает востребованность исследуемого средства защиты.

В абсолютном большинстве случаев рассмотрения данной категории споров суды связывают предоставление судебной защиты с наличием нарушенного права. Так, в ранее рассмотренном определении Ленинградского областного суда от 06 марта 2014 г. № 33-1212/2014 суд апелляционной инстанции указал, что наличие в реестре записи о праве собственности на некапитальное строение, расположенное на земельном участке истца сопряжено с возникновением у последнего определенных ограничений, обусловленных распространением на этот объект правового режима, установленного для недвижимого имущества, что фактически обременяет земельный участок и ограничивает собственника в реализации имеющихся у него полномочий.

До настоящего времени остается открытым вопрос о характере нарушений, лежащих в основании правовых конфликтов, разрешаемых посредством признания вещного права отсутствующим. Точнее, исчерпывающим ли образом сформулирован перечень нарушений, закрепленный в абз. 4 п. 52 Постановления № 10/22. В той или иной степени данные типы конфликтов были рассмотрены ранее, вместе с тем, резонным следует считать вопрос о допустимости применения исследуемого средства защиты в иных ситуациях нарушения абсолютных прав. Кроме того, возможно ли признание отсутствующим иных прав, к примеру, обязательственных или личных неимущественных?

Необходимо отметить, что чем более прозрачны и ясны характерные черты нарушений, лежащих в основании средств правовой защиты, тем эффективнее реализация целей субъектов правореализационной активности и менее вероятна угроза злоупотребления правом.

Анализируя круг правовых конфликтов, разрешаемых посредством негативного признания, Арбитражный суд Амурской области в решении от 04 октября 2010 года по делу № А04-3629/2010^[188] указал, что в абз. 4 п. 52 Постановления № 10/22 приводятся конкретные случаи споров, связанных с защитой права собственности, при которых предъявляется иск о признании права или обременения отсутствующими, а поскольку в рассматриваемом деле истец не является зарегистрированным собственником, равно как и ответчик не имеет обременений в отношении спорных объектов, иск был отклонен. Таким образом, суд исходил из того, что перечень оснований является закрытым.

Несмотря на то, что буквальное прочтение абз. 4 п. 52 Постановления №10/22 свидетельствует о том же, эмпирический материал убеждает в обратном. Так, в определении ВАС РФ от 29 января 2013 года № ВАС-144/13^[189] коллегия судей удовлетворила требования истца о признании отсутствующим права собственности ответчика на асфальтную дорогу, поскольку спорная асфальтовая дорога не существует в качестве указанного в ЕГРП объекта права и что сохранение записи о праве на это имущество делает невозможным реализацию прав по распоряжению земельным участком.

Постановлению №10/22 неизвестно такое основание для признания отсутствующим права, как гибель или уничтожение объекта имущественных прав.

В соответствии со ст. 235 ГК РФ основаниями для прекращения права собственности является отчуждение собственником своего имущества, отказ, гибель или уничтожение имущества. При этом по общему правилу принудительное изъятие у собственника имущества не допускается, за исключением случаев, предусмотренных законом.

Конституция РФ гарантирует каждому возможность всесторонней защиты права собственности, закрепляя невозможность лишения имущества иначе, как по решению суда.

Исходя из воссозданного курса Д.И. Мейера известно, что в юридическом смысле мы говорим об уничтожении вещи, о прекращении права собственности по уничтожении вещи, когда вещь разлагается на части и при этом лишается всякой ценности, или, по крайней мере, представляет самую ничтожную ценность, так что в действительности никогда не возникает вопрос о праве собственности по такой разложившейся вещи^[190].

Вместе с тем, современные реалии свидетельствует об обратном, довольно часто именно споры о правах на уничтоженный или разрушенный объект имущественных прав служат источником правовых конфликтов. Масштаб распространения данной категории дел обуславливает актуальность исследования применимости иска о признании вещного права отсутствующим при данных основаниях.

Во взаимосвязи с вышеприведенными конституционными положениями, необходимо признать, что уполномоченным субъектом на подачу заявления о погашении регистрационной записи в отношении уничтоженного или разрушенного объекта может быть только собственник. Иное вмешательство в сведения единого государственного реестра прав на недвижимое имущество возможно исключительно на основании судебного решения.

В числе дискуссионных вопросов - возможность судебного опровержения зарегистрированного права со стороны субъектов, не обладающих вещными правами в отношении уничтоженного или разрушенного имущества. Учитывая, что судебное решение по данной категории дел связано с существенными ограничениями прав собственника, суды осторожно подходят к их разрешению, зачастую, принимая прямо противоположные судебные акты.

Например, апелляционным определением Ростовского областного суда от 10 сентября 2014 года по делу №33-12097/2014 была рассмотрена апелляционная жалобы наследников земельного участка, на котором были расположены снесенные объекты имущественных прав третьего лица. В обоснование требований истцы указали на то, что в случае утраты недвижимостью свойств объекта гражданских прав, исключающей возможность его использования в соответствии с первоначальным назначением, запись о праве собственности на это имущество не может быть сохранена в реестре по причине ее недостоверности. Отказывая в удовлетворении апелляционной жалобы и оставляя решение суда первой инстанции без изменения, судебная коллегия пришла к заключению о том, что истцами выбрано ненадлежащее средство защиты, при этом не представлено доказательств нарушения их прав регистрацией недвижимого имущества.

203

Пермский краевой суд в рамках гражданского дела № 33-2201/2014 удовлетворил апелляционную жалобу ответчика на решение суда первой инстанции, которым были удовлетворены требования органа местного самоуправления о признании отсутствующим прав на разрушенный в результате пожара дом. Мотивируя принятое решение, судебная коллегия посчитала, что изменение характеристик объекта недвижимости - жилого дома - в связи с пожаром влияет лишь на объем права собственности и не может являться основанием для вывода о прекращении прав на него в целом, в том числе на его составные части, сохранившиеся в натуре, в рассматриваемой ситуации - на фундамент, имеющий удельный вес 21% в составе здания. При этом невозможность использования дома по назначению и нецелесообразность его восстановления юридически значимыми обстоятельствами для вывода о ^{[191] [192] прекращении права собственности на объект недвижимости в силу норм ст. 235 ГК РФ не являются.}

