<<
>>

Национальное и международное право, а также неправо с позиций юридического позитивизма,научно обоснованной, научно дискуссионных и разнообразных концепций интегративного правопонимання

В XXI в. считаю теоретически обоснованным, а практически необходимым вновь обратиться к многим «устоявшимся» по­ложениям и выводам, сделанным многочисленными научными н практическими работниками в многочисленных исследованиях национального и международного права с позиций преобладаю­щих типов правопонимання, сложившихся или складывающихся в мире в целом п в России, в частности.

Как справедливо заметил М.Н. Марченко, «Тенденции развития взаимоотношений — взаи­мосвязи и взаимодействия международного и внутригосударствен­ного права России, равно как и других государств, тесно связаны с аналогичными тенденциями, возникающими и развивающимися на глобальном и региональном уровнях»’.

1 Марченко М.11. Тенденции развития права в современном мире: Учеб, пособие. М : Проспект. 2015. С. 338.

Болес того, полагаю, что позитивистское, естественно-правовое, социологическое и другие наиболее известные и «сложившиеся» типы понимания права, как правило, взаимно отрицающие друг друга, не позволяют вырабатывать теоретически необходимые, пра­ктически продуктивные, «действующие» и достаточные ответы на многочисленные вопросы, возникающие в процессах правотворче­ства и правореализации. 12 мая 2011 г. директор института Европы РАН, академик РАН H.I I. Шмелёв на состоявшихся в г. Санкт-Пе­тербурге XI Лихачевских научных чтениях теоретически обосно­вано назвал монополизм главной проблемой в России. Думаю, мо­нополизм. в том числе в нраве, как в России, так и во всём мире, выражается, в частности, в юридическом позитивизме, сведении «всего» права, прежде всего, только к закону («законодательству»). Характерно, что 18 мая 2011 г. П.А. Пожигайло, президент реги­онального общественного фонда изучения наследия П.А. Столы­пина, на конференции, посвященной 150-летию со дня рождения П.А. Столыпина, состоявшейся в г. Санкт-Петербурге, подчеркнул: ключевым звеном в преобразованиях, проводимых П.А.

Столыпи­ным в России ещё в начале XX в., была реформа местного само­управления, передача части власти на региональный уровень, со­здание среднего класса и освобождение творческой личности. Как представляется, во многом аналогичные реформы необходимо про­водить также в национальном и международном праве, реализую­щемся в России.

12 мая 2011 г. на XI Лихачевских научных чтениях знаменитый российский писатель Д.А. Гранин убедительно заметил: «Нужна не просто «озабоченность» происходящими в России процесса­ми. а необходима «озадаченность», т. с. постановка и разработка конкретных задач и их разрешение в различных сферах жизни». Как представляется, в праве такой стратегической задачей явля­ется изменение парадигм иравоионимания — переход от спорных концепций юридического позитивизма и научно дискуссионных концепций интегративного правопонпмания, прежде всего по су­ществу сводящих «всё» право только к «законодательству», либо «размывающих» право неправом, к научно обоснованной кон­цепции интегративного правопоиимания, его глубокому доктри­нальному исследованию права с общенаучных позиций, а также

реализации в правотворческих и правоприменительных процес­сах научно обоснованной концепции интегративного правопони- мания.

В том числе па основе концепции интегративного правопопима- ния объективно необходим дальнейший глубокий научный анализ взаимосвязанных процессов правопонимання, правотворчества и правореализации. Интегративное понимание права, основанное нс на субъективном и категорическом взаимном отрицании из­вестных типов правопонимання. а на осознанном и объективно необходимом объединении, например, естественно-правового со­циологического. позитивистского (и возможно, других типов нра- вопонимаиня) позволит эффективно и своевременно «снимать» многочисленные п разнообразные современные теоретические и практические проблемы правотворчества и правореализации. Учитывая критику оппонентов научно обоснованной концепции интегративного правопонимання, отрицающих возможность ин­теграции столь разнообразных концепций, источников и форм права, необходимо подчеркнуть: научно обоснованная концепция интегративного (интегрального) правопонимання предполага­ет не простое арифметическое суммирование всех (или наиболее устоявшихся в мире) существующих типов нравопонимания, а вос­приятие и обогащение лишь геми положеннями и выводами, кото­рые объективно проверены временем п подтверждены длительной нравореализационной практикой.

В результате использования та­кого подхода в доктрине наконец-то будет выработано целостное и теоретически обоснованное понимание права в его становлении, многообразии и развитии.

Право - одни из сложнейших социальных регуляторов общест­венных отношений. В связи с этим, возможно, как минимум, вы­делять три важнейших темы самостоятельных нсслсдовапиіі пра­вовых и иных социальных явлений. Первая — дифференциация нрава и неправа. Вторая — установление содержания, сущности, а также источников и форм как национального, так и международ­ного права. Третья — разграничение правового и индивидуального регулирования общественных отношений.

Традиционно в юридической литературе специалисты связыва­ют исследование права, его содержания и сущности с изучением

источников права (на мои взгляд, форм права) и типами нравоно­нимания. Так, в XX-XXI вв. зарубежные, советские, а в последую­щем, российские научные и практические работники выработали несколько основных точек зрения. Как представляется, наиболее распространенная из них основана на юридическом позитивизме, в соответствии с которым по существу «всё» право прежде всего сводится к нормам права, содержащимся в «законодательстве», установленным органами государственной власти, точнее к пра­вовым актам, а также (в некоторых странах) и к судебным прецеден­там1, выработанным судами, в том числе в «правовых позициях»[144] [145] судов. Несмотря на то, что суд является правоприменительным органом государственной власти, нс вырабатывающим «право», следовательно, и понятие «правовые позиции» судов представля­ется дискуссионным. Более обоснованным является понятие «по­зиция» судов.

Так, М.И. Байтин — один из наиболее ярких представителей современного юридического позитивизма, предложил следующее понятие права: «Право — это система общеобязательных, формаль­но-определенных норм, которые выражают государственную волю общества, её общечеловеческий и классовый характер: издаются или санкционируются государством и охраняются от нарушений возможностью государственного принуждения: являются власт­но-официальным регулятором общественных отношений»[146].

Во- первых. автор с позиции юридического позитивизма «всё» право ограничивал только российскими нормами права и нс включал в данное понятие формы международного права и иные формы национального нрава. Во-вторых, он отнес к нраву только систему норм, «выражающих государственную волю». При таком подходе за пределами нрава остались принципы и нормы нрава, содержа­щиеся, например, в национальных правовых договорах и обычаях нрава. В-третьих, данный автор нс включил в понятие нрава осно­

вополагающие (общие) принципы как международного, так и вну­тригосударственного права.

