<<
>>

§ 2. Уголовно-правовое воздействие как объект уголовно-правовых отношений и его индивидуализация в уголовном процессе

Претворение в жизнь юридических норм, воплощение требований закона в поведении людей осуществляется при помощи правоотноше­ний[95]. Состоявшаяся или последующая реализация норм УК удостове­ряется в рамках уголовно-процессуальной деятельности.

Следовательно, индивидуальными актами процессуального производства одновремен­но официально признаются и соответствующие соблюдению, использо­ванию или исполнению уголовно-правовые отношения. Таким образом, уголовный процесс и уголовно-процессуальные отношения всегда скла­дываются в связи суголовно-правовыми отношениями и по поводу этих отношений, а одной из задач имеют установление характера данных от­ношений.

В литературе высказана позиция о случаях возможного существо­вания уголовно-процессуальных отношений без наличия уголовно­правовых. Так, П. С. Элькинд указывала, что возникновение и развитие уголовно-процессуальных отношений вне отношений уголовно-правовых является не только беспредметным, но и незаконным и необоснован­ным, однако такие отношения все же возникают, и это свидетельствует о неправильном возбуждении, расследовании, рассмотрении и разреше­

нии уголовных дел[96]. П. С. Дагель, В. Н. Шпилев и М. С. Строгович от­мечали, что уголовно-процессуальные отношения — это средство, спо­соб установления уголовно-правовых отношений, поэтому в результате уголовно-процессуального отношения может быть констатировано от­сутствие уголовного отношения[97]. При этом окончание производства по делу его прекращением или вынесением оправдательного приговора не является исключением из общего правила, срывом процесса и неудачей, а представляет результат правильного, объективного и непредвзятого ис­следования обстоятельств дела[98]. В. Г. Даев и Д. Ю. Гончаров отмечают, что в ряде случаев уголовный процесс возникает при явном отсутствии уголовно-правовых отношений, например, при возбуждении производ­ства о применении принудительных мер медицинского характера[99].

Приведенные суждения ученых заслуживают уважения, однако со­гласиться с ними не можем. Полагаем, что указания на возможность установления в ходе процессуальной деятельности отсутствия уголовно­правовых отношений обусловлены тем, что их авторы являются сторон­никами узких подходов к содержанию уголовно-правовых отношений и их видов. Вместе с тем вопрос о содержании правоотношения разреша­ется неоднозначно, причем как в отраслевых науках, так и в общей теории.

В соответствии с одной из позиций (Р. О. Халфина, Л. С. Явич и др.) правоотношением является фактическое, реальное, жизненное отно­шение, урегулированное нормой права[100]. Согласно другому убеждению (С. С. Алексеев, Ю. К. Толстой и др.), правоотношение — это связь субъ­ектов правами и обязанностями, т. е. оно выступает в качестве юри­дической формы лежащего в его основе общественного отношения[101].

Данные концепции по-разному отражают взаимосвязи нормы права и правоотношения. В первом случае правовое отношение представляет­ся как результат регулирующего воздействия нормы на общественное отношение, во втором оно является средством регулирования обще­ственных отношений[102].

Существует и третья позиция, которая объединяет оба названных подхода. Так, Ю. Г. Ткаченко предлагает различать правоотношения — индивидуальные модели возможного и должного поведения субъектов права, выступающие как образцы-мерки для этого поведения (но не само фактическое поведение), и правоотношения — фактические от­ношения, урегулированные нормами права [103]. Схожей позиции придер­живается В. Г. Даев. Он отмечает, что превращение правоотношения- модели в фактическое правоотношение происходит при посредстве правоприменительного процесса, в ходе которого устанавливаются (определяются) наличие соответствующих отношений и их характер[104]. Развивая данную точку зрения и преломляя ее на область уголовного права, А. А. Васильченко классифицирует уголовно-правовые отноше­ния на два вида: правоотношения — средства регулирования (играю­щие роль одного из средств механизма уголовно-правового регули­рования) и правоотношения — результат такого регулирования (т.

е. реализованные в деятельности субъектов правовые модели)[105]. Пози­ция Ю. Г. Ткаченко, В. Г. Даева и А. А. Васильченко поддерживается и другими авторами[106]. Она позволяет в определенной степени «сгла­дить острые углы» в споре о видах уголовно-правовых отношений и начале их возникновения и в целом разрешить более крупную про­блему о взаимосвязи уголовно-правовых и уголовно-процессуальных отношений.

Так, распространенной является точка зрения, что в содержание предмета уголовно-правового регулирования входят охранительные отношения, возникающие вследствие совершения преступления. Они состоят в праве государства на порицание и наказание правонару­

шителя и в его обязанности понести ответственность перед государ­ством[107]. Вместе с тем ряд авторов считают, что эти отношения воз­никают между государством и допустившим противоправное деяние субъектом в момент совершения этого деяния и существуют объек­тивно, независимо от того, раскрыто ли преступление, установлен ли правонарушитель и знает ли сам адресат уголовно-правовой нормы о состоявшемся нарушении запрета [108]. Другие исследователи полага­ют, что такие отношения возникают лишь в момент возбуждения уго­ловного дела[109] либо при привлечении лица в качестве обвиняемого [110], с момента вынесения обвинительного приговора суда[111] или момен­та его вступления в силу[112]. Причина несовпадения позиций, в числе

прочего, объясняется различным подходом к содержанию уголовно­правового отношения. Если рассматривать охранительное правоотно­шение как некую индивидуальную модель (средство регулирования), то для его возникновения достаточно наличия юридического факта в виде самого уголовно-правового деяния. Если же признавать правоотноше­нием только фактическое отношение, то оно является результатом уста­новления уголовно-правовой связи между гражданином (физическим лицом) и государством (в лице его уполномоченных органов).

