Понятие преступления

По учению юристов для состава преступления необ­ходимы следующие элементы: 1) объект преступления;

2) субъект преступления, т.е. лицо, совершающее пре­ступление; 3) преступное действие, которое понималось как со стороны внутренней (насколько в нем проявля­лась злая воля человека, направленная к достижению пре­ступной цели), так и со стороны внешней (насколько ca- мое действие выразилось вовне).

Объект преступления. B эпоху возникновения фео­дального права существовал ряд особенностей в понятии преступления. Ha языке Русской Правды преступление носило наименование «обиды*. Всякое нанесение обиды, т.е. причинение кому-либо материального или морально­го вреда, считалось преступлением.

Таким образом, в Киевском государстве господство­вал не формальный, а материальный подход к преступле­нию. Поскольку и гражданские правонарушения могут причинять и причиняли материальный или моральный ущерб, то под обидой понималось и то, что называлось гражданским правонарушением. Так, по статье 15 Крат­кой Правды злостный неплатеж долга рассматривался как обида и за это следовало наказание. «Аже где възыщеть на друзе проче, а он ся запирати почнеть, то ити ему на извод пред 12 человека; да аще будеть обидя не вдал будеть достойно ему свой скот, а за обиду 3 гривны». Круг деяний, признававшихся преступными, постепенно все бо­лее расширялся.

Под влиянием церкви преступление стало считаться «грехом», следовательно, к этому понятию стали приме­шиваться некоторые религиозные оттенки. B Уставе Вла­димира упоминались такие преступления, как моление у воды, ввод в церковь животных и пр. Эти действия не причиняли никому материального вреда, однако, счита­лись преступными. Следовательно, после принятия хрис­тианства под влиянием церкви в русском уголовном пра­ве стал получать распространение формальный подход к понятию преступления.

Субъект преступления. Исторически изменялось и представление о субъекте преступления, т.е. о лице, дей­ствия которого признавались преступными, а само оно подвергалось ответственности перед уголовным законом.

Русская Правда и другие памятники русского права XI-XII вв. не упоминают о моментах, исключающих вме­нение. Ho нельзя сомневаться в том, что они принима­лись во внимание при установлении наказания.

B Русской Правде содержатся нормы о том, что холо­пы (рабы) не являлись первоначально преступниками в юридическом значении этого слова. Они подлежали иной ответственности за свои преступления или проступки, не­жели другие члены феодального общества. Так, по Рус­ской Правде (56 (65) Tp.), раба, ударившего свободного мужа, можно было при Ярославе убить. B то время как Русская Правда назначала за кражу, произведенную сво­бодным человеком, продажу (штраф) в пользу князя и урок (вознаграждение) в пользу пострадавшего, по отношению к холопам, обвиненным в этих преступлениях, это наказа­ние не применялось «зане суть не свободны». Уплачивал­ся только урок пострадавшему, и, конечно, выплату осуще­ствлял не виновный холоп, а его господин (40 (46)Tp.).

По мере того как холопы становились рабочей силой феодальных сеньорий и сажались на землю, их действия стали признаваться преступными и они подвергались от­ветственности, хотя и не в том объеме, как другие члены феодального общества. Статья 56 (65) Троицкого списка указывает на новые нормы, которые были установлены Ярославичами в отношении ответственности за оскорбле­ния, нанесенные холопами свободным людям: «А се аже холоп ударить свободна мужа, а убежить в хором, а гос­подин его не выдасть, то платити за нь господину 12 гривен; а затем аче и кде налезеть удареныи, тъ своего истьця, кто его ударил, то Ярослав был уставил убити и, но сынове его по отци уставиша на куны, любо бити и розвязавше, любо ли взяти гривна кун за сором». Общий смысл данной статьи ясен. Если холоп ударит свободного мужа, а затем скроется в хоромах своего господина, кото­рый не пожелает выдать его обиженному, то ему (т.е.

Имеющиеся у комментаторов разногласия в толкова­нии данной статьи не имеют серьезного значения. Так, спорили по вопросу о том, что понимать в этом случае под 12 гривнами — уголовный штраф или частное воз­награждение. В. И. Сергеевич считал, что это — выкуп раба, а М. Ф. Владимирский-Буданов в 12 гривнах видел уголовный штраф и, видимо, был прав —• 12 гривен в Русской Правде всегда продажа, т.е. уголовный штраф, и нет никакого основания делать исключение в отношении данного случая.

Некоторые комментаторы (И. Дювернуа. Источники права и суд в древней России) считали недостоверным указание данной статьи о том, что якобы Ярослав «был уставил» убивать раба за удар, нанесенный свободному мужу. По их мнению, в данном случае убийство раба пре­дусматривалось обычным правом. Возможно, это именно так, но Ярослав в своем судебном решении мог применить эту норму обычного права и тем самым дал основание считать его инициатором ее издания и закрепления.

0 развитии и изменении норм, связанных с ответ­ственностью холопа, говорит также статья в Уставе Вла­димира Мономаха (54 (63) Tp.): по сравнению с нормой, выраженной ранее в другой статье (40 (46) Tp.), теперь за кражу коня полным (обельным) холопом уплачивалось не двойное вознаграждение истцу, а устанавливалось взыс­кание в размере 2 гривен. Таким образом, одна статья (54 (63) Tp.) отменяла другую статью (40 (46) Tp.)