В XX-XXI вв. за рубежом и в России также широко распростра­нена и другая точка зрения, характеризующаяся отнесением к нраву как собственно права, так и «неправа». М.И. Байтин, предполагаю, теоретически весьма неопределенно назвал её «широким» понима­нием права. Теоретически точнее такой подход к праву относить к разнообразными и научно-дискуссионным концепциям интегра­тивного правопоиимания, являющимся одним из видов синтетиче­ской теории права. Так. М.И. Байтин заметил: «широкий» ... под­ход к пониманию права был предложен в советской юридической литературе ... с начала 20-х годов .... в частности, в известной работе Е.Б. Иашуканиса «Общая теория нрава и марксизм: Опыт крити­ки основных юридических понятий», с конца 30-х и в 40-х годах — Л.К. Стальгевичем и только затем получил распространение в 50-х годах и особенно в последующее время»1. Смысл научно дискусси­онных и разнообразных концепций интегративного («широкого») иравоионимания в юридической литературе традиционно сводится к расширительному пониманию права, отнесению к праву не толь­ко его принципов и норм, содержащихся в формах национально­го и (или) международного права, реализующихся в государстве, но также и многочисленных других как правовых, гак и иных со­циальных явлений, например, правоотношений[147] [148] и правосознания[149] [150], норм права и субъективных прав[151], и даже самой общественной жизни»3.

В современный период многие авторы спорно относят к праву и судебные прецеденты, «правовые позиции» судов, су­дебное усмотрение, индивидуальные договоры, моральные нормы и т. д. Как представляется, названные и другие соответствующие социальные явления, теоретически дискуссионно «интегрируют» в системе права онтологически разнородные правовые и иные со­

циальные явления, право и неправо. Поэтому такой вид «интегра­ции» онтологически разнородных явлений представляется теоре­тически спорным, дискуссионно синтезирующим право и неправо, недействующим и контрпродуктивным.

Па мой взгляд, научно дискуссионные и разнообразные концеп­ции интегративного («широкого») нравопонимания являются те­оретически спорными, приводящими не только к «размыванию» права, отождествлению права и «неправа», ио и в практическом плане в конечном результате — к нарушению нрав и правовых ин­тересов граждан и юридических лиц. разнообразной, нестабильной и научно не обоснованной! судебной практике, многократным от­менам судебных решений, повышению степени неопределенности права и судебной практики, затягиванию судебных процессов, дли­тельному рассмотрению споров в судах.

Думаю, теоретически более обоснованной, а практически про­дуктивной является научно обоснованная концепция интегратив­ного понимания права, в соответствии с которой в единой, разви­вающейся и многоуровневой системе права синтезируются только онтологические однородные и лишь правовые явления — формы права. Причем с позиции умеренного монизма интегрируются фор­мы как национального, так и (или) международного права. При таком теоретическом подходе право прежде всего объективирует­ся в принципах и нормах права, содержащихся в единой, развива­ющейся и многоуровневой системе форм национального и (или) международного права, реализующихся в государстве.

Весьма характерно, что в XXI в. в России с позиции научно обоснованной концепции интегративного нравопонимания как в отраслевой, так и в общетеоретической юридической литерату­ре постепенно начала складываться соответствующая точка зре­ния, согласно которой к праву относятся прежде всего принципы и нормы нрава, содержащиеся в единой и многоуровневой системе форм национального и (или) международного права, реализую­щихся в нашей стране.

Так. И.ІО. Воронов с позиции данной кон­цепции права исследовал основополагающие (общие) принципы российского права и российского трудового права и пришел к те­оретически обоснованному выводу: «Основополагающие принци­пы российского права с позиции интегративного понимания права,

основанною прежде всего на легистском, социологическом и есте­ственно-правовом типах нравононимания. ио своей юридической природе отнесены к самостоятельной основополагающей (фунда­ментальной) форме российского права, отражающей сущность рос­сийского права, а не других социальных регуляторов (неправа)»[152].

Основополагающие (общие) принципы национального и/илн международного права, реализующиеся в государстве, с позиции научно обоснованной концепции интегративного понимания пра­ва — это нс идеи (как традиционно полагают многие российские специалисты, например, в области теории права, гражданского и трудового права)2, а самостоятельные формы национального и (или) международного права, определяющие их сущность, по­вышающие степень определенности права, обеспечивающие сба­лансированное состояние права, его взаимосвязь с иными фор­мами права, внутреннее единство и целостность; ожидаемость, предсказуемость, непротиворечивость и последовательность пра­вотворческого и правореализационных процессов обеспечивают внутреннее и внешнее единство «центра окружности» — системы нрава».

Практические работники традиционно и обоснованно говорят: эффективное правопонимание должно быть результативным, спо­собствовать фактическому разрешению конкретных споров, воз­никших в «реальной жизни». С этой точки зрения юридический позитивизм прежде всего в силу многочисленных пробелов и кол­лизий в «законодательстве» далеко не всегда отвечает на множе­ство конкретных вопросов, возникающих на практике у государ­ственных органов, физических и юридических лиц. реализующих «законодательство», в том числе у судей, разрешающих конкрет­ные споры. В свою очередь научно дискуссионные и разнообраз­

ные концепции интегративного правопонпмания зачастую при­водят государственные органы и лиц. реализующих право, в том числе судей, применяющих право, к нестабильной, разнообразной и прямо противоречивой судебной практике, длительному рассмо­трению споров в судах, в результате — к многочисленным и обосно- ваным жалобам физических и юридических лиц о нарушении их прав и правовых интересов.

И наоборот, научно обоснованная концепция интегративного правопоиимания позволяет в процессе реализации нрава «сни­мать» проблемы, связанные с многочисленными коллизиями и пробелами в «законодательстве»; выносить своевременные ста­бильные, непротиворечивые, определенные и ожидаемые решения, например, судебные, защищающие действительно нарушенные или оспоренные права или правовые интересы граждан или юри­дических лиц. То есть право с позиции научно обоснованной кон­цепции интегративного правопоиимания является эффективным и продуктивным регулятором общественных отношений, посколь­ку проходит объективную проверку «реальной жизнью», «измеря­ется» «действительным» нравом («действительное право — то, что действует» — Г.В. Гегель), способствует своевременному, опреде­ленному, ожидаемому и стабильному регулированию фактических правоотношений.

