Основания и критерии допустимости государственно-правового принуждения в административном материальном и процессуальном праве

Отечественный законодатель, затрагивая в издаваемых им нормативных правовых актах вопросы государственно-правового принуждения, ограничивается упоминанием отдельных его характеристик применительно к регулируемым сферам общественных отношений.

Иными словами, если о нормативно-правовой стороне такого социального явления как государственно-правовое принуждение можно судить по отдельным положениям законодательства, то о его понимании законодателем на уровне отдельных отраслей права и правовой системы в целом остается только высказывать гипотезы. Однако именно на определенном, концептуальном понимании, основываются разработка и закрепление в правовых нормах конкретных механизмов реализации государственно-правового принуждения и критериев его допустимости. Поэтому установление содержания концепции государственно-правового принуждения, которой придерживается законодатель, даст возможность найти адекватные ей теории государственного принуждения и провести исследование на уровне отраслей права, межотраслевом уровне и в перспективе взаимодействия права и государства.

Поскольку вопросы об основаниях, допустимости и специфике мер

государственного принуждения должны рассматриваться в демократическом обществе в контексте проблем легитимности такого принуждения, прежде чем обратиться к анализу отраслевых особенностей и межотраслевых связей его структурных элементов, а также взаимосвязи принуждения и права, сделаем несколько предварительных замечаний. Первое из них касается анализа интенсивности воздействия государственной власти - своеобразного экономического расчета при распределении принуждающего, императивного воздействия государственной власти в процессе регулирования общественных отношений на основании и в соответствии с правом.

С одной стороны, любая государственная власть, а точнее ее органы, представители, могут и должны применять силу по отношению к реальным или потенциальным правонарушителям, действия или бездействие которых представляют угрозу для индивидов, социальных групп, общества и самого государства. С другой стороны, отличие легитимных действий органов государственной власти от нелегитимных заключается не только в ограничении применения воздействия т.н. «надлежащей правовой процедурой»^[248], но также и в проведении расчетов целесообразности и эффективности принуждения. Управление обществом осуществляется органами власти как с максимальными, так и с минимальными «силовыми» затратами, допускающими ту или иную степень свободы его саморегулирования. Кроме того, полагаем, в постиндустриальном обществе зачастую более эффективным оказывается не прямое применение силы в каждом случае совершения правонарушения или возникновения угрозы его совершения, а перераспределение интенсивности воздействия государственной власти по отдельным направлениям социального регулирования в зависимости от вида общественных отношений.

Так, известный американский философ права XX в. Л. Фуллер, полемизируя со сторонниками признания применения силы одним из отличительных признаков права, отмечает, что во многих ситуациях, возникающих на практике, физическое

принуждение и даже сама возможность его применения отсутствуют. Например, государство разрешает иностранцам заниматься предпринимательской деятельностью на своей территории лишь при условии, что они депонируют в национальный банк значительную сумму, гарантирующую соблюдение ими норм права, применяемых в сфере их деятельности. При установлении нарушения ими какой-либо из этих норм государство, в соответствии с судебным решением, наложит штраф в форме вычета с депозита предпринимателя-иностранца. Иными словами, речь идет о простой бухгалтерской операции. «Было бы, разумеется, неверным, - пишет Л. Фуллер, - отказываться называть такую систему термином “право” только из-за того, что у нее не было случая применить силу или угрожать применением силы, чтобы заставить исполнять свои требования»^[249].

В противном случае государственная власть добивается поставленных целей не через рационально распределенное по всем отраслям и институтам правовой системы, сбалансированное применение мер принуждения, а путем злоупотребления силовым воздействием в форме насилия. ^[250] С этой точки зрения, следует признать справедливым вывод, к которому приходит Л. Фуллер: «В то же время мы могли бы с полным основанием отказаться называть эту систему правовой, если бы выяснилось, что ее опубликованные законы и облаченные в мантии судьи всего лишь фасад, на деле скрывающий беззаконный акт конфискации»^[251]. Законодатель «перенаправляет» избыточную интенсивность воздействия государственной власти из одних отраслей (подотраслей, институтов) права в другие, где она оказывается более уместной, сохраняя ее в том объеме, который необходим, чтобы право не превратилось в фасад, прикрывающий произвол

власти. Как верно утверждает С. С. Алексеев, «в некоторых отраслях права. в связи с особенностями присущих им юридических режимов регулирования государственное принуждение пребывает как бы в скрытом виде»^[252].

При этом важно подчеркнуть, что в ситуациях, подобных смоделированной Л. Фуллером, государственное принуждение не просто «пребывает в скрытом виде». Здесь на первый план выходит правовое принуждение, которое наиболее ярко проявляется, когда юридический конфликт разрешается без использования механизма государственного принуждения. Однако последний сохраняет всю свою силу и может быть задействован, если принудительной силы права окажется недостаточно для разрешения конфликта. Отмеченная особенность правового принуждения давно обращает на себя внимание не только зарубежных, но и отечественных правоведов, придерживающихся представления о естественной принудительности права^[253].

В результате анализа концепции естественной принудительности права становится очевидным, что ее сторонники связывают силу правовых положений с авторитетом права и его общественным признанием. Так, П. П. Баранов и А. В. Шпак понимают под силой права потребность правового существа в организации своего социального бытия на основе признания, в качестве безусловного императива деятельности, идеи права^[254]. Но это означает, что онтологические основания правового принуждения являются не естественными, а

социальными по своей природе. Поэтому прав М. А. Латушкин, отмечая, что «понимание права как некоей онтологической данности, способной быть безусловным императивом деятельности, позволяет говорить о выделении правового принуждения как особого вида социального принуждения» ^[255] . Разумеется, и правовое принуждение, и государственное принуждение являются социальными явлениями, тогда как проявляющаяся в конкретных ситуациях «естественная принудительность права» на самом деле представляет собой результат основанного на предварительном анализе интенсивности воздействия государственной власти по сферам общественной жизни.

Это наше первое предварительное замечание можно условно назвать «техническим», т. к. оно касается технологии осуществления государственного принуждения, опосредованного правом. Легитимность принуждения (его правомерность, справедливость), а не только легальность, напрямую зависит от предшествующего применению мер принуждения их распределения по отраслям права и внутри каждой правовой отрасли - по ее структурным подразделениям (подотраслям, институтам). Реализация общих критериев допустимости применения государственного принуждения в сфере правового регулирования общественных отношений обусловлена расчетом всех плюсов и минусов, целесообразности и эффективности, издержек его применения как на отраслевом, так и на межотраслевом уровнях.

Следующее замечание состоит в том, что в демократическом обществе механизм государственного принуждения, опосредованного правом, должен встраиваться в структуру правовой системы уже на ее базовом уровне. Однако

здесь возникает проблема соотношения мер государственного принуждения со структурными элементами правовой нормы. С одной стороны, было бы логично предположить, что меры государственного принуждения находят свое выражение в санкциях норм права. Так и происходит в тех случаях, когда принудительные меры применяются на основании соответствующего акта к лицам, виновным в совершении правонарушений, если их вина доказана в установленном законом порядке. Эти меры структурно обособлены и четко выражены в правовой норме, принимая там форму абсолютно-определенных, относительно-определенных, альтернативных или иных санкций.