В апелляционном определении Воронежского областного суда от 01 апреля 2014 года № 33-1781^{[193] [194] в числе причин отказа в удовлетворении заявленных требований послужил факт того, что со дня разрушения здания не истек трехлетний срок, предусмотренный ст. 39 ЗК РФ, в связи с чем ответчик не утратил возможность приступить к его восстановлению, а заявленный иск является преждевременным.}

Напротив, рассматривая кассационную жалобу уполномоченного органа муниципального образования г. Казань по требованиям к коммерческой организации о признании отсутствующим права собственности на комплекс объектов, незавершенных строительством, суд кассационной инстанции указал, что на спорном земельном участке спорные объекты не расположены, в настоящее время представляют собой совокупность строительных материалов, что не исключает возможность их фактической разборки. На основании этого Постановлением Федерального арбитражного суда Поволжского округа от 28 октября 2013 года по делу № А65-26469/2011 было принято решение отменить

постановление суда апелляционной инстанции и оставить в силе решение суда первой инстанции, которым были удовлетворены требования органа местного самоуправления. Примечательно, что данное дело было дважды рассмотрено судом апелляционной инстанции и дважды отменено, при этом суд указал, что собственник таких объектов недвижимости не лишается права пользования частью участка, необходимой для обслуживания и восстановления объектов^[195].

В приведенном деле, вопреки доводам суда апелляционной инстанции, право собственника восстановить уничтоженный объект было вовсе не принято во внимание, что существенным образом, как представляется, нарушило баланс интересов сторон охранительного правоотношения. Кроме того, не был установлен и сам факт нарушения прав органа местного самоуправления, действия последнего были направлены на обход ранее принятого судебного акта, которым был признан незаконным отказ в предоставлении ответчику земельного участка в аренду.

В свете формирующейся судебной практики по данной категории дел имеются серьезные основания опасаться злоупотребления правом, использования иска о признании вещного права отсутствующим в противоправных целях, что, разумеется, может привести к дестабилизации гражданского оборота. Аналогичным образом, в условиях отсутствия ясных правил применения исков о признании, последние использовались, к примеру, в целях обхода нормоположений о добросовестном приобретателе.

Представляется, что вплоть до внесения соответствующих изменений в действующее законодательство, применение рассматриваемого средства защиты в целях прекращения права собственности на уничтоженный или разрушенный объект имущественных прав, должно быть минимизировано или вовсе исключено. Во всяком случае, в каждом деле необходимо устанавливать основание правового конфликта и цели субъектов правореализационной активности. Если правовой целью субъекта является устранение неопределенности в свойствах зарегистрированного объекта, однако не усматриваются основания конфликта, в судебной защите надлежит отказать. Кроме того, восстанавливаемое право должно быть соизмеримо с ущемленными интересами ответчика. В качестве заслуживающих внимания должны учитываться и иные обстоятельства, послужившие причиной бездействия ответчика по восстановлению уничтоженного или разрушенного объекта, возможно предоставление судом срока для проведения указанных работ.

В судебной практике встречаются правовые конфликты - когда на один и тот же объект недвижимости зарегистрированы два взаимоисключающих ограниченных вещных права. Постановлением Президиума ВАС РФ от 25 декабря 2012 года № 10288/12 было рассмотрено дело, специфика которого заключалась в том, что на спорный земельный участок, на котором расположено здание, занимаемое истцом и ответчиком, были одновременно зарегистрированы право аренды истца на весь земельный участок и право постоянного бессрочного пользования ответчика. Отменяя ранее принятые судебные акты и направляя дело на новое рассмотрение, надзорная инстанция указала на то, что судами не были опровергнуты доводы истца в части наличия двух взаимоисключающих зарегистрированных прав, что является основанием для предъявления иска о признании права или обременения отсутствующим, при этом избранный судами подход не способствовал разрешению возникшего между сторонами спора о правах, устранению противоречия в сведениях ЕГРП о зарегистрированных правах и сомнений в их достоверности.

Несмотря на то, что абз. 4 п. 52 Постановления №10/22 предусматривает лишь возможность разрешения коллизии между двумя зарегистрированными правами собственности, представляется концептуально верным приведенный подход, допускающий устранение неопределенности в принадлежности ограниченных вещных прав.

В некоторых случаях признание вещного права отсутствующим встречается в практике разрешения споров о принадлежности общего имущества, права на которое незаконно зарегистрированы за третьими лицами. Определением Верховного суда Российской Федерации (далее ВС РФ) от 19 марта 2013 года № 51-КГ12-7^{[196] [197] была рассмотрена кассационная жалоба граждан о признании отсутствующим прав на подсобные помещения, являющиеся общим имуществом всех сособственников здания автостоянки. Отменяя принятые судебные акты, кассационная инстанция указала, что право общей долевой собственности на общее имущество принадлежит собственникам помещений вне зависимости от государственной регистрации. В случае же, когда собственники нежилых помещений владеют общим имуществом, но право собственности на него зарегистрировано за третьим лицом, собственники вправе требовать признания права общей долевой собственности.}

Допустимость признания отсутствующим прав в отношении общего имущества представляет известные трудности с точки зрения конкуренции с положительными исками о признании. В случаях с негативным правовым признанием титул обладателя вещного права, обращающегося в суд за защитой нарушенного права, носит бесспорный или равноценный характер по отношению к оспариваемому праву. Если истец не обладает надлежащим образом удостоверенным вещным правом, то оспаривание зарегистрированного права ответчика возможно исключительно в рамках положительного признания.

Настоящий вывод основан на различиях в целях, ибо положительный иск о признании, как отмечает С.В. Моргунов, направлен на подтверждение правовой принадлежности имущества или установление субъективного права на вещь^[198]. Например, вещное право истца имеет материальные основания, но по тем или иным причинам не удостоверено, более того, зарегистрировано за неправомочным лицом, в связи с чем и возникает цель подтвердить данное право. При этом не требуется специальная констатация судом отсутствия прав у ответчика, ибо положительное признание достаточно для внесения изменений в сведения, содержащиеся в едином государственном реестре прав на недвижимое имущество.

В приведенном судебном акте отражено смешение исков о признании вещного права и исков о признании вещного права отсутствующим, что недопустимо, несмотря на наличие их тесной связи.

