Правопонимание, правотворчество и правореализация

Традиционно в научной юридической литературе проблемы нравопонимания, правотворчества и правореализации исследуют­ся как самостоятельные правовые явления. Вместе с тем, как пред­ставляется, правопонимание, правотворчество и правореализация самым непосредственным образом объективно также и взаимосвя­заны между собой.

Обычно специалисты в области общей теории нрава выделяют три основных типа нравопонимания. Так, В.В. .Чапаева полагает: «При всем обилии обсуждаемых в настоящее время подходов к по­ниманию права серьезные претензии на статус об щедоктри пального направления заявляют лишь три основных типа нравопонимания: легистский. естественно-правовой и либертарный»^[96]. М.В. Иемытн- на также выделяет три, ио других типа нравопонимания: «естест­

венно-правовой, позитивистский и социологический»'. С позиции типологии, — считает она. — право можно изучать в трех измере­ниях: первое — человек, его права, представления о справедливо­сти, его чувство свободы; второе — согласование общих интересов посредством разного рода регулятивных систем, действующих вну­три общества: третье — волеизъявление государства, получившее нормативное выражение^{[97] [98].}

Весьма показательно, что в настоящее время проблемы правопо- ннмання исследуются не только специалистами в области общей теории права, по также и научными работниками представите­лями отдельных отраслей! нрава в России. Например, Е.А. Ершо­ва, анализируя спорные теоретические и практические вопросы трудового права в Российской Федерации, пришла к выводу о том, что все существующие типы иравоионимания можно классифици­ровать на две группы. В первую группу Е. А. Ершова предлагает включать типы правопоиимания. суть которых состоит в разграни­чении права и закона, во вторую — отождествляющие право и закон. К первой группе типов иравоионимания она относит естественно- правовую, психологическую и юридико-либертарную концепции нрава, которые в свою очередь подразделяет на дуалистические и монистические. В числе дуалистических типов правопонпмания автор рассматривает естественно-правовую и психологическую концепции права, соответственно, разграничивающие естественное и позитивное, интуитивное и позитивное право. К монистическому типу правопоиимания — юридико-либертарную концепцию права, в соответствии с которой в единой (монистической) системе права могут находиться в том числе правовые законы и иные формы пра­ва, соответствующие основополагающим правовым принципам. Во второй группе типов правопоиимания, отождествляющих право и закон, выделяется юридический позитивизм^[99].

Юридический позитивизм нередко приводит к грубым наруше­ниям прав и правовых интересов физических и юридических лиц.

Думаю, ярким подтверждением данного вывода является «Дело Шофман против Российской Федерации». Заявитель по данно­му делу жаловался, в частности, на нарушение ст. 8 Европейской Конвенции, вследствие того, что производство по его пеку об оспа­ривании отцовства было прекращено в связи с истечением сроков в соответствии с действовавшим в рассматриваемое время нацио­нальным законодательством*. 10 августа 1989 г. Шофман вступил в брак с гражданкой Г. в г. Новосибирске. 12 мая 1995 г.

16 ноября 2000 г. Железнодорожный районный суд г. Ново­сибирска рассмотрел иск об оспаривании отцовства заявителя. В процессе рассмотрения дела суд установил, что согласно анали­зам ДНК. сделанным 28 июня 1999 г. и 5 июня 2000 г., заявитель нс мог быть отцом ребенка. Суд признал доказанным, что заяви­тель не является отцом ребенка, поскольку объективных сомнений в достоверности результатов экспертизы не имелось. Вместе с тем, суд пришел к выводу о том, что дело должно было быть рассмотре­но в соответствии с Кодексом РСФСР о браке и семье от 30 июля 1969 г., поскольку ребенок родился до 1 марта 1996 г. (даты, ког­да вступил в силу новый Семейный кодекс РФ). Кодекс РСФСР о браке и семье устанавливал срок в один год для оспаривания отцовства, который исчислялся, но мнению суда, с того момента, когда лицо было уведомлено о регистрации отцовства. Суд устано­вил. что заявитель не оспаривал отцовство сразу после рождения ребенка и обратился в суд лишь в декабре 1997 г., когда срок давно­сти для обращения в суд, по его мнению, уже истек. В связи с этим суд отказал заявителю в иске об оспаривании отцовства. Тот факт, что Семейный кодекс Российской Федерации не содержит сроков для оспаривания отцовства, судом не был принят во внимание, по­скольку правоотношения между сторонами возникли до 1 марта

¹ Бюллетень Европейского Суда по правам человека. Российское издание. 2005. № 1. С. 84-88.

1996 г. Последующие судебные инстанции оставили судебный акт без изменения. 12 сентября 2002 г. мировой судья удовлетворил за­явление Г. о присуждении ей алиментов и санкционировал наложе­ние ареста на долю заявителя в их квартире.

Вместе с тем. Европейский Суд но нравам человека в своем По­становлении от 24 ноября 2005 г. но «Делу Шофман против Рос­сийской Федерации» подчеркнул: «нс допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление...права, за исклю­чением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено за­коном и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономи­ческого благосостояния страны, в целях предотвращения беспо­рядков или преступлений, для охраны здоровья или нравствен­ности или прав и свобод других лиц' (выделено мной. — В. Е.). В связи с этим, в иных случаях даже федеральным законом пра­ва граждан не могут быть ограниченными. По существу, такой же вывод можно сделать и на основе Конституции РФ, согласно ч. 3 ст. 55 которой «Права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства». Таким образом, сведение «всего» права только к Кодексу РСФСР о браке и семье привело в данном деле и может привести в других анало­гичных спорах к ограничению прав и правовых интересов как фи­зических, так и юридических лиц.

В России и в мире в целом сложились два основных тина пра- вононимання — позитивистское, о котором сказано выше, и ин­тегративное. В свою очередь, интегративное правопонимание дифференцируется на два вида — научно дискуссионное и научно обоснованное. Юридический позитивизм — наиболее распростра­ненный тин нравопонимания, спорно ограничивающий «всё» право прежде всего только нормами права, установленными правотвор­ческими и (или) исполнительными органами государства, а также (в отдельных государствах) судебными прецедентами, выработаи-

иыми судами. Понятие «позитивизм» производно от латинского «jusposituin», «право, установленное победителем», как его назы­вают некоторые авторы.