С другой стороны, уполномоченными органами и должностными лицами применяются такие меры государственного принуждения, которые либо направлены на предупреждение совершения правонарушений, либо обусловлены иными причинами, например, необходимостью обеспечить восстановление нарушенного права или реализацию субъективных прав и свобод. Очевидно, что и те, и другие меры государственного принуждения содержат какие-либо дополнительные правоограничения; образуют элемент специфической компетенции государства, его органов и должностных лиц, осуществляемой в определенных законом случаях; применяются в целях обеспечения правопорядка и законности в регулируемых общественных отношениях. Их сфера ограничена рамками правоохранительной деятельности государства. Но принудительные меры второго типа, называемые учеными «государственно-необходимыми, профилактическими и превентивными»^[256], могут применяться и при отсутствии правонарушений.

задержание транспортного средства; медицинское освидетельствование и т. д.

На наш взгляд, подобные меры государственного принуждения находят свое правовое выражение не в санкциях, а в диспозициях норм права. Более того, эти меры, во-первых, не предполагают прямого противоречия интересам, желаниям и воли принуждаемого лица, хотя и не исключают его полностью; а во- вторых, выходят за пределы концептуального понимания государственного принуждения как реакции государства на противоправное поведение граждан, оставаясь в границах нормативного (правового) измерения государственного принуждения. Анализ действующего отраслевого законодательства позволяет сделать вывод о неоднородности мер государственного принуждения, которые, в соответствии с экономией распределения интенсивности воздействия государственной власти, могут принимать форму либо мер юридической ответственности (штрафные меры), либо мер защиты и мер безопасности (государственно-необходимые, правовосстановительные, профилактические, превентивные меры).

Следует отметить, что в действующем российском законодательстве, а также в юридической науке отсутствуют универсальные определения таких понятий как «меры юридической ответственности», «меры защиты», «меры безопасности», «санкции» и т. д. По нашему мнению, необходимо, прежде всего, провести различия между этими средствами государственно-правового принуждения, позволяющими защитить позитивное право в целом, субъективные права, свободы и законные интересы разнообразных участников правоотношений. Как утверждает А. А. Левков, «дав определение мер ответственности и мер безопасности, мы можем предположить, что все иные меры, установленные в законодательстве и направленные на защиту права, прав и свобод, субъективных прав и законных интересов - это меры защиты»^[257].

В юридической науке предлагается несколько критериев различения мер защиты и мер юридической ответственности как средств государственно-

правового принуждения. Так, Д. А. Липинский проводит различия между мерами защиты и мерами юридической ответственности по шести критериям: 1) основания возникновения; 2) цели; 3) функции; 4) отсутствие отрицательных последствий; 5) отсутствие дополнительных обременений; 6) субъекты реализации^[258]. Различение мер защиты и мер ответственности по основаниям их применения, функциям, последствиям их применения и по субъектам их применения позволило В. В. Болговой и А. Н. Чуракову дать определение мерам защиты. Они полагают, что меры защиты - это правовые средства, применяемые в пределах и формах, допускаемых законом, за противоправное деяние либо за нарушение субъективного права и (или) законного интереса, не влекущие лишения личного или имущественного характера^[259][260].

Полагаем, разграничивая меры защиты и меры юридической ответственности, следует учитывать то, что основаниями применения мер защиты являются противоправные деяния (действия и бездействия), которые часто не охватываются понятием правонарушения в его традиционном понимании. Это может объясняться как отсутствием вины у правонарушителя, так и его специфическими особенностями. Кроме того, возможно отсутствие самого факта противоправного деяния (например, использование права вето уполномоченным лицом по политическим или экономическим мотивам). Поэтому мы считаем обоснованным мнение тех ученых, которые характеризуют меры защиты как правовые средства, выходящие за пределы правонарушения, противоправного деяния, и направленные на защиту права в целом, прав и свобод, субъективных

3

прав и законных интересов .

Не проводя четкого разграничения между мерами защиты и мерами юридической ответственности, О. Э. Лейст, тем не менее, верно указывает на необходимость деления санкций на правовосстановительные и штрафные. К

первым он относит санкции, реализация которых направлена на устранение вреда, причиненного противоправным деянием общественным отношениям, на исполнение невыполненных обязанностей, восстановление нарушенных прав. Штрафные санкции, напротив, выполняют карательную функцию, не свойственную правовосстановительным санкциям^[261].

Иными словами, и меры юридической ответственности, и меры защиты являются юридическими санкциями, что позволяет, с одной стороны, сохранить в определении мер защиты элементы принуждения и наступления отрицательных последствий, а с другой, разграничить меры защиты и меры ответственности. «Между тем с точки зрения содержания правового принуждения и складывающихся в связи с ним отношений, - замечает С. С. Алексеев, - санкциями являются, прежде всего, сами меры, реальные «носители» государственно-принудительного воздействия»^[262][263].

Такой подход позволяет осветить основные стороны принуждения к исполнению права, выявить общие основы мер защиты и мер юридической ответственности (государственное принуждение к исполнению требований права³) и сохранить специфическое содержание, вкладываемое в понятия «юридическая ответственность» и «защита».

При этом речь не идет о дублировании классификаций юридических санкций. Их деление на правовосстановительные и штрафные характеризует содержание и значение санкций для существовавших до противоправного поведения правоотношений. Классификация санкций на меры защиты и меры ответственности отражает особенности их действия, а также заложенные в них социальные программы и последствия их применения^[264]. В рамках такого разграничения мер защиты и мер юридической ответственности проявляются отличительные признаки данных правовых средств. Меры юридической ответственности, понимаемые как штрафные санкции и состоящие в новых

негативных правовых последствиях для правонарушителя, выступают в качестве относительно определенных санкций, поскольку они допускают их конкретизацию в порядке индивидуально-правового регулирования. Меры защиты, рассматриваемые как правовосстановительные санкции, выступают в качестве санкций, носящих абсолютно определенный характер. Кроме того, отдельные штрафные санкции (например, такие меры дисциплинарной ответственности, как замечание и выговор в трудовом праве) могут быть заменены мерами общественного воздействия, в отличие от санкций, выполняющих правовосстановительную функцию.

Подчеркнем, что разграничение понятий мер защиты и мер юридической ответственности через категорию юридической санкции, как государственно­властной реакции на факт противоправного поведения, указывает на цели, преследуемые ими. Отличая цели мер защиты от целей мер ответственности, ученые-правоведы говорят о различных уровнях познания совершенного или возможно совершенного в будущем правонарушения и используют понятие «первичные правоохранительные санкции».