Еще одним камнем преткновения при определении видов уголовно­правовых отношений является различное понимание функций уголов­ного права.

Так, ряд исследователей отрицают регулирующую функцию уголов­ного права, разграничивают категории «предмет правового регулиро­вания» и «предмет уголовно-правовой охраны» и включают в предмет регулирования только одну группу общественных отношений — охрани­тельных, складывающихся в связи с совершением преступления между содеявшим его лицом и государством в лице компетентных правоохра­нительных органов [113]. В. Г. Смирнов отмечает, что совпадение объектов охранительного и регулятивного воздействия имеет место только тогда, когда уголовный закон охраняет собственно уголовно-правовые отно­шения (в частности, при побеге осужденного из места заключения) [114].

Другие авторы менее категоричны. Так, Б. В. Яцеленко указывает на особую регулирующую сущность уголовного законодательства, ко­торую можно охарактеризовать как опосредованную [115]. Ю. С. Жариков допускает и прямое уголовно-правовое регулирование, которое имеет место в случаях, если в норме Особенной части УК присутствует опи­сательная диспозиция, содержащая совокупность признаков, отделяю­

щих общепринятый, допустимый в социуме стереотип поведения, но не упорядоченный нормами какой-либо регулятивной отрасли права, от преступного[116]. По его мнению, устанавливая сферу преступного, уголовный закон тем самым определяет и границы дозволенного. В та­ких случаях вообще нельзя нормировать общественные отношения с помощью регулятивного права. Возможна лишь их охрана уголовно­правовыми средствами[117].

Ряд ученых отмечают, что в чистом виде регулятивного и охрани­тельного права не существует. Одни и те же нормы одновременно вы­полняют и регулятивные, и охранительные функции, поскольку любой вид запрета, характерного для «охранительных» норм, одновременно выступает в качестве способа регулирования «нормального», «не от­клоняющегося» поведения[118].

По этой причине многие исследователи к предмету уголовно-правового регулирования помимо охранительных относят также общепредупредительные (позитивные, общерегулятив­ные) отношения, связанные с удержанием граждан от совершения пре­ступления посредством угрозы наказания, и регулятивные отношения, складывающиеся в связи с правомерным поведением граждан по причи­нению вреда при наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния[119]. Отдельные авторы выделяют уголовно-правовые отноше­ния в широком смысле, которые возникают со вступлением уголовно­го закона в силу, когда начинают действовать его превентивные функ­ции, оказывающие воздействие на неустойчивых лиц, удерживающие их от совершения преступлений под угрозой применения наказания, и узком смысле, т. е. «традиционные» отношения между государством и преступником[120]. Другие специалисты в предмет уголовно-правового регулирования помимо общественных отношений, возникающих вслед­ствие совершения преступления, включают наиболее важные и ценные

для личности, общества и государства стороны общественных отноше­ний, перечисленных в ч. 1 ст. 2 УК, в рамках которых осуществляется поведение лица, регламентированное уголовным законом [121].

Полагаем, что подход авторов, которые не ограничивают предмет уголовно-правового регулирования только лишь охранительными[122] правоотношениями, является оправданным. Он соответствует и обще­му утверждению о том, что все нормы права реализуются только через правоотношения[123] [124]. Так, 3. А. Астемиров отмечает: «Правоотношения в уголовном праве нельзя рассматривать только в связи с совершением преступления конкретными лицами и реализацией санкций соответ­ствующих норм уголовного закона... эти нормы, еще не будучи приме­нены к конкретным правонарушителям, безотносительно к совершению преступления призваны регулировать поведение людей посредством запрещения исчерпывающе определенных общественно опасных по­ступков и предписания их дозволения (в случаях необходимой обороны и крайней необходимости) совершения действий, отвечающих интере­сам общественной и личной безопасности» lls.

Считаем, что реализация уголовно-правовых норм (в том числе и в форме соблюдения или использования) всегда происходит в рам­ках правоотношений. Причем если выделять правоотношения-средства регулирования, то модель правопослушного поведения появляется уже при введении в действие соответствующей нормы УК. Как результат ре­гулирования общие отношения могут существовать в виде правомерно­го поведения в связи с воздействием на интеллектуально-волевую сферу

адресата уголовно-правовой нормы. Государство через фиксирование в нормах уголовного права своей воли направляет поведение людей по каналам прямой связи. При позитивном обязывании уголовный закон побуждает граждан под угрозой применения наказания действовать правомерно, выполнять возложенные на них обязанности. Государство одобряет законопослушное поведение[125]. С другой стороны, подпадаю­щие под действие уголовного закона лица вправе требовать от государ­ства должной системы правового регулирования, а государство обязано создать систему, которая обеспечит охрану перечисленных в ч. 1 ст. 2 УК благ от преступных посягательств, позволит предупредить совершение преступлений.

Позитивные уголовно-правовые отношения длятся до тех пор, пока государство законодательно не устранит преступность и наказуемость деяния [126]. Если же гражданин нарушит свою обязанность воздержаться от совершения преступления, то дополнительно[127] возникают охрани­тельные уголовно-правовые отношения.