В силу прямых указаний Постановления Пленума ВАС РФ от 23 июля 2009 года № 64 «О некоторых вопросах практики рассмотрения споров о правах собственников помещений на общее имущество здания»^{[199] [200] [201] надлежащими правовыми средствами разрешения данной категории дел, в зависимости от юридического факта владения как условия правового конфликта, являются виндикационное требование и признание права.}

Несмотря на законодательную презумпцию общей долевой собственности, квалификация спорных объектов в качестве общего имущества представляет собой непростую задачу. К примеру, в Постановлении от 25 декабря 2009 года № 12537/09 Президиума ВАС РФ указал, что право общей долевой собственности домовладельцев возникает не на любую подвальную часть жилого дома, а лишь на технические подвалы. В данной связи иск о признании отсутствующим права на общее имущество не приемлем в случае отсутствия бесспорных доказательств (зарегистрированных прав) его принадлежности истцу.

Сложную категорию дел образуют конфликты, возникающие между муниципальными образованиями, субъектами Российской Федерации и Российской Федерацией по поводу прав на земельные участки, государственная собственность на которые не разграничена.

В науке неоднократно отмечалось некорректность использования термина «разграничение государственной собственности на землю», поскольку немыслимо

разграничить то, что уже принадлежит государству, собственностью можно лишь

212

распорядиться .

Исторически первым законом, непосредственно регулировавшим данную сферу общественных отношений, был Федеральный закон от 17 июля 2001 года

213

№ 101-ФЗ «О разграничении государственной собственности на землю» ,

утративший силу c 1 июля 2006 года. Постановлением Правительства РФ от 04.03.2002 года № 140 был закреплен порядок подготовки и утверждения перечней земельных участков, на которые у Российской Федерации, субъектов РФ и муниципальных образований возникало право собственности. Тем не менее, действовавший порядок оказался неэффективным, низкие темпы составления перечней разграничиваемой собственности и существенные затраты на проведение кадастровых работ послужили причиной отказа законодателя от данного механизма и внесения изменений в законодательство.

В итоге был принят Федеральный закон от 17 апреля 2006 года № 53-ФЗ , существенным образом упростивший порядок разграничения государственной собственности на землю. Отныне системообразующим критерием отнесения земельных участков к разграничиваемым формам собственности является наличие на земельных участках объектов недвижимости, принадлежащих Российской Федерации, субъектам РФ или муниципальным образованиям. Постановлением Правительства РФ от 30 июня 2006 года № 404^{[202] [203] [204] [205] был утвержден перечень документов, необходимых для государственной регистрации права собственности публично-правовых образований на земельные участки при разграничении государственной собственности на землю.}

Заслуживает внимания точка зрения Н.Б. Маловой о том, что принятые изменения не были лишены недостатков, например, отказ законодателя от согласительных процедур, которые ранее разрешались согласительными комиссиями в досудебном порядке, может привести к увеличению количества судебных споров^{[206] [207] [208] [209].}

Как отмечает О.А. Бегишева, при регистрации собственности публичные образования будут действовать изолированно, что может негативно сказаться на итогах разграничения собственности на землю .

Предпосылкой правовых конфликтов во многом послужили положения абзацев 2 и 3 пункта 10 статьи 3 Федерального закона от 25 октября 2001 года № 137-ФЗ «О введении в действие Земельного кодекса Российской Федерации» ,

предусматривавшие право органов местного самоуправления распоряжаться земельными участками, государственная собственность на которые не разграничена, утратившие силу с 01 марта 2015 года . В настоящее время схожие положения, в несколько уточненной редакции, содержатся в ст. 3.1. указанного закона.

Разумеется, органы местного самоуправления активно воспользовались правом распоряжения неразграниченными землями, что в ряде случаев привело к столкновению с интересами Российской Федерации. В данном контексте признание права отсутствующим показалось удобным средством разрешения споров между публично-правовыми образованиями.

Так, Постановлением Арбитражного суда Волго-Вятского округа от 29

221

декабря 2014 года по делу № А43-2527/2014 в кассационном порядке была

рассмотрена жалоба уполномоченного органа по управлению государственным имуществом на решения нижестоящих судов, которыми было признано отсутствующим право федеральной собственности на земельный участок. Оставляя без изменения принятые судебные акты, кассационная инстанция указала, что суды верно квалифицировали спорный объект в качестве земельного участка, государственная собственность на который не разграничена, и распоряжение которым осуществляют органы местного самоуправления. Кроме того, суды обоснованно пришли к выводу о том, что Конституция РФ не является основанием для возникновения или прекращения прав, таким образом, государственная регистрация оспариваемого права была проведена в отсутствие правовых оснований. Доводы заявителя о применении органом местного самоуправления ненадлежащего средства защиты были отклонены.

Схожий подход был выражен в Постановлении Восемнадцатого арбитражного апелляционного суда от 27 августа 2012 года по делу № 18 АП- 7955/2014 , в котором органы государственной власти субъекта оспаривали

зарегистрированное право собственности Российской Федерации на земельный участок. Отдельно оценивая доводы заявителя о ненадлежащем средстве защиты истца и необходимости предъявления иска о признании, суд апелляционной инстанции указал, что в настоящем споре признание права невозможно, поскольку государственная регистрация права собственности субъекта федерации на спорный земельный участок не была произведена, а ее возникновение могло иметь место после вступления в силу законодательства о регистрации прав на недвижимое имущество. Признание же права Российской Федерации ^{[210] [211] отсутствующим позволит провести процедуру разграничения государственной собственности на земельный участок с соблюдением баланса интересов сторон.}

В приведенном деле остается лишь предполагать по каким причинам не применим был иск о признании, ибо, как было установлено судом, спорный земельный участок в силу нахождения на нем объектов недвижимости, принадлежащих истцу, то есть на основании п.2 ст.3.1 Федерального закона от 25 октября 2001 года № 137-ФЗ «О введении в действие Земельного кодекса Российской Федерации» принадлежит субъекту Российской Федерации. Таким образом, спор возник не по поводу неразграниченной земли, а по поводу нарушения права собственности, которое в силу закона принадлежит истцу.

