Феномен современной эпохи – право человека

ПО-ВИДИМОМУ, принципиально важное значение самого факта обретения неотъемлемыми правами человека прямого юридического действия по-должному может быть понято лишь тогда, когда он будет «переведен на язык» основных юридических категорий, с которыми уже знаком читатель.

Сначала вот какой штрих, в основном исторического плана. Двести лет тому назад крупнейший мыслитель человечества, философ Иммануил Кант, уделивший в своем творчестве значительное место правовым вопросам, при характеристике последних довольно часто употребляет выражение «право человека» в смысле близком к понятию закона, т.е. в смысле позитивного права. Обратим внимание и на то, что видный русский правовед И.А. Покровский говорит об определеннос-

132

Глава третья. Право человека

ти прав и обязанностей одновременно и как о свойстве юридических норм и как о праве человека. Что это все означает?

Прежде всего – принципиальная сторона вопроса. Одна из фундаментальных задач нынешнего времени (особенно для стран, освобождающихся из-под ига тоталитарных режимов) – это перейти от славословий, а порой словоблудия, по правам человека к реальному делу. Условия, пути и способы решения возникающих здесь проблем, направленных на превращение в жизненную реальность идей о правах человека, многообразны. Они сопряжены со степенью утверждения в общественной жизни институтов современного гражданского общества, природой, характером и честностью политической власти, деятельностью общественных правозащитных организаций, действительных подвижников правозащитного дела, со многими другими реалиями и факторами нашего сегодняшнего бытия.

Но, быть может, среди этих различных условий, путей и способов есть ключевое звено?

Да, есть. И здесь, при определении условий, путей и способов превращения правозащитных лозунгов и формул в реальность, существует центральный пункт.

прав человека. Именно – ю р и д и ч е с к о м возвышении. В том, чтобы идеи прав человека воплотить в действующем позитивном праве и чтобы в обществе утвердилось, стало незыблемым и осново-

полагающим то, о чем как раз и говорится в данном параграфе, –

п р а в о человека.

Здесь придется напомнить об азбучных положениях науки, ранее уже рассмотренных в книге. Права человека в общераспространенном их понимании – это субъективные права, т.е. возможности конкретной личности, субъекта. Более того, и в античности, и даже в эпоху Про-

свещения они в принципе не имели юридического характера, выступали в качестве некоего духовного начала, требований естественного права, имеющих преимущественно идеологическое, гражданственное, моральное значение.

Только с середины XX века общественная значимость этой категории и необходимость ее реализации стали настолько значительными, что права человека получают общее признание, а отсюда – шаг за шагом – и юридическое значение. Они в полномасштабном виде закрепляются в международных документах, в современных демократических конституциях, в других внутригосударственных законах. А затем – уже ближе к нынешнему времени – и как таковые постепенно начинают обретать прямое юридическое действие.

133

Право – надежда наша

И вот как раз последнее из указанных обстоятельств не только имеет существенное практическое значение, связанное с фактической реализацией прав и свобод человека, но и представляет собой крупный шаг в их юридическом возвышении к тому, чтобы начался процесс преобразования материи права, его перенастройка из «права власти» или «права государства» в «право человека», т.е. в право современного гражданского общества. Такое преобразование обусловлено с юридической стороны тем, что прямое юридическое действие прав человека означает их непосредственное признание правосудными учреждениями – судом и, значит вступление в «работу» других звеньев юридической системы, когда постепенно, звено за звеном начинает «работать» объективное право в целом, весь комплекс его средств и механизмов, вся система соответствующих юридических конструкций.

Перед нами, стало быть, новое качество в сфере юридических явлений, когда явления из области субъективных прав возвышаются до уровня о б ъ е к т и в н о г о права.

Именно при признании права человека также и объективным правом и, следовательно, объективированной юридической реальностью, оснащенной всем арсеналом юридических средств и механизмов,

данный факт получает значение важнейшего явления современной эпо-

хи. Или, как это обозначено в заголовке этого параграфа, – феномена. То есть явления не только крупного, знакового, но и во многом необычного, качественно нового. Такого, которое свидетельствует о том, что неотъемлемые права человека переходят в новое состояние. И в результате этого обретают силу действующего права с характерными для него действенными правовыми средствами и механизмами, регулятивными и юридическими конструкциями, «настроенными» на реальное утверждение в жизни содержания позитивного права.

И вот какие, по сути удивительные, метаморфозы (охватывающие одновременно, взаимно и объективное право, и субъективные права) тут происходят. Право человека в качестве своей основы и сути включает субъективные права человека, которые как бы распространяют на объективное право свою духовную силу и которые со своей стороны – внимание! – сами уже выступают в лоне и под эгидой объективного права. И потому они, субъективные права человека – право на жизнь, на личную свободу, на свободу слова и др., – не только становятся критерием, своего рода камертоном построения и настройки всего содержания юридической системы, всех ее подразделений (в том числе и тех, которые направлены на обеспечение порядка и органи-

134

Глава третья. Право человека

зованности в общественной жизни), но также – что не менее существенно – становятся юридическими субъективными правами в строгом значении этой категории и, стало быть, правами, оснащенными юридическими средствами и механизмами по их реализации.