Категорию «неправо» (unrecht) активно и глубоко с позиции фи­лософии права изучал Г.В. Гегель. Как обосновано заметил Г.А. Гад­жиев. среди малоисследованных аспектов гегелевской философии права «реальность неправа наряду с пространством права»1. Ана­лизируя категорию «неправо», Г.В. Гегель подчеркивал: «...отрица­ние и есть неправо... право ... переходит в неправе в видимость ■ в противопоставление друг другу права в себе и особенной воли, в которой право в себе становится особенным правом»[153] [154] (выделено мной. — В. Е.). Отсюда «неправо» становится «видимостью» нра­ва. «особенным» «правом», «квазиправом», значительно отличаю­щимся от действительного права, объектирующегося прежде всего в принципах и нормах права, содержащихся в единой, развиваю­

щейся и многоуровневой системе форм национального и (или) международного нрава, реализующихся в государстве.

«В неправе. — как гениально заметил Г.В. Гегель, — явление дви­жется к видимости. Видимость есть наличное бытие, несоответ­ственное сущности, пустое отделение и положенное™ сущности, так что в обеих различие выступает как разность»'. Таким образом, по справедливому выводу В.Л. Бачинина, «... Г.В. Гегель активно использовал категорию неправа, обозначив ею особенную волю, демонстрирующую произвол и отдельность индивида от всеоб­щей воли и всеобщего права, под которым понималось естест­венное право»[155] [156] (выделено мной. — В. Е.). При таком философском понимании Г.В. Гегелем «неправа» можно сделать следующий правовой вывод: «неправо» нс соответствует праву, его сущности, это «видимость» права, демонстрирующая «произвол» и «отдель­ность» от «всеобщего» нрава.

Право прежде всего выражается в принципах и нормах, обяза­тельных для неопределенного числа лиц, устанавливающих их взаимосвязанность и взаимозависимость, а не «отдельность инди­вида от всеобщей воли и всеобщего нрава». Отсюда отождествле­ние нрава и «неправа» теоретически дискуссионно, а практически контрпродуктивно. «...Видимость — есть неистинное, — делает дальнейший проницательный вывод Г.В. Гегель, — которое желая быть для себя, исчезает, и в этом исчезновении сущность показала себя как сущность, т. е. власть»[157] (выделено мной. — В. Е.). Отсю­да. полагаю, можно сделать и следующий вывод: «неправо» есть «неистинное» «право», которое постепенно исторически должно исчезать и в этом исчезновении действительное право очистится от «неправа», «неистинного» «права», проявив свои объективные сущностные признаки права, отличные от характерных и действи­тельных признаков «неправа».

Таким образом, по Г. В. Гегелю: «Сущность подвергла отрицанию свое отрицание и таким образом вышла укрепленной. Неправо есть такая видимость, и посредством ее исчезновения право получает

определение прочного и действующего. То. что мы здесь назвали сущностью, есть право в себе, ио отношению к которому особен­ная воля снимает себя как неистинную. Если раньше право имело лишь непосредственное бытие, то теперь, возвратившись из своего отрицания, оно становится действительным, ибо действительность есть то, что действует п сохраняет себя в своем инобытии, тогда как непосредственное еще восприимчиво к отрицанию»1 (выделено мной. В. Е.). Следовательно, замечает В.А. Сокольникова, «...не­право необходимо, как и право, так как позволяет последнему укре­питься в социуме»[158] [159].

В связи с изложенными теоретическими аргументами считаю возможным сделать также н другой вывод: право в процессе «очи­щения» от неправа выходит укрепленным и более определенным, поскольку уточняются и дифференцируются объективные и несов­падающие признаки права и неправа. Следовательно, в результате разграничения многообразных видов неправа от различных форм права собственно право становится более определенным, «дейст­вительным» и «укрепленным». Право, «возвратившись» из своего «отрицания» неправом, «...становится действительным, ибо дейст­вительность есть то, что действует и сохраняет себя в своем инобы­тии...»[160] [161], т. е. более определенным, эффективным и продуктивным. Как убедительно отмечал Г.В. Гегель: «Неправо есть ... видимость сущности, полагающая себя как самостоятельную»1 (выделено мной. — В. Е.). В связи с этим можно резюмировать: «неправо» есть лишь «видимость» «права», дискуссионно позиционирующая себя самостоятельной разновидностью действительного права.

Г.В. Гегель выделял следующие виды «неправа»: «непреднаме­ренное или гражданское неправо, обман и преступление»[162]. Развивая свою точку зрения, он писал: «Если видимость есть только в себе, а нс для себя, т. с. если неправо представляется мне правом, то это непреднамеренно. Здесь видимость для права, но не для меня. В го­

рой вид неправа — обман. Здесь неправо есть видимость для права в себе, но проявляется в том. что я представляю другому видимость как право... В нервом случае неправо было видимостью для права; во втором — для меня самого, в ком воплощено неправо, право есть лишь видимость. И наконец третий вид неправа есть преступление. Оно есть неправо в себе и для меня: здесь я хочу неправа и не при­бегаю даже к видимости права ... Различие между преступлением и обманом состоит в том. что в обмане в форме его совершения еще заключено признание права, чего уже нет в преступлении»[163].

Однако все эти но Г.В. Гегелю три вида неправа, с позиции об­щей теории права не относятся к социальным регуляторам обще­ственных отношений, воздействующим, например, на обществен­ные отношения неопределенного числа лиц. Наоборот, при таком подходе «неправо» теоретически спорно выражается в «особенной воле», «демонстрирующей» «произвол» и «отдельность» индиви­да от других индивидов. R этой связи В.А. Вачинин справедливо заметил: «Гегель достаточно свободно пользовался категорией не­права, демонстрируя ее значительную семантическую «вмести­тельность»... Право и неправо, являясь в филологическом отноше­нии антонимами, стоят, однако, рядом, подобно тому, как в одних и тех же смысловых рядах пребывают понятия света и тьмы, добра и зла, истины и лжи и т. д.»2 (выделено мной. — В. Е.).

Исходя из необходимости разграничения различных социаль­ных регуляторов общественных отношений, прежде всего следу­ет дифференцировать правовые и иные социальные регуляторы. В связи с этим отнесение к «неправу» «особенной волн», «демон­стрирующей» «произвол» и «отдельность» «индивида от других индивидов» представляется ие только характеризующим «значи­тельную семантическую вместительность», но и чрезмерно широ­ким и потому практически контрпродуктивным.