Так, М. Д. Шиндяпина признает обеспечение государственно-правовым принуждением общим признаком мер юридической ответственности и мер защиты, подчеркивая, что меры защиты являются первичными правоохранительными средствами. Они, по мнению автора, направлены на предотвращение правонарушений и, как в случае виндикации имущества у его добросовестного приобретателя, признания авторства или вычета из зарплаты излишне полученных сумм в результате арифметической ошибки, применяются при отсутствии правонарушения^[265]. В соответствии с этим, при применении мер защиты может быть достаточно принуждения к исполнению юридических обязанностей или восстановления нарушенного (нарушаемого) состояния. Поэтому их цели ограничены лишь «тактическими» мероприятиями^[266]. Но совершившее противоправное деяние лицо будет подвергнуто юридической

ответственности или освобождено от нее только при решении вопроса по установлению состава правонарушения, то есть на более высоком уровне познания правонарушения. Применяемые здесь меры юридической ответственности преследуют уже «стратегическую» цель, которая выражается в нравственно-психическом преобразовании сознания правонарушителя^[267].

Меры защиты необходимо отличать не только от мер юридической ответственности, но и от мер безопасности. В советской правовой науке этот термин почти не использовался. Вместо него применялись такие термины как «специально-предупредительные меры», «административно-пресекательные меры», «меры превенции», «специально-криминологические меры», «иные уголовно-правовые меры», «меры посткриминального и постпенитенциарного воздействия», «меры медицинского и воспитательного характера», «меры пресечения»^[268]. Правоведы исследовали как материальные, так и процессуальные аспекты указанных мер в основном прикладного характера. Принудительные меры медицинского характера были названы «мерами безопасности» в монографии С. Я. Улицкого^[269], что являлось редким в то время, а некоторые ученые-правоведы отождествляли меры защиты и меры безопасности. Как полагает М. Д. Шаргородский: «Наказание ставит своей целью покарать, исправить преступника, а меры медицинского характера - излечить больного и защитить общество от опасных действий, допущенных им вследствие своего болезненного состояния. В этом отношении меры медицинского характера с

полным правом могут именоваться мерами социальной защиты»^[270].

Современные подходы к пониманию мер безопасности можно условно разделить на две группы. Ряд ученых признает самостоятельность данной правовой категории и разграничивает меры безопасности, меры юридической ответственности и меры защиты. Так, Т. Б. Шубина утверждает, что «меры безопасности, в отличие от мер защиты, носят, как правило, принудительно­государственный и правоограничивающий характер, применяются по инициативе компетентных государственных органов, а не по усмотрению самих субъектов, не имеют своей задачей восстановление нарушенного права и не всегда связаны с совершенным правонарушением»^[271]. Поэтому к мерам безопасности она относит строго определенные в законе меры, направленные на пресечение и предупреждение правонарушений, и исполнение которых обеспечивается государственно-принудительным механизмом.

В частности, это меры административного пресечения, процессуального принуждения, принудительные меры воспитательного характера. Им присущи отсутствие восстановительной функции (в отличие от мер защиты), отсутствие строгой зависимости от правонарушения (в отличие от мер юридической ответственности), принудительно-государственный и ограничивающий характер, а также применение по инициативе компетентных государственных органов.

Отграничивает меры безопасности от других правовых средств защиты права в целом, субъективных прав и законных интересов А. А. Левков. Он определяет их как направленные на пресечение, предупреждение правонарушений, строго определенные в законе меры, исполнение которых обеспечивается государственно-принудительным механизмом^[272]. Примеры мер безопасности, по его мнению, - это меры административного пресечения, процессуального принуждения, принудительные меры воспитательного,

медицинского характера; меры, направленные на физическую защиту отдельной категории лиц, на сохранение правопорядка в обществе.

Применительно к системе уголовного, уголовно-процессуального и оперативно-розыскного законодательства меры безопасности в качестве самостоятельной категории выделяет А. Ф. Галузин. В контексте обсуждения вопроса о соотношении понятий «охрана» и «защита» права, он отмечает, что «охрана заключается в том, что правовые (уголовно-правовые, уголовно­процессуальные, оперативно-розыскные и иные) меры безопасности не применяются, но своим наличием упреждают противоправные посягательства на обеспечение и обеспеченную безопасность личности, общества, государства. В этом заключается правовой и социальный смысл, предназначение, самостоятельность и отличительная (от «защиты») особенность охраны...»^[273].

Другая точка зрения основана на признании тождества мер защиты и мер безопасности, причем последние рассматриваются как разновидность мер защиты. Ее придерживаются В. Д. Ардашкин^[274], А. Г. Бессолицын^[275], Н. В. Щедрин^[276]и др. Как утверждает А. Г. Бессолицын, сторонники разграничения мер защиты и мер безопасности не учитывают того, что меры безопасности, во-первых, могут реализовывать восстановительную функцию (меры физического воздействия на осужденных, воспитательного характера); во-вторых, они могут быть связанными с совершенным правонарушением (нарушение правил внутреннего распорядка). «Поэтому, на наш взгляд, в науке не приводится четких разграничений между мерами защиты и мерами безопасности, что, по сути, говорит о том, что последние необходимо рассматривать как разновидность мер защиты»^[277], - заключает автор.

Полагаем, что меры безопасности можно считать самостоятельными правовыми средствами предупредительного воздействия, направленными на обеспечение безопасности, всесторонней защищенности прав и свобод, права в целом. Их применение имеет целью, при наличии законных оснований не обязательно связанных с правонарушением, предупредить посредством принудительного и временного ограничения возможностей субъекта права совершение им общественно опасных действий. В отличие от мер защиты, меры безопасности не преследуют цели восстановить нарушенное право.

Наконец, третье замечание связано с правовым статусом принуждаемого субъекта. Подчеркивая здесь правовую природу его статуса, отметим, что меры государственного принуждения реализуются в рамках охранительных правоотношений. Как утверждает С. С. Алексеев, «правонарушитель несет в охранительном правоотношении определенные, подчас довольно жесткие обязанности, но он является не объектом государственно-правового воздействия, а именно субъектом правоотношения»^[278]. По сути, это означает, что содержание субъективных прав и юридических обязанностей принуждающих субъектов состоит в праве и обязанности подвергнуть принудительному воздействию принуждаемого субъекта и применить к нему в установленном порядке соответствующие меры государственного принуждения. Однако в то же время субъективными правами и обязанностями наделены и принуждаемые субъекты. Они обязаны претерпеть различные правоограничения личного, имущественного или организационного характера, которые несут в себе меры государственного принуждения, но обладают возможностью требовать соблюдения процедуры применения указанных мер и реализации их в режиме законности. Наделение субъектов, в отношении которых применяются меры государственного принуждения, соответствующими правами и обязанностями свидетельствует о том, что государство принимает под охрану закона их права, свободы и законные интересы. Происходит правовое опосредование государственного принуждения, в

результате которого последнее должно соответствовать требованиям легальности, легитимности и справедливости на всех стадиях его применения от закрепления в действующем законодательстве до достижения поставленных целей (выбор, формирование, реализация в ходе социального регулирования на началах императивности, принудительности).