Научно-дискуссионные концепции интегративного нравопони- мания объединяют в единую, развивающуюся и многоуровневую систему права как принципы и нормы собственно права, так и иные социальные регуляторы общественных отношений, т. е. происходит интеграция нрава и неправа, онтологически разнородных право­вых и неправовых явлений, например, позиций судов, норм мора­ли, «судебного усмотрения» и т. п. «Измерением права» при таком теоретически спорном подходе прежде всего является отдельный человек, его индивидуальные права, субъективные представления о справедливости, свободе и т. д.

R то же время научно обоснованная концепция интегративно­го правопонпмания характеризуется ограничением права прежде всего принципами и нормами только права, содержащимися в еди­ной. развивающейся и многоуровневой системе форм националь­ного и (или) международного права, реализующимися в данном государстве, т. е. интеграцией лишь права и права в различном его внешнем выражении. С позиции научно обоснованной концепции интегративного (интегрального) подхода к праву, являющейся одним из видов синтетических теорий, право теоретически убеди­тельно «измеряется» не отдельными, зачастую противоречивыми и неправовыми интересами участников фактических отношений, а согласованными общими интересами посредством разного рода регулятивных систем.

Юридический позитивизм оставляет без необходимых отве­тов важнейшие теоретические вопросы. Среди них: как защищать физических и юридических лиц от возможного произвола нацио­нальных правотворческих, исполнительных и судебных органов государственной власти? Существуют ли иные формы и уровни на­ционального и международного права, кроме «законодательства», если да, то какие и как они соотносятся между собой? Возможно ли в современный период эффективно регулировать общественные отношения посредством реализации только норм права, содер­

жащихся лишь в «законодательстве», учитывая все многообразие развивающихся фактических отношений в период глобализации? В связи с тем.

Сторонники различных типов правопонимания пытаются выра­ботать интегративное (интегральное) правопонимание, в соответ­ствии с которым «право рассматривается как системная ценность»^{[100] [101]. Взгляды представителей интегративного типа нравононимания сводятся к тому, чтобы, как пишет М.В. Немытина, не противопо­ставлять типы понимания нрава, а искать точки их соприкоснове­ния... Интегральное (или интегративное) правопонимание позво­ляет сформировать целостное представление о праве, рассматривая право во множестве проявлений и одновременно в его единстве[102].}

Научно обоснованная концепция интегративного правопонима­ния является наиболее перспективной как с научной, так и с пра­ктической точкой зрения, поскольку «снимает» взаимоисключа­ющие крайности традиционных, веками доминирующих типов правопонимания — естественно-правового, социологического и по­зитивистского. Например. Е.А. Ершова, анализируя современные проблемы трудового нрава, сделала обоснованный вывод: «...дли­тельная и противоречивая многовековая история развития цивили­зации. в частности, трудового права приводит к выводу о по мень­шей мерс дискуссионности и бесперспективности отождествления трудового права и закона; искусственного создания самых разноо­бразных дуалистических систем трудового права, жестко разгранп-

чивающих позитивное трудовое право и право «должного» (естест­венное. интуитивное и г. д. право)»¹.

В то же время научно обоснованная концепция интегративного нравопонимания. как и всё новое, неизбежно вызывает активную дискуссию н отчаянное сопротивление. І Іапример. А.Ф. Черданцев в статье с но меньшей мере «удивительным» названием «Интегра­тивное недопонимание (выделено мной. - В. Е.) права»^{[103] [104] задался вопросом: «...Чего же недостает с точки зрения интегратнвистов в ... характеристике нрава?»[105] [106] [107] Поражает и общий вывод А.Ф. Чер­данцева «...правовая наука... не нуждается в интегративном подходе к праву...»*. В то же время весьма характерно, что сам Л. Ф Чердан­цев. как и многие другие убежденные сторонники юридического позитивизма, нс даст каких-либо необходимых ответов на соответ­ствующие современные вопросы, возникшие в теории права и на практике. Однако, как представляется, А.Ф. Черданцев справедли­во спрашивает: «... что же можно и что следует интегрировать?»'.}

Ответ на вопрос, поставленный А.Ф. Черданцевым, в частности, возможно найти в яркой статье В.В. Лазарева «Интегративное вос­приятие права»^[108], опубликованной в пилотном номере англоязыч­ного журнала Казанского Федерального Университета «KazanUni- versityLawReview» 15 декабря 2016 г. В данной статье В. В. Лазарев, анализируя позицию Г.Д. Гурвича, с одной стороны, убедительно пишет: «... его диалектика снимает противопоставление одного ме­тода другому в рамках методологического плюрализма, обеспечи­вая построение единой синтетической линии в понимании права»^[109] (выделено мной. — В. Е.). Вместе с тем, с другоії стороны. В. В. Лаза­рев весьма неопределенно продолжает: «... философское представ­ление о праве сориентировано на изучении самой жизни в се мно­гообразных социальных фактах, включая, в том числе, и мнение,

и идеалы, и законы — весь опыт во всем его многообразии, включая как чувственное, так и интуитивное восприятие. Наука не может игнорировать ни одну из многолетних сторон опыта»*. Далее он уточняет свою позицию и приводит собственное интегративное определение права: «Право — это совокупность признаваемых в данном обществе и обеспечиваемых официальной защитой нор­мативов равенства и справедливости, регулирующих борьбу и со­гласование свободных воль в их взаимоотношении друг с другом»². В дальнейшем, развивая свою позицию, В.В. Лазарев продолжает: «Нормативы могут устанавливаться не только в нормативных ак­тах, но и в индивидуальных решениях. По своему содержанию они отражают формальные требования равенства и справедливости»³ (выделено мной. — В. Е.).

