Фактический состав правоотношения как предмет доказывания

На доктринальном и прикладном уровнях предмет доказыва­ния остается дискуссионным. ГПК вообще не предусматривает та­кого понятия. Юридические факты как предмет доказывания про­цессуалисты обычно разграничивают на четыре вида:

юридические факты материально-правового характера (к примеру, наличие договора, его предмета, сроки, качество продук­ции, количество, цена и др.);

- доказательственные факты (выводные доказательства), полу­ченные в судебном заседании (алиби в случаях принудительного установления отцовства, инкриминировании преступлений и т.п.);

- факты, имеющие исключительно процессуальный характер, связанные с возникновением прав на предъявление иска, как вы­полнение обязательного досудебного порядка разрешения спора, на приостановление производства по делу, его прекращение, на совершение иных процессуальных действий;

факты воспитательного и превентивного значения, как вы­несение частных определений (ст.

Теория доказывания обстоятельно исследована учеными- процессуалистами криминального цикла. Понятийный аппарат этой теории в основном сводится к доказыванию, источникам до­казательств и самим доказательствам, предмету, пределам, субъек­там доказывания, стадиям процесса и др.^[589] В контексте политико­правового учения процессуальной формы в праве В.М. Горшенева и его школы целесообразно было бы включать сюда и производст­ва, так как они в своей совокупности представляют собой процесс не только расследования и судебного разбирательства, но и над­зорную, контрольную государственную деятельность^[590]

Сущность и целевое назначение доказывания имеют разночте­ния. В него включают: установление фактов, обстоятельств, имею­щих значение для разрешения уголовного дела⁴; собирание,

исследование и оценку фактических данных преступления^[591]; позна­ние и установление истины^[592] и др.

Категория истины в теории уголовного процесса традиционно используется как принцип права и назначение доказывания. Само суждение истины в процессе не вызывает сомнений. Дискуссионно лишь то, что это философская категория слишком высокой степени абстракции применительно к праву нуждается в пояснении. Право­применительным органам и должностным лицам нужна конкрети­ка, а не абстракция неимоверной степени. Поэтому, мы считаем, что целевое назначение доказывания состоит в установлении фак­тов и их составов на методологической основе истины. То есть процесс доказывания сводится к установлению фактов и их адек­ватности или противоположности юридическим фактам (составам), предусмотренным правовой нормой.

Совокупность всех обстоятельств (юридических фактов) со­ставляет предмет доказывания. На вопрос о том, что подлежит до­казыванию, в свое время ответил Л.Е. Владимиров, включив в него содержание материального уголовного права (составы преступле­ний)^[593], а не внутреннее убеждение субъекта доказывания, не «абсо­лютные и практически достоверные истины», как полагает А.Р. Белкин^[594]. В этой дискуссии предмета доказывания плодотворной представляется идея А.А. Хмырова о собирании и оценке «проме­жуточных фактов доказывания», количественное накопление кото­рых является основанием достоверных выводов по делу^[595]. В данном случае налицо диалектическая закономерность перехода количест­ва в иное качество. Она характерна для всей системы юридических фактов безотносительно какого-либо отдельно взятого предмета

права, что доктринально доказано Е.В. Додиным^[596]. «Совокупность норм, регулируемых доказывание, принято называть доказатель­ственным правом»^[597] По идее А.А. Хмырова, «теория доказывания имеет междисциплинарный, комплексный характер, а разработка ее должна осуществляться методами и средствами уголовного про­цесса, криминалистики... судебной психологии, судебной медици­ны и др.»^[598] Действительно, доказывание - это междисциплинар­ный, а, точнее, межотраслевой институт, а, может быть, даже до­казательственное право, но сводить его к криминалистическому циклу нельзя.

Широкий подход к доказательственному праву и, в частности, к доказыванию позволяет предположить, что эти категории явля­ются межотраслевыми, как в доктринальном, так и в эмпирическом аспектах. Они присущи всем отраслям права и всем видам государ­ственной деятельности, а не только следственным и судебным ор­ганам. Аргументом этого тезиса является практика постоянных и временных парламентских и правительственных комиссий и коми­тетов (следственных и др.), готовящих материалы властным струк­турам. Аналоги этих структур имеются во всем государственном механизме хозяйственной и политической иерархии (служебные и даже журналистские расследования, расследования катастроф и т.п.). Методы их работы отличаются от следственно-оперативных. Это не допросы и аресты, а аналитическая работа, лабораторные

исследования, экспертные заключения и т.п. Вместо обвинительно­го заключения это могут быть справки, доклады, заключения и др., которые являются основанием (юридическим фактом) принятия соответствующего решения (возникновения соответствующего правоотношения). Межотраслевая правовая природа доказательст­венного права и доказательств позволяет поставить вопрос о вклю­чении его в программу курса теории права и государства.