Думаю, теоретически более обосновано, а практически — про­дуктивно к «неправу» прежде всего относить многочисленные со­циальные регуляторы общественных отношений, воздействующие на отношения, сложившиеся между неопределенным числом их участников либо определенными участниками общественных от­

ношении. При таком теоретическом подходе «неправо» можно рас­сматривать в качестве разновидности множества социальных регу­ляторов общественных отношений, установившихся на практике между неопределенным числом их участников или определенными участниками фактических отношений, характеризующихся соци­альной связанностью и взаимозависимостью, а не «произволом» и «отдельностью» участников фактических отношении от других участников (другого участника) данных отношении.

К «неправу» первого вида, разнообразным социальным регу­ляторам общественных отношений, сложившихся на практике между неопределенным числом их участников, можно относить, например, моральные и религиозные нормы, «стандарты» нео­пределенной социальной природы, «мягкое право», «квазнправо» и т. д„ к «неправу» второго вида, многообразным социальным ре­гуляторам общественных отношений, установившихся между их определенными участниками, — индивидуальные договоры, инди­видуальное регулирование фактических отношений, прецеденты индивидуального судебного регулирования фактических правоот­ношений и т. д.

Я.М. Магазинер, в свое время также обращавшийся к пробле­мам «неправа», думаю, дискуссионно выделял две его формы. Пер­вую — «...неправомерный конституционный акт»'-. Вторую — «...под неправом... — всякий вообще формально неправомерный акт. ио со­держанию своему являющийся законом, указом или судебным ак­том, если несмотря на свою неправомерность, он проведен в жизнь и действует как акт правомерный; например, закон, противный Конституции, или указ, противоречащий закону»[164] [165].

На мой взгляд, Я.М. Магазинер. прежде всего, теоретически нс очень точно п убедительно определил «неправомерность» кон­ституционного акта, принятого, в частности, в случае совершения революций. Кроме того, иные правовые акты, в частности, зако­ны или указы, «противные», например. Конституции, все-таки, во-первых, являются разновидностью права, а не иных социальных регуляторов общественных отношений. Во-вторых, разповидно-

стью права, а точнее, его формы, правовых актов, но не соответст­вующих иным правовым актам, имеющим более высокую юриди­ческую силу, например, Конституции, и поэтому не подлежащих применению в конкретных спорах (ad hoc).

В отличие от «неправа», право выражается в сложившихся опре­деленных и онтологически однородных прежде всего принципах и нормах права, содержащихся только в формах национального и (или) международного права, реализующихся в государстве, обя­зательных для неограниченного числа лиц, реализующихся на пра­ктике в силу их поддержки, например, органами государственной власти, соответствующими организациями, лицами и т.д. В частно­сти, к праву возможно относить ие только нормы права, ио и прин­ципы права, выработанные в том числе в правовых актах и в право­вых договорах.

Далее кратко проанализируем признаки и природу наиболее об­суждаемых в специальной литературе видов «неправа» — «судеб­ных прецедентов» и «правовых позиций» судов. Так, например, A.IO. Мкртумян считает: «Суть судебного прецедента заключается в единообразном решении судебных споров по делам со сходными фактическими обстоятельствами, ... в качестве источников преце­дентного права в Армении рассматриваются решения Европей­ского Суда по нравам человека и Кассационного Суда Армении (ст. 15 СК)’. Обязанность суда учитывать толкование норм зако­на, данное Кассационным Судом по конкретному делу, или норм Конвенции о защите прав и основных свобод, данное Европейским Судом по правам человека, исключает, как правило, возможность вынесения неожиданных решений и создает предсказуемое право­судие. Институт судебного прецедента сформулирован в Судебном кодексе Армении следующим образом: обоснования, в том числе толкование закона, данные в постановлений Кассационного Суда пли Европейского Суда по правам человека по делу, имеющему конкретные фактические обстоятельства, являются обязательны­ми для суда, рассматривающего дело со схожими фактическими обстоятельствами, за исключением случая, когда суд вескими до­водами обоснует, что судебный прецедент нс применим к данным

' Имеется в виду Судебный кодекс (прим. авт.).

фактическим обстоятельствам (и. 4 ст. 15)»’. Однако, как справед­ливо заметил сам А.Ю. Мкртумян, суть судебного прецедента за­ключается в обязанности суда «учитывать толкование закона»[166] [167] (выделено мной. — В. Е.у. Следовательно, теоретически более кор­ректно. даже по мнению данного автора, относить «судебные пре­цеденты» прежде всего к «результатам судебного толкования уже существующего права», а не к «прецедентам права, вырабатывае­мого судом» как одной из форм внутрнгосударственпого права.

Европейская конвенция о защите нрав человека и основных сво­бод теоретически точно определяет природу постановлений Ев­ропейского Суда по правам человека: «Если дело, находящееся на рассмотрении Палаты, затрагивает серьезный вопрос, касающийся толкования положений Конвенции и Протоколов к ней. Палата может до вынесения своего постановления уступить юрисдикцию в пользу Большой Палаты ...» (ст. 30). «В ведении Суда находятся все вопросы, касающиеся толкования и применения положений Конвенции и Протоколов к ней ...» (ч. 1 ст. 32). Наконец: «Суд мо­жет по просьбе Комитета Министров выносить консультативные заключения по юридическим вопросам, касающимся толкования положений Конвенции и Протоколов к ней» (выделено мной. - В. Е.). Таким образом, с позиции аутентичного толкования Евро­пейской конвенции, Европейский Суд но правам человека име­ет право прежде всего уяснять для себя и разъяснять для других «положения Конвенции и Протоколов к ней», т. е. толковать их, а не развивать (конкретизировать) Европейскую конвенцию. Сле­довательно, исходя из аутентичного и буквального толкования, со­держащегося непосредственно в данной Конвенции, Европейский Суд по нравам человека следует относить к правоприменительным, а нс к правотворческим органам.

Характерно, что в современной российской юридической литера­туре начинает складываться соответствующая точка зрения, состо­ящая в том, что в актах как Европейского Суда по правам челове­

ка, так и национальных судов содержатся, в частности, результаты толкования права, а не прецеденты права. Так, Е.Л. Ершова спра­ведливо пишет: «Постановления Европейского Суда ио правам че­ловека ... ipso facto и без специального соглашения в силу статьи 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите нрав человека и основных свобод и Протоколов к ней» являются пре­цедентами толкования, обязательными в России для органов госу­дарственной власти, местного самоуправления и иных лиц»1.