Анализ содержащихся в нормативных актах характеристик государственно­правового принуждения следует начать с положений законодательства, регламентирующего административные отношения, в связи с их значительной распространенностью. Так, необходимость регламентации построения и функционирования самой многочисленной из ветвей власти - исполнительной - обусловливает существование значительного количества регулирующих правовых актов, численность которых измеряется сотнями тысяч. Рассмотрение всего массива правовых актов заняло бы много времени, но привело бы к результатам, аналогичным итогам рассмотрения основных, обладающих наибольшей юридической силой регламентирующих актов. В связи с этим полагаем достаточным ограничиться анализом законодательства в сфере административного судопроизводства - Кодексом административного судопроизводства Российской Федерации 2015 г. (далее - КАС РФ)^[279] - и законодательства в сфере административных правонарушений - Кодексом об административных правонарушениях Российской Федерации 2001 г. (далее - КоАП РФ)^[280]. Кроме того, рассмотрим положения законодательства в сфере деятельности наибольшего по численности правоохранительного органа с широкой компетенцией - полиции, деятельность которой регламентируется Федеральным законом от 7 февраля 2011 г. № 3-ФЗ «О полиции» (далее -

Федеральный закон «О полиции»)^[281].

Переходя к рассмотрению положений КАС РФ, как и ранее, отметим, что термин «государственное принуждение» в нем не используется. Вместе с тем в этом кодексе часто употребляется термин «принуждение», который наделяется законодателем различными значениями:

1) принуждение как противозаконное действие (ч. 2 ст. 4 КАС РФ);

2) принуждение как действие, основанное на законодательстве, которое в рамках КАС РФ используется при регламентации вопросов использования:

- мер процессуального принуждения, предусмотренных УПК РФ (ч. ч. 1, 7 ст. 250, п. 4 ч. 2 ст. 252, п. 3 ч. 1 ст. 254, п. 4 ч. 4 ст. 258, пп. «а» п. 1 ч. 1 ст. 259 КАС РФ);

- мер процессуального принуждения, предусмотренных КАС РФ (ч. ч. 1-3 ст. 116, ч. ч. 1-4 ст. 117, ч. ч. 1, 3 ст. 121, п. 4 ч. 1 ст. 143, ч. 6 ст. 144, ч. 5 ст. 171 КАС РФ)^[282].

При этом на принуждение как противозаконное действие законодателем указывается только в ч. 2 ст. 4 КАС РФ, где закреплена недопустимость принуждения к отказу от права на обращение в суд. Как отмечалось ранее, государство собственной волей не обладает, что исключает возможность его деятельности за пределами установленного законодательством порядка и границ. Указанные обстоятельства, а также недопустимость противоречия правовых актов требованиям Конституции РФ и федеральным законам (ч. 2 ст. 4 Конституции РФ), требующим от органов государства соблюдения законодательства, позволяют утверждать, что государство и его органы не способны осуществлять противозаконную деятельность. Следовательно, не может быть государственным принуждением противозаконное действие.

Принуждение как соответствующее законодательству действие упоминается КАС РФ при рассмотрении мер процессуального принуждения и используется при регламентации КАС РФ вопросов, связанных с применением предусмотренных УПК РФ мер принуждения, а также при регламентации предусмотренных КАС РФ мер принуждения. Рассматривая упоминаемые в КАС РФ меры принуждения, предусмотренные УПК РФ, отметим, что законодателем не раскрываются свойства и признаки последних, но только указывается на них как на одно из оснований для обращения в суд в порядке административного судопроизводства. Например, ч. ч. 1, 7 ст. 250 КАС РФ предусматривают право лица, полагающего, что организацией, органом, должностным лицом нарушено его право на осуществление в разумный срок судопроизводства, включая реализацию мер процессуального принуждения, обратиться в суд с административным исковым заявлением о присуждении компенсации. Указанное заявление в связи с длительностью применения меры процессуального принуждения в виде наложения ареста на имущество лица, не являющегося обвиняемым, подозреваемым, или лицом, несущим по закону материальную ответственность за их действия, может быть подано в суд в шестимесячный срок со дня вступления в законную силу решения уполномоченного органа, а в случае, если продолжительность срока ареста, наложенного на имущество по уголовному делу превысила четыре года - до прекращения уголовного преследования или до вступления в законную силу приговора суда.

Аналогичные отсылки содержатся и в других статьях КАС РФ, которые указывают на предусмотренные УПК РФ меры процессуального принуждения (п. 4 ч. 2 ст. 252, п. 3 ч. 1 ст. 254, п. 4 ч. 4 ст. 258, пп. «а» п. 1 ч. 1 ст. 259 КАС РФ). Этот факт позволяет констатировать технический характер упоминания в КАС РФ предусмотренных УПК РФ мер принуждения, обусловленный тесной взаимосвязью административного и уголовного судопроизводства, то есть сложность выявления содержания концептуального понимания законодателем государственного принуждения при рассмотрении положений КАС РФ.

Третьим значением понятия «меры принуждения» в административном праве являются государственные принудительные меры, предусмотренные

статьями КАС РФ и определяемые законодателем как применяемые к лицам, препятствующим осуществлению административного судопроизводства и нарушающим установленные в суде правила действия (ч. 1 ст. 116 КАС РФ). Но рассматриваемое положение не содержит в себе прямого указания на принуждающее лицо. Между тем в соответствии с ч. ч. 3, 4 ст. 117 КАС РФ на применение мер процессуального принуждения суд указывает в протоколе судебного заседания либо выносит определение.

Роль суда в рамках применения мер принуждения, предусмотренных КАС РФ, подтверждается также ст. 118 КАС РФ, согласно которой в случае нарушения участником судебного разбирательства правил выступления на судебном заседании председательствующий в судебном заседании судья применяет меру процессуального принуждения, а именно лишает нарушившее лицо от имени суда слова либо ограничивает выступление указанного лица от имени суда. Указание на суд как орган власти, принимающий решение о принуждении, содержится и в ст. ст. 119-123 КАС РФ. В них раскрывается содержание таких мер процессуального принуждения, как предупреждение, удаление из зала судебного заседания, привод, обязательство о явке, судебный штраф. Поскольку в соответствии со ст. 10, ч. 1 ст. 118 Конституции РФ, а также ч. 1 ст. 175 КАС РФ, суд осуществляет свою деятельность от имени государства, можно утверждать, что принуждающим лицом в административных правоотношениях выступает именно государство, в интересах которого осуществляет свою деятельность суд в лице должностных лиц - судей.

На принуждаемых лиц прямо указывается в ст. 116 КАС РФ, где под ними понимаются лица, препятствующие осуществлению административного судопроизводства и нарушающие установленные в суде правила.