Этот процесс юридического возвышения прав человека, когда они наращивают «юридическую плоть» и все более выступают в качестве субъективных юридических прав, только начался в мире. Даже в передовых демократически развитых странах (таких, как Германия, Великобритания) сделаны в этом направлении только первые шаги, о которых будет сказано несколько дальше.

В целом такого рода перенастройка юридической системы, осуществимая во всем своем объеме при успешном претворении в жизнь идеалов демократии и требований современного гражданского общества, в итоге будет означать качественный переворот в мире правовых явлений, когда реально, фактически, и притом во вполне развернувшемся виде, и войдет в жизнь людей неведомый ранее юридический феномен – право человека, о котором двести лет тому назад прозорливо сказал Кант и о котором по сути дела говорят передовые русские правоведы (такие, как И.А. Покровский).

Хотя процесс становления права человека, по всем данным, окажется сложным и долгим, уже сейчас различимы основные вехи этого процесса. Они касаются ряда сторон действующего права. Обратимся к этим сторонам позитивного права.

В НАИБОЛЕЕ ОБЩЕМ ВИДЕ особенности действующего объективного права как права человека выражаются в его настроенности, качестве. В том, что неотъемлемые общепризнанные права человека становятся центром всей национальной юридической системы.

Именно тут нужно искать объяснение тому обстоятельству, что в современных условиях неотъемлемые права человека по своей юридической силе не только не уступают в современных демократических государствах национальным законам всех рангов, но и в принципе имеют по отношению к ним приоритетное юридическое действие. С точки зрения юридической практики существенно важно, например, то, что при пробелах в действующем праве, недостаточности или неопределенности действующих законоположений правовой вакуум заполняется, а неопределенность законоположений преодолевается на основе центральной для демократических юридических систем правовой идеи.

135

Право – надежда наша

торый определяет направление и перспективу решения тех или иных юридических дел.

Отмеченные крупные изменения в позитивном праве, выражающие глубокое проникновение в саму органику возрожденного естественного права, – изменения, по-должному ни наукой, ни общественным мнением еще не оцененные (и более того – в немалой мере оставшиеся незамеченными), в действительности по своей масштабности и особенно значению для настоящего и будущего ничуть не уступают тому гигантскому сдвигу в правовом прогрессе, которым отмечена эпоха Просвещения, эпоха Великой французской революции.

Новая трактовка права находится в диссонансе со сложившимися и весьма устойчивыми стереотипами о праве, законе, законности, сориентированными на власть. И поэтому переход от понимания права как исключительно и всецело «силового» института, прочно укоренившегося за долгие века взаимоотношений человека с властью, к пониманию его как гуманистического явления, феномена свободы, происходит с трудом. Еще в самом начале XX века знаменитый русский правовед П.И. Новгородцев говорил о неоправданном положении вещей, «когда отвергают право как порождение силы и произвола и забывают право как выражение справедливости и свободы – то право, которое издавна вдохновляло на подвиги и на борьбу и которое всегда почиталось священным достоянием лиц»1.

Итак, перед нами – самое значительное последствие в позитивном праве, наступающее в условиях возрожденного естественного права, его новой жизни. Оно касается соотношения права и власти – того соотношения, которое при всех метаморфозах права (его развития от «права сильного» к «праву власти» и даже к «праву государства») неизменно оставалось силовым институтом, не содержащим каких-либо элементов, так или иначе не зависящих от власти.

Ныне же в результате современной «революции в праве» такого рода элементы, да притом непосредственно выражающие сами основы человеческого бытия, появились! Появились в виде неотъемлемых прав человека, которые приобрели прямое юридическое действие и заняли (точнее, начали занимать) центральное место во всей юридической системе современного гражданского общества.

С рассматриваемой точки зрения, быть может, самым верным показателем того, что в данном обществе право занимает достойное и высокое положение, соответствующее формулам «правовое государство»,

136

1 Новгородцев П.И. Идея права в философии Вл.С. Соловьева. М., 1901. С. 18–19.

Глава третья. Право человека

«правление права», является способность власти терпеть право без колебаний сообразовывать с ним все свои действия. Так относиться к праву, чтобы и в тех случаях, когда существование и действие права не согласуются с интересами власти, безропотно признавать его приоритет, верховенство «над собой» и одновременно делать все для того, чтобы его требования неукоснительно и полностью проводились в жизнь.

Понятно, процесс формирования права современного гражданского общества даже в передовых демократических странах еще не завершен. Во многих других странах он и не начат. В некоторых странах заметны порой симптомы правового регресса, попятного движения к праву власти, силовым юридическим порядкам.

Но, как бы то ни было, закладка фундамента юридических систем, способных возвыситься над властью и последовательно реализовать демократические и гуманистические ценности, в истории человечества состоялась.

«ВТОРЖЕНИЕ» естественного права в юридическую сферу во многом касается конституционного права, организации государственной власти.

Существенный шаг в этом направлении был сделан уже в первые послевоенные годы. В декабре 1948 года ООН приняла Всеобщую декларацию прав человека, юридически на международно-правовом уровне закрепившую эту, ранее в большей степени декларативную, категорию. Затем основным правам человека стало придаваться ка-

чество общепризнанных и в других международно-правовых докумен-

тах, после чего они реально обретают значение элемента той или иной национальной юридической системы в результате общего конституционного принципа о признании норм международного права как составной части национального права.