Концептуально глубоким представляется также и вывод И.К). Богдановской, изучавшей непосредственно в Великобрита­нии процессы становления и развития «судебного прецедента»: «В результате укрепления положений статутного права всё боль­шее число судебных дел решается не на основе прецедентов, а на основе закона: 9 из К) дел, рассматриваемых в Апелляционном суде и Палате лордов Великобритании. Эти свидетельствует о том, что в настоящее время в странах «общего права» судьи в основном толкуют статуты и их деятельность, таким образом, связана с пра­воприменением. Судебное прочтение статута становится, в свою очередь, прецедентом, так называемым «прецедентом толкования» (в американском праве case law interpreting enacted law в отличие от common law или case law)... Прецеденты толкования отличают­ся тем, что они основаны на законе. Таким образом, современное прецедентное право в основном развивается посредством именно прецедентов толкования, а не «чистых» прецедентов... Движение от судебного прецедента к прецедентам толкования сближает право стран «общего права» с романо-германской правовой се­мьей ...»[168] [169] (выделено мной. — В. Е.).

Полагаю, убедительные правовые аргументы в пользу отнесения судебных прецедентов к своеобразным судебным прецедентам пре­жде всего толкования права мы можем иаііти и в Конституции РФ. Так, согласно её ст. 126 «Верховный Суд Российской Федерации является высшим судебным органом по гражданским, уголовным, административным и иным делам, подсудным судам общей юрис­

дикции, осуществляет в предусмотренных федеральным законом процессуальных формах судебный надзор за их деятельностью и даёт разъяснения но вопросам судебной практики». Следова­тельно. Верховный Суд РФ. как и Европейский Суд ио правам че­ловека, имеет право, в частности, уяснять соответствующее право для себя и разъяснять его для других, т. е. толковать имеющееся право, а ие создавать новое право или развивать (конкретизиро­вать) действующее право.

В связи с вышеизложенным обоснованным является вопрос II. И. Монжаля «... о правотворчестве страсбургских судей. От име­ни кого (или чего?) они выносят решения? ... В Европе, в отличие от Соединенных Штатов, судьи не избираются народом. Этот фак­тор определяет серьезную трудность правового и политического характера. Действительно, как орган, члены которого нс получили никакого мандата от народа, может вырабатывать право, обяза­тельное для государства? Ведь именно об этом идет речь. Решение Европейского Суда по правам человека нс ограничивается утвер­ждением новой Европейской нормы, защищающей права человека. Оно одновременно подтверждает конвенционность закона государ­ства. Не надо также забывать, что оно констатирует неисполнение государствами их конвенционных обязательств, идет ли речь о го­сударстве — законодателе, государстве — власти или государстве — судье. Другими словами, европейские судьи становятся цензорами государственных законов и всего того, что они определяют в соци­ологическом. идеологическом и общественном плане»’ (выделено мной. — В. Е.).

Принимая во внимание приведенные теоретические и правовые аргументы, можно сделать несколько выводов.

Понятие «судебный прецедент» является неопределенным, «размытым», не содержащим объективных признаков, характери­зующих его природу следовательно, теоретически дискуссионным, а практически контрпродуктивным.

В современный период применение понятия «судебный преце­дент права» вместо понятия «судебный прецедент толкования пра­ва» представляется теоретически спорным нс только для стран ро­

мано-германского права, но и для стран «общего права», поскольку суды управомочены прежде всего толковать имеющиеся принципы и нормы права, содержащиеся в формах национального и (или) международного права, реализующиеся в государстве, а ие созда­вать повое право или развивать (конкретизировать) имеющееся право. Следует подчеркнуть, что существующая фактическая пра­ктика выработки судебных прецедентов права, на которую прежде всего и ссылаются зарубежные и российские специалисты, пред­ставляется дискуссионной в соответствии с приведенными выше теоретическими и правовыми аргументами.

Толкование права судом является лишь одним из видов индиви­дуального судебного регулирования, к которому можно относить кроме собственно толкования права, в частности, также и преодо­ление коллизий в нраве, применение относительно определенных норм права, применение факультативных и альтернативных норм права, применение диспозитивных норм права, преодоление пробе­лов в праве и т. д.’

Рассматривая судебное правоприменение с позиции теории си­стем, в рамках системы правотворческих, исполнительных и су­дебных органов государственной власти, необходимо исследовать взаимоотношения между ними не только с позиции сдерживания и «контроля», но также следует изучать встречные процессы индиви­дуального регулирования общественных отношений, относитель­ного саморегулирования, безусловно, в пределах принципов и норм права, содержащихся в единой, развивающейся и многоуровневой системе форм национального и (или) международного права, реа­лизующихся в государстве, с целью эффективной и своевременной защиты прав и правовых интересов физических и юридических лиц. достижения «подвижного равновесия», гомеостазиса системы органов государственной власти[170] [171].

С позиции научно обоснованной концепции интегративного иравоионимания теоретически более обоснованным, а практиче­ски необходимым, является, во-первых, введение в научный и пра­ктический оборот понятия «прецедент индивидуального судебного регулирования фактических правоотношений», во-вторых, отнесе-

нис сю к одному из видов «неправа». При таком подходе «преце­дент индивидуальною судебною регулирования фактических пра­воотношений» является родовым понятием. Кроме того, учитывая названные выше виды индивидуальною судебною регулирования фактических правоотношений, можно выделить также и соответст­вующие виды прецедентов индивидуального судебною регулирова­ния фактических правоотношений. В частности, такие прецеденты, как: индивидуальное судебное толкование права: индивидуальное судебное преодоление коллизий в праве; индивидуальное судебное применение относительно определённых норм права: индивиду­альное судебное применение факультативных и альтернативных норм права: индивидуальное судебное применение диспозитивных норм права и судебного преодоления пробелов в праве.

С точки зрения обязательности прецедентов индивидуального су­дебного регулирования фактических правоотношений, как представ­ляется, возможно выделять два вида своеобразных «прецедентов».

1. Прецеденты индивидуального судебного регулирования фак­тических правоотношений, выработанные в процессах отправле­ния правосудия, например, Конституционным Судом Российской Федерации или Европейским Судом по правам человека, которые в соответствии с национальной Конституцией или международ­ными договорами должны учитываться судами при рассмотрении аналогичных конкретных споров.