Установление полной номенклатуры возможных видов уголовно­правовых отношений, а также поиск соответствующих им наименова­ний, наиболее адекватно отражающих их функциональное назначение, не входит в задачи нашего исследования. Обращение к данному вопросу вызвано необходимостью констатировать, что уголовно-процессуальная деятельность и уголовно-процессуальные отношения всегда обуслов­лены наличием уголовно-правовых отношений. Если в рамках судо­производства будет установлено, что преступление не совершалось, это не должно свидетельствовать о незаконности возбуждения и рас­следования уголовного дела в случаях, когда изначально обоснованно предполагались охранительные правоотношения. Подобное не означает и существования уголовно-процессуальных отношений без уголовно­правовых. Есть возможность говорить лишь об имеющей место ошибке

в определении вида последних[128]. Следовательно, процессуальные акты основного характера, которые выражают завершающие правоохрани­тельные действия, всегда будут иметь уголовно-правовые последствия в виде констатации соответствующих правоотношений.

Общерегулятивные и регулятивные уголовно-правовые отношения не требуют вмешательства правоохранительных органов. После воз­действия норм права на сознание и волю адресатов происходит само­регулирование гражданами (субъектами этих отношений) собственного правомерного поведения. При необходимости в рамках уголовного про­цесса государственные органы лишь удостоверяют правомерность по­ведения и наличие соответствующего правоотношения. Иначе обстоит дело с охранительными отношениями. Они могут преобразовываться из правоотношения — индивидуальной модели в фактическое правоот­ношение посредством правоприменительного процесса. Деятельность органов предварительного расследования и суда начинается потому, что возникает потребность в правильном применении уголовных норм для возможной их реализации в форме исполнения. В ходе уголовно­процессуальной деятельности требуется не только удостоверение ле­жащего в их основе юридического факта (уголовно-правового деяния), но и конкретизация элементов данных отношений.

По вопросу о перечне и содержании элементов правоотношения- результата регулирования среди ученых также нет единства во мнени­ях. Однако в юридической литературе преобладает подход, что всякое общественное отношение предполагает: субъекты, между которыми оно возникает и развивается; объект, по поводу которого оно складывается; содержание — взаимодействие субъектов, проявляющееся через их пра­ва и обязанности.

Наиболее дискуссионным в теоретическом плане является вопрос об объекте правоотношения. Здесь также трудно найти положение, ко­торое единообразно признавалось бы, не вызывало споров[129]. Анализ имеющихся в литературе по общей теории права позиций, объясняющих понятие объекта правоотношения, позволяет сузить различия до двух наиболее распространенных групп: монистической теории (единого объ­екта — действия, поведения обязанного лица)[130] и плюралистической теории (множественности объектов), в которой объектами признаются различные социальные блага (вещи; предметы духовного творчества; личные неимущественные блага; поведение участников правоотноше­ний; результаты их поведения, т. е. последствия, к которым приводит то или иное действие или бездействие) [131]. Последняя теория представляет­ся более практичной, позволяет реально отразить разнообразие суще­ствующих правоотношений и соответствующие им объекты.

На основе разработок общей теории права вопрос об объекте уголовно-правового отношения исследовался представителями науки криминального цикла[132]. Из имеющегося разнообразия точек зрения наиболее верной представляется та, в соответствии с которой объ­ектом являются правовые последствия события (деяния), которое по­служило юридическим фактом возникновения правоотношения. При таком подходе объектом традиционного, охранительного уголовного правоотношения являются наказание [133], уголовная ответственность [134],

меры государственного воздействия, которые могут быть реализованы в отношении лица, совершившего преступление. Следует учитывать, что объект — это явление, на которое направлены права и обязанно­сти субъектов правоотношений, определяющие их возможное и долж­ное поведение. Поэтому полагаем, что объектом отношения вряд ли можно признать точку приложения наказания или иных средств воз­действия — т. е. правовой статус адресата уголовно-правовых норм[135]. Объектом являются средства государственного воздействия, применяе­мые в отношении лица, допустившего уголовно-правовое деяние, и пре­терпеваемые правонарушителем.

Предваряя дальнейшие рассуждения, отметим, что в задачи на­стоящего исследования не входит разрешение проблемы соотношения понятий «уголовная ответственность», «уголовно-правовое воздей­ствие», «наказание», «меры уголовно-правового характера», «уголовно­правовые последствия» и т. п. Полагаем, что любой из этих феноменов позволяет в той или иной степени охарактеризовать объект уголовно­правовых отношений. Однако должны признать, что в лучшей степени данную функцию может выполнять категория «уголовно-правовое воз­действие». Для обоснования своей позиции обратимся к анализу содер­жания соответствующих категорий.

Согласно ч. 1 ст. 43 УК наказанием является мера государственного принуждения, назначаемая по приговору суда, применяемая к лицу, при­знанному виновным в совершении преступления, и заключающаяся в ли­шении или ограничении прав и свобод этого лица. «Наказание» претендо­вало на исключительную роль объекта правоотношений в то время, когда выступало единственно возможной реакцией государства на обществен­но опасное поведение, а также являлось практически единственным сред­ством предупреждения совершения новых преступлений. Изначально и сущность уголовной ответственности сводилась авторами к примене­нию наказания[136] либо к осуществлению правовых санкций (ответствен­ность рассматривалась в качестве формы, а санкция правовой нормы — в качестве содержания этой формы) [137]. К. А. Сыч обращает внимание, что отождествление уголовной ответственности и наказания прослежи­вается и на уровне отечественного законодательного опыта (в частности, УК РСФСР 1960 г. содержал перечень обстоятельств, отягчающих и смяг­

чающих уголовную ответственность, а УК РФ — обстоятельства, отяг­чающие и смягчающие наказание). Вместе с тем УК РФ проводит раздел между основаниями освобождения от уголовной ответственности (гл. 11) и основаниями освобождения от уголовного наказания (гл. 12). Следова­тельно, уголовная ответственность и наказание хотя и родственные, но все же не тождественные категории [138]. В целом согласимся с А. В. Наумо­вым в том, что после принятия действующего УК «уголовная ответствен­ность» стала использоваться в более объемном значении и включать все меры уголовно-правового воздействия, применяемые к лицу, совершив­шему преступление (как наказание, так и иные меры) [139].

