Регулирование сословных и личных прав удельных крестьян

Подведомственность российского коронного крестьянства тем или иным органам государственного управления неизбежно вызывала необходимость корректировки их юридической сословной свободы.

Базовыми сословными правами удельных крестьян как «свободных сельских обывателей» являлись: и

« » . «Печать» сословности имели

и личные неимущественные права, к которым относились:

Среди личных имущественных прав удельных крестьян выделяются:

. Свобода передвижения и выбора места

жительства как личные права отсутствовали, их историческими предшественниками являлись право перехода в иное сословное «звание» (кроме дворянского), право на переселение в другую «многоземельную» местность и право заниматься несельскохозяйственной деятельностью, жесто регламентированные законом и удельными административными актами168.

Право на сословное самоуправление удельные крестьяне осуществляли в рамках созданной в удельной деревне системы местного самоуправления (далее — МСУ). Органами МСУ являлись

а их социальной базой выступала крестьянская община. Первоначально было создано 156 удельных приказов, юрисдикция каждого распространялась на несколько десятков удельных сел и деревень, в которых числилось по 3-3,5 тыс. ревизских душ (примерно 7 тыс. крестьян). В центральных селениях, подведомственных приказу, размещались выборная крестьянская администрация в составе приказного головы, казенного и приказного старост, писаря.

Административный статус МСУ был определен как «прибавление к... должностям департамента и экспедиций удельных». В 1798 г. по аналогии с удельными приказами были организованы волости казен- ных крестьян, что свидетельствует о едином подходе императора Павла I к определению принципов и форм МСУ у коронных крестьян170. Но в дальнейшем взаимодействие коронного и общественного уровней управления у этих групп крестьян развивалось с разной степенью эффективности, а потому главные отличия между ними в реализации сослов-' ных прав крестьян на самоуправление определялись административными «надстройками» над МСУ в виде органов казенного или удельного управления и теми правовыми связями, которые позволяли указанным уровням эффективно взаимодействовать. Степень влияния различных коронных ведомств на жизнь крестьянских сообществ в сравнительном аспекте пока мало изучена.

Необходимость определения статуса нижнего звена удельного управления активизировала процесс выработки административно-правовых

норм, регулировавших крестьянское самоуправление. Но воздействие на сельскую общину коронных крестьян не преследовало цели уничтожить ее или полностью заменить действовавшие обычно-правовые нормы нормами позитивного права, напротив, традиционная община сохранялась, а над ней создавался новые публично-правовые институты сословного МСУ. Процесс усиленной регламентации коронными ведомствами жизни сельской общины был обусловлен значимостью для государства обязанностей, возложенных на крестьянское сословие, без которых многие государственные функции оказались бы невыполнимы.

«Порядок сельского внутреннего правления» (VIII-й раздел Учреждения 1797 г.) и «Наставление сельским приказам» 1798 г. закрепили принцип коллективной ответственности крестьянской общины («круговой поруки») за раскладку и исправное внесение податей, исполнение рекрутской, почтовой, ремонтной (дороги и мосты) и других повинностей, за растрату приказом собранных денежных сумм.

Известно, что крестьяне неохотно посещали сходы, особенно приказные. Например, ревизор Вятского удельного имения в 1803 г. отмечал, что на сходы собирается очень мало крестьян, «иные селения присылают от себя несоразмерно малое число поверенных, иные же совсем не посылают, ... наряжают на сход всякого без разбора, т. е. и хозяина дома, и бобыля, и умного, и непонятного, и престарелого, и несовершенных лет»171. Под угрозой оказывалось функционирование всей системы удельного МСУ, и в 1808 г. были приняты более строгие правила проведения сходов. Стихийные сходы, не объявленные головой приказа или сельским старостой, прямо не запрещались, но их решения считались недействительными. Правомочным считался сход, на котором присутствовало не менее двух третей законно избранных делегатов. Делегаты по знаку колокола или повестке должны были немедленно являться на место схода, «соблюдать там тишину и в точности исполнять приказанное».

309

на крестьян, подписавших данный приговор

Наиболее весомую роль в крестьянском самоуправлении играли удельного приказа, как «первый местный начальник крестьян» и

( ). Голова объявлял крестьянам все распоряжения

удельного начальства, следил за их исполнением, нес ответственность за благоустройство, соблюдение общественного порядка и нравственности («благочиние»), регулировал очередность в назначении крестьян для исполнения натуральных повинностей. Аналогичные функции в пределах отдельных селений исполняли сельские старосты. В обязанности казенного и приказного старшин входили сбор с крестьян податей и прочих установленных сумм, их хранение и передача казначеям экспедиций. Вместе с головой приказа они следили за сохранностью удельного имущества, рассматривали мелкие административные и гражданские дела удельных крестьян, применяли воспитательные меры или меры наказания к ленивым и нерадивым крестьянам, занимались организацией социальной помощи вдовам и сиротам из удельных крестьян. Приказный голова находился в непосредственном подчинении удельной экспедиции, но был подотчетен и сельскому сходу приказа. Перевыборы приказных старшин без согласования с экспедицией были запрещены уже в 1803 г., а в 1808 г.

Все должностные лица приказного управления избирались на 3 -летний срок, но с 1808 г. полномочия головы приказа стали бессрочными. В отдельных селениях и деревнях на один год избирались сельские (деревенские) старосты, состоявшие в подчинении приказа, а также ктитор (церковный староста). Староста назначал на каждые 10 крестьянских дворов по очереди из всех домохозяев селения одного десятского, исполнявшего безвозмездно в течение одного месяца простейшие полицейские обязанности (доставка сведений в приказное селение, оповещение крестьян по указанию администрации о каких-либо событиях и т. п.). Крестьянским выборным по закону 1797 г. полагалось годовое жалованье в размере от 10 до 20 рублей за счет «общественных сборов» с крестьян. В 1808 г. в состав сельских выборных лиц была введена должность добросовестного для разбора возникавших между удельными крестьянами мелких гражданских споров с целью примирения сторон. Эти крестьянские «судьи» избирались ежегодно по двое в каждом селении и работали на общественных началах, но с 1827 г. им было также установлено жалованье за счет сборов с крестьян и неограниченный срок полномочий3".