Наиболее же существенным фактором в государственно-правовом развитии демократических государств явилось то обстоятельство, что конституции ряда европейских стран (притом – знаменательно! – прежде всего стран, испытавших «на себе» ужасы фашистской тирании, – Германии, Испании, Италии) закрепили в начальных разделах конституционных текстов прирожденные права человека – в первую

очередь основные, фундаментальные, в качестве исходных норматив-

ных положений. И таким образом придали им не только непосредственное юридическое действие, но уже и формально приоритетное значение в данной национальной юридической системе.

137

Право – надежда наша

А все это означает, что указанные исходные нормативные положения становятся своего рода «камертоном» в построении национальной юридической системы, а в области государственной власти –

«настройщиком» ее организации. Именно потому, что юридически, притом на конституционном уровне, свобода и достоинство человека, его неотъемлемые права становятся определяющим началом в организации государственной власти, последняя изначально должна быть

«умеренной», не допускать в своем построении и в своих прерогативах ничего, что давало бы основания для государственного произвола, господства власти над личностью.

И вот внимательный анализ конституций тех европейских стран, в которых заглавное место занимают записи об основных правах человека, свидетельствует, что именно они отличаются важнейшими достижениями демократической конституционной культуры (в том числе по конституционной определенности полномочий главы государства, по формированию и действию судебных учреждений и др.). И именно они, надо кстати заметить, в немалой степени превосходят по указанным элементам достижения других конституционных документов, в том числе, казалось бы, по утвердившемуся стереотипу «непревзойденный образец» демократических конституций – Конституцию США, в которой действительно скрупулезно отработано распределение полномочий между «тремя властями», но которая лишь в «поправке» обозначила приоритет прав человека. И потому долгое время, до второй половины XIX века, действовала в обстановке официально признанного рабства, да и ныне в ряде случаев допускает в общественной жизни, в том числе при решении дел международного характера, внеправовое применение силовых методов.

НОВОЕ КАЧЕСТВО права человека (как объективного права) в немалой степени касается сферы правосудия.

Само существование, функционирование права человека как объективного права требует создания независимой системы правосудия, способной и настроенной на то, чтобы противостоять любым акциям учреждений исполнительной и законодательной власти, не согласующимся с конституцией, основными правами и свободами человека. Отсюда и требование фактического, немедленного и резкого реагирования судебной системы (реагирования, при отсутствии иных оснований, – по своей инициативе), а вслед за ней – всего государства на все случаи, когда – пусть и в юридической форме – происходят на деле нарушения основных прав человека.

138

Глава третья. Право человека

Вместе с тем представляется весьма существенным и то, что именно в сфере правосудия должна быть признана такая практика, когда бы основой принимаемых судебными учреждениями решений напрямую становилась категория прав и свобод человека.

Тенденция такого рода в какой-то мере определилась в деятельности международных судов – сразу после Второй мировой войны Нюрнбергского суда (при всех его особенностях как «суда победителей», не согласующихся с этой стороны с фундаментальными идеями права), а затем, уже в наше время, Гаагского суда. И там, и здесь категории прав человека и ответственности за их нарушения выступают в качестве исходного критерия, пусть далеко не всегда строго обозначенного, формально фиксируемого, для решения вопросов неправомерности привлекаемых к ответственности лиц. Думается, сейчас, после трагедии в Югославии, когда страны НАТО весной – летом 1999 года применили вооруженную силу для пресечения геноцида со стороны югославского режима (факт, который получил разноречивую оценку в мировом общественном мнении), стало, на мой взгляд, предельно очевидным, что сама фиксация геноцида, а значит, сама возможность его силового пресечения, должна осуществляться не по оценкам политических деятелей, а в сугубо правосудном порядке.

Эта же тенденция весьма определенно наметилась и в судебной практике передовых по уровню правового развития демократических стран.

Известным подтверждением принципиального изменения регулятивного статуса естественного права и, следовательно, юридической силы неотъемлемых прав человека стало решение в 1996 году Конституционного суда Германии, который признал юридически оправданной ситуацию, с позиций ортодоксальной догматической юриспруденции невозможную, – привлечение к уголовной ответственности руководителей несуществующего государства (ГДР) за причастность к убийствам на границе перебежчиков, т.е. за деяния, которые как будто бы согласовывались с законоположениями ГДР, но противоречили фундаментальным правам человека.

Аналогичные выводы следуют из факта (во многом вопреки известным нормам об экстерриториальности) задержания на территории Великобритании бывшего чилийского диктатора Пиночета и из самой постановки вопроса о привлечении его к ответственности за нарушение прав человека. Вынесенное в конце ноября 1998 года на этот счет палатой лордов решение, к тому же неоднократно ею же подтвержденное, – независимо от последующих поворотов в этом деле,

139

Право – надежда наша

вполне оправданно приобрело значение крупного правового события современной эпохи, официально придающего наднациональную (всепланетную) значимость фундаментальным правам человека и принципиальную «экстерриториальность» юридической ответственности за их нарушение.

НО ВОТ ВОПРОС: ограничивается ли только «новое качество», характерное для принципиально нового правового феномена, именуемого «правом человека», одной лишь областью конституционных установлений да непосредственным использованием положений о правах человека в сфере правосудия?