Принципиально иной и, следует полагать, верный подход выражен в Постановлении Федерального арбитражного суда Поволжского округа от 23 декабря 2013 года по делу № А55-2530/2013 . Направляя дело на новое рассмотрение, суд посчитал, что в обжалуемых судебных актах не разрешен вопрос, является ли избранный истцом способ защиты надлежащим. По мнению суда, при наличии оснований, позволяющих отнести спорный земельный участок к муниципальной собственности, при фактическом владении и распоряжении истцом спорным земельным участком, надлежащим способом защиты права последнего может признаваться иск о признании права. Заявленный истцом иск о признании отсутствующим права собственности Российской Федерации является вещным, в связи с чем, путем подачи вещного иска могут быть защищены только вещные права. При этом судами обеих инстанций не установлено, являются ли полномочия истца на распоряжение земельным участком, право собственности на который не разграничено, вещным правом, и могут ли данные полномочия быть защищены путем предъявления вещного иска.

Действительно, о защите какого вещного права может идти речь, если мы говорим о правах на земельные участки, государственная собственность на которые не разграничена? Правомочие органа местного самоуправления по ^[212] распоряжению неразграниченными землями не представляет собой вещного права, во всяком случае, нормативный материал не дает оснований для соответствующего вывода.

На наш взгляд, признание вещного права отсутствующим как правовое средство принципиально не применимо в спорах публично-правовых образований по поводу земельных участков, государственная собственность на которые не разграничена. Более того, рассматриваемое правомочие распоряжения по своей правовой природе в наибольшей мере напоминает административное полномочие, временную функцию органа местного самоуправления, обусловленную рачительным отношением к государственной собственности. Соответственно и споры о полномочиях должны разрешаться не гражданско-правовыми средствами, а средствами публичных отраслей права.

Обратной была бы ситуация, если у двух публично-правовых образований было бы одновременно зарегистрировано вещное право на один и тот же объект, в связи с чем и возникла бы необходимость в применении исследуемого средства защиты.

Вышеизложенный анализ правовой деятельности свидетельствует о том, что в настоящее время в судебной практике отсутствует единообразное понимание перечня оснований для предъявления иска о признании вещного права отсутствующим. Расширительное толкование и отсутствие законодательной базы привело к тому, что субъекты правореализационной активности применяют рассматриваемое средство защиты хаотично, зачастую подменяя обязательственные средства защиты. Например, вместо предъявления требования о применении последствий недействительной сделки заявляют о признании отсутствующим права, основанного на ничтожной сделке .

В некоторых случаях встречаются даже требования о признании обязательства отсутствующим. Так, конкурсный управляющий обратился в суд с требованием о признании отсутствующим вексельного обязательства должника, ^[213]

обосновывая требования тем, что выдача спорного векселя не была связана каким-либо образом с хозяйственной деятельностью должника, не повлекла за собой получения им имущественной либо иной выгоды .

Тем не менее, сомнительными были бы попытки основывать теоретические изыскания на подобной судебной практике, пригодные для целей защиты прав субъектов гражданского оборота. Как неоднократно отмечалось выше, безграничные просторы области применения отрицательных исков, прежде всего, негативно сказываются на механизме защиты, поскольку неизбежно размывают пределы судебного усмотрения. Столь часто встречаемое условие о невозможности защиты иными средствами ни в коем случае не должно служить оправданием безосновательного расширения оснований правовых конфликтов, разрешаемых посредством признания вещного права отсутствующим.

В данной связи, критически следует оценивать высказываемые в науке идеи о том, что в корне неверно утверждение об ограничении сферы применения данного способа лишь строго определенными случаями, по мнению А. Петряева, в практике якобы нередки случаи признания отсутствия прав не только в сфере вещно-правовых, но и обязательственных правоотношений^{[214] [215]. Как уже отмечалось выше, подобные инновационные подходы не несут в себе ничего кроме потенциальных угроз стабильности гражданского оборота.}

Таким образом, основанием правового конфликта, разрешаемого

посредством признания вещного права отсутствующим, является нарушение абсолютной правовой связи, выраженное в юридическом присвоении зарегистрированного вещного права или его обременении несуществующими, а равно несоответствующими заявленным качествам вещными правами.

Переходя к вопросу об условиях правовых конфликтов, разрешаемых посредством иска о признании вещного права отсутствующим, следует указать некоторые терминологические уточнения. Речь идет о том, что в ряде случаев понятийный аппарат науки частного права может не совпадать с процессуальным значением одноименных категорий. Традиционным для науки гражданского процесса является выделение двух элементов иска - предмета и основания. Принято считать, что основание иска составляют юридические факты, на которых истец основывает материально-правовое требование к ответчику^[216]. При этом выделяют фактические и юридические основания иска. В материальном праве термин основания используют в контексте правоотношений. Как было указано ранее, основанием охранительных правоотношений выступает особый юридический факт - гражданское правонарушение.

Например, в виндикационном охранительном отношении материальным основанием служат незаконные действия ответчика по завладению чужой вещью, принадлежащей истцу. Процессуальными же основаниями иска выступает право собственности истца и нормоположения ст. 301 ГК РФ.

Применительно к гражданско-правовой ответственности основание имеет сложную структуру, иногда именуемую составом гражданского правонарушения. В данном контексте основания и условия иногда соотносят следующим образом: условия - это те требования закона, которым должно отвечать основание^[217]. При этом традиционно к условиям относят вред, противоправное поведение, причинно-следственную связь, вину правонарушителя.

В исследованиях, посвященных средствам защиты гражданских прав активно употребляется термин «условия предъявления иска», под которыми следует понимать требования, характеризующие фактические обстоятельства, при которых избранное средство защиты способно обеспечить эффект восстановления нарушенного права. Иными словами, это те обстоятельства, которые обязательно должны быть установлены в ходе судебного разбирательства для принятия положительного решения.

К числу условий правовых конфликтов, разрешаемых посредством признания вещного права отсутствующим, относимы следующие требования:

1. Исходя из буквального толкования абз. 4 п. 52 Постановления № 10/22 рассматриваемый иск должен быть заявлен в случаях, когда нарушенное право не может быть защищено путем признания права или истребования из чужого незаконного владения.

Ранее, обсуждая исключительный (специальный) порядок предъявления негативных исков, нами была представлена критика данного положения. Учитывая принципиальную недопустимость конкуренции исков в отечественном праве, каждое средство защиты имеет собственную уникальную область применения, в связи с чем исключительный характер является общим признаком, свойственным отечественной системе способов защиты гражданских прав. Неудачной следует считать и формулировку приведенного положения, поскольку, как было отмечено ранее, в качестве конкурирующих средств были упомянуты лишь иски о признании и виндикация, что может привести к двусмысленному истолкованию при конкуренции с иными средствами защиты.