2. Прецеденты индивидуального судебного регулирования фак­тических правоотношений, выработанные иными судами, которые могут учитываться другими судами в процессах индивидуального регулирования схожих фактических правоотношений, прежде все­го в силу их убедительности и аргументированности, отнесенные к одному из видов «неправа», например, прецеденты индивидуаль­ного судебного регулирования фактических правоотношений, вы­работанные вышестоящими судебными инстанциями.

Необходимо подчеркнуть: во-первых, названные виды прецеден­тов индивидуального судебного регулирования фактических пра­воотношений могут вырабатываться только в соответствии прежде всего с принципами и нормами права, содержащимися в единой, развивающейся и многоуровневой системе форм национально­го и/или международного права, реализующимися в государстве:

во-вторых, они учитываются, например, органами государственной власти, физическими и юридическими лицами лишь при схожих фактических правоотношениях; в-третьих, не могут самостоятель­но регулировать фактические отношения, поскольку являются только разновидностями «неправа». Такое понимание прецедентов индивидуального судебного регулирования схожих фактических правоотношений сближает государства «общего права», англосак­сонской правової! семьи с государствами, принадлежащими к ро­мано-германской правовой семье, позволяет избегать теоретически дискуссинных выводов и практически контрпродуктивных дейст­вий, имеющихся как в одной, так и в другой правовых семьях.

Термин «правовая позиция» Конституционного Суда РФ явля­ется сравнительно новым для российской правовой науки, появив­шимся в официальных документах в связи с учреждением Консти­туционного Суда РФ1. .Аутентичное толкование термина «правовая позиция» Конституционного Суда РФ в законе отсутствует. Су­ществующие в специальной литературе определения данного тер­мина, содержащегося в законе, на мой взгляд, возможно диффе­ренцировать на две группы. К первой группе следует относить определения данного термина, носящие в целом недостаточно точ­ный и потому теоретически спорный характер. Так, В.Л. Кряжков и О.Н. Кряжкова полагают; «Правовые позиции Конституционно­го Суда Российской Федерации, представляющие собой резуль­тат толкования Конституции Российской Федерации, а также конституционного смысла законов и иных нормативных право­вых актов, обладают принципиальным значением для всех органов государственной власти России. В них нередко формулируются критерии нового законодательного либо подзаконного регулиро­вания общественных отношений, очерчиваются рамки разрешения тех пли иных юридических коллизий»[172] [173] (выделено мной. — Б. Е.).

Во-первых, данные авторы (как и многие другие специалисты) ограничивают «позиции» суда только результатом «толкования», например. Конституции РФ. Во-вторых, применяют весьма общие и юридически весьма неопределенные слова: «принципиальное значение», «критерии ... регулирования», «критерии ... разрешения коллизий ...». По мнению В.В. Лазарева: «Правовые позиции Кон­ституционного Суда следует рассматривать как нормативно-ин­терпретационные установления, которые являются результатом судебного конституционного толкования, правовым основанием итогового решения Конституционного Суда, имеют общий и обяза­тельный характер»1 (выделено мной. В. Е.). Данное утверждение вызывает также ряд вопросов. Например, что такое «установление» и какова его природа? Какова специфика природы «нормативно- интерпретационного установления»?

Другие авторы более определённо и даже, к сожалению, весьма безоговорочно относят «правовые позиции» Конституционного Суда РФ к праву. Так, Б.А. Страшун и И.В. Сухинина без необхо­димых и достаточных теоретических и правовых аргументов утвер­ждают: «Ныне уже почти общепризнано, что судебные решения, со­держащие правовые позиции, следует рассматривать как источник права, который в зависимости от национальной правовой системы государства по своей юридической силе либо равен закону, либо следует непосредственно за ним... в отечественной литературе за истекшие полтора десятилетия сложилось мнение, которое можно считать преобладающим, согласно которому решения Конститу­ционного Суда Российской Федерации, а также конституционных (уставных) судов субъектов Российской Федерации представляют собой источник права, равный по юридической силе соответствен­но Конституции Российской Федерации и конституциям (уста­вам) субъектов Российской Федерации»[174] [175]. Ещё более категоричным является вывод О.С. Хохряковой: «Решения Конституционного Суда Российской Федерации, безусловно, являются самостоя­

тельным источником трудового права п права социального обеспе­чения. Правовые позиции и основанные на них итоговые выводы (резолютивная часть решения) имеют нормативное содержание»’ (выделено мной. — В. Е.).

Вместе с тем. названные и многие другие авторы, относящие, в частности, «правовые позиции» Конституционного Суда РФ к источникам права, к сожалению, нс приводят достаточных и не­обходимых теоретических и правовых аргументов. Как правило, аргументация авторов, выражающих соответствующую точку зре­ния. сводится к следующим доводам. Во-первых, «такова склады­вающаяся судебная практика». Во-вторых, это «устоялось», «при­нято считать», «сложившееся мнение», «почти общепризнанная позиция или точка зрения» и т.д. В-третьих, многие авторы вообще не приводят каких-либо аргументов, ограничиваясь лишь катего­рическим выводом: «правовые позиции судов — источники права». В-четвертых, отдельные сторонники точки зрения отнесения пози­ций. например, Конституционного Суда РФ к источникам права, видимо, сами в этом до конца не убеждены. Например, О.С. Хох­рякова пришла к весьма характерному заключению: «ио своим юридическим свойствам и последствиям решения Конституци­онного Суда близки к нормативным актам, хотя и не являются таковыми»[176] [177].

Думаю, первый довод автора о том, что «такова складывающа­яся судебная практика», по меньшей мере является спорным, по­скольку судебная практика, к сожалению, может быть и неправо­вой. Второй и традиционный в специальной литературе способ аргументации, ограничивающийся только ссылкой на «мнение», «позицию», «точку зрения» и т. д. каких-либо отдельных авторов или «большинства» научных и практических работников, в исто­рии много раз доказывал свою теоретическую несостоятельность и практическую контрпродуктивное гь. Наиболее удивительными и даже странными представляются выводы специалистов, вообще не подтвержденные какими-либо аргументами и ограничивающие­

ся лишь категорическими выводами. Наконец, весьма характерны­ми являются внутренние сомнения сторонников отнесения «пози­ций» судов к «источникам» права.