Постановка этого вопроса представляется тем более значимой потому, что рассмотренные ранее «проявления» права человека, при всей их важности для демократического развития общества, напрямую не затрагивают кардинальную проблему, обозначенную в этой главе, – о выходе из глобального кризиса капиталистической системы 1930–1940-х годов и о факторах, определивших современное,

«восходящее» развитие демократических стран, их постиндустриальной экономики.

И вот здесь хотелось бы вновь привлечь внимание к гражданскому

законодательству, к частному праву.

Сначала возьмем на заметку то обстоятельство, что по своей внутренней сути, органике естественное право в том содержании и облике, в каком оно выступило в эпоху Просвещения, Великой французской

революции, с одной стороны, а с другой – частное право – явления од-

нотипные, однопорядковые. И то и другое одинаково направлены в нынешнюю эпоху на обеспечение свободы человека, его самостоятельности, независимости, творческой самодеятельности и самоопределения.

Даже сами основополагающие категории гражданских законов –

«субъект права», «субъективные права» – стали таковыми, как они есть сейчас, и приобрели ключевое значение и звучание благодаря эпохе Просвещения, Великой французской революции – эпохе естественного права. Они совсем не некие дары, милостиво приподнесенные подданным властью, благостным усмотрением правителя, а естественные, прирожденные для каждого человека начала жизни в обществе. Достойно внимания то обстоятельство, что первоначально, при подготовке гражданских законов начала XIX века, нормативные положения о статусе субъектов и их субъективных правах в области собственности и обязательств формулировались так, что они напрямую связывались с естественно-правовыми формулами (примерно такими

140

Глава третья. Право человека

же, как и в конституционных документах). Это было характерно и для проекта Гражданского кодекса Франции 1804 года, и для Австрийского уложения 1811 года. И лишь затем (причем показательно – в связи с появлением консервативных, реакционных тенденций в обществе, как подметили историки права) такого рода «увязки» оказались выброшенными в окончательных законодательных текстах1.

Но такого рода «увязка» гражданского законодательства с категориями неотъемлемых прав человека в XIX – первой половине XX века имела все же – если бы она даже в полной мере состоялась в формулировках законов – общий характер, касающийся в основном законодательных текстов. Реально же, и притом как фактора крупномасштабного характера, ее определяющая роль раскрылась в совсем недавние годы, в середине нынешнего века, опять-таки в 1950–1960-х годах. Причем эта роль как раз и дала о себе знать в решении кардинальных экономических и социальных проблем современной эпохи.

Существо дела в том, что идеология прав человека в том виде, в каком она стала выстраиваться в 1950–1960-х годах, резко возвысила, придала новое возвышенное качество юридически защищенному статусу человека, придала прочность и надежность его «суверенности», самостоятельности и независимости, уверенность во всех сторонах его активного творческого поведения, персональную ответственность за него.

В том числе поведения в сфере современного «рынка», основанного на риске и персональной ответственности человека за результаты его деятельности. Словом, в экономическую и социальную жизнь общества

вступил надежно защищенный и высокоответственный человек со зна-

чительным потенциалом энергии, активности. Человек, действующий в «поле» и в согласии с началами современного гражданского права.

И именно здесь (наряду и в связи с гигантским взлетом научно-технического прогресса) следует видеть одно из главных оснований, которое вслед за необходимыми упорядочивающими государственными мерами стало решающим фактором для преодоления тупика, порожденного промышленным капитализмом, а затем и для нынешнего экономического и социального успеха в демократических странах.

1 Не могу не заметить попутно, что аналогичное явление обнаружилось почти два столетия позже у нас, в России, притом, увы, даже на уровне конституционных документов. В первоначальном тексте российской Конституции 1993 года права человека обозначались в качестве «прирожденных», а частная собственность прямо определялась в качестве «естественного права человека». К сожалению, при последующем «редактировании» конституционного текста такого рода «излишества» были устранены. Впрочем, и в прошлом, и теперь принципиально важно то, что сами правовые категории, основанные на естественно-правовых началах, сохранились.

141

Право – надежда наша

Так что в действительности передовую экономическую и социальную значимость имеет не «просто рынок», а рынок, развивающийся на основе научно-технического прогресса, в условиях утверждающегося современного гражданского общества и потому – облагороженный частным правом, единым с культурой прав человека (когда – как мы видели – корректнее говорить не о «рыночной экономике», а о частноправовой организации народного хозяйства).

Благодаря «такому» праву экономическая свобода (свобода защищенной, уверенной, ориентированной на право личности) не соскальзывает в базарно-разбойничью вольницу, а в полной мере раскрывает природные творческие силы человека, его производительную активность, нацеленность на напряжение сил и ума, его способность идти на риск во имя экономического успеха в сочетании с его собственной персональной ответственностью за результаты собственного дела. Если промышленный капитализм определяет при помощи классических гражданских законов главным образом «рамки» для произвольного экономического поведения со всеми возможными и, увы, сбывающимися отрицательными последствиями, то гражданские законы, возвышенные культурой прав человека, играют для экономики социальной жизни более глубокую и притом изначально позитивную роль. Здесь экономическая свобода переводится в созидательную активность, напряжение сил и ума, экономический риск и творчество, соединенные с персональной ответственностью за результаты собственного дела. Да и необходимое упорядочение, «обуздание» экономической свободы происходит в этом случае не через внешние государственно-властные меры, а через самого человека, его творческую активность, которая сама по себе представляет собой мощное внут-

реннее регулирующее начало.