Последними могут являться:

1) должностные лица, в том числе уполномоченные по правам человека в Российской Федерации и в субъекте Российской Федерации; юридические лица, в том числе органы власти; физические лица; объединения граждан (ст. ст. 37-40, 42 КАС РФ) - то есть участники административного судопроизводства.

Указанную позицию также подтверждает и ч. 1 ст. 122 КАС РФ, согласно которой судебному штрафу, как мере процессуального принуждения, могут быть подвергнуты, а, следовательно, способны выступить в статусе принуждаемых лиц, органы местного самоуправления, органы государственной власти, иные государственные органы, наделенные отдельными государственными или иными публичными полномочиями органы и организации, должностные лица, физические лица.

2) иные участники судебного процесса, к которым отнесены представители лиц, участвующих в деле, содействующие осуществлению правосудия лица, в том числе эксперт, специалист, свидетель, переводчик, секретарь судебного заседания (ст. ст. 47-53 КАС РФ), то есть физические, должностные, юридические лица.

3) присутствующие на судебном заседании граждане (ч. 2 ст. 119 КАС РФ), то есть физические лица.

Таким образом, в качестве принуждаемых лиц, согласно КАС РФ, могут выступать физические лица; должностные лица; юридические лица, в том числе органы власти; объединения граждан^[283].

Цели мер принуждения в КАС РФ законодателем отдельно не раскрываются. Указание в ч. ч. 1 и 3 ст. 116 КАС РФ на то, что основаниями применения мер государственного принудительного воздействия являются действия лица, нарушающие установленные в суде правила и препятствующие осуществлению судопроизводства, позволяет предположить, что в качестве целей государственного принуждения здесь выступает обеспечение правопорядка при осуществлении административного судопроизводства. Еще одним аргументом в пользу такого предположения можно считать указание на то, что применение принудительного воздействия не освобождает лицо от исполнения им обязанностей, установленных законодательством или судом на основе законодательства. Тем не менее, подтверждающие указанный подход прямые

указания законодателя в КАС РФ отсутствуют.

Вместе с тем ст. 3 КАС РФ установлены задачи административного судопроизводства в целом. К их числу отнесено правильное и своевременное рассмотрение и разрешение административных дел, укрепление законности и предупреждение нарушений в сфере административных и иных публичных правоотношений, защита нарушенных или оспариваемых прав, свобод и законных интересов граждан, прав и законных интересов организаций в сфере административных и иных публичных правоотношений, обеспечение доступности правосудия в сфере административных и иных публичных правоотношений. Поскольку содержащиеся в КАС РФ меры государственного принуждения являются частью рассматриваемой системы нормативно-правового регулирования общественных отношений, постольку их назначение соответствует указанным выше задачам. Целями мер принуждения, предусмотренных КАС РФ, являются установленные ст. 3 КАС РФ задачи административного судопроизводства.

Содержательная сторона мер принуждения раскрывается законодателем в ст. ст. 118-122 КАС РФ применительно к каждой конкретной мере. Так, в соответствии с ч. ч. 1, 3 ст. 120 КАС РФ, содержанием привода являются действия органа власти, заключающиеся в доставлении лица в какое-либо место по указанию суда, иными словами, связанные с ограничением свободы перемещения принуждаемого лица.

В ст. 121 КАС РФ раскрывается содержание такой меры принуждения, как обязательство о явке. Это письменное обязательство лица своевременно являться по вызову суда на судебное заседание, а в случае перемены места жительства или места пребывания (нахождения) незамедлительно сообщать об этом суду. Указанная мера принуждения, по нашему мнению, обладает в первую очередь психологическим содержанием, т. к. исполнение возлагаемых на лицо обязанностей обеспечивается «лишь порядочностью или страхом»

принуждаемого лица^[284], т. е. категориями, относящимися к психологической составляющей личности принуждаемого лица.

Согласно ст. 122 КАС РФ, содержанием такой предусмотренной КАС РФ меры принуждения, как судебный штраф, является наложения штрафа, то есть она заключается в отчуждении имущества, принадлежащего принуждаемому.

В соответствии с п. п. 1, 2 ст. 118 КАС РФ, содержанием ограничения выступления участника судебного разбирательства или лишение участника судебного разбирательства слова, является, соответственно, ограничение выступления участника судебного разбирательства, лишение его слова, то есть эта мера связана с ограничением процессуальных прав принуждаемого лица.

В силу п. п. 1, 2 ч. 1 ст. 119 КАС РФ содержанием предупреждения и удаления из зала судебного заседания является соответственно объявление участнику судебного разбирательства предупреждения и его удаление из зала судебного заседания, которое возможно на все время судебного заседания или на какую-либо его часть. Данная мера является комбинированной и состоит в психологическом воздействии на принуждаемого лица при предупреждении последнего, а также в ограничении прав лица на свободу передвижения в части его недобровольного перемещения из зала судебного заседания.

На наш взгляд, различие содержания предусмотренных в КАС РФ мер государственного принуждения обусловливается многообразием ситуаций, встречающихся в правоприменительной практике. Законодатель сталкивается с необходимостью предварительно рассчитывать интенсивность принуждения применительно к каждому конкретному случаю, чтобы заранее исключить как необоснованно высокоинтенсивное («чрезмерное»), так и безосновательно мягкое («бесполезное») воздействие на лицо. Но несмотря на разнородность содержания мер принуждения, их можно классифицировать на меры, основным содержанием которых является: 1) психологическое воздействие на принуждаемое лицо

(обязательство о явке, предупреждение и удаление из зала судебного заседания);

2) ограничение процессуальных прав принуждаемого лица (ограничение выступления участника судебного разбирательства или лишение его слова);

3) отчуждение принадлежащего принуждаемому лицу имущества (судебный штраф); 4) ограничение свободы перемещения принуждаемого лица (привод, предупреждение и удаление из зала судебного заседания в части удаления из зала судебного заседания).

Следует обратить внимание на то, что вариативность мер принуждения, предусмотренных положениями КАС РФ, наглядно демонстрирует одну из сторон концепции государственного принуждения, на которую ориентируется законодатель, а именно - сочетание в структуре принуждения, преломленного через право, элементов статики и динамики. Статичным элементом в данном случае является психическое принуждение как потенциальная возможность применения к лицу мер государственного принуждения. Динамичный элемент выражается в непосредственном применении к лицу конкретных мер, которые предусмотрены действующим законодательством. Разумеется, наличие этих элементов не является особенностью исключительно мер административного принуждения. Кроме того, модель (пропорции) их сочетания в структуре государственного принуждения варьируется в зависимости от отрасли права, но неизменным остается само наличие динамичного и статичного элементов в государственном принуждении, опосредованном правовыми нормами.