Во второй четверти XIX в., по мере усиления регулирования социально- экономических отношений, в удельной деревне круг сельских должностных лиц постоянно расширялся, а их обязанности и юридическая ответственность подвергались все более детальной регламентации. Впервые были введены должности лесных сторожей, смотрителей общественной запашки, их помощников, сборщиков податей, ночных и дневных сторожей и др. Законодатель рассматривал эту деятельность крестьян как служебную, но, в отличие от государственной службы удельных чиновников, считал ее «службой по общественным выборам»172.

Закон предусматривал защиту чести крестьянских выборных: за непослушание голове, старшинам приказа и старостам или оскорбление их словом устанавливался штраф в размере 1,5 рублей, за оскорбление действием размер штрафа повышался втрое либо виновный крестьянин подвергался тюремному заключению или общественным работам (срок наказания не устанавливался, но, как правило, не превышал двух-трех месяцев).

Закон устанавливал пределы власти сельских начальников и их юридическую ответственность. Ежегодно приказные старшины должны были отчитываться перед избравшим их обществом о расходе мирских сборов и исполнении раскладки сборов и податей на очередной год. Мирской •а приговор утверждался удельной конторой. Сельским старшинам строго запрещалось использовать крестьян на работах в своем хозяйстве, самовольно без решения сельского хода наказывать крестьян. За «нетрезвую жизнь», «дурное поведение», несоответствие занимаемой должности старшины и другие избранные должностные лица смещались с должности управляющим удельной конторой, а голова - департаментом уделов. Растрата денежных средств или взятка карались отдачей в рекруты, ссылкой в крепостные рабочие команды или на поселение с возмещением ущерба из имущества виновного. Если личных средств не хватало, то к коллективной ответственности привлекалось крестьянское общество, избравшее правонарушителя на должность. Особенно строгая ответственность устанавливалась «за упущения по должности», связанные с причинением вреда интересам удельного ведомства, за которые голова и заседатели приказа предавались уголовному суду. Управляющий удельной конторой мог наказывать сельских выборных в административном порядке штрафом в размере месячного оклада или годового сбора с ревизской души в данном обществе; административным арестом (кроме головы) в помещении приказа продолжительностью до семи дней. Если этих мер было недостаточно, то после трехкратного наложения штрафа в течение года виновный крестьянин при очередном проступке отстранялся от должности, а его дело в административном порядке рассматривал

314

департамент уделов- .

Итак, в первой половине XIX в. право крестьян на участие в процессе коллективного волеизъявления по многим важным для них вопросам подверглось существенному регулированию. Созданная в удельной деревне (как и в казенной) «административная надстройка» в виде исполнительных органов МСУ опиралась на традиционные общинные институты, обеспечивая управленческую связь между ними и государством. Этот процесс был обусловлен развитием системы государственного управления в целом, утверждением принципа законности в управлении. Но в условиях юридического неравенства и правовой обособленности крестьянства новые органы МСУ способствовали не только упорядочению важных общественных отношений, но и усилению административного давления на крестьян.

Право пользования «мирской» (общинной) землей удельные крестьяне, как все «свободные сельские обыватели», имели в силу сословной принадлежности к сельской крестьянской корпорации. Ключевая роль данного сословного права обусловливалась особенностями феодальной экономики, требовавшей наличия у крестьян, как основных производителей, земли и личного имущества. Земельные отношения удельных крестьян приобрели фактический характер задолго до рассматриваемого периода, они издавна пользовались надельными (тягловыми) землями, опираясь на обычай и «старину», зачастую не имея документальных подтверждений своих земельных прав. Юридическая регламентация земельных прав коронных крестьян активизировалась только в первой половине XIX в. на основе данных, собранных в процессе Генерального межевания3'5.

Учреждение 1797 г. иуказ от25 февраля 1798 г. установили, что «имения, департаменту уделов принадлежащие,... долженствуют состоять на праве имений владельческих, а потому земли, мельницы и прочие хозяйственные заведения, внутри городов и на их окружности находящиеся, департаменту подведомственные, ... оставить в принадлежности ему навсегда

""Там же. Ст. 278, 279, 281-287; История уделов за столетие их существования ...

Т. 2. - С. 458.

3,5 ПСЗ 1. Т. 17. № 12659. П. 6; . . Уложение 1649 года - кодекс феодаль

ного права России.— JL, 1980. — С. 103.

ненарушимо». Таким образом, кудельному земельному имуществу были отнесены и «мирские» земли: пашенные надельные и усадебные участки, сенокосы, «неудобья», занятые «подведомственными» крестьянами, не занятые ими лесные массивы и оброчные угодья. Коллективным пользователем «мирских» угодий являлась сельская община, члены которой, практиковавшие внутриобщинные переделы надельной земли, получали право временного пользования наделом до очередного передела. На основании данного права устанавливалась обязанность крестьян «своими трудами обрабатывать всю землю, для пашни им определенную», выплачивать подати и исполнять повинности. Эти земли запрещалось продавать, менять, закладывать, использовать под промышленные постройки, «посторонним в оброк отдавать или оставлять впусте», т. е., распоряжаться ими на праве собственности310.

Душевой надел крестьянина в трех полях (паровом, яровом и озимом) в передельной общине обычно состоял из нескольких полос земли (от трех до нескольких десятков), расположенных в разных местах. В 1784 г. было объявлено о намерении равномерно наделить («уравнять землями») все селения коронных крестьян, а в 1797 г. для них установлена «душевая» норма землепользования (8 десятин удобной земли в «малоземельных» и 15 — в «многоземельных» губерниях). Для удельных крестьян норма земли «на тягло» равнялась 9 десятинам в 3 полях (по 3 в каждом поле), кроме усадьбы и покосов, однако она соблюдалась не везде по причине неравномерного распределения удельной собственности по губерниям317. Департамент уделов определял общий размер земельных угодий для каждого приказа и селения в зависимости от числа ревизских душ, ориентируясь на установленные законом нормативы. Внутреннюю разверстку земли между крестьянами производило сельское общество по жребию или иным способом.