В итоге – поразительные результаты частноправовой экономики демократически развитых стран во второй половине XX века – это эффект, надо сказать еще раз, не просто «рынка», а результат функционирования рыночной экономики как составной части современного правового гражданского общества (в соединении с гигантским научно-техническим прогрессом).

Надо добавить к этому и то обстоятельство, что именно благодаря праву человека (человека! – т.е. существа разумного и изначально «социального», общественного) собственный интерес, эгоизм отдельной личности получает в гражданском законодательстве такое юридическое закрепление, когда эти противоречивые особенности жизни людей сочетаются с началами человеческой солидарности.

142

Глава третья. Право человека

Стало быть, именно на счет современного частного права, функционирующего в сочетании с солидарностью, в единстве и взаимодействии с публичным правом, нужно во многом отнести достоинства постиндустриальной экономики, когда в экономической жизни отсекаются многие «негативы» просто рыночных отношений и крайности экономической свободы и в полной мере начинает работать их потенциал – по своей основе потенциал оцивилизованной частной собственности и конкурентного состязания, раскрывающие свои достоинства через частное право новой, современной эпохи в человеческой истории.

Здесь есть основания вернуться и к вопросам «самого» частного права, которые рассматривались в предшествующей главе. Именно определяющее влияние на частное право культуры прав человека и обусловило то обстоятельство, что именно сейчас, в наше время, обозна-

чился особый этап его развития – не менее существенный по значению,

чем тот, который произошел после Французской революции и нашел выражение в издании классических кодексов по гражданскому праву. На основе современного естественного права, выраженного в культуре прав человека, «дух» частного права, его основные начала возвысились и приобрели определяющее значение для современного гражданского общества в целом.

ПРАВО ЧЕЛОВЕКА – это право гражданского общества. И вот что примечательно. Рассматривая формирование последнего как «величайшую проблему для человеческого рода», Кант еще два столетия тому назад рассматривал его как всеобщее правовое гражданское общество1. Но что значит «всеобщее»?

Прежде всего понятно, что правовые и гражданские начала в таком обществе должны распространяться на все основные стороны его жизни (и иметь в этом отношении «тотальное», стало быть, всеобщее значение). Но дело не только в этом.

Характеризуя развитие человечества «во всемирно-гражданском плане», Кант связывал создание и существование совершенного гражданского устройства данного общества с состоянием международных дел, с утверждением законосообразного порядка и во внешних связях между государствами2.

Насколько эта сторона гражданского устройства представлялась существенной для Канта, видно хотя бы из того, что именно в плос-

1 Кант И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 1. С. 95.

2 Там же. С. 101–115.

143

Право – надежда наша

кости международных дел он освещает важнейшие достоинства права. Рассматривая под этим углом зрения проблемы мира (основная работа по этой проблеме – «К вечному миру», 1795 г.), Кант говорит

«об уважении к понятию права, которое одно только могло бы утвердить навечно мир»1.

Вместе с тем здесь, на мой взгляд, может быть отмечена и другая сторона проблемы. Реализация идеалов права (и, возможно, прежде всего тех, которые относятся к субъективным правам человека) должна не только получать фактическую жизнь через механизмы объективного права данного государства, но и, по всем данным, иметь опору в мировом сообществе – в международном праве, в самом законосообразном порядке внешних связей государств, а главное – в состоянии и в «настроенности» права, характерных для мирового сообщества.

Каковы доводы, обосновывающие это положение?

Главный из них заключается в том, что право – это универсальный,

«вечный» институт в жизни людей на нашей планете, который призван давать устойчивый и непрерывный во времени цивилизационный настрой этой жизни. И потому в обстановке XX – начала XXI века, постепенно делающей реальными ценности либеральной цивилизации и сблизившей через поразительную по эффективности систему коммуникаций людей всех стран и континентов, есть основания говорить

o существовании в мире общего правового состояния. Причем «состоя-

ния» не только в виде известного уровня права, планки и порога правосознания, задаваемых общепризнанными правовыми ценностями, правовой культурой наиболее развитых, продвинутых по путям про-

гресса стран, но и в виде формирования известных устоев мирового

правопорядка.

Вполне понятно поэтому, что в странах, особенно тех, которые только вступили на путь становления права современного гражданского общества, опорными точками для такого правового развития должны стать как внутренние, существующие в данном обществе условия и импульсы, так и та планка правовых ценностей, которая должна быть характерной для человеческого сообщества на современной ста-

дии развития цивилизации, и в этом отношении – правовые ценности

формирующегося мирового правопорядка.

А в этой связи вот какое еще соображение. Даже в странах, уже во многом освоивших порядки и институты современного гражданского общества, политическая государственная власть остается потен-

144

1 Кант И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 1. С. 459.