Ещё более неопределенный ответ на вопрос А.Ф. Черданце­ва «что же можно ... интегрировать?» с позиции научно дискус­сионных и разнообразных концепций интегративного правопо- нимания, являющихся разновидностями синтетической теории, разрабатывавшейся многими дореволюционные учеными-юри­стами. Так, Б.А. Кистяковский выделял несколько понятии пра­ва — государственно-организованное (или государственно-по­велительное). социологическое, психологическое, нормативное'-. А.С. Ященко также с позиции научно дискуссионных концепций интегративного правопонпмания понимал право бесконечно нео­пределенно и контрпродуктивно: «Право есть совокупность дей­ствующих в обществе, вследствие коллективно-психического пе­реживания членами общества и принудительного осуществления органами власти, норм поведения, устанавливающих равновесие между интересами личной свободы и общественного блага. Право основу свою имеет как в природе человека и общества, неразрывно соединенных в одну общую жизнь, так и в высшем нравственном принципе, но которому высшая нравственная задача, создание совершенного общежития, Царства Божия, должна достигать­

ся через последовательную историческую работу»' (выделено мной. — В. Е.).

Изложенные точки зрения и выводы ученых-юристов позволя­ют дать ответ на вопрос, поставленный А.Ф. Черданцевым, «что же можно... интегрировать?». Думаю, здесь возможны два варианта ответа на этот вопрос. Первый — интегрировать можно правовые и иные самые разнообразные социальные явления по существу без каких-либо ограничений. Второй интегрировать можно только онтологически однородные правовые явления право н право в его различных национальных и международных формах в еди­ной. развивающейся и многоуровневой системе нрава. При таком теоретическом подходе, как представляется. В.В. Лазарева мож­но отнести к сторонникам первого варианта интеграции — науч­но дискуссионных концепций интегративного нравононимания. характеризующихся объединением права и неправа, интеграцией правовых н иных социальных регуляторов общественных отноше­ний. норм права и других «нормативов равенства и справедливо­сти», содержащихся в том числе «не только в нормативных актах, но и в индивидуальных решениях».

По мнению отдельных современных исследователей права, ин­тегративный подход к праву — лишь неудачная попытка эклекти­ческого (синкретического) соединения противоречащих позиций, которая ничего не даёт ни науке, ни практике, а способна лишь за­туманить, но не прояснить существо проблемы^{[110] [111]. Рене Генон, ио су­ществу продолжая сказанное О. В. Родионовой, сделал неудачную попытку его философски обосновать: вывод О. В. Родионовой, в любом случае синкретизм (эклектика), несомненно, представляет ненаучную концепцию по причине своего исключительно «внеш­него» характера; он не только не имеет ничего общего с синтезом, но даже является ему полной противоположностью: « В то же время как синтез. — пишет Рене Генон, — всегда основывается на неко­торых принципах, — (выделено мной. — В. Е) иными словами на}

том. что представляет собой внутреннее единство существования и что символизируется центром окружности, — то синкретизм всегда имеет дело с периферией, с областью, образуемой разроз­ненными единичными элементами, которые являются замкнуты­ми в себе «атомами», оторванными от подлинного источника сво­его существования»¹ (выделено мной. — В. Е.).

Вместе с тем. на мой взгляд, во-первых, в соответствии с научно обоснованной концепцией интегративного правопонимання право прежде всего объектируется в онтологически однородных прин­ципах и нормах права, содержащихся в единой, развивающейся и многоуровневой системе форм национального и (или) между­народного права, реализующихся в государстве. Во-вторых, фун­даментальными формами национального и международного права являются основополагающие (общие) принципы как националь­ного, так и международного права, образующие «центр окружно­сти», системы права, позволяющие системе действительного права существовать во внутреннем и внешнем единстве. В-третьих, при таком теоретическом подходе действительно научно обоснован­ная концепция интегративного правопонимання объединяет как «центр окружности» системы права, так и «периферию окружно­сти» системы права. В-четвертых, формы национального и (или) международного права становятся не «разрозненными» «единич­ными» элементами, «замкнутыми в себе «атомами», а элементами единой, развивающейся и многоуровневой системы форм нацио­нального н (пли) международного права. В-пятых, убежден: необ­ходимо дифференцировать право и неправо, в том числе, с одной стороны, принципы н нормы права, с другой стороны позиции судов її справедливость; также следует разграничивать правовое и индивидуальное регулирование общественных отношений^{[112] [113].}

Далее, исходя из изложенных точек зрения, применяя терми­нологию Ю.М. Лотмана, в современной политической, экономи­ческой и правовоіі ситуации данный переломный этап возможно

назвать «моментом непредсказуемости»¹. «Момент непредсказуе­мости» в праве выражается в том. что прежние «аксиомы» ираво­ионимания. доминировавшие в мире, в частности, в XIX-XX вв, в XXI в. предоставляются теоретически дискуссионными, а пра­ктически (и это — главное) непродуктивными. В связи с этим возникла необходимость теоретического переосмысления многих «безусловных», «устоявшихся»^{[114] [115] [116] и «неоспоримых» «истин» в пра­ве. выработки в настоящее время новых парадигм правопоиимания, правотворчества и иравореализации. в частности, судебного право­применения.}

Как отмечалось ранее, фундаментальным критерием действи­тельной научности знания, начиная с XVI 1-ХVIII вв. и до насто­ящего времени является исследование каких-либо явлений в си­стеме элементов, их составляющих. Л. Бсрталанфи предложил выдающуюся идею исследования явлений с позиции общей теории систем, в основу которой возможно относить принцип целостности системы, позволяющий преодолевать традиционное механистиче­ское мировоззрение. Данное предложение многие исследователи называют дерзкой теоретической идеей, основополагающим на­учным открытием, ключевым фактором в научном исследовании, определившим путь к новым взглядам и принципам'.

Однако, к сожалению, многие научные и практические работ­ники, как правило, с позиций механистического мировоззрения и структурно-функционального анализа, к сожалению, ограничи­вают свои исследования традиционными собственно юридически­ми проблемами. 'Гак, М.В. Антонов, как представляется, излишне категорично и спорно с позиции общенаучных выводов теории систем полагает: «Использование данного понятия легко может привести к сомнительным заключениям, основанным на подмене различных значений термина «система» в ходе рассуждений. Кри­тический взгляд на это понятие позволяет увидеть его связь с не­бесспорными объективистскими установками в социальной фило-

Софии и объяснить do убеждающую силу через раскрытие таких трюизмов, на которых покоятся аргументы о системности права. Использование в правоведении терминов, производных от поня­тия «система», чревато недопустимым упрощением понимания нормативного характера права, в ракурсе которого эмерджент- ность, целостность, структурированность, функциональность, полнота и прочие приписываемые праву системные свойства представляются не объективной данностью, а возможным ре­зультатом (скорее, целью, «рациональным идеалом») упоряды- вающей (систематизирующей) творческой деятельности юри­стов» (выделено мной. — В. £.)’.