У крестьян коронных ведомств были приняты различные методики расчета «тягол», но в основе всегда лежала «ревизская душа» или «душа мужеского пола». Распределение земли по числу ревизских душ в семье («чистая разверстка») практически не применялось крестьянами. Для них более справедливой считалась разверстка по «силе домохозяйства» (по производительной норме). Учреждение 1797 г. устанавливало «тягловый» принцип разверстки и следующую норму расчета «тягол»: считать «каждого женатого крестьянина целым работником, а холостого с 15 лет

5|6ПСЗ 1.Т. 24. № 17906. П. 9 от. 117; Т. 25. № 18396.

,і7ПСЗ 1. Т. 24. № 17906. П. 1 от. 116; . . Удельные крестьяне Севера ...

С. 21.

половинно-тягловым»174. Однако и эти нормы часто игнорировались крестьянами на практике, поскольку община при фактическом распределении земли между крестьянами довольно часто принудительно налагала на некоторых из них больше «тягол» (до трех и брлее), чем предусматривалось нормами. В конце 1820-х гг. один из удельных чиновников, изучавший внутриобщинную практику разверстки тягловой земли в Казанской губернии, отмечал, что «вековой обычай освятил разделение тягол в казенных, удельных и в большей части помещичьих селений на половину против числа ревизских душ, и ... каждое семейство, исключая зажиточных крестьян, заботится о том, чтобы в доме всегда был «залишний» человек или «подсобок». При распределении участков крестьяне, «как бы ни была уравнена и выгодна земля, стараются всеми возможными отговорками перед мирским обществом уклониться от принятия на себя именно столько тягол, сколько в доме работников», заявляя, мол, «не исправлю, не подниму, не вытяну, мир же будет за меня платить». Но мир знает, кто в сем случае говорит правду, и кто лжет, и потому

(выделено нами — Я. .). Когда же таким образом тягло наложено, то крестьянин без ропота покоряется суждению мирского общества, ибо видит, что оно справедливо: русскому крестьянину всего более тяжела одна неправда, неуравнительность, обидность перед своим братом»175. В принудительной раскладке «тягла» самими крестьянами без всякого юридического нормирования и участия государства многие представители дореформенной «просвещенной бюрократии» находили образец народного понимания справедливости.

Земельные переделы проводились в деревнях коронного сектора российского землевладения с XVI в., но нормативно не регулировались. Учреждение 1797 г. не обязывало крестьян к проведению переделов и предоставило крестьянским обществам право устанавливать размер крестьянского земельного участка по принципу «сколько каждый возьмет». Однако в силу острой нехватки земли для наделения крестьян по установленным нормам, с одной стороны, и необходимости повышения удельного дохода, с другой, удельное ведомство начинает регламентацию крестьянского права пользования землей, неизбежно вторгаясь при этом в традиционное обычно-правовое поле. К концу первой четверти XIX в. уравнительные переделы в удельных селениях, расположенных в «малоземельных» губерниях, становятся почти ежегодными, что не могло не беспокоить удельную администрацию. Крестьяне получили право обжаловать мирские приговоры о переделах земли в административном порядке, были установлены гарантии прав крестьян на результаты их труда на надельных землях при переходе земельного участка другому владельцу (право требовать возмещения собственных расходов на сооружение мельниц, садов и т. п.)176.

В первой четверти XIX в. удельное ведомство отказалось от принципа «сколько каждый возьмет», поскольку он поддерживал в крестьянах «неправильное» отношение к земле как к своей собственной, усиливал имущественное расслоение крестьян, что вело к увеличению в удельной деревне прослойки экономически слабых хозяев. С другой стороны, ведомство было заинтересовано в более эффективном использовании своего земельного фонда и понимало необходимость индивидуализации крестьянского землепользования, которое невозможно было обеспечить без цивилизованного разграничекия и юридического закрепления вещных прав на землю. Основными ограничителями реформационных процессов в этой сфере выступали действующая податная система, основанная на крестьянской общине, и традиционное консервативное крестьянское правосознание.Наиболее серьезным изменениям право пользования «мирскими землями» (как и связанная с ним обязанность уплаты податей) подверглось в результате земельной реформы начала 1830-х гг., в основу которой был положен не запрет переделов, а экономическое обоснование размера «тяглового» земельного участка в соответствии с его «кадастровой» оценкой. Этот вопрос рассмотрим подробнее в следующем параграфе.

Правила поземельного сбора, утвержденные министром двора 15 апреля 1831 г., содержали четкие юридические определения основных объектов крестьянского хозяйства. Категория «тягло» определялась как земельный участок, взятый «крестьянином по жребию из пашенной земли и угодий того селения, в котором он с семейством своим имеет оседлость, и за который он платит поземельный сбор и общественные повинности»177. Пашня находилась в трех полях, понятие «угодья» включало усадьбу, огород, сенокос и выгон. Все эти категории земель получали однотипный правовой статус имущества, находившегося в пользовании крестьянина, и облагались поземельным сбором (налогом)178. Субъектами правоотношения, возникающего по поводу пользования «тягловым» наделом, являлись: удельное ведомство как представитель землевладельца и удельный крестьянин как «арендатор» этой земли, которая не является его собственностью, а находится у него «как бы в оброчном содержании»323. Термин «оброчное содержание» (аренда) был хорошо знаком крестьянам, но издавна употреблялся в отношении свободных (не тягловых) удельных земель и имуществ (так называемые оброчные угодья или «статьи»), которые крестьяне могли арендовать по договорам на короткие сроки, не сомневаясь в том, кому они принадлежат по праву.