Глава третья. Право человека

циально наиболее мощной социальной силой. По этой причине даже в передовых по демократическому развитию странах рецидивы насилия нет-нет да и прорываются в реальном бытии, в политической практике. Порой, увы, так, что возвышенные идеалы прав человека (права человека) грубо, вооруженной силой ставятся, скажем так, под удар. И ставятся под удар не только в случаях, когда вооруженная сила вопреки юридическим установлениям применяется во имя «высших целей» (скажем, для борьбы с наркобизнесом, когда вопреки существующим юридическим установлениям осуществляется на территории другого маленького государства захват его главы, по всем данным, наркодельца).

Не менее прискорбно, когда подобный негативный эффект происходит в обстановке по соображениям высокого правового порядка, что и случилось весной – летом 1999 года в Югославии при использовании мощных вооруженных сил в борьбе с геноцидом югославских властей в целях предотвращения гуманитарной катастрофы.

Тем более когда такое положение вещей, характеризующее непростую конкуренцию насилия и права, присуще странам, стремящимся в ускоренных темпах достигнуть современной стадии общецивилизационного развития. Таким странам, как современная Россия, где либеральные по замыслу реформы реализуются в обстановке нетерпения в ускоренных темпах через институты государственной власти и где в результате этого, а также в результате былой силовой идеологии декларируемые правовые формы и принципы остаются неустойчивыми, зыбкими, податливыми перед силовым давлением. Позор России – кровавая бойня в Чечне в 1994–1996 годах, отмеченная (официально не осужденными и даже официально не зафиксированными) грубыми массовыми нарушениями прав человека, обнажила реальное существо российской юридической системы, сохранившей глубокие следы коммунистической правовой идеологии с ее доминантой – возможностью вооруженного насилия при решении внутригосударственных проблем.

В такой обстановке сама жизнь выдвигает необходимость содействовать развитию в рамках и в контексте формирующегося мирового правопорядка институтов, обладающих надлежащей компетенцией и достаточными императивными возможностями для инициирования и поддержания в странах, вставших на путь современного правового развития, правовых форм, ориентированных на утверждение в реальной жизни передовых правовых ценностей, идеалов прав человека (права человека).

145

Право – надежда наша

Речь в данном случае не идет об утопических, сомнительных проектах создания некоего «всемирного правительства» или системы межгосударственных законов, равных по силе законам внутригосударственным.

Реальное значение при решении возникающих здесь многосложных вопросов имела бы проработка таких вариантов решения рассматриваемой проблемы, в соответствии с которыми получили бы развитие

и совершенствование система Международных судов, призванных защищать права человека, упрочение и углубление их компетенции, императивной силы их решений.

Знаменательно, что развитие в Западной и Центральной Европе единого Европейского сообщества, все более обретающего особенности целостного государственного образования, близкого по типу к федерации, нашло выражение в формировании Европейского суда по правам человека. И еще – в особенности в связи с драматическими событиями в Югославии – Гаагского суда, призванного юридически реагировать на преступления международной значимости в области прав человека.

Вместе с тем (особенно если иметь в виду отмеченные ранее судебные акты 1998–1999 гг. в Великобритании по задержанию бывшего чилийского диктатора Пиночета и саму постановку вопроса со стороны ряда стран – Испании, Франции, США – о его юридической ответственности за прошлые нарушения прав человека) постепенно обозначается и такая сторона формирующегося мирового правопорядка, в соответствии с которой компетентные судебные инстанции национальных правовых систем призваны действовать сообразно современным правовым ценностям, выражающим приоритетный и безусловный статус основных прав человека.

И здесь перед нами не только «глобализация прав человека» (как это определено в публицистике), но и явление более глубокого, действительно глобального значения. Оно состоит в том, что права человека еще в большей мере, чем это происходило в последние десятилетия, утверждаются в качестве института, возвышающегося над государством в целом, притом теперь и на уровне всего мирового сообщества. А точнее, даже в том, что в формировании мирового правопорядка ре-

шающую роль начинает играть объективное право человека как надна-

циональное образование.

И вот здесь есть смысл обратиться к принятому весной 1999 года центральными учреждениями НАТО постановлению нормативного порядка, обосновывающему с позиций этой региональной организации

146

Глава третья. Право человека

возможность применения натовских вооруженных сил для борьбы с геноцидом, другими крупномасштабными нарушениями прав человека. Если исходить из того, что мировой правопорядок, основанный на правах человека, приобретает наднациональный, глобальный характер, то отдельные государства, их региональные организации не только вправе, но и юридически обязаны принимать решительные меры для пресечения геноцида, других преступлений против человечества. Думается, что звучащие в России безапелляционные утверждения о том, что вооруженные действия стран НАТО в отношении югославского режима, совершающего акты геноцида, – это акты «грубой агрессии», и симптомы возникшего у нас военного психоза можно объяснить, пожалуй, близостью идеологических и юридических установок тамошнего и нашего режимов, что подтверждается и кровавой трагедией при наведении «конституционного порядка» на чеченской земле. В то же время один из существенных моментов нужно здесь зафиксировать с предельной строгостью. Право во всех случаях должно оставаться правом. Высшей гуманитарной ценностью, где торжествует весь комплекс правовых начал и законности, в том числе и начало правосудия. Должно быть непреложным, что во имя высоких правовых требований нельзя пренебрегать всей суммой существующих правовых требований, пусть в чем-то и устаревших. И если страны НАТО по каким-то изначальным посылам достойны основательного упрека и осуждения, то прежде всего, по всем данным, в том, что факты геноцида в Косово не нашли надлежащей констатации и оценки со стороны действующих правовых форм и процедур, а главное, не получили правосудной реакции (что на вполне достоверной основе уже сейчас мог сделать Гаагский суд). И с этой точки зрения – в том еще, что вооруженные акции в этой связи приобрели очевидно избирательный

характер, политическое звучание.