В то же время Л. Берталанфи, как считает подавляющее боль­шинство исследователей, основатель теории систем, пришел к ино­му важнейшему общенаучному выводу: «Понятие системы в насто­ящее время не ограничивается теоретической сферой, а становится центральным в определенных областях прикладной науки»^{[117] [118]. Це­лостность научного исследования с позиций структурио-фуикцн- оналыюго анализа традиционно рассматривалась через понятия структуры и функции. Системный подход к социальным явлениям противопоставляется структурно-функциональному анализу. Как справедливо подчеркивал Э.Г. Юдин, в системном подходе цент­ральным является более широкое понятие — «система», тесно свя­занное с рядом других понятий, например, «структура», «организа­ция». «связь», «отношение», «элемент» и «управление»[119].}

Рассматривая право, реализующееся в России, с позиции те­ории систем, представляется обоснованным с общенаучных по­зиций введение в научный оборот понятия «система форм нра­ва». Данная система состоит из двух подсистем национального и международного права, образованных составляющими их эле­ментами — соответствующими формами внутригосударственно­го и (или) международного права. Система форм национального и (или) международного права характеризуется целостностью,

устойчивой структурой, взаимосвязью и взаимозависимостью со­ставляющих ее онтологически однородных элементов — форм на­ционального и международного нрава.

Такоіі вывод, на моіі взгляд, теоретически может быть основан лишь па основе научно обоснованной концепции интегративного нравопонимания. Как отмечалось ранее, в современный период «приверженцы различных научных концепций постепенно прихо­дят к общей идее о необходимости некого интегрального правопо- ипмания. в рамках которого право рассматривается как системная ценность. Их взгляды сходятся в том. что нс стоит противопостав­лять тины нравопонимания, а следует искать точки их соприкосно­вения... Именно интегральное (или интегративное) правопоинма- нис позволяет сформировать целостное представление о праве, рассматривать право во множестве проявлений и одновременно в его единстве»^[120].

С позиции научно обоснованной концепции интегративно­го правопонимання, полагаю, дискуссионно, во-первых, сводить «все» право, реализуемое, в частности, в Российской Федера­ции, только к национальным правовым актам, содержащим лишь нормы права; во-вторых, жестко разграничивать внутригосудар­ственное и международное право, искусственно создавать «са­мостоятельные», «взаимодействующие» на «паритетной» осно­ве отдельные системы национального и международного права. Представляется теоретически более обоснованным, а практически необходимым исследовать «все» право, реализующееся, напри­мер. в Российской Федерации, в рамках единой, развивающейся и многоуровневой системы форм права, состоящих из подсистем национального и международного права, образованных составля­ющими их элементами формами соответственно национального и (или) международного права. В единую систему форм нацио­нального и международного права, реализующегося в государстве, прежде всего объективно включаются основополагающие (общие) принципы российского права, правовые акты, правовые договоры, обычаи российского права, основополагающие (общие) принципы

международного права, международные договоры и обычаи меж­дународного права.

Важнейшую роль системного подхода в процессе исследования сложных объектов отмечал еще Г. Гегель, убедительно подчерки­вавший: всякое содержание «получает оправдание лишь как мо­мент целого, вне которого оно есть необоснованное предполо­жение или субъективная уверенность» (выделено мной. В. Еу. Развивая эту мысль. И. В. Блауберг и Э.Г. Юдин справедливо заме­тили: понятие целостности в научном иознании прежде всего ори­ентирует научного работника в постановке проблем и выработке страте гн и н сел ед о ван ня^{[121] [122].}

Исходя из данных философских позиций, право нс только воз­можно. но п объективно необходимо прежде всего анализировать в соответствии с интегративной концепцией иравоионимания как целостное явление в единой, развивающейся и многоуровневой си­стеме форм национального и (или) международного права. Только при таком целостном подходе к изучению права можно выделять, например, основополагающие (общие) и специальные принципы внутригосударственного и международного права, тенденции их дальнейшего развития, взаимодействия, сближения и дифферен­циации. В то же время, например, структурно-функциональный анализ, структурализм, как правило, отграничивается анализом структуры или функций собственно, например, закона, который Вместе с тем, «получает оправдание лишь как момент целого, вне которого оно есть необоснованное предположение или субъектив­ная уверенность», в отрыве от общих проблем «целого» — системы форм национального и (или) международного нрава, реализующе­гося в государстве.

Подводя предварительные итоги исследования того, что «недо­стаёт» иным типам правопоиимания, и преимуществ научно обо­снованной концепции интегративного иравоионимания, можно выделить следующее: (1) научно обоснованная концепция интег­ративного иравоионимания предоставляет возможность реализо­

вывать нетрадиционную, принципиально иную стратегию научных исследований правовых явлений; (2) научно обоснованная концеп­ция интегративного правопонимания позволяет изучать качествен­но иные правовые проблемы, в частности, элементы системы права, ее целостность, прямые и обратные связи, а также новые свойства права, не присущие его отдельным элементам, а главное — выраба­тывать конкретные практические ответы на современные теорети­ческие вопросы.

Перефразируя процитированное ранее высказывание Г. Гегеля, думаю, с позиции научно обоснованной концепции интегративно­го правопонимания можно признать: всякая форма национального и (или) международного права (в том числе внутригосударствен­ные правовые акты), получает свое «оправдание» лишь как «мо­мент целого», т. с. в единой, развивающейся и многоуровневой сис­теме права, вне которого она есть «необоснованное предположение или субъективная уверенность». При таком общенаучном подходе убежден, что взаимосвязанные и взаимодополняющие процессы как правотворчества и реализации права, так и исследования от­дельных правовых явлений, в том числе элементов и форм нацио­нального и (или) международного права должны происходить как «моменты целого», т. е. не изолировано и самостоятельно, а прежде всего в рамках единой, развивающейся и многоуровневой системы форм национального и (или) международного права, реализующе­гося в государстве.