Установленная реформой 1830 г. правовая связь землевладельца и «арендатора» не имела договорной формы, предполагавшей формальное равенство сторон договора, и не могла найти адекватное выражение в российском сословном праве кроме как в уже изживавшей себя форме феодально-служебной (административной) зависимости землепользователя от землевладельца. Тем не менее, эта реформа положила начало модернизации институтов крестьянского землепользования в коронном секторе аграрной экономики империи при сохранении прикрепления крестьянина к земле, сельской общины с регулярными переделами во время очередных ревизий (ежегодные переделы запрещались) и требованиями самостоятельной обработки тягловой земли крестьянином без права «субаренды» или переуступки прав на надел «посторонним лицам». Устройство податной системы империи не позволяло в одном отдельно взятом ведомстве полностью отказаться от такого пережитка, как подушевой оброк, и в структуре удельных доходов он оставался главным бюджетообразующим источником324.

Изменение правовой политики в отношении крестьянских поземельных прав, совпавшее по времени с образованием МГИ, началом кадастровой реформы в государственной деревне, уходом из жизни М. М. Сперанского, первыми идейными столкновениями «славянофилов» и «западников», повысило интерес юридической мысли к поземельной передельной общине и проблеме идентификации прав ее членов на землю. В 1840-е гг. получила широкую известность работа К. Д. Кавелина «О теориях владения», в которой разграничивались свойства юридического владения как фактического обладания вещью и как правомочия собственника. Справедливость права собственности обусловливалась соответстви- ем способа приобретения имущественного права нормам, установленным

323 СУП. Ч. 2. Ст. 112. 115; Ч. 3. Ст. 361.

324СУП. Ч. 2. Ст. 140. В 1797-1810 гг. крестьянский оброк обеспечивал около 90% удельных доходов, в 1831 — 1840 гг. — около 72%. — См.: . . Удельные крестья

не России ... С. 10.

государством (justi modi acquirendi). Эти способы, по Кавелину, «служат той видимой внешней оболочкой, в которой человек выражает свою волю,, вступая во владение вещью. Только в этом случае государство признает справедливость владения, его «освящает» и охраняет против притязаний других лиц, и со времен римского права общим местом цивилистики считается тот факт, что «в развитии вещных прав право собственности должно предшествовать юридическому владению»179.

Однако Кавелина интересовали и такие отношения, в которых юридическое владение возникает из источников, лежащих за пределами перечня установленных государством justi modi acquirendi, но в то же время широко распространенных (например, крестьянское общинное землевладение). Источники земельных прав общины лежали в истории русского народа, а потому не могли считаться несправедливыми (неправовыми). Такое юридическое владение так же является правом, поскольку оно есть «в основном своем начале справедливое отношение лица к вещи, признанное государством»320. Анализ свойств юридического владения, проведенный Кавелиным задолго до начала работ над законопроектами крестьянской реформы, позволял, в первую очередь, применить полученные им теоретические выводы к землепользованию непомещичьих (свободных) крестьян, община которых владела землей «от века», и теоретически обосновать институт «общественной» собственности на землю, разработанный в киселевском Сборнике постановлений по управлению государственными имуществами 1850 г. Особенности указанной трактовки правового института владения180, прежде всего, применительно к землевладению сельской общины «свободных сельских обывателей», стали важной идейной предпосылкой законодательной модели крестьянской реформы 1861 г.

В удельном ведомстве складывалось несколько иное отношение к сельской общине. В 1830-е гг. нерегулируемый позитивным правом правовой режим «мирских» земель, включая надельные тягловые земли крестьян, квалифицирован как «оброчное содержание» (аренда), что должно было изменить отношение крестьян к этим землям181, закрепить у них правильное цивилизованное понимание своих поземельных прав как коллективных пользователей, но не собственников, подготовить

постепенный переход к участковому землепользованию или приватизации земли, открыть наиболее активной части крестьян возможность выхода из общины. Попытка перевести основной массив землепользования удельных крестьян на отношения имущественного найма, в то время как МГИ пошло по пути укрепления поземельных прав крестьянской обшины, может рассматриваться сегодня как первый осторожный шаг государства к новому типу регулируемых земельных правоотношений

I

в стране с массовым крестьянским населением. Высшие удельные чиновники, являясь профессиональными управленцами, понимали, что новые формы имущественных отношений в российской деревне должны были обрести свое место в праве и хозяйственной практике только вкупе с перестройкой всего комплекса податей, повинностей и «служб», определявших традиционную роль крестьян в государстве и обществе.

Что касается рассматриваемого периода, то пока эта традиционная «служебно-функциональная» роль крестьян, подведомственных удельному коронному ведомству, являлась объектом усиленного администрирования, в сферу которого попадали их личные права как «свободных сельских обывателей». Поскольку этот вопрос подробно рассматривался в одной из наших работ329, ограничимся лишь краткой характеристикой ограничений личных прав удельных крестьян, действовавших до начала царствования императора Александра II.

Право перехода в городское сословие и духовенство являлось общим сословным правом свободных российских подданных, но его регулирование отличалось спецификой для выходцев из различных сословий.

Что касается удельных крестьян, то с 1808 г. перейти в мещанство имели право только лица, проживавшие в малоземельных селениях, а в купечество — только те, кто имел значительный капитал. Переход в городское сословие носил возмездный характер. Размер предварительных взносов в удельную казну составлял 1 500 рублей серебром для лиц, переходящих в купечество, и 600 рублей — для лиц переходящих в мещанство (соответствующие выплаты государственных крестьян в аналогичных случаях составляли 40 и 15 рублей, и в половинном размере — за членов семьи мужского пола). В административном порядке устанавливалось, что эти суммы вносятся за каждую выходящую из удела ревизскую душу и поступают в пенсионный фонд демобилизованных солдат. Личный переход в горожане женщин («вдов и девок») не допускался, они могли изменить свой сословный статус только в составе своих семей или выйдя замуж.

32‘См.: Удельные крестьяне как субъекты права Российской империи (конец XVIII — первая половина XIX в.). - СПб.: БАН, 2006. Поскольку закон не определял порядок перехода удельных крестьян в другие разряды «свободных сельских обывателей» и перехода государственных крестьян в удельные, каждый такой случай рассматривался соответствующими министерствами индивидуально, а принятое решение представлялось Высочайшее утверждение через Комитет министров (МГИ имело право решения вопросов о переходе государственных, не запрашивая Верховную власть)182.