Несмотря на вышеизложенное, в настоящее время судебная практика активно использует данное правило в качестве условия удовлетворения рассматриваемых требований. Наиболее вероятной причиной, побудившей к отдельному закреплению настоящего условия, послужила угроза формирования хаотичного правоприменения, которая в условиях пробельности правового регулирования, отсутствия единообразия в применении вещных средств защиты, не выглядит беспочвенной.

Довольно часто практика сталкивается со случаями, когда иск о признании вещного права отсутствующим используют в качестве средства для пересмотра вступившего в законную силу судебного акта по идентичному делу, но рассмотренному в ином порядке или в ином объеме исковых требований.

Примером может служить дело , рассмотренное 16 февраля 2015 года ВС РФ, в котором орган местного самоуправления, получив отказ в удовлетворении требований о признании недействительным решения уполномоченного органа и государственного акта о правах коммерческой организации на землю, инициировал новый процесс в исковом порядке о признании отсутствующим права собственности данной организации на землю, в обосновании указав фактически аналогичные заявленным в первом процессе доводы. Отказывая в удовлетворении заявленных требований, суды исходили из того, что истцом не доказана возможность защиты своих прав избранным способом.

Безусловно, позиция судов оправдана, поскольку органом местного самоуправления уже было реализовано право на защиту. Повторное обращение в суд с иском о признании отсутствующим права собственности ответчика на земельный участок должно расцениваться в качестве одной из форм злоупотребления правом. Эффект восстановления нарушенного права достижим при использовании иных средств защиты, что исключает применимость иска о признании вещного права отсутствующим. В настоящем деле рельефно демонстрируется, что исключительный порядок использования рассматриваемого средства не ограничивается невозможностью применения виндикационного иска и иска о признании. В связи с этим целесообразнее говорить не о случаях невозможности применения виндикационного иска и иска о признании как условии, а о невозможности восстановления нарушенного права при помощи иных гражданско-правовых средств защиты.

Как отмечает Е.П. Пугачев, определяя, существует ли в конкретной ситуации условие предъявления иска, истцу следует детально разобрать последствия удовлетворения каждого из перечисленных в абз. 4 п. 52 Постановления №10/22 ^[218] исков и понять, приведет ли предъявление одного из этих исков к реальному

230

прекращению нарушения его прав .

Вместе с тем, обратной стороной данного условия является то, что зачастую оно подменяет основание охранительного правоотношения. Проблема в том, что исходя их формальной логики, если ни одно из средств защиты не способно обеспечить восстановление нарушенного права, то открывается простор для признания отсутствия права. На наш взгляд, это принципиально недопустимый подход, таящий в себе значительные угрозы.

Каждое средство защиты направлено на разрешение конкретных типов правонарушений, необходимость в рассматриваемом условии возникает в ситуации совпадающих оснований, но разрешимых при помощи различных правовых средств. В данном случае невозможность применения иных средств как условие разрешает конкуренцию в пользу альтернативного средства защиты, в этом заключается его ценность.

2. Правовой эффект должен соответствовать цели субъекта, обеспечивая восстановление нарушенного права. Многообразие правовых средств

предопределяет и многообразие объективных последствий как результата их приложения на социальный мир. Однако правовой эффект, выступающий результатом приложения средств не всегда совпадает с целью правовой деятельности субъекта. Совершенно очевидно, что для лица, утратившего владение вещью, устранение правовой неопределенности в титуле или свойствах зарегистрированного объекта не является целью правовой защиты. Признание отсутствия права не обеспечит восстановления нарушенного права.

Настоящее условие обусловлено инструментальной природой признания вещного права отсутствующим как правового средства. Если в ходе судебного разбирательства судом будет установлено, что избранное истцом правовое средство не соответствует правовой цели или данная цель, исходя из условий правового конфликта, не верно им определена, а равно истец вводит суд в ^[219] заблуждение относительно своих истинных намерений, и предусмотренный законом эффект судебного акта при заявленных требованиях не обеспечит восстановления нарушенного права, то в удовлетворении иска о признании вещного права отсутствующим надлежит отказать. В этом условии выражается связь субъективной и объективной стороны правового конфликта, связь цели и фактов.

Разумеется, данное условие является общим для разрешения всех без исключения правовых конфликтов. Однако его значение применительно к исследуемому правовому средству невозможно переоценить, суды неоднократно обращали внимание на необходимость установления действительной материально-правовой цели, значение эффекта восстановления нарушенного права.

Так, Арбитражный суд Поволжского округа в Постановлении от 19 февраля 2015 года по делу № А57-23110/2013 , установив идентичность действительной

материально-правовой цели, которую преследовал истец, ранее рассмотренным требованиям, отказал в защите нарушенного права.

Рассматривая соотношение иска о сносе самовольной постройки и признания права отсутствующим Президиум ВАС РФ в Постановлении от 24 января 2012 года № 12576/11 указал, что каждое из заявленных требований имеет самостоятельную сферу применения, по своей сути являясь

взаимоисключающими. Данный вывод, как представляется, основан на том, что в ситуации самовольного возведения недвижимого объекта признание отсутствия права не приведен к восстановлению нарушенного права, поскольку правовой целью истца является именно фактическое устранение нарушений его прав. Настоящий подход реализован в судебной практике, например, в Постановлении ^{[220] [221]}

Девятого арбитражного апелляционного суда от 05 февраля 2015 года по делу № А40-81861/14^{[222] [223] [224].}

В данной связи дискуссионный характер приобретает точка зрения И.М. Моревой. По ее мнению, требование о признании зарегистрированного права отсутствующим может быть сопряжено с признанием строения самовольной постройкой и ее сносе . Данный подход в настоящее время вступает в противоречие с судебной практикой, исходящей из принципиальной несовместимости рассматриваемых требований.

Небесспорный характер носит позиция Ю.А. Свирина, выступающего с критикой разграничения иска о сносе самовольной постройки и признания отсутствия права. По его мнению, качества возведенного объекта, то есть является ли объект движимым или недвижимым, не имеют значения для сноса самовольной постройки, истец не может быть сведущ в тонкостях материи права, а юридический интерес может состоять именно в фактическом сносе самовольного строения, хотя и не обладающего признаками недвижимости . Кроме того, подвергается сомнению исполнимость судебных актов по негативным искам. Основываясь на теории социализации права, причиной сложившейся неблагоприятной судебной практики ученый объявляет доктринальную цивилистику.

