Понятие государственной власти и формы ее реализации

Как верно указывает Г. В. Ф. Гегель, «определения следует рассматривать не изолированно и абстрактно, а как зависимый элемент одной тотальности в связи со всеми остальными определениями, составляющими характер нации и эпохи; в этой связи они обретают свое истинное значение...»^[1].

Позже «Советским энциклопедическим словарем» власть определяется как возможность и способность оказывать определяющее воздействие на поведение людей и их деятельность с помощью каких-либо средств - права, насилия, воли, авторитета, а также как политическое господство и система государственных органов^[4]. Более современный и являющийся одним из общепризнанных толковых

словарей «Словарь русского языка» С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой^[5] определяет власть, во-первых, как право и возможность распоряжаться кем-нибудь, подчинять своей воле; во-вторых, как политическое господство, государственное управление и его органы; в-третьих, как лиц, облеченных административными или правительственными полномочиями^[6].

Приведенные определения позволяют утверждать, что власть в обыденном понимании полисемантична.

В процессе научного познания многозначность понятия власти усиливается за счет его междисциплинарного характера. Власть исследуется в рамках таких

наук как философия, психология, социология, политология и др., причем в каждой исследуемой области этот термин определяется с учетом именно ее специфики, поставленных перед ней вопросов, исходя из используемой исследователем парадигмы, что определяет расхождения в подходах к пониманию власти.

Наконец, как отмечает В. Г. Ледяев, «концептуализация политики через власть делает понятие власти очень широким по своему содержанию и, следовательно, аморфным. «Власть» в данной трактовке теряет свою уникальность, специфику и оказывается неотличимой от таких понятий как «влияние», «контроль» или «господство»»^[10].

Вместе с тем, несмотря на имеющиеся различия в понимании власти, ученые неизбежно выделяют и ее совпадающие характеристики, рассмотрение которых позволяет выявить признанные в исследовательской среде, научно обоснованные свойства и отличительные особенности власти, дополнительного обоснования которых, при отсутствии очевидных противоречий, не требуется.

Рассмотрение отдельных вопросов научного (концептуального) понимания власти начнем с анализа состава участников властных отношений (власти).

Известный немецкий социолог М. Вебер определяет власть как способность вопреки сопротивлению реализовать свою волю в социальном отношении, независимо от того, на чем указанная вероятность основывается^[12]. При таком подходе властвующим является лицо, реализовывающее свою волю, а подвластным - сопротивляющееся указанной воле лицо. Подчеркнем, что

аналогичного подхода к вопросу о составе участников властных отношений придерживаются некоторые современные исследователи^[13].

Между тем в науке присутствует и иной подход к решению вопроса о составе участников власти, основанный на парадигме «власть для». Этот подход не только исключает из признаков власти подвластного, но и акцентирует внимание на достижении цели, поставленной перед властвующим, причем безотносительно к иным условиям. Более того, на двойственную природу власти - и государственной, и социальной, то есть власти как таковой, от которой производна государственная власть - обращал внимание тот же М. Вебер. С одной стороны, он утверждал, что власть, по сути, представляет собой вероятность того, что субъект в состоянии реализовать в социальном отношении свою волю вопреки сопротивлению, причем независимо от того, на чем основывается такая вероятность. С другой стороны, М. Вебер недвусмысленно определял государство как форму легитимного господства, то есть, по утверждению И. Л. Честнова, «вводя тем самым в понятие власти иное («ненасильственное») измерение»^[14]. Разумеется, в основе такого подхода находится солидная интеллектуальная традиция осмысления власти в качестве не только и не столько формы ограничения свободы индивидов и, или, принуждения их к совершению действий, угодных обладателям власти, сколько определенной политической стратегии, направленной на эффективное достижение поставленных целей.

Так, английский философ Т. Гоббс определяет власть как имеющиеся у человека средства достигнуть блага в будущем^[15], то есть наличие подвластного лица не является обязательным. Похожий подход обнаруживается и в ряде современных исследований^[16]. Следуя концепции «власть для», то есть исключая подвластного из

сущностных признаков власти, необходимо идти до конца в своих рассуждениях и допустить существование власти даже в тех случаях, когда отсутствует отношение между властвующим и подвластным. Но такой вывод противоречит социальному пониманию власти и оказывается оторванным от реальности, поэтому применение указанного подхода в настоящей работе не представляется возможным.

По нашему мнению, власть обладает социальной природой^[17], то есть основана на взаимодействии индивидуумов и их групп^[18]. Ключевым понятием, при помощи которого следует определять власть в таком ее понимании, является понятие воли. Многими исследователями подчеркивалась роль воли как сущностного признака власти. Так, актуальной с XIII в. до настоящего времени остается концепция, изложенная Фомой Аквинским в его работе «Сумма теологии». Он утверждает: «Как в устроенном Творцом порядке природы низшие предметы подчиняются движению, сообщаемому высшими, так в порядке человеческих отношений, высшие, в силу данной Богом власти, двигают низших своей волей»^[19]. Иными словами, автор прямо указывает на волю как ключевую характеристику власти.

Аналогичной позиции по вопросу о роли воли во власти придерживается М. Вебер, которым реализация воли властвующего в социальном отношении указана в качестве ключевой характеристики властных отношений^[20]. Рассуждая о власти, один из выдающихся советских ученых Н. М. Кейзеров определяет ее как волевое отношение между людьми^[21].

Полагаем, позиция многих исследователей^[22], признающих принципиально важное значение воли в формировании и развитии властных отношений, является правильной по следующим основаниям.

Конфликт представляет собой столкновение, как правило, различающихся между собой целей участников отношений, фиксируемых ими в жесткой форме^[25]. Из этого следует, что перед участниками отношений стоят цели и (в этом смысле) они их осознают. Кроме того, возникает столкновение взаимодействующих лиц по поводу реализации их целей, которое обусловлено нетождественностью целей и стремлением участников общественных отношений к их достижению.