Право выбора и передвижения с места жительства являлось одним из самых «узких» личных прав свободных сельских обывателей, что было обусловлено их сословным статусом. Помимо переходов в другие сословия и вступления в брак с лицами других сословий или крестьянских разрядов удельные крестьяне, не меняя сословного статуса, могли переселяться в другие местности только при существенном недостатке земли. Порядок переселения регулировался административными актами ведомства, уточнявшими ряд положений крестьянского переселенческого законодательства183.

Неземледельческие занятия крестьян, допускавшиеся администрацией для дополнительных заработков, предполагали их уход с места постоянного жительства, которым со времен Екатерины II считалось место, зарегистрированное в ревизских книгах, по которому крестьянин считался водворенным. Главным условием передвижения крестьянина по любым хозяйственно-бытовым нуждам выступали мирской приговор сельского общества, гарантировавшего выплату податей и исполнение повинностей, утвержденный удельной администрацией. «Отходник» получал паспорт установленной формы. Ответственность за своевременное возвращение крестьянина домой или продление им паспорта возлагалась на удельный приказ, неправомерный отказ которого в выдаче паспорта мог обжаловаться крестьянами в административном порядке. С 1827 г. административное регулирование крестьянского «отхода» стало усиливаться. Полицейско-правовая доктрина российского самодержавия не допускала неограниченной свободы передвижения крестьянства и в пореформенный период312.

Право на заключение брака как личное право свободных сельских обывателей также определялось сословным положением лица. Ограничение прав удельных крестьянок на заключение брака с лицами, не подведомственными департаменту уделов, было установлено в административном порядке. За заключение браков удельных крестьянок с купцами, мещанами, чиновниками, ремесленниками, рабочими (мастеровыми) с отца невесты (либо членов семьи или жениха) взималась плата («выводные деньги») в размере 30 рублей серебром в пенсионный фонд демобилизованных солдат из удельных крестьян. Заключение браков удельных крестьян с государственными или помещичьими крестьянами, солдатами не требовало уплаты «выводных», но при заключении брака удельной крестьянки с помещичьим крестьянином удельный приказ брал у помещика расписку о согласии на выход замуж его крестьянки за удельного крестьянина184.

Право административного обжалования действий удельной администрации, органов и выборных должностных лиц крестьянского самоуправления

было предоставлено удельным крестьянам как средство обеспечения законности в управлении удельным социально-имущественным комплексом и внутриведомственного контроля. В основном, поводом для крестьянских жалоб выступали действия выборных должностных лиц МСУ, их финансовые злоупотребления. Этим положение удельных крестьян отличалось от совершенно бесправного положения помещичьих крестьян, которым еще в 1767 г. было запрещено жаловаться на своих помещиков под угрозой стро- жаиших наказании-- .

Обжалование допускалось в порядке подчиненности по уровням удельного управления. До 1808 г. коллективные жалобы крестьян на действия приказных старшин могли рассматриваться на приказных сходах в присутствии чиновника. С 1808 г. жалобы принимались только в письменном виде, в том числе на несправедливые мирские приговоры. За подачу жалобы, признававшейся несправедливой, крестьянам грозило телесное наказание розгами на сходе; заключение в смирительный или рабочий дом. Если жалоба признавалась справедливой, министр уделов мог подвергнуть управляющего, приказную и сельскую администрацию наказаниям вплоть до увольнения. Лично и через «ходоков» подавать жалобы министру, императору, членам царской семьи и «постороннему начальству» (губернаторам) категорически запрещалось. Жалобы следовало направлять почтовым отправлением в удельную контору или (если жаловались на управляющего) в департамент уделов на имя министра. В ряде мест почтовые чиновники имели указание перехватывать жалобы и отправлять их местным удельным властям335.

К середине XIX в. количество жалоб удельных крестьян в высшие государственные органы резко сократилось. Накануне отмены крепостного права император Александр II отмечал, что и «прежде и ныне постоянно слышал ... множество жалоб на управление государственных имуществ. Все говорят, что в нем множество лишних чиновников. И я знаю, что удельное управление гораздо меньше, но оно одно, на которое никто не жалуется и крестьянам хорошо». То же самое констатировали и чиновники министерства государственных имуществ330. По-видимому, эти признания свидетельствует не только о том, что удельной администрации удалось создать жесткий механизм контроля за подачей жалоб или прошений крестьян и блокировать их выход за пределы удельного ведомства, но также о своевременном реагировании удельных чиновников на поступающие обращения крестьян. Нельзя отрицать и одобрения самими крестьянами проводимых в удельной деревне преобразований. Бывшие удельные крестьяне Самарской губернии в конце 1880-х гг. так вспоминали дореформенное время: «денег у нас тогда было мало, ...хлеб был дешев, но зато мы всегда были сыты своим хлебом и всякого добра в амбарах и кладовых было вволю, а теперь вот нередко

337

голодаем»" .

Крестьянская административная жалоба при отсутствии иных законных способов защиты прав не гарантировала восстановление справедливости, ее удовлетворение всецело зависело отличного усмотрения начальства. Революционер-социалист В. В. Берви (Н. Флеровский), получивший юридическое образование в Казанском университете и служивший некоторое время в министерстве юстиции, называл административную жалобу «ис-

338 ^

тинным рассадником административного произвола»" . іемне менее, при всей своей ограниченности, право крестьянской жалобы являлось важным элементом внутриведомственного контроля соблюдения законности на нижнем, крестьянском, уровне удельного управления.