Категория «уголовная ответственность» не имеет законодательно­го определения, а имеющиеся в уголовно-правовой доктрине позиции о сущности и содержании данного явления различаются, причем кар­динально. При этом любой из подходов вполне имеет право на суще­ствование, так как основывается на различном понимании учеными содержания уголовно-правовых отношений, их видов и начала возник­новения, о чем упоминалось ранее.

Так, согласно одному из распространенных подходов уголовная от­ветственность — это обязанность лица отвечать за совершенное пра­вонарушение, подвергнуться мерам негативного воздействия, понести личный или имущественный ущерб, указанный в санкции статьи уго­ловного закона [140].

Данное воззрение, на первый взгляд, представляется небезупреч­ным: любую юридическую обязанность, корреспондирующую субъек­тивному праву, следует относить к содержанию правоотношения, а не к ее объекту. В связи с этим уместными являются суждения авторов, указывающих, что «правовая обязанность не может отождествляться

с правовой ответственностью»[141], «ответственность — это не обязан­ность претерпевания последствий, проистекающих из правонарушения, а самое их претерпевание в состоянии принуждения»[142].

Вместе с тем в момент совершения преступления возникает лишь охранительное уголовно-правовое отношение-модель, а фактическое применение и реализация мер принуждения к лицу, допустившему уголовно-правовое деяние, еще невозможно. Элементами такого право­отношения выступают только субъективные права и юридические обя­занности[143]. Таким образом, и уголовная ответственность существует в это время только лишь на уровне прав и обязанностей. Однако в ре­зультате правоприменительной деятельности, когда правоотношение- средство регулирования преобразуется в правоотношение-результат регулирования, ситуация меняется.

Подход ученых, связывающих ответственность с фактическим применением основанных на правовом и моральном осуждении право­нарушителя мер государственного принуждения, с наступлением в ре­зультате совершения преступления неблагоприятных для виновного последствий — ограничений личного и имущественного порядка[144] со­ответствует уголовно-правовым отношениям — результатам регулиро­вания. В таком контексте уголовная ответственность всегда конкретна и неотделима от реального исполнения мер принуждения, предусмо­тренных в нарушенной уголовно-правовой норме [145].

В уголовно-правовой науке предприняты попытки представить категорию уголовной ответственности и в позитивном плане — как разновидность социальной ответственности. Так, В. Г. Смирнов пред­ложил понимать данный феномен как «осознание своего долга перед обществом и государством»[146]. Подход, при котором ответственность

должна рассматриваться не только в негативном, но и в позитивном ка­честве, поддержан 3. А. Астемировым, В. А. Елеонским, Б. Т. Базылевым, М. С. Строговичем, В. Н. Кудрявцевым и другими исследователями[147]. Сторонники позитивной ответственности считают, что основанием ее возникновения является принятие нормативного акта, запрещающего определенные действия под угрозой наказания [148], что она является от­ветственностью без нарушения и наказания (бесконфликтная), сопро­вождает личность постоянно и определяет ее поведение, прежде всего, с внутренней, а не внешней стороны [149]. Такие суждения соответствуют

подходу исследователей, допускающих существование общих правоот­ношений в качестве самостоятельного вида. Если признавать наличие таковых, то последовательно нужно выделять в качестве объекта этих правоотношений и соответствующий им вид ответственности. Вместе с тем как общерегулятивные отношения признаются не всеми автора­ми, так и существование позитивной ответственности в теории права и уголовно-правовой теории воспринимается неоднозначно [150].

Анализ основных точек зрения относительно категории «уголовная ответственность» позволяет согласиться с тем, что хотя ей и отводится в современной уголовно-правовой доктрине важная роль, но на сегод­няшний день нет устоявшегося понятия и даже единой позиции отно­сительно ее статуса, форм реализации и т. п. Современная уголовно­правовая наука находится под тяжестью различных подходов, теорий и взглядов относительно составляющих рассматриваемого явления, и это самым негативным образом сказывается на всех уровнях, начи­ная от процесса обучения специалистов в области юриспруденции, за­канчивая практическими работниками «всех мастей» [151]. По мнению от­дельных авторов, категорию «уголовная ответственность» необходимо в принципе устранить, а сконцентрироваться на разработке термина «уголовно-правовое воздействие» [152]. Такой вывод является чрезмерно категоричным. Дальнейшее использование категории «уголовная от­ветственность», в том числе и для характеристики объекта уголовно­правового отношения, вполне возможно, хотя это неизбежно будет приводить к коллизиям, связанным с различным пониманием данного феномена. Поэтому при определении правовых последствий деяния, со­держащего все признаки состава преступления, использование катего­рии «уголовно-правовое воздействие» является более целесообразным.

Отметим, что «уголовная ответственность» и «уголовно-правовое воздействие» являются близкими по содержанию, но не тождественны­

ми категориями. Термин «воздействие» происходит от слова «воздей­ствовать» — оказав влияние, добиваться результата[153] [154]; «влияние» — это «действие, оказываемое кем-чем-нибудь на кого-нибудь, воздей­ствие» 14s. Сравним с категорией «ответственность» — необходимость, обязанность отдавать кому-нибудь отчет в своих действиях, поступ­ках[155], и словосочетанием «привлечь к ответственности» — заставить отвечать за проступок[156].