Основываясь на первом выводе и с учетом того, что наличие у субъекта цели свидетельствует о его включенности в процесс решения имеющихся проблем,

выражающийся в форме перехода от условий, задающих проблему, к получению результата^[26], полагаем верным констатировать наличие у участника отношения способности мышления. Из второго вывода полагаем верным заключить наличие у каждого участника отношений «твердого разумного намерения, стремящегося к осуществлению [имеющейся у участника отношения] цели»^[27], то есть именно воли. При этом способность мыслить является способностью, присущей лишь человеку, а воля - и человеку, и социальным общностям, группам людей^[28].

Таким образом, к свойствам участников властных отношений, как властвующих, так и подвластных, необходимо отнести: 1) способность мышления; 2) волю; 3) отнесенность к числу людей. Последнее свойство, принимая во внимание участие во властных отношениях не менее двух участников, указывает на межличностный, социальный характер такого отношения.

Властвующий и подвластный субъекты неравноправны: один из участников отношения властвует, а другой подчиняется ему, в связи с чем дальнейшее исследование феномена власти невозможно без выявления причин обозначенной неравноценности и их оснований, иными словами, - без выделения признаков властвующего, отличающих его от подвластного.

Ученые по-разному подходят к решению данного вопроса. Так, основатель психологической теории государства и права Л. И. Петражицкий указывает, что в основе власти лежит эмоциональная проекция, которая, по сути, основывается на приписывании лицам определенных прав^[29]. Российский социолог И. В. Солонько полагает, что в основе

власти лежит способность властвующего к социальному управлению^[30]. По мнению

A. Г. Аникевича, власть основывается на реальном превосходстве властвующего субъекта в обладании основными материальными и идеологическими ресурсами общества^[31].

B. А. Ачкасов и В. А. Гуторов в качестве основы власти называют способность и возможность властвующего оказывать воздействие на деятельность людей посредством права, авторитета, принуждения, насилия и других средств^[32][33]. К. С. Гаджиев, рассматривая вопрос о власти, отмечает, что властвующий обладает способностью навязать другим

4 свою волю насильственными и ненасильственными средствами и методами . В. Н. Бегаль считает, что власть основана на харизме властвующего^[34]. Г. И. Иконниковой и В. П. Ляшенко указывается на то, что в основе власти субъекта лежит возможность одного человека принуждать другого. А. И. Кравченко пишет, что в основе власти лежит применение властвующим совокупности политических или управленческих решений по отношению к другим людям^[35]. В. Г. Ледяев определяет власть как способность субъекта обеспечить подчинение объекта^[36].

Приведенные подходы к выявлению основных признаков властвующего субъекта (причин, позволяющих лицу являться властвующим в соответствующих властеотношениях) можно условно классифицировать на конкретизированные и абстрагированные. Первые указывают на конкретную характеристику участника властеоотношений, позволяющую приобрести статус властвующего: обладание основными материальными и идеологическими ресурсами (А. Г. Аникевич), харизма властвующего (В. Н. Бегаль) и др. Абстрагированными являются такие признаки, которые указывают причины, позволяющие лицу стать властвующим, в

обобщенном виде и не детализируют их: например, способность обеспечить подчинение (В. Г. Ледяев)^[37].

Не оспаривая значимости называемых сторонниками конкретизированного подхода отдельных признаков властвующего, отметим, что в зависимости от ситуации он может использовать любой из доступных ему ресурсов, позволяющих властвовать: управленческие способности, харизму, управомоченность и иные. При этом ресурсы властвующего взаимосвязаны. Так, харизма, понимаемая как основанная на свойствах личности авторитетность^[38], может базироваться на имеющихся управленческих способностях властвующего, позволивших ему заработать свой авторитет. Управленческие способности лица, в свою очередь, могут основываться на его авторитетности (авторитетность среди управляемых позволяет управлять ими) и на обладании им материальным и идеологическим ресурсом (способность лица управлять реализуется за счет идеологического и (или) материального стимулирования). Управомоченность, то есть наделенность лица правом на что-либо, может основываться как на авторитетности властвующего (высокая авторитетность способствует восприятию его поступков как верных, совершенных в соответствии с правом), так и на имеющихся у властвующего управленческих способностях, послуживших основанием для наделения правом.

Вместе с тем до середины прошедшего, XX века, в центре внимания исследователей государственной власти оказывался не просто авторитет, а особый его тип - так называемый «легальный авторитет». Под ним понимаются законодательные основы государства и различные конституционные аспекты его организации и функционирования (например, механизмы разделения властей, «сдержек и противовесов»), анализ которых был во многом обусловлен господством в то время институционального подхода к изучению политических явлений и процессов. Однако уже в 1950-е гг. на первый план выходит

исследование феномена политического влияния, что было следствием развития концепций бихевиорализма. Тогда исследование легальных ресурсов и институциональных структур государственной власти дополнилось выявлением каузальных зависимостей в поведении политических акторов (работы Ф. Хантера, Р Даля, Р Престуса, К. Стоуна и др.).

Аналогичные связи можно обнаружить и для иных признаков властвующего лица, выделяемых сторонниками конкретизированного подхода, что позволяет понимать под признаками властвующего систему доступных ему ресурсов (далее - ресурс), позволяющих осуществить власть, а значит, подтверждает верность абстрагированного подхода к пониманию признаков властвующего. Наличие у участника отношений ресурса, в совокупности с имеющейся у него способностью мышления, волей и интенцией, создают условия для приобретения им статуса властвующего, однако не предопределяют ее достижения. Последнее требует от ресурса властвующего преобладания над ресурсами подвластного, что, в свою очередь, ставит вопрос о человеческих потребностях.

Исследователями разработано значительное количество различных подходов к классификации потребностей человека. Одной из наиболее часто используемых концепций является т.н. «пирамида потребностей», автор которой - А. Маслоу^[39]. На ее примере рассмотрим вопрос о преобладании ресурса. В соответствии с этой концепцией потребности человека разделены на группы. Они располагаются в форме пирамиды от первостепенных для человека и включающих стоящие на первой и второй ступенях физиологические потребности (потребность в питании, отдыхе и т. д.) и потребности в безопасности (потребность в свободе от страха, наличии порядка, закона), до выстроенных в порядке уменьшения значимости иных потребностей. К ним относятся социальные (потребность в принадлежности к группе, в любви, дружбе), а также потребность в признании, познавательная потребность, эстетическая потребность и потребность в самоактуализации. При этом потребности человека, по мнению А. Маслоу, актуализируются сообразно

выстроенной им иерархии: людям свойственно удовлетворение менее насущных потребностей после приоритетных^[40].