Правом же никому не дано пренебрегать. Оно жестоко и неотвратимо мстит за себя. Даже приверженцам самых высоких гуманитарных ценностей. Вот и ныне на деле получается, что вооруженные акции НАТО в Югославии, предпринятые, как можно предположить, во имя высоких гуманитарных целей, обернулись новой бедой – сами привели к нарушению исконных прав людей, к разрушению национальных ценностей, к нарастанию насилия. И плюс к тому – дают основания для основательных предположений (тем более что аналогичные ситуации в ряде регионов, например в Турции в отношении курдского народа, вовсе не принимаются во внимание), что перед нами феномены, приводящие к возрождению си-

147

Право – надежда наша

ловой идеологии, происходит открытое разрушение действующего правопорядка и процедур, регламентирующих, в частности, применение вооруженной силы.

С рассматриваемых позиций становится понятным то обстоятельство, что вооруженные акции НАТО вызвали чуть ли не единодушное осуждение у нас, в России. Даже у самых «радикальных» демократов, общепризнанных интеллектуалов, выразителей и общепризнанных носителей высоких духовных ценностей. И конечно, в этом наряду с осознанием только что отмеченных опасностей и явных просчетов натовских стратегов есть этически добрые, исторически понятные суждения и акценты, в том числе и признание всеобщности требований действующей международной законности.

Но вот какой момент все же должен быть принят во внимание. Во всех демократически развитых странах эти же акции (впрочем, представляемые властями и массовой информацией хотя и в более широком контексте, но все же с тенденциозными акцентами) встретили подавляющую поддержку у всего населения.

Чем все это объяснить? Только ли отчуждением всего прокоммунистического с добавлением узконационалистических тенденций (что характерно для этнических чисток, осуществляемых югославской армией и военизированными соединениями и что остро прочувствовано населением Европы)? Да, по всем данным, – этим. Но, думается, не только. Упомянутые настроения вызваны также и тем, что у населения Запада – как хочется верить автору этих строк – все более креп-

нет как раз ощущение и прямое понимание того, что наступает новая

эра права. Права – последовательно гуманистического, основанного на безусловном верховенстве и приоритете прав человека. Будем надеяться в этой связи, что и негативные стороны натовских вооруженных акций, которые в свою очередь привели к грубым нарушениям прав человека, не заслонят указанной тенденции движения человечества к праву высокого гуманитарного порядка и, быть может, даже дадут толчок к тому, что неотложным требованием сегодняшнего дня станет необходимость при решительной реализации современного гуманистического права – скажу еще раз – применять средства последовательно правовые, основанные прежде всего на строгих правосудных, строго юридических началах.

ТЕПЕРЬ в качестве известного итога характеристики естественного права, о котором в том или ином ракурсе шла речь в этой главе, некоторые соображения общего характера о его развитии, его судьбе.

148

Глава третья. Право человека

Естественное право нередко воспринимается как нечто неизменное и притом как отголосок старых, архаичных представлений.

Между тем в естественном праве неизменно одно – выражение в нем требований жизнедеятельности людей как разумных существ. Уже в годы Великой французской революции (и в не меньшей степени в последующее время в облике «возрожденного» естественного пра-

ва) оно наполнилось принципиально новым и современным содержанием,

стало носителем основополагающих социальных ценностей современной исторической эпохи – величия разума и свободы человека, его высокого статуса, неотъемлемых прав.

Ныне же, когда эти социальные ценности все более утверждаются в условиях невиданного научно-технического прогресса и соответствующего развития всех сторон социальной жизни, пришло время для более основательного, «понятийного» вывода – трактовать рассматриваемую категорию в качестве с о в р е м е н н о г о естественного права. Наряду с уже отмеченным принципиально новым содержанием (относящимся к свободе человека, его высокому статусу, неотъемлемым пра-

вам) здесь определяющее значение имеют еще два ряда факторов:

в о п е р в ы х, это прямое соединение прав и свобод человека с социальной ответственностью индивида за свое поведение, его последствия. Такое соединение, по многим данным, принципиально существенно и само по себе, т.е. в виде имманентной стороны свободы

человека, его статуса, прежде всего статуса собственника, и особо – в ряде направлений и сфер жизни общества. В том числе в сфере экологии в связи с индустриальным и постиндустриальным развитием общества, мощным проникновением научно-технической мысли, экспериментальных и коммерческих акций в тонкие и хрупкие биологические механизмы живых существ, когда возникает угроза самой жизни, ее гармоничному, сбалансированному функционированию. И значит, при более широком подходе – с точки зрения требований и норм, связанных со взаимоотношениями человека и природы. Как уже отмечено в российской литературе в отношении прав человека, обращенных к природной среде, требуется «переосмысление на базе новейших естественнонаучных и общественных знаний идеи естественного права и естественной справедливости... указывающих на меру и нормы, с которыми должен считаться человек, стремясь установить сбалансированные отношения между обществом и природой»1;

1 Мальцев Г.В. Новое мышление и современная философия прав человека // Права человека в истории человечества и в современном мире. М., 1988. С. 35.