Отталкиваясь от значений исследуемых терминов и словосочета­ний, можем констатировать, что они отражают единый феномен — объ­ект уголовно-правового отношения, однако воспроизводят его со сто­роны разных субъектов — т. е. государства и лица, которому адресуются нормы. Из такого понимания «уголовно-правового воздействия» исхо­дят и исследователи. Например, А. И. Чучаев предлагает рассматривать его в качестве способов уголовно-правового выражения государствен­ного принуждения, применяемого к лицу, совершившему общественно опасное деяние, запрещенное уголовным законом, путем наложения на осужденного правоограничений (лишения либо ограничения прав и свобод лица) [157]. Обратим внимание, что результат этой деятельно­сти — состояние, в котором находится соответствующее лицо в связи с оказанием на него принудительных средств уголовно-правового воз­действия, является уголовной ответственностью.

Кроме того, ряд авторов считают, что понятие «уголовно-правовое воздействие» более широкое, чем «уголовно-правовое принуждение» [158]. Например, по мнению М. В. Бавсуна, рассматриваемый феномен пред­ставляет собой основанную на официально-властном волеизъявле­нии и закрепленную в уголовном законе систему принудительных,

информационно-правовых, воспитательных и других мер, необходимых для обеспечения охраны интересов государства, общества и личности от общественно опасных посягательств [159]. Можно констатировать, что такому объему «уголовно-правового воздействия» соответствует «уго­ловная ответственность» в широком смысле, охватывающем негативное и позитивное качество. Объектом охранительного отношения главным образом являются принудительные средства обеспечения задач УК (ка­рательного и некарательного характера). Хотя не исключаются и иные способы влияния.

После выяснения видов уголовно-правовых правоотношений и мо­ментов их возникновения, характеристики содержания наиболее «про­блемного» элемента их состава — объекта (уголовной ответственности, уголовно-правового воздействия) обратим внимание на значимость процессуальной деятельности в конкретизации данных отношений и индивидуализации уголовно-правового воздействия.

Ранее указывалось, что в момент совершения преступления воз­никает охранительное правоотношение — индивидуальная модель, в связи с чем у государства появляется право на оказание уголовно­правового воздействия в отношении лица, совершившего преступле­ние, а у данного лица — обязанность понести уголовную ответствен­ность. Вместе с тем фактическое государственное принуждение к лицу, совершившему запрещенное уголовным законом общественно опас­ное деяние, лишение либо ограничение его прав и свобод возможны только в рамках правоотношения-фактического отношения. Оче­видно, что для преобразования отношения-средства регулирования в правоотношение-результат регулирования нужен дополнительный юридический факт.

Гипотетически таким фактом может выступать вступление в закон­ную силу обвинительного приговора суда. Ранее отмечалось, что с этим событием некоторые ученые связывают возникновение уголовной от­ветственности, а другие — возможность ее реализации. В качестве нор­мативного обоснования для этого вывода авторы указывают ст. 49 Кон­ституции РФ, закрепляющую, что каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет до­казана в предусмотренном федеральным законом порядке и установле­на вступившим в законную силу приговором суда. Ряд исследователей

считают, что до этого момента и в целом уголовно-правовое отношение не возникает. Отдельные из них приходят к выводу, что совершение пре­ступления не только не представляет юридический факт (для уголовно­правового или уголовно-процессуального отношения), но даже что само преступление появляется только в результате уголовного процесса [160].

Полагаем, что констатация преступления, виновности определен­ного лица в обвинительном приговоре суда и само совершение опреде­ленным лицом преступления — это суть разные явления. Удостоверение состоявшегося уголовно-правового деяния, как и уголовно-правового отношения, делается постфактум, спустя время после действительного возникновения уголовно-правового отношения. Так же, как и в случаях с общерегулятивными и регулятивными отношениями, удостоверение охранительных уголовно-правовых отношений возможно по результа­там познавательной деятельности. Основания для постановления об­винительного приговора не возникают сразу, «вдруг», приговор суда должен быть подготовлен предшествующим доказыванием[161]. Установ­ление (и исследование) фактических обстоятельств происшедшего яв­ляется необходимой предпосылкой[162] (в ином прочтении — обязатель­ной стадией [163]) применения уголовного закона.

Таким образом, более точной представляется позиция ученых о том, что возникновение правоотношения следует отличать от его установления и фиксации. Так, В. Н. Кудрявцев отмечает: для того чтобы практически применить меру воздействия к преступнику, необходимо официально признать и зафиксировать уголовно-правовое отношение, т. е. установить юридический факт, его породивший, — событие престу­пления, и субъект уголовного правоотношения — лицо, виновное в со­

вершении преступления, а также определить конкретное содержание данного отношения, т. е. выяснить, какой уголовно-правовой нормой оно предусмотрено. Эти задачи выполняются органами предваритель­ного расследования, прокурором и судом, которые в ряде процессуаль­ных документов фиксируют выявленное уголовно-правовое отношение в виде определенной квалификации совершенного деяния [164].

Совершение преступления не выступает юридическим фактом для уголовно-процессуального отношения. Появление охранительно­го уголовно-правового отношения-индивидуальной модели не озна­чает автоматического возникновения уголовно-процессуального от­ношения. Более того, в условиях латентности преступности[165] следует признать, что далеко не каждое уголовное правонарушение влечет осуществление процессуальной деятельности, а следовательно, нали­чие материального правоотношения не свидетельствует о неизбежном зарождении процессуального его «собрата». Начальным моментом уголовно-процессуальных отношений является получение уполномо­ченными государством органами сведений о совершенном или готовя­щемся общественно опасном посягательстве. Законодатель исходит из обязательности принятия мер по установлению события преступления, изобличению лица или лиц, виновных в его совершении, в каждом слу­чае обнаружения признаков преступления (ч. 2 ст. 21 УПК).