Проблемность и коллизионность в праве позволяет сделать вывод о том, что во многих законах и подзаконных нормативных актах по образу и подобию ст. 73 УПК РФ необходимо предусмат­ривать юридические факты (обстоятельства), подлежащие доказы­ванию.

Советская правовая доктрина в свое время склонялась к новел- лизации юридических фактов, смешивая их с предметом и преде­лами доказывания.

Предмет доказывания по гражданскому делу искового харак­тера имеет две предпосылки:

- основание иска и возражение против него;

- гипотезу и диспозицию применимой нормы материального права^[602]

Ошибочно утверждение того, что предметом доказывания яв­ляется признание или возражение против иска. К предмету доказы­вания относятся все искомые факты, если даже стороны на них не ссылаются. Отсюда следует согласиться с тем, что предмет дока­зывания судом базируется на основе нормы материального права. Последняя составляет содержание, а все процессуальные нормы как бы подчинены ей, обслуживает ее. Именно в этом суть процес­суальной формы в праве, а не наоборот.

Предмет доказывания юридических фактов достаточно дина­мичен. Он предопределен основанием иска (увольнение, измене­ние, уменьшение размера исковых требований, отказ от иска). По спорным правоотношениям, урегулированным диспозитивными нормами (лишение родительских прав, возмещение морального вреда и др.), возникают сложности. Во-первых, эти так называемые «ситуационные» нормы рассчитаны на судебное усмотрение, что само по себе с позиций демократизма проблематично^[603] Во-вторых, обобщающие понятия диспозиций правовых норм типа «помеще­ние, пригодное для проживания», «интересы ребенка» и т.п. тре­буют конкретизации, «привязки» их к реалиям общественных от­ношений, что в свою очередь предопределяет конкретизацию фак­тов, обоснование их относимыми доказательствами.

В целях углубленного познания института юридических фак­тов и специфики их доказывания процессуалисты классифициру­ют их по критерию правосубъектности спорящих сторон на поро­ждающие, прекращающие, изменяющие, препятствующие возник­новению прав и обязанностей^[604]

Значимость этой классификации состоит в том, что суд в каж­дом случае по конкретному делу должен исследовать все факты в их совокупности (системе), проанализировать динамику развития

правоотношения, выяснить обстоятельства, изменяющие или пре­пятствующие его развитию. Классификация юридических фактов А.Ф. Клейнмана вызвала возражение в теории процессуального права со стороны С.В. Курылева и А.П. Смышляева, которые от­вергли ее по причине несостоятельности.

Классификация юридических фактов по критерию предмета доказывания, на наш взгляд, плодотворна. Ее преимущества за­ключаются в том, что она дает возможность всесторонности и объ­ективности исследования обстоятельств дела. Правопрепятствую­щие юридические факты - это реальность, с которой нельзя не счи­таться. Они в реальной действительности нейтрализуют правопо­рождающие, правоизменяющие и правопрекращающие факты.

В теории права была сделана попытка К.С. Юдельсона раз­граничения фактов на три группы: правообразующие, факты леги­тимации и факты повода иска - это и есть правообразующие факты. По причине связанности прав и обязанностей истца и ответчика нет надобности искусственного выделения фактов легитимации.^[605]

Есть два варианта фактов, не требующих процессуальной дея­тельности по доказыванию:

- факты, признанные судом общеизвестными;

- преюдициальные (предрешенные) факты, т.е. те, которые ус­тановлены ранее принятым судебным решением или приговором.

Обычно общеизвестными признаются такие факты, как собы­тия (засуха, землетрясение и т.п.). При рассмотрении гражданских дел в различных судебных инстанциях эти факты требуют соответ­ствующих доказательств в силу того, что они были известны лишь нижестоящим судебным инстанциям, а вышестоящие инстанции об этом не осведомлены.

те и другие в ряде случаев отменяются вышестоящими инстанция­ми как незаконные. Отсюда их презюмирование как заранее пред­решенных юридических фактов в отдельных случаях проблема­тично. В случае сомнительности в их достоверности можно и нуж­но ставить вопрос перед соответствующими органами об их леги­тимности. Практика последних лет свидетельствует о том, что су­ды общей юрисдикции идут по этому пути. В случае сомнений они ставят эти вопросы перед Конституционным Судом РФ о соответ­ствии нормативных правоустановлений Конституции РФ.^[606] Пре­юдициальность актов следственных органов в последние годы вы­зывает озабоченность. Если в первом варианте судебного контроля за актами административных органов сделана попытка разработки теории, и судебная практика имеет свои наработки, то в отношении преюдиции актов следственных органов вопрос даже не поставлен. Несмотря на прокурорский надзор, разумеющимися и законными считаются многие следственные акты. С учетом следственных, а затем судебных ошибок крайне необходимо было бы установить судебный контроль за законностью основополагающих следст­венных действий и соответствующих актов. Это тем более необ­ходимо, что прокуратура в силу ряда обстоятельств не всегда мо­жет выполнить надзор за следствием.