149

Право – надежда наша

в о в т о р ы х, это преломление требований естественного права через новые «пласты социальности», рожденные гигантским научнотехническим прогрессом. Такие прежде всего ранее неведомые области социальной жизни, качественно отличные от метафизически понимаемого «мира вещей», как широкие и многообразные участки объективированных духовных ценностей (интеллектуальная собственность), информационные структуры, куда во многом «перекочевывают» строго вещные отношения, своеобразные формы активности, проявляющиеся в предпринимательском деле в условиях современной рыночной экономики.

Вместе с тем надо сразу же заметить, что и здесь не должны быть утрачены ценности культуры, во многом связанные с самими основами естественного права, с классическим гражданским законодательством. О. Шпенглер, указавший в своем капитальном труде «Закат Европы» с такой яркостью и категоричностью (увы, порой с передержками) на отмеченные выше стороны социальной жизни, имеющие существенное значение для понимания права в современную эпоху1, едва ли все же во всем прав, когда говорит, что «потому да будет здесь заявлено с максимальной остротой: античное право было правом тел, наше же право – это право функций. Римляне создали юридическую статику, нашей задачей является юридическая динамика»2.

1 Отмечая понятийную ограниченность античного права, О. Шпенглер говорит, что «достаточно бросить взгляд на немецкое частное и уголовное право», чтобы увидеть – «понятийно, а значит, и синтаксически противостоят друг другу то, что может, и то, что не может быть постигнуто в рамках античной схемы». И дальше следуют вопросы: «Почему авторское право оказалось не в состоянии понятийно отделить духовное творение от его форм, которые можно передавать, таких, как рукопись и печатная продукция? Почему в одной и той же картине в противоречии с вещным правом приходится различать художественную и материальную собственность – посредством разделения приобретения оригинала и приобретения права на воспроизведение?» Поставив ряд аналогичных вопросов, автор сам отвечает: «Потому что сегодня над нами все еще довлеет античное понятие телесной вещи. Мы живем иначе. Наш инстинктивный опыт исходит из функциональных понятий рабочей силы, духа изобретательства и предпринимательства... энергии... Наша физика... вообще уже не знает старинного понятия тела...» И вновь – вопрос и ответ: «Почему наше право в понятийном отношении бессильно перед лицом великих фактов сегодняшней экономики? Потому что и оно знает личность лишь как тело» (Шпенглер О. Указ. соч. С. 84–85).

2 Шпенглер О. Указ. соч. С. 86. И автор продолжает: «Требованием будущего становится перестройка всего правового мышления по аналогии с высшей физикой и математикой. Жизнь в целом: социальная, экономическая, техническая – ждет того, чтобы ее наконец-то поняли в этом смысле; для достижения этой цели нам потребуется не менее столетия напряженнейшей и глубочайшей работы мысли» (там же).

150

Глава третья. Право человека

При всей принципиальной важности отмеченных автором характеристик современной действительности не упустим, однако, из виду, что во всех случаях право «имеет дело» с внешними, опредмеченными общественными отношениями. Другой вопрос, что такого рода

«опредмеченность» в ряде областей социальной жизни современного общества приобретает своеобразный характер – проявляется не в «телах» в прямом, грубом значении этого термина, а в более мягких и многообразных формах объективизации, выражающих разумную, интеллектуальную, творчески-активную деятельность и потому отражающих динамику социальной жизни.

Да и по сути дела О. Шпенглер в приведенном суждении ведет речь о современном естественном праве. Когда он говорит о том, что «всякое право есть по преимуществу обычное право: пускай себе закон определяет слова – жизнь их истолковывает»1, то подобное «истолкование», сообразное обычному праву и «жизни», выражает не что иное, как требования естественного права – естественные императивы сегодняшнего дня.

Требования естественного права, обусловленные современным развитием постиндустриального общества, во многом определяют и особенности правовой материи, в том числе своеобразие складывающихся на их основе комплексных образований – экологического права, информационного права, предпринимательского права. Причем и в данном случае следует заметить, что указанные структурные подразделения не призваны «заменить» традиционные фундаментальные отрасли. Например, «упразднить» гражданское право, а на его место поставить предпринимательское право или торговое право. Напротив, последние лишь тогда получают действительное развитие и обретают достойное место в системе права, когда в полной мере и здесь освоены достижения правовой культуры и указанные новые подразделения правовой системы опираются на правовые ценности, содержащиеся в фундаментальных отраслях, в особенности тех, которые воплощают начала частного и публичного права. В данном случае – ценности гражданского права, современного гражданского законодательства.

И наконец, следует еще раз сказать о самом, быть может, примечательном явлении, затрагивающем современное естественное право. Это – глобализация права человека, приобретение им наднационального характера, когда оно становится определяющей силой, регулято-

ром всепланетного значения– самого, по-видимому, очевидного под-

1 Шпенглер О. Указ. соч. С. 85.

151

Право – надежда наша

тверждения того, что человечество уже реально – дай нам Бог по-настоящему осознать это – вступает в цивилизацию либерального типа, в Мир Свободы и Права.

1.