Вместе с тем лицу, совершившему преступление, для реализации индивидуальных прав не следует ожидать возникновения уголовно­процессуальных отношений. Охранительные (как и общерегулятив­ные и регулятивные) правоотношения-индивидуальные модели пре­образуются в правоотношения-отношения при осознании адресатом уголовно-правовых норм того факта, что он является субъектом уголовно-правового деяния. Воспринимая свою обязанность претер­певать средства уголовно-правового воздействия, это лицо вправе рас­считывать, что оказываемое государством воздействие будет соответ­ствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам совершения и его личности.

Объективизация фактических охранительных отношений может происходить через правомерное поведение субъекта — физического лица, для которого не требуется предварительных актов, фиксирующих уголовно-правовое отношение. Он вправе оказать медицинскую и иную помощь пострадавшему непосредственно после совершения преступле­ния, добровольно возместить имущественный ущерб и моральный вред потерпевшему, явиться с повинной, активно способствовать раскры­тию и расследованию преступления, осуществить иные действия, ко­торые будут влиять на выбор средств уголовно-правового воздействия (пп. «и», «к» ч. 1 ст. 61 УПК и др.). Такое посткриминальное позитивное поведение реализуется именно в рамках уголовно-правового отноше­ния (отдельные права могут быть реализованы уже до, а другие — по­сле возникновения уголовно-процессуальных отношений). Появление индивидуально-волевого аспекта в ряде случаев совпадает по времени с совершением преступления, но может состояться и позднее, в том числе в связи с информированием государственными органами о нали­чии преступления, уведомлением конкретного лица о вовлечении его в уголовно-процессуальную деятельность.

Правоприменительная деятельность с вынесением индивидуаль­ных актов, в которых фиксируется установление элементов состава правоотношения, необходима именно государству. Акты применения уголовного закона являются необходимым условием для оказания при­нудительного уголовно-правового воздействия. Отдельные из них удо­стоверяют лишь факт совершения преступления[166]. Другие отражают конкретизацию субъекта уголовно-правового деяния. В постановлении о возбуждении дела, уведомлении о подозрении в совершении престу­пления, в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого со­держится предварительная квалификация преступления, следователь­но, данными актами конкретизируется и содержание правоотношения (права и обязанности относительно уголовно-правового воздействия, определенного в той или иной норме УК). Само же принудительное уголовно-правовое воздействие требует индивидуализации примене­ния санкции уголовно-правовой нормы. Такими актами являются при­говоры и иные итоговые судебные решения. Но помимо актов основного характера, выражающих завершающие правоохранительные действия, индивидуализацию уголовно-правового воздействия могут отражать

и акты вспомогательного характера, которые выражают предваритель­ные правоохранительные действия. Ими являются решения о примене­нии мер пресечения (а также о применении некоторых иных мер про­цессуального принуждения).

Ряд ученых не относят меры процессуального принуждения к про­явлению уголовной ответственности, считая, что при таком подходе нарушался бы принцип презумпции невиновности[167]. Их позиции со­ответствуют точке зрения исследователей, понимающих уголовную от­ветственность лишь как меру принуждения, связанную с осуждением лица, признанного виновным в совершении преступления по вступив­шему в законную силу приговору суда, к определенным правоограни- чениям карательного и некарательного характера[168]. Однако уголовно­правовое воздействие посредством мер процессуального принуждения не следует отождествлять с осуждением и наказанием или испытанием (условным осуждением), которое может назначаться лицу, признанному виновным по приговору суда. Избрание меры процессуального принуж­дения, как и принятие любого иного решения, связанного с применени­ем уголовного закона в ходе процессуальной деятельности, основыва­ется на предварительных выводах уполномоченных органов о том, что имеет место деяние, содержащее признаки состава преступления, но не предрешает вопроса о виновности[169].

В большей степени нам импонирует позиция исследователей, ко­торые вкладывают в содержание уголовной ответственности более ши­рокий смысл [170], указывают, что уголовная ответственность реализует-

ся в различных формах, предполагает развитие и проходит в несколь­ко этапов [171], одним из которых является государственное принуждение в виде мер пресечения[172], рассматривают избрание меры пресечения в качестве составной части индивидуализации уголовной ответствен­ности [173]. Обращая внимание на то, что отнесение мер процессуального принуждения к уголовной ответственности не противоречит презумп­ции невиновности, А. В. Наумов отмечает, что «суд не „создает" состав преступления, а регистрирует, устанавливает его». Если вынесением об­винительного приговора подтверждено установление в действиях лица состава преступления, «тогда заключение под стражу засчитывается в срок наказания в виде лишения свободы, назначенного судом, так как в соответствии с приговором эта мера государственного принуждения была применена к лицу, действительно совершившему преступление. Меры пресечения, следовательно, органически входят в уголовную от­ветственность, становятся ее частью. Взгляд на меры пресечения как на разновидность части уголовной ответственности влечет за собой повы­шенную ответственность и более повышенное отношение практических работников к применению мер пресечения» [174].

В ряде решений ЕСПЧ и судебных органов нашей страны отмеча­ется, что применение мер пресечения, иных мер процессуального при­нуждения к подозреваемым и обвиняемым при наличии оснований не может истолковываться как акт признания вины, а следовательно, соот­ветствует презумпции невиновности [175].