Отсюда следует, что чем ближе потребность к первой ступени пирамиды, тем более она значима для человека. Нереализованность этой потребности препятствует реализации всех вышестоящих потребностей за счет вынужденности (приоритетной мотивированности) человека изменить свою деятельность таким образом, чтобы удовлетворить приоритетную потребность в ущерб вышестоящим. Так, например, голод и жажда в системе А. Маслоу не позволят лицу реализовать эстетическую потребность, заключающуюся в поиске красоты в окружающем мире, и потребуют от него утоления первичных потребностей.

Применяя положения данной концепции к властеотношениям, отметим, что взаимодействие между их участниками строится с непременным использованием доступного им ресурса, который применяется к контрагенту. Ресурс участника отношений, способный воздействовать на личность контрагента таким образом, чтобы мотивировать его на удовлетворение одной из первичных потребностей, например, в безопасности (вторая ступень пирамиды), парализует реализацию иных потребностей подвластного вплоть до самоактуализации, но не исключает их реализацию в будущем. Такой ресурс сокращает количество потребностей, доступных контрагенту для реализации, и свободу его действий в значительно большем объеме, чем ресурс, инициирующий, например, потребность контрагента в социальной группе (третья ступень пирамиды). Следовательно, он не позволяет субъекту реализовывать потребности только от третьей ступени и выше. Поэтому можно утверждать, что ресурс одного участника властных отношений преобладает над ресурсом другого в том случае, если ресурс первого (властвующего лица) инициирует (пробуждает) находящиеся на более низкой ступени пирамиды потребности второго (подвластного), нежели ресурс последнего (подвластного) в пирамиде потребностей первого (властвующего).

Еще одним обстоятельством, существенным для понимания власти, является решение вопроса о ее реальном характере. Так, власть может определяться как

способность, возможность лица стать властвующим во властеотношениях (К. С. Гаджиев, Г. И. Иконникова и В. П. Ляшенко и др.) или как реально осуществляемая властная деятельность в отношении подвластного (А. И. Кравченко)^[41]. Несмотря на расхождения авторов по данному вопросу, полагаем, что потенциальный и реальный подходы к пониманию власти не могут противопоставляться друг другу. Фактическое осуществление власти (иными словами, ее реализация) не состоится при отсутствии у властвующего лица самой возможности осуществить власть над подвластным, что свидетельствует о зависимости реального осуществления от возможности (потенции) власти и об ошибочности «чистого» реального подхода к пониманию властных отношений.

Однако потенциал власти, хотя и способен существовать в нереализованном состоянии, всегда является этапом последующего «раскрытия» в окружающей действительности, реализации. Потенция представляет собой возможность^[42], то есть средство для осуществления, реализации в действительности чего-либо^[43], и лишь в действительности она способна найти свое подтверждение: если при реализации потенциальная власть, то есть возможность властвующего осуществить власть в отношении с подвластным, стала реальной (следовательно, потенциал являлся достаточным, возможность достижения власти имелась в действительности), то потенция подтвердилась. Напротив, если власть так и не возникла, то, значит, потенциал оказался недостаточным, отсутствовала возможность достижения власти, то есть потенция не подтвердилась. Указанное свидетельствует о зависимости потенции власти от ее реального осуществления и об ошибочности «чистого» потенциального подхода к пониманию власти. Вместе с тем потенция власти является лишь этапом в ее реализации, в связи с чем полагаем верным исходить из ее реального понимания.

Кроме того, как отмечено нами ранее, для власти характерен конфликт, обусловленный столкновением целей властвующего и подвластного. При этом, по

мнению Н. В. Гришиной, конфликт предполагает осознанную активность сторон - представителей общества. «Конфликт, - отмечает этот автор, - обнаруживает себя в борьбе его сторон»^[44], подразумевая отражающуюся в реальности деятельность его участников. Активность конфликта и обусловленная им деятельность его участников не позволяет власти существовать в типичном для потенции скрытом виде^[45], что свидетельствует об обязательном существовании власти в реальности, поскольку конфликт, как ее атрибут, не может находиться вне объективной действительности^[46].

Верность реального понимания власти подтверждается также результатами современных исследований в сфере философии. Власть, как утверждает С. В. Соловьева в своей диссертационной работе «Феномены власти в бытии человека», выражает себя через повторение и каждый раз требует своего утверждения заново^[47]. Поэтому власть не способна существовать в потенции, то есть скрыто, без обнаружения в действительности, посредством которой она может найти свое утверждение.

Одной из важных сторон социального феномена власти является порядок ее осуществления - механизм власти^[48]. Определяя его, отметим, что такой признак властеотношений, как конфликт, порождает не сам факт наличия у участников этих отношений взаимоисключающих целей, а столкновение их воль, которые направлены на достижение указанных целей и не могут быть реализованы в одной системе отношений одновременно^[49]. Так, наличие у лица цели, для достижения которой им не предпринимается волевых усилий, не определяет неизбежность конфликта, поскольку сам по себе факт представлений лица о желаемом для него результате (цели) не может препятствовать кому бы то ни было в достижении собственных целей, даже если последние являются взаимоисключающими с целями контрагента.

Подавление воли контрагента во властеотношениях, то есть такое воздействие на него, при котором последний на период осуществления на него воздействия перестает стремиться к достижению собственных целей, относящихся в системе с целями контрагента к взаимоисключающим, пресекает (элиминирует) осуществляемые им самостоятельные волевые действия, подчиняя воздействующему на него субъекту. Поэтому под механизмом властных отношений следует понимать подавление воли контрагента по властным отношениям.