Представляется, что равно как теория социализации гражданского права, разработанная в трудах Леона Дюги^[225], имеет предельно косвенное отношение к рассматриваемой проблематике, так и доктринальная цивилистика, следует признать, по сей день оказывает сравнительно малое значение на формирующееся судебное правоприменение. Возможность упорядочивать общественные отношения является ключевой функцией права, человек знает, что приложение правовых средств всегда предсказуемо порождает известный правовой результат, в этом и состоит преимущество права. На этой идее основана и система средств защиты гражданских прав. Известным упрощением было бы понимать под имущественно-распорядительной самостоятельностью субъектов гражданского права возможность заявлять какие угодно требования, оставляя на усмотрение суда вопрос о надлежащем средстве защиты. На наш взгляд, это чуждая исковому производству функция суда, точное разграничение области применения средств основано на различиях в целях правовой защиты. Признание отсутствия прав на самовольно возведенный движимый объект, устраняющее неопределенность в свойствах зарегистрированного объекта не имеет отношения к проблеме сноса данного объекта. К примеру, арендодателя, узнавшего о том, что арендатор незаконно зарегистрировал права на возведенное движимое имущество как на недвижимое, не интересует вопрос его сноса, поскольку по окончанию срока договора аренды, арендатор вправе забрать эти отделимые улучшения. И в случае, если арендатор по прекращению обязательственных правоотношений этого не сделает, то возникают совершенно другие правовые последствия. В случае отсутствия обязательственных отношений между сторонами и при необходимости устранения именно фактических нарушений существуют традиционные вещные средства защиты, например, негаторный иск, направленный на устранение фактических препятствий в пользовании вещью.

3. Должен быть заявлен субъектом, обладающим зарегистрированным титулом на спорную недвижимую вещь и не утратившим ее владения. Данное условие вызывает, пожалуй, наименьшее количество сомнений, поскольку повсеместно тиражируется в судебных актах. Его несоблюдение представляет собой наиболее типичную ошибку в правовой деятельности.

Там же. С. 165.

157

158

159

160

178

179

180

181

182

183

184

185

Например, в Московском городском суде в апелляционном порядке рассматривалось дело № 33-4167 , в котором орган местного самоуправления

оспаривал право собственности гражданина, однако в ходе судебного разбирательства было установлено, что сторонам принадлежат различные объекты правообладания. Таким образом, суд первой инстанции пришел к обоснованному выводу о том, что отсутствие правовой, юридической тождественности объектов правообладания является основанием для отказа в признании отсутствия права. Аналогичные выводы содержатся в Апелляционном определении Саратовского областного суда от 30 сентября 2014 года по делу №33-5498^{[226] [227] [228].}

Определением ВАС РФ от 11 апреля 2012 года № ВАС-3616/12 «Об отказе в передаче дела в Президиум ВАС РФ» в надзорном порядке устояли решения, по которым коммерческой организации было отказано в защите нарушенного права, несмотря на тождественность зарегистрированных объектов, поскольку истец спорным имуществом не владеет. Одновременно суды разъяснили, что поскольку вопрос о фактическом владении спорным объектом и о возврате спорного объекта в рамках рассматриваемого иска не ставился, удовлетворение заявленного требования не способно повлечь реальное восстановление прав истца.

Данный подход одновременно реализован на уровне обобщения судебной практики. Так, в п. 1 Обзора судебной практики Верховного Суда Республики Мордовия по гражданским делам за первое полугодие 2014 года^[229] указано, что возможность обращения с требованием о признании права собственности на недвижимое имущество отсутствующим предоставлена лицу, в чьем владении находится спорное имущество.

Безусловно, в случае утраты владения спорным имуществом ни о каком устранении неопределенности в титуле либо свойствах зарегистрированного объекта не может быть и речи, поскольку правовой целью субъекта является восстановление владения. Поэтому совершенно очевидно, что удовлетворить данную цель вне рамок виндикационного требования невозможно.

4. Констатация отсутствия вещного права мыслима лишь в отношении индивидуально-определенного имущества, сохранившегося в натуре.

Настоящее условие предопределено вещной природой отрицательного признания, потенциал защиты которого направлен непосредственно на вещь. Как только индивидуально-определенная вещь утрачена или уничтожена спор о праве на нее немыслим, ибо утрачен объект вещного права, а судебный акт положительного или отрицательного признания не приведет к восстановлению нарушенного права.

5. На требования о признании отсутствия вещного права не распространяется исковая давность.

Применительно к данной проблематике долгое время судебная практика была вооружена двумя разъяснениями, в частности п.57 Постановления №10/22, согласно которому течение исковой давности по требованиям об оспаривании зарегистрированного начинается со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о соответствующей записи в ЕГРП. И правилом, исключающим применение исковой давности, когда владеющий истец оспаривает зарегистрированное право, в чем усматривалось действие положений абз.5 ст.208 ГК РФ.

Следует признать, что, с точки зрения реализации, данные правила создавали серьезные трудности, во-первых, абз.5 ст.208 ГК РФ посвящен негаторным искам, которым в науке не принято придавать расширительное значение, сводящее фактически любое требование, заявленное владеющим истцом к негаторным искам. Во-вторых, не существует требования об оспаривании зарегистрированного права, это родовая категория к целому комплексу правовых средств, поэтому не понятно о каком конкретно способе защиты, на который не распространяется срок исковой давности, идет речь в данном положении.

Никаких прямых указаний, посвященных признанию отсутствия вещных прав ни Постановление №10/22, ни действующее гражданское законодательство не содержало. Пробельность в регулировании данной сферы отношений не могла не отразиться на качестве правоприменения.