В то же время юриднческиіі позитивизм, длительное время го­сподствующий в пашей стране, самым непосредственным образом влияет на процессы и результаты принятия правовых актов рос­сийскими правотворческими органами. Например, в ст. 392 ГПК РФ кроме традиционных и понятных «вновь открывшихся обсто­ятельств» законодателем введены спорные «новые обстоятельст­ва», к которым теоретически неубедительно отнесены, например, «признание Конституционным Судом Российской Федерации не соответствующим Конституции Российской Федерации зако­на, примененного в конкретном деле, в связи с принятием решения по которому заявитель обращался в Конституционный Суд Рос­сийской Федерации» (выделено мной. — В. Е.). Во-первых, Консти­туция является не «обстоятельством», гем более «новым», а фун­

даментальным национальным правовым актом, действовавшим на момент принятия спорного судебного акта. Во-вторых, в данном случае возникла обычная иерархическая коллизия между законом и Конституцией Российской Федерации, которая могла быть прео­долена судом в процессе рассмотрения конкретного спора (ad hoc) в соответствии с ч. 1 ст. 15 Конституции.

Вместе с тем. такой вывод законодателя в действительности яв­ляется не случайным, поскольку длительное время Конституция не признавалась в доктрине «нравом», подлежащим прямому при­менению. Весьма характерно и то. что действующие кодексы также нс содержат норм материального права о прямом применении Кон­ституции РФ. Например, ч. 1 ст. 5 ЖК РФ содержит следующую норму права: «В соответствии с Конституцией Российской Феде­рации жилищное законодательство находится в совместном веде­нии Российской Федерации и субъектов Российской Федерации». Наконец, ч. 8 ст. 5 ЖК РФ ограничивает иерархические коллизии только Жилищным кодексом РФ. В то же время Пленум Верхов- ноіо Суда РФ в п. 2 постановления от 31 октября 1995 г. № 8 «О не­которых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» разъясняет: «Соглас­но ч. 1 ст. 15 Конституции Российской Федерации Конституция имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации. В соответствии с этим конституционным положением судам при рассмотрении дел следу­ет оценивать содержание закона или иного нормативного правово­го акта, регулирующего рассматриваемые судом правоотношения, и во всех необходимых случаях применять Конституцию Россий­ской Федерации в качестве акта прямого действия» (выделено мной. — В. Е.).

В связи с этим, полагаю, признание федерального закона, при­мененного в конкретном деле Конституционным Судом РФ. не со­ответствующим Конституции РФ, более обоснованно относить не к «новым обстоятельствам», а, например, к нарушению или неправомерному применению норм материального права, к осно­ваниям для отмены или изменению решения суда, например, в кассационном порядке (ст. 387 ГНК РФ) или к существенным на­рушениям норм материального права, повлиявшим на исход дела,

основаниям для отмены или изменению судебных постановлений в порядке надзора (ст. 391.9 ГПК РФ).

21 февраля 2008 г. в Совете при Президенте ио вопросам со­вершенствования правосудия, в частности, обсуждался проект Федерального закона «О внесении изменений в статьи 392 и 395 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации», в соответствии с которым предлагалось ст. 392 ГПК РФ дополнить пунктом следующего содержания: «установленное Европейским Судом по правам человека нарушение положений Конвенции о за­щите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом Российской Федерации гражданского дела, связанного с примене­нием федерального закона, не соответствующего Конвенции о за­щите прав человека и основных свобод, либо иными нарушениями Конвенции прав человека и основных свобод». В пояснительной записке была указана цель законопроекта — приведение ГПК РФ в соответствие с Европеііской Конвенцией «О защите прав челове­ка и основных свобод».

Вместе с тем, согласно ст. 1 Федерального закона «О ратифика­ции Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Про­токолов к ней» «Российская Федерация в соответствии со статьей 46 Конвенции признает ipso facto (в силу самого факта) и без спе­циального соглашения юрисдикцию Европейского Суда по нрава человека обязательной ио вопросам толкования и применения Кон­венции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов...»¹.

Таким образом можно сделать вывод о том, что Конвенция о защите нрав человека и основных свобод, а также ратифициро­ванные Россией Протоколы к ней, в толковании Европейского Суда по правам человека являются обязательными для россий­ских правотворческих, исполнительных и судебных органов госу­дарственной власти, т. с. данная Европейская конвенция, а также Протоколы к ней Хе 1 и Хе 4 с 5 мая 1998 г. являются для России обязательным международным правом. При таком понимании си­стемы права представляется дискуссионным вопрос об отнесении установленных Европейским Судом по правам человека наруше-

' СЗРФ 1998. Хг 14. Ст 1514.

пий о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом Российской Федерации гражданского деда, связанного с применением федерального закона, не соответствующего Кон­венции о защите прав человека и основных свобод, либо иными нарушениями Конвенции о защите нрав человека и основных свобод к вновь открывшимся или новым» обстоятельствам». Ев­ропейская конвенция о защите прав человека и основных свобод и ратифицированные Россией Протоколы к ней являются видом международных договоров. В силу ч. 4 ст. 15 Конституции РФ международные договоры Российской Федерации являются «со­ставной частью ее правовой системы. Если международным до­говором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международ­ного договора». Следовательно, Европейская конвенция о защи­те прав человека и основных свобод, а также ратифицированные Россией Протоколы к ней необходимо рассматривать в качестве одного из международных договоров, имеющего приоритет над федеральными законами, а не вновь открывшимся или новым « обстоятел ьством ».

Принимая во внимание изложенные правовые аргументы, по­лагаю, более обоснованным является иное предложение, сформу­лированное в и. 9 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдик­ции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации»: «При осу­ществлении правосудия суды должны иметь в виду, что по смыслу ч. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации, ст. 3G9. 379, ч. 5 ст. 415 УПК РФ, ст. 330. 362 364 ГПК РФ неправильное приме­нение судом общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации может являться основанием к отмене или изменению акта. Неправиль­ное применение нормы международного нрава может иметь место в случаях, когда судом не была применена норма международно­го права, подлежащая применению, или, напротив, суд применил норму международного права, которая не подлежала применению, либо когда судом было дано неправильное толкование нормы меж­ду народ ного нрава».