На основании изложенного полагаем, что под властью следует понимать социальное отношение, заключающееся в подавлении властвующим воли подвластного за счет его преобладания в ресурсе и направленное на достижение стоящих перед властвующим целей. При этом, как верно указано В. Г. Ледяевым, и на стороне властвующего, и на стороне подвластного фактически могут находиться как одно, так и несколько лиц^[50]. Не вызывает сомнений возможность одного лица властвовать над многими (примером такой власти может считаться власть вооруженного человека над группой не способных сопротивляться ему лиц) или группы лиц властвовать над группой (например, власть вооруженной группы лиц над группой не способных сопротивляться лиц).

Государственная власть является одним из видов власти, в связи с чем свойства и признаки последней распространяются на государственную власть в полном объеме, дополняясь признаками, типичными для нее как для частного случая власти^[51]. Отношениям государственной власти требуется наличие не менее двух сторон: властвующего и подвластного. Рассматривая вопрос о находящихся на стороне подвластного лиц, подчеркнем, что в науке распространено отнесение к подвластному в государственно-властных отношениях общества. Примером может служить как классический трактат И. Канта «Метафизика нравов. Учение о праве», где утверждается, что объектом власти является повинующийся народ,

передавший власти часть своих прав на основании первоначального контракта^[52], так и современные работы^[53]. Среди них особо выделим статью И. А. Иванникова «Эффективность и легитимность государственной власти в России: теоретико­методологический анализ». Автор считает государственной властью исторически сложившееся явление, носящее психико-юридический характер и представляющее собой осуществляемое с помощью государственного аппарата руководство делами общества, проживающего на определенной территории^[54].

Обычно исследователи идентифицируют властвующего в государственно­властных отношениях с государством. Так, по мнению И. Канта, властвующим является заключающееся в совокупности верховной власти (в лице законодателя), исполнительной власти (в лице правителя) и судебной власти, государство^[55]. На государство как властвующее лицо в государственно-властных отношениях указывает Ф. Энгельс в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Он полагает, что произошедшая из общества сила, ставящая себя над ним, и есть государственная власть, состоящая из особых вооруженных лиц, находящихся на службе у государства, жандармерий, тюрем и принудительных учреждений^[56]. Понимание государства как субъекта государственной власти актуально и сегодня. О. А. Воробьева, например, указывает на то, что общество, население страны должно признавать государственную власть и подчиняться ей, а государственная власть представлена системой органов государственной власти и должностных лиц^[57].

Поскольку государство является идеальным конструктом, который не существует в материальном мире непосредственно, постольку деятельность от имени государства осуществляет его аппарат в лице соответствующих органов и должностных лиц. При этом под государственным органом следует понимать не фантомную надличностную категорию коллегиальных органов, а единоличные государственные органы, в которых категории государственного органа и конкретного должностного лица совпадают. В противном случае от имени юридической фикции - государства действует юридическая фикция - государственный орган, что не выдерживает критики.

Возвращаясь к рассмотрению вопроса о составе участников отношений государственной власти, обратим внимание на верное, по нашему мнению, замечание И. Канта, согласно которому верховная власть в государстве может принадлежать только воле народа^[58]. Такой же позиции придерживался, например, Л. И. Петражицкий, к ней склоняются и современные авторы^[59]. Любое государство легитимируется обществом и поэтому должно с той или иной степенью полноты оправдывать ожидания народа, исполнять его консолидированную волю под угрозой делегитимации. Государство представляет собой орудие (способ, метод) реализации общественной воли - следовательно, со стороны властвующего в государственно-властных отношениях выступает не государство, а общество, осуществляющее свою деятельность, реализующее свои интересы посредством государства в лице государственного аппарата. Однако вопрос о подвластном в государственно-властных отношениях требует дополнительного рассмотрения.

Если государство является орудием реализации консолидированной воли, продуцируемой обществом, то в этом смысле общество в целом не может быть

подвластным ни государству, как своему орудию, ни самому себе. Вместе с тем общая воля не тождественна простой совокупности воль всех ее членов^[60]: каждое отдельное лицо не является самостоятельным субъектом государственной власти - оно подчиняется консолидированной воле общества, и, значит, подвластно ему. Эта концепция была изложена еще в XVII в. Т. Гоббсом в трактате «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского». Он писал, что государство, как «единое лицо», является «сувереном», а отдельный человек - подданным^[61]. Такого подхода придерживаются и отдельные современные ученые^[62]. Итак, в государственно-властных отношениях властвующим субъектом следует считать общество в лице государства и его аппарата (органов и должностных лиц), а подвластным - лицо, обладающее свойствами участника властных отношений.

Полагаем здесь следует обратить внимание на две проблемы, поставленных во второй половине прошедшего века исследователями природы государственной власти М. Фуко и С. Луксом, подходившим к ее изучению с разных методологических позиций.

Так, французский философ и политолог М. Фуко предположил, что следует различать два режима существования государственной власти - т. н. «старый», т. е. дореволюционный, при котором власть была воплощена в королевском теле, и «современный», где власть, по сути, является рассеянной по всему социальному пространству и не принадлежит во всей своей полноте ни одному из его субъектов. С этой точки зрения, существенно отличающейся от классической политической теории власти, ни народ, ни его представители не являются источниками власти, поскольку после революции в условиях отсутствия абсолютного монарха власть

перераспределяется от единственного центра (короля) к многочисленным центрам, которыми оказываются разнообразные дисциплинарные институты и действующая в их рамках бюрократия^[63].

На наш взгляд, такой подход к определению государственной власти может быть принят только с определенными оговорками. Так, если даже и согласиться с М. Фуко в том, что в конце XVIII - начале XIX вв. в Западной Европе, а затем и по всему миру возникает особое политическое пространство, лишенное центра, в котором сосуществуют многочисленные «очаги власти», то все-таки придется признать, что, во-первых, это пространство является определенным субъектом, воздействующим на свой объект через принуждение, а, во-вторых, оно состоит из особых «очагов власти» - дисциплинарных (то есть принуждающих) институтов. Как отмечал М. Фуко в одной из своих лекций, «мы живем в эпоху государственного управления, открытого в XVIII в. Превращение государства в управленческое государство - это явление, вызвавшее массу ответных реакций, поскольку, по мере того как задачи государственного управления и техники управления становились, по существу, единственной ставкой в политике и единственным реальным пространством борьбы и политических схваток, подобное превращение государства в управленческое государство позволило государству выжить»^[64].