Для признания «позиций» Конституционного Суда РФ (а равно иных судов) «источниками» нрава (а точнее формами права), пола­гаю. нет необходимых и достаточных теоретических и правовых ар­гументов. Учитывая рамки монографии, ограничусь только двумя правовыми аргументами. Первый: в соответствии с Конституцией РФ и иными правовыми актами суд (в том числе Конституцион­ный Суд РФ) является правоприменительным, а нс правотворче­ским органом. Второй: согласно теории разделения властей, закре­пленной в ст. 10 Конституции РФ. органы государственно»! власти разграничиваются на правотворческие, исполнительные и судеб­ные. Конституционный Суд РФ и Верховный Суд РФ не имеют правотворческих полномочий и являются правоприменительными органами (ст. 125 и 126 Конституции РФ).

Принимая во внимание изложенные выше теоретические аргу­менты, исходя из научно обоснованной концепции интегративно­го правопонимания, представляется научно обоснованным, а пра­ктически необходимым, во-первых, изменить в соответствующих законах термин «правовые позиции» на термин «позиции» судов, поскольку суды, ие являющиеся правотворческими органами, пс должны вырабатывать и «правовые» позиции: во-вторых, сохра­нить в специальной литературе понятие «позиция» судов как наи­более убедительное, исходя из языкового толкования.

В то же время управомоченные суды могут не только отправлять правосудие, рассматривать конкретные споры, отнесенные зако­ном в их подсудности. Суды вправе также в соответствии с наци­ональными Конституциями и федеральными законами занимать­ся и иными видами деятельности, ие связанными с отправлением правосудия, рассмотрением и разрешением конкретных споров. Например, в соответствии со ст. 105 Федерального конституци­онного закона от 21 июня 1994 г. № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» Конституционный Суд РФ в ре­зультате обращения в Конституционный Суд РФ Президента РФ, Совета Федерации РФ, Государственной Думы РФ. Правитель­ства РФ и органов законодательной власти субъектов РФ вправе

рассматривать дела о толковании Конституции РФ. В силу ст. 106 данного закона «Толкование Конституции Российской Федера­ции. данное Конституционным Судом Российской Федерации, является официальным и обязательным для всех представитель­ных. исполнительных и судебных органов государственной власти, органов местного самоуправления, предприятий, учреждений, ор­ганизаций. должностных лиц. граждан и объединения». В данном случае запрос управомоченных органов не связан, например, с кон­кретным спором о конституционности или неконституционности какого-либо конкретного федерального закона. В запросе ставит­ся вопрос о другом: как понимает Конституционный Суд РФ ка­кой-либо принцип либо норму конституционного права? В этих случаях, например. Конституционный Суд РФ. на мой взгляд, вправе вырабатывать «позиции» толкования Конституции РФ (в силу ст. 106 названного закона), обязательные для других.

Другой пример связан с деятельностью Верховного Суда РФ. Так. в соответствии с ч. 3 ст. 5 Федерального конституционного закона «О Верховном Суде Российской Федерации» от 5 февраля 2014 г. № З-ФКЗ Пленум Верховного Суда РФ. в частности, «рас­сматривает материалы анализа и обобщения судебной практики и дает судам разъяснения но вопросам судебной практики в целях обеспечения единообразного применения законодательства Рос­сийской Федерации». Как представляется, формула «дает разъяс­нения ио вопросам судебной практики» не ограничивает Пленум Верховного Суда РФ только вопросами толкования и лишь зако­нодательства. В соответствии со ст. 12G Конституции РФ Пленум Верховного Суда РФ вырабатывает «позиции» и иные виды ин­дивидуального судебного регулирования фактических правоотно­шений. которые суды в дальнейшем «учитывают» при рассмотре­нии соответствующих споров в судах. Например, в соответствии с п. 2 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2003 г. Хе 23 «О судебном решении» «при установлении противо­речий между нормами нрава, подлежащими применению при рас­смотрении и разрешении дела, судам также необходимо учитывать разъяснения Пленума Верховного Суда Российской Федерации, данные в Постановлениях от 31 октября 1995 г. № 8 «О некото­рых вопросах применения судами Конституции Российской Фс-

дерации при осуществлении правосудия» и от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных дого­воров Российской Федерации» (выделено авт. — В. Е.).

Следующий пример: в соответствии с и. 7 ч. 1 ст. 7 Федерального конституционного закона «О Верховном Суде Российской Федера­ции» Президиум Верховного Суда РФ «рассматривает отдельные вопросы судебной практики». В результате такого «рассмотрения» Президиум Верховного Суда РФ вырабатывает «позиции» инди­видуального судебного регулирования фактических правоотноше­ний, которые традиционно публикуются в Бюллетене Верховного Суда РФ в виде обзоров судебной практики по конкретным делам. Как представляется, данные «позиции» индивидуального судебно­го регулирования фактических правоотношений Президиума Вер­ховного Суда РФ другие суды могут учитывать в случаях схожих фактических правоотношений прежде всего в силу их убедитель­ности и аргументированности.

Например, 24 декабря 2014 г. Президиумом Верховного Суда Российской Федерации утвержден «Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации», содержащий многочи­сленные «позиции» индивидуального судебного регулирования фактических правоотношений Президиума Верховного Суда РФ1.

Таким образом, «позиции» индивидуального судебного регули­рования фактических правоотношений в отличие от «прецедентов» индивидуального судебного регулирования фактических правоот­ношений являются результатом нс отправления судом правосудия, рассмотрения и разрешения судом соответствующих споров в су­дах. а результатом иных видов деятельности управомоченных су­дов. например, толкования Конституционным Судом РФ Консти­туции РФ или рассмотрения Верховным Судом РФ «отдельных вопросов судебной практики».

Вместе с тем, как «прецеденты» индивидуального судебного ре­гулирования фактических правоотношений, так и «позиции» ин­дивидуального судебного регулирования фактических правоотно­шений:

' БВС РФ 2015. Хе 3. С. 17-48: Хе 4. С. 20-48.

1) являются видами неправа;

2) могут вырабатываться управомоченными судами только в со­ответствии и в пределах прежде всего принципов и норм нрава, со­держащихся в единой, развивающейся и многоуровневой системе форм национального и (или) международного права, реализую­щихся в государстве;

3) учитываются, например, судами, физическими и юридически­ми лицами в процессе рассмотрения и разрешения споров при на­личии схожих фактических обстоятельств;

4) являются обязательными, в частности, для других судов, фи­зических и юридических лиц в случаях, только предусмотренных международными договорами, национальными Конституциями и законами. Проанализированные теоретические и правовые аргу­менты позволяют сделать несколько итоговых выводов.