Вместе с тем, действующая ст. 392 ГПК РФ «Основания для пе­ресмотра судебных постановлений, вступивших в законную силу (но вновь открывшимся или новым обстоятельствам)», к сожале­нию. содержит и. 4 ч. 4. в соответствии с которым к новым обсто­ятельствам. в частности, относится «установление Европейским Судом ио правам человека нарушения положений Конвенции о за­шите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом конкретного дела, в связи с принятием решения по которому зая­витель обращался в Европейский Суд ио правам человека».

Затронутые теоретические и практические вопросы нравонони- манпя. правотворчества и правореализации позволяют обратиться и к более обшей проблеме — соотношения и взаимосвязи между­народного права и российского права. Действующие российские кодексы ио существу не отвечают на вопросы о формах междуна­родного и внутригосударственного права и их соотношении между собой. Например, ст. 6 СК РФ называется «Семейное законода­тельство и нормы международного права», однако все нормы меж­дународного права законодатель сводит только к международным договорам и при этом не устанавливает соотношения международ­ного права и «семейного законодательства». Статья 9 Ж К РФ так­же ограничивает международное право лишь одной его формой — международным договором. Статья 10 ТК РФ по существу лишь воспроизводит ч. 4 ст. 15 Конституции РФ. Аналогичный вывод можно сделать и в отношении ст. 7 ГК РФ.

Общепризнанные принципы международного права традицион­но отождествляют с нормами международного права. Так. согласно и. 1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. «О применении судами общей юрисдикции общепризнан­ных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» «под общепризнанными прин­ципами международного права следует понимать основополагаю­щие императивные нормы международного права, принимаемые и признаваемые международным сообществом государств в целом, отклонение от которых недопустимо».

Выше рассмотренные нормы права, содержащиеся в действую­щих российских кодексах, и толкование основополагающих (общих) принципов международного права Верховным Судом РФ далеко

нс случайны, они основаны на традиционных выводах ученых, спе­циализирующихся в международном праве. Например, Н.Л. Цивад- зе, анализируя соотношение международного и внутригосударст­венного права, пришел к весьма неопределенному выводу: «Вопрос о соотношении международного права и национального решается в пользу сближения норм двух систем (выделено мной. — В. Е.) с целью их эффективного взаимодействия»¹. Е.Ю. Степкин, также, не приводя необходимых теоретических п правовых аргументов, пишет: «При характеристике соотношения современного между­народного права с внутригосударственным правом России можно говорить о диалектическом сочетании обеих концепции»^{[123] [124] [125] (выделе­но мной. — В. Е.). В то же время, на мой взгляд, оценочные понятия «сближение» и «диалектическое сочетание» не разрешают длитель­ный спор сторонников дуалистической и монистической концепций.}

Бол ее того, Е. IO. Степ ки н дал ее дед ает еще бол ее спорн ое п редл о - жение: «дополнить ч. 4 ст. 125 Конституции РФ включением в нее положений о нормах международного права, а именно: Конститу­ционный Суд Российской Федерации по жалобам на нарушение конституционных прав и свобод граждан и по запросам судов про­веряет конституционность закона и (или) нормы международного нрава, примененных или подлежащих применению в конкретном деле, в порядке, установленном федеральным законом» (выделено мной. — В. Е). Следовательно. Е.Ю. Степкин по существу придер­живается монистической концепции, согласно которой националь­ное право имеет приоритет над международным правом '. В данном случае делает более обоснованный вывод Я. А. Бороздина, соот­ветствующий Конституции РФ: «Конституционное закрепление в России примата международного права над национальным пред­полагает более активное и последовательное согласование нацио­нального права с международным и европейским»^[126].

Болес аргументированной в этом споре считаю точку зрения Е.А. Ершовой, по мнению которой «...необходимо продолжить фундаментальные и прикладные научные исследования, а также практическое воплощение монистической концепции трудового нрава в Российской Федерации, в соответствии с которой в рам­ках единой системы форм трудового нрава в России взаимодонол- няют друг друга и взаимодействуют составляющие подсистемы международного трудового права и российского трудового права. При таком подходе «все» трудовое право в Российской Федера­ции не будет сводиться только к нормативным правовым актам, содержащим нормы трудового права, принимаемым органами го­сударственной власти. Напротив, в соответствии с интегративным типом правопонимания трудовое права в России возможно рассма­тривать в качестве системы форм трудового права в Российской Федерации, состоящей из составляющих ее элементов — форм международного трудового права: основополагающих принци­пов международного трудового права, международных договоров, содержащих нормы трудового права; обычаев международного трудового права; основополагающих принципов российского тру­дового права, нормативных правовых актов, содержащих нормы российского трудового права; нормативных правовых договоров, содержащих нормы российского права, и обычаев российского трудового нрава»¹.

Таким образом, с позиции научно обоснованной концепции ин­тегративного правопонимания можно сделать следующие общие выводы:

1) теоретически бесперспективно, а практически контрпродук­тивно создавать самые разнообразные дуалистические системы права, искусственно разграничивающие «право» н «закон», «долж­ное» и позитивно установленное органами государственной влас­ти. международное и внутригосударственное право;

2)«все» право необходимо рассматривать в рамках единой, развивающейся и многоуровневой системы форм национального и международного права, реализующихся в государстве, состоящей из двух подсистем — внутригосударственного и международного

права в свою очередь образованными онтологически однородными элементами — соответствующими формами права.

Как отмечалось ранее, традиционно юридический позитивизм сводит по существу «все» право к «законодательству». Термин «законодательство» в советских и российских научных работах по общей теории права обычно применяется в узком пли широ­ком смысле слова. В узком смысле слова термин «законодательст­во» отождествляется с законодательными актами, принимаемыми представительным органом государства или непосредственным волеизъявлением населения в форме референдума’. В «широком» термин «законодательство» включает всю совокупность правовых актов, принимаемых правотворческими органами всех уровней, на­чиная с законов п заканчивая ведомственными правовыми актами^!. Показательно, что данные подходы сохранились в специальной ли­тературе по обшей теории права и в XXI в.³

Дискуссионные выводы специалистов в области общей теории права нс могли не найти своего отражения и в российских кодексах. Например, с одной стороны, ст. 3 ГК РФ основана на термине «за­конодательство» в узком смысле слова, относит к «законодатель­ству» только сам Гражданский кодекс и «принятые в соответствии с ним «иные федеральные законы» (п. 2 ст. 3 ГК РФ). С другой сто­роны. например, ст. 5 ЖК РФ называется «Жилищное законода­тельство». исходит из концепции «законодательства» в «широком» смысле слова, относит к «законодательству» в том числе правовые акты органов государственной власти субъектов РФ и органов местного самоуправления.