Что касается концепции государственной власти, разработанной в 1970-е гг. С. Луксом и его многочисленными последователями, то она основана на презумпции наличия у политической власти «третьего измерения», помимо групп, способных добиваться успеха в принятии решений и поэтому властвующих в обществе (Р. Даль), и «второго лица власти», которое проявляется в наличии у субъекта способности не допускать принятия таких политических решений, которые невыгодны для него (П. Бахрах, М. Барац). Это «третье измерение власти», по мнению С. Лукса, проявляется в способности субъекта сформировать такую систему политических убеждений и ценностей у объекта, которая выгодна субъекту и,

одновременно, противоречит «реальным», подлинным интересам объекта. Мы поддерживаем критиков этой концепции, один из главных аргументов которых, как отмечает В. Г. Ледяев, состоит в том, что «неправомерно относить к власти любое внешнее давление, а также оценивать результат власти и определять ее субъекты по тому, кто получает наибольшую выгоду из создавшейся ситуации»^[65].

Перейдем к рассмотрению тех признаков государственной власти, которые по-разному понимаются исследователями. Л. И. Петражицкий в начале XX в. писал, что господствующим среди современников пониманием государственной власти является трактовка ее в качестве единой, обладающей непреодолимой силой воли государства как особой личности. Некоторые, однако, продолжает автор, сравнивают государственную власть со снабженной принудительной силой волей правителей, а некоторые - просто лишь с силой^[66]. Сам основоположник психологической теории государства и права с таким подходом не соглашается и считает, что современное ему государствоведение заблуждается относительно сферы нахождения и природы исследуемых феноменов, а такого рода определения, по его мнению, носят «наивно-проекционный» и даже «фантастический» характер^[67]. Сущность государственной власти, по мнению учёного, нужно искать в области эмоциональных проекций.

Государственная власть, по мнению Л. И. Петражицкого, не «воля» и не «сила», а приписываемое данному лицу другими и им самим общее, основанное на исполнении обязанности служения общему благу, социально-служебное право поведения и воздействия на подданных^[68]. Содержание же власти заключается в правоотношениях, которые состоят в обязанности одних - подвластных - исполнять всякие приказания других - наделенных властью - и терпеть всякие воздействия со стороны наделенных властью. Обязанности в указанных отношениях закреплены за другими как их права^[69].

Ф. Энгельсом государственная власть определяется как выделенная из общества и не совпадающая с населением страны особая публичная власть^[70].

И. А. Ильин выделяет следующие сущностные признаки государственной власти: она может принадлежать лишь правомочным; она всегда должна осуществляться удовлетворяющими политическому и этическому цензу лучшими людьми; должна быть едина; программа государственной власти может включать в себя лишь осуществимые реформы или меры; она принципиально связана распределяющей справедливостью, но вправе и обязана отступать от нее тогда, когда этого требует поддержание государственного или национально-духовного бытия народа. При этом водворение справедливости в общественной жизни людей является, подчеркивает И. А. Ильин, одной из основных задач государственной власти^[71].

И. В. Солонько, рассуждая о признаках государственной власти, утверждает, что только ее субъекты имеют право на издание имеющих общеобязательный характер нормативных актов и могут применять как метод убеждения, так и метод принуждения^[72]. Ученый определяет государственную власть как систему структурного управления на профессиональной основе и в соответствии с нормами международного и конституционного права. Она реализуется через сферу субъективного и объективного и в ее структуре переплетаются элементы как материальных так и идеальных явлений. К идеальным элементам верно отнести государственную волю, авторитет государственной власти и государственную идеологию, а к материальным - государственные органы и их сотрудников. Государственная воля, по мнению И. В. Солонько, формируется в процессе овладения государственной властью и

представляет собой сознательную саморегуляцию властвующим своей деятельности, обеспечивающей преодоление сопротивления подвластных ему лиц. Воля властвующего проявляется в его осознанной деятельности для достижения поставленной цели, способности и намерений ее добиться. В государственной власти может быть воплощена общая воля верховной государственной власти (например, монарха), господствующей социальной группы (например, класса) или всего народа^[73].

Анализируя государственную власть правовед М. И. Абдулаев указывает на то, что значимым признаком государства является наличие государственной (публичной) власти, которая выступает от имени народа и учреждается им. Функцией государственной власти является упорядочение общественных отношений, жизни общества, то есть управление. Последнее требует наличия лиц, призванных осуществлять задачи и функции государства. Вместе с тем, как подчеркивает автор, не каждая власть является управленческим благом - известно достаточно случаев, когда государственная власть нарушала свободы, законные интересы и права личности. Власть эффективна, если она действует в согласии с управляемыми. По мнению М. И. Абдулаева, государственная власть ограничена, во-первых, свободами и правами граждан, и, во-вторых, властными полномочиями других государств, а также обладает неразрывными связями с правом. Последнее является основой власти и деятельности государства - организация государственной власти должна быть основана только на правовых началах, а ее деятельность должна находиться в рамках правового закона. В соответствии с таким пониманием государственной власти, она характеризуется следующими признаками: является представительной, то есть осуществляет свою деятельность от имени народа; является легитимной, то есть народ признает ее право управлять им и согласен подчиняться этой власти, для осуществления своих задач и функций обладает призванным осуществлять функции управления обществом с помощью специальных государственных органов аппаратом управления^[74].

Политологами Л. В. Сморгуновым и В. А. Семеновым отмечается, что государственная власть - это, по сути, отношения руководства и подчинения, устанавливаемые на всей территории страны с помощью особых государственных органов. Она универсальна, суверенна, публична, зачастую обладает законными институтами насилия, осуществляется на подконтрольной государству территории профессиональными управленцами^[75].