Вопреки господствующим представлениям о неприменимости давностных сроков к преюдициальным требованиям, к которым относимы и отрицательные иски, появились судебные акты, основанные на прямо противоположном. Одним из источников противоречий служило Постановление Президиума ВАС РФ от 04 сентября 2012 года по делу № 3809/12, на которое, как показывает анализ многочисленных судебных актов, неоднократно ссылаются суды в обосновании принятых решений. Правовой конфликт в данном деле возник между органом местного самоуправления и коммерческой организацией по поводу признания отсутствующим права на торговый комплекс, который, по мнению администрации, не является недвижимым имуществом. Из материалов дела известно, что земельный участок, на котором было возведено спорное имущество, был предоставлен коммерческой организации на основании договора аренды, на момент рассмотрения дела данный договор расторгнут не был, с момента регистрации прав на спорное имущество прошло более двенадцати лет. Суд первой инстанции отказал в удовлетворении заявленных требований, придя к выводу о недвижимой природе спорного имущества, суд апелляционной и кассационной инстанции иначе квалифицировали указанное имущество, дополнительно указав, что заявленный иск является надлежащим, кроме того на него не распространяется исковая давность, поскольку спор не связан с лишением владения. Отменяя принятые судебные акты, Президиум ВАС РФ указал на ошибочность вывода судов о неприменении срока исковой давности к рассматриваемому требованию. По мнению надзорной инстанции, положения абз.3 п. 57 Постановления № 10/22 не могут быть применены, поскольку доказательств, свидетельствующих о том, что истец является собственником или владельцем здания, в деле не имеется, а ответчик, напротив, является владельцем здания, а также занимает спорный земельный участок на законных основаниях. Более того, с момента регистрации оспариваемого права прошло более двенадцати лет, а учитывая, что договор аренды неоднократно продлевался, Истец должен был знать о наличии нарушенного права.

На наш взгляд, с логикой суда надзорной инстанции нельзя согласиться. Как верно было замечено в Постановлении Девятого арбитражного апелляционного суда № 09АП-21071/2011-ГК от 15 сентября 2011 года по делу № А40-7912/11-28- 61 , данный спор направлен на восстановление положения, существовавшего до

нарушения права путем установления действительно существующего правового режима имущества (отнесение вещи к движимой либо недвижимой). Остается открытым вопрос о том, какое отношение к рассматриваемому спору имеют обстоятельства, связанные с выяснением принадлежности владения имуществом, правовые свойства которого оспариваются. Ни для одной из сторон данные обстоятельства не служат источником конфликта, вовсе не для их разрешения стороны прибегают к помощи суда. Притязания истца направлены на защиту права собственности на земельный участок, владение которым истец не утратил. Передача имущества во временное владение и пользование является одной из форм реализации субъективного права собственности, что очевидно отличается от случаев лишения владения.

Обратный подход демонстрировали суды при рассмотрении правовых конфликтов, в основании которых правонарушения, выраженные в юридическом присвоении зарегистрированного вещного права. По данной категории дел суды принципиально исходят из того, что правила об исковой давности не распространяются на признание отсутствия вещных прав. ^[230]

Так, Определением ВАС РФ от 15 мая 2014 года № ВАС-5420/14^{[231] [232] были удовлетворены требования органа государственной власти и отклонены доводы ответчика о пропуске истцом срока исковой давности, поскольку спорное имущество на основании закона принадлежит истцу, приватизации данное имущество не подлежало, оно всегда находилось и находиться во владении Российской Федерации.}

Наконец, 29 сентября 2015 года было принято Постановление Пленума ВС РФ от 29.09.2015 г. №43 «О некоторых вопросах, связанных с применением норм Гражданского кодекса Российской Федерации об исковой давности» , в котором

наряду с иными вопросам, посвященными применению норм об исковой давности, появилось новое правило о невозможности распространения исковой давности на требования, прямо предусмотренные ст. 208 ГК РФ, к которым теперь судебная практика однозначно относит требования о признании вещного права отсутствующим.

Самым первым делом, разрешенным со ссылкой на указанное постановление, следует считать Определение ВС РФ от 30 сентября 2015 года №303-ЭС15- 5520^[233], полный текст которого был составлен буквально на следующий день после принятия соответствующих разъяснений о применении сроков исковой давности. Настоящее дело следует отнести к числу исторически значимых, многие положения, которые сформулированы в данном судебном акте, отличаются высоким уровнем юридической техники и заслуживают поддержки. Спор, как и по многим другим делам данной категории, возник в связи с размещением на земельном участке, принадлежащем Российской Федерации, имущества, которое не обладало качествами недвижимого, а именно конструктивных элементов - подстилающий слой, описание - щебень, основание - покрытие асфальтобетонное, всего готовность объекта - 1,18%. Нижестоящие суды, очевидно находясь под влиянием ранее упомянутого Постановления Президиума ВАС РФ от 04 сентября 2012 года по делу № 3809/12, посчитали, что спорный объект существует, истец им не владеет, соответственно его права не нарушаются, кроме того, самостоятельным основанием к отказу в иске является истечение исковой давности по требованию истца, о применении которой заявил ответчик. Отменяя ранее принятые судебные акты, судебная коллегия по экономическим спорам ВС РФ верно отметила, что собственник земельного участка своего согласия на размещение объекта недвижимости не давал, сам факт государственной регистрации права собственности ответчика на такое имущество нарушает права собственника земельного участка, поскольку значительно ограничивает возможность реализации последним имеющихся у него правомочий. Иной подход по применению исковой давности по указанному требованию не обеспечивает достоверность и публичность государственного реестра, не способствует должной защите прав участников гражданского оборота и восстановлению их нарушенных прав в отношении объектов недвижимости.

6. Наличие спора о праве. При конкуренции двух взаимоисключающих зарегистрированных вещных прав на недвижимое имущество истец должен представить доказательства, подтверждающие юридический факт возникновения прав на спорное имущество, а также отсутствие или порок фактов, лежащих в основании прав ответчика. В случае обременения одного вещного права другим - несуществующим, а равно несоответствующим заявленным качествам, управомоченное лицо должно подтвердить юридический факт прекращения оспариваемого права либо ничтожности основания его возникновения, либо несоответствие требуемым законом критериям.

Поскольку между сторонами имеется спор о праве, законодательная презумпция о том, что государственная регистрация является единственным доказательством существования зарегистрированного права, не распространяется на рассматриваемые правовые конфликты. Таким образом, в ходе судебного разбирательства правовой оценке подлежат юридические факты, лежащие в основании зарегистрированных титулов.