Аргументацией этого положения является конституционное правоустановление политико-правового института судейского кор­пуса как феномена ветви государственной власти (ст. 11 Конститу­ции РФ). Возрастание роли судебной власти как гаранта прав гра­ждан на жизнь, свободу, неприкосновенность, тайну переписки, телефонных, почтовых и иных сообщений прямо вытекает из по­ложений ст.ст. 20, 22, 23, 25, 32, 35, 46, 47,52 Конституции РФ. Ак­сиомой является преюдиция актов государственных и иных орга­нов как юридических фактов, а во многих случаях состоявшихся правовых отношений (состояние гражданства, статус беженца, пе­реселенца и др.).

Отмена судом незаконных административных актов всегда была предметом научных дискуссий, аннулирование которых чаще всего рассматривалось правовосстановительной санкцией^[607] Была и противоположная идея: «недопустимость широкого судебного ус­мотрения при разрешении административного спора», аргументи­рованная спецификой административного правоотношения^[608]

В целом имеющиеся наработки советской правовой школы су­дебного контроля в области государственного управления в наибо­лее обобщенном виде представлены в работе Боннер А.Т., Квитки- на В.Т., которую с успехом можно использовать в проведении рос­сийской правовой реформы^[609]

Судя по содержанию ст. 120 Конституции РФ, независимость суда гарантируется его подчинением не любому и каждому акту административных органов, а только Конституции и Федеральному закону. По ч. 2 этой статьи в случае несоответствия акта государст­венного или иного органа закону он принимает решение в соответ­ствии не с любым, а с федеральным законом. Компромиссность и половинчатость конституционного правового регулирования пре­юдициальности управленческих актов как юридических фактов ничем не отличается от соответсвующих правоустановлений совет­ских конструкций. Практически ст. 120 Конституции РФ не закре­пила правовую идею отмены судами незаконных актов органов управления^[610] Имеющийся правовой материал этой статьи без соот­ветствующего механизма реализации в форме постановления Пра­вительства или Указа Президента РФ практически беспредметен, в связи с чем возникает необходимость внесения соответствующей поправки в ст.120 Конституции РФ. Именно так можно решить проблему преюдиции управленческих актов как отдельных юриди­ческих фактов и ' состоявшихся правовых отношений.

Презумпция знания судьями права, истинности приговора (су­дебного решения), законности и обоснованности управленческих решений и др. - есть основания их преюдиции. Преюдициальность юридических фактов может быть правовой и фактической. Она оз­начает обязательность их принятия без проверки.

Существенное значение в правоприменительной практике имеют фактические презумпции. Последние не всеми и не всегда признаются, но они имеют место в реальной действительности, способствуют поиску и оценке фактов (доказывать, опровергать их), определять их как позитивность, так и негативность, наконец, выявлять причинно-следственные связи. Характерным примером фактической презумпции является криминалистическая характери­стика преступлений, в которой установлены корреляционные зави­симости между ее элементами^[611].

В части предположения преюдициальности приговоров и су­дебных решений в теории права сделано одно замечание. Хотя приговор презюмируется истинным, обусловленным объективной истиной, эта презумпция является опровержимой. «Закон устанав­ливает условия и порядок доказывания ошибочности вступившего в законную силу приговора (иного судебного решения) в ис­ключительных стадиях уголовного процесса - надзорном произ­водстве и при пересмотре дела по вновь открывшимся обстоятельствам»?

Таким образом, юридические факты являются центральной проблемой доказательственного права, где важное значение имеет четкое разграничение дефиниций «доказательства» и «фактические данные». Последние в теории процессуального права часто смеши­

ваются, что приводит к судебным и следственным ошибкам^[612] Факт всегда - есть явление социальной действительности, а сведения о нем - это информация его познания. Одни из установленных фак­тов являются доказательствами существования других, последние предопределяют третьи и т.д. В этой логической цепи их взаимо­связей усматривается производность, первичность и вторичность юридических фактов и соответственно оценка их как доказа­тельств. Связи доказательств классифицируются на: закономерные и случайные; однозначные и многозначные; непосредственные и опосредованные; прямого и обратного действия. Поскольку юри­дический факт является частью предмета доказывания, постольку они соотносятся как связь целого и части^[613]