В. И. Власов в своем учебнике по теории государства и права пишет, что воплощенная в государственных органах публичная власть, обязательно обладающая специальными аппаратами принуждения и управления, преобразуется в государственную власть, реализация которой обеспечивается силами всего аппарата государства. Главными признаками государственной власти этот ученый считает, во-первых, суверенность, то есть ее верховенство на территории государства и общеобязательность для лиц, проживающих на данной территории, а во-вторых, легитимность, то есть принятие власти населением^[76][77].

A. В. Мицкевич ставит знак равенства между публичной и государственной властью, обращая внимание на то, что государственная власть представляется, как утверждали еще основоположники марксизма-ленинизма, особыми отрядами вооруженных людей, тюрьмами, судами, другими принудительными

3 учреждениями, а также аппаратом чиновников .

B. Н. Хропанюк пишет: «Через целую систему своих органов и учреждений государство осуществляет непосредственное руководство обществом, закрепляет и реализует определенный режим политической власти, защищает неприкосновенность своих границ»^[78]. По его утверждению, механизм государства является материальным выражением государственной власти.

С. С. Алексеев определяет государственную власть как систему властеотношений, реализующую функции государства и основанную на аппарате принуждения^[79]. По мнению С. С. Алексеева государственная власть является системой подчинения, характерной для государства. Признаками государственной власти, с его точки зрения, являются: публичность, т. к. государственная власть выступает от имени всего общества, всего народа и имеет «публичную» основу для своей деятельности - казенное имущество, доходы, налоги; аппаратность, т. к. она концентрируется в аппарате, системе органов государства и через эти органы осуществляется; законность, под которой С. С. Алексеев понимает поддержку власти законом, позволяющую ей при помощи аппарата и юридических норм делать свои веления обязательными для населения страны; суверенность, то есть независимость от иных властей; легитимность, то есть наличие статуса юридически обоснованной и общественно признанной, в том числе мировым сообществом^[80].

Современный российский теоретик права В. В. Лазарев определяет государственную власть как руководство обществом с использованием государственного аппарата при опоре на специальные принудительные учреждения, особые отряды вооруженных людей^[81].

Специалистом в политической теории Ф. М. Бурлацким подчеркивается, что только государственная власть обладает монополией на то, чтобы «принудить членов общества к выполнению своих (то есть государства) предначертаний». Она определяется политологом как форма политической власти, располагающая монополией на издание обязательных для всего населения распоряжений, обладающая классовым характером, опирающаяся на специальный аппарат принуждения как на одно из средств обеспечения соблюдения изданных законов и распоряжений^[82].

По результатам обобщения предлагаемых исследователями подходов к пониманию признаков государственной власти выделим такие ее характеристики, признаваемые большинством ученых, как:

- легитимность (Л. И. Петражицкий, И. А. Ильин, С. С. Алексеев и др.);

- суверенность (Л. В. Сморгунов и В. А. Семенов, В. И. Власов и др.);

- публичность (Ф. Энгельс, М. И. Абдулаев, А. В. Мицкевич и др.);

- основанность на праве (Л. И. Петражицкий, И. А. Ильин, И. В. Солонько, М. И. Абдулаев и др.) и принудительности (Ф. М. Бурлацкий, А. В. Мицкевич и др.);

- осуществление с использованием системы органов и должностных лиц (В. И. Власов, А. В. Мицкевич, В. Н. Хропанюк и др.).

Как констатирует В. Я. Кузьминов, научный авторитет является одним из системообразующих столпов знания, поэтому необходимость в повторном обосновании признаков государственной власти отсутствует^[83]. Однако при таком подходе к их понимаю, вопросы вызывает основанность государственно-властных отношений (государственной власти) на праве. Государство, осуществляющее государственную власть, заинтересовано в своей легитимации обществом даже в тех случаях, когда оно не является демократическим в полном и точном смысле слова: революции, произошедшие как на территории России, так и в государствах с монархическими или республиканскими формами правления, служат тому примером. Необоснованное в понимании общества применение государственной власти способно вызвать делегитимационные процессы в отношении государства и в итоге привести к его гибели, поэтому для государства недопустимо. По общему правилу, государство не реализует государственную власть, противоречащую праву, под угрозой утраты собственной легитимности.

Отдельными авторами выделяются и иные признаки государственной власти, которые не имеют общепризнанного характера. Так, учеными указывается на психическую природу государственной власти (Л. И. Петражицкий, И. А. Иванников). Признавая справедливость этой точки зрения, отметим, что

психика является свойством высокоорганизованной материи, которое заключается в отражении объективной окружающей действительности в форме идеальных образов^[84], в связи с чем указывать на психическую природу как свойство только государственной власти представляется неверным. Психическая природа может быть свойственна и иным видам общественных отношений, проявляясь в них.

Исследователи приводят такие характеристики государственной власти, как ее автономность от общества, несовпадение с населением страны (Ф. Энгельс), классовый характер (Ф. М. Бурлацкий). Отметим, что общество не только является источником государственной власти, но легитимирует и иные виды власти путем одобрения существующих в социуме порядков: личную, семейную и др., которые не совпадают с населением страны. Власть групп, относимая к видам социальной власти, также способна носить классовый характер.

Таким образом, предлагаемые признаки не позволяют идентифицировать именно государственную власть среди смежных явлений, являются уточняющими характеристиками, раскрывающими в большей мере вопрос о происхождении государственной власти, а не о его сущности, в связи с чем основания для их отнесения к самостоятельным признакам государственной власти отсутствуют.

Выделение в качестве самостоятельного признака государственной власти функций управления общественной жизнью (М. И. Абдулаев) и руководства обществом (В. Н. Хропанюк) полагаем неверным в связи с тем, что управление общественной жизнью и руководство обществом не осуществляются только средствами государственной власти. Они реализуются посредством многообразия существующих регуляторов, в том числе всех видов социальной власти.