Рассматриваемая коллизия прав может быть вызвана различными причинами, например разногласиями сторон о принадлежности составной части недвижимой вещи, одновременно принадлежащей разным лицам. Такое дело было разрешено Постановлением Президиума суда Ханты-Мансийского автономного округа-Югры от 03 февраля 2012 года №33-г-1/2012^{[234] [235] [236], в котором стороны спорили о принадлежности проходной в административно бытовом здании. Проблема заключалась в том, что в договоре купли-продажи, который послужил основанием для регистрации прав истца не был надлежащим образом идентифицирован предмет договора, в связи с чем стороны одновременно претендовали на данное имущество.}

Довольно часто ситуации коллизии зарегистрированных прав вызваны ничтожностью юридических фактов, лежащих в основании одного из титулов. Так, причиной спора Агентства по управлению имуществом Пермского края с физическим лицом о признании отсутствующим прав последнего на административное здание послужил тот факт, что в основании права собственности ответчика была заложена ничтожная сделка с органом местного самоуправления, который не имел права распоряжаться данным имуществом .

Нередки случаи ошибок при межевании земельных участков, приводящих к наложению границ и, как следствие, регистрации прав на один и тот же объект за

247

разными лицами .

В практике арбитражных судов равным образом встречаются случаи, когда при коллизии титулов возникает необходимость сравнения оснований их возникновения. Примером может служить дело, рассмотренное Федеральным арбитражным судом Западно-Сибирского округа, в котором под различными наименованиями были фактически зарегистрированы права двух коммерческих организаций на единый объект. Оставляя в силе ранее принятые решения по делу, суд указал, что на момент регистрации права ответчика на спорное имущество, имеющего иной адрес, право собственности истца уже было зарегистрировано, которое не оспорено и не прекращено. При этом по результатам оценки оснований возникновения права ответчика на спорный объект, суд первой инстанции пришел к правильному выводу об их недоказанности, поскольку ответчиком не представлено доказательств реального исполнения договора

248

купли-продажи .

Спор о праве неизменно сопровождает конфликты, основанием которых выступает обременение одного вещного права другим - несуществующим, а равно несоответствующим заявленным качествам. Сложно представить себе, что лицо, зарегистрировавшее движимое имущество в качестве недвижимого, добровольно признает данный факт. Для него данное право столь же полноценно и достоверно, как и защищаемое истцом. Именно поэтому разрешение рассматриваемых споров невозможно достичь ни в какой иной форме, кроме исковой формы защиты нарушенного права.

Полноценный анализ настоящего условия невозможен без обращения или хотя бы упоминания одной из наиболее эксцентричных точек зрения относительно рассматриваемого вопроса. В частности, А.Н. Оганесян убежден, что обязательным условием предъявления иска о признании права или обременения отсутствующим является отсутствие между истцом и ответчиком

249

спора о праве . ^{[237] [238]}

Курьезность данного вывода заключается в том, что между истцом и ответчиком не может быть ничего иного кроме как спора о праве, само Постановление № 10/22 дает разъяснения относительно вопросов, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав. Обратное свидетельствовало бы о том, что мы исследуем не исковое средство защиты, а требование, рассматриваемое в порядке производства по делам, возникающим из публичных правоотношений.

К сожалению, автор дополнительно не поясняет что следует понимать под спором о праве, вероятно, это существенно прояснило бы позицию ученого относительно столь специфичного условия.

На основании изложенного, следует заключить:

- основанием правового конфликта, разрешаемого посредством признания вещного права отсутствующим, является нарушение абсолютной правовой связи, выраженное в юридическом присвоении зарегистрированного вещного права или его обременении несуществующими, а равно несоответствующими заявленным качествам вещными правами. Соответственно потенциал правовой охраны направлен на защиту незаконно присваиваемого или ограничиваемого вещного права.

- терминологически неточно использовать категорию гражданско-правовых обременений в наименовании исследуемого средства защиты, так как объектом негативного правового признания всегда выступает вещное право, будь то право собственности или ограниченное вещное право. Представляется, что в строгом смысле гражданско-правовые обременения лишены собственного юридического содержания, используются законодателем в хаотичном порядке, порой в лексическом значении, и не обладают качествами, достаточными для включения в категориальный каркас теории вещных прав.

- практика применения исков о признании вещного права отсутствующим свидетельствует о несостоятельности юридической доктрины понятия недвижимости, включающей в число системообразующих признаков недвижимых вещей - требование государственной регистрации. В результате регистрации прав на объект, не отвечающий признакам недвижимого имущества, содержание субъективного права собственника земельного участка незаконно приобретает усеченный состав, что обуславливает востребованность в правовом средстве оспаривания свойств зарегистрированных объектов имущественных прав.

- отсутствие закрепленных оснований правовых конфликтов, разрешаемых посредством признания вещного права отсутствующим, привело к необоснованно расширительному толкованию сферы применения данного средства защиты. Анализ правовой деятельности свидетельствует о наличии существенных проблем его применения в спорах о признании отсутствующим прав на уничтоженный или разрушенный объект имущественных прав, вступая в противоречие с конституционными нормами о неприкосновенности собственности. Не применим рассматриваемый иск в спорах публично-правовых образований по поводу земельных участков, государственная собственность на которые не разграничена. Органы местного самоуправления не обладают вещными правами на данные земельные участки, правомочие по их распоряжения по своей природе схоже с административным полномочием, временной функцией органа местного самоуправления, обусловленной рачительным отношением к государственной собственности. Соответственно и споры о полномочиях должны разрешаться не гражданско-правовыми средствами, а средствами публичных отраслей права.

- в настоящее время к числу условий правового конфликта, разрешаемого посредством признания вещного права отсутствующим следует отнести:

1. Специальный (исключительный) порядок предъявления иска о признании вещного права отсутствующим, предполагающий его применимость лишь в том случае, если эффект восстановления нарушенного права невозможно достичь иными правовыми средствами;

2. Правовой эффект должен соответствовать цели субъекта (устранение правовой неопределенности в принадлежности титула или свойств объекта имущественных прав), обеспечивая восстановление нарушенного права и выражая связь субъективного и объективного;

3. Должен быть заявлен субъектом, обладающим зарегистрированным титулом на спорную недвижимую вещь и не утратившим ее владения;

4. Констатация отсутствия вещного права мыслима лишь в отношении индивидуально-определенного имущества, сохранившегося в натуре;

5. На требования о признании отсутствия вещного права не распространяется исковая давность;

6. Наличие спора о праве, в котором истцу надлежит доказать юридический факт возникновения у него прав на спорное имущество и порок фактов, лежащих в основании прав ответчика, либо юридический факт прекращения оспариваемого права, либо его несоответствие требуемым законом критериям.