1. Доминирующий в мире в XX и XXI вв. юридический пози­тивизм. характеризующийся ограничением «всего» права в первую очередь только «законом», «законодательством», не отвечает на ре­альные запросы времени, прежде всего в случаях многочисленных пробелов и коллизий в праве, не позволяет эффективно защищать права и правовые интересы граждан и юридических лиц в услови­ях динамически изменяющихся и многообразных общественных отношений в XXI в., ие учитывает современные политические, экономические и правовые тенденции, объективно существующие в государствах.

2. Активно развивающиеся в мире научно дискуссионные и раз­нообразные концепции правопонимания. сущность которых сводит­ся к синтезу права и «неправа», являются теоретически спорным, приводящим на практике к «размыванию» права неправом, наруше­нию прав и правовых интересов граждан, органов государственной власти и юридических лиц; нестабильной, противоречивой и неэф­фективной судебной практике; многочисленным отменам судебных решений и длительному рассмотрению споров в судах.

3. Научно обоснованная концепция интегративного понимания права, характеризующаяся ограничением права только оптологиче­ски однородными прежде всего принципами и нормами права, со­держащимися в единой, развивающейся и многоуровневой системе форм национального и (или) международного права, реализующи­

мися в государстве, позволяет теоретически убедительно обосно­вывать содержание и сущность права с позиции одной из разновид­ностей синтетической теории права, эффективно защищать права и правовые интересы граждан, юридических лиц и органов госу­дарственной власти, обеспечивать повышение степени определен­ности права, а также степени стабильности, непротиворечивости, ожидаемости и прозрачности судебной практики.

4. Неправо (unrecht) по существу «размывает» «действитель­ное» право, становится «видимостью» права, «особенным» «пра­вом». «квазинравом», «мягким правом», значительно отличаю­щимся от «объективного» и «действительного» права, повышает степень неопределенности права.

5.Неправо в данном параграфе монографии исследовано в каче­стве разновидности множества социальных регуляторов фактиче­ских правоотношений, установившихся на практике между неопре­деленным числом их участников или определенными участниками фактических правоотношений, характеризующихся связанностью и взаимозависимостью.

6.Неправо есть «неистинное» право и поэтому неправо должно постепенно исчезать и в этом исчезновении право очистится от не­права. проявив свои объективные сущностные признаки права, от­личные от характерных признаков неправа.

7.«Неправо» есть «видимость» права, дискуссионно позициони­рующая себя как самостоятельная разновидность «права». «Непра­во» в отличие от «действительного» права — это многочисленные иные социальные регуляторы фактических отношений, имеющие отличительные от права объективные признаки.

8. Неправо, в частности, вырабатывается в виде «прецедентов» индивидуального судебного регулирования фактических правоот­ношений и «позиций» индивидуального судебного регулирования фактических правоотношений. «Прецеденты» индивидуального судебного регулирования фактических правоотношений являют­ся результатами рассмотрения и разрешения управомоченными судами споров в судах, отправления правосудия, «позиции» инди­видуального судебного регулирования фактических правоотноше­ний — результатом иных видов деятельности, нс связанной с от­правление м 11 равосуди я.

9. «Прецеденты» индивидуальною судебного регулирования фактических правоотношений и «позиции» индивидуального су­дебного регулирования правоотношений, во-первых, могут вы­рабатываться управомоченными судами только в соответствии и в пределах прежде всего принципов и норм права, содержащихся в единой, развивающейся и многоуровневой системе форм наци­онального и (или) международного права, реализующихся в го­сударстве; во-вторых, учитываются, например, другими судами в процессе рассмотрения и разрешения споров при наличии схо­жих фактических обстоятельств; в-третьих, являются обязатель­ными, в частности, для судов, физических и юридических лип лишь в случаях, предусмотренных международными договорами, национальными Конституциями и законами.

10. «Действительное» («действующее», «объективное») право в процессе длительного очищения от неправа выходит укреплен­ным. в большей степени определенным, поскольку в результате данного процесса уточняются и дифференцируются объективные и не совпадающие признаки нрава и неправа. Право становится бо­лее «очищенным» и определенным. Право, возвратившись из сво­его отрицания неправом, становится «действительным», «объек­тивным», т. е. более определённым, эффективным, продуктивным, результативным, действующим, «очищенным» от субъективизма правотворческих органов и лиц. Таким образом, диалектический процесс развития нрава от менее определенного к более определен­ному праву продолжается бесконечно. «Окружающий нас мир, - гениально утверждал Н. Винер. это мир процесса, а нс оконча­тельного. мертвого равновесия»1.

2.3.

<< | >>
Источник: В В. Ершов. Правовое и индивидуальное регулирование общественных отно­шений. Монография. — М.: РГУП, 2018. 2018

Еще по теме Национальное и международное право, а также неправо с позиций юридического позитивизма,научно обоснованной, научно дискуссионных и разнообразных концепций интегративного правопонимання:

  1. Право и государство с позиций теории систем, социального управления и теории информации
  2. Правопонимание, правотворчество и правореализация
  3. Национальное и международное право, а также неправо с позиций юридического позитивизма,научно обоснованной, научно дискуссионных и разнообразных концепций интегративного правопонимання
  4. Правовое и индивидуальное регулирование общественных отношений как парные категории
  5. Природа принципов национального и международного права
  6. Классификация принципов национального и международного права
  7. Конкретизация права
  8. Определенность права
  9. Право и правосудие как парные правовые категории
  10. Природа индивидуального регулирования общественных отношений
  11. Природа индивидуальных (частных) договоров
- Авторское право - Аграрное право - Адвокатура - Административное право - Административный процесс - Арбитражный процесс - Банковское право - Вещное право - Государство и право - Гражданский процесс - Гражданское право - Дипломатическое право - Договорное право - Жилищное право - Зарубежное право - Земельное право - Избирательное право - Инвестиционное право - Информационное право - Исполнительное производство - История - Конкурсное право - Конституционное право - Корпоративное право - Криминалистика - Криминология - Медицинское право - Международное право. Европейское право - Морское право - Муниципальное право - Налоговое право - Наследственное право - Нотариат - Обязательственное право - Оперативно-розыскная деятельность - Политология - Права человека - Право зарубежных стран - Право собственности - Право социального обеспечения - Правоведение - Правоохранительная деятельность - Предотвращение COVID-19 - Семейное право - Судебная психиатрия - Судопроизводство - Таможенное право - Теория и история права и государства - Трудовое право - Уголовно-исполнительное право - Уголовное право - Уголовный процесс - Философия - Финансовое право - Хозяйственное право - Хозяйственный процесс - Экологическое право - Ювенальное право - Юридическая техника - Юридические лица -