Таким образом, в рамках уголовного процесса осуществляется кон­кретизация[176] уголовно-правового отношения. Устанавливаются об­стоятельства произошедшего деяния и субъектов его совершения, что проявляется в процессуальных документах в виде конкретной квали­фикации (применяется диспозиция нормы УК). Если при конкретиза­ции деяния, содержащего признаки состава преступления, будет вы­явлено, например, что наличествуют обстоятельства, исключающие его преступность (гл. 8 УК), то в таком случае произошедшее деяние так­же получает уголовно-правовую квалификацию, свидетельствующую о наличии «нетипичного» уголовно-правового отношения, не связан­ного с необходимостью привлечения к уголовной ответственности[177]. Конкретизация уголовно-правового отношения продолжается[178] по­сле уточнения предмета производства (юридического факта (деяния) и субъектов) через индивидуализацию объекта правоотношения. Каж­дой диспозиции уголовно-правовой нормы соответствует своя санкция, в которой определены средства принудительного уголовно-правового воздействия. С учетом тяжести совершенного деяния, а также обстоя­

тельств, характеризующих личность обвиняемого, смягчающих и отяг­чающих обстоятельств, компетентный орган выбирает и применяет изначально меру пресечения, а позднее — наказание или иную меру уголовно-правового характера либо отказывается от их применения в связи с нецелесообразностью.

Обратим внимание, что с появлением уголовно-процессуального отношения юридический факт, лежащий в основе уголовно-правового отношения (общественно опасное посягательство), и его субъекты (лицо, совершившее противоправное деяние, и государство) остаются неизменными[179]. Вместе с тем в ходе предварительного расследования и судебного разбирательства уголовно-правовое отношение должно «развернуться», «конкретизироваться»[180]. Для конкретизации уго­ловных правоотношений (их структурных элементов) необходимы уголовно-процессуальные отношения, в поступательном движении которых устанавливаются, раскрываются и удостоверяются уголовно­правовые отношения [181]. Верными, на наш взгляд, являются следующие суждения авторов: «процессуальное отношение является вспомогатель­ным в отношении материального, но оно от последнего неотделимо и от него неотъемлемо»[182], «при своем возникновении уголовно-правовые отношения не всегда отличаются достаточной определенностью и уточняются с помощью уголовно-процессуальных отношений»[183], «уголовно-правовое отношение приобретает все более и более кон­кретный вид посредством процессуальных отношений»[184]; «уголовно­правовое отношение развивается, а каждый этап его развития требует новых уголовно-процессуальных отношений» [185].

С критикой указанных суждений выступает В. П. Божьев. Он отме­чает, что уголовно-правовое отношение к моменту расследования уже сложилось, его формирование происходит в момент возникновения. Оно существует объективно. Поэтому ни следователь, ни суд не могут ни «развернуть» его, ни «уточнить», ни «конкретизировать». У право­

применителя могут быть полные или отрывочные (частичные) пред­ставления об уголовном правоотношении; могут быть более или менее конкретные знания о нем, которые в процессе производства по делу уточняются. Но изменение представления (субъективного убеждения) об уголовно-правовом отношении не может его ни изменить, ни уточ­нить, ни развернуть, ни конкретизировать [186].

С точкой зрения В. П. Божьева о неизменности порожденных опре­деленным юридическим фактом уголовно-правовых отношений мы мо­жем согласиться лишь отчасти, а потому не склонны присоединяться к критике обозначенных выше позиций авторов.

Во-первых, считаем возможным интерпретировать ряд оспари­ваемых высказываний не как о возможности изменения уголовно­правовых отношений при производстве по делу, а именно об уточнении знаний, конкретизации представлений о них, поскольку уголовно­процессуальные отношения являются способом, средством выяснения и установления уголовно-правового отношения[187]. Такую позицию, в частности, занимает В. 3. Лукашевич, отмечая, что необходимо разли­чать возникновение уголовно-правовых отношений от его установления и реализации: «Уголовно-правовое отношение является объективной категорией...», его «„развернутость", „конкретность" следует понимать в том смысле, что она только устанавливается в результате уголовно­процессуальной деятельности» [188].

Во-вторых, нельзя исключать и изменение самого уголовно­правового отношения. Например, в ходе предварительного расследо­вания, судебного разбирательства и даже при исполнении наказания может появиться дополнительный юридический факт, изменяющий ма­териальное правоотношение. Такую ситуацию характеризуют принятие уголовного закона, имеющего обратную силу, наступление новых обще­ственно опасных последствий деяния и т. п.

В-третьих, следует признать правильной позицию С. С. Алексее­ва, отмечающего своеобразие уголовных правоотношений. По мнению автора, оно состоит в том, что в момент совершения преступления эти отношения возникают в еще не полностью сформированном виде; не­

определенность устраняется при конкретизации в соответствии с ин­дивидуальными особенностями дела меры наказания и тем самым обе­спечивается определенность также содержания прав и обязанностей субъектов ιs3. На то, что после совершения преступления именно право государства на наказание находится в динамическом состоянии, указы­вал Н. Н. Полянский [189] [190].

А. В. Наумов обращает внимание на возможную динамику охра­нительных уголовно-правовых отношений при возникновении новых юридических фактов, влекущих изменение отношений (состоящих в уклонении от исполнения наказания, а также являющихся основа­нием для применения наказания к лицу, излечившемуся от душевной болезни) или с которыми связывается их прекращение (факты, свиде­тельствующие об исполнении наказания; а также те, с которыми свя­зывается возможность освобождения от уголовной ответственности и безусловное освобождение виновного от наказания)[191]. Таким об­разом, ряд ученых конкретизацию уголовного правоотношения видят не только и не столько в установлении сведений о юридическом факте, лежащем в основе правоотношения, и его субъектах, сколько в инди­видуализации объекта правоотношения — уголовной ответственности, уголовно-правового воздействия.