Рассматривая вопрос о значимости для принуждающего лица поведения принуждаемого лица при применении к нему предусмотренных КАС РФ мер принуждения, отметим, что самостоятельное поведение принуждаемого лица в большинстве случаев не является значимым для лица принуждающего. Это обстоятельство, на наш взгляд, обусловливается необходимостью достижения целей административного судопроизводства и, прежде всего, обеспечения бесперебойности судебного процесса. Иными словами, на первый план здесь выходит публичный интерес. Вместе с тем КАС РФ содержит исключения из

данного правила.

Согласно ч. ч. 1, 2 ст. 119 КАС РФ за первичное нарушение участником судебного разбирательства порядка председательствующий в судебном заседании вправе объявить ему от имени суда предупреждение. За повторное нарушение порядка в судебном заседании лицо удаляется из зала заседания суда. Таким образом, повторное нарушение лицом, ранее подвергнутым предупреждению как предусмотренной КАС РФ мере принуждения, влечет за собой удаление из зала заседания суда принуждаемого лица. Следовательно, именно самостоятельное поведение принуждаемого лица, допускающего или не допускающего повторное неисполнение предъявляемых к нему требований, является значимым для принуждающего лица. Но несмотря на подчеркивание законодателем значимости самостоятельного поведения принуждаемого лица для принуждающего лица применительно к отдельным мерам принуждения в КАС РФ, рассматриваемые здесь случаи являются частными и не позволяют распространить утверждение о значимости самостоятельного поведения принуждаемого лица для принуждающего лица на все предусмотренные КАС РФ случаи применения мер государственного принуждения.

Как показывает анализ положений КАС РФ, эти меры характеризуется следующими чертами: 1) принуждающим лицом выступает государство в лице должностных лиц - судей; 2) принуждаемыми лицами могут выступать физические лица, должностные лица, юридические лица, в том числе органы власти, объединения граждан; 3) целями принуждения являются цели административного судопроизводства; 4) содержание принудительного воздействия - психологическое воздействие на принуждаемое лицо, ограничение процессуальных прав принуждаемого лица, отчуждение принадлежащего принуждаемому лицу имущества и ограничение свободы перемещения принуждаемого лица; 5) принудительное воздействие является действием, основанным на законодательстве.

Возвращаясь к вопросу о концептуальном понимании законодателем в КАС РФ государственно-правового принуждения, отметим, что в словосочетании

«государственное принуждение» главным является слово «принуждение», а зависимым - «государственное», которое указывает на принуждающее лицо. В его роли, как было установлено выше, выступает государство, что позволяет концептуально определить понятие государственного принуждения в сфере административного судопроизводства как регламентированную законом деятельность государства в лице государственных органов и должностных лиц по отношению к физическим и юридическим лицам, объединениям граждан, направленную на достижение задач административного судопроизводства и заключающуюся в психологическом воздействии на принуждаемое лицо, ограничении его процессуальных прав, отчуждении принадлежащего ему имущества и ограничению свободы его перемещения.

Содержащиеся в КАС РФ признаки государственного принуждения при их очевидной неполноте позволяют говорить о нем как об отношении между принуждающим и принуждаемым, что является принципиальным моментом в определении государственного принуждения как одной из форм реализации государственной власти. Следовательно, на государственное принуждение, опосредованное нормами КАС РФ, распространяются положения об общих критериях допустимости государственного принуждения.

Рассматривая положения КоАП РФ, отметим, что кодекс не содержит дефиниции принуждения, однако оно упоминается в диспозициях составов административных правонарушений, а именно в ст. ст. 5.38, 5.40, 7.12, 14.32 КоАП РФ. Рассмотрение применения законодателем термина «принуждение» в рамках КоАП РФ позволяет утверждать, что законодатель использует его при характеристике административного правонарушения (принуждение к участию в собрании, митинге, демонстрации, шествии или пикетировании в ст. 5.38 КоАП РФ, принуждение к участию в забастовке в ст. 5.40 КоАП РФ, принуждение к соавторству в ст. 7.12 КоАП РФ) и в качестве отягчающего вину обстоятельства (принуждение лиц к совершению административного правонарушения либо к продолжению участия в ограничивающих конкуренцию соглашении или согласованных действиях в ст. 14.32 КоАП РФ). Поскольку речь здесь идет о

противоправных действиях, анализ этих норм выходит за пределы настоящего исследования, т. к. деятельность государства не может противоречить требованиям законодательства.

Отметим, что с применением мер государственного принуждения тесно связана деятельность правоохранительных органов, основными из которых в настоящее время являются органы полиции. Базовым нормативным правовым актом, регламентирующим их организацию и порядок деятельности, является Федеральный закон «О полиции» (далее - ФЗ «О полиции»).

Федеральный закон «О полиции», в отличие от КоАП РФ, упоминает термин «принуждение» в двух значениях:

- принуждение как противозаконное действие (ч. ч. 2, 7 ст. 30 ФЗ «О полиции»);

- принуждение как соответствующее законодательству действие (ч. 5 ст. 6, ст. ст. 14-17 ФЗ «О полиции»).

На принуждение как противозаконное действие указывается в ч. ч. 2, 7 ст. 30 ФЗ «О полиции» в контексте недопустимости принуждения сотрудника полиции к выполнению обязанностей, не предусмотренных законом, а также принуждения сотрудника полиции к изменению характера его законной деятельности. В силу невозможности осуществления государством и его органами противозаконной деятельности принуждение - как нарушающее законодательство действие - выходит за пределы настоящего исследования.

При этом законодатель, рассматривая в ч. 5 ст. 6 ФЗ «О полиции» принуждение как правомерное действие и указывая на допустимость применения сотрудником полиции мер принуждения в предусмотренных федеральным законом случаях, не раскрывает содержание данного понятия.

Принуждению, как соответствующему законодательству явлению, также посвящена глава 4 вышеуказанного закона, именуемая «Применение полицией отдельных мер государственного принуждения». Она содержит четыре статьи, в которых регламентируются такие формы принуждения, как задержание (ст. 14); проникновение в жилые и иные помещения, на земельные участки и территории (ст. 15); блокирование участков местности, жилых помещений, строений и других

объектов (ст. 16); формирование и ведение банков данных о гражданах (ст. 17).

Согласно ФЗ «О полиции», в качестве принуждающего лица выступает орган полиции, точнее, его должностные лица - сотрудники полиции. Так, в соответствии с ч. ч. 2, 3 ст. 14 ФЗ «О полиции», сотрудник полиции наделен правом задерживать. Согласно ч. 3 ст. 15 ФЗ «О полиции», сотрудники полиции в предусмотренных законодательством Российской Федерации случаях вправе проникать в жилые помещения, в иные помещения и на земельные участки. В силу ч. 2 ст. 16 указанного закона полиция вправе проводить в установленном законом порядке оцепление местности. Согласно ч. 1 ст. 17, полиция имеет право обрабатывать необходимые для выполнения возложенных на нее обязанностей данные с последующим внесением полученной информации в банки данных.