Учитывая, что на практике применение термина «законода­тельство» в широком смысле слова обычно приводит к наруше­нию прав н правовых интересов физических и юридических лиц. предлагаю, во-первых, изъять из российских кодексов и иных фе­

деральных законов термин «законодательство»; во-вторых, при­менять в российских кодексах и федеральных законах родовой термин «правовые акты», содержащие не только «нормы» права, ио и «принципы» права; в-третьих, установить виды правовых актов: Конституция РФ. федеральные конституционные зако­ны. кодексы, иные федеральные законы, подзаконные федераль­ные правовые акты, правовые акты субъектов РФ; правовые акты управомоченных органов местного самоуправления, юридических или физических лиц.

К сожалению, действующие российские кодексы по существу сводят «всё» право только к российским правовым актам. Весьма характерной является ст. 5 ЖК РФ «Жилищное законодательст­во», ограничивающая ио существу жилищное право Жилищным кодексом РФ, иными федеральными законами, указами Президен­та РФ. постановлениями Правительства РФ, правовыми актами федеральных органов исполнительной власти, правовыми актами органов государственной власти субъектов РФ, а также правовыми актами органов местного самоуправления. Показательной являет­ся также и ст. 5 ТК РФ «Трудовое законодательство и иные акты, содержащие нормы трудового права». Статья 3 ГК РФ также назы­вается «Гражданское законодательство и иные акты, содержащие нормы гражданского права». Статья 5 ГК РФ «Обычаи» — не пра­вило. а скорее исключение из общего ряда норм российского права.

Вместе с тем. А.С. Коновалова с позиции научно обоснован­ной концепции интегративного правопонимания обосновано пи­шет: «Концепция правового государства... должна базироваться... и на принципе плюрализма легитимных источников права, среди которых одно из центральных мест отведено обычному праву»^[127]. Традиционно в специальной литературе с позиции юридического позитивизма правовыми обычаями признавались лишь обычаи, поддерживаемые органами государственной власти. Так, А.Я. Вы­шинский выработал определение права, длительное время считав­шееся классическим: «Право — совокупность правил поведения, установленных государственной властью как властью господству­ющего в обществе класса, а также обычаев и правил общежития,

санкционированных государственной властью и осуществляемых в принудительном порядке при помощи государственного аппарата в целях охраны, закрепления и развития общественных отношений и порядков, выгодных п угодных господствующему классу»¹. Дан­ную точку зрения разделяли многие ученые п в дальиеіішем. Так, В. А. Туманов писал: «...обычаи становились правовыми лишь тогда и постольку, когда и поскольку они санкционировались государст­венной властью»^{[128] [129]. Вместе с тем, более убедительной является по­зиция, еще в начале XX в. сформулированная А.II. Филипповым: «...обычное право следует понимать, как совокупность юридиче­ских норм, созданных независимо от предписаний законодатель­ной власти»[130] [131] (выделено мной. — В. Е.). Г.И. Муромцев аргументи­ровано развил данный вывод: обычай «...считается правовым как в силу санкции государства, так и вследствие признания его своим известной этнической общностью, племенем, кастой и т. д.»1.}

В связи с выше изложенным возможно утверждать, что обы­чаи российского и международного права это самостоятельные формы внутригосударственного и международного права, под­держиваемые как органами государственной власти или управо­моченными международными учреждениями, так и, например, действиями юридических и (или) физических лиц. Подтвержде­нием тому и вывод Е.А. Ершовой о том. что обычаи российского трудового нрава можно рассматривать «...в качестве формы рос­сийского трудового права, содержащей нормы трудового нрава, вырабатывающиеся в результате действий физических и (или) юридических лиц, поддерживаемые органами государственной власти, органами местного самоуправления и (или) юридически­ми и физическими лицами. Обычаи российского трудового нрава являются одним из объективно существующих и необходимых элементов единой системы форм трудового права в Российской Федерации»^[132].

Специалисты и области общей теории нрава, как правило, рас­сматривают принципы права как «начало»', «идею»^{[133] [134], «положение»[135] [136]. М.И. Байтин принцип нрава определяет как «исходные, опреде­ляющие идеи, положения, установления»'. М.Н. Марченко — как «основные идеи, исходные положения или ведущие начала...»[137]. А.Ф. Черданцев — как «основные руководящие идеи (начала)»[138]. В этой связи вполне объяснимо, что, во-первых, основополагаю­щие (общие) принципы национального права не признаются рос­сийскими кодексами в качестве самостоятельной формы россий­ского нрава: во-вторых, в специальной литературе анализируется понятие «нормы-принципы». Характерно мнение II.Е. Недбайло, полагавшего, что принципы права «по своей юридической природе и сущности представляют собой нормы права, но лишь с более об­щим и принципиальным содержанием»[139]. В этой связи аналогичная точка зрения сложилась и в специальной отраслевой литературе. Так, О.А. Кузнецова полагает: «...под нормами-принципами гра­жданского права следует понимать специализированные импера­тивные предельно общие нормы, определяющие содержание всех других гражданско-правовых норм и обладающие но отношению к ним высшей юридической силой, имеющие нетипичную структу­ру и выполняющие специфические функции в гражданско-право­вом регулировании»[140].}

Вместе с тем. в международном нраве основополагающие (об­щие) принципы права признаются самостоятельной формой меж­дународного права. Так, согласно ст. 38 Статута Международного Суда, принятого 26 июня 1945 г.. «Суд, который обязан решать переданные ему споры на основании международного права, ири-

меняет: ... общие принципы права, признанные цивилизованными нациями...». По мнению Ю.М. Колосова, «основные принципы международного нрава являются универсальными ... имеют харак­тер общепризнанных; основные принципы международного нрава являются принципами jus cogens»*-, «неоспоримого права»-.