И. Звечаровский также отмечает, что уголовное правоотношение, возникающее в связи с фактом совершения преступления, имеет свою динамику развития, что в конечном итоге отражается на применении мер уголовно-правового характера. Он считает, что изменения могут быть следствием любого имеющего уголовно-правовое значение по­ведения (правомерное или противоправное) субъекта охранительного уголовного правоотношения. Поведение со знаком «минус» имеет место в случаях уклонения от отбывания назначенного судом наказания (на­пример, ч. 5 ст. 46, ч. 3 ст. 49, ч. 4 ст. 50, ч. 5 ст. 53 УК), при уклонении условно осужденного от исполнения возложенных на него судом обя­занностей (чч. 2 и 3 ст. 74 УК) и т. п. Правомерное поведение предпола­гает различные варианты деятельного раскаяния [192].

Обращаем внимание, что в современном законодательстве в каче­стве позитивного поведения рассматривается заключение подозревае­мым, обвиняемым соглашений, основанных на признании им вины, вы­полнение их условий (гл. гл. 321, 40, 40' УПК). Такие посткриминальные действия лица, совершившего преступление, позволяют упростить про­цессуальную форму установления фактических обстоятельств, имею­щих уголовно-правовое значение, и предполагают снижение пределов оказания принудительного уголовно-правового воздействия (чч. 2-5 ст. 62 УК). Следовательно, уголовный процесс не только позволяет уста­новить уголовные правоотношения. В рамках процессуальных право­отношений могут сформироваться юридические факты, изменяющие течение материальных уголовно-правовых отношений. Учитывая дан­ное взаимодействие, согласимся с высказыванием Б. Т. Базылева, что «процессуальные правоотношения... носят вторичный, производный характер, поскольку возникают по поводу действительного или предпо­лагаемого отношения юридической ответственности. Развитие, измене­ние и прекращение процессуальных отношений зависит от отношения ответственности. В то же время процессуальные отношения активны, имеют властный характер и в силу этого обеспечивают динамику лежа­щего в их основе материального правоотношения» [193] [194]. К схожим выво­дам приходят М. Ю. Дворецкий и В. Ю. Стромов: «будучи изначально производным от первоначальной основы, „уголовно-процессуальное правоотношение" существует непосредственно после складывания материально-правового отношения в рамках уже существующих прав и обязанностей ее субъектов. В свою очередь, динамика материально­правового отношения возникает лишь в связи с развитием процессуаль­ных отношений, что отражает их двустороннюю связь» ιss.

Таким образом, уголовно-процессуальные отношения предназначе­ны для конкретизации содержания уголовных правоотношений посред­ством установления лежащих в их основе юридических фактов — дея­ний, субъектов уголовных правоотношений, а также индивидуализации их объектов — средств уголовно-правового воздействия. Достигнутая конкретизация содержания уголовного правоотношения отражается в процессуальных актах досудебного и судебного производства. Установ-

пение сведений о пежащем в основе юридическом факте и о субъектах правоотношения предполагает юридическую оценку содеянного (приме­нение диспозиции уголовно-правовой нормы), а индивидуализация объек­та правоотношения — выбор средств уголовно-правового воздействия (в пределах санкции нормы УК).

<< | >>
Источник: Муравьев К. В.. Меры процессуального принуждения — особые средства уголовно-правового воздействия: доктрина, применение, опти­мизация : монография. — Омск : Омская академия МВД России,2017. — 228 с.. 2017

Еще по теме § 2. Уголовно-правовое воздействие как объект уголовно-правовых отношений и его индивидуализация в уголовном процессе:

  1. § 2. Формирование досудебного производства по уголовным делам в отношении несовершеннолетних в советский и постсоветский периоды развития России
  2. 1.4. Потерпевший как субъект уголовных правоотношений
  3. 2.1. Понятие уголовно-правового статуса потерпевшего
  4. § 3. СОЦИАЛЬНОЕ НАЗНАЧЕНИЕ И ЦЕЛИ УГОЛОВНОГО НАКАЗАНИЯ
  5. § 2. ПРИНЦИПЫ НАЗНАЧЕНИЯ НАКАЗАНИЯ КАК СИСТЕМА
  6. Возраст как квалифицирующий признак в статьях Особенной части УК РФ
  7. § 1. Понятие и содержание уголовного правотворчества
  8. § 3. Совершенство и эффективность уголовного закона
  9. § 1. Предмет и система теории уголовного правотворчества
  10. § 2. Формулирование целей уголовно-правовых норм
  11. § 7. ГРАЖДАНСКОЕ ПРАВО В СИСТЕМЕ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ПРАВА, ЕГО ОТЛИЧИЯ ОТ ДРУГИХ ОТРАСЛЕЙ
- Авторское право - Аграрное право - Адвокатура - Административное право - Административный процесс - Арбитражный процесс - Банковское право - Вещное право - Государство и право - Гражданский процесс - Гражданское право - Дипломатическое право - Договорное право - Жилищное право - Зарубежное право - Земельное право - Избирательное право - Инвестиционное право - Информационное право - Исполнительное производство - История - Конкурсное право - Конституционное право - Корпоративное право - Криминалистика - Криминология - Медицинское право - Международное право. Европейское право - Морское право - Муниципальное право - Налоговое право - Наследственное право - Нотариат - Обязательственное право - Оперативно-розыскная деятельность - Политология - Права человека - Право зарубежных стран - Право собственности - Право социального обеспечения - Правоведение - Правоохранительная деятельность - Предотвращение COVID-19 - Семейное право - Судебная психиатрия - Судопроизводство - Таможенное право - Теория и история права и государства - Трудовое право - Уголовно-исполнительное право - Уголовное право - Уголовный процесс - Философия - Финансовое право - Хозяйственное право - Хозяйственный процесс - Экологическое право - Ювенальное право - Юридическая техника - Юридические лица -