Вместе с тем, в соответствии с ч. 1 ст. 4 ФЗ «О полиции», она является частью федерального органа исполнительной власти, который, согласно ст. 10 Конституции РФ, относится к органам государственной власти, действующим от имени государства.

Заметим, что принуждаемое полицией лицо в понимании законодателя различается в зависимости от конкретной меры принуждения. Так, согласно ч. 1 ст. 14 ФЗ «О полиции», до судебного решения в установленных законом случаях лицо не может быть подвергнуто задержанию на срок более 48 часов. Согласно ч. 2 ст. 14 того же Закона, задержанию подвергаются физические лица (подозреваемые в совершении преступления, совершившие побег из-под стражи, военнослужащие и граждане Российской Федерации, призванные на военные сборы и другие). Аналогично к пониманию принуждаемого лица законодатель подходит в ч. 1 ст. 17 ФЗ «О полиции», согласно положениям которой полиция имеет право обрабатывать данные о гражданах - физических лицах. Частью 3 ст. 15 ФЗ «О полиции» установлено, что сотрудники полиции вправе в предусмотренных законом случаях проникать в помещения, на земельные участки и территории, принадлежащие гражданам, а также занимаемые организациями (юридическими лицами). Иными словами, здесь принуждаемыми могут быть как физические, так и юридические лица, чьи правомочия в отношении помещений,

земельных участков и территорий ограничиваются при осуществлении органами полиции мер государственного принуждения. В данном случае срабатывает рассмотренный выше механизм опосредования правом государственного принуждения, принимающего форму правоограничения (ограничения субъективного права принуждаемого лица).

Аналогичного подхода к вопросу о принуждаемых лицах законодатель придерживается и в ч. ч. 1, 4 ст. 16 ФЗ «О полиции», согласно которым блокирование может осуществляться в отношении помещений, строений и иных объектов, принадлежащих гражданам или организациям (юридическим лицам). Таким образом, принуждаемыми лицами в понимании ФЗ «О полиции» могут выступать физические и юридические лица.

Цели мер государственного принуждения, установленные ФЗ «О полиции», специально определены законодателем применительно лишь к такой мере принуждения, как вхождение (проникновение) в жилые и иные помещения, на земельные участки и территории. Так, в соответствии с ч. 3 ст. 15 ФЗ «О полиции» целью рассматриваемого принудительного воздействия является спасение жизни граждан и их имущества, обеспечения безопасности граждан или общественной безопасности при массовых беспорядках и чрезвычайных ситуациях; задержание лиц, подозреваемых в совершении преступления; пресечение преступления; установление обстоятельств несчастного случая.

Вместе с тем вхождение (проникновение) в жилые и иные помещения, на земельные участки и территории является частным случаем деятельности органов полиции. Следовательно, такие действия подчинены установленным законодателем в ст. 1 ФЗ «О полиции» общим целям (задачам) органов полиции, к которым отнесено противодействие преступности, защита жизни, здоровья, прав и свобод граждан России, охрана общественного порядка, собственности и обеспечение общественной безопасности, защита жизни, здоровья, прав и свобод иностранных граждан, лиц без гражданства.

Данное обстоятельство, с учетом отсутствия специальной детализации применительно к иным мерам государственного принуждения, отраженным в

ФЗ «О полиции» (ст. ст. 14, 16, 17), входящим в число форм деятельности органов полиции, позволяет утверждать, что целями мер принудительного воздействия, установленных ФЗ «О полиции», являются цели деятельности органов полиции, в том числе спасение жизни граждан и их имущества; обеспечение безопасности граждан или общественной безопасности при массовых беспорядках и чрезвычайных ситуациях; задержание лиц, подозреваемых в совершении преступления; пресечение преступления; установление обстоятельств несчастного случая.

Меры принуждения, установленные ФЗ «О полиции», могут быть разграничены в зависимости от своего содержания на 3 группы.

К первой группе относятся принудительные меры, связанные с исследовательской деятельностью:

- являющийся частью задержания досмотр задержанного лица, находящихся при нем вещей и документов, а также принадлежащих или используемых задержанными лицами транспортных средств (ч. 6 ст. 14 ФЗ «О полиции»);

- являющиеся частью проникновения в жилые и иные помещения, на земельные участки и территории проникновение сотрудников полиции в помещения, на земельные участки и территории, занимаемые организациями, в жилые помещения, в иные помещения и на земельные участки, принадлежащие гражданам, осмотр объектов и транспортных средств (ч. 4 ст. 15 ФЗ «О полиции»);

- обработка данных о гражданах с последующим внесением полученной информации в банки данных (ст. 17 ФЗ «О полиции»).

Ко второй группе следует отнести меры принуждения, связанные с ограничением имущественных прав - являющиеся частью проникновения в жилые и иные помещения, на земельные участки и территории проникновение сотрудников полиции в помещения, на земельные участки и территории, занимаемые организациями, в жилые помещения, в иные помещения и на земельные участки, принадлежащие гражданам, собственно проникновение

сотрудников полиции в помещения, на земельные участки и территории, занимаемые организациями, в жилые помещения, в иные помещения и на земельные участки, принадлежащие гражданам, взлом (разрушение) запирающих устройств, элементов и конструкций, препятствующих проникновению в указанные помещения и на указанные земельные участки и территории (ч. ч. 3, 4 ст. 15 ФЗ «О полиции»).

К третьей группе относятся меры принуждения, связанные с ограничением свободы передвижения:

- являющееся частью задержания содержание в специально отведенных для этого помещениях под охраной (ч. 16 ст. 14 ФЗ «О полиции»);

- являющееся частью проникновения в жилые и иные помещения, на земельные участки и территории проникновение сотрудников полиции в помещения, на земельные участки и территории, занимаемые организациями, в жилые помещения, в иные помещения и на земельные участки, принадлежащие гражданам, недопущение доступа посторонних лиц в жилые помещения, в иные помещения и на земельные участки, принадлежащие гражданам, в помещения, на земельные участки и территории, занимаемые организациями (ч. 8 ст. 15 ФЗ «О полиции»);

- блокирование участков местности, жилых помещений, строений и иных объектов (ч. ч. 2, 4 ст. 16 ФЗ «О полиции»).

Рассматривая вопрос о значимости для принуждающего лица самостоятельного поведения принуждаемого лица в связи с принимаемыми к нему мерами принуждения, отметим, что законодатель в рамках Федерального закона «О полиции» не дает оснований полагать, что его поведение имеет какое- либо значение. Полагаем, что причина такого подхода законодателя к решению данного вопроса заключается в приоритете достижения органами полиции публично значимых целей вне зависимости от поведения лиц, выступающих в качестве принуждаемых.