В связи с этим представляется обоснованным предложение Е.А. Ершовой о признании основополагающих (общих) принципов российского трудового права самостоятельной формой российско­го трудового права: «Основополагающие принципы российского трудового права, пишет автор. форма российского трудового права, отражающая его сущность, основные начала. Основополага­ющие принципы российского трудового права имеют прямое дей­ствие и более высокую юридическую силу перед правовыми норма­ми. содержащимися в федеральных конституционных законах. ТК РФ. иных федеральных законах и подзаконных нормативных пра­вовых актах, нормативных правовых актах субъектов Российской Федерации, нормативных правовых договорах и нормативных пра­вовых актах работодателей»^{[141] [142] [143].}

Наконец, отвечая на вопрос А.Ф. Черданцева «... Чего же недо­стает с точки зрения интегративистов в ... характеристике нрава?», хотелось бы подчеркнуть — многого и принципиально иного. Так, если юридический позитивизм ио существу ограничивает «всё» право лишь нормами права, содержащимися только в «законода­тельстве», выделяя международное право с позиции дуализма в от­дельную систему права, регулирующую отношения лишь между государствами, то научно обоснованная концепция интегративного правопонимания обосновывает принципиально иную систему нра­ва. С позиции «интегративистов». а точнее, научно обоснованной концепции интегративного нравононимания право прежде всего выражается в принципах и нормах права, содержащихся в единой, развивающейся и миогоуровневоіі системе форм национально­го и международного нрава реализующихся в государстве. Таким образом, во-первых, право состоит не в двух системах — внутриго-

сударствеиной и международной, а в единой системе. Во-вторых, подсистема внутригосударственного права образована составля­ющими ее элементами — формами национального нрава. В их чи­сле возможно назвать основополагающие (общие) принципы на­ционального нрава, правовые акты, правовые договоры и обычаи внутригосударственного права. В свою очередь подсистема меж­дународного права прежде всего образована основополагающими (общими) принципами международного права, международными договорами и обычаями международного права.

В науке трудового права уже сделаны первые шаги в соответст­вии с научно обоснованной концепцией интегративного понима­ния трудового права. Например, Е.А. Ершовой введено в научный оборот понятие «система форм трудового права в Российской Фе­дерации». По сё мнению, — состоит из двух подсистем — между­народного трудового права и российского трудового права, обра­зованных составляющими их элементами — соответствующими формами трудового права»’.

При таком теоретическом подходе в мире в целом, в Российской Федерации, в частности, с одной стороны, право действительно можно рассматривать в трех «измерениях». Первое «измерение» — «человек, его права, представления о справедливости, его чувство свободы». Согласно ст. 2 Конституции: «Человек, его права и сво­боды являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и за­щита прав и свобод человека и гражданина — обязанность государ­ства».

Второе «согласование общих интересов посредством разного рода регулятивных систем, действующих внутри общества (выде­лено мной. — В. Е.). Оно нашло свое измерение в принципах и нор­мах права, выработанных действительно «внутри» гражданского общества и содержащихся, например, в следующих формах «дей­ствующего» права — национальных и международных правовых договорах, а также в российских и международных обычаях права.

Третье — волеизъявление государства, получившее правовое вы­ражение, объектируется в специальных принципах и нормах права, установленных в национальных правовых актах, например, Коп-

' Ершова Е.А. Указ. соч. С. 8.

ституции РФ, федеральных конституционных законах, федераль­ных законах, указах Президента, Правительства.

Вместе с тем, с другой стороны, ограничение права прежде все­го «законодательством», правовыми актами, принятыми органами государственной власти, сказывается не только на процессах пра­вотворчества, ио и правореализании, в том числе судебного право­применения. Приведем один пример, на первый взгляд касающийся рассмотрения только конкретного жилищного спора, но при более глубоком осмыслении его можно рассматривать как фундамен­тальный теоретический вопрос иравоноиимаиня, правотворчества и правореализании, в том числе судебного правоприменения. Так, Жилищный кодекс РСФСР содержал ст. 86 «Изменение договора найма жилого помещения по требованию члена семьи нанимате­ля». В новом Жилищном кодексе РФ такая норма права отсутст­вует. В связи с этим многие федеральные судьи начали отказывать в исках об изменении договора социального найма жилого помеще­ния, ссылаясь на отсутствие в Жилищном кодексе РФ соответству­ющей нормы нрава. І Іолагаю, такой подход основан на юридическом позитивизме, т. е. сведении жилищного права только к националь­ным правовым актам, жилищному «законодательству». В то же время даже Жилищный кодекс РФ, на мой взгляд, не ограничивает жилищное право в целом лишь названным «законодательством». Во-первых, согласно ст. 10 ЖК РФ «жилищные права и обязаннос­ти возникают из оснований, предусмотренных настоящим Кодек­сом, другими федеральными законами и иными правовыми актами, а также из действий участников жилищных отношений, которые хотя и не предусмотрены такими актами, но в силу общих начал и смысла жилищного законодательства порождают жилищные права и обязанности» (выделено мной. 8. Е.).

Во-вторых, ч. 1 ст. 7 ЖК РФ предусматривает возможность при­менения жилищного законодательства по аналогии закона в случае регулирования сходных отношений. В Жилищном кодексе РФ есть ст. 127 «Раздел жилого помещения в доме жилищного кооперати­ва», регулирующая по существу отношения, сходные с изменением договора социального найма жилого помещения. В-третьих, в Ж К РФ отсутствует статья, прямо запрещающая удовлетворение исков об изменении договора социального найма жилого помещения.

Согласно ч. 3 ст. 55 Конституции РФ права граждан могут быть ограничены лишь ио основаниям, прямо предусмотренным феде­ральным законом. Наконец, (и это — главное) в подобных случаях теоретически точнее обращаться в суд с двумя исками: 1) о растор­жении договора социального найма (ранее заключённого и единого на всю квартиру): 2) о заключении договоров социального найма жилого помещения (отдельных, например, на каждую комнату). Необходимо подчеркнуть: первое данные способы защиты жи­лищных прав граждан, во-первых. Ж К РФ и ГК РФ нс запрещены, а прямо разрешены: второе, точнее соответствуют сложившимся фактическим правоотношениям.

Приведенные теоретические, правовые и практические доводы позволяют сделать вывод о самой непосредственной взаимосвязи и взаимозависимости нравопонимания, правотворчества и право­реализации, взаимной ответственности «законодателя», научных и практических работников за качество права, правотворчества и правореализации.

2.2.