Право личного участия удельных крестьян в судебном процессе подверглось дополнительному административному регулированию в максимальной степени. По причине стремления департамента уделов к всеобъемлющему контролю судебных дел подведомственных крестьян и минимизации их «отлучек» с места жительства удельные крестьяне в 1808 г. по гражданским делам с лицами иной подведомственности были полностью лишены права лично обращаться в коронные суды. Это право было передано удельным чиновникам (стряпчим), которые выполняли все процессуальные действия вместо них185. В суде по делам крестьян удельные чиновники действовали не как доверенные лица крестьян, а как уполномоченные от удельной конторы, замещающие сторону (крестьянина) в процессе. Управляющий удельной конторой и удельный стряпчий были обязаны принять все меры для примирения сторон до начала судебных слушаний186. В 1808—1809 гг. удельные крестьяне также лишились права приглашать поверенных и принимать доверенности на ведение дел, избирать и быть избранными сельскими заседателями нижних судов.

Резкое изменение гражданско-процессуальных прав удельных крестьян в середине XIX в. в наибольшей степени противоречило их юридическому статусу «свободных сельских обывателей». Однако при всем радикализме этой меры, нельзя оценивать ее однозначно негативно, учитывая правовую неграмотность крестьянина и истинное положение российской дореформенной судебной системы и судопроизводства341.

Право частной собственности на землю и иные объекты недвижимости

(за исключением населенной земли) удельные крестьяне имели издавна. В 1801 г. право приобретения ненаселенной земли в частную собственность было подтверждено для всех свободных сословий, включая удельных и дворцовых крестьян. Однако в 1808 г. положением департамента уделов было установлено, что реализация данного права осуществляется под контролем удельной конторы, а сделки на покупку земли в частное владение оформляются только на имя департамента уделов при внутриведомственном учете приобретателей имущественных прав. Купчие крепости на приобретенные крестьянами земли губернские и уездные регистрирующие органы на местах выдавали под расписку управляющему удельной конторой. Местом хранения правоустанавливающих документов (купчих крепостей крестьян, межевых актов) определялся департамент уделов, выдававший крестьянам свидетельство, удостоверяющее их права на купленную землю. Владелец мог перепродать купленную землю только удельным крестьянам или департаменту уделов. Административными актами ведомства также ограничивалось право крестьян распоряжаться собственными лесными участками. Норма потребления леса устанавливалась ежегодно общей сметой лесопользования для собственных крестьянских нужд; продавать свой лес на сруб крестьяне могли только с разрешения департамента уделов. Регулирование налогообложения недвижимого имущества в государстве находилось на начальной стадии, и собственные земли крестьян не облагались налогами342. 3,1

СЗРИ. - СПб.. 1842. - Т. 10. Ст. 2188. 2214 (п. 2). 3034-3039; СУП. Ч. 1. Ст. 414— 416, 418—423, 426; История уделов за столетие их существования ... Т. 1. — С. 60.

3+2РГИА. Ф. 911. Оп. 1.Д. 11. Л. 8-8 об.. 10-10 об.; Ф. 515. Оп. 7. Д. 768. 769; Ф. 1180. Т. 15. Д. 93. Л. 46-46 об.; СЗРИ. - СПб.. 1842. - Т. 9. Ст. 662. 663 и 1047; Т. 10. Ст. 1187; ПСЗ 1. Т. 17. № 12659. п. 10; Т. 26. № 19334. 20075; ПСЗ 2. Т. 3. № 2062; Т. 18. № 17312; Т. 22. № 21689; Т. 23. № 22042; СУП. Ч. 3. Ст. 30. 1 18-128. 137-139. 175. 181. 182. 183. 362. 363. 749. 750; . ? ( ? ?) Простая община удельных крестьян // Русская

мысль. - 1899. - № 7. - С. 113; . . Удельные крестьяне России. - С. 47-48;

. Личные и имущественные права удельных крестьян ... С. 147; История крестьянства России ... Т. 3. — С. 275; История уделов за столетие их существования ... Т. 2. - С. 496, 497, 499-500, 504; . . Удельные крестьяне Севера ... С. 24;

. Из истории крестьянства в первой половине XIX столетия ... С. 64; Развитие

В 1852 г. министр уделов JI. А. Перовский пояснял великому князю Константину Николаевичу, что оформление приобретенной крестьянами земли на имя департамента уделов установлено «с той единственной целью, чтобы представить сей крестьянской собственности такое же покровительство, каким пользуются самые земли удела». В случае межевого спора, спора о праве владения или при продаже крестьянского участка ведомству было проще действовать без оформления доверенности от крестьянина. Крестьянин сохранял право продажи участка по своему выбору, соблюдая установленный порядок продажи земли, но первоочередное право покупки имело удельное ведомство. С точки зрения министра, «таким образом, крестьянин пользуется выгодами высшего покровительства для своего имущества, не стесняясь через то в общих правах собственника»187.

Право собственности на дома в городах (за исключением столиц) было предоставлено удельным крестьянам в 1827 г. Сделки оформлялись на имя крестьянина. Наличие у крестьян городской собственности не влекло изменение сословного состояния лица. Крестьяне могли проживать в приобретенных домах только при оформлении паспорта. Право собственности на городские строения порождало обязанность крестьянина лично исполнять городские (общественные) и земские повинности. Но, не являясь членами городских обществ, крестьяне-домовладельцы не могли участвовать в городском самоуправлении188. Сопоставление права собственности удельных крестьян на землю и городскую недвижимость показывает, что его ограничения обусловливались принадлежностью крестьянина к низшему податному сословию. Преодоление сословной изоляции крестьян и развитие в их среде института частной собственности на землю выступали взаимообусловленными и взаимосвязанными процессами.

Право наследования было тесно связано с особенностями имущественных прав крестьянской семьи (и в этой части почти не регулировалось позитивным правом), а также правом на семейный раздел. Семейное имущество находилось в собственности всей семьи («хозяйственнотрудового союза»), а не ее главы (домохозяина), смерть которого не влекла изменений в юридическом положении имущества, а лишь приводила к замене одного распорядителя другим. Имущество либо оставалось нераздельным, либо, в случае получения разрешения на семейный раздел, распадалось на соответствующее количество частей189. Крестьяне передавали имущественные права по нормам обычного права, а государство признавало его в качестве регулятора наследственных правоотношений в крестьянской среде.