Таким образом, в рамках Федерального закона «О полиции» меры

государственного принуждения характеризуется такими чертами, как:

- во-первых, принуждающим лицом является государство в лице государственного органа - полиции;

- во-вторых, принуждаемыми лицами могут быть физические и юридические лица;

- в-третьих, целью мер государственного принуждения является цель деятельности органов полиции, в том числе спасение жизни граждан и их имущества, обеспечение безопасности граждан или общественной безопасности при массовых беспорядках и чрезвычайных ситуациях; задержание лиц, подозреваемых в совершении преступления; пресечение преступления; установление обстоятельств несчастного случая;

- в-четвертых, содержанием принуждения может являться

исследовательская деятельность, ограничение имущественных прав, ограничение свободы передвижения;

- в-пятых, меры государственного принуждения законодательно

регламентированы.

Учитывая нахождение на стороне принуждающего лица государства, к государственному принуждению, в соответствии с положениями ФЗ «О полиции», можно относить основанные на законе действия государства в лице должностных лиц - сотрудников полиции, в отношении физических и юридических лиц, осуществляемые в целях (задачах) деятельности органов полиции путем исследовательской деятельности, ограничения имущественных прав, ограничения свободы передвижения. Таким образом, и в случае деятельности сотрудников полиции государственное принуждение выступает в форме реализации государственной власти, которая в результате преломления через нормы права рационально распределяется по основным направлениям воздействия на поведение принуждаемых лиц. В механизме государственного принуждения задействованы как его динамичные, так и статичные структурные элементы, что повышает эффективность воздействия органов государственной власти, должностных лиц на волю и сознание людей. При этом меры

государственного принуждения, предусмотренные законом в административно­государственной сфере регулирования общественных отношений, должны соответствовать установленным нами во второй главе настоящего исследования общим критериям допустимости государственного принуждения: требованиям обоснованности и соразмерности как составным частям справедливости.

Однако нормативные правовые акты, регламентирующие общественные отношения в административно-государственной сфере, не содержат указаний на соразмерность и обоснованность применения содержащихся в них мер государственного принуждения как на условия допустимости последних. Они ограничиваются указанием на необходимость соответствия предусмотренных КАС РФ и ФЗ «О полиции» мер государственного принуждения требованиям законодательства (п. 3 ст. 6, ст. 9 КАС РФ, п. 5 ст. 6 ФЗ «О полиции»), то есть нормативным условиям понимаемых в узком смысле оснований применения государственного принуждения.

Вместе с тем проведенное исследование показало высокий уровень обоснованности при правовой регламентации и соразмерности при реализации отдельных мер государственного принуждения в административной сфере регулирования общественных отношений (см. Приложение). Респондентам предлагалось оценить соответствие праву таких мер государственного принуждения, как удаление из зала судебного заседания (ч. 2 ст. 119 КАС РФ) и привод (ч. 1 ст. 120 УК РФ), то есть связанных с ограничением свободы перемещения человека. Подчеркнем, что данные меры - наиболее жесткие, то есть в наибольшей степени ограничивающие конституционные права и свободы человека и гражданина, из числа закрепленных в КАС РФ мер принуждения. Кроме того, респонденты оценивали соответствие праву таких закрепленных в ФЗ «О полиции» мер принуждения, как проникновение сотрудников полиции в жилые помещения, иные помещения и на земельные участки, принадлежащие гражданам, в помещения, на земельные участки и территории, занимаемые организациями (ч. 3 ст. 15), и оцепление участков местности (ч. 2 ст. 16). Эти меры также относятся к наиболее жестким из числа закрепленных ФЗ «О полиции» мер государственного

принуждения, связанных с ограничением прав и свобод человека.

Исследование показало, что 79 % опрошенных лиц указали на соответствие праву (обоснованность) нормативной регламентации удаления из зала судебного заседания (ч. 2 ст. 119 КАС РФ), 76 % опрошенных лиц - на обоснованность нормативной регламентации привода (ч. 1 ст. 120 КАС РФ), 71,5 % опрошенных лиц - на обоснованность нормативной регламентации проникновения сотрудников полиции в жилые помещения, в иные помещения и на земельные участки (ч. 3 ст. 15 ФЗ «О полиции»), 78,5 % опрошенных лиц - обоснованность нормативной регламентации оцепления (блокирования) участков местности (ч. 2 ст. 16 ФЗ «О полиции»).

Таким образом, наименьшую обоснованность нормативной регламентации показала такая закрепленная в ФЗ «О полиции» мера государственного принуждения, как проникновение сотрудников полиции в жилые помещения, в иные помещения и на земельные участки, обоснованность которой, между тем, составила 71,5 %, т. е. значительно более 50 % опрошенных. Последнее обстоятельство, полагаем, позволяет считать меры государственного принуждения обоснованными.

Рассматривая соразмерность вышеуказанных мер государственного принуждения отметим, что 88 % лиц, принявших участие в опросе, показали, что им доподлинно неизвестны случаи несоразмерного применения такой предусмотренной КАС РФ меры государственного принуждения, как удаление из зала судебного заседания (ч. 2 ст. 119 КАС РФ). Оставшиеся 12 % респондентов показали, что такая мера государственного принуждения применялась в отношении них и лиц, выступавших с ними на одной процессуальной стороне. Опрос показал также, что 100 % опрошенных лиц неизвестны случаи несоразмерности при применении привода (ч. 1 ст. 120 КАС РФ).

Сходная картина наблюдается и в отношении применения таких мер государственного принуждения, предусмотренных ФЗ «О полиции», как проникновение сотрудников полиции в жилые помещения, в иные помещения и

на земельные участки, принадлежащие гражданам, в помещения, на земельные участки и территории, занимаемые организациями (ч. 3 ст. 15 ФЗ «О полиции»), и оцепление (блокирование) участков местности (ч. 2 ст. 16 ФЗ «О полиции»), несоразмерное применение которых неизвестно никому из опрошенных.

Таким образом, наименьшую соразмерность при реализации мер государственного принуждения показало удаление из зала судебного заседания, закрепленное в КАС РФ, соразмерность которого составила 88 %, что составило значительно более 50 % опрошенных. Полагаем, что практику применения рассмотренных мер государственного принуждения можно признать соразмерной.

Полученные нами в ходе социологического опроса результаты позволяют утверждать, что меры государственного принуждения, предусмотренные действующим административным законодательством Российской Федерации и отличающиеся наибольшей жесткостью, соответствуют условиям обоснованности и соразмерности как структурным элементам общего критерия допустимости применения государственно-правового принуждения. Они также представлениям большинства членов общества о справедливости. Кроме того, они соответствуют критериям рациональности и целесообразности распределения интенсивности воздействия государственной власти по отдельным отраслям, институтам и нормам права, то есть по основным направлениям нормативного регулирования наиболее значимых общественных отношений на отраслевом и межотраслевом уровнях системы российского права. Их оптимальное сочетание законодателем в нормативно-правовых актах и грамотное применение уполномоченными органами и должностными лицами позволяют сделать вывод о легальности и легитимности принуждения в рассмотренной сфере социального регулирования общественных отношений. Поэтому корректировка нормативных правовых актов и правоприменительной практики в данном случае не требуется.

3.2.