Исследователями и учеными выделяются и иные признаки государственной власти, являющиеся либо недетализированными вариациями основных признаков, как в случае с полномочиями нормотворчества и публичности (С. С. Алексеев); либо акцентирующими внимание на таких свойствах, которые сами по себе не

отражают специфики государственной власти, поскольку они применимы к любой власти, как, например, наличие воли участников отношений (А. В. Солонько); либо указывают на такую динамическую категорию, как задачи государства, которые могут существенно отличаться, в связи с чем нами дополнительно не рассматриваются в настоящей работе.

С учетом полученных результатов предлагаем под государственной властью понимать направленное на достижение определенных целей общественное отношение, основанное на праве и состоящее в подавлении обществом через легитимированное им государство, представленное органами государственной власти и должностными лицами, нетождественной ему воли индивида или группы индивидов за счет преобладания в ресурсах. Субъекты государственной власти должны использовать в процессе ее осуществления только те ресурсы, которыми они обладают легально как представители государства.

На практике достаточно часто возникают такие ситуации, когда субъекты государственной власти либо прибегают для реализации своих политических целей к таким ресурсам власти, которыми они не наделялись (например, превышение должностных полномочий), либо используют изначально нелегальные и/или нелегитимные ресурсы власти (например, взятка). Как верно отмечает В. Г. Ледяев, «в этом случае власть не является государственной по своему источнику (основе), она может считаться государственной только по субъекту»^[85].

Отметим, что учеными предлагается значительное количество подходов к классификации и типологизации форм власти в целом и государственной власти в частности. Так, Л. И. Петражицкий подразделяет власть, государственную в том числе, в зависимости от ее широты, на общую, то есть основанную на обязанностях послушания велениям властвующего, каким бы ни было их реальное содержание, и терпении любых воздействий, и специальную, то есть ограниченную конкретной областью поведения. В зависимости от наличия у властвующего обязанностей основоположник психологической теории

государства и права подразделяет власть на служебную, называемую им также социальной, и господскую. Под «социальной властью» Л. И. Петражицкий понимает власть, с которой сочетаются обязанности заботиться о благе подвластных или об общем благе определенной группы лиц, а под «господской властью» - ту власть, которая может свободно использоваться господином для личных целей и интересов^[86].

Аналогичной позиции придерживался Н. Н. Алексеев, относя к «социально­служебной власти» ту власть, которая совершается во имя каких-либо высших целей и ценностей, а к «хозяйской» - власть в интересах конкретного лица - хозяина. Примером последней он считал власть частного собственника^[87].

В своей работе «Феномен концептуальной власти: социально-философский анализ» И. В. Солонько выделяет, в зависимости от сферы функционирования, такие власти, как правовая; духовная (в том числе религиозная); политическая (в том числе государственная); экономическая; социальная; информационная; военная. В зависимости от уровня он подразделяет власть на местную, региональную и федеральную; в зависимости от властвующего лица, по мнению автора, можно различать народную, парламентскую, президентскую, правительственную, судебную, классовую, партийную. По режиму правления власть подразделяется И. В. Солонько на следующие виды: 1) бюрократическая; 2) демократическая; 3) деспотическая; 4) авторитарная; 5) тоталитарная^[88][89].

В. В. Рачинский обращает внимание на то, что неравенство участников во властеотношениях обусловлено многими причинами, к которым относятся также индивидуальное физическое и интеллектуальное превосходство. Указанная форма 4

власти именуется автором «индивидуальной властью» .

Помимо индивидуальной власти, исследователями выделяется социальная власть, то есть такая, где лицо становится властвующим в связи с имеющимся у

него социальным статусом. Как полагает В. В. Рачинский, при социальной власти «лицо становится субъектом властного отношения в силу наличия у него определенного социального статуса - статуса главы семьи, директора предприятия, лидера партии и т. д.»^[90].

Менее известна предлагаемая А. А. Федоровских дифференциация власти в зависимости от легитимирующего источника - на профанную и сакральную. По мнению автора, власть изначально являлась единой, при этом ее доминирующей частью оставался сакральный, духовный элемент. Мирская (профанная) власть, противопоставляя себя сакральной власти и претендуя на первенство, а также на подчинение себе сакральной власти, поглощает ее, что приводит к включению структур, содержания и функций сакральной власти в объем светской власти^[91].

Признавая значимость предлагаемых авторами классификаций и типологий, в том числе не получивших широко признания в современной отечественной правововой и политической науке^[92], считаем необходимым обратиться к разграничению форм власти по критерию источников подчинения подвластного. Такая дифференциация власти предполагает возможность выявления зависимости между формой властного отношения и его содержанием, что представляется важным в контексте настоящего исследования.

Автор одной из наиболее авторитетных концепций дифференциации власти с точки зрения источников подчинения подвластного, В. Г. Ледяев, выделяет такие формы власти, как сила, побуждение, принуждение, манипуляция, убеждение, авторитет. Под силой он понимает способность властвующего, называемого им «субъектом власти», достигать желаемых результатов во взаимоотношениях с подвластным (т. н. «объектом власти») путем прямого воздействия на тело или психику объекта, либо посредством ограничения его

действий. Принуждение определяется В. Г. Ледяевым как способность субъекта обеспечить подчинение объекта посредством угрозы применения негативных санкций в случае его неповиновения. Под побуждением понимается способность субъекта обеспечить объект необходимыми ему ресурсами при условии выполнения им воли субъекта, то есть посредством позитивных санкций. По мнению исследователя, при убеждении власть состоит в тех доводах, которые субъект может употребить для подчинения объекта. При этом манипуляция характеризуется способностью субъекта власти оказывать латентное влияние на объект. Субъект власти обладает авторитетом - совокупностью характеристик, обязывающих объект исполнить любое указание субъекта независимо от его содержания^[93].

Как отмечено нами выше, к власти следует относить только отношения, содержащие в себе конфликт. Вместе с тем такие формы власти, как убеждение, побуждение, авторитет и манипуляция, в понимании В. Г. Ледяева, не содержат в себе конфликта. Так, при убеждении, как указывает ученый, воля, в значении направленности подвластного на достижение поставленных перед ним целей, изменяется в соответствии с желаниями властвующего за счет приведения им аргументов, значимых для подвластного. Иными словами, воли участников таких отношений не препятствуют друг другу в процессе их реализации, следовательно, отсутствуют причины для конфликта между ними.