. Соучастие. Феодальное право сравнительно рано стало учитывать тот факт, что преступление совершается неред­ко совместными действиями многих лиц, а не одного пре­ступника (так называемое соучастие) и что преступная деятельность каждого соучастника может быть не равна деятельности прочих соучастников. Некоторые соучаст­ники действуют физически, а другие лишь интеллекту­ально, причем возможно, что деятельность одних соучаст­ников, по общей ее объективной оценке, будет более значимой, чем деятельность прочих.

Понятие соучастия известно Русской Правде как крат­кой, так и пространной редакции. «Аже украдуть овъцу или козу или свинью, а их будеть 10 одину овъцу украле, да положат по 60 резан продажи* (39 (40) Акад.). «Аже крадеть кто скот в хлеве или клеть, то же будеть один, то платити ему 3 гривны и 30 кун; будеть ли их много, всем по 3 гривны и по 30 кун платит» (35 (41) Tp.). «Аже крадеть скот на поли, или овце, или козы, ли сви-

t

ньи; 60 кун; будеть ли их много, то всем по 60 кун. Аже крадеть гумно или жито в яме, то колико их будеть кра­ло, то всем по 3 гривны и по 30 кун» (36 (42) — 37 (43) Tp.). Из этих статей видно, что в Русской Правде весьма настойчиво проводился принцип, по которому в случае совершения кражи несколькими лицами все виновные отвечали одинаково, независимо от степени участия каж­дого из них в совершении преступления.

Однако вопрос о том, применялся ли этот принцип об одинаковости наказания и при совершении других пре­ступлений, остается открытым, поскольку источники не содержат никаких данных на этот счет.

Вероятно, в определенной мере различались виды соучастия. Bo всяком случае летопись (Ипатьевская ле­топись, под 1097 г.) рассказывает, что князь Василько Ростиславич казнил мужей, которые подстрекнули кня­зя Давида Святославича ослепить его. Из этого рассказа видно, что понятие подстрекательства существовало в представлениях людей того времени и наказывалось весь­ма строго.

Субъективная сторона преступления. Анализируя вопрос о внутренней стороне преступления в юридических памятниках XI-XII вв., можно прийти к следующим вы­водам. Уже Краткая Правда позволяет установить, что при ее составлении или при возникновении ее отдельных частей (Правды Ярослава или Правды Ярославичей) дея­ния различались по участию в них злой воли преступни­ка. Так, в статье (19 Акад.) говорится об убийстве огни­щанина в «обиду», а в другой статье (20 Акад.) — об убийстве огнищанина «в разбое».

Несомненно, Краткая Правда учитывала наличие злой воли преступника, если содержала в числе своих статей и статью: «Аще кто поедеть на чюжем коне, не прошав его, то положити 3 гривне» (12 Акад.). B особенности субъек­тивный момент при характеристике преступления выяв­ляется при анализе статьи о злостном неплатеже долга (15 Акад.), текст которой был приведен выше.

Пространная Правда содержит более подробный ма­териал, позволяющий различать субъективные моменты при совершении преступления. Так, она развивает нормы Краткой Правды об убийстве «в обиду» и об убийстве «в разбои». Именно там противополагается убийство «в сва- де или в пиру явлено* и убийство «на разбои без всякая свады», причем это второе убийство облагалось высшей мерой наказания того времени — потоком и разграблени­ем (4(5)-6(7) Tp.). В. И. Сергеевич отмечал, что различия между этими видами убийств заключались в неосторож­ности одного и умышленности другого. Другой исследова­тель — М. М. Исаев — считал, что при различении Про­странной Правдой этих двух видов убийств учитывался низменный характер убийства в разбое (Исаев М. М. Уго­ловное право Киевской Руси. С. 160).

Очень характерной статьей, показывающей, что Про­странная Правда хорошо различала напряженность злой воли преступника, является статья: «А кто пакощами конь порежеть или скотину, продаже 12 гривен, а пагубу урок платити» (76 (84) Tp.). Этой статьей предусматри­валось злостное истребление имущества.

B Пространной Правде имеются статьи, в которых особенно четко учитывалось значение субъективного мо­мента при совершении преступления. Такими являются статьи о банкротстве, где не только говорится об ответ­ственности за злостное банкротство, но и различается зло­стное, неосторожное и случайное банкротство.

При рассмотрении вопроса о преступлении с внеш­ней стороны правоведение учитывает следующие стадии обнаружения злой воли: 1) приготовление, 2) покушение,

3) неудавшееся преступление, 4) совершение преступле­ния (совершенное преступление). Ho юридические памят­ники XI-XII вв. не содержат данных, говорящих о том, что эти стадии были известны уголовному праву этого времени.

Имеется одна статья (9 Акад.): «Оже ли кто вынезь мечь, а не тнеть, то тъи гривну положить», которая да­вала основание некоторым исследователям (И. Беляеву, М. Ф. Владимирскому-Буданову и др.) настаивать, что уже Краткая Правда выделяла покушение от соверше­ния преступления. Ho В. И. Сергеевич, А. E. Пресняков, М. М. Исаев отмечали, что данная статья не указывает, на какое именно преступление обнажение меча являлось по­кушением. В. И. Сергеевич не без основания писал: «Че­ловек может обнажить меч без желания ранить или убить, а единственно с желанием устрашить, прогнать». Поэто­му возможно, что норма данной статьи могла рассматри­ваться не как покушение на убийство или членовреди­тельство, а как совершенно самостоятельное преступление, например, оскорбительную угрозу.

6.3.