Порядок наследования удельных крестьян определялся основами кровного родства и их принадлежностью к семейному «хозяйственнотрудовому союзу». Общим правилом являлось устранение от. наследства дочерей, если имелись взрослые сыновья (исключение составляло приданое дочери, переходящее в ее личную собственность после заключения брака)340, однако, когда дочь становилась постоянным, а не временным членом семьи (когда ее супруг входил в семью супруги как «примак»), она приобретала равные права наследования вместе с мужем. Вдова также имела права равного участника наследования после мужа и могла стать распорядительницей общего семейного имущества даже при совершеннолетних неотделенных сыновьях. Вместе с нисходящими кровными родственниками обычное право допускало наследование и посторонних лиц, принятых в семью на правах усыновленных или «приемышей». Их субъективные наследственные права зависели от срока пребывания в семье, способа усыновления, участия в общих семейных работах. В тех же случаях, когда наследство приходило из другой семьи, главными принципами при распределении наследственной массы выступали кровное

347

родство и равенство полов~ .

Наследование домостроений крестьян также регулировалось обычным правом. «Тягловый» надел при передельном землепользовании не являлся объектом наследования. Права собственности на приобретенное имущество, оформленные установленным образом, передавались наследниками в общем порядке, установленном российским законодательством. Пореформенный период не принес существенных изменений в регулирование

348

наследственных прав крестьян

Право на заключение договоров предусматривалось принадлежностью лица к свободному состоянию. В Российской империи действовал принцип свободы договоров и общий порядок их заключения.

Но удельные крестьяне как подведомственная группа сельского населения были ограничены в своих обязательственных правах в административном порядке190. Договоры, долговые расписки, заемные письма и другие обязательства между удельными крестьянами подлежали регистрации в удельных приказах, в противном случае — признавались недействительными. Обязательства удельных крестьян с лицами иной подведомственности дополнительно заверялись у маклеров, нотариусов или в органах государственного (муниципального) управления. Заключение договоров займа с частными лицами допускалось только с разрешения управляющего удельной конторой, а договоров трудового найма (подряда) для работ в Петербурге и его окрестностях — с разрешения департамента уделов. За уклонение от исполнения этих правил крестьяне наказывались штрафами191".

В 1830 г. право удельных крестьян вступать в подрядные отношения с губернскими казенными палатами было ограничено только «предметами их промышленности и почтовых станций». Крестьяне могли заключать договоры поставки стройматериалов, кирпича, инструментов и прочих «жизненных припасов»; договоры подряда на выполнение плотницких, малярных, кровельных, кузнечных, строительных и других работ; договоры перевозки сухопутным и речным способом грузов, мусора, земли и т. п.; а также договоры аренды на содержание почтовых станций. Все подобные договоры с казной заключались крестьянами в сопровождении удельного стряпчего в казенных палатах, причем условия сделки предварительно оценивались управляющим удельной конторой на предмет возможности их исполнения крестьянами и последствий для удельного бюджета192.

Одним из самых распространенных обязательственных институтов имущественного найма являлась («оброчное содержа

ние»), но его нормативно-правовое регулирование находилось на низком уровне. Удельные крестьяне могли выступать в имущественных отношениях и как арендаторы, и как арендодатели. Срок аренды без переоценки («переоброчки») не мог превышать двенадцать лет. В виде исключения разрешалось сдавать в аренду сроком до тридцати лет купленные крестьянами или обществами «пустопорожние» земли для организации фабрик, заводов, дачных участков в окрестностях обеих столиц за пределами двадцати пяти верст. Объектами индивидуальной аренды являлись хозяйственные строения, а пашня, сенокосы, места для рыбной ловли, как правило, арендовали целые селения. Административное регулирование обязательственных отношений удельных крестьян особенно активно развивалось во второй четверти XIX в. Предпочтение отдавалось краткосрочной аренде земли на срок не более четырех лет. В формуляр договора было включено обязательное условие о его расторжении «по первому востребованию начальства». Передача в аренду «удобной» земли (сельскохозяйственного назначения) запрещалась, но в силу чересполосности землевладений существовала и «принудительная аренда». Этот порядок защищал интересы удельного ведомства как землевладельца, и в целом, арендные отношения в удельной деревне были менее свободными, чем у государственных крестьян, не связанных столь жесткими ограничениями193. Регулирование права пользования лесными угодьями отличалось от режима обычного оброчного (арендного) содержания более ярко выраженной императивностью194.

Право на выбор хозяйственной деятельности также было опосредовано сословным характером правовой системы. Крестьянские занятия земледелием сочетались с торговлей, промысловой и промышленной деятельностью, а также работой по найму. В конце XVIII в. регламентация этого права была минимальной. Учреждение 1797 г. обязало удельное начальство поощрять создание крестьянами «разных заводов и фабрик, приоохочивая к тому крестьян для собственных их выгод». В 1818г. всем категориям крестьян Российской империи было разрешено создавать фабрики и заводы. В 1824 г. получили дополнительное развитие правила торговли и промышленности удельных крестьян. В 1807 г. был учрежден целевой фонд («заемный капитал») для кредитования промысловой деятельности удельных крестьян, в 1836 г. началось создание сельских удельных банков, число которых к 1863 г. достигло 12 9 195.

Право «свободной» торговли предоставлялось всем свободным сельским обывателям196, но крестьяне могли торговать в городах только собственной сельскохозяйственной или ремесленной продукцией, дабы не нарушать сословного монопольного права горожан. Заниматься торгово- промышленной деятельностью, разрешенной купцам и мещанам, удельные крестьяне могли, только записавшись в соответствующий купеческий или мещанский разряд, получив в уездном казначействе свидетельство на право торговли и уплачивая с оборота установленные пошлины. В этом случае крестьяне оказывались в двух состояниях — крестьянском, с которым они не порывали юридической связи и уплачивали положенные подати, и городском, но без корпоративных прав городского обывателя (поскольку не являлись членами городского общества). Получение торговых свидетельств разрешалось только тем крестьянам, кто не имел перед обществом долгов по государственным податям и земским повинностям, и заниматься этой деятельностью могли, как правило, зажиточные крестьяне350.