Авторитет, полагаем, является частным случаем убеждения, спецификой которого следует признать то, что воздействие происходит за счет особых свойств властвующего: знаний, умений, опытности и т. п. воздействующего, на которые он ссылается, чтобы заслужить уважение подвластного (именно в его понимании все эти качества властвующего субъекта обладают особой природой, позволяющей ему властвовать).

Манипуляция основывается на осознанном введении подвластного в заблуждение, за счет чего его воля формируется желаемым для властвующего лица образом. Очевидно, что такое отношение также не содержит в себе причин для возникновения конфликта.

Побуждение, согласно концепции В. Г. Ледяева, подразумевает несогласие подвластного исполнять команду без дополнительного стимулирования в форме вознаграждения, предложенного властвующим^[94]. Применительно к этой форме власти считаем необходимым обратить внимание на механизм стимулирования подвластного. В рассматриваемом случае подвластный, обладая какой-либо целью и волей к ее достижению, подпадает под действие властвующего, предлагающего совершить что-либо, отличное от достижения целей, стоящих перед подвластным, за вознаграждение. Подвластный, таким образом, ставится в положение, в котором возникает возможность выбора - стремиться к достижению ранее поставленных перед ним целей, то есть сохранить волю к их достижению, либо сменить волевую направленность для получения вознаграждения, которое, кроме того, может затем упростить достижение подвластным изначально стоящих перед ним целей. К примеру, если лицо («подвластный» по В. Г. Ледяеву) активно желает обладать домом и осуществляет его самостоятельное строительство, то побуждение иным лицом («властвующим» по В. Г. Ледяеву) осуществить какие-либо действия за вознаграждение, позволяющее покрыть часть затрат на строительство дома, хотя и изменит волевую акцентуацию (направленность) подвластного, конфликта между побудителем и побуждаемым не повлечет. Кроме того, оно способно привести к постройке подвластным дома - реализации им своего первоначального желания.

Таким образом, при дифференциации власти, в том числе государственной, по критерию источников подчинения властвующего лица подвластному считаем оправданным выделять такие формы власти, как власть в форме силы и власть в форме принуждения^[95]. Понимание силы и принуждения как форм власти также согласуется с пониманием формы как «способа существования содержания предмета, служащего его выражением»^[96], поскольку они определяют специфику проявления власти в объективной действительности. Иные выделяемые В. Г. Ледяевым виды воздействия (манипуляция, побуждение, убеждение и

авторитет как частный случай убеждения) в связи с отсутствием конфликта в системе отношений субъекта и объекта воздействия к числу властных не относятся^[97].

Концепция «чистых» форм (видов) государственной власти, предложенная В. Г. Ледяевым, предполагает различение двух форм государственной власти, возникающих в случае, когда субъект использует ресурсы, которыми его легально наделили. Этими формами (видами) власти являются «власть в форме силы и принуждения» и «власть в форме легального авторитета». При этом во втором случае источником добровольного подчинения объекта «выступает вера в то, что субъект обладает легальным правом командовать, а объект обязан ему подчиняться»^[98]. Однако не следует забывать о том, что часто указанные формы государственной власти не различаются исследователями, поскольку под авторитетом ими понимается любая легитимная власть (Р Михельс, Д. Истон, М. Крозье).

Не вдаваясь в выходящий за пределы настоящего исследования вопрос о реализации власти в форме силы, отметим, что, как указано В. Г. Ледяевым, при использовании силы властвующий оперирует с подвластным, как с абстрактным физическим телом. Такая операция, по своей природе, не предполагает наличия обратной связи и повиновения объекта^[99], то есть лицу, осуществляющему власть в форме силы, не просто безразлично поведение подвластного как самостоятельная деятельность, но оно им вообще не учитывается. Значимый для властвующего результат власти в форме силы достигается прямым управлением подвластным со стороны властвующего и вообще не предусматривает самостоятельного поведения подвластного. Напротив, принуждение В. Г. Ледяев понимает как способность

властвующего обеспечить подчинение подвластного путем угрозы использования негативных санкций в случае неповиновения, то есть оно предполагает вариативность поведения принуждаемого, заключающуюся в повиновении или неповиновении подвластного требованиям властвующего.

Выявленное отсутствие значения самостоятельных действий подвластного для властвующего при реализации власти в форме силы, по сравнению с принуждением, позволяет утверждать, что значимость поведения подвластного для властвующего является разграничивающим критерием между властью в форме силы и властью в форме принуждения. В том случае, если поведение подвластного не имеет значения для властвующего, следует говорить о власти в форме силы. При этом наличие у принуждаемого вариативности поведения, то есть некоторой свободы, свидетельствует о более мягком, по сравнению с властью в форме силы, воздействии на подвластного, где какая-либо свобода подвластного не предполагается. Кроме того, свобода поведения подвластного в рамках власти в форме принуждения предполагает только психический путь воздействия на него властвующего лица, поскольку в таком случае подвластный может осуществлять в объективной реальности какие-либо самостоятельные действия, направленные на реализацию требований властвующего (принуждающего) лица. Полагаем, что меньшая жесткость принуждения, позволяющая минимизировать вмешательство в сферу прав и свобод человека, предопределила распространенность указанной формы власти в демократических государствах^[100] .

Таким образом, под государственной властью следует понимать основанное на праве социальное отношение, заключающееся в подавлении обществом, в лице легитимированного им государства (конкретнее - органов государственной власти и должностных лиц), нетождественной воли определенного лица или лиц за счет преобладания в ресурсе и направленное на достижение стоящих перед обществом целей. При этом государственная власть подразделяется на власть в форме силы и

власть в форме принуждения, последняя из которых является наименее жесткой формой реализации государственной власти. Критерием разграничения является источник подчинения подвластного лица властвующему лицу. Под «жесткостью» принуждения как формы реализации государственной власти в настоящей работе понимается высокая степень ограничения государством прав и свобод человека.

1.2.