Вредными и запрещенными для удельных и дворцовых крестьян чиновники считали такие занятия, как бурлачество, речной сплав, продажа алкогольной продукции, для крестьянок — работу кормилицами Воспитательных домов. Чиновники были обязаны контролировать условия договоров подряда, предлагавшихся крестьянам, содействовать их трудовой занятости (подыскивать работу на строительстве общественных объектов, осушении болот, расчистке лесов и проч.). Поощрялись те неземледельческие занятия крестьян, которые не требовали их «отхода» из деревень: сбор камня для продажи, производство кирпича и т. п. Мелкая ремесленная промышленность крестьян испытывала сильную зависимость от перекупщиков, потому с конца 1840-х гг. само удельное ведомство выступило посредником в торгово-сырьевых операциях крестьян и обеспечивало «юридическое сопровождение» крестьянской хозяйственной деятельности, особенно в периоды ярмарок197.

Проведением в удельной деревне с конца 1820-х гг. новой социально сословной политики (политики «попечительства») привело к появлению комплекса новых социальных и имущественных прав крестьян: на социальную помощь в случае неурожая, пожара и других стихийных бедствий, на бесплатное медицинское обслуживание в удельных больницах, профилактику особо опасных инфекций (оспопрививание), получение начального и профессионального образования в удельных сельских и ремесленных (ланкастерских) школах и удельных училищах, а также права банковского вклада, кредитования, страхования. Регулирование данного комплекса прав удельных крестьян отличалось высоким уровнем ведомственной регламентации, которая поначалу воспринималась крестьянами как появление новых для них обязанностей.

В силу ряда особенностей проведения в России общей кредитно- денежной политики и ведомственного принципа управления коронными землями и имуществами, новые финансовые институты более успешно стали развиваться в отдельных «сегментах» коронной экономики. Так в 1836 г. на удельных землях началась банковская реформа с целью распространения среди крестьян «кредита, поощряющего к предприимчивости», ликвидации нерегулируемых заемных операций, «которые расстраивают состояние» крестьян». Для этого создавался ряд сельских банков, уставной капитал которых в размере 60 тыс. рублей серебром был образован из крестьянского общественного капитала. Поначалу крестьянин мог получить ссуду размером не более 150 рублей серебром на одно лицо на короткий срок под условие выплаты установленного ведомством процента при поручительстве «благонадежных хозяев». С 1842 г. эти банки стали принимать от крестьян и денежные вклады. Капитал сельских банков рос очень быстро (с 85 тыс. рублей серебром в 1840 г. и более 112 тыс. в 1851 г.). К 1852 г. всего действовало 82 сельских удельных банка, прибыль которых направлялась на образование новых банков198.

Изучение комплекса сословных и личных прав удельных крестьян помогает глубже понять природу юридической свободы в сословном обществе, уточнить ее проявления на тех стадиях социальной эволюции, когда существовало юридическое неравенство сословий, а в социальных отношениях господствовал частный интерес. Как отмечал выдающийся российский цивилист М. М. Агарков, «частный интерес существует как особый самостоятельный мотив рядом с правовым мотивом», он предшествует и частному, и публичному праву. Если публичные права развиваются с самого начала как связанные в своем существовании, отражая объективную тенденцию внутренней интеграции усложняющихся общественных структур, в частности, через эволюцию государственных институтов, позитивного права, то частные права, непосредственно объединенные с частным интересом, «децентрализованы» и свободны. Связь частных прав с «общественным благом» более сложна, она обеспечивается лишь развитым публичным правом, построенном на принципах всеобщего юридического равенства и правовой свободы, содержащим публичные гарантии и способы публичной защиты частных прав, их гармонизацию в общем правопорядке. Но поскольку частный интерес и в развитом государстве продолжает свое существование в качестве «особого самостоятельного мотива рядом с правовым мотивом», правовая норма, исходящая от государства, уже не предписывает, а допускает их соединение в гражданских правоотношениях199.

I

В первой половине XIX в. российское право находилось на одном из переходных этапов такой эволюции. Ограничение сословной свободы коронных крестьян было подчинено целям установления определенного порядка, который, вслед за Г. Еллинеком или JI. И. Петражицким, можно понимать как «удовлетворение культурных интересов путем централизации и перехода в заведывание государства таких отраслей общественного дела, которые до этого находились под действием частного права»30". Детальная регламентация сословных и личных прав удельных крестьян в первой половине XIX в. являлась проявлением процесса централизации и рационализации субъекта государственной власти, который развивал публичное право, отражающее «общественный интерес» и направленное на «социальное благо», в условиях разделения общества сословными и ведомственными «перегородками».

Особенностью корректировки сословного правового статуса удельных крестьян являлось широкое применение управляющим коронным органом административных правовых средств. Правосубъектность удельных крестьян определялась общей направленностью сословноправовой политики абсолютизма, одним из главных постулатов которой являлось отношением к крестьянству как к несамостоятельной части общества, нуждавшейся в особой опеке, заботе и руководстве. Удельные крестьяне, обладавшие как «свободные сельские обыватели» определенным комплексом сословных и личных прав, могли пользоваться этими правами только под непосредственным контролем удельной администрации.

В то же время анализ правосубъектности удельных крестьян показывает, что именно высокий уровень рационально обоснованного нормативно-правового воздействия органа коронного управления на общественные отношения с участием удельных крестьян открывал возможность перехода на новый уровень государственного управления этими отношениями, а для самих крестьян — перспективу эволюции к новому качеству правосубъектности. Детальная регламентация двух базовых сословных прав (пользования общинной землей и самоуправления)

создавала основу для постановки задач следующего этапа правового развития коронной деревни, связанного с формированием индивидуального крестьянского землевладения и бессословного самоуправления без сокрушительной ломки традиционных отношений и институтов.